Текст книги "Мальвина на закуску (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

– Сейчас дойдём до этого, – пообещал Макс.

После того, как Валя убила ненавистную парочку, она временно успокоилась. Она, кстати сказать, не знала, что Маковетовы не её родители, и искренне возненавидела тех, кого считала своими сёстрами. Она думала, что её, как старшую, любят меньше, и, когда её лишили наследства, она взбесилась, и испортила тормоза в машине сестры.

Вероника совершенно случайно об этом узнала, узнала недавно. Она уехала в Америку, долгое время её дела на фабрике вёл заместитель, и месяц назад она вернулась, узнала, что сестра умерла, и, совершенно случайно, услышала разговор Валентины и Николая.

Она поняла, что та убила Валерию и её мужа, попыталась избавиться от Фриды. Но тут она допустила промашку, Фрида сбежала из дома, и исчезла в неизвестном направлении.

А потом Вероника исчезла...

– Они и её убили? – спросила я.

– Думаю, что нет, – покачал головой Максим, и, заметив моё удивлённое лицо, пояснил, – они отрицают свою причастность к смерти Вероники. И я склонен им верить.

– Почему?

– Потому. Какой смысл им что-то скрывать? На этой парочке

уже столько преступлений, что одним трупом больше, одним

меньше...

– Ясно, – протянула я, – и так тяжесть велика, а чистосердечное смягчает вину.

– Ну, думаю, нечего смягчать. Валентина, скорей всего, на свободу не выйдет, а вот Николай.

– Что – Николай? – испугалась я.

– Думаю, он схлопочет, максимум, лет пятнадцать.

– Но почему? – закричала я, разлив кофе.

– Валентина всё на себя взяла, ему только можно инкриминировать смерть нотариуса, есть свидетель, секретарша Оксана, которую ты из огня вытащила. От этого он точно не отмажется, сволочь. Ну, ещё нанесение тяжких телесных повреждений...

– Кому? – у меня от избытка чувств голова отказывалась варить.

– Кому! Тебе! Кому же ещё? Два сломанных ребра, сотрясение мозга, и выкидыш.

– Не надо о выкидыше, – вздохнула я, – я так хотела ещё одного малыша.

– Ладно, – замял тему Максим, – не переживай, родим ещё двойню.

– Это, уж как повезёт. Что ты говорил о Николае?

– Выпутается он, минимальный срок получит. Валентина берёт всё на себя.

– Замечательно, – воскликнула я, вытянув ноги, – погоди, ты сказал, что Фрида сбежала в неизвестном направлении, но они знали, что Фрида бомжует на свалке, и она мне рассказала, что они пытались обвинить её в воровстве.

– Верно, а до этого пытались убить. Фрида пьёт молоко на ночь, и так уж получилось, что стакан с молоком, который стоял на тумбочке в спальне, случайно столкнула служанка. А потом они разыграли сценку с ожерельем, и Фрида просто сбежала. Она вдруг поняла, что они всё равно от неё избавятся, и решила убежать. Ладно, Вика, я пошёл, в этом деле ещё не всё распутано. А ты, чтоб вечером была в самом красивом платье.

– Это зачем?

– У генерала юбилей, и все сотрудники приглашены со своими

вторыми половинами.

– Так точно, товарищ капитан, – я шутливо приложила ладонь ко лбу.

– Бестия, – воскликнул Максим, целуя меня, – продувная, – и

ушёл.

А я взяла кофейник, наполненный любимым напитком, и отправилась в кабинет. Там меня уже ждали целая куча бумаг, ресторанная документация, вообщем, то, что я так не люблю делать. И я взялась за дело, обалдела окончательно, выпила чашку кофе, закурила, и повернулась к окну. На улице опять бушевала непогода, шёл снег с дождём, не могу дождаться, когда придёт лето, ну, или май.

Я люблю май, это мой самый любимый месяц. Ещё не слишком жарко, но и не холодно, нет столь ненавистных мне насекомых, и дует лёгкий зефиришко.

Я люблю мягкую погоду, впрочем, тепло любят все.

– Вика, – заглянула ко мне Анфиса Сергеевна, – к тебе пришли.

– Кто?

– Привет, – в кабинет вошёл Дима, – как ты?

– Как видишь, жива, и относительно здорова, – усмехнулась я, вытянув ноги.

