Текст книги "Великая игра"

Автор книги: Наталья Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 46 страниц)

– Ну, хоть вы ему скажите!

– А что я должен сказать? – поднял почти идеальные дуги бровей лекарь. – Вы такой же человек, как и все, для заразы знатности рода нет. Выйдете из города, перезаражаете еще кучу народу…

– Так что же, мне тут подыхать?

– Каждый подыхает на своем посту! – рявкнул комендант. – Сейчас я тут командую! Никуда не выпущу!

– Если кто-нибудь из моей семьи умрет… – зловеще начал было наместник.

– Предъявите счет Мордору – невинно глядя на него, докончил Эрион. – Война и мор равняют всех. Вы пока в верхнем городе, тут уровень заболеваемости куда ниже. Предоставьте, что вы в осаде.

Комендант согласно кивал.

– Выполняйте указания господина Эриона и не пытайтесь удрать. А то я вас засажу в цитадель.

Наместник внезапно успокоился. От него повеяло таки полным ненависти холодом, что Эрион аж поежился.

– Хорошо. Я доживу, не надейтесь. Вот кончится мор…

– И что? – рявкнул примипил. – Я действую по уставу и по закону. И идите вы в жопу со своими угрозами. Мне без вас делать нечего, что ли?

Эрион тихонько выскользнул наружу, предоставив главам города разбираться между собой. А ему пора было заняться делом.

В гавани опять горели костры. По городу ходили патрули, крюками выволакивая трупы из домов и сжигая заразные пожитки. Мародеров рубили на месте и сжигали в заразных домах. Рынок был закрыт, а еду распределяли по домам гарнизонные солдаты, чтобы зараза не расползалась и дальше. Патрули ходили под хмельком, потому как спирт снижал возможность подцепить заразу. Пожалуй, никогда в городе столько не мылись. А аптекари наживались сказочно. Правда, Эрион быстро это прекратил, конфисковав все запасы целебных трав. Их распределяли сейчас исключительно по болящим, а еще снабжали ими патрули. Все лекари также были приданы патрулям, чтобы осматривать жителей и заранее изолировать всех, у кого обнаруживались признаки заболевания. Кто-то ненавидел всемогущего лекаря, другие его восхваляли. Как бы то ни было, доносы и жалобы все равно дальше городской канцелярии не уходили, а комендант их просто спускал в нужник.

Тощенький жрец тихонько напевал себе под нос какую-то заунывную мелодию. Наверное, молитва, которой провожают мертвых к Солнцу. Он ничтоже сумнящеся трогал тела, обезображенные лопнувшими кровянистыми волдырями, и ничего ему не делалось. Эрион наблюдал за ним уже с полчаса. Эпидемия потихоньку сходила на нет, но карантин прочится до тех пор, пока не станет понятно, что все действительно кончилось.

Почему этот жрец жив? Или и правда есть сила у их божков? Или всему есть более рациональное объяснение? Как бы ни неуютно было это признавать, придется снизойти до разговора с этим шарлатаном.

Как ни странно, жрец не стал отказывать, не стал ссылаться на тайны и запреты.

– Ты, господин, разреши моим сородичам молиться Солнцу. Кто знает, может, нам ваш бог в таком виде является? Может, мы одному поклоняемся?

– Ну да! – хмыкнул Эрион. – Наш Эру крови не просит. А вы и солнце, и море кормите кровью.

Жрец покачал головой.

– Всяк в меру своего понимания. Кто крови несет, кто вино и масло.

– Вот пусть и несут что попроще. Тогда и попрошу для тебя позволения.

Жрец закланялся, радостно заулыбался.

– Я хочу знать, почему ты не заразился. Только не ври мне про особое благословение твоих богов.

– Почему вру? – возмутился жрец. – Я не вру. Все жрецы благословлены Солнцем. Но тут дело не в Солнце, а в обряде.

– Каком таком обряде?

Жрец не сразу ответил, а красноречиво сглотнул и смущенно посмотрел на лекаря. Эрион ухмыльнулся. Старикан просто-напросто оголодал. Что же, это невеликая цена.

