Текст книги "Любовь зла или Как полюбить козла (СИ)"
Автор книги: Наталья Мусникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
– Тьфу, – я оттолкнула козла, проворно одёрнула платье и шустро отползла в наиболее чистый угол, как можно дальше от распоясавшейся скотины. – Тьфу, мерзость, какого мрака ты ко мне с поцелуями полез?!
– Я полез?! – Огнецвет негодующе тряхнул головой. – Да ты сама на меня кинулась как безумная, чуть не изнасиловала!
– Ещё скажи, сама на себе одежду изодрала, – проворчала я, озираясь в поисках хотя бы глотка воды. В горле страшно першило, язык был жёсткий, словно пересохшая кожа.
– А кто ещё, – фыркнул козёл, звонко ударив копытом по стоящему на приступке ведру. – Нет, я, конечно, не в убытке, у тебя есть на что посмотреть, но я, знаешь ли, не сторонник экспериментов и категорически против скотоложества.
– Я тоже.
Я, кряхтя и постанывая, кое-как приподнялась на жалкие подпорки, которые категорически отказывались быть моими ногами, доползла до ведра и сама не заметила, как осушила его полностью.
– Только ведро далеко не убирай, – деловито заметил Огнецвет.
Спросить почему, я не успела, меня швырнул на колени мощный спазм. Я скорчилась в три погибели, непослушными руками цепляясь за ведро, как утопающий за призрачный шанс на спасение. Длинные рыжие волосы упали на лицо, моментально перемазавшись, попали в рот, усиливая рвоту.
– Давай помогу, – Огнецвет, как мог, подхватил мои волосы, ничуть не гнушаясь тем, что они грязные и воняют. – Ты давай, трави, не стесняйся, нужно, чтобы вся дрянь из тебя ушла. Может, ещё водички принести?
– Лучше добей, – прохрипела я в перерывах между двумя приступами.
– Ага, конечно. А в человека меня кто расколдовывать будет?
– Смерть… ведьмы… разрушит… чары…
– Воздержусь от столь сомнительных экспериментов.
Когда приступ рвоты закончился, на меня накатила такая слабость, что я чуть не рухнула головой прямиком в ведро. И опять Огнецвет не растерялся, подхватил, удержал, пусть и больно дёрнув за волосы, на себе оттащил к окну и сбросил так, чтобы меня обдувало ветром из крупных щелей. Я безвольно лежала на спине, чувствуя себя лягушкой, которую терзали-мучили, а потом, решив, что для декоктов не годна, и эксперименты больше не выдержит, просто выкинули. Ушибленная щека болела, во рту стоял омерзительный привкус рвоты, руки и ноги заледенели и почти потеряли чувствительность, но я не могла заставить себя даже моргнуть. Дышала и то через раз, такая смертельная усталость на меня накатила.
– Горе луковое, – вздохнул Огнецвет, потоптался рядом, а потом лёг, согревая меня своим теплом, – тоже мне, ведьма квалифицированная, сама забудь-травы налопалась так, что чуть навек в мире грёз не осталась. Кстати, я-то думал, ты вся такая правильная, скромница-разумница, а видения-то у тебя о-го-го какие!
Я поморщилась. Да уж, ситуация глупее не придумаешь. Огнецвет и раньше меня шарлатанкой считал, а теперь, наверное, и вовсе, как только человеком станет, из города выгонит. Но кто бы смог устоять перед сочной клубникой в облаке свежих сливок!
– Эй, ты там не померла ещё? – козёл приподнял голову, зацепив меня рогом, – ой, прости, я не хотел.
Я разлепила спёкшиеся губы, прохрипела, чуть шевеля языком:
– Как… ты…
– Понял, что ты забудь-травы наелась?
Я вяло мотнула головой из стороны в сторону. Нет, это-то как раз понятно, если у человека стеклянный взгляд, неподдающееся объяснению поведение, а то и струйка слюны из уголка рта. Любому ясно, что он в мире видений.
– Тогда чего? – Огнецвет положил голову мне на грудь, пытливо глядя в глаза. – Эй, ты не замолкай и глаза не закатывай, тебе сейчас спать нельзя, можешь не проснуться. Так что давай, спрашивай, можешь даже облаять меня как обычно.
