Текст книги "Мальвина на закуску (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

– Ты такая голодная? – улыбнулся он.

– Как зверь, – кивнула я.

– У тебя соус на подбородке, – сказал он, и, не успела я отреагировать, как легонько коснулся губами моего подбородка. Меня в жар бросило, а потом в холод. Что же он делает!

Видит, что я мучаюсь, и только усугубляет ситуацию.

– Вернись ко мне, – приглушённо произнёс он, – вернись, прошу. Я приму тебя даже с двумя детьми от другого.

– Ты мне это уже говорил, – буркнула я, уткнувшись носом в тарелку.

– Да, и не отстану, пока не добьюсь своего. Я хочу, чтобы ты родила мне сына.

– Женись на ком-нибудь, и будет тебе и сын, и дочь.

– Дочь у меня есть, и у неё будет брат.

– Брат у неё есть.

– Единоутробный. А будет родной.

– Не будет у Василисы родного брата, – воскликнула я свирепо, – и заткнись, пока я тебе эти макароны на голову не вывалила.

– Ладно, моя амазонка, молчу.

– И перестань называть меня амазонкой, – возмутилась я, – я на них совершенно не похожа. Просто небо и земля.

– Внешне, может быть, согласно достоверным данным, они были рослыми блондинками.

– Вот-вот.

– Но они были крайне воинственными особями, и мужчин воспринимали, как представителей продолжения рода...

– Что ты сейчас сказал? – отложила я вилку.

– Что есть, – улыбнулся этот нахал, – это достоверные данные. Эти дамы прибыли к Александру Македонскому, чтобы родить малыша. Матриархат.

– Я сейчас тебе дам такой матриархат, – зашипела я, вставая с места.

– Тихо! – рявкнул он, и я неожиданно послушалась, и села на

место, – ишь, развоевалась. Самая натуральная амазонка. Я промолчу, пожалуй, о всех твоих попытках сбегать в ЗАГС, но воинственности у тебя хоть отбавляй.

– Ты негодяй! – воскликнула я.

– А твой муж тоже так тебя называет.

– Он имеет право, он мой муж.

– А я твой бывший муж.

– Объелся груш! – выкрикнула я.

– Ох, и колючая ты. Но у каждого ёжика есть мягкое брюшко... – договорить он не успел, я съездила ему по физиономии.

– Мило, однако, – пробормотал он, потирая щёку, – тяжёлая рука у моей амазонки.

Спокойно, Эвива, спокойно. Он поддразнивает тебя, и, соответственно, ждёт реакции. Не будет ему никакой реакции. И я просто промолчала, с самой ангельской улыбкой стала накручивать макароны на вилку.

– Что молчим, моя любимая фурия? – прищурил Дима глаза.

– Когда я ем, я глух и нем, – ответила я ему, по-прежнему улыбаясь, – ты просишь, чтобы я вернулась к тебе? Да мы с тобой за последние полчаса в пух и прах перессорились, представляю, что будет, когда мы воссоединимся. Армагеддон! Апокалипсис!

– А с Максом ты не ссоришься?

– Почти нет, – мотнула я головой, и отпила сока.

– Почти?

– Почти. Ему, во всяком случае, не приходит в голову травить

меня.

– Я поддразниваю тебя потому, что злюсь. И не делай вид, что

не понимаешь.

– Понимаю, – кивнула я, и уткнулась в тарелку с макаронами.

Да, я понимаю его, если он, конечно, так любит меня.

Неожиданно мне захотелось перенестись в прошлое, в Париж, где мы провели медовый месяц, в тот чудесный ресторанчик с живой музыкой, и танцевать вальс до утра.

Я посмотрела в его красивые, тёмные глаза, на красиво очерченные губы, волевой подбородок, чёртики, пляшущие в глазах, и почувствовала, что земля уплывает из-под ног.

– Всё, хватит, – воскликнула я, – давай вернёмся к нашим

баранам.

– Давай, – со вздохом сказал он, и взял телефон.

Я пододвинулась к нему, и мы стали просматривать контакты. Странно, но в телефоне не оказалось ни одного номера, даже меню звонков было очищено.

– Лихо она шифровалась, – воскликнул Дима, – ни одного номера не сохранила. Дай-ка книжку.

В книжке была только одна-единственная запись. Деревня Красиловка, местный клуб « Лагуна ».

