Текст книги "Волшебный вкус любви (СИ)"
Автор книги: Ната Лакомка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
Он замолчал, и я тоже. Минута, другая… молчание затянулось.
– Зачем вы так со мной? – укоризненно произнесла я, наконец. – Надо было все рассказать сразу.
– Если об этом станет известно, – сказал Богосавец с небрежностью, которая меня ничуть не обманула, – то всё рухнет. Всё, на чем держится мое дело – это репутация повара-новатора. А какой я новатор, если не могу изобретать новые блюда? Я виноват перед тобой. Очень виноват. Но не мог поступить иначе. Один раз я уже все потерял – карьеру, перспективы, благополучие. Но пережил это, справился. И вот теперь опять – то же самое. Второй раз – это слишком, Даша.
Некоторое время я осмысливала то, что услышала.
– Что случилось со вкусом? Это временно или… навсегда?
– Не знаю. Врачи говорят – результат аварии. Я попал в аварию в прошлом году. Видать, слишком сильно ударился головой. Но кто-то говорит, что это из-за стресса. Не верю. Что такое стресс? Выдуманная болезнь.
– Выдуманная… – я кусала губы.
Судьба, порой, шутит очень жестоко. Сначала футболист повредил колено, а потом повар потерял вкусовую чувствительность. У кого тут руки не опустятся?
– Даша, – позвал Богосавец.
Я тряхнула головой, решительно встала из кресла и сказала:
– Стресс это или нет, я не знаю. Но у вас есть мой кошачий язычок. Вы готовите – я пробую. Я не предам вас, Душан.
– Даша… – сказал он с непередаваемой интонацией, в которой было все – и благодарность, и облегчение, и радость. Он взял меня за руку и сжал мою ладонь между своими ладонями.
Сейчас он мог бы попросить меня ограбить с ним на пару банк, и я бы согласилась. На всё бы согласилась… И это было глупо, так глупо, но так… восхитительно. Лишь бы я была нужна ему, лишь бы он держал меня вот так за руку, и смотрел…
– Речь ведь идет не только о вашем гиперэго, – я попыталась говорить шутливо, чтобы скрыть волнение. – Пострадает ресторан – пострадают ваши люди. Они-то не виноваты, что их шеф пьет коньяк и курит.
– Переедешь ко мне? – спросил он.
– Вот это – лишнее. Если можно, лучше я буду жить в комнате отдыха. Так и в самом деле удобнее – не надо тратить время на дорогу до работы или до дома.
– Хорошо, – согласился он. – Насчет зарплаты…
– Зарплата на ваше усмотрение, – перебила я его. – У меня не слишком деловая хватка, даже не знаю, во сколько можно меня оценить. Пока я согласилась помогать вам, но не знаю, что из этого выйдет. Вдруг вы переоценили Дашины таланты?
– Это Даша их недооценивает, – он впервые за весь наш разговор улыбнулся. Улыбнулся искренне, открыто, как улыбался на камеру, готовя для телезрителей очередной шедевр.
– Верните Милана и Елену, – я решила воспользоваться моментом, когда у него улучшилось настроение, – они нужны ресторану. Они нужны вам.
Шеф мгновенно превратился в каменную статую – даже взгляд стал холодным.
– Это исключено, – отрезал он, отпуская мою руку.
– Вы виноваты не меньше, чем они, – не сдавалась я. – У них любовь, а вы позволили себе небольшую интрижку…
– Даша! – он произнес это таким тоном, что я поняла – бесполезно.
И пытаться не стоит.
– Никогда нельзя прощать предателей, – Богосавец всё же решил объясниться. – Если бы они рассказали мне сразу… Но они промолчали. Скрыли. И поставили работу ресторана под угрозу. О них – не обсуждается.
– У вас невыносимый характер, – сказала я.
– Знаю, – он немного смягчился. – Иди, отдыхай. Завтра у нас начнется самая настоящая война, и на сентиментальность времени не останется.
Он оказался полностью прав.
На следующее утро я отправилась на рынок вместе с шефом и Петаром, и лично убедилась, как продавцы элитных продуктов отказывают ресторану «Белая рубашка» в поставках. Причины были разные, но чаще всего выяснялось, что товар уже куплен – втридорога, неизвестным лицом.