– Больше на подвиги не тянет? – с улыбкой спросил мой экссупруг.

– Не знаю, – протянула я, – и вообще, ты о чём говоришь? Я только что из больницы.

– Да, но, насколько я знаю, Киселевы не убивали Веронику. Неужели тебя это уже не волнует? А Дина?

– Ты на что меня подбиваешь? – свирепо осведомилась я.

– Не на что, я только пока предлагаю, – усмехнулся Дима, улыбаясь самой ехидной улыбкой на свете.

– Ты негодяй! Хочешь, чтобы я опять с Максимом поругалась?

– Да, – по-прежнему, обезоруживающе улыбаясь, ответил Дима.

– Точно негодяй! – воскликнула я.

– Какой есть!

Я молча смотрела на его красивое лицо, бледное в последнее время, с тёмными кругами под глазами, но это не портило его, напротив, делало только более сексуальным.

Он походил на вампира, долго не кормленого.

– Ну, что? – спросил он каким-то таким тихим, особенным

голосом, от которого у меня мурашки побежали по коже.

– Что? – тупо переспросила я.

– Поедем в Красиловку?

– Поедем, – вздохнула я, – только завтра, сегодня не могу.

– Почему?

– На юбилей иду, – пояснила я, в чём дело.

– Тогда я в девять заеду.

– Валяй, – у меня уже ни на что не было сил.

Мне сейчас хотелось только завалиться в постель, но пришлось одевать красивый костюм.

Бархатный, цвета изумруда, комбинезон, с широченными штанинами, и строгого покроя верхней частью. Перехватила талию красным поясом в стразах, надела красные шпильки, свой любимый кулон в виде летучей мыши, и серёжки в виде розовой жемчужины, подвешенные на цепочку.

– Ого, – протянул Максим, разглядывая меня, – да, любовь моя, ты не устаёшь меня поражать своей фантазией. Пошли.

Юбилей был в ресторане, и я, честно говоря, скоро заскучала.

– Что грустим, красавица? – подсел ко мне виновник торжества.

– Я не грущу, – мотнула я головой, и взяла бокал с коньяком.

– Вик, давай жить дружно, – воскликнул он.

– Что это с вами? – вздёрнула я брови, – или это прелюдия ругани?

– Не начинай. Ты умная женщина, и ты и так понимаешь, что так не бывает.

– Как?

– Так. Ты постоянно во что-то впутываешься, неприятности следуют за тобой по пятам.

– Я сама этого захотела, – вздохнула я.

– Чего ты захотела? Гоняться за бандитами?

– Нет, просто я хотела, чтобы в моей жизни что-то изменилось. Есть такая французская поговорка, бойтесь своих желаний, они могут исполниться. Я хотела, чтобы у меня что-то изменилось, хотела, наконец, любви...

– Ты ведь не любишь Макса? – спросил вдруг генерал, а я подавилась коньяком.

– С чего вы взяли... то есть... того... Максим хороший, порядочный, мне с ним спокойно.

– По твоей бурной реакции я имею все основания полагать,

что попал прямо в яблочко, – вздохнул Матвей Григорьевич, -

красавица моя, у тебя глаза, как у больной собаки. Не знаю даже, чем тебя лечить.

– Я бы сама себя пристрелила.

– Типично женское мышление, – усмехнулся Матвей Григорьевич, – женщина может только пристрелить. Ты влюблена, и влюблена на смерть. В Диму, если я не ошибаюсь? В Северского?

– Не говорите Максу, – прошелестела я.

– Больно надо мне в ваши отношения лезть, сами разберётесь. Маетесь вы дурью, братва. Почему ты не вернёшься к тому, который разжёг твоё сердце?

– Вы знаете, – дёрнула я плечиком.

– А если бы Дима не был бандитом, ты бы вернулась к нему?

– Конечно, – кивнула я, и взяла бокал с шардонне, – фу, кислятина.

– Вон ликёр, – Матвей Григорьевич налил мне немного.

– Что это? – я пригубила напиток, – « Пинаколада », вкусно.

– Вика, ты сейчас свалишься. Разве можно столько пить? Съешь чего-нибудь.

– Не хочу. Я вообще мало ем.

– Ты много пьёшь, я это заметил. Съешь этот шницель, и немедленно. Это приказ.