– Что это ещё такое? – охнул Дима, – что за хрень?

– Поехали в деревню, – заёрзала я.

– Сейчас! Сорвались, и побежали. Мы даже не знаем, где это место. Я сначала выясню, где оно находится, а потом поедем. Ты лучше съезди на фабрику этой Вероники, пообщайся с администрацией.

– Дима! – вскрикнула я.

– Тихо, малыш. Займись пока Вероникой, а я займусь это Красиловкой.

– Хорошо, – нехотя согласилась я.

– А сейчас ешь. Заказать тебе ещё макарон?

– Закажи, я дико голодная, – улыбнулась я.

– Ничего себе, – ухмыльнулся Дима, – у тебя, случайно, ехинокок не завёлся? Ты уже целую тарелку спорола, ты же клюёшь, как птичка.

– А сейчас я клюю, как бегемот. Что, нельзя иногда заняться обжорством?

– Можно, тем более, на твоей фигурке это не отразится,

учитывая тот факт, что тебя дома личный тренажёр ждёт.

– Ты негодяй! И пошляк!

– Уж какой есть, извини. А ты, случаем, опять не беременная?

– Когда я беременная, я не могу проглотить ни кусочка, наизнанку выворачивает.

– Ладно.

Это его насмешливое – ладно, вывело меня из себя, скрежет зубовный слышен был, наверное, в Японии. Но я опять промолчала.

Мы вернулись к его офису, я забрала свою машину, и рванула прямиком на фабрику Вероника Григорьевны.

Это было огромное помещение, просто монстр, и был расположен он на окраине Москвы.

Я плохо разбираюсь в шитье, честно говоря, вообще в этом ничего не понимаю, но красивую одежду люблю.

Я вошла в будочку, наверное, это КПП, и нарвалась на строгий взгляд дежурной.

– Вы к кому? – спросила она, и я вынула из кармана удостоверение.

Женщина внимательно его изучила, и перевела на меня взгляд.

– Так к кому вы? – повторила она свой вопрос.

– Мне нужна Вероника Григорьевна.

– К сожалению, она больше не занимается фабрикой. Вам, наверное, лучше поговорить с её заместителем, Эдуардом Федоровичем. А что случилось?

– Тайна следствия, – неожиданно для себя выдала я, – мне необходимо поговорить с начальством.

Дежурная бросила на меня быстрый взгляд, и сняла трубку внутреннего телефона.

– Алло, Эдуард Федорович, к вам тут из милиции пожаловали, – сказала она, выслушала распоряжение хозяина, и кивнула мне, повесив трубку, – проходите. Пройдёмте, покажу административное здание.

Мы миновали охранников, вооружённых до зубов, и вышли на улицу, где сейчас лил проливной дождь. Мне сейчас вдруг дико захотелось домой, на диван, к своим кошкам, любимому белому шоколаду, кофе, и книгам. А ещё я напрочь запустила свой ресторан.

У Димы талант по части открытия бизнеса, и лёгкая рука. Мой ресторанный комплекс резко стал набирать обороты, я свалила всё на Нинель Ефимовну, и теперь лишь пожинаю

плоды.

Отряхнувшись, я вошла внутрь, дежурная проводила меня до самой двери, и удалилась. Наверное, боялась, что я украду что-нибудь. Впрочем, неудивительно, ведь здесь золото льют.

Я робко постучалась, и, получив приглашение войти, легонько толкнула дверь.

– Здравствуйте, я из милиции, – я вынула удостоверение, – капитан Миленич.

– Добрый день, – за столом сидел мужчина приятной наружности.

Высокий, подтянутый, в строгом, деловом костюме, очень,

очень интересный внешне.

– Чем могу служить? – бархатным баритоном спросил он.

– Я расследую дело о пропаже вашей начальницы Вероники Григорьевны, – начала я.

Я уже успела подготовиться к этому визиту, и позвонила Эле, секретарше начальника Максима, того самого генерала, Матвея Григорьевича, который любит мне мозги полоскать после очередного расследования. Мы с Элечкой подружки, невзирая даже на то, что она влюбилась в моего бывшего мужа, в Диму.

Я, на свою голову, познакомила их. Эля хотела поступить в институт, чтобы не вылететь с работы, и я помогла ей с блатом. Свела её с Димой.

