Текст книги "Игры на свежем воздухе"

Автор книги: Наталия Курсанина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Всегда, в моменты волнения я не могу связно сказать свои мысли. Руками машу, пальцами перебираю, еще чуть-чуть и вообще перейду на язык глухонемых – а текста понятного не получается. Как сейчас – понимаю, что они мне не поверят и не могу найти правильных слов. Под конец закрыла рукой лицо – пусть думают что хотят.

– Предвидение?

– Ну, до этого у нее такого не было.

Тауэр неожиданно подошел к Рандиру и, положив руку на плечо, серьезно кивнул.

– Было?

Еще один кивок.

– Значит не первый раз. Что ж – поверим.

– Ладно, примем пока за неподтвержденные разведданные. А когда это будет?

– Не знаю… чувствую, что скоро, но… я же не предсказатель…

Улетов снова поморщился. Его практицизм не мог принять моего «чуйства». Представляю, если бы ему кто-то под Москвой сказал – немцы пойдут в наступление справа, а не слева – мол «чуйка» так сказала. Вот бы командование и сам Улетов бы поржали! А здесь уже свыкся. Не до конца, но умом понимает, что есть в этом мире магия и всякая остальная дребедень. Хочешь – не хочешь, а смирится пришлось. И Улетов смирился, но по-своему – пытаться покинуть этот мир он уже не стремился, но и жить как все не хотел. Ушел со своей группой и с женщинами на горное плато подальше от магии и жил там так, как привык. А тут я во всей красе с эльфом, да еще разбередила душу насчет Рандира. Сорвался с насиженного места, кинулся выручать, и попал как кур в ощип. Сынок названый не то, чтобы папке на шею броситься и облобызать – планами делиться не спешит да еще права качает. Не везет Улетову с назваными детьми – однозначно не везет!

– Значит, где-то у нас еще и ур-хаи. Что ж, может оно и к лучшему – ур-хаи встретят орду, а мы избавимся от осады. Знать бы когда точно это будет… но все равно – спасибо, Ника. Будут еще видения – говори сразу!

Я кивнула. Разобраться бы в себе, или с магом каким поговорить насчет моих способностей… с магом… а может с Тауэром. Самый что ни на есть маг! Да еще и Высший! Решено! Закончится собрание – утащу эльфа в сторонку.

– Зачем тебе было фальшивый Знак делать и что вообще это значило?

Ага, допрос продолжается!

– Барон, как я уже говорил, замок бы сдал. Поэтому я написал письмо, которое приняли за его и подложил его в тубус к советнику.

– Так значит это ты!…

– Тихо, Фабис, мы сейчас не судим Рандира. Что он сделал – то он сделал! Сядь на место!

– Я предвидел бунт и поэтому сразу из тюрьмы направился в зал. Ну а там я воспроизвел копию Знака.

– Копию! Да не смеши! Никто и никогда не может подделать Знак Поручения!

Рандир только усмехнулся на резкое замечание Фабиса.

– Однажды я держал Птицу в течение месяца. Так что мы с ней, можно сказать, приятели. Я могу все ее перья воспроизвести, конечно, до настоящей ей далеко, но для горожан сойдет и такая. Тем более я не стал сильно кривить душой – Поручение в этом районе у меня было, а то, что оно почти закончено – это уже не важно. А Знак Дворянина – так я не собираюсь тут оправдываться. Король всему командному составу дворянство дал, а Владислав Иванович от него отказался. Королевскими Знаками не разбрасываются – вот я ему и вручил при оказии.

– Сволочь ты, Рандир!

– Знаю, Вячеслав Иванович, но поверьте, если бы не осада и не побег барона, я бы не стал так поступать. Я всегда уважал ваше мнение и ваше желание жить отдельно и не быть аристократом. Но так сложились обстоятельства и чернь надо было сдержать…

– И ты это сделал за счет меня?!

– Да, я использовал вас.

Я понимала, что сейчас между Рандиром и Улетовым пробежала большая черная кошка. Пробежала тихо, но в конце их отношений поставив жирную черную точку. Владислав Иванович никогда не простит Рандиру его самоуправства и никогда не пойдет на поклон к королю – не такой Улетов человек.

– Ладно, как я и сказал – что сделано, то сделано. Дальше!