Что?! Да что этот козёл себе позволяет, да когда я на него лаяла?! Он первый всегда начинает: то шарлатанкой обзовёт, то лавку мою разгромит, потом вообще дом сжёг!!! Возмущение придало мне сил, я даже приподняться смогла и грозно нахмуриться. Хотела ещё молнию пустить, да магический резерв у меня на нуле, теперь до купания в лунном свете колдовать не смогу.
– О, воскресла, – оживился Огнецвет, насмешливо глядя на меня раскосыми светлыми глазами, – а то такая дохлая лежала, холодная, чисто нежить, которую поднять успели, а оживить забыли.
Ну спасибо на добром слове, нежитью меня даже в самые паршивые минуты никто и никогда не называл! Будь мне не так плохо, я бы привычно пропустила слова парнокопытного начальника стражи мимо ушей, но сейчас мне было паршиво как никогда, хотелось заботы, тепла, сладких уверений, что я самая-пресамая, и у меня непременно всё будет хорошо. А что я получила? Воняющего козла под боком и град оскорблений, которые совершенно точно не заслужила. Я горестно хлюпнула носом и разрыдалась, да что там, завыла в голос, пожалуй, даже громче, чем на пепелище своего дома, когда оплакивала погибшее зеркало.
В отличие от большинства жителей нашего города, Огнецвет слёз девичьих не испугался, наоборот, с самым довольным видом понаблюдал за моими рыданиями и изрёк с видом придворного целителя:
– Отлично.
Слёзы моментально высохли, словно кто-то невидимый плотину возвёл или вообще перевёл поток в другое русло. Я хлопнула слипшимися ресницами и пропищала:
– Тебе нравится, что я плачу.
Козёл с невозмутимым видом почесал рогом бок:
– Ага. Со слезами уходят остатки дурмана, так что рыдай, не останавливайся. Тебе ещё минут десять поплакать надо, чтобы наверняка.
Я возмущённо трепыхнулась, порываясь вскочить, Огнецвет прыгнул на меня, всем своим немаленьким весом прижимая к полу:
– Объясняю для особо одарённых девиц, мнящих себя могучими ведьмами: вставать тебе нельзя. Во-первых, дурман не выветрился, во-вторых, всё равно в вертикальном положении не удержишься, а ловить тебя удовольствие сомнительное.
– Пусти, – прошипела я, отчаянно вырываясь, – пусти немедленно, не нужна мне твоя помощь, сама справлюсь!
– О боги, за что вы связали меня с этой дурой?! – простонал козёл, молитвенно вскидывая рогатую башку вверх.
Я опять попыталась сбросить с себя тяжёлую зверюгу, но с тем же успехом могла двигать гору. Отожрался на начальственных харчах, скотина!
– Радуга, ты мне одно скажи: ты совсем дура или в этой смазливой головке есть хоть крупица разума?
– Сам дурак, – пропыхтела я, кусая губы, чтобы удержаться на краю безобразной истерики. – Слезь с меня, раздавишь!
– Значит плакать ты не будешь, – Огнецвет недовольно дёрнул ухом, – ладно, не хочешь по-хорошему, будет по-моему.
Я и пикнуть не успела, как мне на плечи забросили увенчанные копытами лапы, а к губам прижалась мохнатая козлиная морда. Я возмущённо замычала, пытаясь вывернуться, но держал Огнецвет меня крепко и целовал так, словно вознамерился досуха выпить. Я закрыла глаза, скатываясь в желанное забытьё. Мама милая, век бы не подумала, что погибну во время поцелуя с козлом…
Глава 6
Острая боль опалила щёку, вытряхивая меня из нежного, пахнущего луговыми травами сна. Я застонала, прижимая ладонь к болячке и в очередной раз пытаясь понять, где я и что со мной. Мрак, это уже становится недоброй традицией! – Очнулась, спящая красавица? – Огнецвет выглядел до отвращения бодрым и полным сил.
