Текст книги "Ядовитый меч купидона (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

– Как эта девушка выглядела, которая входила в реанимацию? – спросила я.

– Блондинка, – задумалась Ирина Михайловна, – чёрный костюм, чёрные очки, а сверху халат.

– Понятно, – вздохнула я, – ничего определённого.

Больше Ирина Михайловна не могла мне ничего сказать, я вышла из кабинета, спустилась на лифте в холл, и забралась в свою машину.

Чёрт знает, что такое! Где мне искать Эмилию?

У меня было ощущение, что я что-то упустила, что-то, гвоздём засевшее мне в мозг. Но что, я вспомнить не могла.

Минуточку, если Эмилия была подругой Галины...

Нет, больше я не могу, у меня уже мозг плавится.

А самая лучшая разрядка в такой ситуации, это шопинг. Шопинг я люблю, и сейчас просто поехала по магазинам.

Я плавлюсь от счастья, как и любая женщина, примеряя очередную шмотку, или туфли, и крутясь перед зеркалом.

Я даже купила юбку клёш в клеточку со складками, красного цвета, и белую блузку. Белые колготки, красные туфли, и красный галстук.

В этом костюмчике я походила на школьницу. Поэтому вместо белых чулок я купила красные в сеточку, забралась в машину, и закинула сумки назад.

Из сумочки раздался звук мобильного, взглянула на незнакомый номер, и нажала на кнопку.

– Слушаю.

– Вика, привет, – услышала я знакомое щебетание, это была Лида Зобина, я с ней некогда в театре играла.

И удивилась. Мы с Лидкой никогда подружками не были,

даже не общались. Она считала меня заносчивой выскочкой, оказавшейся в театре в качестве примы только благодаря деньгам мужа-бандита.

И теперь, когда я уже не работаю в театре, она вдруг мне звонит, да ещё Викой называет. Это привилегия друзей.

– Здравствуй, Лидия, – холодно сказала я.

– Ой, Викуля, ну, чего ты официальничаешь? – воскликнула

Лида, – ты, говорят, теперь железная бизнес-леди. Мне Анька Акулова рассказала, что ты сногсшибательную карьеру сделала.

– Угу, – отозвалась я, глядя в окно, – сделала.

– И замуж в четвёртый раз выскочила, двойню родила, – продолжала тараторить Лида, – слушай, сделай милость, помоги.

Ага, вот оно что! Теперь понятно, почему я для неё вдруг таинственным образом из Эвивы трансформировалась в Вику, помощь нужна.

– Что случилось? – спросила я, зная, что помогать ей я не буду, либо устрою какую-нибудь пакость.

– У меня брата в тюрьму посадили, сбил случайно человека. Ну, ты понимаешь, с кем не бывает. Сел за руль пьяным, и готово. Говорят, у тебя муж, генерал милиции. Помоги, а?

– Лида... – начала было я, но она меня перебила.

– Ну, пожалуйста. Я тебя очень прошу. Он же у тебя за деньги отмазывает, так пусть мне по дружбе поможет. Мы же с тобой подружками были, попроси его.

У меня от такой наглости даже дыхание перехватило.

Нет, это уже слишком!

Макс не генерал, он капитан МВД. Это, во-первых; во-вторых, он взяток не берёт, он честнейший следователь. И в третьих! Подругами мы с ней никогда не были, и помогать я ей не собираюсь! Как ей только наглости хватило позвонить?!

– Хорошо, – прошипела я, и уже хотела было сказать ей всё, что о ней думаю, но в этот момент в трубке что-то щёлкнуло, и мобильный вырубился.

Понятно, сел, голубчик.

Нет, видали идиотку? Кто распустил подобный слух, что Макс взяточник и генерал?

Не успела я опомниться, как опять зазвонил сотовый, на этот раз другой.

– Алло, – зло сказала я, – Лида, мой муж не генерал и не

взяточник. Он честный следователь, и отстань от меня.

– Это не Лида, это Эля, – услышала я голосок.

– Ой, привет, – обрадовалась я, – извини, тут всякие идиотки звонят.

– Знакомые считают, что твой Макс генерал, и просят от тюрьмы откупить? – воскликнула Эля.

– Как ты догадалась?

– А тут и догадываться нечего, одной фразы достаточно, чтобы всё понять, – засмеялась Эля, – как твои дела?

– Замечательно, – воскликнула я, и закурила сигарету, – ты звонишь только для того, чтобы узнать, как мои дела?

