Текст книги "Великая игра"

Автор книги: Наталья Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 46 страниц)

Он готовился тщательно и неторопливо. Следы белых демонов в Мире Духов ему попадались редко. Они встречались на холмах у подножий Верхнего Мира. Но Ульбар не ходил их тропами. Он не хотел встреч – пока. Дичь нужно выследить и потом уж убивать.

Только вот тропы Мира Духов не имели ничего общего с путями мира живых. Он мог бродить по горам Верхнего Мира, телом оставаясь в хижине шамана. «Где» здесь и «где» там – не совпадали. И как же найти это самое «где»? Оставалось только идти куда-нибудь на север, останавливаясь, чтобы войти в Мир Духов… Но тело? Ведь если в Стойбище его никто не тронет, то на путях земли встречаются не только злые люди да звери, есть твари и пострашнее…

Знак. Знак словно тихонько засмеялся, когда услышал сомнения Ульбара. Он не говорил, но Ульбар смутно понимал его, словно бы Знак произносил слова.

«Глупец… сила… Ты можешь подняться выше в Мире Духов и спуститься ниже… Незачем травы… Ты теперь можешь одновременно… оба мира твои, сразу твои…»

Одновременно оба мира! Ульбар вскочил, забегал, суетливо хватая и бросая на пол хижины какие-то вещи, смеясь и ругаясь. Ведь одновременно! Теперь не надо мучить тело, не надо пить траву, ничего не надо, он все может и так!

И сел он на чалого жеребца-трехлетку, и кликнул Свору, и помчался на север, вдоль берега моря, вдоль Винной реки, к великому лесу. И свора вела его, чуя след бессмертных и ни есть, ни пить не мог он, ибо горела его душа жаждой схватки. Чуял он близкую добычу, ибо великая была сила у него, великая жажда была в нем…

Тот, кто увидел бы его, бежал бы опрометью куда подальше. Потому что даже днем рядом с ним мчались призрачные тени – псы, похожие статью на чудовищных волков, белых и красноухих. Теперь, когда на нем был Сокол, Свора могла охотиться и в мире живых…

Леголлин бесшумно передвинулся в тени дерева поближе к краю поляны. Прямо перетек, словно сам был тенью. Звезды были ясные, хорошие. Человек, конечно, думал, что хорошо спрятался, но видно его было как на ладони. Спит и ухом не ведет. Лин улыбнулся одними губами, поймав себя на мысли, что неплохо было бы этому беспечному олуху запустить за шиворот большого жука. Только человек может со страху жука придавить, а это уже будет нехорошо, получится, что беднягу подставил.

Конь незваного гостя стоял тихо, послушавшись слова Лина. Остановившись в паре шагов от спящего, Лин присмотрелся. Странное лицо, трудно определить, из какого он народа. На степняка не похож, хотя приехал оттуда. Оружие и одежда как у степняка – а лицо совершенно другое. Странно. Однако не это важно. Человек оказался на границе леса, и надо проследить, куда он пойдет дальше, чтобы понять, что ему тут вообще понадобилось. Потому что на человеке просто светился странный талисман. Нехорошо светился, Таургиль давно уже его почувствовал. И этот человек целенаправленно идет в лес.

Лин снова скользнул в заросли, все так же бесшумно, пробежал по полянке до большого дуба и быстро поднялся по стволу, скрывшись в густой листве.

Таургиль спал на толстой ветви, прислонившись спиной к стволу. Он открыл глаза сразу же, как только голова Лина вынырнула из листвы.

– Вон там, – почти одними губами произнес он. Таургиль кивнул.

– И не боится. Либо очень глуп, либо очень уверен в себе.

– Либо просто не понимает, с чем играет.

– Ты видел его Свору? – спросил Таургиль, чуть помолчав.

– Да.

– Так вот, – неторопливо и спокойно проговорил Таургиль, – он очень даже понимает, зачем сюда идет. А мы пока не понимаем.

Леголлин тихо вздохнул. Таургиль был намного старше его. Среди пограничной стражи принца Трандуила он был отнюдь не из малых. Он знал, о чем говорил, а талисман теперь и Леголлин чувствовал.

