Текст книги "Ядовитый меч купидона (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Сначала всё шло нормально, но они уже были на высоте несколько тысяч метров, как Геннадий стал вести себя неадекватно.

Он дёргался, на профессиональные замечания Елисея Семеновича реагировал нервно, и вдруг схватил его за грудки, и прижал к каменной стене.

У них в это время был привал, Василий Петрович скинул рюкзак, и, увидев эту картину, рванул было к другу, но Геннадий вдруг выхватил клинок.

– Стоять на месте, – зарычал он, – а не то прирежу. А ты, сука, – с налитыми кровью глазами он повернулся к Каверину, – сейчас ты ответишь за то, что сделал.

– В чём я виноват? – занервничал Елисей Семенович, – что я сделал?

– А ты не знаешь? – заорал Геннадий, – это тебе за Клариссу, – с этими словами он полоснул острым ножом по канату.

Но, в порыве ярости, пока он тряс Каверина, их канаты перепутались, и он обрезал... свой канат.

Он толкнул Елисея Семеновича, но тот лишь повис, а Геннадий, не удерживая равновесия, он думал, что его канат цел, не удержался, и полетел вниз.

После этой истории у Каверина случился нервный приступ, и он, отлежав в клинике неврозов, перестал ходить в горы, и ушёл в бизнес.

Я поблагодарила Василия Петровича за откровенность, спросила фамилию Геннадия, но тот её не знал, и покинула сие заведение.

Села в машину, и набрал номер Семена Елизаровича. Он долго не отвечал, но, наконец-то, раздался треск, а потом его голос.

– Слушаю.

– Семен Елизарович, здравствуйте, – воскликнула я, – это Эвива

Миленич. Помните меня?

– Тебя трудно забыть, моя назойливая красавица, – усмехнулся Семен Елизарович, – что у тебя?

– Семен Елизарович, – воскликнула я, – скажите фамилию Геннадия, который погиб в горах.

– Какой Геннадий? – воскликнул Семен Елизарович, – Эвива, вы это о чём?

– Перестаньте мне по ушам ездить, – рассердилась я, – я знаю правду. Ваш сын не виноват в том, что случилось. Канат был перерезан случайно.

– Боже мой! Откуда вы всё знаете? – поразился он.

– Я говорила с Василием, – пояснила я, – почему вы сказали мне, что погиб Василий? Что за тайны мадридского двора?

– Хотел вас запутать, – со вздохом сказал Семен Елизарович, – я не хотел, чтобы всё это выплыло на свет Божий. Вернее, этого не хотел Елисей. Он берёг свою репутацию.

– Он ни в чём не виноват, – повторила я.

– Эвива, милая, чего вы от меня хотите?

– Фамилию Геннадия.

– Его фамилия Герицо, – ответил Семен Елизарович, а я онемела.

– Как вы сказали? – мне показалось, что я ослышалась.

– Герицо, – повторил Семен Елизарович, – а в чём дело? Эта фамилия вам о чём-то говорит?

– Да, – прошептала я, – боюсь, я очень близка к разгадке.

Я приехала в Москву, к Диме обращаться не хотелось, и я поехала в Мосгорсправку, и получила неутешительные данные. Под фамилией Герицо в Москве жили Геннадий Михайлович и Кларисса Алексеевна, но они умерли. Была ещё и Эмилия Герицо, их дочь, но она сгинула, и где она сейчас, одному

Богу известно.

Откуда мне знакомо это имя? Кларисса? А вот Эмилия... Кораблинов рассказывал, что подругу Галины зовут Эмилией...

У меня есть нехорошее подозрение, что именно она всё и затеяла.

Она вполне могла мстить за отца, и вполне могла думать, что Геннадия убили.

Но зачем Геннадий напал на Каверина?

На этот вопрос у меня пока нет ответа, но я его найду…

Но откуда мне знакомо имя Кларисса?

Я ещё не знала, что мне делать, и поехала домой.

– Мама, мама, – бросилась ко мне Василина с воплем, когда я уселась на пуфик, чтобы снять туфли.

– Иди сюда, моё солнышко, – воскликнула я, и посадила дочку на колени.

– А папа учил меня играть в шашки, – сказала она.

– И как? – погладила я её по кудряшкам.

– Пока плохо, но я научусь, – потупилась моя маленькая дочка, – папа, – она спрыгнула с моих колен, и понеслась в гостиную.

Понятно, Дима здесь. Я швырнула туфли, и пошла вслед за

Василинкой.