… – А зовут меня, господин, Хиваранна, счастливый. Вот, – журчал, не то шуршал ласково старикан, быстро, но как-то на удивление пристойно поглощая еду. Эрион и так был неприхотлив, а во время мора особого разнообразия даже в самых богатых домах не было. Жрец умело раздирал вяленую жирную рыбу, ломал серую жесткую лепешку, вымачивая кусочки в пиве. Причмокивал губами, довольно щурился. – Так вот, – продолжал он журчать, – вы, конечно, народ сильный и могучий, но за могуществом своим не видите важного. Вот муравей – тварь малая, а вес берет на себя такой, что не всякий вол поднимет. Так и мы, господин. В грязи живем, меняться не хотим, – прихихикнул он, щурясь. – Таковы мы, да. Наша мудрость мала и уступчива, мы покоряемся неизбежному, но – живем. Многие века живем. Да… Так вот, ты хотел узнать, господин, почему злой дух мира минует меня. А потому, – приблизил он свое сухонькое безбородое от старости лицо к лицу Эриона, дохнув на него рыбой и пивом, – что я ему кровный брат. – Старикан замер, вперив взгляд в лицо нуменорца, словно ждал, как отреагирует. Эрион обалдел. Хиваранна с удовольствие улыбнулся. – Злой дух мора метит людей своим знаком. Те язвы – это его печать. Но есть такие, которых он хотя и метит, но не забирает. Отметины остаются на всю жизнь – но с тех пор злой дух мора не касается их. Такие люди у нас становятся «посвященными мору» – энгъяннайн. Их не берет зараза. Они входят в дома и хоронят мертвых. Их сторонятся и боятся, и живут они, как изгои. Как мертвые среди живых.

– Подожди! – воскликнул Эрион. – Ты что-то не так говоришь. На тебе нет отметин – а ты жив.

– Жив, жив, – захихикал Хиваранна. – Я энгьянна, но не меченый. Я кровный брат мора. – Он посерьезнел, словно почувствовав медленно закипающий в нуменорце тяжелый гнев. – Если гной из волдыря больного капнуть себе в рану, то ты заболеешь, но не так жестоко, и не будет на тебе печати мора, и, переболев, ты станешь мору кровным братом, и он обойдет тебя. Этот обряд проходят жрецы, дабы они могли утешать умирающих и провожать их к Солнцу. Видишь? – Жрец показал свою тощую черную руку. С обратной стороны руки, близко к подмышке виднелся белый шрамик. – Это надрез, который делают во время обряда.

Эрион с интересом смотрел на короткий шрамик.

– Я тебя понял, отец, – негромко протянул он. – Значит, энгьянна…

Провалялся он в поту и бреду неделю. Когда встал – шатало ветром и солнце выжигало глаза. Но болезнь ушла. Дахарва, отощавший и помрачневший, белозубо улыбался видя, что хозяин вернулся к Солнцу, и приставал с услугами и вопросами. Но в нужник Эрион выползал сам, потому как нуменорская гордость не позволяла, чтобы уж в этом кто-то помогал. Хорошо, что можно уйти, когда старость еще не свалит тебя. Слава Эру, уж от такого позора дети Острова избавлены.

А восстал от болезни он сушим героем.

– Что нового? – было первое, что спросил он. Дахарва радостно запрыгал – господин не просто жив, он совсем жив, он такой же веселый и насмешливый, как был.

– А все. Мор кончился, корабли ходят, в устье Андуина вроде будут закладывать порт и крепость, в Ханатте князь какой-то взбунтовался, еле ноги унес до ваших, а семью его вырезали.

– Ой, да не трещи, – поморщился Эрион. – Помоги подняться лучше. Мне в нужник надо.

Героем быть нелегко. Порой весьма утомительно. Особенно когда людям во всем этом чудится нечто… этакое. Вмешательство свыше, что ли. Или сниже. Местные ханаттаннайн смотрели на него теперь с неким благоговейным страхом, потому как шила в мешке не утаишь – слухи о том, что этот морской варвар прошел великий, страшный, тайный обряд братания с духом мора – Красным Скрытым, Ахтакарной, расползлись уже по всем закоулкам города. Нуменорцы не особенно в такие бредни верили, но кое-кто посматривал на Эриона с угрюмым подозрением, кто с презрением. А кто просто с насмешкой. Насмешки тоже всякие бывают. Бывают добрые, а бывают и завистливые, мерзкие. Эрион предпочитал чихать на все. Сейчас ему было любопытнее всего разобраться в этом странном эффекте обряда. Он ни на йоту не верил в его какую-то там сакральную суть, потому как был нуменорцем, а они-то знают, что верно, а что чушь. Но раз сработало, значит, надо под всеми этими обрядовыми бреднями искать настоящую основу, а не бредятину придумывать.