– Ну, раз приказ отдан самим генералом, – усмехнулась я, – только шницель я не хочу, лучше съем жульен из грибов.

– Я слышал от Максима, что ты не любишь мясо.

– Всё верно, – кивнула я, и принялась крошить жульен вилкой. Жульен оказался очень вкусным, но аппетита у меня всё равно не было. Съев сущую капельку, я опять схватилась за спиртное, на этот раз абсент, и к концу вечера была пьяная вдребезги.

Как я оказалась дома, не помню совершенно, но проснулась я

в своей постели, в пижаме, и, скрипя всеми шестерёнками, поплелась в ванную, а потом на кухню.

– Анфиса Сергеевна, у нас нигде рассола не завалялось? – спросила я, облокотившись о косяк.

– Да, дайте ей ещё опохмелиться, – увидела я сидящего за столом Диму, и пившего кофе.

– Хватит юродствовать, – поморщилась я, и налила себе воды.

– Держи, алкоголичка, – вынула моя свекровь из холодильника

банку, – ещё вчера приготовила, когда Макс сказал, что вы на

гулянку пойдёте. Ясное дело, нужно рассол готовить для милой невестки, – проговорила она ехидно, а Дима хрюкнул.

– Прикольно, – ухмыльнулся он.

– Сейчас я о чью-то дубовую башку разобью эту банку, кому-то уже не так прикольно будет, – пообещала я, хлебая рассол прямо из горла, и откусывая от огурца, – чего ты припёрся?

– Милая моя, ты знаешь, что чрезмерное употребление спиртных напитков отрицательно сказывается в первую очередь на мозге? Забыла?

Мне захотелось его убить, но я вспомнила, что мы собирались в Красиловку, и стала собираться. Оделась, выпила кофе, съела пару блинчиков со сгущёнкой, и села в свою машину.

Дима гнал на своём джипе за мной, но, подъехав к деревне, мы обнаружили... пепелище.

– Что это такое? – ошарашено проговорила я, выскочив из машины.

– Похоже, тут был пожар, – протянул Дима.

– Что происходит? – воскликнула я со злостью, – что вообще происходит?

– Да успокойся ты, – взял меня за руку Дима, – вон, вижу ещё одну деревню, пойдём, спросим, в чём дело.

Я молча кивнула, выдернула свою руку из его клешни, села в машину, и поехала в сторону, где виднелся знак с надписью « Муравка ».

Интересное названьице для деревни, однако. Я проехала мимо знака, за окном были видны голые деревья, а по стеклу вдруг ударил дождь. Я включила дворники, и посильней нажала на педаль газа, съехала с небольшого пригорочка, и оказалась в деревне. Вернее, у её начала. Справа были видны поля, огороженные частоколом, земельные участки жителей деревни, а дальше шли покосившиеся домики.

Мы притормозили, и я, полная решимости, постучалась в первый попавшийся домик. За забором послышался заливистый лай, стук дверью, и громкий, женский голос:

– Кого там черти принесли? – не любезно, однако.

– Добрый день, – воскликнула я.

– Издеваешься, что ль? – грозно осведомилась женщина.

– Простите?

– Добрый день! Какой он добрый? Дождище, вон какой хлещет. Чего надо-то?

– Приехала из Москвы... – начала было я, но женщина меня перебила.

– На фига?

– Мне необходимо было попасть в соседнюю деревню, – стала объяснять я, скрипнув зубами, и стараясь не обращать внимание на грубость, – но там был пожар...

– Ах, из Москвы, и в Красиловку? Может, в « Лагуну » попасть хотела?

– Да.

– А ну, пошла вон отсюда, – закричала женщина, – только мне тут торговцев дурью и не хватало! Сгорело ваше пристанище, и, слава Богу! Сколько уж наших детей на иголку посадили, ироды! Житья от вас нет!

– Я не понимаю...

– Не понимает она! Все вы там, в Москве своей, на головку стукнутые. Пошла вон!

– Живо открывайте дверь, – закричала я, сообразив, что к чему, и собравшись, – милиция!

– Какая ещё милиция?

– Родная. Следователь по борьбе с наркодилерами, – выпалила я, – капитан МВД.

