Текст книги "Адюльтер на трупе (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Я всё-таки нашла нормального дизайнера, и теперь весь мой дом – сплошные окна.

Я люблю, когда в комнаты по утрам льётся солнечный свет, и всё вокруг кажется янтарным.

У меня в комнатах, в тех, что я бываю постоянно, стоят

цветы. По дому бегает две кошки, одна персидская, и одна

обычная, и пекинес. Я не представляю жизни для животных.

Прихожу домой, моя любимая Манюня забирается ко мне на грудь, сначала потопчется от души, впиваясь когтистыми лапками мне в кожу. Кстати, коготки она выпускает аккуратно, не дай Бог сделать больно хозяйке.

Полижет мне шею шершавым язычком, помурзится, а когда я начинаю с ней разговаривать, кивает мордочкой, и издаёт странные звуки, как я говорю, скрипит.

Мне порой кажется, что у неё человеческая душа. Она словно понимает, что ей говорят, понимает, как я её люблю, и отвечает взаимностью. Ждёт меня у порога, ластится после долгой разлуки. Правда, от неё весь дом в шерсти, но это такая мелочь. Моя Манюня – мой аутотренинг. Моя пушистая любимица. Пушистая бестия, она рычит, если, по её мнению, мне угрожает опасность, кричит, когда я ванне.

Что твориться в мозгах у моей кошки, непонятно. Но, ей, видимо, кажется, что от ванной исходит скрытая опасность.

Удивительное животное, и такое умное.

Мяу, раздалось снизу.

Моя лапуля, как всегда, меня встречает.

– Ну, иди сюда, – я подхватила кошку на руки, швырнула туфли и сумочку, и пошла на кухню.

Умираю от голода, у меня сегодня утра маковой росинки во рту не было. Работа в театре отнимает почти всё время, на себя уже времени не остаётся. Да и роли у меня не ахти. Долгое время моя коронная роль была – « Ваш кофе, сер ». И всё.

Последнее время, правда, меня стали замечать, я снялась в сериале, но уже давно поняла, что выбрала профессию не по себе. Меня раздражает сцена, раздражает лицедейство, и я не ощущаю того, что испытывает любой актер, выходя на сцену. Я не рождена артисткой, и мне ею не стать никогда.

Я вытащила из шкафчика свой любимый кофе « Атташе », сварила ароматный напиток, приготовила бутерброды с семгой, и уселась перед телевизором. Маняшка забралась ко мне колени, выпросила кусочек рыбки, и уснула.

Я сама недолго бодрствовала, допила кофе, выключила

телевизор, и отправилась спать.

– Нет, это просто что-то немыслимое, – ругалась по телефону маменька.

Я ещё не до конца проснулась, хоть и приняла холодный душ, находилась в пространном состоянии и не могла полностью осмыслить, что говорила мне маман.

Обычно, когда она начинает верещать в диапазоне ультразвука,

я просто отключаюсь, лишь согласно киваю головой, словно марионетка.

Хотя я вчера и рано легла, но не выспалась, и сейчас вяло ковыряла свою любимую овсянку на молоке, и с ванилином, лакала чашками кофе, и пыталась привести себя в божеский вид.

Получалось это у меня плохо. Вообще-то я сова, могу бодрствовать ночью, спать до полудня, а потом встать свежей, словно майская роза. Но сегодня у меня встреча с одним режиссёром, потому я встала в восемь утра.

– Ты слышишь, что тебе говорят? Эвива! – заорала маменька, – как это понимать?

– Что понимать? – вяло отреагировала я.

– Боже мой, это немыслимо. Эвива, проснись, и ответь мне вопрос: почему тебя разыскивает милиция, и какие-то бандиты?

– А, бандиты, – протянула я, отпила из чашки кофе, зевнула, и потрепала Манечку за щёчкой. Кошка выразительно мяукнула, и я протянула ей кусочек ветчины. Пушистая красавица тут же проглотила его, и возмущённо муркнула: мол, ещё давай.

Но кошкам вредно есть ветчину. Кто, знает, что туда напихали. Потому я подхватила её под живот и опустила на пол, к блюдцу с мясом.

– Прекрати потчевать свою кошку, и ответь матери, – влетел мне в ухо раздражённый, громкий голос.

– Мам, поаккуратней, – поморщилась я, – так и оглохнуть недолго.