Как бы то ни было, его теперь уважали куда сильнее. Даже господин наместник Фалатар, невзирая на то, что отсидел в карантине вместе со всеми, был весьма благодушен и благосклонен. Как и говорил примипил Харданг, все ужасы мора теперь вспоминались в некоем героическом ореоле. И наместник горделивым орлом поглядывал на очередных гостей с Острова, на долю которых таких испытаний не выпало. Теперь все они были крещены испытанием, и даже тот, кто всего лишь терпеливо отсиживал карантин, был в чем-то героем.

Эриона приглашали теперь в самые почтенные дома города не как лекаря, а как дорогого гостя. Разница огромная. Одно дело, когда ты входишь в дом как человек, которому платят за услуги, пусть даже ты и нужный человек и услуги твои важны. Ты все равно тот, кому платят. То есть тот, кто тебе платит, как бы выше тебя – так всегда казалось Эриону. Теперь же принять такого человека у себя стало хорошим тоном. Правда, деньги все равно платили, но уже не как бы свысока, а вручали с неким смущением. Это было приятно.

Вечер у наместника тек своим чередом. Эрион в очередной раз выслушивал историю о том, как героически городское начальство переносило тяготы морового времени. С каждым разом сия повесть становилась все более красочной и обрастала все новыми подробностями. Эрион уже почти и не узнавал ее и потому слушал с интересом. Гости с Острова – два молодых центуриона-инженера, которых направляли осваивать устье Андуина, слушали с чересчур подчеркнутым интересом. Один был, как и полагается нуменорцу, высоким, крепким парнем с квадратным лицом, чистыми синими глазами и светлыми волосами. К тому же, по строгим армейским правилам, гладко выбрит. Звали его Бертиль. Второй явно не любил быть как все, потому позволял себе такую вольность, как небольшие усики и бородка. Но во всем остальном мог показаться близким родичем первому гостю, хотя имечко у него было на адунаике, Аттузир88
  Аттузир – «тот, кто любит отца»


[Закрыть].

«Видать, папа на него очень большие надежды возлагает», – подумал Эрион.

Комендант Харданг почти не сдерживал ухмылки. Наместник был человеком по сути дела незлобивым, в своей неправоте признался и извинился и перед комендантом, и перед лекарем. Потому сейчас оба властных мужа друг друга хоть и подкалывали, но взаимно уважали. Разговор тек себе, как вино из носика кувшинчика, – неторопливо и журчливо.

– А вот господин лекарь наш бесценный, герой наш, – перешел на очередную тему наместник, – его ведь тоже зацепило мором, а он жив, на радость всему городу! Не иначе как особое благоволение судьбы на вас!

Эрион покачал головой, усмехаясь. Наместника опять понесло. Легенды об Эрионе разрастались, как бледные грибы в подземных цистернах. Он и духов злых гонял, и чуть ли не самого Сами-Знаете-Кого одной левой ногой одолел.

Центурионы смотрели на Эриона как на идиота, но все же с неким подозрением и опаской. Эрион расхохотался и откровенно, четко, по-армейски поведал про этот самый обряд.

– Я полагаю, что ничего сверхъестественного тут нет, все наверняка объяснится гораздо проще, просто пока мы не знаем. Но метод проверен. Проверен на собственной шкуре. Я бы, честно говоря, предложил такое проделывать заранее со всеми, кто приезжает в Эндорэ. Это спасло бы жизни многих славных солдат и порядочных людей. Харадрим можно заставить это делать приказом, а вот нуменорцев надо убедить.

Наместник фыркнул.

– Хотя я и вижу пользу, друг мой Эрион, но все же я не смогу впустить себе в жилы хоть каплю харадримской крови. А уж гноя!