– Отлично, тогда давай, выползай к добрым людям, пока они дом по брёвнышку разбирать не начали в стремлении спасти ненаглядную господарыню ведьму. Я осторожно потянулась, покачала головой, разминая шею и определяя, насколько мне паршиво и хватит ли сил на то, чтобы встать на ноги. К искреннему облегчению, дурман забудь-травы выветрился окончательно (мамочка милая, это же сколько я спала?!), и чувствовала я себя очень даже неплохо
. – Давай, поднимайся, хорош валяться, – Огнецвет толкнул меня рогами в бок, сразу же отскакивая в сторону, – говорю же: народ волнуется. А народные волнения, моя милая, очень легко могут перерасти в мятеж, который, если закончится удачей, называется революцией. Что такое революция, я думаю, тебе объяснять не надо, не маленькая, сама понимать должна. Я осторожно поднялась на ноги, морщась от вони и боли в щеке, отбросила за спину слипшиеся в тошнотворные колтуны волосы:
– А что у меня со щекой? Огнецвет опустил голову, избегая встречаться со мной взглядом:
– Я тебя в чувства пытался привести, рогом ударил. Прости, мне в тот момент не до кодекса благородного мужчины было, тебя всё глубже в видения затягивало. В голове мелькнул какой-то смутный обрывок воспоминания, щёки опалил то ли запоздалый стыд, то ли последний отголосок затухшей похоти. Ведьма-прародительница, какое счастье, что я ничего не помню! Я присела на корточки перед настороженно насупившимся козлом и ласково погладила его по грязной, свалявшейся шерсти:
– Спасибо, что спас. Огнецвет фыркнул, нетерпеливо выворачиваясь и по-прежнему низко опустив голову, словно прикрываясь от меня рогами:
– Не за что. Поздно, бурые потёки и рваные царапины, исполосовавшие нос, я успела увидеть, а потому резко ухватила козла за рога и притянула к себе: – А царапины у тебя откуда? Огнецвет издал что-то среднее между нетерпеливым фырканьем и утробным рыком: – Боль помогла, ты вынырнула из видений, но дурман по-прежнему опутывал разум. Нужно было срочно приводить тебя в чувство, а лучшее средство от любой напасти…
– Это тёплая кровь находящегося в расцвете сил мужчины, – машинально закончила я накрепко вызубренное правило из учебника по магическим ядам и противоядиям.
– Боги, Огнецвет, ты меня из такой беды вытащил! – Угу. А теперь давай вы… Закончить мой рогатый спаситель не успел, дверь с треском слетела с петель, чуть не зашибив нас, а на пороге, закупорив выход, активно пихались локтями сразу трое горожан, чьи оскаленные лица меня изрядно напугали.
– А ну, разошлись! – услышала я рык господарыни Сладиславы, от которого печально задребезжала слюда в окошке, – живо, пока пинков не надавала! Угроза была более чем серьёзная, а потому мужиков как ветром сдуло. Малийкина матушка вошла в дом, пригнувшись в дверях и неодобрительно наморщив нос от вони. Под тяжёлым, как могильная плита, взглядом женщины мне разом стало стыдно за свой непотребный внешний вид, перемазанного и всклокоченного козла, а также за кавардак вокруг. Я растерянно замерла, лихорадочно соображая, что лучше всего сделать: бежать, умываться или отмывать всё вокруг.
– Господарыня ведьма, – прогудела Сладислава, упирая руки в бока и по-медвежьи покачиваясь с ноги на ногу, – сами-то как, живы? Я кивнула, глядя на женщину как кролик на волка.
– А козлик ваш? – М-м-ме-е-е, – вздохнул Огнецвет, неуклюжее опускаясь на пол, – м-м-ме-е-е. Я ахнула, всплеснула руками и позабыв обо всём бросилась к Огнецвету. Нос у козла оказался сухой и горячий, глаза закатились, а дыхание, вырывавшееся из приоткрывшейся пасти, было затруднённым. А как же иначе, он же остатки дурмана через поцелуй в себя втянул, вот его и скрутило! – Эй, Крабат, бери козлика господарыни ведьмы да неси ко мне, – прогудела Сладислава, чуть повернув голову.
– Малийка, а ты живой ногой лети за целителем, да живо у меня, а то так высеку, неделю стоя спать будешь! Карл, ты тихохонько бери на руки господарыню ведьму, её тоже ко мне надо отнести. Я попыталась возразить, что могу и сама дойти, но от моих возражений отмахнулись одним ленивым движением брови. Малийкина матушка руководила спасательной кампанией и никому не собиралась уступать своей полководческой роли.