– Мне не нравится его Свора, – продолжал Таургиль. – Посмотрим, как он поведет себя завтра. Этот человек мне не нужен, а вот то, что на нем, – этого я упустить не могу. Меня от этой штуки мутит. Я еще с Белерианда такое ощущение помню… И эту… эту вещь я не могу оставить без присмотра.

Леголлин понял. Таургиль был из тех синдар, что пришли сюда из Белерианда. И если эта вещь будила в нем нехорошие воспоминания, то ее и правда нельзя было упускать.

– Так все же – как действуем?

– Ты выйдешь к нему. Если я не ошибся, то он так или иначе попытается тебе причинить какой-то вред.

– Свора, да?

– Скорее всего. Всполоши их – и бегом до Гремучей. А там уже я их встречу.

– А если ты ошибся?

– Тем лучше, – ответил Таургиль, закрывая глаза. Леголлин понял – приказ отдыхать.

Когда этот… это существо вдруг словно из ниоткуда возникло перед ним, Ульбар замер от неожиданности и попятился ближе к опушке, к спасительным открытым просторам. Лес его пугал, но желание обрести бессмертное тело гнало в неприветливый, незнакомый мир деревьев. И сейчас это бессмертное тело стояло перед ним и молча взирало на пришельца. То, что это – бессмертный, он понял сразу по яркому радужному свечению вокруг его двойника. О, это было хорошее тело. Высокое, гибкое, красивое, сильное. Одето оно было в цвета леса, и в руках у него был лук с наложенной на тетиву стрелой. Ульбар хищно осклабился и спустил Свору.

Пять белых красноухих призрачных псов, похожих на волков, с рычанием бросились вперед, на двойника бессмертного. Их разделяли всего несколько шагов но бессмертный успел выпустить стрелу, и один из псов, скуля потерял образ и растекся бесформенной тенью, подрагивая и подвывая. В Мире Духов пес просто исчез. Ульбар не успел удивиться – как это стрела смогла поразить духа, поскольку вторая стрела вонзилась в морду переднего призрачного пса, а потом бессмертный бросился бежать.

Он странно бежал, не по-человечески – бесшумно, почти исчезая среди листвы и теней, словно бы перетекал с места на место. Вроде бы и нескоро бежал, а догнать его было невозможно. Его двойник точно так же ускользал от призрачных псов.

– Гаурвайт, – прозвучало в голове у Леголлина. Он мысленно кивнул. Хотя бы стало понятно, что это за твари – красноглазые, краснозубые, огромные волки. Таургиль знал их еще с давних дориатских времен, и Леголлин ощущал напряженное спокойствие товарища – тот умел убивать их. Он знал, что это такое, он знал их повадки. И Леголлин тоже успокоился – теперь он тоже знал, что делать.

– Быстрее! – подгонял Ульбар заметно поутратившую боевой пыл Свору. Она рванула вперед. И тут белый демон, не теряя времени, мгновенно забрался на дерево и, встав на толстой ветке, стал неторопливо натягивать лук. Псы-тени начали менять форму, чтобы взобраться наверх. Ульбар стиснул зубы от бессильной злости. Знак. Да, Знак, вдруг он сможет еще что-нибудь? Знак жег грудь, он просто просил – да, да, воспользуйся мной! Конечно, ответил Ульбар. И увидел ту короткую нить, что связывала бессмертного с его телом. Светящаяся, тоненькая, она казалась такой слабой и хрупкой, что Ульбар, смеясь потянулся к ней, а Свора, уже была рядом с белым демоном, и псы начали было рвать добычу…

И тут кто-то умело ударил Ульбара сзади по ногам, и он кувырком полетел в траву. Стая, увидев поражение вожака, повизгивая отскочила в сторону, ожидая окончания драки. А первый белый демон, несмотря на раны своего призрачного двойника, мгновенно стек вниз, и теперь над лежавшим навзничь Ульбаром стояли двое. Второй казался страшным. Теперь оба странным образом слились со своими двойниками, и Ульбар даже не пытался шевелиться под нацеленной в горло стрелой.

– Ах ты, паскуда, – прошипел второй. – Вот что ты затеял…

Почему-то Ульбар понимал его слова…

«Сейчас убьет», – животный страх стиснул горячей сухой рукой сердце и живот, вызвав приступ постыдной, омерзительной слабости.

Конец.

Тот, который был повыше ростом и крепче сложением, беловолосый и страшный, потянулся к драгоценному талисману, к Знаку.