Нам-то лицо таинственного перекупщика было хорошо известно, но легче от этого не становилось.
Снова не удалось купить лосося, и пришлось заменить его осетром.
Пока Богосавец выбирал осетрину, я рассматривала прилавок.
– Это налим? – спросила я у продавца, указывая на пятнистую тупомордую рыбину.
– Да, принесли сегодня утром, еще хвостами били, – привычно начал нахваливать он товар. – С потрохами, не замороженный…
– Возьмем налимов, – сказала я Богосавецу.
– Налим?! – брови Петара взлетели на лоб. – Он же падальщик! Мерзкая рыба!
– Возьмем налима, – настаивала я. – У него нежное мясо, но без запаха, как у палтуса.
– Берем, – тут же решил Богосавец. – Берем всего налима.
Продавец мигом загрузил тушки в ящик, и мы поставили его в нанятый грузовой фургон.
– Зачем налим? – брюзжал Петар на обратном пути. – Третьесортная рыба в «Белой рубашке»? Нас критики в салат пошинкуют.
Я молчала, обдумывая меню, и Богосавец, который вел машину, не мешал мне. Только иногда я ловила его взгляд, обращенный ко мне – быстрый, внимательный.
– Это безумие какое-то… – простонал Петар, закатывая глаза.
С этого дня работа на кухне ресторана изменилась. Утром мы отправлялись на рынок, закупали продукты – какие попадались под руку, брали те, что свежее, и мчались обратно, по дороге обсуждая, как и что будем готовить.
Меню спецпредложения работало – мы готовили закуску из осетровой икры с тончайшими кусочками сала и тартинки с икрой и маринованной мякотью кокоса. Кто бы мог подумать, что икра сочетается не только с блинами и сливочным маслом!
Открытием гастрономического сезона стал наш налим – припущенный в бульоне с минимумом специй (всего лишь лавровый лист и черный перец), поданный со сливочным соусом и рубленными перепелиными яйцами. Это блюдо удостоилось особой похвалы Боровикова, который повсеместно трубил о своей ненависти к вонючей морской рыбе.
– «Рыба нежная, как крем, жирная, как палтус, – читал Богосавец пост из блога Боровикова, а мы жадно слушали, столпившись вокруг него, – но божественно ароматная. То же относится и к печени налима, приготовленной на водяной бане. Тонкий необычный вкус – это открытие в мире гастрономии. Шеф Богосавец остается верен себе и своему принципу – готовить необычное из обычного. Плачь, фуа-гра!».
Закончив читать, Богосавец обвел нас взглядом. Я едва могла стоять спокойно – ведь одобрение критиков означало, что мы смогли! Мы победили! наше меню одобрили гурманы!.. Репутация ресторана на высоте!
Только повара восприняли это без особого энтузиазма.
– Ну что, – протянул Йован, – понравилось – и чудненько. Что готовим сегодня? – и он посмотрел на меня с некоторой опаской.
– Сегодня у нас камчатский краб с морским виноградом, – объявила я. – Нам повезло – доехал целый ящик с живыми водорослями. Никто не хотел брать, потому что мало кто знает, как их использовать.
– А ты знаешь? – уточнил Петар.
– У меня однокурсник был с Камчатки, – объяснила я, доставая миску с морским виноградом – особым сортом водорослей. Полупрозрачные крохотные грозди напоминали икру зеленого цвета и точно так же лопались на языке, а на вкус были солоноватые, сразу напоминавшие о море и солнце. – Промываем в пресной воде, не обрабатываем термически, чуть маринуем с бальзамическим уксусом и сахаром, чтобы добиться привычного для европейца вкуса. И смотрится отлично!
– Отлично, – подтвердил Богосавец, пробуя морской виноград. – И отлично подойдет к крабу.
– Я в шоке, – сказал Йован, покачал головой, но принялся готовить краба без лишних возражений.
К крабу отлично подошел и салат из морского помидора. Я долго уговаривала поваров, что не надо бояться азиатских специалитетов. Готовим же мы южноамериканскую туну[1] – и нас это ничуть не смущает. Так чем хуже морской помидор? Салат, кстати, очень понравился посетителям и разошелся за два часа.