– Привет, мой хороший, – улыбнулся мне Дима, в это время

раскладывая очередную партию в шашки.

– Что ты мне дочь азарту учишь? – нахмурилась я.

– Шашки – это ещё не азарт, – усмехнулся Дима, – когда она подрастёт, научу её бриджу.

– Только попробуй, – пнула я его.

– Ой, боюсь, напугала, – хохотнул он, внимательно глядя на меня.

– Ты несносный, – воскликнула я, плюхнулась на диван, и закурила сигарету, и быстро сказала, – мне опять нужна твоя помощь.

– Требуется живой компьютер? – ухмыльнулся Дима, – ладно, не делай такие глаза. Что там у тебя?

– Мне нужна информация о семействе Герицо, – сказала я, затягиваясь сигаретой.

– Завтра я тебе предоставлю, что смогу узнать, – кивнул Дима, и вновь занялся Василинкой.

Я молча курила, и наблюдала за тем, как он обучает её азам игры. Потом мне это надоело, и я пошла на кухню, налила себе чашку кофе, вынула из сумки журнал, и взялась за его изучение.

Я не заметила, сколько времени прошло, так увлеклась чтением. Меня отвлёк от этого Дима.

– Что это ты так увлечённо читаешь? – с ухмылкой спросил он.

– Шёл бы ты по своим делам, – воскликнула я, – ты мне мешаешь.

– Ты обращаешься со мной, как с мальчиком на побегушках, – зло воскликнул Дима, и, не особо церемонясь, взял чашку, и налил себе кофе. Сел около меня, и с силой сжал моё запястье.

– Пусти, мне больно, – дёрнулась я, но он ещё сильнее сжал мою руку.

– А мне как больно, – воскликнул он, глядя на меня в упор, и в его глазах плескалась дикая злость, – ты даже представить себе не можешь, как я страдаю.

– Я, я, я, – проворчала я, – ты бесчувственный эгоист, бревно.

– Да? Почему же ты так меня любишь? – прищурил он глаза.

– Я? Люблю тебя? Да я никогда тебя не любила! – вскричала я, – у меня на тебя аллергия! Впору супрастин принимать!

– А так? – воскликнул он, и впился мне в губы.

– Пусти, – вырвалась я у него, – мне теперь нужно что-нибудь посильнее супрастина.

– Ты стерва! – рявкнул он, – такая же, как твоя мать.

– О, жаль, она этого не слышит, – ухмыльнулась я.

– Но, учти, моя прелестная стервочка, я тебя всё равно добьюсь, – прошипел Дима, нагнувшись надо мной, – удачного дня, – с этими словами он вышел из кухни, и через минуту я услышала, как хлопнула входная дверь.

И со злости швырнула журнал на пол, потом встала, и ушла в кабинет...

Макс прибыл вечером, и не один. С ним был Андрей, и они втащили в гостиную два ящика пива.

– Что это вы затеяли? – хмуро осведомилась я, спустившись вниз.

– Завтра лига чемпионов, – пояснил Макс, – хотим футбол посмотреть.

– Ребята, вы, никак, спятили? – воскликнула я, – в подвале полный рефрижератор чешского пива. Зачем вам эта бурда?

– А ты уговори мою бабушку открыть холодильник, – усмехнулся Макс, – там всё уже в ледяной монолит превратилось.

Я лишь кивнула, как глупый болванчик, и двинулась вниз, в подвал. Обозрела огромный холодильник, попыталась открыть, и, потерпев сокрушительное фиаско, вернулась на кухню.

– Андрей ушёл? – остановилась я в дверях.

– Ушёл, – кивнул Макс, целуя меня, – а где бабушка?

– Спит, – пояснила я, – ты голодный?

– Как зверь, – кивнул Максим, – и злой, как тысяча чертей.

– Что-то случилось? – поинтересовалась я, накладывая ему отбивные.

– Да, случилось, – буркнул Макс, и достал из холодильника графин с вишнёвым компотом, – мне дали хвост.

– Прости, что тебе дали? – переспросила я, решив, что ослышалась.

– Хвост, – поморщился Максим, разливая по стаканам сок, – молодой парнишка, только-только после академии МВД. Я не выдержу, прибью его гвоздём за ухо к потолку.

– Что он тебе сделал? – изумилась я, поставив перед мужем тарелку.