– Нет, не надо! – крикнул Ульбар, но из горла послышался только какой-то хриплый писк.

А за ним – рычание.

Но это рычал уже не Ульбар – из тени вдруг выскочил огромный волк, вернее – Волк, его покровитель.

Ульбар потерял сознание.

Таургиль устроил Леголлина в их «гнезде» на ветвях дуба поудобнее, потеплее укрыл. Леголлин спал, и это хорошо. Раны, полученные в Незримом Мире, лишают сил, и даже более крепкий может потерять сознание. Он уже видывал такое в Белерианде, и не раз. Правда, враги там были пострашнее, но ведь и Леголлин всего лишь лесной эльф, ему хватит. И гаурвайт, и призрачный волчара кархаротовых статей, вот ведь напасть… Хорошо, что это всего лишь духи. Но они были необычными, и тут явно сыграл свою роль тот талисман, что был на груди у пришельца.

Таургиль был уверен, что призрачные твари второй раз не полезут. Но откуда-то они все же взялись… В старину таким занимался Тху, но ведь сейчас он разбит, заполз куда-то раны зализывать… или уже зализал? И снова исподтишка выползает из тени и забвения?

Знак очень тревожный и неприятный. И государь Орофер должен об этом узнать. И пусть он недолюбливает нолдор, но передать им известие об этом событии он обязан. Это касается всех.

Жаль, что пришлось отступить… Этот проклятый талисман – нельзя его выпускать, нельзя!

Таургиль скользнул со ствола вниз и бесшумно побежал по лесу. Стоял день, но здесь царствовали тени. Эльф бежал к поляне, скользя по теням, но уже понимал, что все впустую. Он не ощущал талисмана. Даже если этот человек уже не пользовался им, его свечение все равно было бы ощутимо – но только на близком расстоянии. Человек ушел. Таургиль стиснул зубы.

На поляне, конечно, уже никого не было. И теперь не выяснить, откуда пришел этот мерзавец, откуда у него эта штука, что это вообще такое. Может, это какой-нибудь хитрый замысел? Тогда чей? Тху? Но в чем он состоял?

Таургиль наклонился поближе к земле, хотя и так все было видно. Люди будто нарочно оставляют следы где ни попадя.

Вот здесь он лежал. Вот следы его коня. А вот следы еще двух лошадей – не степные, это точно. Подкованные. Похоже, эти двое шли за ним по пятам. Они были вместе? Или нет? В любом случае эти двое появились тут как-то слишком вовремя. Таургиль давно уже не верил в совпадения. Он еще немного прошел по следу, до края леса и спуска в долину небольшой лесной речки. Дальше преследовать смысла не было. А вот смысл оповестить пограничную стражу, и не только ее, был прямой. Далее решать уже не ему. Он постоял минуту и повернул назад, к лесу.

Ульбар блуждал в темной долине. Там было пусто и тоскливо. И очень одиноко. Это был не то Мир Духов, не то тропы снов, которые вообще уводят неведомо куда. Он не знал. Он был потерян и испуган. Все клубилось и менялось, ни за что нельзя было ухватиться, и он даже не знал, где верх, где низ и есть ли они вообще.

– Ну, все не так страшно, – послышался негромкий голос. – Нет, не пытайся меня искать, юный Ульбар.

Окружающее на миг застыло, словно бы обрело какое-то постоянство, и опять поплыло. И постоянным среди этой круговерти оставался только Голос, и Ульбар уцепился за него чтобы не закружиться и не исчезнуть.

– Ты хочешь знать, кто я? Можешь не отвечать, я и так вижу – хочешь. Я отвечу. Я тот, кто может менять закон. Ты ведь этого хотел? Ты искал тех, кто создает законы. Ты нашел. Ты хотел быть свободным? Будешь. Ты хотел быть вечным? Будешь. Ты никогда не умрешь. Ну, что скажешь?

Ульбар не мог сказать ни слова, такой благоговейный ужас и дикая радость одновременно обуяли его.

Голос рассмеялся.

– Я уже знаю твой ответ.

– Г-гсс-пдин… что я должен сделать?

– Немногое. Отдай мне Знак. Он мой по праву.

– Но я… я дал клятву…

– Я освобождаю тебя. Ведь законы даю я.