Маменька пропустила мою реплику мимо ушей, и продолжала добиваться от меня ответа.

– Почему тебя милиция разыскивает? – вопрошала она.

– Наверное, показания хочет снять, – проснулась я, наконец, – я тут в одну историю вляпалась, – и пришлось мне рассказывать, что произошло вчера.

Маменькиному возмущению не было предела.

– Подумать только, – вопила она, – Люся, Люся, немедленно,

корвалол, нитроглицерин. Моя любимая дочь меня в могилу

сведёт.

– А откуда ты про бандитов знаешь? – спросила вдруг я.

– Откуда! Оттуда! – фыркнула маменька, – они пришли к нам в дом. Заявили, мол, такая-то врезалась в их машину.

– Не правда, – заорала я, – это они в меня врезались. Стою себе спокойно, а эти негодяи впечатались мне в зад.

– О-о-о, – раздалось на том конце провода, – о горе мне, горе.

– Мама, прекрати, – решительно заявила я.

Прекрасно понимаю, что её так возмущает.

И на чью сторону, скажите на милость, мне встать.

Аська твердит, что белая ворона, выражаюсь, как древняя старуха, а мать начинает выть, как волк на луну, когда употребляю жаргон.

Асюте это почему-то сходит с рук. Тьфу, надоели.

– Короче, – прекратила вытьё маман, – я заплатила им десять штук, и мы расстались почти друзьями.

Ну, вот теперь моя очередь пришла выйти из себя.

– Мама, какого чёрта ты им платила? – зашипела я, словно разъярённая гюрза, – это они виноваты, и это они должны платить.

– Эвива, молчать, – рявкнула маман, – лучше разбирайся с милицией. И зачем ты дала им мой телефон?

– Э... – проблеяла я, но маменька тут же меня перебила:

– Впрочем, правильно сделала, что дала. Я же должна быть в курсе происходящего с тобой. И сегодня мы с тобой поедем на допрос.

– Может, я как-нибудь одна? – попыталась я было заикнуться.

– Да никогда, – возопила маман, – моя дочь, в милиции. Это кошмар. Что скажут обо мне мои подруги? Мало того, что ты невостребована как актриса, но ты ещё вляпалась в какую-то совершенно ужасающую историю с убийством.

Блин, она теперь с меня не слезет.

Что делать, придётся ехать с ней.

– И во сколько меня приглашали на допрос? – упавшим голосом спросила я.

– В два. Ты должна заехать за мной, заберём по дороге мою

машину из автосервиса, и прямиком в милицию.

– Ясно, – буркнула я, и отключилась.

– Ну, что, Манюня? – посмотрела я на кошку, – придётся ехать с

ней. Тебе вроде Марьяна Георгиевна не по вкусу? Мне тоже

трудно с ней общаться, но что поделаешь, она моя мать. А матерей не выбирают.

И я пошла собираться. Осень в этом году довольно тёплая, я

надела свой любимый, белый костюм, очень строгий, белые туфли на высоченных шпильках, уложила свои длинные волосы в изящную улитку, и последним штрихом были длинные серьги, единственный диссонанс в моём строгом одеянии. Эти золотые подвески потрясно смотрелись с моим обликом. Прихватив из шкафа кожаное, белое пальто, я щёлкнула брелоком зажигания, села за руль, и поехала к режиссёру. Переговоры были недолгими, договорившись обо всём, и подписав контракт, я поехала в посёлок к родителям.

Я не люблю бывать в родительском доме, он начинает меня душить.

Я провела там всё детство. И это детство было словно в тюрьме. Детские воспоминания самые... как бы это сказать, самые сильные, наверное. Я постоянно просиживала над книгами, не имела права выйти из дома, а за непослушание маман не давала мне конфет.

Только папа меня всегда жалел. Частенько, когда я уходила спать, оставшись без десерта, он тихонько прокрадывался в мою спальню с тарелкой моего любимого вишнёвого киселя в руках, и шоколадкой. Дожидался, пока я съем кисель, распаковывал шоколадку, забирал обёртку, и опустевшую тарелку, и уходил, целуя меня на ночь. Он единственный, кто понимал меня, и отца я люблю. Но он всегда был каблуком у матери, и всегда опасался, что мать узнает о том, что он втайне от неё кормит меня запрещенным шоколадом.

Один раз, правда, разразился скандал, когда мать заметила, что наволочки перемазаны шоколадом.