Откуда ж мне было знать, что ему придёт в голову соблазнить хорошенькую девчонку. И теперь Эля страдает. Она ему нужна, как прошлогодний снег, вертит ею, как хочет, и я боюсь, что потеряю подругу.

Но, к счастью, Эля решили покончить с этим наваждением

самым кардинальным способом, выйти замуж. Её друг, Никита, с которым она встречалась до знакомства с Димой, сделал ей предложение, и она согласилась. Слава Богу, мозги у неё на месте.

И сегодня, стоя в пробке, я набрала её номер. Попросила

ничего не говорить Максиму, и узнать всё, что есть на Веронику Григорьевну Маковетову.

Оказалось, что её деверь, Николай, ну, и Валентина, подали в

милицию заявление о её пропаже. Она исчезла за неделю до

того, как ко мне обратился Ян Владимирович.

Женщина тихая, ни в чём сомнительном не замечена, замужем не была, и детей не имеет.

Не нравятся мне люди, которые ни в чём предрассудительном не замечены, хотя, наверное, это личное, учитывая мой образ жизни.

Окончила швейное училище, потом техникум, потом текстильный институт, и химфак МГУ.

– И чем я могу вам помочь? – устало спросил Эдуард Федорович, с интересом разглядывая меня.

С виду ему было лет тридцать пять – сорок, и мне не

понравилось, как он меня разглядывал.

– Вы хорошо знали Веронику Григорьевну? – задала я первый

вопрос.

– Как вам сказать. Она моя начальница, отношения у нас были чисто рабочие.

– А кто из сотрудников может рассказать о ней, как о человеке?

– Может, Таисия Игоревна. Да, они вроде бы немного общались. Учились вместе. Пойдёмте, я провожу вас в литейный цех.

Наверное, тоже, как и дежурная, боится, как бы я чего-нибудь не прихватила.

Пока мы шли, я с интересом всё рассматривала.

– А выгодное это дело? – спросила я вдруг.

– Конечно, – улыбнулся Эдуард Федорович, – одежда-то людям всегда нужна, равно, как и еда. Хотя, старую одежду можно перештопать, а есть нужно каждый день. Но это тоже очень выгодный бизнес. У нас здесь всё распределено... Вы разбираетесь в шитье?

– Как свинка в апельсинах, – хохотнула я.

– Ясно, – улыбнулся он, – между прочим, это очень увлекательное дело. Мы здесь не только шьём, но и ткани ткём. Хотите посмотреть?

– Да, – кивнула я, и вошла вслед за ним в цех.

Это было интересно и непонятно. Я с любопытством разглядывала громоздкие механизмы, потом Эдуард Федорович показал мне, как разрисовывают ткани, правильнее будет сказать, набивают. Про рисунок на ткани, набивку, я уже слышала от Фриды.

И показал мне цех, где шьют платья из золота.

– Бог ты мой! – воскликнула я, с его разрешения взяв платье в руки, – кольчуга. Кто это покупает?

– Есть желающие, – улыбнулся Эдуард Федорович, – конечно, как вы понимаете, позволить себе такое могут лишь очень состоятельные люди.

– А вот есть такие ткани, они как бы светятся... – начала я.

– Объярь, – воскликнул Эдуард Федорович, – или муар, как его

называют сейчас. Хотя муар существует двух видов. Переименованная объярь – это тонкая шёлковая ткань, с эффектом свечения, который достигается путём введения золотой или серебряной нитки и последующей специальной обработкой. А муар плотная шёлковая ткань, репсового переплетения, а её блеск достигается сдавливанием и сплющиванием утковых нитей.

– Каких нитей? – поперхнулась я, – при чём здесь утки?

– Утки тут действительно не при чём, – улыбнулся Эдуард Федорович, – просто это так называется, нить уткА. Есть основа и утОк, вот, – он поднял с пола клочок ткани, и выдернул две нитки, – потяните.

Я потянула, и убедилась, что уток тянется, а основа нет.

– Особенности ткачества, – кивнул мне Эдуард Федорович, – уболтал я вас. Что, понравилось платье?

– Да, – кивнула я, и подошла к зеркалу, приложив к себе кольчугу. Хочу такое и всё тут.

– Вы вряд ли можете себе такое позволить, – хмыкнул Эдуард Федорович, и нагнулся к самому моему уху, – или станете моей любовницей, и я вам сделаю щедрый подарок.

Я после такого заявления выронила кольчугу из рук.