– Значит, ты – творец этого мира?

– Я один из них. Тот, кто не оставил творение и доныне. Я и сейчас творю. Ты отдашь Знак?

– Но мой дух теперь привязан к нему. Как я останусь без него?

– Только что я сказал тебе, – загремел Голос, – что законы даю – я. И я освобождаю тебя от этого Знака. Ты получишь талисман куда более сильный. Я сказал – я дам тебе силу и бессмертие. Ты не умрешь никогда, и тело твое тоже никогда не умрет. Или ты сомневаешься во мне? – В Голосе стало заметно раздражение. Ульбар испугался. Никогда не стоит сердить столь могущественных духов. – Ты должен отдать мне Знак. Ты должен сказать: «Да, я принимаю от тебя силу и жизнь». Но если откажешься – я оставлю тебя. И ты умрешь.

– Нет! Я согласен! Да, я отдам Знак, да, я возьму от тебя силу!

– Ну, вот и хорошо, – насмешливо ответил голос.

– Опять что-то этому варвару снится, – досадливо сказал верховой, за спиной у которого в седле мешком болтался привязанный к всаднику Ульбар.

– Да влей ему в глотку ещё зелья, и снова задрыхнет. А то опять орать начнет, а нам надо тихо ехать.

– Еще целых двенадцать дней, – мрачно пробормотал первый.

Всадники были высоки, статны и куда крепче сложены, чем Ульбар. Он никогда не видел таких. А увидев их пронзительные серые глаза, перепугался бы – слишком уж походили они на белых демонов, которые его чуть не прикончили.

А пока он в состоянии некоей блаженной жалости к себе и умиления покачивался в чужом седле, успокоенный и смиренный, потому что все испытания остались позади и он обрел вожделенное бессмертие. А за это он готов был служить кому и чему угодно.

Непривычно было после жизни под открытым небом привыкать к каменным стенам, но разве это так важно для того, которому принадлежит весь мир?

Тот, кто говорил с ним во время его путешествия, теперь восседал перед ним, небрежно подперев кулаком подбородок. Его двойник был страшен и прекрасен, и страшен и прекрасен был он сам. И двойник этот мог менять образ – сейчас это был Волк…

Это была чудовищная сила, и Ульбар склонился перед ним, как перед своим вожаком, поводырем и покровителем. А Волк улыбнулся и милостиво кивнул. Серебряный Сокол лежал на черном каменном столе, поблескивая аметистовыми глазами.

– Ты долго бродил в Мире Духов, – сказал он. – Мне нужен такой, как ты. Сильный волк Мира Духов. Так что ты верно выбрал. А теперь в награду за Знак скажи мне твои желания.

Ульбар прикрыл глаза, еле сдерживая радостную улыбку.

– Я хочу отомстить белым демонам, – выдохнул он. – Они посмели…

– Знаю, – перебил его вожак. – Они посмели оказаться сильнее тебя. – Он откровенно усмехался. – Конечно. Твой наставник был всего лишь человек. Теперь я твой наставник. Ты отомстишь белым демонам. Сполна. С лихвой. И этот Знак – Волк посмотрел на Серебряного Сокола, – тебе уже не нужен.

Ульбар низко поклонился. Он был счастлив.

Продолжение записок Секретаря

«Он нечасто бывает здесь, в Мордоре. Кроме моего Бессмертного, он – единственный, которого можно назвать владыкой хоть с натяжкой. У него есть свой замок, свои слуги. Как у моего – мы, нуменорцы, и будущая корона.

Такой ненависти к эльфам, как он, пожалуй, никто другой не испытывает. Его вековое противостояние с Лориэнской Хозяйкой стало у нас притчей во языцех. Ничего, скоро будет у них времечко потягаться, когда наши пойдут на Гондор. Тогда его орчье попрет на Лориэн. Вот и посмотрим, справедливо ли презирает его мой господин. Они друг друга не любят взаимно. Мой господин считает его тупым варваром, а тот моего – тупым воякой. Вот и посчитаются, кто умнее. Хотя я бы не сравнивал их – у каждого своя, особая стезя и ценность, правда, чем они ценны Самому – не мне судить. Это только Он знает.