С тех пор отец приносил мне белый шоколад...

Я помотала головой, стряхивая с себя не нужные воспоминания. Кстати сказать, Аська до сих пор живёт с родителями.

Её почему-то маман никогда, и ни к чему не принуждала.

– Ну, наконец-то, – воскликнула маман, забираясь ко мне в

машину.

Меня затошнило от её духов. Она не знает меры в парфюме,

выливает на себя по полфлакона духов. На лице, как всегда, слой грима, чёрные волосы выбелены, пальцы унизаны кольцами, и одета, как всегда, в красное.

– Ты меня в гроб вгонишь, – гневно воскликнула она, – прибавь

скорость.

– Здесь нельзя прибавлять, – попыталась я воззвать к разуму матери.

– Что? – подскочила маменька, – да плевать я хотела. Прибавь скорость, а то опоздаем.

– Это была не моя идея, – внезапно разозлилась я, и нажала на газ.

Тут же из-за угла, словно по заказу, вынырнул гаишник, и резко засвистел.

– Я же тебе говорила, – воскликнула я, и опустила стекло, – добрый день.

– Добрый день, капитан Майоров. Документики попрошу.

– Пожалуйста, – меланхолично ответила я и протянула ему права. Чёрт побери, маменька в своём репертуаре.

И сидит сейчас, словно каменное изваяние, не реагирует на внешние « раздражители ».

– Почему нарушаем? – спросил он, – гражданка Миленич? Здесь нельзя превышать скорость.

– Простите, знака не заметила, – покаянно воскликнула я, – давайте разойдёмся полюбовно, – и протянула ему купюру в сто долларов.

Капитан нервно оглянулся, схватил купюру, и спрятал её в карман.

– Ну, что ж. Пока отпускаю с миром, – он вернул мне документы, и можно было продолжать путь.

– Безобразие, – ожила « статуя », именуемая моей матерью, – зачем ты дала ему деньги?

– А что, ты хотела бы масштабного выяснения отношений? – поморщилась я, – я не горю желанием проторчать здесь чёрт знает сколько.

– Так делать нельзя. Взятки дают преступники.

– Ну, значит, я преступница, – фыркнула я.

– Прибавь скорость.

– Мама!

– Прибавь, я сказала. А теперь поезжай тихо-тихо.

– Но человек сзади спешит, – воскликнула я.

– Успеет, – скривила губы маменька.

– Ты невыносима! – в запале вскрикнула я.

– Что?! – вскрикнула маман.

– Что слышала, – парировала я, – и перестань орать мне в ухо. Я уже взрослая девочка, и сама могу решить свои проблемы.

– Нет, вот как раз свои проблемы ты решить, и не можешь. Почему ты до сих пор не замужем?

– Ещё чего! – фыркнула я, – мне имеющегося опыта хватило на всю оставшуюся жизнь.

– Молодая, красивая женщина не может жить одна, – гневно воскликнула маман, – и я хочу, чтобы ты вернулась к Диме.

– И не проси, – воскликнула я, – я его терпеть не могу.

– Да я на тебя лучшие годы своей жизни потратила, – взвизгнула маман, – вот как платят дети своим родителям. Боже мой! Мои подруги будут в шоке.

– Мама, перестань. Я знаю, ты любишь ломать комедию, но, будь добра, перестань меня опекать. Я уже выросла.

Маменька неожиданно умолкла. В гробовом молчании мы доехали до сервиса, маменька выскочила из машины, и исчезла в здании, а я откинулась на спинку, и вытащила из сумочки сигареты.

Маман терпеть не может, когда я курю. Можно подумать, её волнует моё здоровье...

– Хватит курить! – влетел мне ухо резкий голос, – быстро заводи мотор, и поехали.

Я подняла глаза, и сигарета благополучно провалилась мне рот. Раскалённый пепел тут же обжёг мне горло, я закашлялась...

Маменька с меланхоличным видом ждала, пока я приду в себя, и хмыкнула, когда я, наконец, откашлялась:

– Я всегда говорила, что курение вредит здоровью, – завела мотор, и рванула с бешеной скоростью, не обращая внимания на дорожные знаки.

Я посмотрела вслед удаляющейся машине, и судорожно перевела дух. Маменька купила « Понтиак »!

Да, теперь она стала особенно опасна. Скорость сия машина

вырабатывает просто невероятную.