– Тоскливо мне, – вздохнула Эля.

– Меланхолия беременной женщины? – засмеялась я.

– Нет, просто наша дружба врозь пошла, с тех пор, как я в Димку влюбилась, – воскликнула Эля, – а ты моя единственная, лучшая подружка.

– Эльвира, прекращай это, – вскричала я сердито, – мы с тобой по-прежнему подружки. Лучше скажи, Макс на месте?

– Где ж ему ещё быть? На месте.

– Я сейчас приеду, – воскликнула я, – а ты хватит кукситься. И вообще, я хочу быть крёстной твоей Снежане. Или ты против?

– Нет, что ты, – обрадовалась Эля, – я как раз тебя и хотела попросить об этом, ну, чтобы ты крёстной была. Только ты ведь некрещёная.

– Ой, точно, – воскликнула я, – а, пока ты свою девчонку родишь, я десять раз успею окрестится. Всё, отбой связи.

Я заехала по дороге в кондитерскую, купила десяток ванильных пирожных для Эли, шоколад ей сейчас вреден, и поехала в отделение.

– Привет, – открыла я дверь, и зашла в приёмную, где сидела

Эля.

Она в это время занималась странными манипуляциями. А именно, грызла кусок мыла.

– Привет, от старых штиблет, – рядом с Элей находился сам генерал, Матвей Григорьевич, и ошарашено смотрел на свою, явно тронувшуюся умом, секретаршу.

– Слушай, Вика, – воскликнул он, – по-моему, твоя подружка спятила. Она мне всех посетителей распугала своим видом. То смеётся, то плачет, то бумагу грызёт, то мыло.

– Всё с ней в порядке, – улыбнулась я, – я в её положении вообще жидкое мыло пила, и истерики мужу закатывала.

– Прости? – изумлённо посмотрел на меня Матвей Григорьевич.

– Матвей Григорьевич, – подала голос Эля, – я в положении.

– В каком ещё положении? – оторопел генерал.

– В интересном, – хихикнула Эля, и вновь впилась зубами в кусок мыла.

– Эля, милая, – я поставила на стол коробку, – лучше съешь пирожное. Мыло, как бы его не хотелось, всё равно вредное.

– Вика, – отвёл меня в сторонку Матвей Григорьевич, – что происходит?

– Ничего особенного, – улыбнулась я иезуитской улыбкой, – просто ваша секретарша беременна, только и всего.

– От кого? – трагическим шёпотом спросил генерал.

– От моего бывшего мужа, – буркнула я, сложив руки на груди, – вот ведь сволочь!

– Ты это серьёзно? – ошарашено спросил Матвей Григорьевич.

– Куда уж серьёзнее, – вздохнула я, – вы меня извините, я вообще-то к Максу пришла.

– Давай, – кивнул мне генерал.

Но, влетев в кабинет Макса, я увидела вместо своего мужа

какого-то пожилого человека, и, резко тормознув, врезалась в стеллаж, и папки полетели мне на голову.

– Простите, – воскликнула я, подбирая с пола документы, – мне нужен капитан Барханов.

– Капитан на третьем этаже, – голосом, от которого веяло Антарктидой, ответил пожилой человек, – вторая дверь налево.

– Благодарю вас, – воскликнула я, и бросилась на третий этаж.

– Привет, – сунула я нос в дверь.

Макса в кабинете не было, зато был, как вы уже догадались, Сатаневич, молодой человек лет двадцати, наверное, даже чуть больше, и ещё один, толщины невероятной.

Молодой человек, увидев меня, даже оторопел, а полный разлил по столу лапшу, которую дотоле помешивал в пластиковом стакане.

– А где Максим? – спросила я.

– К криминалистам пошёл, – ответил Андрей.

– Девушка, а, может, я чем-нибудь буду вам полезен? – воскликнул полный, собирая лапшу со стола, и сваливая

обратно в стаканчик. Неужели он всё-таки собирается это есть?

– Отстань от неё, – сказал Сатаневич, – это жена Максима.

– А, ЧМБ, – воскликнул полный, а я, без лишних слов, выхватила у него из рук стакан с лапшой, и вылила содержимое ему на голову.

– Надеюсь, облысеете, – воскликнула я, схватила со стола органайзер Максима, и запустила им в Андрея.

Тот ойкнул, и, уворачиваясь, не удержался на крутящемся стуле, и свалился на пол.