– О Господи! Сейчас открою, – раздался топот, потом лязгнули замки, дверь открылась, и полная женщина, лет сорока, воскликнула, – проходите. Простите, накричала, просто этот клуб уже всех до печёнок достал.

Собака в будке продолжала лаять, но она была на цепи, следовательно, особой угрозы не представляет, и мы беспрепятственно прошли в дом.

– Проходите, садитесь, – провела она нас на кухню, – наконец-то этим занялась милиция, а то просто житья не стало от этого клуба. Слава Богу, что сгорел этот притон.

– А что случилось? Мы давно следили за сотрудниками клуба, а тут такой бенц.

– Так деревня эта была практически не жилая, – воскликнула

женщина, представившаяся Тамарой, – вернее, её выселяли. А

клуб там был с незапамятных времён...

Клуб со странным для деревни названием « Лагуна » существовал в Красиловке с незапамятных времён. Поначалу там развлекались старожилы, со всей округи ходили туда на

танцы, он был действующим и в наши дни, и деревенские жители ничего против клуба не имели, но там вдруг стали происходить странные вещи.

Тамара в тот день пошла за водой, было около шести часов утра, а деревенские люди вообще встают рано. Тамара, чтобы сократить путь, решила пройти лесной тропой, и вдруг увидела соседскую девчонку.

Семнадцатилетняя красавица лежала на траве, и не подавала признаков жизни. Тамара испугалась, бросилась назад, к соседям, и уже позже, по приезду медиков выяснилось, что девушка одурманена наркотиками. Юлю, так звали девушку, отвезли в больницу, и, будучи в сознании, она рассказала, что в клубе к ней подошёл какой-то парень.

Девчонка практически засыпала, и уже собиралась идти домой, как рядом с ней материализовался незнакомец.

– Слушай, – таинственным шёпотом сказал он, – у меня есть одна штучка, будешь плясать до утра, – и он показал ей упаковку с розовыми таблетками внутри.

Поломавшись, Юля согласилась, хотя таблетки эти стоили очень дорого, и выпила целую пригоршню. Что было потом, она плохо помнит, очнулась уже в больнице.

По этому факту было заведено уголовное дело, а сотрудников клуба стали трясти на предмет наркотиков, но, ясное дело, ничего не нашли. В деревне слухи быстро распространяются, пока девчонку опрашивала милиция, до преступников, скорей всего, уже дошла весть о произошедшем, и они поспешили залечь на дно. У Юли были изъяты остатки наркотического вещества, и отправлены на анализ, это оказалось экстази.

– Не знаю, что это за гадость такая, – вздыхала сейчас Тамара, подперев ладонью подбородок, – милиция ещё долго шерстила деревню, но так никого и ничего не нашли. Только я уверена, это владельцы клуба торговали.

– Почему вы в этом так уверены? – насторожилась я, – вы ещё что-то знаете?

– Знать, не знаю, но владелец клуба был какой-то псих.

– Псих?

– Да.

Деревня, она и есть деревня, все, как на ладони, ничего не утаишь. За несколько месяцев, как произошла история с

соседской девчонкой, в их деревне поселился какой-то странный жилец.

Это был мужчина высокого роста, худощавый, внешне очень приятный, но ходил он, как в трансе. В своей неизменной одежде, чёрных брюках, и белой кофте с вышивкой, и ленточкой посередине лба, он подходил к какому-нибудь дому, и, завидев хозяев, сложив молитвенно руки, и заунывно говорил:

– Мир вашему дому, братья и сёстры, – и удалялся.

Сначала все посмеивались над странным жильцом, потом перестали обращать внимание, некоторые, особо нервные, ничтоже сумняшеся, брали грабли, или вилы, что первое под руку попадало, и гнали этого идиота долой.

Соседская старушка так разошлась, что запустила в него полено, попала аккурат по голове.

И, если вы думаете, что странный тип прекратил свои фокусы, то глубоко ошибаетесь. Ему не раз пытались начистить физиономию, но, в конце концов, плюнули, и просто не обращали на дурака внимание.

– Это был хиппи, – воскликнула я, когда Тамара замолкла.

– Кто-кто? – оторопела она.

– Хиппи. Есть такое движение, они действительно странные люди, и мировоззрение у них странное. Они пацифисты.

– Кто?

– Ударил по левой щеке, они подставят правую, они за мир во всём мире.