Четыре дня мы выдерживали бешеную гонку и не менее бешеную готовку. Теперь на рынок ездили мы с Петаром, а Богосавец мотался где-то по фермерским хозяйствам, договариваясь о покупке мяса и овощей, подключал старые связи, чтобы возобновить поставки из-за границы, и мы видели его крайне редко.
Теперь блюда снились мне даже во сне.
Бегая утром по рынку, я хватала все, на что падал глаз. Лесные ягоды – давайте, побольше! Получится великолепный десерт из ягод в уваренном сиропе из красного вина. Раки? Давайте раков! Легкий салат с раковыми щечками, под нежным соусом – это так изысканно, так по-европейски. Мы готовили ледяную рыбу и барабульку, татарских гусей с четверговой солью и адлерскую форель, чудесно заменяя ею лосося.
Ресторан держался на плаву, и темпы мы не сбавляли. Но я видела, что не все так гладко. Персонал будоражило. Повара были недовольны и потихоньку ворчали, что приходится готовить «с колес», и что наши элитные блюда превращаются в какой-то «фьюжн», а ведь звезды Мишлен были получены именно за французскую классику.
К концу недели напряжение достигло пика, и Петар озвучил общее мнение.
– Ты же понимаешь, такой темп невозможно держать долго, – сказал он Богосавецу, который привез фермерскую телятину. – Когда мы будем готовить из нормальных продуктов?
Я замерла у плиты с ножом наперевес. Я чувствовала, что повара молчаливо поддерживают Петара. Наверное, их можно было понять – они всю жизнь учились готовить высококачественные продукты, безжалостно выбрасывали утиные тушки, от которых требовались только ножки и грудки, а теперь их заставляли работать с «подножным кормом», пуская в дело даже кожуру от фруктов.
– Нормальные – это какие? – спокойно спросил Богосавец, как будто не замечая тона су-шефа. – Вот, телятина – нормальный продукт? Розовая, свежая. Выдержим ее в холодильнике, и получатся прекрасные стейки. Ничуть не хуже говядины «премиум».
Петар скосил глаза на мясо, которое и в самом деле было отличного качества, и мрачно сказал:
– Я не об этом.
– А о чем же? – Богосавец положил руку ему на плечо, но говорил для всех. – Прежде всего, мы – повара. Мы должны готовить, что бы ни случилось. Мы не имеем права отступать. Сейчас ресторан переживает не лучшие времена, я пытаюсь решить проблемы. Но клиенты идут, прибыль растет. Чем ты не доволен?
– Да, у нас записи на месяц вперед, – не сдавался Петар. – Только люди приходят к нам есть жареные гребешки и лобстеров, и филе-миньон, а не молочную печень ягненка и налимов. Многие отменяют бронь.
– Что поделать? – шеф философски пожал плечами. – На пятерых, отменивших бронь, мы получаем двадцать новых клиентов. Как только поставки наладятся, опять введем традиционное меню, и постараемся вернуть прежних посетителей. Мы же не станем бросать игру только потому, что судья несправедливо показал нам красную карточку?
Он опять нашел нужные слова, чтобы подбодрить людей. Подбодрить, подтолкнуть в нужном направлении, заставить поверить в свои силы и двигаться дальше. Петар больше ни о чем не спрашивал, хотя выглядел не особенно довольным. Но атмосфера на кухне изменилась, и теперь, как и раньше, стали раздаваться шуточки Сречко, мурлыканье Йована, любившего напевать на сербском во время готовки, а ножи, которые точил Ринат, звенели чисто и весело, как настоящие сабли.
Мне казалось, что в кухне воцарились мир и согласие, а значит, все трудности – преодолимы. Но уже на второй день после речи шефа, я вошла в кухню и увидела, что повара читают что-то с телефона Сречко, хотя телефоны в кухне были категорически запрещены. При моем появлении, они дружно уставились на меня и так же дружно промолчали.
– Что там такое? – спросила я, по их лицам уже понимая, что ресторан получил очередной удар.
– Статью читаем, – сказал Сречко. – Лилиана Калмыкова для журнала «Дюна». На шефа жалуется.
– На шефа?.. – я подошла к ним, и Сречко прокрутил статью на начало.