– Совсем спятила? – раздался его глухой голос из-под стола.

– Стас, Андрей... – влетел в кабинет Макс, – о, Викуля, – воскликнул он, – подожди, что случилось?

– Не бойся, – улыбнулась я, – когда я излавливаю очередного бандита, я сажусь на него верхом, и звоню тебе. Расслабься.

– Так в чём тогда дело? – встревожено смотрел на меня Максим, а я схватила его за руку, и утащила в коридор.

– И кто это выдумал? – свирепо осведомился Максим, услышав о Зобиной.

– А я откуда знаю, – пожала я плечами, – и теперь она в уверенности, что ты ей поможешь.

– Да не собираюсь я ей помогать, – воскликнул Максим.

– Чего ты ерепенишься? – вздохнула я, – наплюй, и разотри. Я просто тебя предупредила, мало ли что.

– Я понял, – кивнул он.

– Ты сегодня вовремя будешь дома? – прищурила я глаза.

– Я откуда знаю, – развёл он руками.

– Понятно, – стиснула я зубы, – я пошла, только сумочку у тебя из кабинета заберу.

– Вика, не дуйся, это моя работа, – вздохнул Максим.

– Я поняла, – оттеснив его, я вошла в кабинет, и взяла со стола сумочку.

– Вика, – вошёл он вслед за мной.

– Я всё поняла, – я попыталась протиснуться мимо, но он схватил меня за руки, и поцеловал в шею.

– Халтура, – дёрнула я плечиком, – а где у вас тут уборная?

– За углом, – растерялся Макс.

– А, ну, пошли, – потащила я его за собой.

– Вика, что обо мне коллеги подумают? – только и смог спросить Максим, когда я увлекла его в кабинку.

– А мне плевать, – улыбнулась я, обвивая его шею руками, – подумают, что тебе повезло. Жена страстная и сексуально озабоченная. Разве это не везение?

Через час он выпроводил меня из управления, я забралась в машину, и с удовольствием посмотрела на себя в зеркало. Губы опухли, глаза горят, как у мартовской кошки, только тоска в глазах какая-то.

Я закурила сигарету, подумала, и поехала в МГУ, ведь там читал лекции Елисей Семенович, и там училась Галина, и

Эмилия.

Вот, с чего следовало начинать.

И я поднялась к ректору, и представилась частным сыщиком. Показала своё удостоверение, и уселась напротив.

– Так что же вы хотите? – спросил ректор.

– У вас училась Галина Косицына?

– Косицына? – наморщила лоб Анастасия Михайловна, ректор, – не припомню такую. Впрочем, я могу посмотреть.

Она сходила в архив, принесла целую кипу папок, и показала те, где значились студентки с именем Галина.

– Вот, смотрите, – она протянула мне папки, но всё было не то.

Однако, открыв очередную папку, я невольно вскрикнула. На

меня смотрела Галина. Я мгновенно её узнала, времени прошло немного с тех пор, как она окончила институт, и она не слишком изменилась.

Но по документам она значилась Галиной Емельяновой.

– Вот, вот эту женщину я ищу, – воскликнула я, – но у неё в свидетельстве о рождении сказано, что она родом с Урала.

– Неправда, – воскликнула Анастасия Михайловна, – сущая неправда. Она девушка из неблагополучной семьи, родители алкоголики, отец вор и убийца. Она, наверное, купила себе это свидетельство, чтобы забыть о своём прошлом. Она, вообще-то, из детдома. Но поступила по конкурсу, очень способная девушка оказалась. Институт с красным дипломом окончила. Слова плохого сказать не могу о ней. Вот ведь как бывает, рождаются у профессоров дети, убийцы да воры, а у таких вот на ноги встают. Странная штука – наша жизнь.

– Да уж, – пробормотала я, – а девушка по имени Эмилия Герицо у вас училась?

– Эмилия Герицо, – проговорила Анастасия Михайловна, словно

пробуя это имя на вкус, – нет, девушки со столь необычным именем, и не менее необычной фамилией у нас никогда не было. Это я вам говорю абсолютно точно.

– Но мне сказали, что она училась здесь, – протянула я.

– Значит, вас дезинформировали, – пожала плечами Анастасия Михайловна, – такой у нас сроду не было. Может быть, другой факультет?

– Нет, журфак, – ответила я растерянно.