– То, что я скажу дальше не должно выйти за пределы этой комнаты. Ни за что и никогда.

– Это угроза?

– Фабис, если ты еще не понял, я не угрожаю. Я выполняю Поручение. И если ты станешь у меня на пути, я тебя тоже убью. То, что я сейчас скажу – один из секретов Двора. Если хоть слух об этом выйдет наружу у меня будет полное право пресечь его распространение…

ценой некоторых жизней.

– Тебе слова достаточно или надо клятву произносить?

– В этой комнате три человека, исключая меня и Тауэра. За Нику я не переживаю – она языком не треплется…

Ну, спасибо, Рандир – буду век помнить твой комплимент!

– … с вас, Вячеслав Иванович слова будет достаточно, а вот Фабис…

– Значит, мне не веришь?

– А чего бы мне тебе верить?

Фабис не нашел, что возразить и нахмурился.

– Фабис, мой командир гарнизона, – я ему верю. Пусть просто поклянется, что сказанное здесь не выйдет за пределы этой комнаты.

– Клянусь! – нехотя, но твердо произнес мужчина. – Именем своим клянусь! Достаточно?!

– Я бы сказал, что нет, но господин граф за вас поручился!

– Ладно, хватит клятв, что это за такая страшная тайна, за которую ты ползамка готов прирезать?

– Ну, не ползамка… Тишин – не командир наемников!

– Я так и знал!

– Заткнись, Фабис!

– Тишин на самом деле второй сын Его Королевского Высочества. Тот, которого считали пропавшим без вести два года назад.

– Принц-предатель?!

– Не совсем предатель… его очернили, но раньше до этого никому дела не было, а недавно выяснилось, что Право Наследования у него, а не у его старшего брата, как все надеялись. Теперь у всех порученцев Поручение – найти его и доставить к королю. Как вы понимаете, после появления Знака я должен как можно быстрее выполнить Поручение. Или Птица меня сожжет…

– Ничего себе – Принц! Целый Принц! А я на него как на обычного солдата… теперь понятно, о чем лорд Бальдар говорил с ним… он ведь его узнал.

– Скорее всего.

– Да, не хватало еще принцев мне на голову! – Улетов откинулся на спинку стула и недовольно забарабанил пальцами по столу. – Как я понял, тебе теперь надо как можно скорее отправиться за ним?

– Да.

– Пока дождь… можно попытаться через нижние врата, если вода не сильно высоко поднялась. Только пойдете – ты и скайль-т-тэйль.

– А Ника?

– Останется здесь! Нечего ей по лесам бегать. Это вам надо в самое логово ордынцев – вот вы и пойдете, а девочку не пущу!

Спорить после такого бесполезно. Рандир закаменел, не зная, как разорваться между Поручением и любовью. А еще Дух Изначального о котором Рандир даже в полслова не упомянул. Не сказал – значит это еще большая тайна, чем происхождение Тишина.

– Рандир, я останусь! – как можно четче и раздельнее проговорила я. Поймет – не поймет?

– Ника?

Я медленно кивнула, глядя ему в глаза. Ну, будь же умничкой! Пойми!

– Если ты так хочешь…

– Так надо, Рандир. Я – знаю!

Он молчит, кажется, целую вечность. Даже Тауэр замер возле окна и боится пошевелиться.

– Если ты так считаешь…

Как же тебе трудно, Рандир, смириться с моим решением! Поверить, что я знаю, что делаю! А я знаю?

– Все будет хорошо, Ран!

Он смотрит, долго-долго. Будто пытается взглядом изменить мое решение. Не получится – я знаю про подземный ход и я им собираюсь воспользоваться.

– Хорошо. – Ему тяжело даже произносить это слово.

Улетов хлопает по столу своей огромной ладонью – совещание закончилось.

– Граф! – перебивает Рандир уже готового сказать свое последнее веское слово Улетова, – мой второй пункт!

– Что еще?

– Вы связались с королем насчет подмоги?

– Что? Я с королем?

– Вы теперь граф и можете обращаться к королю через ваш Знак!

– Твою мать! А я об этом знал? Тем более это же МАГИЯ!

– Ну, это уже ваше дело, господин граф! А как – это вам даже Фабис объяснит!

– Ну и сволочь же ты, Рандир!

Рандир пожал плечами и сделал вид, что рассматривает на потолке что-то весьма занятное.