История третья

Про этого Бессмертного я знаю довольно много. Хотя тоже не все, ибо сие есть тайны харадского двора. А они к своим тайнам весьма ревниво относятся. К тому же, копаясь в старых хрониках, я наталкивался на совершенно разные оценки событий, более того – на разные даты. Но везде наш Бессмертный – герой и божественный хранитель королевского рода, а стало быть, и всего Харада.

Что мне о нем известно… Родился где-то около 1250 от основания Барад-Дура, был младшим сыном в немалой королевской семье – а плодятся они на юге как кролики, даже в знатных семьях. Еще бы, если жена не одна… Было там не то семь, не то восемь детей, от скольких жен и кто от какой – сведения расходятся, потому вычислять бесполезно. Был он младшим из сыновей, еще у него точно была младшая сестра.

Его отец жил на удивление долго для этой расы. Ему перевалило за семь десятков, когда сын убил его за предательство по отношению к морэдайн и Мордору.

В хрониках говорится, что тан хэтан-ару Денна в таком-то году обрел Силу. Как и почему это вышло – не говорится.

Мой господин к нему относится почти дружелюбно, если такое вообще можно сказать о Бессмертных, и охотно вспоминает про его дядюшку.

Сам господин Третий Бессмертный весьма необщителен, кроме Ханатты его ничего не волнует. Дома его считают вечной Тенью королей и хранителем Солнечного Рода. С тех пор, как он стал Бессмертным, Ханатта верный союзник Мордора. Хотя по мне, что за толк от этих варваров…

Зато их много, и мой господин говорит, что хорошему полководцу любой солдат сгодится…»

То, чего не было в записках Секретаря

Игра третья. ИГРА ПСА

Тихое дуновение воздуха заставило оторваться от чтения. Дверь приоткрылась или окно? Случайно или тайный убийца ахиттэ – «черная тень» – крадется по сонным переходам дворца? В прежние годы не один государь окончил свой путь под Солнцем от руки убийцы.

Юноша нахмурился и незаметно положил руку на тяжелый боевой кинжал, с которым не расставался даже ночью. Ночь – время злых духов, дурное время для человека. И вредна тревожные. Злые времена. Хотя – кому нужен пятый сын государя? Юноша улыбнулся. Пятый сын в лучшем случае поможет сохранить священную Солнечную кровь для грядущих поколений, и все. А так – ни власти, ни богатства, ни особой славы ему происхождение не сулило. Любой князь имеет больше веса, чем он. И даже если с ним что случится, так у государя еще четверо сыновей и три дочери, да уже и шесть внуков есть.

Но зато он свободен.

У него есть свои комнаты в Золотом Дворце, казна выделяет ему содержание, у него есть свое небольшое поместье, свои слуги, свои лошади и собаки, свои соколы. И даже пара драгоценных священных серебристых кошек. Сейчас ночь, и они гуляют в саду, но с рассветом вернутся, и будут тыкаться усатыми мордочками в лицо, и усердно урчать, прося ласки и угощения.

Только бы мышей не натащили дохлых, как два дня назад.

Гибкие, изящные зверьки. Он подарил им золоченые ошейнички с королевскими рубинами и золотыми бубенчиками. Теперь птицы успеют улететь, услышав звон. А то жаль будет, если кошки задушат еще одного маленького певца.

Снова ветер провел легким крылом по щеке. Он опять поднял глаза. На сей раз увидел-таки тень. Но не черную.

– Не прячься, – негромко сказал он. – Акареми, выходи. – Из-за занавеси возле окна выскользнула маленькая темнокожая девушка. – Зачем ты здесь? Я же просил сегодня меня не тревожить. Что-то случилось?

Девушка мотнула головой.

– Мне страшно, господин.

Юноша удивленно поднял брови.

– А зачем ты ходишь по ночам? Сейчас время злых духов, а ты даже амулетов, что я дарил тебе, не носишь, – с укоризной покачал он головой. – Конечно, тебе страшно.

– Нет. Я за тебя боюсь, – тихо всхлипнув, прошептала девушка.

Юноша раздраженно поджал губы.