Кажется, последняя ниточка, ведущая к Эмилии, оборвалась.

Что же мне теперь делать?

Из института я выпала, несолоно хлебавши. Постояла пару секунд, и села в машину. Съезжу, что ли, в детдом, в котором была Галина. Где-то же они познакомились, может, как раз в детдоме?

Удостоверение, которое сделал мне Дима, творит чудеса. По дороге я заехала в магазин, купила себе строгий костюм, лодочки, на высоченных, тонких шпильках, и отправилась в детский дом.

Охранник в будке спросил, кто я, и что мне угодно. Я представилась капитаном МВД, показала документы, и была допущена на территорию.

Сердце у меня предательски сжалось, когда вошла я на территорию детского дома.

На качелях сидели дети, и они с такой тоской посмотрели на меня, что мне даже неудобно стало. И я подумала, может, взять ребёнка из приюта?

Деньги, чтобы поставить его на ноги, у меня есть. Хоть одного обездоленного малыша осчастливить.

– Здравствуйте, – подошла я к женщине, которая следила за детьми.

– Здравствуйте, – растерянно проговорила она, разглядывая меня.

– Капитан Миленич, – представилась я, и вынула удостоверение, – можно с вами поговорить?

– Да, конечно, – мы отошли в сторону, – слушаю вас.

– Несколько лет назад к вам поступила девочка по имени Галина Емельянова. Она сейчас уже взрослая, ей двадцать пять лет... Я не знаю, в каком году она к вам попала, но десять лет назад точно.

– Это надо смотреть, – сказала женщина, – я здесь работаю

только два года, и то, что происходило десять лет назад, сказать не могу. Сейчас я провожу детей на полдник, и отведу вас к заведующей. Она здесь работает тридцать лет, и наверняка помнит вашу Галину. А, если нет, поднимем документы. Дети, дети, идёмте, – и стайка ребят пошла за ней.

Я вошла вслед за ними в холл, и в нерешительности остановилась на пороге.

– Уже иду, – сбежала по ступенькам ко мне женщина, – пойдёмте.

Я поднялась вслед за ней на второй этаж, и вошла в просторный кабинет заведующей. Но, войдя, я застыла на пороге.

– Анна Федоровна, тут к вам из милиции, – сказала женщина, и мне захотелось сбежать.

Всё было ничего, но у Анны Федоровны был посетитель... мой бывший муж. Дима повернулся, а я подумала, всё, сейчас он меня выдаст с потрохами.

Но нет, в его наглых глазах мелькнули смешинки, и он спокойно произнёс:

– Мы с вами обо всём договорились, Анна Федоровна, – встал

он с места, – раз уж у вас милиция, я вас покину. И я лично

за всем прослежу. Так мы договорились?

– Договорились, – кивнула она.

Дима не упустил шанса позлить меня, и, проходя мимо, ущипнул за бедро. А я даже ответить ему достойно не могла, не по физиономии съездить, понимал это, мерзавец.

Хмыкнув, он скрылся за дверью, а я заняла его место.

Пожилая женщина, ей было за пятьдесят, далеко за пятьдесят, тут же потребовала моё удостоверение, потом вернула, и спросила, что мне угодно.

– Я ищу женщину по имени Эмилия Герицо, у неё когда-то погибли родители, и она попала в детский дом. У неё есть подруга, Галина Емельянова, но она в данный момент не может мне ничего сказать, поскольку находится в коме. Эмилия хотела её убить, она избавляется ото всех, кто может рассекретить её. У вас были девочки по имени Эмилия Герицо и Галина Емельянова?

– Я помню нашу лисичку, – вздохнула Анна Федоровна, – и

Эмилию помню. Две подружки – неразлучницы, они всегда

были вместе...

Эмилия первая угодила в сие печальное заведение, ей был годик, когда погибли её родители, а тётка сдала её в детский дом.

Марию Алексеевну понять можно было, она была молода, хотела жить, а с маленьким ребёнком, к тому же не дочерью, это было невозможно.

– Она же ещё маленькая, – увещевала её Анна Федоровна, – неужели вас не жалко племянницу?

– Нечего её жалеть, – огрызнулась Мария, – по милости её родителей я лишилась матери и отца, видеть это идолово отродье не хочу. С какой стати я должна их девку на своих плечах тащить. Я свою рожу, правильную девочку, а эта пусть хлебнёт лиха.