Я читала, и чувствовала, как начинают пылать щеки. В «Дюну» – толстый глянцевый журнал – я заглядывала редко. Там печатали биографии артистов прежних лет – с малоизвестными, порой шокирующими, фактами, печатали «откровения» современных артистов – чаще всего представлялась фотосессия какой-нибудь артистки, с трагизмом повествующей о своей несчастной любви к какому-нибудь миллионеру. В этот раз в журнале были изложены откровения Лилианы, и сама она смотрела с ярких фотографий – то в шикарных бальных платьях, то с живописно размазанной под глазами тушью, закусившая в порыве отчаяния пухлую нижнюю губу белоснежными зубками.
«Я влюбилась в него с первого взгляда, – признавалась Лилиана художественным языком. – Увидела – и не смогла забыть. Потом мы встретились еще, и еще… Он выказывал мне знаки внимания – красивый, галантный, с такой замечательной улыбкой… Конечно, я не устояла – да и кто смог бы устоять перед его очарованием? Но потом я узнала, что за красивым фасадом скрывается много темных тайн. Однажды он выпил слишком много и вдруг разозлился на меня – набросился, вывернул руку. Мне было больно, я заплакала, убежала… Но он так трогательно просил прощения, что я простила. Разве можно было его не простить? А потом узнала, что он выгнал с работы беременную от него женщину, работавшую поваром в его ресторане, а сам завел новый роман – тоже со своей подчиненной. Но я не думаю, что там имело место принуждение… Нет-нет, Душану этого не надо, достаточно его обаяния. Конечно, я очень переживала, жених той девушки пытался поговорить, но Душан словно с цепи сорвался – набросился на него с кулаками, покалечил. Тот юноша – простой музыкант, а Душан повредил ему руку, можно сказать, сломал карьеру… Насколько я знаю, юноша подал в суд, будет требовать компенсации за причиненные увечья. Но я сомневаюсь, что Душана признают виновным – у него такие связи…».
Дальше шло уже обо мне:
«Эта девушка, на которую сейчас обратил внимание Душан, не отличается особыми талантами. Но зачем талант, если есть молодость, красота… Она провинциалка, приехала покорять столицу, работала во второсортной забегаловке. Это кажется невероятным, но в нашей жизни и в самом деле правит Его Величество Случай. Помните нашумевшую историю с моделью, которая торговала на рынке картошкой, а потом вышла замуж за миллионера? Думаю, девушка решила повторить этот сомнительный подвиг. Наивная, она так молода, еще верит в чудеса… Даже не знаю, есть ли ей восемнадцать…».
– Это все неправда! – выпалила я, и Сречко, философски пожав плечами, убрал телефон в задний карман джинсов. – Вы же знаете, что это – неправда! – настаивала я.
– Может и знаем, – проворчал Йован, – но еще знаем, что Душан поступил, как дурак, порвав с Лилианой. И непонятно, с чего бы ему такое в голову пришло.
Я поймала пару косых взглядов в свою сторону, и отошла наточить ножи. Но руки дрожали так, что я оставила заточку – не хватало еще пораниться.
Успокойся, Даша. Главное – успокойся.
Лилиана узнала про Антона – откуда? Собирает информацию против Душана? Неужели Антон и в самом деле подал в суд? Но это глупо! Антон сам повел себя, как гад последний! И никто его не калечил!
Надо поговорить с Антоном.
Сегодня же вечером.
День у плиты я продержалась только усилием воли – мысли никак не желали сосредоточиться на приготовлении стейков и мяса по-грузински. Богосавец вел себя, как ни в чем не бывало, а мне было совестно даже посмотреть в его сторону.
Когда ресторан закрыли, я поднялась в свою комнату, переоделась и набрала номер Антона, который помнила наизусть. Когда-то я звонила своему бойфренду по сто раз на день. Пальцы привычно пробежали по знакомым цифрам, потом – пара гудков, а потом раздался довольный голос Антона:
– Привет, Дашунь! Вспомнила обо мне?
– Ты подал в суд на Богосавеца? – начала я, проигнорировав приветствие.
– Ага, – сообщил он весело. – Нажаловался? Поэтому звонишь?