И, преисполнившись ужаса, я поехала вслед за ней.

Чёрт, маменька лавирует среди машин со скоростью ветра, я

этого не переношу, всегда злилась на Диму, когда он превышал скорость, а это он любил.

У отделения милиции маменька, бесцеремонно наподдав по

багажнику какой-то машины, ввинтилась на место, и выскочила на улицу.

Да, я так не умею, никогда не умела. У меня как-то вообще слабо с нарушением прав, а маменька лихо водит, лихо хамит гаишникам, лихо гоняет на красный свет...

Вообщем, мне до неё, как до Китая пешком.

Следователь опять набросился на меня с дурацкими вопросами, а маменька сидела рядом с каменным выражением лица, и всем своим видом выражала протест происходящему.

– Послушайте, любезный, – подала она, наконец, голос, – моя дочь, что, в чём-то виновата? Она свидетель, а не подозреваемый. Или я дезинформирована?

– Да нет, всё верно, – кивнул этот скряга, – но, я боюсь, ваша дочь замешана в случившемся.

– Да как вы смеете? Моя дочь не может быть ни в чём замешана, – взвилась маман.

– Да? Тогда почему у убитой в книжке её номер телефона?

У нас с маман челюсти одновременно с салазок соскочили.

Вот только этого ещё не хватало! Чтобы у какого-то трупа в записной книжке был мой номер телефона!

– Я понятия не имею, как он там оказался, – взвизгнула я, – я эту девушку впервые видела.

– А эта девушка, между прочим, работала в аукционном доме « Баярд ».

– Я была в... – начала было я, но маман пнула меня ногой, и стукнула по столу ладонью, – моя дочь ни в чём не виновата, – рявкнула она.

Не знаю, чем бы это закончилось, но, в конце концов, следователь отпустил нас, хотя по выражению его лица было видно, что я ему не нравлюсь, и, что ему очень не хочется меня отпускать.

А ведь я была в « Баярде », и не раз. Интересно, как зовут

эту девушку?

– Ты меня слышишь, или нет? – влетел мне в ухо голос

маменьки, – что за неугомонная девчонка! Отвечай немедленно, почему у этой в книжке твой номер?

– Наверное, потому, что я была в « Баярде ». Частенько туда захожу, у них появляются очень интересные вещицы. Например, вот этот браслет, – я показала красивую вещицу, – старинная работа.

– Да, и ты на свою голову оказалась в том месте, где валялась эта девчонка. Чего тебе стоило заплатить этим бандитам?

– Помнится, какое-то время назад ты ругала меня за то, что я дала взятку гаишнику, чтобы тот меня отпустил, – напомнила я.

– Это к делу не относится. Просто безобразие, что Аська, что ты. Вот любительницы трупов!

– Не правда, – возмутилась я, – я не люблю трупы. А то, что случилось, случайность.

– У тебя всё случайность, – заорала маменька, – видеть тебя не хочу, – она впрыгнула в « Понтиак », завела мотор, и высунулась в окно, – если захочешь извиниться, звони мне на мобильный.

– С какой стати мне перед тобой извиняться? – искренне изумилась я.

– А то ты не знаешь! За всё произошедшее. Ты мне нервы истрепала, – она дала по газам и исчезла в облаке пыли.

Н – да, маменька в своём репертуаре.

Ничего, остынет, в конце концов, а пока временно не будет мотать мне нервы.

Зайду, пожалуй, в кафе, выпью чашечку кофе, выкурю сигаретку, вообщем, если у вас есть свободная минутка, лучше провести её с удовольствием.

Кафе оказалось очень уютным, официантки дружелюбными. Что ещё для полного счастья надо?

– Что хотите? Каппучино, латте, экспрессо? Или, может, кофе – глясе?

Я выбрала каппучино, пирожное с лесными ягодами, и откинулась на спинку стула. Сигареты провалились куда-то в сумку, а у меня там такой бардак, что сам чёрт ногу сломит.

И, не придумав ничего умнее, я вывалила всё на столик.

Подошедшая с подносом официантка даже растерялась, увидев

кучу барахла, валяющегося на столике.

– Ставьте поднос, – ободрила я её, – я сейчас всё уберу, только

сигареты найду. У вас можно курить?

– На здоровье, – ответила девушка, и поставила заказ.