С этими словами, она, сопя от злости и ярости, ушла, оставив

Эмилию на попечение государства.

Эмили, как её называли сверстники, или просто Мила, была тихой, скромной девочкой. Красивая, белокурая, и голубоглазая, она была ангелом во плоти. Всегда слушалась, не создавала особых хлопот, как остальные дети, не делала попыток сбежать.

Но, когда в детдоме появилась Галина, всё кардинально изменилось. Галя, в отличие от Милы, была шумной, заводной. Она постоянно что-то затевала, и именно она сагитировала Милу убежать из детдома.

Но девочек быстро поймали, и водворили на место.

Изменить что-либо невозможно, Галя и Мила не расставались. Анна Федоровна изучила дело Гали, и только вздыхала.

Её отняла у родителей социальная опека. Емельяновы были алкоголиками, весь свет пропившими, дети у них рождались и рождались. Кто-то умирал, кого-то опека отнимала у алконавтов, и передавала в руки государства.

Галя была одной из старших, в десять лет лишилась невинности, и как выжила при этом, не ясно. Стала красть, не раз попадала в поле зрения милиции, и, в конце концов, её отправили в детский дом.

Что можно было ждать от такой?

В восемнадцать лет девочки покинули детский дом, их устроили на работу, но они просто сгинули в Москве.

Первоначально всех своих воспитанников администрация детских домов контролирует, но девочки неожиданно резко уволились с работы, и исчезли.

Анна Федоровна искала их, но не нашла, а то, что они могут поступить в институт, ей и в голову не пришло.

– Что сейчас с ними? – спросила Анна Федоровна, – как они устроились?

– Галина удачно вышла замуж за богатого, и родила двух дочек, – улыбнулась я, – только, если я не остановлю Эмилию, дело будет плохо.

– Не ожидала я такого от Эмили, – вздохнула Анна Федоровна, – она была моей любимицей, и я от души жалела её.

– Но где же она сейчас может быть, Эмилия? – протянула я, – её никто не удочерял?

– Нет, – как-то слишком быстро ответила Анна Федоровна, я открыла было рот, чтобы ещё что-то спросить, как в мозгу что-то забрезжило.

Не успела я додумать мысль, как у меня в сумочке зазвенел сотовый.

– Слушаю, – вынула я телефон.

– Здравствуйте, Эвива Леонидовна, – услышала я голос

Анастасии Михайловны, ректора.

– Здравствуйте, – воскликнула я.

– Эвива Леонидовна, я кое-что вспомнила, – сказала она, – у нас училась девушка с именем Эмилия. Но у неё была другая фамилия.

И, когда она назвала фамилию, пол поплыл у меня из-под ног. О, силы небесные!

Разгадка всё время была рядом, а я её не видела!

– Вам это о чём-нибудь говорит? – спросила Анастасия Михайловна.

– Да, – крикнула я, – я знаю, под каким именем сейчас живёт

Эмилия. О Боже! Как я раньше не догадалась!

Я захлопнула крышку мобильного, спешно попрощалась с женщинами, схватила сумочку, и вылетела из кабинета.

Слетела вниз, но, едва я подбежала к своей машине, рядом затормозил джип Димы.

– Привет сотрудникам уголовного розыска, – усмехнулся он, опуская стекло.

– Я тебе сейчас покажу уголовный розыск, – зашипела я змеёй, – ты что там делал? – кивнула я на здание.

– Тебе это обязательно надо знать? – осведомился он, выходя из машины, и хватая меня в объятья.

– А, ну, руки прочь, – прикрикнула я на него.

– Руки прочь от советского союза? – хохотнул этот наглец, покрепче стискивая меня в объятьях.

– Сейчас кто-то у меня получит, – рассердилась я, и ловко вонзила ему шпильку в ботинок.

– Что ты вытворяешь? – вскричал Дима, ослабляя хватку.

– Я же сказала, руки прочь, – иезуитски улыбнулась я, – а ты не послушался.

– Хочешь знать, что я тут делал? – улыбнулся Дима, – а я спонсирую детские дома.

– Что ты делаешь? – переспросила я.

– Спонсирую детские дома, – продолжая улыбаться, сказал он.

– Да ты мерзавец! – вскрикнула я, и стала молотить кулачками по его широкой груди, – что ты вытворяешь? Сволочь! Скотина!

– А, больно, да? Тебе легче думать, что я негодяй, и жить спокойно? – ухмыльнулся он.