– Акареми, ничего страшного нет. Этот обряд совершает каждый мужчина из нашей семьи. Никто пока не умер. – Он усмехнулся. Нет, женщины бывают несказанно глупы. Правда, она всего лишь дочь дворцового конюха, а не изысканная и обученная гетера, и потому ее голова полна всякой чуши. Зато она преданная любовница. Одна из многих, которых он искренне и щедро любил. С женщинами он был честен. Сейчас – Акареми, потом – кто-то другой, но все, с кем он был, ни слова худого не скажут о нем. Никогда. Они запомнят лишь хорошее. Ему удавалось оставаться с женщинами в дружбе. Потому они и любили его. – Никто не умер, и я не умру. Завтра вечером, когда вернемся из Храма, я прикажу устроить маленький праздник. Для тебя, меня и двух-трех друзей с их подругами. Не грусти, я завтра подарю тебе бирюзовые серьги. Они тебе будут очень к лицу…

Вот уже и не плачет. Ну, много ли ей надо? Разве не славно делать таким приятное, тем более что это так легко…

Что-то не дает покоя. Непонятная тяжесть, словно ночной демон анат сел на грудь. Самое тяжелое время – бессонница во вторую стражу ночи. В это время все страхи и сомнения, словно сговорившись, приходят и начинают мучить. Кто сказал, что ночью обязательно надо спать? Может, следует переломить привычку и встать, пойти в сад, к прудам?.. Или взять коня и помчаться по ночным улицам Керанана никем не узнанным? К старому сотнику Золотых Щитов, который помнит и великого Керниена, и божественного Аргора?

Но тело привыкло лежать по ночам в постели, и заточенная в нем душа, крупица Солнца, бессильна в ночи…

Он снова поднялся на локте, посмотрел на свечу. Судя по часовым отметкам, до рассвета четыре часа. Принц снова взял со стола книгу и принялся за чтение. А воспоминания лезли и лезли в голову.

– Этот обряд проходит каждый мужчина Солнечного рода. – По своей привычке отец отводит глаза и говорит все более зло и резко, как бывает, когда он хочет показать свою власть. Как будто сомневается в себе. Неужто люди все же правы и отец – лишь жалкая тень своего великого брата Керниена? – И ты тоже пройдешь его.

«Может, хоть ты окажешься способным принять Силу», – продолжает за отца Денна.

– Да, государь, – отвечает Денна, почтительно склоняя голову.

– И ты примешь Силу! – говорит отец, словно и не слыша сына. Да ему и не нужно, понимает Денна. Ему нужно, чтобы покорный сын принял Силу и чтобы при нем, Наран-Не-ару, был свой божественный воин.

– Да, государь.

Отец внимательно смотрит в лицо Денне, с какой-то робостью и подозрительностью, словно выискивая подвох или насмешку. Он все время боится насмешки. Отец слабый государь. И Денне больно это видеть. Хочется успокоить его – но разве человек, боящийся собственной слабости, позволит себя утешить?

Денна молчит, послушно потупив взгляд.

И внезапно происходит невероятное. Отец вскакивает и орет так, что даже Золотые Щиты у дверей вздрагивают.

– Все вон!!! Пошли вон, сейчас же, вон, вон!!! Я буду говорить с сыном!!! Только с сыном!!!

Денна в первое мгновение даже втягивает голову в плечи, но секундой позже его разбирает смех, и он едва сдерживается. Так шутовски грозен его красивый, утонченный, изнеженный отец… Разве можно поверить в его гнев? Как смешно все разбежались!

Двери затворены. Отец осторожно, опасливо прислушиваясь к шорохам, останавливаясь после каждой пары шагов, идет к сыну.

– Иди сюда, – тащит он его за рукав к широкому низкому трону. – Сюда.

– Я не стану садиться на него, отец! – в ужасе пятится Денна.

– Сядь рядом, – не слушает анна-ару. – Сядь. Надо, чтобы никто не слышал. Никто, Денна, никто.

Денна чуть не плачет – отец слаб. Отец так слаб, так ничтожен, как же ему страшно, наверное, править! Но и дяде было тяжко и страшно. Однако великий Керниен был решителен и отважен, а вот брату его Солнце не отмерило доблестей, необходимых правителю.

А отец суетливо бежит к столику у окна, наливает вина и несет кубок сыну.

– Выпей, выпей, – бормочет он. И пьет сам, совсем забыв о том, что только что намеревался дать вина сыну. Денна молчит. А отец, глядя в кубок, торопливым полушепотом говорит:

– Денна, ты последняя надежда. Солнце было щедро к моему великому брату, а вот меня ничем не одарило. Я хотел принять Силу – а не смог. И братья твои тоже, – чуть не всхлипывает отец.