– В модном журнале прочитала, – отрезала я, – про богатых бездельников. Ты что творишь, Антоша? Кто тебя избивал? Какую карьеру он тебе сломал? Или ты карьеру тем местом делаешь, по которому прилетело?
Антона мой тон нисколько не обидел:
– Ты чего ругаешься, Дашунь? – сказал он вальяжно. – Давай хоть встретимся, чтобы не по телефону ругаться. Ты разве по мне не скучаешь?
– Не скучаю, – огрызнулась я. – Но встретиться надо. Давай в «Мартинике», через полчаса.
– Другой разговор, – Антон даже засмеялся. – Буду ждать и…
Я отключила связь, не дослушав. Руки тряслись от злости.
Накинув ветровку, я вышла из комнаты и пошла по коридору, бесшумно ступая по ковру. В кабинете Богосавеца горел свет – дверь была прикрыта неплотно, и желтая полоска света косо лежала на полу и стене. Я остановилась в трех шагах от нее, раздумывая – надо ли сказать шефу о статье? Наверное, он уже знает… А если не знает? Мужчины не читают болтовню светских львиц в таблоилдах.
Медленно, словно меня притягивало магнитом, я подошла к двери и заглянула в щелку.
Шеф сидел за столом, подперев голову, и смотрел прямо на меня.
[1] Плод кактуса
Несколько секунд мы молчали, глядя друг на друга – Богосавец на меня, сидя за столом, а я – одним глазом в дверную щелку.
Поколебавшись, я открыла дверь пошире, шагнула на порог и сказала:
– Лилиана дала интервью «Дюне»… Ужасная статья, на самом деле.
– Знаю, – кивнул Богосавец. – Я читал. Ты не слишком расстроилась? – он скользнул взглядом по моей ветровке. – Решила прогуляться?
– Хочу встретиться с Антоном, – призналась я, немного поколебавшись. – Поговорю, чтобы забрал заявление на вас.
Богосавец вскочил из-за стола и оказался рядом так быстро, словно мчался с мячом к воротам, обходя защитников.
– Не вздумай, – сказал он негромко и взял меня за плечи. – Даша, не вздумай встречаться ни с ним, ни с Лилианой.
– Почему?.. – прошептала я, как всегда чувствуя рядом с шефом головокружение и слабость в коленках. – Это ведь неправда… Вы не избивали его…
– Ну, с точки зрения закона – избивал, – он чуть заметно усмехнулся. – Пинка-то я ему дал, прямо на камеры. Тут не отвертишься.
– Вот я и хочу…
– Но это – не преступление, – перебил он меня. – Всего-то административка. Заплачу штраф – и делов. Недорогая плата за удовольствие пнуть гаденыша.
– Но это сплетни… – я таяла под его взглядом, как мороженое на солнце, и ничего не могла с собой поделать.
– Скандал тоже играет на популярность. Не волнуйся.
– Хорошо, не волнуюсь…
– И не ходи разговаривать с Изотовым, – строго приказал шеф.
– Хорошо, не пойду…
Я ужаснулась собственному безволию, но так и продолжала стоять и таять. Мороженое. Глупое мороженое с этикеткой «Даша Иванова, повар».
Конечно, шеф сказал, что «дело важнее тела» и намекнул, что продолжения нашей ночной эпопеи на столе не будет, но стоило ощутить аромат горьковатой свежести, заглянуть в серые глаза – и я представляла себе, что бы произошло, не прерви нас тогда Лилиана.
Как бы он снимал с себя рубашку? Медленно расстегивая пуговицу за пуговицей и одновременно целуя меня? Или раздевался бы быстро, сорвав рубашку, бросив ее на пол и вцепившись в поясной ремень своих брюк?..
Люди не умеют читать мысли друг друга, но я засомневалась, так ли это, когда ладони шефа вдруг скользнули мне на спину, на талию, прижимая, оглаживая…
– Дашка… Даша… – прошептал Богосавец и наклонился, потянувшись к моим губам.