Минуточку, а это что такое? Какой-то медальон, но откуда он взялся? У меня такого не было.

Ах, да, это же мне в руку убитая впихнула. Точно, она ещё слова какие-то говорила, про какую-то розу вспоминала.

При чём здесь цветы? Или имелся в виду человек с именем Роза?

Ох, похоже, тут дело нечисто.

Я всю жизнь терпеть не могу юриспруденцию, маман с младых лет втолковывала мне что нет ничего хуже милицейской рутины. Аська вот, почему-то не поддалась влиянию, и стала адвокатом, а я даже детективы не читаю. Может, пора бы начать?

Неожиданно эта история меня заинтересовала, а смогу ли я расследовать преступление?

Не знаю, не уверена, но сегодня же я заеду в книжный, и куплю побольше детективов. А сейчас в аукционный дом, бегом.

Бросив деньги на столик, залпом выпив кофе, и, заглатывая на ходу пирожное, я побежала к машине.

Не желаю становиться подозреваемой номер один, даже номер два не хочу, хочу доказать этому следователю, что я тут абсолютно не при чём.

И докажу, при чём незамедлительно.

Я нажала со всей силы на газ, и машина полетела по шоссе с бешеной скоростью, в полном шоке я увидела знак, но, не обратив даже на него внимания, как, впрочем, и на то, что мне вслед свистел гаишник, перестроилась в левый ряд, и прибавила скорость.

В аукционном доме меня знали, как облупленную. С детства питаю страсть к антиквариату, наверное, я совершила глупость, поступив в ГИТИС, но тогда мной руководило желание разозлить супруга.

Глупая курица, надо было на искусствоведческий поступать, тогда бы его точно инфаркт хватил. Представив, какое было бы лицо у этого самодовольного индюка, мне стало смешно.

На парковке около « Баярда » всё было битком забито, кое-как

отыскав свободное местечко, я втиснула свой любимый джип

туда, и пошла в здание.

– Ой, Эвива Леонидовна, здравствуйте, – выбежала мне на встречу Катя, секретарь владелицы « Баярда », – у нас как раз есть кое-что для вас.

– Я с удовольствием посмотрю, – ответила я, не желая обижать девушку, – а сейчас скажите-ка мне, вот эта ведь вещица через ваше заведение прошла? – вынула я медальон.

– Можно взглянуть, – она взяла украшение, – что-то знакомое, но вспомнить не могу. Надо просмотреть документы, чтобы определить...

– Катенька, – вкрадчиво начала я, – пожалуйста, просмотрите ваши документы. Мне очень нужен тот, кто занимался этим медальоном.

– А в чём дело? – у Катерины загорелись глаза.

Думаю, что Катя – это то, что мне нужно, она любопытна, и запросто могла заметить что-то эдакое.

– Катюш, мне очень нужно с тобой поговорить. Но об этом разговоре никто не должен знать.

– Ой, что вы, я могила, – энергично закивала головой девчонка, а я про себя усмехнулась.

Могила, говоришь?

Слишком хорошо я Катю знаю, чтобы доверить ей самое сокровенное. Про убийство и так скоро все узнают, так что скрывать не имеет смысла, а заинтриговать Катю не мешает.

– Мы можем поговорить наедине? – шёпотом спросила я.

– Сейчас нет, у нас выставка. Я уйду в семь часов, не раньше.

– Хорошо, я буду ждать тебя на стоянке, – пообещала я, – у меня красный джип с номером... А пока я, пожалуй, посмотрю, что у вас новенькое.

И я пошла на аукцион, и через три часа стала обладательницей двух миниатюр, картины импрессиониста, золотого колье, которое вряд ли когда-нибудь одену, поскольку продержаться в нём может только терминатор, такое тяжёлое оно было. К колье прилагались ещё серёжки, но, померив их в машине, я пришла в ужас.

Интересно, что будет с моими ушами после того, как я это

месячишко поношу? Как у слона станут, зато в слуховом

аппарате под старость лет надобность отпадёт сама собой.

Зачем, спрашивается, купила?

Когда я нервничаю, то начинаю много курить, и сейчас

смолила сигарету за сигаретой.

Пепельница была уже полна окурков, а Катя не появлялась. Уж полночь близится, а Германа всё нет.

Стряхнув пепел с сигареты, я посмотрела на площадку перед аукционным домом, машины потихоньку разъезжались, а Кати всё не было.