Глава VI

36

Мир рвется. Кусками. И это чувствуешь сильнее всего, когда приходится прощаться. Но есть понятие «хочу», а есть – «должен». А где-то в разрыве между этими двумя словами твой безмолвный крик.

Все уходят. Своя дорога

Им, конечно, дороже всего.

Поглядят с моего порога.

Да помилуют. Вот и все.

Приголубят опять не меня же.

Посмеются и скажут: Прощай!

И как дура. стою я на страже

Глупой фразы своей: Приезжай!

Возвращаться – плохая примета.

Знала бы – побежала вослед.

Но ушли, и письмо без ответа:

Адрес – вечность, а индекса – нет.

Говорят – всё вернется. Да все ли?

Нет не все. Только те, кто нужней -

Не вернутся. И шепчут ели

Мне баллады своих королей.

И опять, провожая в дорогу,

Одинокой фигурой замру:

Знаю я, что протопчут к порогу

Лишь одну, от меня, тропу.

Когда поворотный механизм, натужно скрипя барабаном, медленно опустил решетку ворот выходящих на речной берег, я еще несколько долгих минут стояла, пытаясь спрятать поглубже кусочек пустоты, образовавшийся в моем сердце. Я знаю, все сделано правильно – я пройду по подземному ходу и меня встретят скайль-т-тэйли. Образ выхода с видом деревянного домика я описала Рандиру. Охотничий домик давно уже не использовался по прямому назначению, но камин с его тайником по-прежнему оставался действующим. Как сделать так, чтобы возле него меня ждали не ордынцы, а эльфы задача Тауэра. А мне остается только поверить в них. А им в меня. В то, что я дойду.

– А если что-то случится? – беспокойство Рандира меня взбесило.

– Я безрукая, безмозглая и перепуганная баба?

– Нет!

– Вот и не наезжай!

Вот не пойму я этих мужиков! Сначала влюбляются в сильных женщин, а потом изо всех сил пытаются сделать их слабыми и нежными. Конечно, одно другому не мешает, но не в данной ситуации. У меня есть гордость, вера в себя и я не собираюсь висеть на Рандире хлипкой тушкой и смотреть ему в рот коровьими глазами.

Одно неприятно. Сознание того, что я предаю майора. Маленький неприятный червячок упорно пытался прогрызть большую дыру в моей совести. Уходят Рандир с Тауэром. Ночью попытаюсь исчезнуть я. Единственная гарантия, которая обеспечивает Улетову смысл в обороне крепости, кроме собственной жизни, естественно. Я его втянула в эту войну – я его и бросаю. Могла бы конечно рассказать ему о подземном ходе и если ордынцы вдруг возьмут штурмом крепость, чтобы было куда уходить. Только в этом случае я уже никуда не денусь и мне придется сидеть всю оборону под чутким крылышком майора. Психологическая вилка – я и так и так виновата. В любом случае я кого-то подставляю.

Сборы – это всегда морока. Особенно тайные и особенно когда не знаешь, что с собой брать. Вот, например, нужна ли в подземелье веревка? А крюк? Что лучше брать: саблю или короткий палаш? Нужен ли плащ? Одевать или нет кольчугу?… Единственное, что я смогла утянуть без лишних проблем – это провизию. Пару лепешек с завернутым в холстину куском сыра и недавно прокопченное козье мясо. О! Вспомнила! Фляги у меня тоже нет! А где ее взять?

Я, когда на трассу собираюсь и то в десять раз меньше времени уходит. Но то в своей квартире, где знаешь что да как лежит. Здесь же замок большой, а глаз любопытных еще больше. Ходишь и не знаешь, то ли следит за тобой улетовская дочь Татьяна, то ли поговорить хочет, а подойти не решается. Надоела эта непонятка. Остановилась. Жду.

– Ника… – Ага, все-таки поговорить! Интересно о чем? Стою, выжидаю.

– Ты вот что – к Рандиру не цепляйся! Ты его не интересуешь! Так что бегать за ним хвостиком бесполезно! – Значит, вот как! Девочка явно пророчит порученца себе в женихи. Сказать ей или нет, что она опоздала к раздаче плюшек?

Я вежливо подняла бровь, делая вид, что не понимаю о чем речь.