«А ведь дядя и без Силы собрал Ханатту в кулак…»

– И говорят уже – Солнечный род слаб. Благодать ушла от него. Опять смуты, смуты! Я не хочу крови, – глотает он из кубка. – Не хочу. Саурианна говорит, что надо делать, – я делаю, а покоя нет! Нет Силы! Денна, Ханатта ждет. Вдруг случится, что Силу возьмет кто-то другой, не из нашего рода, какой-нибудь ублюдок со случайной каплей Солнечной крови в жилах? И что будет с нами? Нас вырежут!

«А дядя подумал бы – что будет с Ханаттой?..»

– Северные варвары зарятся на наше побережье, в стране неспокойно… Денна, если ты не примешь Силу…

– Отец, – осмеливается заговорить сын, – но ведь может случиться и так, что я просто не сумею…

– Сумеешь! Сумеешь! – почти кричит отец. – Не смеешь не суметь!

Денна молча стискивает зубы.

Если бы не умер дядя, если бы не подосланные северными варварами убийцы… А Керниен ведь хотел союза с ними и мира. Странно – может, не все здесь так очевидно? Конечно, после смерти государя ни о каком мире и речи идти не могло. Вот теперь и висит над Ханаттой, как меч, война. Нависает, как камень, готовый сорваться с горы и увлечь за собой лавину. Да нет, камень уже покатился. Но кто знает – если он сумеет взять Силу, то вдруг остановит этот камень? И не будет войны, а снова будут книги, и утонченные поэтические поединки, и охоты, и любовь, легкая, как крылья бабочки?

Возможно.

– Отец, – говорит Денна, – я сделаю, что смогу.

Он быстро встает и выходит, чтобы отец не успел ничего больше сказать.

А анна-ару сидит на широком троне с кубком в руках и плачет.

…Почему же дядя не принял Силу? Или он просто не хотел опозориться?

Да нет, он мог бы ее взять, Денна в этом уверен. Такой великий человек – он бы смог.

И что тогда?

Денна уже не читал. Перед ним маячило среди теней худое лицо отца Маарана, который тоже принял Силу. И который жил слишком долго даже для мудреца. И звучали в ночи его слова – глухо, без эха, словно бы и не произнесенные, а упавшие откуда-то сверху, как комья застарелой пыли с балдахина кровати…

… – Государь должен был принять Силу. Нельзя отвергать дары богов, они карают за святотатство.

– А если он не был способен ее принять? Ведь не смог же мой отец.

– Твой отец слаб, – сурово и бесцеремонно отрезал отец Мааран, сверкнув черными глазами. – Твой дядя был велик.

Денна опускает голову, раздумывая. Затем снова поднимает взгляд.

– А если дядя… боялся?

Отец Мааран непонимающе смотрит на него.

– Вдруг он боялся испытать себя? Он был велик, ему все удавалось, и только Силой он не испытал себя. Вдруг он боялся, что потерпит неудачу и власть его пошатнется?

Отец Мааран с каким-то новым, непонятным выражением смотрит в лицо Денны. Взгляд тяжелый. Откуда-то Денна знает – жрец хочет, чтобы он опустил глаза. И потому он назло смотрит отцу Маарану прямо в лицо. Потомок Солнца, даже самый младший в роду, не опустит глаз перед сыном земли. Наконец отец Мааран сдается, смахивает со лба выступивший от напряжения пот. Дышит тяжело.

– Ты мудр. Куда мудрее, чем следовало бы в твои годы да еще младшему сыну. Вот что я тебе скажу. Твой отец слаб, и все это знают. И держится Ханатта пока лишь памятью твоего дяди, суровой рукой князей Арханна да верностью наших варваров. Но если не будет в королевском роду чуда, подобного Чуду Меча, то недолго ждать смуты. Ни Арханна, ни варвары не спасут. Напротив, они первыми обратятся против слабого государя, помяни мое слово.

Денна молчит, вертя в пальцах ониксовую фигурку-амулет. Солнечный Пес, спутник Солнца-Охотника, отгоняющий демонов.