Я закрыла глаза и запрокинула голову, робко коснувшись его груди, ощущая под рубашкой стальные мускулы. Сейчас он просто разложит меня на диванчике… или даже на полу, на ковре… или усадит на стол…
– Даша, останови меня…
– Остановитесь, – покорно повторила я, не открывая глаз, и уже сама прижалась к нему, запуская пальцы в его волосы, играя прядями…
– Хреново останавливаешь, – по голосу я поняла, что он улыбается.
– Все равно мне с вами не справиться, – ответила я шепотом, – у нас разные весовые категории…
– По-моему, ты меня уже положила на лопатки, – он взял меня за подбородок и легко поцеловал – совсем легко. Наверное, чтобы дать мне последнюю возможность отступить.
Но куда отступать, если я уже проиграла? Сдалась окончательно и бесповоротно?
– На лопатки? – пробормотала я. – Значит, я – сверху?..
Поцелуй получился не просто головокружительным – крышесносным.
Я совершенно забыла, где нахожусь. Не было больше никого и ничего – ни правил, ни морали, ни стыда. Были только я и Богосавец. Я и Душан…
Многозначительное покашливание привело нас в чувство. Я отшатнулась от Богосавеца так, что налетела спиной на стену, а он остался стоять – с взъерошенными волосами, в расстегнутой почти до пояса рубашке. Я не смогла вспомнить, когда расстегнула ее. Наверное, когда мы с шефом целовались…
Но теперь в кабинете были не только Даша Иванова и Душан Богосавец. У порога стоял и наблюдал за нами Алексей Аркадьевич – Лёлик. Сегодня на нем была белая бабочка в черный горох, и мне показалось, что бабочка смотрит на нас десятком любопытных глаз.
– Ну, я другого даже не ожидал увидеть, – сказал Лёлик, поджимая губы и демонстративно обращаясь только к Богосавецу. – Ты уж извини, что побеспокоил, но только что отменили сорок три брони. И это только вечер. Боюсь даже подумать, что нас ожидает утром. Но тебе не до этого, у тебя более важные дела.
– Прекрати истерику, – ответил Богосавец так спокойно, словно не он только что целовал меня взасос. – Даша, можешь идти.
Я кивнула и бросилась к дверям, но на пороге меня остановил голос шефа:
– Иди к себе. Не вздумай разговаривать с Изотовым.
Я снова кивнула, но теперь уже Алексей Аркадьевич остановил меня, не позволив уйти:
– Останься, – бросил он мне, а потом обернулся к Богосавецу. – Зачем ты ее отправляешь? Пусть останется, послушает. Послушает, как ты спускаешь ресторан в помойную яму. Это же ради нее? Пусть узнает, погордится.
– Несешь бред, – ответил Богосавец безо всякого выражения. – Коньяк будешь?
– Будешь, – буркнул Лёлик, сутулясь и потирая ладони. – Только коньяк сейчас и осталось.
– Даша, будешь? – спросил шеф, доставая из ящика стола бутылку французского коньяка.
Я помотала головой, отказываясь, и Богосавец разлил коньяк в две водочные стопки. Мужчины чокнулись и выпили, закусив печеньем с оливками.
– Что будем делать с бронью? – спросил Лёлик, крякнув и поморщившись. – Б<….>ь, это писец полный, – он повернулся ко мне и картинно шаркнул ножкой. – Простите, мадемуазель, но не сдержался.
– Сдерживайся, – посоветовал Богосавец. – А что ты сделаешь с бронью? Ничего. Будем работать на приток новых клиентов.
– А они придут – новые? – ощетинился Лёлик. – По-моему, кое-кто сделал все, чтобы распугать и старых, и новых! Налей еще.
– Не пейте, пожалуйста, – тихо попросила я. – Вы обещали.
– Обещал? – Лёлик, не дожидаясь, опрокинул в себя еще рюмку коньяка. – Давал клятвы верности? Как юный Ромео?
– Для рецепторов вредно, – Богосавец не повелся на очередную подковырку. – Наливай, если хочешь. Мне хватит.
– А мне и бутылки не хватит, – огрызнулся Лёлик. – Если завтра мы получим пустой ресторан…
– Не умирай раньше времени, – посоветовал Богосавец. – Надо подумать над рекламой. Может, пригласим кого-нибудь и устроим что-то вроде вечера со «звездой»? Какого-нибудь модного кекса позовем. Чтобы дамы слетелись.