Мысли потекли в ином направлении. Неожиданно на ум пришёл Дима. Наверное, он моя больная мозоль, я всё время о нём думаю, внутри от ярости всё так и клокочет.

Вспоминаются счастливые момент с ним, порой он был нежный, любящий муж, а порой невыносимый тиран.

У меня до сих пор дрожь бежит, когда я вспоминаю, что было, когда Дима застал меня с сигаретой.

В принципе, я и не собиралась скрывать, что начала курить, но он так взбесился, надавал мне пощёчин, и попытался заставить выкурить целую пачку, чтобы отвадить от сигарет.

В ответ взбесилась я, переколотила посуду, и ушла ночевать к подруге. А Дима, по обыкновению, явился на следующий день к квартире Клары с букетом моих любимых белых роз, и стал просить прощения.

Он всегда устраивал скандалы, а потом просил прощения.

Чувствуя, что засыпаю, я зевнула, и попыталась справится с собой.

Чёрт, где Катерина, забыла она обо мне, что ли?

И в этот момент в аукционному дому подъехала милиция. У меня от неожиданности сигарета из рук выпала, и угодила аккурат под сиденье.

Что происходит?

Нет, встречи с милицией я не хочу. И, позабыв о сигарете, я надавила тонкой шпилькой на педаль газа, и, радуясь, что в моей машине тонированные стёкла, и знакомый следователь, что сидит в милицейском Уазике, меня не видит.

Проехав порядочное расстояние, я сообразила, что у меня под юбкой, прошу прощения, начинается пожар.

Вот чёрт, сигарета. Я затормозила, и тут же перед машиной материализовался гаишник.

– Здесь нельзя останавливаться, – заявил он.

– Простите, но у меня под юбкой дым, – с ухмылкой ответила

я. Любопытно, как он на это отреагирует?

– Чего у вас под юбкой? – растерялся гаишник.

– Пожар, – ответила я с иезуитской улыбкой, и добавила, – вы мне не поможете?

– В ч – чём вам п – помочь? – прозаикался гаишник.

– Потушить пламя у меня под юбкой.

– Э... я женат, – выдавил представитель порядка.

– Я тоже была когда-то.

– Бедняжка. Вас муж бросил, но я вам ничем не могу помочь.

– Очень вас прошу, – захныкала я, сложив руки на дверце, – мне так плохо, так плохо, – и открыла эту дверцу.

– Мама! – заорал гаишник, – что это?

– Пожар, как видите, – хмыкнула я, – помогите мне.

– Помогите! Насилуют! – заорал страж порядка.

Не знаю, до чего бы дошло, но в этот момент около нас затормозил чёрный джип, и из него выскочил... мой бывший муж.

Вот только его для полного счастья и не хватало.

– Моя радость, – воскликнул он, разглядывая меня, как всегда, с ухмылкой, – привет, давно не виделись.

– Век бы тебя не видеть, – огрызнулась я.

– Вы знаете эту женщину? – обморочным голосом спросил гаишник.

– Ещё как, она моя бывшая жена, – ухмыльнулся Дмитрий, и закурил сигарету.

– Зря вы с ней расстались, – затравленно буркнул гаишник, запрыгнул в машину, и был таков.

– Как дела, моя кошечка? – спросил Дима, подходя ко мне.

– Пошёл к чёрту!

– Слушай, а почему у тебя дым из-под юбки идёт? – рассмотрел он некий диссонанс в моём облике, – или ты это по мне соскучилась?

– Какие вы все, мужики, одинаковые, – сложила я руки на груди, – вот и гаишник, я вежливо попросила его помочь, сказала, дым из-под юбки идёт, а он сбежал.

Дмитрий странно на меня посмотрел, и согнулся пополам от хохота.

– Ой, не могу, – стонал он, – теперь я понимаю, почему он мне

сказал, что я зря тебя бросил.

– Сделай одолжение, исчезни, – разозлилась я.

– Извини, малыш, но я не Дэвид Коперфилд, – склонил Дима голову на бок, – по части фокусов к нему обращайся.

– Нет, ты невыносим! И как я тебя столько лет терпела? Как я могла вообще с тобой под венец пойти? Проваливай!

– Лучше вытащи сигарету из трусов. До чего ты дошла, нормальные люди дым совсем другим местом пускают.