– Как врач смею вас заверить, ничем внутри мы от харадрим не отличаемся. Те же кишки, те же кости – ничего, никакой разницы. Разница-то не в крови. А если уж вам так противно, влейте в себя благородного нуменорского гною.

– Это вы как знаете, милостивый государь, – со строгим видом изрекло начальство, – а я уж при своем мнении останусь.

Гости переглянулись. Эрион был прав, но мысль о заразном гное харадрим… брр, это уже слишком.

– А вот мне плевать, – прорычал примипил. – Завтра же прикажу гарнизону сделать вот такое… вливание. А то солдаты у меня дохнуть станут. А тут и враги подойдут – и что станем делать?

«Нет, все же друзья они до первой размолвки», – подумал про себя Эрион.

– Я бы сделал очень просто, – негромко сказал он. – Сделал бы всем нашим солдатам такое, как вы говорите, вливание. А вот вражеский лагерь забросал бы заразными трупами. Они отнюдь не все энгъяннайн – так это у них называется. И кровопролития не будет, и врага не останется.

Воцарилось молчание.

Затем комендант закашлялся. Сдвинул брови.

– Это все так, но это как-то не по-нуменорски, – ответил он. – Это как-то подло.

– Враги тоже поступают подло. Харад бросил на произвол судьбы морэдайн, считай, предал их, выдал нам с головой. Мы же воспользовались. Почему же вас вот такое смущает?

Комендант покачал головой.

– Видать, вливание харадского гноя вам на пользу не пошло. Вот тут, – постучал он себя по лбу, – что-то у вас разладилось.

– Сильно ли я изменился после болезни? Ничуть. Я все такой же нуменорец, все так же верю в особое предназначение Острова. Так что с головой у меня все ладно.

– Средства вы не те предлагаете.

– А кое-кто говорит, что разум и душа живут в желудке, – вдруг изрек один из центурионов. Кажется, Бертиль.

Все замолчали, не понимая, с чего это он. Затем Эрион хихикнул, поняв ход мысли центуриона. Комендант о голове, он о желудке. Кто чем думает.

– Нет, правда! – Центурион почуял, что сказанул что-то не то. – Я читал, есть такие.

«Он еще и читать умеет, а челюсть-то больше лба».

– Ну, если много кушать, – рассудительно проговорил Эрион, – то желудок и правда начинает мыслить вместо мозгов. Впрочем, у господина наместника такая кухня, что я готов мыслить желудком!

Все облегченно рассмеялись. Вечер продолжался своим чередом. Вплоть до самого утра.

Дело близилось к зиме. В городе с болезнями явно стало лучше. То есть для самих болезней – хуже. Что очередной раз подтвердило уверенность Эриона в том, что человечество к счастью надо гнать палками. Тогда оно и мыться начнет, и котов разведет, и всякую якобы чудодейственную дрянь в себя лить не будет. Только бить его чаще и злее надо.

Зарядили дожди. Скоро навигация прекратиться, в городе станет потише. Можно будет снова заняться исследованиями. Эрион подумал о своих величайших сокровищах, спрятанных в сундуке черного дерева, которое не проточит жук и не прогрызет мышь, о завернутых в несколько слоев ткани и переложенных специальными пахучими травами против плесени и червячков медицинских атласах и книгах. Драгоценнейшее собрание, мудрость, перешедшая по наследству еще от эльфов. Вскрывали они трупы или им действительно дано было видеть сквозь тело, но эти атласы до сих пор были верны. За копию медицинского атласа с примечаниями и две книги он отдал такую кучу денег, что страшно, и подумать. Даже сейчас страшно подумать. Особенно страшно подумать, что кто-нибудь таки раскопает, откуда эти деньги взялись. Впрочем, вряд ли.

Их он приобрел совсем недавно, даже не успел изучи как следует. Сразу спрятал, и вот теперь пришло их время.

Дахарва спал. Ну и пусть спит. Эрион зажег свечу. Тут темнеет стремительно, зимой особенно. В доме тепло. Этот дом остался по большей части прежним, харадским, но по указаниям Эриона многое переделали, к примеру, сложили камин. Правда, камин, столь любимый нуменорцами, большую часть года просто не нужен. Но когда будет совсем мерзко и мокро, так приятно будет посидеть возле него, чувствуя себя совсем дома.