– Что вы себе позволяете? Что это за хамство? Вы вообще знаете, с кем разговариваете?

– Знаю, и вижу. А ну, пойдём, – с этими словами он подхватил меня под локоток, и буквально силой выволок за дверь.

Я и охнуть не успела, как он затащил меня в какую-то

комнатку и усадил на подоконник.

– А теперь колись, что ты за птичка, – он вынул из кармана

сигареты.

– Да что вы себе позволяете? – взорвалась я, – я капитан МВД.

– Капитан МВД, – ухмыльнулся Эдуард Федорович, – никакой ты

не капитан МВД. Чего тебе здесь надо? Тебя Ильин послал?

– Это ещё кто такой? – вытаращила я глаза.

– Не придуривайся, – зашипел Эдуард Федорович, – у тебя корочки липовые, я это сразу определил. Даже знаю, кто их тебе сделал. Знакомая работа.

– Да я...

– Дорогая моя, – Эдуард Федорович схватил меня за запястье, – я бывший мент, и сразу определю, фальшивый документ, или

нет. Их тебе сделал Вахтанг Бредвадзе, не так ли?

Я позеленела от злости, и скрипнула зубами.

– Не знаю его фамилию, но зовут действительно Вахтанг, – сквозь зубы ответила я.

– А какого лешего липовому капитану здесь надо? – прищурил глаза Эдуард.

– Я уже сказала, я занимаюсь делом о пропаже вашей начальницы, – и я стала выворачиваться из его железных рук.

– Хватит врать! – рявкнул он.

– Пустите! Я не вру! Ладно, скажу, я частник-любитель, – выпалила я, и вырвала, наконец, своё запястье из его клешни, – спятили вы, что ли?

– Ещё неизвестно, кто из нас больше спятил, – буркнул он, и вынул другую сигарету. Я, фыркнув, без спроса выхватила у него из пачки сигарету, и засунула в рот, – зажигалку.

– Нахалка, – хмыкнул он, и щёлкнул огнивом.

– Хам, – спокойно парировала я, выпустив дым ему в лицо.

– Стерва.

– Наглец.

– Ведьма.

– Мы так и будем обмениваться любезностями? – прищурилась я, и закинула ногу на ногу.

– Наверное, пока ты не скажешь правду, кто ты такая, и чего тебе здесь надо.

– Я ищу вашу начальницу... ладно, твою начальницу грохнули,

и я хочу знать, кто... – и я стала рассказывать всё, с самого

начала.

– Если это очередная брехня... – начал он, – хорошо, я верю

тебе. Нюх я за годы не растерял, и вижу, что ты сказала правду. Хотя правда эта довольно нелепая. Твой муж от тебя, наверное, идиотизмом заразился, раз пошёл у тебя на поводу.

– Он уже привык к моим чудачествам, – улыбнулась я, – и знает, если он мне не поможет, я такое устрою ему, потом год придётся результат моей деятельности расхлёбывать.

– Держишь мужа под колпаком? – ухмыльнулся Эдуард, и задумался, – кому была выгодна её смерть?

– Наверное, её наследнику, – предположила я, – кто после смерти Вероники получает фабрику?

– Её племянница, Фрида, – ответил Эдуард, и поперхнулся, -

надеюсь, ты ребёнка не подозреваешь?

– Ни в коем случае, – мотнула я головой, – меня больше

беспокоит другая её тётя, с дядей на пару. Они отняли у

лишившейся родителей Фриды всё имущество, и, если узнают,

что фабрика завещана на неё...

– Думаешь, они решат её убить? – посмотрел на меня Эдуард.

– Я не знаю...

– А кто убил Веронику?

– Не знаю, – вздохнула я, – но узнаю. Давай, веди меня к твоей Таисии.

Он молча затушил сигарету, я тоже, и провёл меня в литейный цех. Жара тут стояла дикая, всё-таки золото плавят. Охрана в который раз ощупала меня, что меня уже стало раздражать, но пропустила.

Таисия Игоревна была заведующей, или мастером, не знаю, как сказать. Эдуард препроводил меня в какую-то комнатку, усадил, и исчез.

Вернулся он с приятной миловидной женщиной лет тридцати пяти, и воскликнул:

– Вот Таисия Игоревна. Капитан хочет знать всё о нашей

начальнице. Пообщайтесь пока, – он подмигнул мне, и испарился.

– Надо же, такая молодая, и уже капитан, – выдавила улыбку Таисия Игоревна.