– Скажи мне, мудрый, верно ли то, что написано в «Золотом Сказании»? О том, что дан выбор любому, кто встанет перед Силой? Ведь такой зарок был заключен между Саурианной и Керниеном?

– Да! – коротко лает отец Мааран. – Да. Но сказано также, что человек Солнечного рода должен взять Силу. Один из рода – должен. Да. Ты вправе отказаться. И оставить беззащитным и твой род, и твою землю.

Отец Мааран встает. Тяжелый всплеск потрепанного красного шелка.

– Подумай об этом, сын государя, – говорит жрец, прежде чем уйти, и голос его полон презрения и досады.

– Остановись!

Звучит это так властно, что жрец вздрагивает и замирает на полушаге. Колени невольно подгибаются. Он помнит этот голос, эту суровую властность – но государь Керниен умер. Его не может быть здесь.

Оборачивается. На сей раз лицо его полно изумления страха и радости.

– Государь? – медленно, недоверчиво выговаривает жрец, губы его трясутся и язык с трудом повинуется ему. – Ты вернулся?

Мгновение чуда проходит, и жрец снова видит только Денну. Но теперь он не спешит уходить и почтительно кланяется.

– Слушаю тебя, сын государя.

– Скажи, что станет со мной, когда я приму Силу? Ты знаешь, ты испил ее. Говори.

Отец Мааран молчит, чуть подняв брови. Затем, коротко вздохнув, отвечает тихим, спокойным, чуть хрипловатым голосом:

– Я испил столько Силы, сколько смог. Нельзя взять больше, чем способен взять. Что же – я живу долго. Может, проживу столько же, сколько морские варвары. Я не болею и могу исцелять многие недуги всего лишь прикосновением рук – так твой отец-государь лечит золотуху. Он пытался испить Силы, но сумел взять не более глотка, увы… – В голосе отца Маарана сожаление и легкое презрение. – Твои братья не смогли сделать и этого. – Он опять молчит. – Горько мне, горько. Даже я вижу, когда человек лжет, могу внушить ему мысли, а то и заставить сделать то, что я хочу. Это великая власть – но зачем она мне, жрецу? Если бы такую Силу имел государь, как бы он был велик!

– Я никогда не буду государем, – с нажимом произносит Денна.

– Не зарекайся.

– Не пытайся мне в этом помочь, – резко произносит юноша. Отец Мааран вздрагивает.

– Ты и без Силы силен. – Голос отца Маарана становится сиплым, говорит он отрывисто и быстро, избегая смотреть Денне в глаза. – И я уверен – ты сможешь сделать не только глоток… источник обмелеет… Ты должен! – кричит он. – Кто, если не ты?

– Если не я – что? Что ты хочешь сказать?!

Отец Мааран не смеет уйти. Не смеет смотреть в лицо Денне.

– Ханатте нужен Священный государь. Могучий. Вечный. Твой отец однажды умрет…

Денна вдруг смеется. Отец Мааран недоуменно смотрит на него.

– Ты шутишь или испытываешь меня? Мне не хочется думать, что ты глупец, отец Мааран. Вечный государь! Или не знаешь – «мир наш переменчив, и доброе со временем становится худым, и дурное становится хорошим. Так в ночи мы жаждем солнца, а в час зноя стремимся к вечерней прохладе. Не может быть вечным правитель, ибо если поначалу он желаем и любим, то потом становится ненавистен, что влечет к смутам и страданиям». Неужто не читал ты Хисва-ханну Отшельника? Сколько раз оправдывались его слова?

Отец Мааран молчит. Затем поднимает голову и тихо, словно змея, шипит:

– Ты слишком мудр. Слишком. Но вспомни еще и слова Татвы Дану: «Великому решать, а не ничтожному. Ничтожный сам не знает, что для него есть благо».

– И великий Эрхеллен посадил Татву Дану на кол, чтобы не мудрствовал, – кротко улыбается Денна. – Что-то не помню, чтобы хвалил он великого правителя, вися на колу, но поносил всячески и сулил кары небесные.

– А Хисваханна умер в голодной яме князя Арзу Арханны!

– И воспринял это смиренно, как и подобает мудрому. Но ты прав. Оба они дурно умерли, что лишь подтверждает горькую судьбу мудреца в нашем несовершенном мире. Но будь покоен – я пройду испытание. А уж глотну я Силы или нет – там увидим.