– То, что он тебя спас – это еще ничего не значит!

Кто кого спас, говорите?! Татьяна начинала злиться, а я только выжидательно смотрела, ничего не отвечая.

– Ты тут чужая и не понимаешь, что тут делается!

– Да? Просвети! – А Татьяна выше меня ростом и кажется старшее. Да и на Улетова не сильно походит. Тоже наверное приемная? Не будет же Улетов малолетку с собой таскать! А на войну брали с восемнадцати. Восемнадцать там, да семь здесь – двадцать пять лет получается. Старая дева. Свои замуж не берут – майора боятся, а с местными не получается по той же причине. Бедная, бедная девушка!

Татьяна мотнула светлой челкой и с ненавистью посмотрела на меня:

– Здесь женщины сами не ходят и мечами не машут! А ты – непонятно что! Не женщина, а мужичка! Думаешь, кому-нибудь такая понравится?

Не думаю, а знаю! По крайней мере, двоих, которые ко мне, на данном этапе, небезразличны.

– Я думаю, тебе надо быть поженственнее. Мне сказали, ты носила платье, когда здесь была. Почему бы тебе не одеть его снова?

– Пытаешься быть мне доброй старшей сестрой?

– А кто еще о тебе тут будет заботиться?

Есть в этой жизни несколько вещей, которые я не переношу. Первая из них – это забота обо мне. Если я чего-то не могу сама – заработать денег или найти крышу над головой, то это мои и только мои проблемы. Слишком уже эта «забота» мне боком выходила.

– Извини, Татьяна, я как-нибудь сама о себе позабочусь.

– Ты не можешь!

А вторая вещь – давление на мою скромную персону.

– Я – могу. – Спокойно, но твердо постаралась поставить я точку в этом разговоре. – У тебя нет права за меня решать, что я должна, а что не должна делать.

– Отец не одобрит! Ты пойми – ты здесь одна-одинешенька, без родителей, без друзей, как ты будешь здесь жить? Рандир не тот человек, который держит свое слово – ушел и все! А у тебя вся жизнь впереди! – Что-то я не понимаю ее – то она наезжает, то пытается меня пожалеть. У нас с ней разные весовые категории, в полном смысле – она прикрыта Улетовым, да и в обычном весе превосходит меня раза в полтора. Завидно только что половина этого веса приходится на верхнюю половину тела – как раз на ту, которая у меня почти плоская. Мужики таких любят – есть за что подержаться. Да и лицо не подкачало – правильный овал лица, серые глаза и темно-пшеничные волосы, заплетенные по советской моде в две косы. Большая девочка-пионерочка. С пятым размером груди.

– Таня, я как-то жила в своем мире и в этом как-то проживу. А убьют – так плакать обо мне не надо. Да ты и не будешь.

– Ника, ты совсем глупая? Отец тебя удочерить пытается, а ты хвостом перед Рандиром вертишь, будто он на тебе жениться! Да пойми ты! Порученцы НИКОГДА НИКОГО НЕ ЛЮБЯТ!

– Вот и хорошо, – я не стала «пугать» ее еще больше, – значит волноваться тебе незачем.

– Я же о тебе волнуюсь!

Волнуйся дальше. Не долго, поди, осталось. Только до вечера. А ночью я уж постараюсь, чтобы тебе было больше не о ком волноваться.

– Татьяна Вячеславовна, – я специально выделила отчество, – я устала, мне больно и я бы хотела на сегодня закончить этот разговор. Если вы не против, я пойду, полежу в свою комнату.

Она опешила. Ее что, ни разу вежливо не посылали? Приятно быть хоть в чем-то первой.

Не дожидаясь ее ответа, я развернулась и ушла. Самое противное, что я ей ни одним словом не соврала – мне действительно было плохо и было больно, и я действительно больше всего на свете хотела лечь и уснуть в своей комнате.

Где же та грань между «хочу» и «должна»?

Ближе к вечеру закончился не только дождь, но и державшее всех с ночи напряжение. В обеденном зале уже не было слышно возбужденного гула, грозящего перерасти в еще один бунт. Тишинские наемники, все без исключения, согласились перейти под крыло Фабиса. Вакантных мест хватало.