– Эдуард Федорович сказал, что вы общались с Вероникой Григорьевной, – начала я.

– Мы были подругами, – вздохнула женщина, пригладив свои непослушные, светлые волосы.

И она стала рассказывать.

Познакомились Вероника и Таисия в текстильном институте. Тася, как все её называли, девушка из провинции, она в своём маленьком городке окончила училище, получила специальность швеи, и отправилась в Москву.

Она хотела поступать на отделение художественной росписи по тканям, но её тут же, с ходу, срезали на экзаменах.

Тася великолепно знала материал, но преподаватель специально её завалил. В слезах Тася забежала в туалет, плюхнулась на пол, и стала рыдать. Она даже не услышала, как в туалет кто-то вошёл.

– Эй, ты чего плачешь? – раздался над ухом девичий голос, – вставай, расскажи, что случилось?

Девушка помогла Тасе встать с пола, подвела к раковине, и помогла умыться.

– Ну, успокоилась? – улыбнулась незнакомка, и только тут Тасе представилась возможность разглядеть девушку, кстати, очень красивую, – пошли, тут рядом кафешка есть.

– У меня нет денег, – всхлипнула Тася.

– Я угощаю, – незнакомка подхватила её под руку, и повела вниз. Выслушав за чашкой беду Таси, новая знакомая, а звали её Вероника Маковетова, воскликнула:

– Известная история. Ты не москвичка?

– Нет, – вздохнула Тася.

– Ладно, я помогу тебе, – улыбнулась Ника, – я тоже поступаю на это отделение, правда, заочно. Очно я в МГУ числюсь, на химфаке.

И так они познакомились, и стали лучшими подругами.

Тася была благодарна подруге за то, что та помогла ей поступить в институт. У Ники был влиятельный отец, он работал на оборону, и две сестры. Одна близняшка, а другая на пять лет старше. Но, сколько Тася помнила, Ника никогда хорошо не отзывалась о старшей сестре.

Говорят, между близнецами существует какая-то невидимая связь, какая-то ниточка, не знаю, так это, или нет, но Ника и Лера были неразлучны, а со старшей сестрой они постоянно ссорились. Валентина была заносчивой, и она ненавидела

сестёр.

Она отнимала у младших красивые шмотки, пыталась отбивать

парней... Правда, с последним у неё не очень получалось.

Ника и Лера были очень красивы, Валя тоже, но почему-то молодые люди предпочитали их.

Шли годы, девушки выросли, детские обиды казались глупыми, но Валя по-прежнему ненавидела сестёр.

Дело в том, что Григорий Тимофеевич, отец девушек, больше любил младших. К старшей он относился постольку – поскольку, есть такая в доме, и, когда Валентина однажды попросила у отца денег на что-то, он ей отказал. Мотивировал он свой отказ тем, что у него сейчас нет свободных денег. Но, едва Валя вышла из кабинета отца, туда

вбежала Ника, и попросила денег на новое платье для вечеринки. И отец дал.

После этого Валя только ещё сильнее возненавидела близняшек.

Шли годы, Валя училась в институте имени Баумана, на факультете энергоустановок, и там же она познакомилась во своим будущим мужем, Николаем Киселевым. Между ними вспыхнула такая дикая страсть, результатом которой стала беременность Вали.

Услышав об этом, Григорий Тимофеевича чуть удар не хватил.

– Аборт! Немедленно! – заорал он.

– Ни за что! – рявкнула Валентина, – я замуж хочу.

–Ты... ты... ты... – хватал ртом воздух отец, и неожиданно замолчал, – кто он? Твой избранник?

– Не думай, не голодранец, хотя, мне вообщем-то, на это наплевать. Они владельцы частной академии, не бедные люди. Подумав, и взвесив все « за » и « против », Григорий Тимофеевич дал согласие на брак, и через восемь месяцев на свет появилась Настя.

Молодые жили отдельно, но Валя по-прежнему люто

ненавидела своих сестёр, ведь в довершение всего отец лишил

старшую наследства. Огромный дом, квартира в центре Москвы, всё досталось Валерии. А Нике отец подарил фабрику.

Эту швейную фабрику открыла ещё мать девушек, Анна

Михайловна, и она досталась Нике. Семейные драгоценности тоже были разделены между младшими.

То, что испытала Валя, когда умер отец, и было оглашено

завещание, не передаётся никакому описанию.

