Текст книги "Любовь зла или Как полюбить козла (СИ)"
Автор книги: Наталья Мусникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
– Так что выходи за меня замуж.
Я даже не сразу поняла, что мне предложение сделали, так естественно и непринуждённо оно прозвучало. Ни тебе смущённого сопения-кряхтения-потения, которое красочно описывали все выскочившие замуж подружки, ни тебе пафосных речей часа на полтора как в романах, даже обстановку романтичной назвать нельзя, мы оба грязные и измученные, Огнецвет вообще без одежды.
– Радуга, – жених у меня явно привык к тому, что любое его предложение встречается бурным благодарным визгом, – ты что, от восторга дар речи потеряла?
Я вздохнула и озвучила самую очевидную, для меня, препону к нашему семейному счастью:
– Твоя матушка будет против.
– Так ведь я тебе предложение делаю, а не ей.
Я постучала пальчиком по виску, но Огнецвет лишь улыбнулся и продолжил ставить меня в тупик своими неожиданными вопросами:
– А тебе этот город сильно дорог?
Я прикусила губу. Вообще мы, ведьмы, народ вольнолюбивый и легко срываемся с места, да и Огнецвет, наверное, не оставит меня, поедет со мной. Только…
– Твоя матушка тебя не отпустит.
Огнецвет усмехнулся, беззастенчиво пристраивая меня к себе на колени:
– Наоборот, она бегом побежит нас провожать.
– Зелья, дурманящие разум, запрещены законом, – напомнила я очевидный факт начальнику стражи.
Любимый бархатисто рассмеялся, наклонился, прижавшись ко мне, и торопливо зашептал мне свой план, щекоча ушко своим горячим дыханием. Конечно, я немного поспорила, из врождённой ведьминой вредности, но в общем и целом план мне понравился, а потому, согласовав детали, я со спокойной душой отправилась варить зелье.
Глава 11
Домой мы вернулись только утром, Огнецвет рвался в город, спеша, с его слов, как можно скорее провести брачный обряд и тем самым окончательно и бесповоротно привязать меня к себе, но я благоразумно заметила, что ночные блуждания по лесу до добра не доводят, а приключений лично мне и так хватило. Тем более, что и заброшенная избушка лесника (или лесного духа, поди разбери, кому приспичило в чаще селиться) как нельзя кстати обнаружилась. В прежние времена начальник стражи стал бы спорить, а то и презрительно проигнорировал бы мнение шарлатанки, сейчас же, немного повредничав, всё же согласился, выпросив в качестве оплаты за своё послушание поцелуй. Я, дурёха наивная, согласилась, и как-то так получилось, что одним поцелуем дело не ограничилось.
Проснулись мы в обнимку на душистом стожке сена, заменившем нам постель, точнее, меня разбудил ласковый поцелуй, от которого пробудилась бы и самая разборчивая принцесса. Этот сладкий поцелуй развеял пеплом остатки девичьего смущения, я потянулась ласковой кошкой, только что не мурлыкая от удовольствия.
– Подъём, Радуга, – Огнецвет чмокнул меня в нос, – нас ждут великие дела.
Я с интересом осмотрела приютившую нас избушку. Хм, а тут очень даже миленько, а если порядок навести да отмыть как следует, и вовсе жить можно.
– И не мечтай, – меня легонько щёлкнули по подбородку, – я не собираюсь всю жизнь прятаться в этой развалюшке. И супруга моя достойна гораздо большего и лучшего.
Я сначала расцвела в улыбке, всё-таки приятно, когда тебя женой называют, но тут же помрачнела, вспомнив о том, что в городе нас будут ждать не только друзья, но ещё и господарыня Августина. И не факт, что нам удастся её обмануть.
– Не бойся, я с тобой, – Огнецвет встряхнул пыльные, серые то ли изначально, то ли от времени и грязи штаны, удручённо покачал головой, но тем не менее стал их натягивать, брезгливо морща нос.
– Фу, где ты выкопал эти тряпки? – я потянулась, чтобы отобрать это рубище, каким распоследний нищий бы побрезговал, но меня мягко остановили, насмешливо фыркнув:
– Предпочитаешь, чтобы я в город вернулся без одежды? Нет, я, конечно, не против, особенно если ты будешь настаивать, но…
Я представила реки желчи, исторгнутой девичьей завистью, и судорожно замотала головой. Нет уж, я, конечно, мечтаю о любви до гроба, но всё-таки хотелось бы, чтобы между любовью и гробом расстояние было лет в сорок как минимум. Да и примерять на себя венец мученицы тоже как-то не хочется, лучше уж плат венчальный.