– Он не учился в академии, – взмахнул рукой Максим, – он просто отсидел шесть лет за партой, наверняка при помощи какой-то мохнатой лапы, и теперь меня достаёт. А что это? А зачем это? А для чего это? Он ни черта не знает!

– Да ладно тебе, – махнула я рукой, – всё равно то, что ты получаешь в институте, постепенно забывается. А то, что ты умеешь и знаешь, результат работы, практики. Практика – это основа. Натаскаешь его, и всё будет хоккей.

– А мне это надо? – нахмурился Максим, – мне за это не доплачивают.

– Не будь таким злым, – воскликнула я, уселась на стуле по-турецки, локти поставила на стол, и подпёрла подбородок кулачками, – я люблю тебя.

– Я тебя тоже, – улыбнулся Максим, – как у тебя дела в издательстве?

– Блеск, – воскликнула я, – я теперь главный редактор.

– Зачем тебе это? – устало спросил Максим.

– А я не знаю, – пожала я плечами, – хочется карьеру сделать.

– А тебе мало твоей ресторанной карьеры? – хмыкнул он.

– Мне всегда всего мало, – пожала я плечами, – понимаешь, Макс, я не могу пожинать плоды, достигнув своей цели. Меня заводит именно восхождение на Эльбрус, согласись, сидеть на нём всю жизнь скучно.

– Да, сидеть на Эльбрусе действительно, как-то не того, – усмехнулся Макс.

– Согласна, неудачное сравнение, – кивнула я, – просто я люблю добиваться чего-либо, а, когда цель достигнута, это уже не интересно.

– Да, с тобой не соскучишься, – засмеялся Максим, – боюсь, ты, даже, когда состаришься, всё равно будешь искать приключения на свою голову. А, когда, совсем тяжело будет, будешь с трубкой в руках писать мемуары.

– Обязательно, – кивнула я, – только я не писатель, а Генрих меня на это подбивает.

– Не нравится мне твой Генрих, – поморщился Максим.

– Опять госпожа ревность пожаловала? – улыбнулась я, и склонила голову на бок, – мы же договорились.

– Я с каждым днём всё сильней люблю тебя, – прошептал

Максим, – и мне страшно, что в один прекрасный момент я

тебя потеряю. А то, что потеряю, я почти уверен. Вокруг тебя

столько мужчин, красивых и богатых...

– Макс, – начала было я, но он меня перебил.

– Дай, я договорю, – мягко сказал он, – вокруг тебя вьются стаи эффектных мужчин, ты их своей яркой, экстравагантной душой сводишь с ума. Они хотят тебя, а то, что между нами нет пылкости, видно невооружённым глазом.

– Что ты такое говоришь? – вскричала я возмущённо, – как это, между нами нет пылкости?

– Причём давно, – вздохнул Максим.

– Насчёт пылкости, я тебе сейчас кое-что объясню, – воскликнула я, вскочила с места, юркнула к нему на колени, и стала целовать.

В три часа ночи раздался телефонный звонок, это был мобильный Максима, и я чуть с кровати не свалилась.

Мы ещё не спали, я схватила с пола джинсы Макса, и протянула ему мобильник.

– Слушаю, – воскликнул он, – чёрт! Да, сейчас буду.

– Милый, ты куда? – заволновалась я.

– На труп, – вздохнул он, – как мне надоели эти ночные смены, таскали бы Стаса, он холостяк.

Я надулась, и отвернулась к стенке.

– Эй, – склонился надо мной Макс, – не дуйся, завтра наверстаем упущенное, – он поцеловал меня, и испарился.

А я надела на ночнушку халат, влезла в тапочки, и спустилась

на кухню.

Налила себе огромную чашку чёрного кофе, в последнее время я стала отдавать предпочтение чёрному, хотя, вообще-то, люблю со сливками. Взяла коробку конфет « Моцарт », где-то килограмма на три, и вернулась в постель.

Да, думала я, отправляя в рот круглую конфету, Дима никогда не бросил бы меня в постели посреди ночи одну. Только следователь, женатый на своей работе, может оторваться от любимой женщины в самый упоительный момент.

Эх, был бы сейчас рядом со мной Дима...

На глаза навернулись слёзы, подкатила обида...

Ну, почему Дима такой плохой? Почему? За что мне дали эту сумасшедшую любовь? За какие провинности я должна так страдать?

Жить, любить его, и ненавидеть его?

Пять минут я смотрела в одну точку, потом вынула ноутбук, и вывалила на беднягу всю свою горечь первой, и безответной любви.