Ника и Лера вжали головы в плечи, и, когда старшая,

пунцовая от злости и бешенства, затихла, выпустив пар,

близняшки переглянулись.

– Валюш, – подала голос Лера, – ты не переживай. Мы понимаем, ты хотела что-нибудь на память о родителях. Мы с тобой поделимся.

– Да, – кивнула Ника, и обняла старшую за плечи, – ты ведь наша сестра, и мы любим тебя. Не понимаю, почему они не упомянули тебя.

– Да нужны мне ваши подачки! – взвизгнула Валентина, – мне

нужны родители! Мне нужна их любовь! Они всё вам! Всё вам! Почему? Они словно забыли обо мне! Забыли о моём существовании! – Валя плюхнулась на стул, и зарыдала, – я так любила их! А они! Почему все родители всегда любят младших? Между прочим, старшие за собой всю генетику тянут.

Нике и Лере стало неудобно, они стали утешать сестру, и, кажется, только сейчас поняли, почему она так себя вела по отношению к ним. Ей было обидно, а родители, это самое дорогое, и самое главное в жизни любого человека.

Валентину мало интересовал факт, что её лишили наследства, ей было больно, что родители просто забыли о ней.

С тех пор их отношения изменились.

Лера и Ника стали общаться с Валей, они навёрстывали упущенное. Лера удачно вышла замуж за дипломата, и родила девочку, Фриду. Ника тоже собиралась замуж, но до свадьбы у неё случилась внематочная, и врач сказал, что детей у неё больше не будет. Она, конечно, расстроилась, жених её бросил, и она стала всё внимание уделять двум своим племянницам, Насте и Фриде, потом у Вали родилась ещё

одна дочка, Даша.

Всё вроде бы хорошо, идиллия, но тут Лера, её муж, и их годовалый сын Ефим погибают в автокатастрофе.

Ника была в таком шоке, несколько дней плакала, а Валентина

была на удивление спокойной. На похоронах она молчала, не

проронила ни слова.

По завещанию владелицей состояния должна была стать

Фрида, и Тася не поняла, что вообще произошло, но квартиру

родителей, особняк, и деньги Светличных получила Валя.

В тот злополучный день Ника влетела к ней в квартиру, она

была в состоянии крайнего возбуждения, с размаху плюхнулась

на стул в кухне, и попросила стакан воды.

Получив воду, половину Ника вылила на себя, половину выпила, клацая зубами о стакан.

– Господи! Да что случилось-то! Ник! – пыталась растормошить её Тася.

– Она чудовище, – заплакала Ника.

– Кто? О ком ты говоришь?

– О Вале, – эхом отозвалась Ника, – если бы ты знала. И она, и

её муж. Теперь я поняла, почему отец лишил её наследства. С ума сойти!

– Да что случилось? Что она сделала?

Но Ника не ответила, она вылетела вон из квартиры, а потом и вовсе исчезла.

– Где она сейчас, не знаю, – вздохнула Тася, – она пропала.

Я постучала пальцами по столу, и спросила:

– Больше Ника ничего не говорила? Может, вы что-то упустили? Что натворила Валентина?

– Я не знаю, – мотнула головой Тася.

Я задумчиво посмотрела, и вздохнула.

– Ладно, вы свободны.

Она ушла, и в комнатку вошёл Эдуард.

– Узнала что-нибудь?

– Что-нибудь, – передразнила я его, – получила подробное описание положения вещей в семье Маковетовых. И мне это не понравилось. Валентина что-то натворила в своё время, и, я думаю, боюсь, что это она приложила руку к гибели Валерии, сестры Вероники. А насчёт Вероники не уверена, но, думаю, тоже она постаралась.

– Может, она тут не при чём? – сдвинул брови Эдуард.

– Я не знаю, – развела я руками, – но одно я знаю точно, мне пора к ним наведаться, а ещё лучше, проникнуть в их дом в качестве прислуги, и попытаться разобраться в ситуации, что твориться в их семье.

– А ты не боишься? – посмотрел он на меня, – вдруг они тебя раскусят?

– Я буду осторожна, – заверила я его, и покинула фабрику.

Да, в семье так часто бывает. Родители подчастую отдают всё

внимание и заботу младшеньким, и им в голову не приходит,

что старший ребёнок страдает. Ведь и в моей семье было так.