– Босс, – крикнул один из стоящих сзади охранников моего экссупруга, – а вы ей помогите сигарету найти. В темноте одной неудобно.

Нет, они меня сейчас доведут до ручки. И, уперев руки в боки, я задумчиво произнесла:

– Аська всегда говорила, что кому-кому, а мне, законопослушной гражданке, юридическая помощь не нужна. Пора разрушить эту теорию. Интересно, сколько дают за удар тупым тяжёлым предметом по голове с летальным исходом. А что? Мы с тобой давно развелись, никто не подумает, что это было убийство из-за денег, то есть умышленное. Значит, аффект. И дадут мне минимальный срок, а может, вообще оправдают. Всё-таки бандита грохнула. Пошёл вон! – заорала я, теряя самообладание.

И тут Дима схватил меня рукой за горло, и прижал к машине, и я явственно видела, как шрам у него на лице задёргался.

– Прекрати, – прохрипела я, – ты меня задушишь.

– Милиция! – раздалось сзади, – отпустите женщину немедленно.

Слава Богу, подумалось мне. Дима отпустил меня, хотя по его лицу было видно, что ему очень не хочется это делать.

– Гражданка Миленич, если не ошибаюсь, – увидела я знакомого следователя.

– Давно не виделись, – помахала я рукой, и потёрла шею.

– Да, давно, несколько часов назад расстались, – он остановил взгляд на моём автомобиле, – ваша машина?

– Моя, а что?

– А где вы были три часа назад? – прищурился следователь.

– Э... я..., – замялась я, – в пробке стояла.

– В пробке, говорите? – прищурился следователь, – а я видел

вашу машину около « Баярда ». Или хотите сказать, что мне

показалось?

– Мало ли в Москве красных джипов, – пожала плечами я.

– Только кретины на джипах красного цвета ездят, – сложил

руки на груди Иван Николаевич.

– Как вы смеете? – взвизгнула я.

– А ещё мало ли Москве машин, у которых номер идентичный вашему.

Я в ответ только молчала. А что на это ответить?

Ох, не в добрый час я стала издеваться над гаишником.

Вроде сегодня не пятница тринадцатое, а вот поди ж ты, с бывшим мужем столкнулась, теперь вот милейший Иван Николаевич мне дело шьёт.

Боже мой! Как я выражаться стала!

Я посмотрела на Диму, который в это время переводил изумлённый взгляд с меня на следователя. Читалось при этом в его взгляде осуждение смешанное с восхищением.

Я пожала плечами, и посмотрела на ночную дорогу.

Следователь по-своему истолковал этот жест, и кивнул стоящим рядом напарникам.

– Наручники на неё оденьте.

В полном молчании мы доехали до отделения, и там уже следователь стал меня пытать. Признаваться в том, что я затеяла частное расследование, мне не хотелось, но пришлось.

Уж очень на волю хотелось.

И как вы думаете, он мне поверил? Сейчас! Твердил, как попугай, что я убила некую Алину Маркову, наверное, так зовут ту, что я в лесу нашла. А вместе с ней и Катерину Мальцеву. За компанию, так сказать.

Совсем обалдел!

Не нравлюсь я ему, это точно.

– Нет, у вас определённо не все дома, – взвилась я, – я же сказала, что занимаюсь частым расследованием.

– Ну, да, конечно, – закивал Иван Николаевич, – а лицензия у вас имеется?

– Нет, – ответила я сквозь зубы.

– Славно, – потёр руки следователь, – одно противозаконное

действие в наличии, по крайней мере, из доказанных. Вы,

кажется, актриса?

– Да, – прошипела я.

– Что-то я вас на экране не видел.

– Я по большей части в театре.

– Не востребованы?

– Мне денег хватает. А если честно, то и не хочу я быть актрисой.

– А кем же вы хотите быть? Неужели сыщиком? – язвительно поинтересовался Иван Николаевич.

– А почему бы и нет? – пожала я плечами, – но первый блин, как известно, комом. Сижу тут у вас, и пытаюсь доказать свою непричастность к произошедшему, а с вас, как с гуся вода. Как – будто не понимаете, что я здесь не при чём.

– Я вижу, что вы тут не при чём, но мой сыщицкий нюх начальство вряд ли позволит пришить к делу. Нужны доказательства, а вот они как раз и говорят против вас. Вы всё время находились рядом с « Баярдом », алиби у вас нет. Простите, но мне придётся вас задержать до выяснения обстоятельств.