Статью я назвала – первая любовь. Раз десять, наверное, её перечитала, и решила, что очень даже неплохо получилось.

Утром к нам в окошко пожаловало солнышко, я обрадовалась, надела своё любимое платье, красное, шифоновое.

Я обожаю это платье, в красивых вещах я чувствую себя уютно. Полюбовалась на себя в зеркало, надела зелёные босоножки с завязками до икр, и спустилась вниз.

– С добрым утром, Вика, – улыбнулась Анфиса Сергеевна, – попробуй мою новую выдумку, и зацени, – она положила мне на тарелку румяный аппетитный блин, только он был какого-то странного, зеленоватого оттенка.

– Что это он какой странный? – с опаской покосилась я на блин, – что вы туда насыпали?

– Пробуй, – с улыбкой воскликнула свекровь, и я осторожно

отправила в рот кусочек.

– Что это? – изумилась я, – он что, с луком?

– Да, – кивнула Анфиса Сергеевна, – как ты догадалась?

– Вкус знакомый, – улыбнулась я, – а вишнёвое варенье есть?

– Вишнёвое варенье? – округлила глаза Анфиса Сергеевна, – с луковыми блинами?

– Да, – хищно воскликнула я, взяла банку, и налила себе

немножко на тарелку.

Обмакнула кусочек блина, и отправила в рот. М – м – м, вкусно.

Анфиса Сергеевна лишь головой покачала, глядя на меня. А я съела два блинчика, выпила кофе, и поехала в издательство.

Погода на улице стояла чудесная, солнышко светило, и я вела машину, насвистывая весёлую мелодию.

Въехала на своё место на парковке, и поспешила в лифт.

– Шеф у себя? – спросила я Леночку, подойдя к стойке.

– У себя, – закивала она, – только он с Царёвой, – проговорила она заговорщицким шёпотом.

Я кивнула, и пошла прямёхонько к нему в кабинет, где застала Милу и Генриха целующимися.

Увидев меня, она скрипнула зубами, и даже не подумала у

него с колен встать. Генрих её столкнул сам.

– Фотки готовы? – спросил он, а Мила, надувшись, уселась на край стола.

– Нет ещё, я кое-что другое принесла, – я подала ему листок со статьёй, – что скажешь?

Генрих взял распечатку, и углубился в чтение, а потом поднял на меня свои тёмные глаза.

– Слушай, это же здорово, – воскликнул он, – ты талант. Я же говорил.

– Просто муж убежал посреди ночи на свидание с трупом, вот я и разозлилась, – хохотнула я.

Генрих сдвинул брови, и сам стал давиться от смеха.

– Да, чтобы разозлить женщину, нужно изменить ей именно с трупом, – выдал он, чуть не падая со стула.

– Ну-ка, что там? – Мила выхватила у него листок, и пробежалась глазами, – очень даже ничего, но немного непрофессионально.

– Кто бы говорил, – хмыкнул Генрих, – на себя посмотри.

Отличные статьи пишешь, а образования журналистки нет.

Мила фыркнула, и, спрыгнув со стола, вышла из кабинета, а Генрих улыбнулся.

– Ну, что, акула пера?

– Какая я тебе акула? – улыбнулась я, – у меня зубы не настолько острые.

– Интересно, – в глазах Генриха появился нехороший блеск, -

интересно было бы узнать, насколько острые у тебя зубки.

– Очень острые, – заверила я его, – мой бывший муж имеет возможность в этом убедиться.

– А настоящий? – хитро улыбнулся Генрих.

– А настоящий – мужчина более примитивный, – хмыкнула я, – так что со статьёй?

– Пойдёт в « централку », – кивнул Генрих.

Я обрадовалась, мы провели совещание, и я поспешила по своим делам. Первым делом я съездила в ресторан, всё там проверила, и поехала к Диме.

Он велел секретарше принести мне кофе, усадил в кресло, и вздохнул.

– Я узнал всё, смог, о Герицо. Кларисса Герицо умерла, но у неё осталась сестра, Мария Алексеевна Колесова. Вот её адрес, только не очень пугай женщину, она в декрете, ещё молоко

пропадёт.

– Подумаешь, заботничек! – фыркнула я.

– А как насчёт награды? – хитро улыбнулся Дима.

– А больше ты ничего не хочешь? – возмутилась я, и сдалась...

Когда Дима помогал мне застёгивать платье, у меня зазвонил телефон.

– Слушаю, – воскликнула я, не посмотрев на дисплей.