– Я же говорю, идиоты, – убеждённо воскликнула Тамара, – психи блаженные.

– Кстати, – встрял вдруг Дима, – известно, что хиппи принимали наркотики.

– Так, – подскочила я.

– Первоначально у хиппи был лозунг: « Занимайся любовью, а не войной », а воплощали его в жизнь употреблением ЛСД.

– Из этого следует, что этот тип действительно мог продавать наркотики, – воскликнула я.

– Мог, – кивнул Дима, – погодите, – посмотрел он на Тамару, – вы

сказали, что он был владельцем клуба?

– Да, был, – кивнула она, – но, только, как клуб сгорел, он куда-то исчез.

– А откуда это вообще стало известно? – спросила я, – что он владелец?

И Тамара пустилась в объяснения.

Первоначально клуб был собственностью государства, вернее, администрации посёлка, коим была эта деревня до недавнего времени. Но со временем посёлок пришёл в упадок, стал небольшой деревенькой, а часть жителей переселилась в Муравку. Красиловку постепенно расселяли, землю выкупили какие-то « новые русские », для чего, неизвестно, скорей всего, под коттеджи. Это чудо – юдо, предполагаемый хиппи, ещё, когда жил в Красиловке, выкупил этот клуб. Ничего и не было бы известно, но в деревне ничего утаить невозможно, и в сельсовете тоже работают люди, и вскоре по округе распространилась весть: этот псих выкупил клуб.

Старожилы возмутились, мол, где теперь они будут отдыхать, но их поспешили успокоить. Новый хозяин не собирается ломать клуб, функция у него будет та же, только это теперь будет платное заведение.

– То есть как платное? – стали возмущаться жители деревни, – всегда бесплатное было. Мы просто включали музыку, и танцевали, а тут за вход платить надо.

– Это будет не просто клуб, а летнее кафе, – объяснили им, – за вход платить не надо, только, если закажешь чего.

И на этом все успокоились. Но беда не приходит одна, и по деревне покатились слухи, будто в этом клубе – кафе не всё чисто. Жившая рядом с клубом, пожилая женщина страдала бессонницей, и частенько выходила на улицу, садилась на завалинку, и всю ночь грызла семечки.

Так вот, в одну из таких ночей она увидела, что к клубу подъехала какая-то машина, подъехала вплотную к чёрному ходу, любопытная не в меру старушка попыталась разглядеть, что к чему, но, пока она доковыляла, неизвестные быстро закрыли машину, и уехали, а двери клуба закрылись.

С тех пор старушка следила за клубом в оба глаза, у неё был

старый полевой бинокль, и она, вооружившись им, заняла

позицию на сеновале.

С её слов, а она потом всё обмусоливала с соседями, неизвестные в определённый день, в определённое время, привозили что-то громозкое в пластиковом мешке, быстро

затаскивали внутрь, и быстро уезжали.

И вдруг, как гром с ясного неба, Тимофеевна, как звали эту старушку, умерла. Когда она не вышла утром, как всегда, помусолить местные сплетни, соседки слегка удивились, но значения этому не придали.

Но, когда она и вечером не вышла, и на следующий день, соседки заволновались, и пошли к ней домой.

Дверь была закрыта, Тимофеевны нигде не было, но, заметив открытую дверь сеновала, одна из соседок толкнула её, дверь, и сама чуть не упала.

Тимофеевна лежала на полу, неестественно вывернув голову, судя по всему, она, когда слезала по неудобной лестнице со второго этажа, упала, и свернула себе шею.

Это был вердикт, вынесенный милицией, но никто из жителей в это не поверил. Все были уверены, что Тимофеевна поплатилась за своё любопытство, что её убил этот сумасшедший.

И жители деревни пошли в милицию с требованием разобраться с психом, на что получили категоричный ответ, в смерти Власовой никто не виноват, она упала сама.

А, раз нет следов насильственной смерти, то нет и дела.

Это только обозлило людей, и они просто подожгли клуб, ночью, пока убийца спал. Утром от клуба осталось только пепелище.

Естественно, было заведено уголовное дело, которое так и не было раскрыто, а на месте старого клуба возвели новый, вновь принадлежащий народу.