– Так, Анхелика, хорош вопить, запасайте с бабами хворост, спалим к едрене матери это паучье логово. Ганс, а ты держи крепче эту змею подколодную, пока стражнички тут ентот, как его, обыск проводить будут. И живо мне все, да не галдите как вороньё на кладбище, я шуму не люблю. Вокруг вмиг воцарилась тишина, только раздавалось лёгкое «шур-шур» деловито снующих тут и там жителей города. Даже пойманная несостоявшаяся, спасибо Огнецвету, душегубица тихо сидела у плетня и даже дышать старалась не очень шумно и через раз. На меня женщина лишь бросила быстрый взгляд и тут же поспешно отвернулась, впрочем, я тоже не готова была вступать с ней в беседы. Где она взяла забудь-траву, стражники и без меня узнают, а если нет, я с огромным удовольствием пожалуюсь господарыне Августине на злодейку, которая её сыночка чуть не извела.
И совесть меня мучить не будет! Успокоив себя кровожадными планами справедливого возмездия, я стала обдумывать способы лечения своего рогатого героя. Насколько я помнила с занятий по травоведению, забудь-трава для козлов и прочих травоядных неопасна, если только живот прихватит в случае переедания, но в том-то и дело, что Огнецвет не обычный козёл. Точнее, совсем не козёл… То есть, козёл, конечно, но не травоядный… Я в сердцах плюнула, окончательно запутавшись, за что удостоилась удивлённого взгляда от Карла, который как раз бережно вносил меня в дом. Я виновато улыбнулась, смущённо пожала плечами и пробормотала: – После этой отравы во рту вкус такой гадостный. Кстати, почти не солгала, привкус во рту стоял действительно мерзкий, губы пересохли, а язык и вовсе отказывался шевелиться, требуя воды. Кожевник бережно сгрузил меня на лавку, сунул в руки запотевший кувшин, пряно пахнущий домашним квасом, мимоходом поладил по спине Черномора и вышел, плотно притворив за собой дверь.
– Чаго-о-оу стр-р-мяу-слось? – муркнул Черномор, запрыгивая ко мне и брезгливо щурясь. – Ты воняешь как кр-р-рыса из канавы, – кот принюхался и уточнил, – дохлая и успевшая испор-р-ртиться. Утешил, называется! – Спасибо на добром слове, – я смахнула кошака на пол, жадно допивая квас. Черномор опять запрыгнул ко мне на колени, потоптался, больно цепляя меня коготками и выразительно посматривая на кувшин у меня в руках. А вот не буду делиться, мне, потомственной ведьме, положено быть не только вредной, но и жадной!
– Да-а-ауй, – мявкнул Черномор, стуча лапкой по кувшину. Я с блаженным вздохом поставила опустевший кувшинчик на стол и откинулась к стене, прикрыв глаза. Боги, как же на самом деле мало надо для счастья, вот в такие моменты и постигаешь, что такое истинные ценности!
– Жа-ау-дина, – фыркнул Черномор и со стуком спрыгнул на пол, – эгоистка бессердечная, я тут мяу-ста себе не находил, а ты… Я прекрасно знала, что меня самым наглым образом используют, но, тем не менее, в который уже раз поддалась на провокацию, с тихим стоном подхватила наглого кошака на руки и принялась задумчиво почёсывать его за ушком. Морда блаженно сощурил глаза и сначала тихо, а потом всё громче и громче стал мурлыкать, то выпуская, то втягивая когти. Я откинулась к стене, чувствуя, как на меня неудержимо накатывает дрёма. Лёгкий, чуть слышный стон подействовал как ведро холодной воды. Мама милая, как же я могла забыть про Огнецвета?! Я вскочила на ноги, уронив недовольно мякнувшего и зашипевшего Черномора на пол, и бросилась туда, откуда долетел стон.
Ведьмы-прародительницы, прошу вас, помогите мне, не дайте ему погибнуть! Я покраснела, вспомнив своё яркое видение, в котором… Усилием воли я прогнала неуместные, вгоняющие в краску воспоминания и склонилась над безвольно лежащим козлом. Тот даже не шевельнулся при моём появлении, так и лежал, закатив глаза и запрокинув голову, чуть высунув кончик тёмно-красного языка.