– Вика, мы всё решили, – услышала я голос маменьки.

– Что вы решили? – тупо поинтересовалась я, ещё не отошедшая от Диминых ласк.

– Игорь готов жениться на Яне, когда она достигнет совершеннолетия. Я подняла бурю в стакане воды, вызвала в Москву этих дипломатов, родителей Игоря.

– Очень хорошо, – согласилась я, не очень понимая, что она мне сейчас говорит.

Мозг сосредоточился на Диминых выходках, а он в это стал

целовать мне шею, и я ни о чём другом думать просто не

могла.

– Эй, Эвива, ты что, опять напилась?

– Нет, я трезвая, как стёклышко, – заверила я её.

– По твоему тону не скажешь, – фыркнула маман.

– Мам, я сейчас говорить не могу, – воскликнула я, Дима в это вновь стал заваливать меня на диван.

– Чем ты там занимаешься? – сурово осведомилась маман.

– Потом поговорим, – воскликнула я, и нажала отбой.

Дима в это самое время уложил меня на диван...

Через три часа я стояла около двери квартиры Марии Алексеевны, и нажала на кнопку звонка.

– Кто там? – раздалось из-за двери.

– Здравствуйте, меня зовут Эвива Миленич, я частный сыщик, и мне необходимо с вами поговорить, – сказала я, и показала в глазок удостоверение.

Дверь тут же распахнулась, и я увидела красивую девушку. Светловолосую, голубоглазую, она была похожа на ангела. С пухлыми губками, нежной кожей, и кротким взором.

– Вы Мария Алексеевна? – тупо спросила я, и тут же охолонула.

Конечно же, нет. Колесовой сейчас лет сорок, Клариссе было

сорок, когда она умерла, её сестра была младше неё на тридцать лет. По сведениям Димы, Мария была поздним ребёнком в семье Ребровых, очень поздним.

– Нет, я Таня, – сказала девушка, – мама, к тебе пришли, – крикнула она.

– Добрый день, – вышла к нам женщина лет тридцати, больше ей было не дать, – кто вы?

– Меня зовут Миленич Эвива Леонидовна, – представилась я, – я частный сыщик, и мне необходимо с вами поговорить.

– На какой предмет?

– По поводу Клариссы Герицо, вашей сестры, – сказала я.

– Но моя сестра давно умерла, – воскликнула Мария Алексеевна.

– Да, я знаю, но за смерть её мужа, Геннадия Герицо, кто-то мстит. Я предполагаю, что это их дочь, Эмилия.

– Я ничего не понимаю, – ошарашено проговорила Мария Алексеевна, – вы проходите.

Она провела меня в комнату, Таня прошла за нами, и указала на стул. Я им объяснила, что я частный сыщик, что занимаюсь расследованием убийства Елисея Семеновича, и о том, что убийство могла совершить Эмилия.

– О боже! – простонала Мария Алексеевна, – да, боюсь, вы правы. Убийство действительно она могла совершить...

Любовь – страшная сила. Во все века совершались преступления во имя любви, из-за любви совершали опрометчивые поступки, и гибли люди.

Люди убивали, сводили счёты с жизнью, и это происходит по сей день.

Марии было всего двадцать лет, когда умерла Кларисса...

Теперь я вспомнила, почему мне это имя показалось таким знакомым, Семен Елизарович рассказал, что у его сына была возлюбленная по имени Кларисса. Ещё он сказал, что она была старше Елисея Семеновича, намного старше.

Маленькую Машу в то время интересовали только куклы, но случившееся несчастье на всю жизнь врезалось ей в память.

Вся семья знала, что Кларисса влюбилась. Влюбилась в человека, который был младше её на десять лет.

Родители Маши и Лары, так звали Клариссу дома, были в шоке, они просили Лару успокоиться, говорили, что с Кавериным у неё ничего не может быть.

Он студент, в голове ещё ветер гуляет, а она взрослая, состоявшаяся женщина. Мать, жена...

Однажды Маша, спустившись в сад, услышала разговор Клариссы и матери. Она и не собиралась подслушивать, как-то так само собой получилось.

– Лара, милая, послушай меня, – говорила Татьяна Федоровна, мать Клариссы и Маши, – одумайся. Зачем тебе он? Подумай хотя бы об Эмилии. Девочке нужна полная семья, а ты хочешь её этого лишить.