– А ничего другого тут всё равно нет, – Огнецвет критически осмотрел свой наряд и вздохнул, – так что выбирать не приходится.
Наше появление в городе хоть и не произвело фурора, но уж точно запомнилось надолго всем, кто имел неосторожность встретиться нам на пути. Тощая конопатая девчушка, длинной хворостиной выгоняющая гусей, при виде нас засунула в рот грязный пальчик и застыла, пытаясь понять, бежать ли ей к стражникам с предупреждением о разбойниках или же, наоборот, домой за подаянием. Я улыбнулась малышке, щелчком пальцев украшая её голову цветами. Девчушка присела от неожиданности, недоверчиво подняла руки к голове и пока пыталась понять, что её украсили не развесистые рога и не венец смертельного проклятия, а всего лишь цветы, мы уже скрылись из виду.
Ганс, который уже утром где-то смог набраться так, что с трудом сохранял равновесие на четвереньках, при виде нашей живописной пары стремительно протрезвел и, издав хрип, с чувством выполненного долга рухнул лицом в пыль. Ой, можно подумать, сам щёголь столичный, у самого одежда ничуть не лучше! Я обиженно фыркнула, прикидывая, какую бы маленькую пакость сотворить, но Огнецвет бдительно подхватил меня под руку:
– Радуга, а ведь он последнюю монету за тебя не пожалел. Помнишь, когда я выкуп за тебя назначил?
Я прикусила губу. Из песни слов не выкинешь, было такое. Кстати…
– А зачем ты тогда за меня выкуп назначил?
Начальник стражи, с возвращением в город снова вернувший себе что-то нахальное и неуловимо-вредное, беззаботно пожал плечами:
– А почему бы и нет? Если люди готовы платить, зачем мне их останавливать?
Нет, всё-таки не зря, совсем не зря он в козла превратился! И что-то мне подсказывает, что полностью козлиная сущность из него не выветрилась. Я уже подняла ладошку, чтобы шлёпнуть одного зарвавшегося героя, но тут из-за угла вывернул встрёпанный, словно воробей, которого кошка по двору гоняла, стражник и, не замечая нас, поплёлся куда-то к торговой площади.
– Почему не приветствуешь своего начальника, Норд? – пророкотал Огнецвет, опять неуловимо меняясь и превращаясь из озорного нагловатого парня в сурового начальника стражи. – И почему с утра в столь неподобающем для стража виде? Что, ревнивый муж вернулся раньше запланированного часа?
Норд судорожно сглотнул, с видимым трудом фокусируя на нас норовящие разбежаться или, наоборот, съехаться к переносице глаза. Мда, ночка, похоже, у него удалась на славу…
– Го… – стражник опять сглотнул, собираясь с мыслями и тщательно пытаясь связать отдельные слова в целое предложение, даже взмок бедолага от усердия, – господарь Огнецвет, вы ли это?!
– Я что, так сильно изменился за то время, что меня в городе не было, раз ты меня узнавать перестал?! – рявкнул Огнецвет.
У стражника подкосились ноги, он с размаху сел прямиком в лужу, по непонятным причинам не пересыхающую даже в самое засушливое лето, и судорожно затряс головой:
– Нет, что вы… Просто ваша маменька говорила… А народ шептался… И кривой Доррин сказал… А служанке лавочника заявила сестрица, та, которая в доме у ваших родителей служит…
Ну всё, теперь я знаю, каким образом в нашем городе рождаются сплетни. Вот интересно, теперь все в городке знают, что Огнецвет козликом скакал, или есть ещё непосвящённые? А в другие города и сёла весть уже просочилась? Скорее всего, в письмах-то, поди, только это и обсуждалось.
– Меня не интересует, кто и что сказал, – ледяным, у меня даже волосы зашевелились и мурашки по всему телу забег устроили, голосом отчеканил начальник стражи, сердито похлопывая ладонью по бедру. – Я спросил, почему ты в неподобающем для стражника виде? Распустились тут без меня!!!
Ой, пойду-ка я домой, мы, ведьмы, народ миролюбивый, а тут дело явно пахнет кровопролитием, причём в особенно циничной форме. Я дёрнулась было в сторону, но Огнецвет крепко ухватил меня за руку, крутенько развернул к себе и громогласно возопил, у меня даже в ушах зазвенело:
– Ведьма! За совершённые тобой пакости я приговариваю тебя к изгнанию из города! До заката ты должна покинуть наши земли, иначе тебя будут судить и, поверь мне, я сделаю всё, чтобы окончательным приговором стало сожжение на костре!