– Вечер со «звездой»? Хм… – Алексей Аркадьевич потер подбородок. – Если брать, кого помаститее – представляешь, во сколько это обойдется? Думаешь, сейчас мы можем это себе позволить? Сработаем в убыток. А если кого-то из молодых позвать…
– Зачем нам кого-то звать? – сказала я, и мужчины дружно посмотрели на меня. – Нам никто не нужен, – продолжала я. – У нас есть своя «звезда» – Душан Богосавец. Давайте внесем в меню особый пункт – обеды в стиле омакасе. Шеф Богосавец лично готовит для одного клиента. Безумно дорого, безумно вкусно. Сделаем ставку на очарование нашего шефа. Подадим его, как самое изысканное блюдо.
14. Обед для короля
– Что еще за омакаса? – спросил Лёлик с раздражением и плеснул себе еще коньяка.
– Омакасе. По-японски это означает «полагаюсь на Вас». Приготовление пищи для одного заказчика, – объяснила я. Зазвонил мой телефон, и, взглянув на экран, я сразу узнала номер Антона. Палец сам собой ткнул в картинку сброса, и мелодия прекратилась. Я поставила телефон на беззвучный режим и продолжала: – Омакасе – это кулинарный шедевр. Картина, которую создает шеф-повар лишь один раз и лишь для одного клиента. Уверена, женщины толпой ринутся, чтобы шеф обслужил их лично. Цену назначает клиент, а блюда выбирает сам повар. Чем выше цена, тем сногсшибательнее будут блюда. Превратим банальную потребность человеческого организма в искусство.
– Перейдем на японскую кухню?! – всполошился Лёлик.
– Совсем нет, Алексей Аркадьевич, – успокоила я. – Не обязательно ограничиваться японской кухней. Мы просто возьмем метод на вооружение.
Я говорила это Лёлику, но смотрела на Богосавеца, а он смотрел на меня. И как смотрел! В серых глазах плясали золотистые искорки, как будто он с трудом сдерживал смех. И было еще что-то – безумие, сумасшедшинка, как когда он собирался поцеловать меня. И еще – понимание. Он сразу понял идею и – принял.
– Как так – блюда выбирает повар? – Лёлик удивленно завертел головой между мною и шефом. – То есть обед вслепую, получается?
– Так и есть, – подтвердила я. – Обед-сюрприз. Обед-феерия. Только нам нужна хорошая реклама – и на телевидении, и на радио.
– Ну, рекламу-то мы обеспечим… – пробормотал Лёлик. – Честно говоря, впервые о таком слышу.
– Так мы же новаторы, – сказал Богосавец и подмигнул мне. – Значит, всё получится.
И в самом деле, всё получилось.
Обед в стиле японской омакасе произвел фурор в среде гурманов. В первый же день мы получили около пятидесяти заказов, и заказчики, желавшие получить шедевральную трапезу от шеф-повара, платили не скупясь.
Мы подавали совершенно безумные блюда – телячьи мозги на хлебе с соусом чили, тающий во рту гратен из картофеля и сморчков, «разбитый» клубничный пирог, представлявший живописную мешанину кусочков песочного теста и ягодной начинки на тарелке, с вкраплениями белых капель взбитых сливок. Еще мы придумали делать фальшивые виноградные гроздья с «ягодами» из фуа-гра в желейной оболочке из красного вина. Фальшивый виноград украшался чипсами из виноградных листьев и был совершенно неотличим от настоящего. А за «конфеты», сделанные из тончайшего теста «фило», с начинкой из морских гребешков и квашеной капусты, томленой с апельсинами, ресторан получил хвалебную статью в блоге кулинарного критика Боровикова, который спел им настоящую любовную оду.
Как и предсказывал Богосавец, скандал пошел нам на пользу – в ресторан толпами ходили женщины разных возрастов и категорий. Они беззастенчиво флиртовали с шефом и пожирали его глазами с такой же жадностью, с какой уничтожались поданные им на тарелках блюда из меню омакасе. Богосавец настоял, чтобы я помогала ему и во время подачи – мы по очереди представляли блюда, рассказывая, из чего они приготовлены и что послужило вдохновением для их создания.