– Мама, мы любим друг друга, – воскликнула в негодовании Кларисса, – я без него жить не могу. Я столько лет прожила с Геной, но чувств у меня к нему как не было, так и нет. Я с ним только из-за Эмилии. А тут... я встретила настоящую любовь, мама. Слышишь? Настоящую любовь! Такое чувство рождается раз в жизни, и, тем более, оно взаимное.

– Бедная моя девочка, – горестно вздохнула Татьяна Федоровна, – побереги своё сердечко, боюсь, оно может разбиться.

Да, Татьяна Федоровна была женщиной, умудрённой жизнью, и

понимала, что ничем хорошим эта связь не кончится.

Геннадий пока ни о чём не догадывался, только родители Клариссы знали о том, что происходит.

Как я уже знала, родители Елисея Семеновича тоже были против этой странной связи, и они стали давить на сына.

И, как мы знаем, Каверин просто разлюбил Клариссу. Он встретил Пантизилию, женился на ней, и уехал в Италию.

Когда Кларисса узнала об этом, она сначала даже не поверила в произошедшее.

Она так любила Елисея Семеновича, и искренне думала, что их чувство нерушимо. Неделю она лежала, глядя в потолок, ничего не ела, её едва заставляли выпить воды.

Эта хрупкая, романтически настроенная женщина, всю себя отдавшая ради любви, не смогла пережить предательства.

Она то плакала, то смеялась, даже заявилась на свадьбу к Каверину, но охрана вытолкала её.

А Каверин, находившийся в шоке, втолкнул её в специальную комнатку, и воскликнул:

– Что ты делаешь? Я же тебе всё объяснил, мы не можем больше быть вместе.

– Но почему? – шептала Кларисса, – я люблю тебя, и решила

разрушить семью ради тебя.

– Зря ты это решила, – вздохнул Елисей Семенович, – и хорошо, что ты этого ещё не успела сделать. Возвращайся к мужу, и к дочери, желаю вам счастья. А мне больше не звони, я уезжаю в Италию вместе с женой, – с этими словами он развернулся, и ушёл в зал церемоний.

Кларисса бросилась к матери, в это время там был Геннадий, её муж.

Они кинулись утешать её, муж простил измену, он очень любил свою жену. Но Кларисса не слушала их, она сидела на стуле, и раскачивалась, как марионетка.

Они едва её успокоили, и, казалось, Кларисса всё поняла. Наступило временное затишье, она по-прежнему работала, старалась быть хорошей женой, и матерью, но никто не знал, что у неё на уме.

Татьяна Федоровна не раз пыталась поговорить с дочерью, но она увиливала, говорила, что всё в порядке.

Нет, всё было не в порядке, никому и в голову не могло

прийти, что может задумать Кларисса.

В тот злополучный день она была весела, ничего не предвещало беды, но вдруг ни с того, ни с сего позвонила матери, и захотела встретиться.

Татьяна Федоровна удивилась, даже забеспокоилась, ведь последнее время дочь сторонилась её.

И, когда она открыла дверь, Кларисса кинулась ей на шею.

Татьяна Федоровна удивилась ещё больше, но Кларисса вдруг отстранилась, и бросилась вон из дома.

Женщина весь день не могла найти объяснение странному поведению дочери, пока не позвонил Геннадий...

И не сообщил, что Кларисса... выбросилась с десятого этажа.

В первый момент Татьяна Федоровна не поняла, что слышит. Потом был шок, она бросилась в дом к дочери и зятю, Геннадий показал ей предсмертную записку Клариссы, в которой она сообщала причину своего поступка.

Думаю, вы уже догадалась, что было причиной.

Конечно же, Елисей Семенович. Она любила его до такой степени, что была готова умереть ради него. И она умерла.

Без него ей не было жизни, и она выпрыгнула из окна.

Геннадий себе места не находил, Татьяна Федоровна боялась

за него, и однажды он сказал ей:

– Я отомщу за смерть Лары, я люблю её. Эта сволочь ответит за то, что совершил.

– О чём ты говоришь, Гена? – оторопела Татьяна Федоровна, – я не понимаю. Кому ты собрался мстить?

– Каверину, – рявкнул Геннадий, – из-за этой сволочи Лара свела счёты с жизнью, и я убью его. Я так сказал!

А потом он погиб в горах.

Официальная версии была – несчастный случай. Тросы забыли проверить, и один из них лопнул. Но Татьяна Федоровна знала, зачем пошёл в горы Геннадий, и поняла, что смерть её бывшего зятя, дело рук Каверина.