– Огнецвет, – я прижала ладошку к грязной шерсти, ловя редкие, как капли прошедшего дождя, удары сердца, – держись, всё будет хорошо! Я и сама не верила в то, что говорю, даже не очень хорошо понимала, что лепечу, лихорадочно смешивая травы, разбавляя их микстурами, которые от спешки плескались куда угодно, кроме нужной мисочки. Впопыхах я пару раз наступила Черномору на хвост, смахнула локтем глиняный кувшинчик, порезалась в попытке расщепить корень исцеленя болотного, добавив в приготовляемое зелье собственной крови. Надеюсь, хуже оно от этого не станет, ведь девичья кровь ничуть не хуже мужской, её часто используют в чёрных запрещённых ритуалах… ой, что-то я ни о том сейчас.
Я старательно перемешала зелье подхваченной сама толком не помню где деревянной ложкой и метнулась к козлу. – Я надеюсь, ты меня не собираешься поить этой дрянью, от которой обуглилась деревянная ложка? – подозрительно осведомился Огнецвет, неохотно приоткрывая один глаз и делая вялую попытку отползти от меня подальше. – Это зелье поможет… – начала я, но меня перебили:
– Отбросить копыта. Спасибо, я не тороплюсь в иной, пусть и лучший, мир. Я в сердцах стукнула и правда обугленной ложкой упрямого козла по лбу. Огнецвет обиженно мекнул, за что моментально поплатился: я воспользовалась удачным моментом и вылила зелье в приоткрывшуюся пасть, а потом крепко обхватила морду козла, чтобы этот паразит не выплюнул лекарство.
– Огнецвет, миленький, ну потерпи немножко, – лихорадочно шептала я, целуя козла в выпуклый лоб, – тебе скоро станет легче, ты выздоровеешь. Судя по тихому бешенству в глазах моего принудительного пациента, легче ему могло стать лишь в одном-единственном случае: если бы он смог вырваться, измолотить меня острыми копытами в пыль и замести эту пыль хвостом под половичок. Я снова поцеловала Огнецвета, потёрлась носом о его вонючую комковатую шерсть, страстно зашептала прямо в нервно подрагивающее ухо:
– А как только ты проглотишь зелье, я тебя помою, хочешь? А потом ещё и причешу частым гребнем, чтобы твоя шёрстка стала мягкая и шелковистая. Огнецвет наконец-то сглотнул и мотнул головой, высвобождаясь из моих цепких рук. Я осторожно, каждый миг готовясь снова повторить свой хватательный манёвр, разжала руки и пытливо уставилась на своего пациента. Что радует, отбрасывать копыта он не спешил, выглядел хоть и вялым, но вполне себе живым. Огнецвет осторожно прокашлялся, задумчиво почмокал, почесал рогами спину, тяжело вздохнул и выдал:
– Ну что тебе сказать… Целительница из тебя паршивая. Вот тебе и здравствуй, утро светлое! Я его, паразита, от беды спасаю, себя не щадя заклятие с него снимаю, а он… Я обиженно шмыгнула носом, но козёл на мою показную обиду даже ухом не повёл, хвостом коротким дёрнул и продолжил:
– Мда… Пациентов ты спасаешь вопреки их собственному желанию, денег за лечение не берёшь, болячек лишних не находишь, да и зелья твои, хоть и дрянь полнейшая, а всё-таки помогают. Одно слово, паршивая из тебя целительница, не умеешь ты на хвори людской деньги делать. Вот ведь паразит, а! И похвалит-то каждый раз так, что и не знаешь, гордиться и благодарить или же обижаться и колотить. И что он там про деньги говорил? – Неужели можно на людской хвори деньги делать? Целители же в день выпуска клятву дают особую. Огнецвет посмотрел на меня как правитель на блаженного, призывающего бросить всё и отправиться зимой в странствие голым и босым:
– Милая моя, к твоему сведению, большинство целителей, наш городской в первую очередь, именно так и поступают! А клятву легко обойти, достаточно не называть своего имени и вообще хоть как-либо себя определять. Например: клятва даётся помогать всегда и везде, не искать выгоды, ко всем своим пациентам относиться одинаково и так далее. Вот и всё. Формально ты клялся, а с точки зрения магии просто констатировал факт, клятва ведь даётся не только тобой, а всем выпуском, ты сам как бы и не при делах.