Эрион расстелил на столе льняную скатерть и с великой осторожностью и почтением положил на нее атлас. Ключиком отомкнул два маленьких замка, раскрыл книгу.

– И где же тут место для души? – пробормотал он. – Не то читаю. Не то.

А что еще читать? Все давно читано-перечитано, так откуда эти дурацкие сомнения? Может, из-за того разговора в трактире два дня назад?

…Госпожа Мериль впервые решилась встретиться с очаровательным лекарем наедине. Встреча была невинной, говорили о погоде, о литературе, о науке. Эриона даже умиляли серьезные рассуждения молоденькой женщины. Глупенькой она точно не была, во всем хоть чуть-чуть да понимала, чтобы уметь поддержать разговор. Но дальше разговоров, сладостей и легкого вина дело не пошло. И долго еще не пойдет. Таких нужно, как золотую рыбку, долго вываживать и подсекать только тогда, когда настанет момент. Но этот момент явно настанет. Госпожа Мериль была очаровательна – с нежной белой кожей, огромными голубыми глазами в чудесных ресницах и крохотным ротиком с настоящими золотистыми – не крашеными – кудрями, тонкая, нежная, с голоском-колокольчиком. Самое смешное что ее младший брат страшно на нее похож, если переодеть – сойдут за близнецов.

Однако в Мериль ощущалась некая коварная напористость, скрытая, но недостаточно умело. А вот братец был совершенно наивным существом. Эрион даже имени его не запомнил. Надо будет потом спросить, а то ведь сядешь в лужу.

Успешное начало, ничего не скажешь. Но все же некоего буйства еще недостает. Надо где-то добрать радости. С веселым сердцем Эрион решительно направился к трактиру «Три орла», на вывеске которого красовалась почему-то трехглавая, как Тангородрим, Менельтарма, а на трех ее «головах» восседали три орла с пивными кружками в лапах. И чем хозяину, скажите на милость, Менельтарма не угодила? И зачем такая вывеска? Ведь когда-нибудь да аукнется… Но пока этакое развеселое вольнодумство привлекало сюда довольно много посетителей, что вполне оправдывало риск. Правда, трактир был не дешев, но и обстановка, и кухня того стоили. Был тут и общий зал – для народа попроще и победнее, и несколько отгороженных уютных закутков на двоих-четверых. Эрион туда и направился.

Его тут знали – да и кто из горожан теперь его не знал что в нижнем, что в верхнем городе? Подавальщик словно из-под земли вырос и, учтиво поклонившись, осведомился о желаниях гостя.

– Жареной рыбы, как я люблю, белого вина, а дальше сам знаешь, – улыбнулся лекарь. Молча подпорхнула служанка с водой для омовения рук и полотенцем. Эрион уселся, закрыл глаза и стал слушать. Приятно было просто посидеть, ни о чем не думая. Окна выходили прямо над стеной верхнего города. Сейчас окна были открыты, потому как внутри было жарко, а по сырой погоде еще и душно. Дождь прекратился, и над морем в иссиня-черном небе засверкали чистые звезды, пусть и ненадолго. Скоро звезды снова затянут тучи, а окна закроют слуги. В зале тихо жужжали голоса, звучала негромкая музыка.

– Вы позволите? – послышался приятный мужской голос. Эрион открыл глаза и скосил их на звук. – Вы не будете против, если я устроюсь здесь? – Гость стоял, подсвеченный сзади, из зала, желтоватым рассеянным светом, а лицо его ярко освещала свеча на столе.

– Прошу вас, – ответил Эрион и снова прикрыл глаза, давая соседу понять, что к разговорам он сейчас не склонен.

Сосед и не пытался завязать разговор. Он тоже спокойно ждал, и это ненавязчивое присутствие весьма расположило Эриона к нему. Он открыл глаза и посмотрел на соседа. Тот деловито записывал что-то на восковой табличке. Это был красивый, аристократического вида мужчина в расцвете лет. По лицу можно было бы принять его за выходца из андунийских владений. Явно не военный, по строгому одеянию не поймешь сословия. Скорее всего, тоже ученый муж или образованный городской патриций. Или образованный купец.

Появился подавальщик с подносом. Сосед повел носом и оторвался от таблички.