На фоне всех этих событий у неё случился инфаркт, потом ещё один, и ещё. В конце концов, сердце женщины просто остановилось.

Мария Алексеевна замолчала, потом вынула сигареты, и закурила.

– Мама, тебе же нельзя, – вскричала Таня, – ты же кормишь

грудью.

– Извини, я нервничаю, – вздохнула Мария Алексеевна, и затушила сигарету, – я так любила свою мать.

– А Эмилия? Что стало с ней?

– Она попала в детдом, – вздохнула Мария Алексеевна, – Кларисса поздно родила дочку. В то время ей был годик, двадцать лет прошло, она сейчас примерно в вашем возрасте.

Я выпала из дома под грузом впечатлений, села в машину, и включила мобильный. Вот это да, двадцать сообщений.

Так, фирма сообщает, что мне было двадцать звонков. Да уж, маман в своём репертуаре.

Не успела я ничего предпринять, как мобильный зазвонил вновь.

– Ты почему не отвечаешь? – гневно крикнула маман, – вот несносная девчонка! Ты чем там занимаешься?

– Мам, в чём дело? – свирепо осведомилась я.

– Почему ты на звонки не отвечаешь?

– Потому что у меня расследование, – воскликнула я, – сейчас я приеду, – нажала на кнопку отбоя, и завела мотор.

В родительском доме находилась целая делегация. Маман, папа, Яна, Игорь, и неизвестные мне мужчина и женщина.

– Вика, что происходит? – сурово осведомилась маман, – когда я тебе первый раз звонила, ты явно не свидетеля допрашивала.

– Мам, давай потом об этом, – поморщилась я.

– Давай, – кивнула она, – вот, Ирина Львовна и Марк Дмитриевич Датские.

– Очень приятно, – познакомилась я с ними.

Вообще непонятно, зачем маман меня вызвала, они всё могли сами решить. Но надо знать мою маменьку, она трудный человек.

Было решено, что Яна и Игорь поженятся, когда Яне стукнет восемнадцать, ребёнка он признает, а мы в милицию обращаться не будем.

Чета Датских выкатилась, только Игорь остался с Яной, а мы с маман вышли в сад.

– У тебя любовник? – сурово осведомилась маман.

– Да, у меня любовник, только Максу об этом лучше не знать, – сказала я, пожав плечами, – а как ты догадалась?

– Да у тебя всё на лице написано, – фыркнула маман, и

закурила тонкую сигарету, – губы опухли. А на лице такое выражение...

– Какое?

– Кто-то по тебе круто проехался, – выдала маман, выпуская изо рта струйки дыма, а я поперхнулась.

– Ты спятила?

– Мне Диму жалко, – вздохнула маменька, – он так любит тебя.

– Отвечу тебе в том же ключе, – ухмыльнулась я, – круто проехался по мне Дима в своём кабинете в его офисе.

Маман даже рот приоткрыла, захлебнулась сигаретным дымом, долго кашляла, а потом пыталась прийти в себя.

– Так у тебя роман с Димой? – только и смогла выговорить она.

– Мам, только, пожалуйста, пусть Макс об этом не знает. Если я его брошу, я и к Диме больше не подойду.

– Да поняла я, поняла, – пробурчала маман, – чёрт! Вика, ты же так любишь Диму, изменяешь с ним своему мужу. Я тебя не понимаю. Если бы у меня была такая любовь, я была бы с любимым.

– Я тебе тысячу раз объясняла, – я села на скамейку, и вдруг, неожиданно для себя, заплакала, – мам, мне так плохо.

– Девочка моя, – она села рядом и обняла меня за плечи, – ну, успокойся.

– Это всё из-за тебя, – плакала я, – зачем ты меня с ним познакомила? С этим бандитом?

– Вика, милая, – мама стала гладить меня по голове, и я неожиданно успокоилась.

– Мам, мне пора, – вздохнула я, вставая со скамейки, и стирая с глаз слёзы.

– Ладно, – вздохнула она.

Я кивнула, села в свой джип, и выехала из посёлка.

Благополучно попала в пробку, и, постукивая коготками по стеклу, раздумывала, что же мне делать дальше.

Итак, я знаю, убийца Эмилия... Нет, наверняка я этого не знаю, только предполагаю. Кто, если задуматься, мог так ненавидеть Каверина?

Эмилия. Она лишилась отца и матери в раннем возрасте, и в этом косвенно замешан Елисей Семенович. Её мать свела счёты с жизнью из-за любви к нему, а отец, желая убить его,

случайно погиб сам.