Нет, вот ведь знаю, что всё это часть тщательно разработанного плана, мы же всё до малейших деталей обсудили, но, глядя в эти ледяные серые глаза, как-то не верится, что Огнецвет играет. Очень уж он убедителен, пожалуй, даже слишком. А вдруг и правда решил от меня избавиться? Я прикусила губу, подавляя невольно вырвавшийся всхлип, гордо выдернула руку, развернулась и ушла, запрещая себе останавливаться и оглядываться. Назад я посмотрела лишь когда дошла до поворота, но Огнецвета уже не было, он ушёл. Мамочка милая, праматерь ведьма, родные мои, почему же так больно-то? Отчего роем злых лесных ос закружились вокруг сомнения и жалят, жалят, убивая веру, любовь и надежду. Я всхлипнула, зажала рот рукой и бросилась к Малийкиному дому, где меня ждали друзья. По крайней мере мне бы очень хотелось в это верить.
К моей тихой радости дома меня действительно ждали. Малийка с визгом повисла на шее, её матушка что-то одобрительно заворчала и ушла накрывать на стол, Черномор мохнатой лентой завертелся у ног, громко мурлыкая и ежеминутно тыкаясь в меня холодным мокрым носом. Я растроганно захлюпала носом, подхватила кота на руки и поспешно спрятала лицо в его шёрстке, чтобы никто не увидел моих слёз.
– Ты чегоу это мной лицо вытир-р-раешь? – подозрительно осведомилась наглая кошачья морда, не спеша, впрочем, вырываться из рук. – Обидел что ли кто?
Я прикусила губу, не зная, как ответить: честно или вежливо, чтобы обойтись без кровопролития и волнений в городе.
– Р-р-раудуга, – Черномор когтистой лапкой коснулся моего плеча, встревоженно заглядывая в лицо, – а ну-ка, давай, р-р-расказывай, почему жар-р-ркое из козла без меня съела? Могла бы и угостить, между прочим.
Я запылала так, что о мои щёки вполне можно было лучины для костра запаливать. Нет, Морда совсем обнаглел, людоедкой меня обозвал, паразит ушастый! Я возмущённо запыхтела, а кошак довольно заурчал, с наслаждением массируя меня острыми коготками. Нет, всё, моё терпение лопнуло, сейчас сорву пышный пук крапивы и отхожу одного мохнатого проходимца по тому месту, из которого у него хвост растёт!
– Зато р-р-реветь перестала, – мявкнул Черномор, изящно выбираясь у меня из рук, встряхивая лапкой и намываясь, – а то взяла моду мной, словно рушником, лицо утирать.
Тоска посмотрела на меня полными слёз глазами, горестно вздохнула и растаяла, прихватив с собой терзающий меня рой сомнений. Ну, Морда, ну, паразит хвостатый, вот что мне с ним делать – убить или наградить?!
Кошак закончил приводить себя в порядок, выгнулся, распушив хвост, затем сел и изящно обвил хвостик вокруг лапок:
– Ну, р-р-расказывай, что у вас с Огнецветом пр-р-роизошло?
– Господарыня Семицвета, кушать идите, – громогласно окликнула меня господарыня Сладислава, – еда на столе, родичи за столом, только вас дожидаемся.
– Поздр-р-равляю, ты всё-таки дозр-р-рела до публичной исповеди, – фыркнул Черномор, провожая хищным плотоядным взглядом скачущую по дорожке птичку.
Я тоскливо покосилась на калитку, понимая, что добежать-то, возможно, и успею, но тогда мне нужно будет спешно покидать город без права возвращения:
– Котик, а давай, ты со мной позавтракаешь, а? Сказки нам расскажешь…
– Ещё скажи, песенку споёшь, – фыркнул кот, прыгая и прижимая птичку лапой, – нет уж, попалась, теперь не отвертишься.
– Птицу отпусти, живодёр. У тебя на перья аллергия.
Черномор хотел возразить, но я щёлкнула пальцами, и наглый кошак звонко чихнул. Потом ещё раз и ещё. Помятая птичка выбралась из когтистой ловушки, расправила маленькие крылышки и поспешила от беды подальше улететь.
– Будь здоров, – ехидно пожелала я возмущённо чихающему коту и юркнула в дом. А что, меня, между прочим, завтракать позвали, а опаздывать, как известно, некрасиво!