– Ненавижу, – заплакала я, и прижалась к нему, – ты негодяй.

– Я знаю, – ухмыльнулся он, и стал меня целовать.

– Дим, что ты делаешь? – прошептала я, – не мучай меня.

– Я люблю тебя, – воскликнул он, – мы же погибаем друг без друга.

Я прижалась к нему, и мне захотелось, чтобы этот миг был вечным, я всегда хочу быть с ним. Я так люблю его!

– Дим, я нашла убийцу своего начальника, – сказала вдруг я.

– Ты это серьёзно? – поднял он брови.

– Я абсолютно серьёзна, – кивнула я, – и сейчас пойду разоблачать убийцу.

– Отвезти тебя? – растерянно спросил Дима.

– Нет, лучше вызови Максима. А я в издательство, – с этими словами я забралась в машину.

В издательстве в это время бушевал скандал. Филипп Аркадьевич, из отдела рекламы, предложил какую-то идею, которую Мила, ничтоже сумняшеся, забраковала.

И теперь они орали так, что с потолка чуть штукатурка не

сыпалась, и стёкла звенели в окнах.

Я давно заметила, что Людмила самодурка, и, если ей хочется унизить человека, то она это сделает просто так, для собственного удовольствия.

Милые мои, если вы хотите выглядеть круче, вовсе не обязательно задирать нос, шипеть начальнику вслед, дура, или дурак. Это для себя вы круче начальника, а для других вы

ноль без палочки.

Вы можете задирать нос, сколько вам влезет. Но, если вы собой ничего не представляете, вы всё равно ничего не добьётесь. Лучше промолчите, улыбнитесь, если сделаете одну и ту же глупость несколько раз. И всегда выслушивайте людей, всегда старайтесь их понять.

И я, со своей неизменной улыбочкой, лёгким намёком на улыбку, подошла к скандалистке.

– Что за шум, а драки нет? – посмотрела я на красную Милу, и злую, как сто тысяч чертей, а потом перевела взгляд на Филиппа Аркадьевича, – что тут у вас твориться?

– Эвива Леонидовна, посмотрите, – он показал мне макет, – что вы по этому поводу скажете?

– Очень даже не дурно, – оценила я, – только лучше сделать это

в чёрно-белом тоне.

– И вы туда же! – вскричал он, – это же реклама! Какой чёрно-белый тон? Вы же фотограф, должны понимать.

– Вот! – крикнула Мила в возбуждении, – даже главный редактор со мной согласен! Будет чёрно-белый тон!

– Это будет очень стильно, Филипп Аркадьевич, – воскликнула я, – вы сами подумайте. Так, прекращаем болтовню. Делаем в чёрно-белом тоне, это вопрос решённый, а теперь вся административная часть в зал заседаний.

– Это просто какой-то саботаж, – возмущался Филипп Аркадьевич.

– Генрих Вениаминович у себя? – спросила я.

– Да, он в кабинете, – тут же отреагировала Мила.

Я кивнула, и сунула нос в кабинет. Генрих в это время курил, и просматривал какие-то, наверное, очень важные бумаги.

– Привет, – воскликнула я.

– А, Вика, – поднял он глаза, – заходи.

– Генрих, может, пройдём в зал заседаний? – воскликнула я, – я

там всех собрала.

– Зачем? – удивился он.

– Я нашла убийцу Елисея Семеновича, – пояснила я, – хочу открыть его имя, и скоро приедет мой муж с наручниками.

– О Боже! Вика! – вскричал Генрих, – ты знаешь, кто убил Елисея Семеновича?

– Да, – кивнула я, – хочешь знать имя этого человека?

– Конечно, хочу.

Мы вошли в зал заседаний, и сотрудники тут же затихли.

– У нас сегодня не обычная планёрка, – пояснила я, положив папку с документами на стол, – я нашла убийцу Елисея Семеновича. И он среди сотрудников.

– Как это может быть? – крикнула Нина, – кто-то из сотрудников?

– Да, – кивнула я, – здесь, в этом зале, находится женщина по имени Эмилия Герицо, она и есть убийца. Ещё час назад я тыкалась, как слепой котёнок, а теперь я точно знаю, что только она могла убить.

– Вика, подожди, – взял меня за руку Генрих, – а доказательства у тебя есть? Ну... подтверждающие на сто процентов, что она убийца?