Благодаря ливню наполнился до краев крепостной ров, превратившись на время в бурлящий, неподвластный никакой переправе поток. Река удачно подмыла нижнюю дорогу, а Улетов не преминул воспользоваться затишьем и укрепил единственный возможный путь в замок – огромные двухстворчатые ворота, вырыв со стороны замка яму и поставив в ней несколько десятков хорошо заостренных кольев. Укрыл это все дерюгой и насыпал сверху землю. Так, на всякий случай. Если крепость устоит, то ямку засыпят, а если ворота все же прорвут, то будет веселая куча-мала.

Самые опасные две стены, со стороны предместья и надвратную башню патрулировали гвардейцы Фабиса в три смены – одна на страже, вторая «в готовности №2», а третья спит. Нечего всех людей держать в боевой готовности постоянно.

Улетов за полдня навел порядок в свойственной ему безкомпромиссной манере – либо все подчинены мне либо идете на фиг! Даже самая последняя кухарка поняла – власть переменилась. И с этой новой властью люди поверили, что теперь крепость выстоит.

Факелы по-прежнему горели только в начале и в конце коридора. Я постаралась идти неспеша, сдерживая себя от нервного бега и пряток по темным углам. Глаз всегда реагирует на быстрое движение, а на спокойно идущего человека никто не обращает внимания. Свою нехитрую амуницию я приторочила к спине. Плащ накинула пока на плечи, позже в подземелье я его сниму и скатаю, чтобы не наступить на длинные полы, а пока под плащом было удобно нести фонарь со вставленной, но не зажженной свечой. Из оружия я выбрала два тяжелых ножа, засунув их за высокие голенища берц, узкий кинжал горизонтально за спину и хорошо сбалансированный однолезвийный палаш с закрытой, на манер итальянской скъявоны, гардой. Веревку я переметнула через голову на левое плечо, а небольшую кошку, украденную на кухне, где она должна была держать чан с водой над огнем, я прикрепила к ножнам. Рискованно, но я так и не смогла придумать как ее зацепить, чтобы она не мешала и была, в случае чего, под рукой. Доковскую сумку с остатками медикаментов и запасами продовольствия я подвесила на правый бок. К сожалению нельзя предусмотреть всё, что может произойти. Как бы ты не собирался, а обязательно забудешь именно то, что пригодится. А чем больше набираешь, тем больше хочется взять еще. Помню инструктора в лесу вообще обходились одним ножом и спичками. Даже котелок мастерили на месте из березовой коры и глины. Так что если у тебя есть нож, значит у тебя есть все. У меня есть даже больше.

Дверь в кабинет барона была приоткрыта. Неприятный момент. В кабинете кто-то может находится. Меня на секунду прошиб холодный пот: а если все сорвется? Если приоткрытая дверь это ловушка? Сейчас меня схватят под белые ручки и с моей амуницией у Улетова не будет никаких сомнений в моей причастности к побегу барона. Рандира и Тауэра нет. Нет никого, кто может прийти мне на помощь. Я одна.

К одиночеству привыкнуть нельзя. Как нельзя не дышать, не думать, не чувствовать. Но за каких-то полдня я забыла, что значит быть одинокой. Привыкла чувствовать рядом плечо Рандира и молчаливую поддержку Тауэра. Вот они – рядом, сильные, уверенные в себе… и я рядом с ними.

Два глубоких вздоха – приди в себя, Никушка! Хватит патетику разводить! Впереди трасса! Не автостопная, подземная, но какая разница?! Главное, что есть точка входа и точка выхода, а между ними – Дорога!

Пока я прислушивалась к тишине кабинета, расшалившиеся нервы, наконец, успокоились. На смену нервному мандражу пришел спокойствие: если боишься не делай, если делаешь – не бойся.

Я постояла возле дверей внутри кабинета пока мои глаза не привыкли к темноте. Очертания стола и дивана стали более отчетливыми. Я подошла сначала к дивану и провела рукой по обшивке – никого. Потом обошла кресла и темные углы. Мой слух меня не подвел – в кабинете я была одна. Теперь можно было закрыть поплотнее дверь, подпереть ее стулом и заняться тайным ходом.