– У нас сходные вкусы, – улыбнулся он. – Прошу прощения.

– За что я вас должен прощать?

– Нарушил ваше уединение. А уединение – редкая в наше время роскошь, и надо ее ценить.

Принесли заказ гостя. Да, та же рыба.

– Сходство очевидно, – улыбнулся Эрион, занявшись своей едой.

Сосед улыбнулся и достал из поясного футлярчика маленькую двурогую вилочку из кости – харадское изобретение, быстро входящее в моду в колониях, правда, пока еще редкое и дорогое.

– Удобная вещь, – сказал он и занялся своим блюдом. Ел он изящно и умело, так что воспитан был явно не в канаве.

– Удобная, несомненно.

– Кое-где едят палочками. Весьма оригинально, но непривычно.

– Стало быть, вы много где побывали?

Сосед развел руками – в одной вилочка, в другой изящный нож – и смущенно улыбнулся.

– Ремесло, сударь мой, обязывает.

Изящество манер и неуловимая мимика просто притягивали.

– А осмелюсь осведомиться, каким ремеслом изволите зарабатывать на пропитание?

– Торгую и покупаю.

– Что именно?

– Вы прямо таможенник! Впрочем, скрывать мне нечего. Я торгую разным товаром и разный товар покупаю. Но то этот всегда редкий и единичный. Часто работаю по заказу. Мне говорят – такая-то прекрасная дама прослышала о харадском чудодейственном средстве, так называемой горной смоле. Я ищу пути, чтобы сию смолу добыть, и обычно добываю то, что желает клиент. И никогда клиента не обманываю. Репутацию, сударь мой, ни за какие деньги не купишь. А желания клиента – мои желания. Я всегда добиваюсь того что желаю, – с нескрываемой гордостью сказал он.

– Редкое качество, – усмехнулся Эрион. – Если бы не знал, что вы не всесильны, прямо-таки вцепился бы в вас.

– А что вам надо? – поинтересовался сосед. – Возможно, я смогу выполнить ваш заказ.

Эрион расхохотался.

– Опасаюсь, на это ваших сил не хватит. А мне – средств, чтобы оплатить. Мне, сударь мой, нужна такая штучка, которая дает ответы на все вопросы.

– Книги? – с готовностью осведомился сосед. – Какие? Тематика? Время? Срок исполнения заказа?

Эрион вздохнул.

– И почему я не видел вас раньше в городе? Вы здесь в первый раз? – сменил он тему.

– Да нет, бывал и прежде. Но бываю я тут редко. Моя торговля идет не морем, здесь конечный пункт.

– Но вы ведь уроженец Острова?

Сосед засмеялся – удивительно мягко и обаятельно.

– Стыдно признаться, сударь мой, нет. Я не бывал на Острове. Но когда-нибудь, конечно же, побываю, это же мой долг. Хотя, честно говоря, страшновато.

– Почему?

– Святость Менельтармы пугает, – со смехом отозвался он. – Тут я чувствую себя свободно, а там… я не хочу показаться себе червяком. Говорят, там все испытывают неизъяснимое благоговение, словно чувствуют близость Единого. Да? Не знаю, как вам, уроженцам Острова, а нам, тутошним, неуютно. Мы не на благой земле родились. Вдруг я не выдержу близости Его? И упаду я с горы, и разобьюсь насмерть… – печально вздохнул он и улыбнулся. – Или улечу. И никогда не вернусь.

– Да вы поэт, сударь мой!

– Нет, я сугубый практик, – пожал тот плечами. – Просто многое повидал. А это либо заставляет наращивать панцирь, либо думать о душе.

– Не рановато ли?

– Кто знает свой срок? – Сосед снова вонзил вилочку в рыбу и изящным жестом отправил в рот золотистый кусочек.

Эрион взялся за кубок с вином. Ему, как особо важному гостю, подавали в стеклянном, чтобы можно было полюбоваться игрой цвета.

– Как летний рассвет, – сказал сосед. – Может, закажем еще чего-нибудь? Тут подают замечательную баранью ножку с чесноком. А к мясу – чудесное красное сухое. Мясо любит кровь.

– Я не люблю.

– Но вы же лекарь, как я слышал? Лучший в городе, вас почти обожествляют здесь. Лекарь не может бояться крови.