Маман кружила, да и сейчас кружит вокруг меня.

Я для неё свет в окошке, любимица, и я больше всего боялась, что Аська возненавидит меня.

К счастью, как в семье Маковетовых, у нас до убийств не дошло. У Асюты голова на плечах имеется.

Впрочем, маман всегда помнила, что у неё есть ещё один ребёнок, и старалась уделять и Асе внимание.

Я позвонила Диме, вкратце изложила ему свой план, но моё решение, проникнуть в дом Киселевых в качестве прислуги, он не одобрил.

– Я боюсь за тебя, – сказал он честно и откровенно, – они же могут тебя раскусить.

– Я буду постоянно с тобой на связи, если что не так, я дам тебе знать.

– Хорошо, – согласился он, чувствуется, нехотя, – кстати, если ты собираешься наняться прислугой, то должна подумать об одежде.

– А что о ней думать? – удивилась я.

– Прислуга не ходит в такой одежде, – сказал он мне, – съезди на Черкизовку, приобрети там что-нибудь серенькое...

На Черкизовском рынке я действительно купила простенькую одежду. Предусмотрительно оставила её у Димы, а вечером сказала Максиму, что уезжаю во Францию.

– Зачем? – задал вопрос супруг.

– Чтобы договориться о поставках устриц в ресторан, – пояснила я.

– Я отвезу тебя, – воскликнул Максим.

Только этого не хватало!

– Не надо, – мотнула я головой, – не знаю, сколько я там пробуду. Машину лучше оставлю в аэропорту, так удобнее.

– Ладно, – согласился Максим, – а теперь пошли в спальню.

Дима уже ждал меня. Он недавно купил особняк на Рублёвке,

но жить он там, ясное дело, не намерен. Он ненавидит

природу, законченный урбанист.

Вообщем, он загнал мой джип к себе в гараж, вместе с вещами и драгоценностями. Из украшений на мне осталось лишь скромное обручальное колечко, а в уши я вдела пластмассовые колечки.

У Киселевых был огромный особняк. Подойдя к громаде с

башенками, я невольно присвистнула. Четыре этажа из красного кирпича, и огромное количество стекол.

Я медленно поднялась на крыльцо, и нажала на звонок. Где-то в глубине дома послышалась мелодичная трель, но открывать не спешили. Я нажала ещё раз, и услышала цокот каблучков.

– Кто там? – хорошо поставленным голосом спросила женщина.

– Я из агентства по найму прислуги, – сказала я.

Перед тем, как отвезти меня сюда, Дима позвонил Киселевым от имени агентства, и сказал, что прислуга прибудет сегодня. Те явно обрадовались, похоже, они уже давно сидели без домработницы. Потом он позвонил в агентство, уже от имени Киселева, и дал отказ. Якобы, уже нашли прислугу.

Короче говоря, сработали мы чисто.

– Здравствуйте, – передо мной стояла молодая девушка, даже девочка. Но какой красоты! Дух захватывало.

Длинные, белокурые волосы, синие глаза, и пухлый ротик. На вид прелестнице можно было дать лет пятнадцать.

– Добрый день, – воскликнула я.

– Значит, вы из агентства? – уточнила красавица, – очень хорошо, а то мы уже замучились. Проходите.

– Настя, кто пришёл? – со второго этажа спускалась женщина лет сорока.

Вскоре я познакомилась со всеми членами семьи. Сам Николай Сергеевич мне не понравился. Это был высокий мужчина, совершенно лысый, и он так посмотрел на меня, что мне захотелось провалиться сквозь землю.

Он откровенно разглядывал меня, особенно ноги, и я впервые пожалела, что одела короткую юбку.

Мне выделили комнату, и показали фронт работ. Жена Николая Сергеевича, Валентина Григорьевна, показала мне весь дом.

– У вас есть рекомендации? – спросила она, внимательнейшем образом рассматривая меня.

– Да, конечно, – я дала ей липовые рекомендации.

– Дмитрий Северский? – глаза женщины стали похожи на две плошки, – вы у него работали?

Я была его женой, чуть не ляпнул мой глупый язык, но я вовремя его прикусила, и лишь кивнула, так как говорить была не в силах.

– Боже мой! – воскликнула она, – это же один из богатейших людей мира. Безумно красивый, и безумно богатый. Настенька без ума от него. Почему же вы ушли с выгодного места?