– Это, смотря с какой стороны посмотреть, – задумалась я, – в принципе, пока нет. Но это уже будет работа криминалистов, и моего мужа. Начнём с того, что у Елисея Семеновича была первая любовь...

– Первая любовь? – вздёрнула брови Регина.

– Да, – кивнула я, – у него была первая любовь. Только он свою избранницу быстро разлюбил, встретил другую женщину, полюбил, и, женившись, уехал в другую страну. На родину своей избранницы.

Потом эта женщина умирает, он возвращается в Москву, там он преподаёт в университете, и встречает красавицу Галину

Косицыну, настоящая фамилия которой Емельянова.

Он во второй рапво второй рапз женится, й емельянова. встречает красавицу галину з женится, и у него рождаются две дочки...

Только дочки эти не от него, и Галина вышла замуж за него не по любви. Она вместе со своей подругой Эмилией мстит за родителей подруги, которые, как считают девушки, умерли из-за Елисея Семеновича.

Если в чём Елисей Семенович и виноват, то только в том,

повстречался с красавицей Клариссой, и она его полюбила. И

ещё они считают, что Геннадий Герицо, отец Эмили, погиб от руки Елисея Семеновича. На самом деле, произошла нелепая случайность. Никакого убийства не было, Геннадий погиб сам...

– Нет! – вскричала вдруг Царёва, вскакивая с места, – не правда!

Ты ничего не знаешь!

– Чего я не знаю? – прищурилась я.

– Ничего не знаешь! – заорала она, – эта сволочь убила моего отца! Близкого мне человека! И довёл мою мать до самоубийства!

– Но он же не специально! – воскликнула я, – у этой любви не было будущего. И твоего отца он не убивал. Твой отец хотел перерезать канат Каверину, и, в состоянии аффекта, перерезал случайно свой канат. Произошла нелепая случайность, это было не убийство.

– Нет! – прошептала она со слезами на глазах.

– Мила, не может быть, – воскликнул Генрих, – так это сделала ты?

– Чёртова ищейка! – вскричала Мила, – как ты только до всего докопалась?

– Это было не сложно, – улыбнулась я, – хотя, ни к чему лишняя напускность, я долго ломала голову. У меня было ощущение, что я чего-то не заметила, где-то мышей не словила. Галина мне сказала, что училась с тобой в институте, но ты там не значишься. Ты там не значишься и как Эмилия Герицо, хотя любовник Галины, Игорь Кораблинов, сказал, что со своей подружкой Эмилией она училась в институте. Кто врёт? Кто говорит правду? Я была уже на грани истерики, совершенно запуталась, но мне помогла ректор на журфаке. Она с опозданием вспомнила, что была одна девушка, которая меняла себе фамилию. Она подняла документы, и посмотрела, какая была изначальная фамилия той. Оказалось, что девушку удочерили, некто Царёв Ярослав Михайлович, сын Анны Федоровны, той, что работает в детском доме. Анна Федоровна мне лапши на уши навешала, она не хотела, чтобы сажали её приёмную внучку.

– Ты чёртова бл...! – вскричала Мила, и выхватила из чулка маленький, дамский пистолетик и направила на меня.

Я и охнуть не успела, грянул выстрел, и Генрих кинулся на меня...

– Кто-нибудь, вызовите « Скорую », – закричала я, выбираясь из-под Генриха, а Филипп Аркадьевич скручивал тем временем руки Миле...

– Ну, как он? – подскочила я, когда врач вышел из

хирургической.

– Всё в полном порядке, – вздохнул врач, – жизненно важные органы не задеты, ранение было лёгким.

– Опять! Опять она за своё! – услышала я громогласный вопль Макса, подняла глаза, и увидела его и Диму, направляющихся ко мне.

– Макс, не ругайся, – улыбнулась я, – всё в полном порядке.

– Что ты называешь полным порядком? – звенящим голосом вопрошал он, – то, что ты опять вляпалась в идиотскую детективную историю? Что ты опять подняла на уши весь наш отдел? И из-за того, что тебе нравится изображать из себя Пуаро и мисс Марпл, пострадал человек!

– Знаешь что?! – подскочила я, – я вот сейчас возьму, соберу

вещи, и уеду от тебя. Ещё раз на меня голос повысишь! –

заорала я не своим голосом, и врач схватил меня за руку.

– Девушка, девушка, успокойтесь, – воскликнул он, – и перестаньте кричать. Здесь всё-таки больница.