Я присвистнула. Ну надо же, а мне-то всегда казалось, что эти целители такие добрые, всем помогают, а среди них паразитов ничуть не меньше, чем среди профессиональных пакостников! – Кстати, – Огнецвет опять поскрёб рогом спину, тряхнул головой и резво поднялся на ноги, – ты обещала меня вымыть и причесать. Я готов. Я с тоской посмотрела на изгвазданного, словно им весь город мели и сточные канавы чистили, козла и тоскливо вздохнула. Ну что ж, раз обещала, слово нужно держать, мы, ведьмы, в этом принципиальны. Господарыня Сладислава, узнав о том, что мы с козликом хотели бы вымыться, одобрительно кивнула головой и прогудела:
– И то правда, чистой-то и жить, и помирать приятнее. Баня-то у меня уж давно истоплена, да не на простых дровах, а на яблоневых полешках. Вы, господарыня ведьма, идите, парок-от уже давно приспел. Угу, я намоюсь, а потом буду Огнецвета отмывать и наверняка вся снова измажусь. Нет уж, сначала я его быстро наполощу, а потом и сама, не торопясь, наслаждаясь каждой минуточкой, помоюсь.
– Я сначала козлика помою, – я виновато улыбнулась, неловко указывая на Огнецвета, – он у меня испачкался весь
. – Дивный козлик у Вас, господарыня, – матушка Малийки задумчиво покачала головой, – на вид так обычный рогач, каких много, а присмотришься, а он словно разумен. И помощь, когда та злодеюка Вас потравила, именно он привёл. Я вот тут подумала: а может это и не козлик вовсе? У Огнецвета от неожиданности даже задние лапы подкосились. Я с трудом сглотнула, пришибленно втянула голову в плечи и прошептала:
– А кто? – Принц зачарованный, коего отвергнутая колдунья прокляла и заворожила. Вздох облегчения разом вырвался и у меня, и у Огнецвета. Не знаю, как там с отвергнутыми колдуньями, у нас в городке я ни одной не встречала, но принцем этот рогатый герой точно не был, насколько мне известно, представители королевских семей предпочитают странствовать по миру в поисках приключений на свою пустую голову, а не служить в крохотных городках начальниками стражи. Огнецвет же горделиво выпятил грудь и вскинул увенчанную острыми рогами голову. Ещё бы, чай, не угольщиком или дровосеком назвали, а принцем, да ещё и таким, на которого колдунья польстилась! При мысли, что у парнокопытного начальника стражи мог быть роман с какой-то неведомой волшебницей, меня кольнула острая и тонкая иголка ревности. Я резко, пожалуй, даже слишком резко возразила: – Не было у него никакой колдуньи. И вообще, он не принц. Господарыня Сладислава смерила меня таким взглядом, словно прикидывала, сколько мне потребуется савана для погребения, и пожала плечами:
– Вам, господарыня ведьма, виднее, кто кого и за что проклял. Идите в баньку-то, она уж давно вас дожидается. Я, довольная, что царапучий, словно кошачья лапка, разговор закончен, согласно кивнула и направилась в сторону невысокой, пыхающей дымком приземистой баньки. Козёл звонко зацокал копытами рядом, благоразумно помалкивая. Нет, вот всегда бы таким чутким да понимающим был бы, так цены бы ему не было! Я потрепала Огнецвета по свалявшейся шерсти и потянула на себя низкую, сколоченную едва ли не из половин брёвен дверь. С тем же успехом я могла бы тащить морские ладьи по суше. Я досадливо крякнула, двумя руками ухватилась за железную ручку, присела и потянула дверь на себя, чувствуя себя ломовой лошадью, впряжённой в перегруженную телегу.
– Давай быстрее, – мекнул Огнецвет, нетерпеливо переступая с ноги за ногу и бодая меня острыми рогами, – чего ты копаешься? – Вот сам бы и открывал, раз такой умный, – сердито пропыхтела я, смахивая пот со лба, – проще камень на гору затащить, чем эту дверь отворить.
– Недотыкомка, – огрызнулся Огнецвет, повернулся в сторону дома, состроил умильную мордочку и жалобно замекал. Плач скорбящего не остался без внимания, на него откликнулась самая сердобольная обитательница дома – Малийка.