Еще в своем бывшем мире я заметила, что если я звоню, то могу с точностью назвать цвет и расположения телефонного аппарата на том конце провода. Будто мой звонок соединял начало и конец некой линии. Открыв тайный ход я, не попробовала «увидеть» его конец. Выход. И увидела. Тауэр, на мой сбивчивый рассказ об обнаружении выхода, только кивнул: «Пробуй. Ты сама не знаешь, что в тебе скрыто. Это не магия. Это нечто другое и я не могу помочь тебе в этом вопросе». А я то так надеялась!

Одно маленькое неудобство моего видения то, что я ни черта не вижу «в середине».

Запалив свечку, я поставила ее в фонарь и прикрыла наброшенным на руку плащом, чтобы не отсвечивал в глаза. Поворотный механизм издал противный лязг и открылся. Почему днем я была уверена, что камин повернулся совершенно бесшумно? День всегда наполнен звуками, а ночная тишина легко разрушается даже легким скрипом.

Я присела, выжидая, не послышаться ли в коридоре шаги. Нет, слава богам, пронесло. Теперь обхватываем веревкой ножку стола и, не выпуская оба конца, дергаем. Пока камин медленно проворачивается на девяносто градусов я, спокойно подтянула и смотала веревку. Надеюсь, следов осталось еще меньше, чем когда в бедный стол кидали полено.

Узкая лестница, закручиваясь спиралью, ведет все ниже и ниже. А я-то все думала, что за круглые башенки пристроены с двух сторон внутреннего здания замка. Оказывается у одной из них не только декоративно архитектурные функции. Снаружи не скажешь, что в башенке может поместиться лестница – захотел архитектор скруглить углы, что ж тут особенного? А на самом деле крутые ступеньки ведут чуть ли не с последнего этажа на первый и ниже, намного ниже.

Счет ступенькам я потеряла на второй сотне. А ближе к третьей совсем перестала понимать – в замке я еще или уже глубоко под ним. Так что, когда треугольные ступеньки резко кончились я, от неожиданности, еще несколько минут стояла и ждала, когда перестанет кружиться голова.

Дальше туннель продолжал понижаться. Но ненавистных ступенек больше не было. Ход был пробит в скальной породе. Можно было не опасаться, что на голову будет сыпаться земля с разными букашками и червячками.

Во всех пещерах и подземных системах, что я была, у меня возникает ощущение, что сейчас, прямо сейчас, сзади кто-то набросится. Умом же понимаю, что там никого нет, а спина, помимо моей воли, покрывается холодным потом и настойчиво требует обернуться и посветить фонарем. Типичный страх подземелья. Только навязчивый и постоянный. А вообще-то хочется сесть, закрыть глаза и представить, что это все сон и сейчас проснешься и ничего не будет – ни темного подземелья, ни страшных ордынцев, ни этого залитого кровью мира – ни-че-го! А раз ничего, то и Рандира тоже? Ну уж нет! Не дождетесь!

Я ложу правую руку на эфес палаша, в левой – фонарь, и делаю первый шаг в пугающий мрак.

37

Я иду. Шаги не быстрые – бежать глупо. Тихие. Под толщей камня, один на один с темнотой, с тишиной. Со своей совестью.

Мало Улетову исчезнувшего барона с Тишином, проходит меньше суток и вторая пропажа. Я очень надеюсь, что он перероет теперь весь замок и найдет (главное, чтобы не поздно!) этот или другой тайный ход. А смысл? Покинуть подданных он не сможет, не тот человек майор, тяжелый, как медведь и такой же медлительный. Но стоит кому-то залезть в его берлогу, и он разорвет любого. Надо только разозлить медведя и, кажется, у Рандира это получилось. И даже слишком хорошо. А мое бегство – последняя капля.

Узкий ход расширяется, стены становятся неровными. Приходится смотреть под ноги – пробитый руками туннель органично перетек в систему пещер и пол уже не такой гладкий как в начале пути.

Вторая свеча, как и предшественница, затрепетала, показывая, что ее огарок скоро погаснет. Я остановилась, поменяла на новую свечу из заплечного мешка. Каждая свечка горит полтора часа, значит, надо мной утро. Я иду уже три часа – но в темноте подземелья времени нет. Только размеренный звук водных капель и тихое бурчание голодного желудка. Жаль терять время, но надо покушать. Ломоть хлеба с мясом и запить водой. Чуть-чуть посидеть, отдохнуть.

Я грустно усмехнулась на непрошенную мысль, что можно и поспать. Нет, спать в пещерах я не буду.