– Не боюсь – не люблю.

– И почему же?

Эрион помолчал.

– Вот не хотел вести разговоров о душе… но вы первый сказали, что о ней пора подумать, – усмехнулся он.

– Почему бы и нет? Знаете, мир велик, во многих местах разговоры о душе, о богах просто являются хорошим тоном. Далеко на востоке мудрецы любуются луной в саду с хризантемами и говорят не о войнах, не о политике, не о деяниях героев, а о путях богов, неизведанных и непонятных, о превращениях душ…

– Было бы о чем говорить, – буркнул Эрион. Настроение у него упало ниже подземелий Утумно.

– То есть как вас понять? Для вас уже все ясно, что ли? Или вы считаете… – лицо соседа на мгновение застыло, и странное какое-то было на нем выражение, – что… да нет, вы не можете так думать!

Эрион налил себе еще кубок. Кувшин был большой, упиться вполне хватит. А, пусть! Лучше упиться, чем думать об этом вот так. Только как иначе? Проклятый сосед, вынудил-таки… Ну, ничего. Сейчас я и тебе настроение испорчу.

– Сударь мой, – с легкой улыбкой начал Эрион, – я ученый. Я вскрыл много тел и места для души там не нашел.

– Но может быть, что…

– Ой, не надо! Все, что существует, можно либо ощутить, либо вычислить.

– Вы хотите сказать, что душу ощутить нельзя? А… а личность, а мысли, а все, что мы есть? Это же и есть душа!

– Сударь мой, жизнь – это всего лишь процесс накопления знаний, которые так или иначе записываются и передаются. И все. Сами прикиньте, ну подумайте! Мы собираем обрабатываем знания. Размножаемся, чтобы эти знания передавать и собирать новые. Больше ничего. Все наши чувства служат только тому, чтобы размножаться и передавать знания.

– Нет, если я осознаю, мыслю, хочу…

– Это только инструмент для сбора знаний, стимул.

– Но зачем он мне, если…

– Вам – незачем. Видимо, нужен нашему Всеотцу, – хмыкнул Эрион, постепенно распаляясь.

– Зачем?

– А почем я знаю? Развлекается.

Собеседник задумался. Лицо его помрачнело.

– Нет, сударь, вы слишком страшные вещи говорите. Если души нет, то смерть – это конец всего?

– Именно.

– И нет воздаяния?

– Нет.

– И, значит, если я живу только сейчас, то все ограничения, вся мораль – это не нужно? За нарушение ничего ТАМ не будет, и я должен жить только так, как хорошо для меня, так?

– Именно так.

Собеседник помолчал.

– Я не могу поверить. Не хочу.

– Хотите или нет – что это меняет? Я не нашел души.

– Это вы не нашли. Это не значит, что ее нет!

Эрион вздохнул. Проглотил очередной кусок, почему-то ставший отвратительным на вкус.

– Разве я не пытался найти душу? Все, что существует, можно ощутить и пощупать. Хоть как-то. Хоть опосредованно, да пощупать…

– Вы никогда не задумывались о крови?

– Что?

– О крови. Почему именно кровь требовал в жертву Моргот? Почему именно кровь пили упыри?

– Кровь точно так же загнивает и разлагается, сударь мой. Ничего в ней нет. Просто сытная она.

– Нет, но почему именно ее приносят в жертву?

– Дураки потому что. И Моргот требовал крови не потому, что в ней что-то этакое, просто потому, что с ней из тела уходит жизнь.

– Вот! Жизнь! Душа – в ней!

– Бред. Если выпустить всю кровь, человек умрет и выпущенная кровь сгниет. Была бы в ней душа, была бы кровь нетленна. Кровь – всего лишь часть тела, сударь мой. А души Моргот по-другому получал.

– Так все же есть душа? – ухватился за слово собеседник.

– Нет, это просто я так выразился. Есть сознание, которое существует, пока тело живет. И все. Чему нас учат мудрые? – наставительно поднял палец Эрион и отхлебнул вина. – Никто не знает, куда деваются души людей, может, они просто уничтожаются с телом вместе? И смерть – это все же наказание за падение, а никакой не Дар?