– Что случилось, козлик? – девушка присела, так что её декольте оказалось как раз на уровне глаз довольно прищурившегося Огнецвета, и ласково стала почёсывать наглое создание между рогов.
– Кто тебя обидел? Я решила проявить легендарную ведьминскую вредность и нарушить эту идиллию, пока кое-кто с рогами слюни не начал в платье Малийки пускать. – Да никто его не обижал, просто я дверь не могу открыть. Сил не хватает. Малийка удивлённо покосилась на меня, но потом пожала плечиками (не иначе, решила, что такая у меня, ведьмы, причуда), тактично оттеснила меня от двери, одним рывком распахнула её и низко поклонилась:
– Входите, господарыня ведьма. А я пока, если Вы не против, козлика вашего повыгуливаю, на луг клеверный его свожу. Я кое-как подтянула отвисшую от изумления челюсть и вяло возразила:
– Я его искупать хотела, а то он… мы такие грязные… Девушка опять поклонилась, коснувшись кончиками пальцев земли: – Как пожелаете, господарыня. Я Вам тогда сейчас одёжу для перемены принесу да гребень частый, волосы прибрать. Я милостиво кивнула и вошла в баню, с наслаждением вдохнув плотный, пахнущий яблоками банный дух. Цокающий рядом Огнецвет зафыркал, мотая головой:
– Да у них уже прямо тут париться можно, какая же в самой бане жара? Они нас что, сварить решили? Или сжечь по примеру древних борцов с ведьмами? Я снисходительно усмехнулась. Вот ведь дурында, простых вещей не понимает! Каждый же малыш-несмышлёныш, ещё на ногах нетвёрдо стоящий, знает, что по банному пару определяют, насколько гость почётен и дорог хозяевам. Чем больше жару и пару, чем дороже дрова, коими топят, тем дороже человек, для которого эту баню топят. А в холодную, еле вытопленную распоследних бродяг пускают, которых просто прогнать совесть не позволяет. И как можно простых вещей не понимать? Последний вопрос я задала вслух, ранив тем самым трепетную душу Огнецвета. Козёл обиженно фыркнул, воинственно вскинул голову, чуть не впившись намертво рогами в низкую притолоку, и пробурчал:
– А кто мне это хоть раз объяснял-то? У нас дома, между прочим, купальня специальная устроена, я в бане последний раз лет десять назад мылся, ещё студиозусом. Я удивлённо покосилась на парнокопытного. Век бы не подумала, что он хоть где-то учился, мне всегда казалось, что он классический «золотой мальчик» с домашним образованием, полным отсутствием даже элементарных правил приличия и до седых волос не спешащий покидать пышные матушкины юбки. Огнецвет мой взгляд заметил и понял правильно:
– Да, представь себе, я тоже учился и все прелести студенческого бытия знаю не понаслышке. И до сих пор могу приготовить пять блюд из остатков вчерашней каши и обгрызенной завядшей морковки, чудом откопанной на полке. Я споткнулась о порожек, чуть головой вперёд не улетев в горячее ароматное нутро бани, обдавшей горячим паром, от которого стало тяжело дышать.
– И в банях нас никто заживо сварить не пытался, – упрямо прохрипел Огнецвет и закашлялся, тряся головой и нервно прядая ушами. Я с трудом перевела дыхание. Да уж, господарыня Сладислава явно не поскупилась на выражение почтения, я бы не возражала, если было бы чуточку прохладнее. А что, если…
Я щёлкнула пальцами, прошептала короткое заклятие, призывающее лёгкий луговой ветерок, но то ли от духоты, то ли от слабости что-то напутала, и вместо ветра баню наполнил стылый болотный туман, мигом пробравший меня до костей. Да что же сегодня за день-то такой! Я стала энергично растирать плечи, со стуком переступая босыми ногами, чтобы хоть немного согреться, и пытаясь отыскать в тумане Огнецвета, не растворился же он в самом деле в стылом воздухе! Козла нигде не было видно, зато рядом со мной угрожающе шевельнулось что-то большое и тёмное.