Маленький, трепещущий огонек отражался от сталагмитов, которые огибала тропка. Пещеры сменялись одна другой. Разветвлений не было. И это было хорошо. О чем я думала, когда сунулась в эти подземелья? Ведь стоит один раз не туда свернуть, и я могу долго блуждать по пещерам, в надежде отыскать выход. Как-то сразу стало боязно.

Свече на шестой я с тоской вспомнила, что не поинтересовалась у Рандира с Тауэром на каком расстоянии от замка охотничий домик. А он ведь может быть далековато и взятых свечей может попросту не хватить. Что тогда делать? Идти в абсолютной темноте на ощупь? Я понимаю, что перед расставанием было мало времени – надо было многое обговорить, мысли прыгали как блохи, с одного на другое, а про расстояние не вспомнили. Ладно, дойду, никуда не денусь.

В пещерах шаги звучали глухо, отбиваясь шуршащим эхом от невидимых стен. Иногда казалось, что мои шаги не единственные в этих залах. Я останавливалась, замирала и вслушивалась в темноту. Показалось…

Шагов по-прежнему не слышно, но что-то давит на затылок, заставляя ускорить шаг. Внезапно нехорошее предчувствие заставляет меня замереть прямо посредине огромной пещеры. Сердце колотится от панического ужаса. В пещере кто-то есть. Я его не слышу, но чувствую его дыхание… или их?

Некто или нечто видят меня хорошо – я стою в освещенном круге. А я их не вижу.

Фонарь оставлять жалко, но собственная жизнь куда дороже и я отступаю от света, судорожно оглядывая стены пещеры.

Не показалось… Только сейчас, когда сталагмит заслонил свет фонаря и глаза немного привыкли к полутьме, я различила их. Невысокие, худые, похожие на детей с очень большими глазами, они сидели на корточках и жадно внюхивались, иногда раскрывая пасти с высунутыми языками.

Я потянула палаш из ножен. Шуршание стали об дерево заставило их нервно переступать короткими лапами. Первые твари бесшумно начали спускаться с возвышений, возбужденно облизываясь и принюхиваясь. Как же их много! Я видела только тех, на которых падал отраженный рассеянный свет фонаря. А где-то за пределами светового круга сосредотачивались остальные.

Боги, что же их так влечет ко мне? Если бы они на всех кидались, то как же здесь прошли барон с Тишиным? Трупов не видно и даже следов крови и разрушенных сталагмитов… Говорят, акула чувствует запах крови за пять километров… Запах крови?! Что же я за дура! Правильно! У меня только вчера начались месячные и я с этой проблемой поперлась в самое логово тварей! И менялась уже здесь, в подземелье… вот они и почуяли. Какая же я умная… задним числом.

Я грустно усмехнулась: «Извини, Рандир, тут такое дело… понимаешь… вряд ли я дойду… извини…». Я подвела всех – и порученца, и эльфов, и Улетова. Своей глупой бравадой и гордыней. Хотела сама пройти через подземелья – и вот… дошла. Глупо, глупо умирать, когда никто не узнает и никто не увидит твоей смерти, но вдвойне обидно, что умираешь бестолково.

Место для последнего моего боя было удачным. Хоть что-то радовало! Ровная площадка под ногами, за спиной стена без всяких дыр из которых в самый неподходящий момент могли свалиться на голову новые твари. Слева группа сталагмитов и сталактитов образовала сцепление, очень удачно прикрыв меня с этой стороны. Бежать бесполезно – догонят и собьют с ног. Нет, бой надо принимать здесь, пока еще можно стоять с ними лицом к лицу.

Я несколько раз вздохнула поглубже. Страха не было. Просто легкая печаль и грусть, что недолго я прожила в новом мире, мало сделала и еще меньше любила.

– Ну, подходите…

От моего шепота твари будто проснулись и зашевелились быстрее. Понятно, если жертва хочет малость посопротивляться, то надо ускориться.

На что я рассчитывала? На опыт групповых боев с деревянными мечами? Или на то, что помахав саблями с ордынцами я стала крутой воительницей? Да этим тварям моя крутизна до одного места!