– Как грустно-то, если души нет… и не уходят души – они просто исчезают, это мы, дураки, стало быть, надеемся, что там что-то есть… Нет души, нет и наказания, есть только то, что есть, – задумчиво произнес собеседник с обреченным видом. – Нет, сударь, вы, конечно, ученый, но я все же верю в Единого.

– Я тоже. Но в душу не верю. Сказки для слабых.

Собеседник еще немного пожевал, задумчиво глядя в одну точку.

– Мне много приходилось путешествовать. Приходилось знакомиться с кое-какими учениями юга и востока. А как иначе, если зарабатываешь на жизнь, в частности, поисками книг? Кстати, о Черной Книге слышали? Ну да ладно, это не сейчас. На востоке существует учение о Великом Безличии. Знаете, как они говорят? Жизнь есть страдание. Страдание рождается из желания, которое не может быть удовлетворено – а таково большинство наших желаний. Избавиться от страданий и обрести блаженство можно лишь отказом от желаний. А это значит отказаться от своего «я». Отсутствие желаний ведет к отсутствию страданий, а отсутствие страдания есть блаженство, стало быть, отказ от «я» ведет к блаженству, а ведь, по сути дела, наше «я» и его желания и составляют нашу жизнь… Так что нет в смерти никакой трагедии? Може, это и правда блаженство?

– Эру его знает, – буркнул Эрион.

– А другие учения посвящены поиску бессмертия тела, потому как иного бессмертия нет… Сохранив тело, сливаешься с природой, забыв о жизни, не утратишь сущности… Говорят, такие мудрецы вроде как сидят неподвижно, не меняясь годами, а на самом деле они слились со всем окружающим, стали сами всей Ардой. Жизнь и смерть для них не различаются… Так говорят, но я не верю.

– Вы, как и я, цепляетесь за надежду. Но я ученый. Я не могу основываться на вере. Я должен знать. Это ваше безличие, эта утрата личности и сознания себя – не та же ли смерть? Значит, ТАМ действительно пустота?

– А как же Эру?

– Нет, он там есть, но для нас там – Пустота. Потому что нас там не будет.

Далее ужин протекал в гробовом молчании. Эрион хотел испортить настроение собеседнику, а в результате чувствовал себя так, словно его опустили в выгребную яму. «Зачем я все это начал? Из дурацкого желания похвастаться своими дерзкими мыслями? И зачем? Ведь я все еще верю. Хотя доказательств для своей веры не вижу. Но все же я еще надеюсь, иначе вся жизнь не имеет смысла».

– Вы не уделите мне вашего драгоценного времени, скажем, завтра? – попытался загладить вину Эрион.

Собеседник улыбнулся. Похоже, разговор все же не добил его. Видать, верит крепко.

– Увы. Я уеду завтра утром на север и появлюсь только через три месяца, когда кончатся зимние шторма.

– Опять за книгами?

– О, да. Мне дали заказ добыть копию некоей Черной Книги, вроде искать надо на севере.

– А что это?

– А чтоб я знал! – рассмеялся собеседник.

Эрион тоже облегченно рассмеялся.

– Тогда удачи вам! И до встречи!

– Вернусь – обязательно вас найду, и мы еще побеседуем. Надеюсь, вы сумеете все же найти доказательство существования души.

Собеседник кивнул и, чокнувшись, изящно пригубил вино, красное, как кровь, в которой, увы, не живет душа.

Ветер снова всей силой обрушился на вощеный холст. Стена легионерской палатки вогнулась. «Будто троллюга всей задницей на нас сесть примеривается, – тоскливо подумал Эрион. – Когда ж это кончится?»

Вопрос был праздный, и он сам это знал. Зима выдалась необычайно суровой для этих мест. И правда – в мире что-то меняется к худшему? Или просто старость подкрадывается, вот и кажется, что и небо раньше было синее и вода мокрее?

– Нет с галерой ничего не выйдет, – вздохнул комендант – Даже в бухте вон какая волна, в открытое море лучше не выходить вообще. Может, попробуем на суше?

– И что будем поджигать? – устало осведомился Эрион.

– Да ту же галеру, – пожал плечами комендант. – Вытащим на берег, и все. – Он поскреб подбородок. – Да что вам далась эта галера, господин Эрион? На море нам и так нет соперников.