– Я тебя дома убью, – пообещала я Максиму.

– Нет, это я тебя убью, – с улыбкой проговорил Максим.

– Думаю, мне надо сбежать, а то попаду в эпицентр, – хохотнул Дима, – как бы от взрывной волны не пострадать.

– Трус! – хором крикнули мы с Максом.

– Я кому сказал, прекратите, – прикрикнул на нас врач, – устроили тут балаган! Завтра он очнётся от наркоза, и придёте. А сейчас идите кричать в другом месте.

– Пошли, – пнула я ногой Макса.

– Ты несносная бестия, – воскликнул он.

– А ещё фурия, гарпия, и амазонка в одном флаконе, – улыбнулась я, – уж извини, такая я есть.

Макс, конечно же, от души покричал, когда мы прибыли домой, и я поспешила кинуться ему на шею. Знаю один способ, который быстро его успокаивает, впрочем, почти всех

мужчин на планете.

Потом он уехал, а я стала пить кофе, потом играть с

Василинкой, вообщем, надо же побыть матерью, не всё же всяких бандиток отлавливать.

А на следующий день, я, в костюме цвета апельсина, красных шпильках, и сетчатых колготках, заявилась к Генриху.

– Привет, – сунула я нос в палату, – как себя чувствует больной?

– Замечательно, – Генрих выглядел очень трогательно в голубой рубашке, – если не считать шока. Я ведь был к ней неравнодушен.

– А она в тебя и не стреляла, – улыбнулась я, входя в палату, – зачем под пули полез?

– Начальник в ответе за своего главного редактора, – хмыкнул Генрих, – пусть даже главный редактор – такое редкостное пугало.

– Кто пугало? Я? – подскочила я, – сейчас я тебе травм добавлю.

– Ты на себя в зеркало глядела? Тебя ещё не сняли на ближайшем повороте в этих чулках? Вкус у тебя, скажу я, только в цирке клоуном работать.

– Кто из нас клоун, ещё надо разобраться, – ухмыльнулась я.

– Ты, – хохотнул Генрих.

– Я, милый, художник, – уселась я на подоконник, и закинула ногу на ногу, – и одеваюсь художественно.

– И что означает сия картина, маэстро? – засмеялся Генрих.

– Это грейпфрут, – сердито воскликнула я.

– А, – протянул он, – эти ядовито-зелёные пуговицы, наверное, листва. Красный, либо мякоть, либо бок фрукта. А вот что означает цвет чулок, даже думать боюсь. Твой фрукт что, слегка подгнил? Ты заснула себе под подушку Босха? Другого объяснения твоему вдохновению в выборе одежды я не нахожу.

– Интересно, а тут есть травмотологическо-стоматологическо-хирургическое отделение? – задумалась я, – через пять минут тут будет клиент по этому профилю.

– Какая ты жестокая, – хохотнул Генрих, – я тебя от пули заслонил, а ты мне ещё хочешь травм добавить.

– Ну, уж какая есть, – засмеялась я.

– Кстати, я бы хотел нанять ей адвоката, – сказала вдруг Генрих.

– Ты с ума сошёл? – удивилась я.

– Нет, просто мне её жалко, – вздохнул он, – и я к ней неравнодушен.

– Даже после всего?

– Даже после всего.

И что мне было ему сказать? Вот, вот, нечего.

Поэтому я лишь покрутила пальцем у виска, и занялась выпуском в свет очередного номера.

Ни начальника, ни, как вы понимаете, заместителя главного редактора, не было, и всё упало на мои хрупкие плечи.

Утром, я была в это время в душе, раздался звонок в дверь, я поспешила вниз, и увидела Анфису Сергеевну, с интересом читающую журнал.

– Вика, это ты написала? – спросила моя любимая свекровь.

– И каково ваше мнение? – улыбнулась я, одёргивая свой любимый, красный костюм.

Короткая, слегка клёш, юбка, приталенный жакет, и красные остроносые лодочки на высоченных, умопомрачительно острых шпильках. На шее у меня красовался золотой череп, в ушах подвески, а на щиколотке звякали колокольчики.

– У тебя талант, – улыбнулась она, – только Максу не показывай.

И иди завтракать.

Я с удовольствием съела чудесный, шоколадный рулет с орешками, выпила чёрный кофе. Потом собрала все свои фотографии, сложила их в папку, и, прихватив очередной выпуск журнала, поехала к Генриху.