То, что Малийка и её многочисленная родня меня уважает, я поняла, когда за завтраком обсуждались лишь мелкие бытовые дела да безобидные новости вроде отелившейся Пеструшки, снёсшей первое яйцо Рябухи да привезённого соседом целого воза берёзовых чурок. К основательным расспросам приступили лишь после первой выпитой чашки травяного взвара, когда я окончательно успокоилась и даже твёрдо уверилась в том, что ничего рассказывать и не придётся. Угу, я знаю, я наивная. Даже очень, что для ведьмы вообще-то нехарактерно.
Господарыня Сладислава отставила в сторону глиняную чашку с чуть дымящимся взваром, по-бабьи подперла щеку ладошкой и мягко произнесла:
– А ещё, сказывают, сегодня утром Огнецвета видели. Растелёханный весь, словно его дракон голодный гонял, из одёжи порты одни непотребные, на груди повязка замызганная. Чего это с начальником стражи сдеялось-то, не знаете, господарыня ведьма?
Я уставилась в свою кружку с таким вниманием, словно пыталась будущее прочесть по варёным листочкам на дне. Эх, ну почему я не способна к прорицанию, сейчас бы живо прочла, что будет да чем сердце успокоится.
– Господарыня Семицвета, а козлик-то ваш где? – прощебетала Малийка. – Господарыня Медвяна для него двух козочек привела, уж такие хорошенькие, слов нет!
Эх, жалко Огнецвет не слышит, что ему рогатых невестушек нашли! Надо будет ему обязательно сказать, а потом постараться запечатлеть на холсте перекошенную безграничным счастьем физиономию.
Малийка, непоседа из непосед, только ротик открыть, чтобы снова что-нибудь спросить или рассказать, как входная дверь мало парусом от мощного стука не выгнулась. Не поняла, это ещё что за шутки, неужели кому-то срочно помощь ведьмы потребовалась? Господарыня Сладислава решительно подошла к двери и рявкнула так, что лакавший молоко Черномор от неожиданности мордой в миску ткнулся, расфыркался возмущённо и угощение расплескал.
– Кого боги несут?!
От прозвучавшей в вопросе угрозы тому, кто стоял за дверью, следовало тихо и быстро исчезнуть, в крайнем случае начать длинно и витиевато извиняться, но вместо этого в ответ прозвучало не менее громкое и решительное:
– Открывай, если не хочешь, чтобы дверь высадили!
Как говорится: вспомнишь заразу – появится сразу. Огнецвет собственной персоной пожаловал, и что-то мне подсказывает, что не свататься точно.
Малийкина матушка насупилась и повернулась ко мне:
– Господарыня ведьма, открывать али мужиков с дубьём кликать?
Вот только волнений в городе мне для полного счастья и не хватало! Я решительно поднялась, готовая, если будет нужно, и магию применить, причём исключительно в мирных целях.
– Открывайте, господарыня Сладислава. Пойманному за руку вору и то слово для оправдания дают, даже осуждённому на смерть в последнем желании не отказывают.
– То-то и оно, что последнему, – хмыкнула женщина, но дверь открыла, окинула столпившихся за порогом стражников во главе с начальником неприязненным взглядом и сумрачно буркнула. – Чего вам?
Огнецвет, явно красуясь, сделал шаг вперёд, картинно отставил ногу и, обличительно ткнув в меня пальцем, провозгласил, словно ярморочный зазывала:
– Ведьме Семицвете, уличённой в гнусных злодеяниях и мерзопакостных кознях, направленных против почётных жителей города, приказано покинуть город до наступления сумерек! В противном случае вышеозначенная ведьма предстанет перед судом и будет приговорена к смерти через сожжение на костре!
Честное слово, если бы Огнецвет был более серьёзным, я бы даже поверила и расстроилась. А так я точно знала, что Огонёк играет, паясничает, дурачится, как мальчишка, выделывающийся перед понравившейся девчонкой. Я прикусила губу, изображая оскорблённую невинность, а мой герой выпятил грудь, сурово сдвинул брови и приказал, явно копируя собственную матушку:
– Подойди ко мне, ведьма, я передам тебе приказ!
Я покорно шагнула к начальнику стражи, помня, что вместе с приказом мне должны передать записку с подробными инструкциями, что и как мне надлежит делать, но путь мне решительно перекрыла господарыня Сладислава. Вот же, душа добрая, простая, с неё станет и бунт в городе устроить, дабы меня оправдать, и Огнецвету самолично шею свернуть. А я как-то не планирую вдоветь прежде супружества.