Рубить! Быстрее! Еще быстрее! Пока на место убитого не встали двое, трое его собратьев. Техники никакой, ни итальянской фехтовальной шпажной школы, ни польской сабельной, ни турнирной – какая к чертям техника, если успеваешь только взмахнуть и рубануть сверху вниз?! И еще раз… и еще.

Ирреальная битва в тишине. Ни криков, ни стонов. Твари умирали молча, а мне надо было беречь дыхание.

Парочку тварей я приняла левой рукой на нож за что и поплатилась глубокой царапиной от плеча до локтя. Боль прорвала плотину обреченности и на смену усталости пришла холодная ярость.

– Сука! – закричала я в морду очередной твари.

Крик, усилившись эхом, пробежал по пещере и заставив тварей на секунду замереть.

– Что, чувствительные ушки? – я рассмеялась.

Мне было легко и радостно. Что с того, что я сегодня умру?! Что с того, что этот мир покатится в тартарары?! Плевать! Главное бой! Нечто яростное, безумное и восхитительное стучало в висках и рвалось наружу.

– Перун!

Я вскинула палаш и шагнула навстречу тварям.

– Перун!

Выкрикнула я и разрубила оскаленную морду.

– Перун!

И Багровая Тьма, торжествующе взвыв, прорвала ненужные заслоны здравомыслия. Я смеялась и рубила. Рубила и смеялась. Мне было легко и хорошо! Водоворот боя затягивал, и я отдалась его течению, позабыв про боль, про смерть, про страх. Никогда мне еще не было так легко и свободно! Какая к чертям смерть, если предо мной открыты врата в Ирий?!

Там, за правым плечом стоял Мой Бог. И в его густых усах пряталась усмешка. А я танцевала в Его честь. Кровавый танец. Неравный бой. Последний… но самый лучший. И ни о чем не жалела.

Смерть и смех – разница только в последних буквах. Разница в действии. Но когда ты видишь, как отступает смерть на смену приходит смех.

Понимаю же, что это неправильная реакция, но не могу удержаться. Смеюсь. Подняв лицо к своду пещеры – смеюсь безудержно и беспечно. Х.я нам татарам!

Смех обрывается криком. Я выплескиваю из себя остатки ярости и адреналина. Рядом со мной давно уже нет тварей – поразбежались, попрятались уроды. Но не все. Трупы никуда уже не уползут. Лежат себе мирно бесформенными тряпками. Боги, что же я наделала?!

– Боги!

Впиваюсь зубами в кисть руки, чтобы сдержать крик. На этот раз не победный, а испуганный крик одинокой женщины. Откат… Вот теперь я начинаю чувствовать боль и страх, меня трясет от ужаса, и я позволяю себе расплакаться. Неужели это я убила этих тварей?! Нет, не может быть! Не правда!!!

«Правда» – спокойный голос за спиной.

Оглядываюсь и конечно же никого не вижу.

«Хороший воин. Хорошая битва»

– Перун?

Сердце сжимается от надежды и радости. Неужели не ушел, как уходили все мои Боги после Деяния? Жалящего чувства пустоты в груди нет, а значит он еще здесь, мой Бог, мой напарник, мой Перун!

«Твоя кровь льется зря»

А ну да! Правильно! Надо перевязать раны. Пусть в боевом безумии я не реагировала, но эти твари своими когтями и зубами сумели меня достать. Противно, неприятно, но как говорят: «И хрен с ним!». Забинтовалась, сразу напомнив сама себе Мумию из египетских пирамид, отчего подавленный смешок снова стал рваться наружу перемешиваясь с «Ох!» и «З-ссс!».

Палаш, прежде чем засунуть обратно в ножны, следовало протереть тряпочкой хоть немного, иначе остатки вонючей крови, мозгов и волос долго будут сопровождать меня, хранясь в ножнах. Ну их на фиг! Корзина эфеса оказалась смятой – неужели я кому-то врезала по зубам? Не помню. Может и врезала. Во время боя не сильно думаешь чем и кого бить, главное достать и уничтожить раньше, чем он тебя. У меня получалось. Так что немного деформированная гарда сьявоны – небольшая плата за то, что рука осталась почти целой, исключая нескольких ссадин и неглубоких порезов. А вот один из засапожных ножей, тяжелых и удобно сбалансированных, жаль. Перевертывать тушки в его поисках было нудно и напряжно. А главное могло занять непонятно сколько времени, которого у меня было не так уж и много.