Она имеет полное право думать, что имело место не случайность, а убийство. Она могла думать, что Елисей Семенович убил Геннадия.

Но кто она? Кто Эмилия? Я раскурила сигарету, и решила ехать к Галине в больницу.

Узнаю, пришла ли она в себя. Уж она-то точно знает, под

каким именем сейчас живёт Эмилия Герицо.

Но девушка в больнице нахмурилась, когда услышала про Галину Каверину, и сурово спросила:

– Кто вы?

– Частный сыщик. Она наняла меня для расследования смерти её супруга.

Девушка на рецепшен кивнула, сняла телефонную трубку внутреннего телефона, и воскликнула:

– Степан Иванович, спуститесь, пожалуйста. Тут по поводу Кавериной, – она положила трубку на рычаг, – подождите немного, сейчас главврач спустится.

Я лишь кивнула, и, слегка озадаченная, опустилась на стоящий в приёмной стул. Спустя пару минут ко мне подошёл главврач, спросил документы, просмотрел их, и кивнул.

– Пройдёмте.

Он провёл меня в кабинет, указал на стул, сам сел за стол, и сказал:

– Значит, вы частный сыщик?

– Да, – кивнула я, – а что случилось?

– Вчера на Галину Каверину было совершено очередное покушение, – сказал он, – кто-то отключил аппарат искусственного дыхания. К счастью, мы вовремя успели, и сейчас всё в норме.

– Милиция уже была? – заволновалась я.

– Да, они допросили всех. По показаниям нашей уборщицы, в реанимацию прошла какая-то женщина, блондинка...

– Можно поговорить с этой уборщицей? – взволновано спросила я.

– Да, сейчас я её позову, – кивнул Степан Иванович, и вышел из кабинета, оставив меня одну.

Я какое-то время тупо смотрела в окно, понимая, что, если не найду Эмилию, при чём как можно скорее, будут ещё трупы. Она убила Елисея Семеновича, в его жизнь она вошла с помощью Галины Косициной.

Почему Эмилия сама не вышла замуж за Каверина? Зачем подбила на это Галину? Ей он был противен, скорей всего, а Галина хотела осесть в Москве.

Но как она познакомилась с Кавериным? Мне известно, что Галина познакомилась с Кавериным в институте.

Они давно знали друг друга, потом случайно столкнулись на улице... и поженились?

Да это просто бред какой-то!

Ну, ладно, хорошо. Они встречаются, рады встрече, Елисей Семенович влюбляется в красивую девушку, и делает ей предложение.

Но не могли же они знать наверняка, что он сделает ей предложение. Они могли инсценировать встречу, что ж, Галина вполне могла соблазнить старого ловеласа.

Она очень красива, и она, смущаясь, могла признаться ему в любви. Он растаял... интересно, а он знал, что не может иметь детей? Наверное, не знал.

Скорее всего, он и женился на ней потому, что она забеременела. Нет!

Отец девочек Кораблинов, а он появился в жизни Галины уже после свадьбы с Кавериным. Значит, она его просто соблазнила, а потом вышла замуж.

А теперь Эмилия. Девочку отправили в детский дом, через много лет она вступает во взрослую жизнь, поступает в институт, и встречает там Каверина.

Минуточку, откуда Эмилия могла узнать, кто этот человек? Кто мог рассказать ей семейную историю?

Мария Алексеевна? Минуточку, но почему она не взяла к себе племянницу? Почему Эмилию забрали в детский дом, раз у неё была совершеннолетняя тётя, близкий человек, который мог оформить над ней опеку?

Наверное, она не захотела вешать Эмилию на себя, и её можно понять. Девочка была совсем крошкой, и ей не хотелось с ней возиться.

Что же мне теперь делать? Где искать Эмилию, пока она новых бед не натворила?

Дверь распахнулась, и в кабинет вошёл главврач с женщиной

в форме уборщицы.

– Вот, это она видела предполагаемую убийцу, – сказал Степан Иванович, – Ирина Михайловна, расскажите всё, что рассказали милиции.

– Ну, а что рассказывать-то? – пожала она плечами, – я пол мыла, смотрю, девица какая-то прошла. Я на неё сначала внимания не обратила, а потом гляжу, она из реанимации выходит. Туда да нельзя заходить, ну, я и поставила в известность Степана Ивановича. А оказалось, что девушку от аппарата отключили.