Судьба таинственного хиппи неизвестна, косточек его на пепелище не нашли, можно предположить, что он сам превратился в пепел, но сжечь человека в печи можно только при очень высокой температуре, а от клуба остался остов.

Следовательно, и от человека должны были остаться обгорелые косточки. Но не осталось ничего, а он, кстати, жил при клубе.

Свой полуразвалившийся домишко он продал, вероятно, на эти деньги он и купил клуб, он дневал и ночевал в нём.

Так вот, после того, как клуб сожгли, хиппи исчез, и его

объявили умершим, и с тех пор в деревне воцарилась тишь.

– Кто сжёг всю деревню? – спросила я.

– В этот раз-то? – пожала плечами Тамара, – не знаю. Тут так

полыхало. А кто мог деревню поджечь, ума не приложу.

– Ладно, а какое отделение милиции занималось расследованием смерти Власовой?

– Тут городок есть, по соседству с нами. Вот они и осуществляли контроль над нашей деревней и над Красиловкой. Там одно отделение на весь город, ясное дело, контролировать три населённых пункта, обалдеешь. Вот они и стараются от лишней мороки избавиться.

Я приняла это к сведению, мы попрощались с Тамарой, узнали у неё точный адрес, где находится отделение, и поехали в городок.

Город этот был маленький, провинциальный, и, когда мы затормозили на небольшой площади, то привлекли всеобщее внимание.

Не обращая внимания на любопытные взгляды старушек, стоявших за прилавком под деревянным навесом, и вошла в отделение милиции, а Дима за мной.

Нам на встречу вышел молодой лейтенант, окинул взглядом меня, потом Диму, и подошёл к нам.

– Чем могу служить? – спросил он, – вы кого-то ищите?

– Товарищ лейтенант, – я подхватила его под руку, и отвела в сторону, – дело в том, что я частный сыщик, и занимаюсь расследованием убийства. Оно напрямую связано со смертью старушки два года назад в Красиловке. Мне нужна ваша помощь...

– Девушка, – изумлённо проговорил лейтенант, – вы вообще думаете, о чём просите? Я не могу показать дело какому-то

частнику.

– Я не какой-то там частник, – возмутилась я, – и потом, а если ещё трупы будут? Как вам такая постановка нравится?

– Да поймите вы, не могу я показать вам дело. Если бы меня московская милиция попросила бы показать дело, то да, но вы частник.

Разговор пошёл по кругу, и я настолько обнаглела, раскрыла ридикюль, и вынула две стодолларовые купюры.

– А так? – прищурила я глаза.

– Вы спятили? – возмутился он, – нет, это уже все границы переходит. Уберите немедленно, а то посажу за попытку дачи взятки должностному лицу.

– Так, – перехватил меня Дима, оттащил меня в сторонку, и, со словами, – предоставь это мне, – подошёл к лейтенанту.

О чём они говорили, я не слышала, но лейтенант потом позвонил куда-то, и повёл нас в кабинет.

– Вот, – положил он на стол папку, – это дело Власовой, но она умерла своей смертью.

– Не уверена, – пробормотала я, открывая папку, – вот, одна жительница деревни сказала, что Власова подглядывала за странным типом, который выкупил клуб. Они что-то привозили в клуб.

– Я об этом ничего не знаю, – ответствовал лейтенант, – да, и мало ли что пожилому человеку померещится.

– Старость – не радость? – прищурила я глаза, – а вам не кажется это странным?

– Что?

– Жила себе старушка, жила, а, как стала подглядывать за подозрительным типом, сыграла, простите, в ящик.

– Господи! Совсем с ума посходили с этой старушкой!

Достоевский отдыхает! Да она сама упала. Человек она была не молодой, а лестница там была, ого – го, какая крутая. Руки ослабли, вот и грохнулась. Смотрите дело, у неё перелом шейных позвонков, полученный в результате падения с большой высоты.

– А вам не приходило в голову, что её могли скинуть? – подняла я на него глаза, – вы вычисляли траекторию падения?

– Нет, – скрипнул зубами лейтенант, – у нас нет специального приспособления.

– А тут и не надо никакого специального приспособления, – ангельски улыбнулась я, – только математику надо знать. У вас как с этой наукой?

– Послушайте, на что это вы сейчас намекаете?

– На то, что вы либо не заметили, либо не захотели заметить, что её убили.