– Клиентам нравится слушать, что они едят, – учил меня Богосавец. – Настоящий повар соблазняет не только вкусом, видом блюда и его запахом. Надо еще уметь так рассказать, чтобы даже веган захотел попробовать оленину-гриль или пирог из форели.
Мне нравились эти страшные и великолепные минуты, когда мы с шефом подавали блюда, которые никто никогда раньше не пробовал и не должен был пробовать в течение полугода после подачи.
Понравится или нет? Удастся нам поразить заказчика? Ударить кулинарным искусством не только по вкусовым рецепторам, а прямо в сердце?..
Но все же больше мне нравилось придумывать блюда для очередного обеда-омакасе. Сначала мы с Богосавецом закупали продукты, потом обсуждали меню – стиль, подачу, количество блюд, а потом приступали к репетиции. На репетиции надо было сделать пробные блюда, которыми полагалось поразить клиента. Мы с шефом могли спорить до хрипоты, решая, с каким соусом лучше подать равиоли с начинкой из взбитых в пену желтков с добавлением желатина и сыра – с классическим белым или соусом из куриного бульона и белого вина.
Репетиции мы устраивали уже ночью, когда ресторан закрывался, потому что никто не отменял напряженного дня, когда надо было сражаться за свежайшие и редкие продукты, за качество блюд и быстроту подачи. Поставки по новым каналам стабилизировались, хотя иногда случалась неприятность в виде перекупленной под самым носом говядины или морского языка. Новый режим к полуночи доводил меня до состояния зомби, но утром я вскакивала, не позволяя себе понежиться в постели лишнюю минутку. Идеи так и фонтанировали, и даже во сне мне снились креветки, мидии и зеленый базилик.
Как-то так получилось, что мы с Богосавецом не говорили о том, что произошло в его кабинете до появления Лелика. Будто оба решили сыграть в игру «этого не было, это показалось», взяв таймаут на время очередного нововведения в «Белой рубашке».
Один только раз, когда мы с шефом весьма бурно обсуждали, надо ли добавлять слайсы из трюфелей к тушеным бобам и вареной спарже, или достаточно будет трюфельного сока, Богосавец сказал, наклонившись к моему уху, хотя в кухне мы были одни и услышать нас могли только ножи да сковородки:
– Дашка, ты меня доведешь. Тогда точно сверху буду я. Вот устаканится немного…
Я не успела ни дослушать, ни ответить, потому что бросилась спасать шалот, который грозил сгореть через пару секунд.
Да, сердце мое сладко екнуло, когда я услышала эти слова. И взгляды шефа распаляли меня сильнее, чем жар от плиты, но сейчас и в самом деле не было времени ни на что личное. Бешеный темп ресторанной гонки захватил нас, завертел каруселью.
Повара «Белой рубашки» воспринимали наше новаторство, как очередное безумие. Иногда мне казалось, что они молчат только потому, что идея удалась и приносила деньги. Будь все иначе – на кухне точно поднялся бы бунт. Им было трудно – поварам. Потому что сейчас от них требовалось нечто большее, чем безукоснительно следовать рецептам от шефа Богосавеца. Надо было включать фантазию, импровизировать на ходу – а это удавалось не каждому. Ринат страшно психовал, когда испортил карпаччо из говяжьей вырезки, в которое добавил пряности на свое усмотрение, потому что Богосавец в тот момент был занят в зале. Петар стал особенно молчаливым и пробовал готовые блюда с некоторой опаской, больше и тщательнее, чем раньше. А Йован перед каждой нашей поездкой на рынок взял за обыкновение молиться. Я уже немного понимала сербский и однажды разобрала, что Йован просит «послать нормального лосося, а не всю эту дерьмовую рыбу за сто динаров».
Я нервничала, ожидая, что ребята сорвутся с минуты на минуту, и только Богосавец сохранял спокойствие. Каждый заказной обед он встречал клиентов ослепительной улыбкой, в белоснежной рубашке, красивый, уверенный в себе. Он мог просто стоять и дышать, а люди тянулись к нему, чувствуя эту самую уверенность. И я тоже тянулась, и все повара. Потому что мы все знали, мы верили – пока шеф говорит, что всё хорошо, то всё и в самом деле будет хорошо.