– Не спешите, господарыня ведьма, – прогудела женщина, бросая на моего героя такие взгляды, словно уже подготовила могилу и саван и дело осталось за малым – организовать труп. – Чтой-то больно многонекоторыеволи забрали.
– Думай, что мелешь, дура, – вызверился один из стражников, угрожающе бряцая оружием (а может, собственными костями, уж больно тощий).
Малийкина матушка побагровела, открыла рот, собираясь так обругать стражника, чтобы даже его внуки запомнили и правнукам передали, как нужно общаться с данной господарыней. Я поняла, что ещё немного, и вспыхнет такой пожар, по сравнению с которым вечное пламя, терзающее самых лютых злодеев, покажется уютным домашним очажком, и поспешно взмахнула руками, выпуская заклинание замораживания. Все, кроме меня, Черномора и Огнецвета застыли в тех позах, в каких настигло их заклинание, Малийка вообще на одной ножке замерла, к матушке бежала. Огнецвет вошёл в дом, крепко прижал меня к себе и жарко зашептал:
– Слушай меня внимательно, Радуга. С Пересветой, девицей, что мне матушка подобрала, я договорился, она ждёт тебя за городом, у корзинщика Плуга. Мешкать не стоит, Пересвета ждать не любит. Тебе нужно срочно, понимаешь, срочно покинуть город.
– А как же ты?
Знаю, вопрос глупый, а шевельнувшиеся в душе подозрения, что от меня хотят избавиться, и вовсе абсурдны, но любовь и здравый смысл очень плохо сочетаются, даже у ведьм, славящихся своей разумностью.
Огнецвет словно мысли мои прочитал, взял мои ладошки, поцеловал их и нараспев произнёс слова древней клятвы, связывающей жизни:
– На всех землях, во всех мирах, куда бы ни забросила нас судьба, я буду твой, а ты моя. И само время не сможет нас разлучить.
У меня от умиления даже слёзы на глаза навернулись, я судорожно вздохнула и прижалась к своему герою, который, к счастью, не растерялся и принялся осыпать поцелуями моё лицо. Я закрыла глаза, растворяясь в ласках, становящихся всё горячее, но с небес блаженства меня ринуло на землю недовольное фырканье Черномора:
– Мняу, конечно, всё р-р-равно, желания людей пер-р-ременчивее ветрау, но если одними постельными игрищами ваши намерения не огр-р-раничиваются, стоит спешить.
– Радуга, а давай мы его на воротник пустим, – с ноткой безнадёжности прошептал Огнецвет, неохотно выпуская меня из своих объятий, без которых мне моментально стало холодно и неуютно.
Я обхватила себя руками за плечи, покосилась на сердито распушившегося котяру и с сожалением вздохнула:
– Шкура у него слаба, вылезет быстро.
Черномор зло сверкнул глазами, припал к земле, яростно колотя хвостом и вытягивая когти, больше похожие на миниатюрные кинжалы.
– Да ладно, блохастый, не переживай, не тронем мы тебя, – Огнецвет протянул руку, чтобы снисходительно потрепать кота по загривку и едва успел отпрянуть в сторону, уворачиваясь от мелькнувшей в воздухе когтистой лапы.
– Морда, – прицыкнула я на кошака, – прекрати немедленно!
Заклинание замораживания с тихим плеском развеялось, Малийка приглушённо вскрикнула и упала на пол, господарыня Сладислава издала могучий, способный оборотня в глубокий обморок загнать, рык и двинулась к Огнецвету, не успевшему выйти из дома.
– А ну, пошёл вон, разгильдяй несчастный!
Блин горелый и зелье протухшее! Я поспешно перегородила разъярённой женщине путь и выпалила, молитвенно складывая ладошки:
– Господарыня Сладислава, прошу вас, не стоит так шуметь. Приказ составлен по всем правилам, и я вынуждена ему подчиниться.
Женщина мягко отодвинула меня в сторону, словно я была выпавшим из гнезда птенчиком, и спокойно, без всякой угрозы, пообещала:
– Не волнуйтесь, господарыня ведьма, сей миг никакого приказа не будет.
Я растерянно посмотрела на нахмурившегося Огнецвета, на посуровевших, приготовившихся к бою стражников, на бледную Малийку, безмолвно умоляющую меня о помощи, на предельно собранную, готовую, если будет нужно, и убивать Сладиславу, и решила из двух зол выбрать меньшее.