– Ева, – дотронулся до моей руки Дима.

– Что? – повернулась я к нему, он дал мне бумагу, и показал

строку, где надо читать.

– Ого, – протянула я, и обратилась к лейтенанту, – вы вообще хорошо просмотрели бумаги, полученные после вскрытия?

– Ну, да, – кивнул он, – а что?

– У вас тут написано, что Власову ударило током. Там, на сеновале, были провода?

– Нет, – мотнул головой лейтенант, и задумался, – нет, точно, нет. Да и какой бы дурак стал провода туда проводить? Сено, сухое, как каратнёт, мало не покажется.

– Разряд был сильный, – взял у меня бумагу Дима, – это не мог быть электрошокёр. Он не столь мощный. Скорее, электродубинка.

– Прости, электро – что? – мне показалось, что я ослышалась.

– Электродубинка, – повторил Дима для непонятливых, – есть такая вещь. Ею и убить можно.

– Просто супер, – протянула я, – достань мне такую же!

– Сейчас! Хватит с тебя обычного электрошокёра, нечего членовредительством заниматься. Ты с пистолетом – зажигалкой, и с двумя газовыми опасна, как не знаю кто, а теперь тебе электродубинку подавай.

– Зануда, – с чувством пнула я его, и уточнила, – значит, проводов не было?

– Нет, – категорично ответил этот, с позволения сказать, страж порядка.

– И вас это не насторожило? Что её током шибануло, а шибануть-то нечем?

– Да я... – стушевался лейтенант, – честно говоря, я даже не смотрел бумаги. Старушка древняя, тем более были видимые причины смерти, а они не насильственные. Она сломала шею при падении. То, что её могли скинуть, казалось совершенно абсурдным. Ну, кому, кому могла помешать старушка?

– Действительно, – улыбнулась я, – только вам по должности полагается все детали дела изучать. Власову сначала шибанули током, а потом скинули. Видимо, убийца хорошо изучил здешние порядки. Это вам не МУР, и не МВД, здесь никто не будет тщательно всё проверять.

– Послушайте, дамочка. Между мной и названными вами структурами берлинская стена. Да и вы сами-то! Частный сыщик! Вы-то не занимались, наверное, такой ерундой, как поиск огурцов из огорода. А нам тут вот такой ерундой

приходится заниматься.

– Это вы послушайте, – рассердилась я, – из-за вашей халатности погиб человек, и, если бы вы вовремя не приняли меры, никакого самосуда не было бы.

– Это вы о Перилине? – усмехнулся лейтенант, – я-то в чём виноват, если жители деревни на всю голову больные?

– Хорошо, – вздохнула я, понимая, что с этим типом каши не сваришь, – давайте всё, что знаете об этом Перилине, и разойдёмся.

– А вы тут не командуй те, – воскликнул лейтенант, – мы ничего о нём не знаем. Я уже делал запрос, когда он сгорел, родственников искал. Так вот, такого человека не существует. Вернее, существует, но это другой человек, и он сказал, что у него украли паспорт.

– Понятно, – кивнула я, – тогда дайте хоть адрес настоящего

Перилина.

– Пожалуйста, сейчас найду.

Получив адрес настоящего Перилина, мы поехали в Москву, и на подъезде Дима позвонил мне.

– Василюшка дома?

– Вообще-то, вчера вечером звонила Октябрина Михайловна, и сказала, что сегодня приедет.

– Тогда я к тебе, только заедем в кафе и магазин игрушек.

– Балуешь ты её, – вздохнула я.

– Она – моя любимая дочка.

Уже стемнело, дождь по-прежнему лил, как из ведра, и я, рассеянно вглядываясь в темноту, достала из сумочки термос с горячим шоколадом, налила себе, поставила чашку на специальную подставочку. Со вкусом закурила сигарету, и подумала, какое счастье, что у меня в машине стекло

тонированное.

Представляю, как сейчас обрадовалась бы милиция, увидев, что я курю, пью шоколад, и разговариваю по мобильному за рулём, то есть нарушаю правила дорожного движения.

– Дим, – воскликнула я, воткнув себе наушник в ухо, – ты, когда узнаешь, где живёт этот Перилин?

– Завтра, – ответил он, – завтра я за тобой заеду.