– Может быть, подписка о невыезде? – посмотрел на него Дима.

– Залог, а это к судье.

– Меня что, судить будут? – ахнула я.

– Успокойся, – сделал предостерегающий жест Дима, и обратился к следователю, – можно вас на минутку?

Они вышли, о чём-то пошептались, и через полчаса я под подписку о невыезде была свободна.

– Ева, что ты натворила? – спросил Дима на улице.

– А что, тебе можно, а мне нельзя? Так, да? Вот, решила от тебя не отставать.

– Хватит юродствовать, – взорвался мой бывшенький, – я твоей матери всё расскажу.

– На здоровье. Только я давно выросла, и ремня она вряд ли, как раньше, мне даст. А если будет названивать, телефон отключу, дверь не открою, и вообще, уеду на Таити.

– У тебя подписка, – напомнил этот нахал.

– Плевать я хотела, – буркнула я, и села в машину.

Чёрт бы их всех побрал! О, я знаю, что сделаю.

И порадовавшись, что у нас не Польша, и можно спокойно говорить в машине по мобильному, я вытащила телефон.

В прошлом году, в Варшаве, я за разговор в машине дорого заплатила гаишнику.

– Кларочка, здравствуй, – воскликнула я, услышав голос подруги.

– Привет, Викусь, что случилось?

– Ты не хочешь поездить на красном джипе несколько дней? –

спросила я.

– Это на твоём, что ли? – усмехнулась Клара.

– На чьём же ещё? А ты мне одолжи свои « Жигули ».

– Зачем тебе? – насторожилась подруга.

Я люблю Кларочку, она моя лучшая подружка, но, к сожалению, она не из тех, кто умеет держать язык на замке.

– Понимаешь, – заговорщицки начала я, – мне тут один понравился, но не хочу ему показывать, что я состоятельная женщина.

– Вау, Викусь, давно пора было. Сколько уж живёшь отшельницей. Кстати, знаешь, Димка тебя до сих пор ревнует.

– Что за бред? – поморщилась я, – мы в разводе.

– Да, но, помнишь, мы с тобой были на одной выставке. Летом.

– А, в августе, что ли? Частная выставка картин?

– Да. Ты его не заметила, но видела бы ты его лицо, когда ты заговорила с художником. Его прямо-таки перекосило, бокал с коньяком с такой силой сжал, что тот хряпнул.

– Ты это серьёзно? – удивилась я, – хотя, чего я удивляюсь, это я его бросила, а не он меня.

– А кто он, твой новый кавалер?

– Архитектор, – ответила я туманно.

– Похоже, ты не очень-то по нему сохнешь. О любимом хочется говорить, и говорить.

– Есть такое дело.

– Ладно, потом расскажешь, – и она бросила трубку.

Что ж, теперь, милейший Иван Николаевич, попробуйте, вычислите меня.

Если я ещё и парик одену, вообще неузнаваемой стану.

Сейчас поеду, куплю парик и кое-какие шмотки.

В ГУМе я присмотрела себе симпатичный бежевый костюм, строгий, и невероятно элегантный.

– Знаете, девушка, – обратилась ко мне продавщица, – ничего, если я дам вам совет? Вам не идёт такая одежда.

– А какая мне идёт? – спросила я, разглядывая себя в зеркало.

– Яркая. Вы сами очень яркая, и эффектная. И душа у вас

яркая, а одеваетесь, как женщина средних лет. Вам бы

короткую юбку.

– В двадцать пять лет? – вытаращила я глаза.

– И в сорок в коротких юбках ходят, – пожала плечами девушка, – я же говорю, у вас душа яркая. Это видно, у меня образование психолога.

– Да? Хорошо, тогда что может подойти?

– Вот это, – продавщица положила на прилавок красную, короткую юбку.

– Да вы что?! – воскликнула я, – да меня за особу лёгкого поведения примут в таком виде.

– Не примут. Слишком дорогая юбка для особы лёгкого поведения. Это « Диор ».

– Всегда предпочитала « Шанель ».

– Вот духи такой марки, то, что надо. Померьте, а потом говорите, и повесьте это чудо длиной до колен на место, вам не идёт.

Наверное, это комплексы, но, когда мной начинают командовать, я тут же подчиняюсь. Маменькино воспитание, что сделаешь.