Заклинание избранной заморозки само собой слетело с моих губ. Стражники и Малийка застыли неподвижно, но господарыня Сладислава этого, похоже, даже не заметила, продолжая надвигаться на Огнецвета с неумолимостью лесного пожара.
– Господарыня Сладислава, стойте, – я взяла женщину за рукав, не столько пытаясь удержать (всё равно бесполезно), сколько привлекая к себе внимание. – Послушайте меня, буквально пара слов…
– Пары слов тут, Радуга, явно будет мало, – Огонёк вздохнул и взъерошил шевелюру.
Я замолчала, послушно уступая любимому право первой скрипки и искренне надеясь, что музыка в конце концов окажется свадебной, а не погребальной. Огнецвет мой манёвр понял, улыбнулся, кашлянул укоризненно, а потом выпалил без всяких предисловий:
– Радуга будет моей женой, а чтобы матушка моя не мешала, обвенчаемся мы тайно.
Господарыня Сладислава охнула и грузно осела на пол, прижимая ладонь к груди. Вид у неё был как у человека, поймавшего магическую молнию или стукнутого пыльным мешком из-за угла.
– Да что же ты творишь, дипломат несчастный, – прошипела я, бросаясь к Малийкиной матушке и похлопывая её по щекам, дабы привести в чувства.
– Ты же сама всегда говоришь, что самый короткий путь – прямой, – беззлобно огрызнулся Огнецвет. – И вообще тебе уже идти пора, Пересвета ждать не любит и не умеет, с неё станется плюнуть и уехать. Где мы её потом искать будем?
– Думаешь, эта невеста у твоей матушки одна на примете?
Огнецвет присел передо мной на корточки, положил руки мне на плечи и абсолютно серьёзно, без тени иронии отчеканил:
– Такая – одна. К ней матушка ни с расспросами, ни с претензиями сунуться не рискнёт, поостережётся.
Мне стало страшно. Это какой же воительницей нужно быть, чтобы господарыне Августине трепет внушить? И как же можно на такой бабище единственного сына женить?! Конечно, господарыню Августину сложно назвать идеальной матерью, но всё-таки… Тем более, что главным чувством, которое испытывают жених и невеста друг к другу, является равнодушие.
– Радуга, – Огнецвет тряхнул меня за плечи, – хорош грезить наяву. Приводи эту трепетную розу в чувства и пошли, время не терпит.
– Дать бы тебе в лоб за неуважение к старшим, – прогудела господарыня Сладислава, с кряхтением усаживаясь и буравя нас тяжёлым взглядом, – да увечить тебя не хочу, господарыне ведьме, чай, муж здоровый нужен. Учти, обидишь Семицвету, самолично тебя найду и закопаю.
Огнецвет отвесил женщине подчёркнуто-изысканный поклон:
– Я буду терепетно хранить ваши слова в самой глубине моего сердца, незабвенная господарыня Сладислава.
– Баламут, – сплюнула Малийкина матушка и повернулась ко мне, – и нужен он вам такой? Чай, с вашими-то талантами да пригожестью и позавидней жениха сыскать можно, не такого шалапута, да простят меня боги.
Я обняла Огнецвета, поцеловала его в щёку и твёрдо ответила:
– Только он и нужен.
Господарыня Сладислава гулко всхлипнула и отвернулась, поспешно смахивая выступившие на глаза слёзы и бросая на застывшего супруга полные безграничной нежности взгляды, столь непривычные для могучей женщины, способной выдержать не дрогнув любое испытание.
– Радуга, не сопи, у меня платка нет, – прошептал Огнецвет, выводя меня из мечтательной слезливости, более подобающей романтичной девице, а не профессиональной ведьме.
Я встряхнулась, одарила своего ненаглядного лучезарной улыбкой и насмешливо протянула, накручивая локон на палец:
– Что же это за кавалер такой, у которого даже платка нет?
Огонёк вызов принял, расплылся в ответной улыбке:
– А на кой мне платки таскать? От меня девицы не плачут.
Я хихикнула, но меня звонко шлёпнули по попке и строго, уже без тени улыбки в голосе приказали:
– Соберись, Радуга. Ранний смех может привести к поздним слезам. Я пойду, а ты тут чары снимай, собирай и рысью лети к Пересвете. Всё, люблю.
Огнецвет коротко кивнул и вышел, решительно закрыв за собой дверь.
– Какой мужик, – мечтательно вздохнула господарыня Сладислава и одобрительно покачала головой. – Повезло вам с ним, господарыня ведьма, берегите его.