– Сделай одолжение, приезжай ко мне в ресторан, – попросила я

его, – Анфиса Сергеевна и так на нас косо смотрит.

– Хорошо, – со смешком ответил Дима, – любовь моя, мне кажется, что эта история шита белыми нитками.

– Ты это о чём? – рассеянно осведомилась я, глядя одним

глазом на дорогу.

– Я хиппи имею в виду, – пояснил он, – за каким чёртом он вообще поселился в этой деревне?

– А где ему селиться?

– Я ещё одного не понимаю. Нам сказали, что в клубе торговали наркотиками. Так?

– Так, – согласилась я.

– Едем дальше. Наркотики принимали первые хиппи, причём в Америке. В то время тогда не было на ЛСД и транквилизаторы запрета. Современные хиппи слушают Дженис Джоплин и « Грейтфул дед», и на этом всё кончается. И не мог хиппи убить старушку, они пацифисты, ты сама это сказала.

– Это бред, – воскликнула я, – если они хиппи, то они не могли! А вдруг он не настоящий хиппи?

– Это как?

– Это так. Может, он специально делал вид, что он такой. В деревне, как он и хотел, думали, что он идиот.

– Вот теперь ты какие-то глупости мелешь, – перебил меня Дима, – зачем ему это? Если он хотел сделать так, чтобы на него подозрение не упало, то он просчитался. Не в деревне такие шутки шутить. И потом, за ним тут же стали все следить, и, сразу после того, как умерла старушка, его тут же заподозрили.

– Ну, тогда ответь мне, что происходит? Что вообще происходит? Кто такой этот лже – Перилин? Зачем убили Власову? Кого Табардеев запихнул в машину? То есть, ясно кого, Веронику, тётку Фриды. Но как она оказалась в морге в качестве бомжа? Я ничего не понимаю! Понимаешь, я ничего не понимаю! – всё это я выпалила на одном дыхании и на повышенных тонах.

Выпалила, и тут же потеряла управление. Со злости я выпустила руль, и, поехала куда-то в бок. В последний момент, когда перед носом возник бетонный забор, я вцепилась в руль, и нажала на педаль тормоза.

Раздался пронзительный визг, и я остановилась в двух

сантиметрах от забора.

Сработала подушка безопасности, горячий шоколад оказался у меня на брюках, а сигарета вообще не знаю где.

Чувствуя, как дрожат руки, я достала салфетки, и попыталась

оттереть пятна с белых джинц и голубого свитера, но только сделала хуже, размазав жидкий шоколад по одежде.

Не было печали, пока я оттиралась, к машине подошёл гаишник, и тихо, но требовательно, постучал по стеклу.

– Добрый день, – сказал он, когда я опустила стекло, – сержант Николаев, права, будьте добры.

– Пожалуйста, – протянула я ему документ.

– Гражданка, Миленич, – обратился он ко мне, – почему нарушаем? Прав хотите лишиться? Во-первых, здесь нельзя тормозить, и вы что, пьяная?

– Трезвая, как стёклышко, – воскликнула я, – могу дыхнуть.

– Зачем тогда такие фортеля выкидываете? Кто так тормозит?

– Я случайно, – вздохнула я, но тут сержант углядел пятна на моей одежде.

– Вы что, пьёте какао за рулём? – строго спросил он, – вы что, спятили? И наушник висит. Теперь я вас точно прав лишу.

– Не надо, – поспешила воскликнуть я, – давайте договоримся.

– Это как? – прищурился сержант.

– Сто долларов, – улыбнулась я.

– Дорогуша, – тоже заулыбался гаишник, – сто долларов я сдираю с дурочек на малолитражках, а с тебя не меньше тысячи слуплю, – с этими он выразительно оглядел мой огромный красный внедорожник.

– Да вы спятили! – вскричала я, – двести.

– Девятьсот, – выпалил этот нахал.

– Триста.

– Шестьсот, и точка, – рявкнул сержант, – хватит торговаться, а то прав лишу.

– Чёрт с вами, – скрипнула я зубами, и взяла с сиденья сумочку.

Но, едва я её открыла, из сумочки полыхнуло пламя, и я выронила её на асфальт.

– Да вы что, совсем спятили? Зачем вы сумочку подожгли? – вскричал сержант, а я тупо смотрела на это безобразие.