– Дмитрий Глебович ко мне приставал, – выдала я заранее придуманную легенду.

– И вы отказались от такой чести? – поразилась Валентина Григорьевна.

– Да, отказалась. Не хочу быть игрушкой в руках такого неприятного типа.

Валентина Григорьевна странно на меня посмотрела, но ничего не сказала, и стала показывать дом. Он был просто огромный.

Комнаты хозяев располагались на третьем этаже, для прислуги крыло на четвёртом, на последнем этаже ещё располагалась гардеробная, что, на мой взгляд, крайне неудобно.

Что за дела, комната на третьем, а вещи на этаж выше.

Но, когда меня провели в библиотеку, я просто застыла на месте. У меня возникло ощущение, что я попала в библиотеку в Петербурге.

Библиотека эта была в три этажа, около большого, арочного типа, окна, стоял красивый, дубовый стол. Рядом, на отдельном столе, стоял компьютер, принтер, сканер, даже ксерокс, вообщем, все прибамбасы.

Я пробежалась глазами по фолиантам. Бог ты мой! Да тут ценнейшие раритеты. Самые настоящие инкунабулы.

– Здесь тоже нужно убирать, – сказала Валентина, – но очень и очень осторожно. Сами понимаете, дорогие книги. Мой муж страстный библиофил, и здесь рукописные издания.

Ещё в доме жили родители Николая Сергеевича, два

полусумасшедших старика, как их назвала Валентина Григорьевна.

Они были учёными-физиками, фанатами своего дела, и, когда

мы вошли в их комнату, которая, судя по всему, служила им лабораторией, раздался оглушительный вой, и замигали лампочки над дверью.

– Мама! – вскрикнула я, и схватилась руками за голову.

– Бей их! – раздался вдруг вопль, и в нашу сторону полетела

какая-то хрень.

Раздалось шипение, и прогремел взрыв, и нас отбросило назад. Ударившись головой о стену, я помотала головой, и посмотрела на хозяйку. Волосы у неё стояли дыбом, лицо чёрное... наверное, у меня такое же...

– Мы их сделали, – услышали мы победный вопль, и в этот момент в коридоре появился Николай Сергеевич.

– Что тут происходит? – уставился он на нас, – Валя, Вика, почему вы на полу?

– Это ты у своих полоумных предков спроси, – взорвалась Валентина, – дай руку, – она вцепилась в протянутую длань, и приняла вертикальное положение, – уроды! Сдай их в дом престарелых!

– Валюша, что ты такое говоришь? – ужаснулся Николай Сергеевич, – они же мои родители. Разве я могу так с ними поступить?

– Да? – взвизгнула Валентина, – я, между прочим, твоя жена, и

имею право на покой в собственном доме! Они меня уже

достали!

– Зачем вы вообще к ним пошли? – воскликнул хозяин дома.

– Зачем? – взвыла Валентина, – а убираться в их комнате что, не надо? Я туда Викторию не пущу. К ним входить опасно не только для здоровья, но и для жизни.

– Валюша, не сердись, – воскликнул Николай, – пойдём, выпьешь свой любимый зелёный чай и успокоишься, – он подхватил супругу под локоток, и увёл вниз.

Я тоже было хотела удалиться, но в этот момент дверь, за которой жили не совсем, прошу прощения, нормальные пожилые люди, и оттуда высунулось нечто...

Присмотревшись, я поняла, что это человек. Бог ты мой!

Круэлла Дэвилль отдыхает!

Волосы пожилой женщины были наполовину выкрашены в чёрный цвет, а вот другая половина...

Другая половина была выкрашена во все цвета радуги. А

именно, в красный, синий, зелёный, и розовый. В носу пожилой женщины был пирсинг, в губе тоже, а одета она была в малиновый спортивный костюм.

Прикольные родители у этого бандита.

– Добрый день, – вполне вежливо и осмысленно проговорила

пожилая дама, хотя дамой её можно было назвать с большой натяжкой. Она больше походила на престарелого тинейджера.

– Добрый день, – светским тоном ответила я, ожидая сюрпризов

от неё, – Виктория.

Всю свою жизнь я откликаюсь на Вику, ну, ещё на Еву, и я попросила Диму достать мне паспорт с именем Виктория.

Как мы и предполагали, Валентина с ходу попросила паспорт, а у меня в нём стоит московская прописка. Ни к чему привлекать к себе внимание.