Недолго думая, я метнула в это нечто небольшой огненный шар, решив, что проще извиняться и оправдываться, чем выслушивать упрёки от многочисленной родни, которая меня встретит в ином, загробном, мире. Последовавший за броском шара грохот и сдавленные проклятия показали, что я попала в цель, хотя во время учёбы носила почётное звание криворучки и кривоглазки.
– Ошалела что ли?! А вот и Огнецвет отыскался, только что-то он в тумане как-то разросся, слишком крупный для козла.
– Совсем ополоумела?! – Огнецвет, тряся подпалённой и местами всё ещё дымящейся шевелюрой, вышел ко мне из тумана, а я застыла, пытаясь понять, каким чудом смогла разрушить проклятие и вернуть начальнику стражи его человеческий облик.
– А если бы ты мне в глаз попала? Или в другую дорогую мне часть тела?! Я машинально перевела взгляд на упомянутую часть тела и, стыдливо охнув, быстро отвернулась, в самый последний момент удержавшись и не закрыв лицо руками:
– Ой, ты же голый! – Можно подумать, ты…
– Огнецвет осёкся, видимо, лишь сейчас заметив изменения в своё облике, – как ты это сделала?! – Не знаю. Я хотела ветерок лёгкий призвать, чтобы прохладнее стало. Повисла очень выразительная пауза, которую разрушило короткое и обидное:
– А я всегда знал, что ты шарлатанка. Вот гад! Нет бы порадовался тому, что человеком стал, так он опять обзывается, паразит такой! – Зато ты как козлом был, так им и остался. Честное слово, я ничего плохого не хотела, просто ответила колкостью на колкость, оскорблением на оскорбление, только вокруг Огнецвета заплясали зелёные искры, а когда они сменились обычным паром, я увидела… чудовище. Да-да, жуткого монстра, при виде которого у меня заледенели ноги и руки, а волосы поднялись дыбом. Я не заорала и не убежала лишь по одной простой причине: у меня начисто пропал голос, а ноги вросли в пол, причём в прямом смысле слова!
– Радуга, ты чего? – вопросило меня жуткое чудовище голосом Огнецвета, и я с чувством выполненного долга грохнулась в обморок. Всё, меня нет, я в домике, до конца кошмара просьба не беспокоить. Очнулась я не от сладкой серенады и не от нежного поцелуя, как прекрасная принцесса из легенды, а от банального ведра воды, хорошо хоть чистой и не очень холодной. Глаза распахнулись сами собой, хоть моё ведьминское чутьё и подсказывало, что торопиться не стоит, слишком велика вероятность того, что увиденное мне не понравится. Чуйка, как всегда, не подвела, при виде жуткой оскаленной морды, нависшей прямо надо мной, я оглушительно завизжала и попыталась сбежать.
– Радуга, ошалела что ли?! – рявкнул монстр голосом Огнецвета. – Совсем ополоумела, своих узнавать перестала? Я честно попыталась успокоиться, но получалось плохо, меня трясло как в лихорадке, на нервной почве даже икота привязалась.
– Радуга, – меня тряхнули так, что в голове что-то неприятно щёлкнуло, – Радуга, посмотри на меня, это я, твой личный кошмар… Ох, Огнецвет, в кои-то веки ты абсолютно прав, только вот, сильно подозреваю, тебя такая правда не устроит!
– Радуга, Цветик, девочка моя ненаглядная, ведьмочка моя непослушная, наказание моё рыжее, чудо волшебное, – успокаивающе бормотал Огнецвет, мягко поглаживая меня огромными когтистыми лапами. Я горестно хлюпнула носом, отвела взгляд (и виновато, и потому, что смотреть на чудовище было по-прежнему жутковато) и прошептала:
– Прости меня. Опять повисла выразительная пауза, во время которой Огнецвет изучал моё лицо, а я усилием воли сдерживала нарастающую панику. Мама милая, теперь начальник стражи меня точно убьёт, а если сам разделаться не успеет, его мамаша меня прикончит. Как увидит, в какое чудовище я превратила её ненаглядного сыночку, так голыми руками растерзает, даже с костром заморачиваться не будет.
– И что ты опять натворила? – мягким тоном, показавшимся мне страшнее самого жуткого рёва, произнёс Огнецвет, не спеша выпускать меня из своих огромных лап. Я обречённо вздохнула, зажмурилась и скороговоркой выпалила:
