355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Наш Современник Журнал » Журнал Наш Современник №2 (2004) » Текст книги (страница 14)
Журнал Наш Современник №2 (2004)
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 02:28

Текст книги "Журнал Наш Современник №2 (2004)"


Автор книги: Наш Современник Журнал


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Ксения Мяло • Пейзаж перед битвой (Наш современник N2 2004)

Ксения Мяло

Пейзаж перед битвой

Поражение СПС и “Яблока” на думских выборах 2003 года, в сочетании с сенсационным дебютом блока “Родина”, возбудило в тех достаточно размытых кругах политической и околополитической общественности, которые – по традиции, идущей с конца 80-х годов, – всё ещё принято именовать патриотическими, странную и, строго говоря, преждевременную эйфорию. По-человечески понятное в первые дни, это чувство грозит серьёзными аберрациями восприятия нового расклада политических сил, когда на зыбком его основании делаются поспешные умозаключения о “русской думе” и едва ли не поднимаются тосты в честь “русской победы”.

Между тем первое, что бросается в глаза при более внимательном рассмотрении очертаний ландшафта, проступающих по мере того, как рассеиваются театральные клубы дыма над очередным супершоу, именуемым выборами, – это как раз то, что именно впечатляющий успех “Родины”, в сочетании с не менее впечатляющей неудачей КПРФ1, знаменует распад и конец просуществовавшей почти 12 лет объединённой патриотической оппозиции. В разное время она носила разные имена (а первым из них было ФНС), однако суть всего феномена, прошедшего через достаточно суровые испытания, выстоявшего в атмосфере жестокой травли “красно-коричневых” и неуклонно расширявшего поле своего влияния, составляло объединение “красных” и “белых” патриотов. Союз их, изначально насыщенный внутренними противоречиями и несовместимыми взглядами на то, как следует “обустроить Россию” по одолении общего врага – мимикрировавшей под демократию криминальной антинациональной олигархии, выдержал и беспрецедентное давление отечественных СМИ, откровенно поддержанных с Запада, и расстрел парламента, поддержанный оттуда же. И тем, кто покуда не забыл совсем ещё недавние времена, вряд ли стоит напоминать, что чем грубее и разнузданнее становилось давление на национальные силы, шельмуемые как “фашистские”, тем больше в разношёрстной оппозиции отходил на второй план вопрос о её внутренних противоречиях и разногласиях. Какое-либо обсуждение их считалось в патриотических кругах чуть ли не дурным тоном, а все попытки такого рода с порога отметались как проявления пустой и вредной вздорности.

Хорошо известно, однако, что загоняемые вглубь, не выявляемые, не высветляемые противоречия имеют опасную тенденцию, накапливаясь, обретать взрывную силу и тогда – идёт ли речь о чисто человеческих или политических союзах – обваливать всю систему сложившихся отношений, как только для этого наступает подходящий момент.

*   *   *

Такой момент, такой “час Ч” для объединённой патриотической оппозиции наступил, собственно, уже с приходом к власти В. В. Путина. Достаточно просмотреть сегодня номера ведущих патриотических изданий за 1999—2000 гг., чтобы поразиться разнобою оценок – а также и тому, как велик уже тогда был, притом даже и для тех, кто сегодня истощает русскую бранную лексику, свидетельствуя действующему президенту РФ своё омерзение, соблазн усмотреть в возвышении Путина доказательство очередной “русской победы”. А ведь причина всех этих скороспелых надежд лежала на поверхности и была до смешного элементарной: всего-навсего перемена языка власти. С приходом Путина державно-патриотическая риторика (к которой, чуя перемену воздуха, пытался – впрочем, безуспешно – прибегать уже и Ельцин в последние года полтора своего президентства) демонстративно потеснила уже непереносимые для немалой части общества глумливые рассуждения о патриотизме как чувстве, будто бы “присущем и кошкам”, о едва ли не непристойности самих слов “родина” и “отечество”, наконец, низвержение и осмеяние всех когда-либо бывших – и “красных”, и “белых” – побед и свершений России.

И вот тут-то и обнаружилось, что единство красно-белого блока держалось в основном силой “против”, а не силой “за”, что смётан он на живую нитку и что к линиям напряжения достаточно лишь прикоснуться политтехнологической бритвой, дабы швы разошлись. Судя по всему, операция была проведена умело, и, как оказалось, для многих представителей “белой” части объединенной патриотической оппозиции этой малости – перемены риторики без перемены сути режима – едва ли не достаточно. И что, более того, сходясь с либерал-демократами в общей негативной оценке всего советского периода отечественной истории и даже углубляя эту оценку в недоступной нашим доморощенным демократам религиозно-философской перспективе (когда Октябрьская революция и всё последовавшее за ней описывается как грехопадение, апофеоз апостасии, т. е. богоотступничества), они хотели бы вывести из-под града ударов и оскорблений лишь искренне ими любимую дореволюционную Россию. Для наиболее патриотичных – но далеко не для всех “белых” – ценностью в советском наследии обладает разве что часть, связанная с Великой Отечественной войной (и то – в причудливом сочетании с реверансами в сторону коллаборанта генерала Краснова и двух его русских дивизий Waffen SS), и черты преемства внешней политики СССР по отношению к Российской империи. Тема социальных достижений советского времени даже не обсуждается, да и сама идеология социального равенства, например Н. Нарочницкой, несомненно, самым сильным и ярким представителем правой части блока “Родина”, оценивается, в сущности, как одно из проявлений всё того же духа апостасии. Такой взгляд, не имея ничего общего не только с коммунизмом или советским социализмом, но даже и с самым умеренным социал-демократизмом, наследует скорее линии Жозефа де Местра, Льва Тихомирова и даже, в принципиальном неприятии самой идеи социального равенства как отрицания установленной свыше сословной иерархии, барона Юлиуса Эволы. По-своему красноречивы, хотя, разумеется, не столь глубоко и выстроенно проработаны, и заявления Дмитрия Рагозина о категорическом нежелании быть в “коммунистической конюшне”. Разумеется, это язык разрыва, а не партнёрства, пусть даже и ограниченного всевозможными “но”. А потому оставим на совести журналистов, видимо, совсем не ориентирующихся в теме, поспешную оценку “Родины” как лево центристского блока. С не меньшими, а пожалуй что и с большими основаниями он может также претендовать на звание блока право центристского; по крайней мере, правая составляющая в классическом, а не извращённом, как в случае с СПС, виде проработана в “Родине” несравненно лучше, нежели левая.

И в этой своей части блок не только не угрожает основам сложившегося в РФ, в итоге безудержного разграбления общенационального достояния и личных сбережений граждан, нового социально-экономического уклада, но может, даже и вопреки своей воле, весьма посодействовать его своеобразному “отмыванию” и декоративному “обрусению”, наделив его респектабельно-консервативным и по видимости патриотичным оперением. Не скрою, что подобная перспектива представляется мне глубоко отталкивающей, а опасность – вполне реальной. Это-то и побуждает меня, независимо от былых личных отношений с теми или иными членами “Родины”, уже сегодня указать на неё. Ибо “Платон мне друг, но истина дороже”, и слишком много драгоценного времени было и без того потрачено на игры в псевдоединство.

*   *   *

Только по инерции и по признаку ряда имён в списке членов фракции можно на сегодня говорить и об оппозиционности “Родины” вообще. Ведь количество сделанных её лидерами заверений в полнейшей лояльности по отношению к президенту уже зашкаливает и близко к пересечению черты, за которой начинается комическое. Но если “Родина” в оппозиции не к президенту – я имею в виду, конечно, не к нему лично, а к проводимому им курсу, – то к чему же и к кому же? К нескольким олигархам? Полноте, вопрос слишком серьёзен, а то, что Путин, как выразился недавно один из экспертов Фонда Карнеги, “продвигает именно программу либералов, курс на Запад, а в экономике – либеральные реформы”, по сути, никем не оспаривается. Да к тому же регулярно и прямо подтверждается устами самого президента – и вряд ли лишь в целях проведения “хитрого манёвра” перед Западом, как полагают слишком уж наивные. Добавлю только, что делает он это, во многом благодаря как раз новой риторике, успешнее, нежели либералы первой волны, и встречая – пока! – меньше сопротивления внутри страны.

Но это именно пока – например, до вступления в ВТО, которое, по мнению ряда весьма компетентных экспертов, может для миллионов людей обернуться уже не просто бедностью, а настоящей нищетой. Или до полномасштабного разворачивания реформы ЖКХ. Сохранит ли “Родина” и тогда свою безусловную лояльность по отношению к президенту? А как поведёт она себя, если реальностью станут озвучиваемые вполне официальными лицами проекты ликвидации социальной медицины даже в том её урезанном виде, в каком она ещё влачит жалкое существование сегодня? Всеми этими вопросами лучше задаваться с опережением, нежели с опозданием – ибо есть веские основания полагать, что второй президентский срок Путина окажется ещё более либерально-жёстким, нежели первый. И благоприятная ситуация для проведения такого курса создана не в последнюю очередь как раз тем, что на какое-то, пока неопределённое, время политически “бесхозным” остался традиционно ориентированный на КПРФ социально-протестный электорат. Несомненно, им будут пытаться манипулировать самые разные политические силы, но, похоже, главным манипулятором выступит – и уже выступает – сам Кремль, вдруг активно заговоривший о проблеме бедности в стране. Совещание в Торгово-промышленной палате 23 декабря и прозвучавшее на нём выступление президента Путина я и оцениваю именно как манёвр, целью своей имеющий перевести стрелки с необходимости изменения общей стратегии реформ на “перевоспитание предпринимателя” как главный способ решения проблемы, замалчивать которую далее не представляется возможным.

Однако с бедностью и социальной поляризацией тех масштабов, которых они ныне достигли в России, никто и нигде не справлялся одними лишь средствами благотворительности, да и сама такая постановка вопроса, по меньшей мере, нелепа и унизительна в начале XXI века. Ибо уже век ХХ-й твёрдо усвоил – и вклад СССР в это поистине неоценим, – что решение таких проблем есть задача прежде всего государства, обязанного проводить соответствующую социальную политику. Между тем многие ли заметили каплю дёгтя в бочке “благотворительного” мёда – удивительное заявление в речи президента в Торгово-промышленной палате о необходимости ограничить опережающий рост доходов населения? Это что, в порядке борьбы с бедностью? И уж не такое ли “ноу-хау” призван обеспечивать бюджет 2004 года с урезанными в нём социальными расходами и не предусматривающий индексаций? Он, правда, принят прежним, уже покинувшим авансцену составом Думы – правда, далеко не всей труппой. Но разве не ясно, что в совокупности вектор обозначен достаточно чётко и что главные битвы ещё впереди!

Хотелось бы, конечно, надеяться, что “Родина”, с которой так много людей связало свои ожидания, сумеет достойно принять вызов. Но, в общем, достаточно хорошо представляя себе многих депутатов из этой фракции, рискну предположить, что социальная чуткость не будет самой сильной их стороной и что в этом плане президенту Путину не придётся опасаться каких-либо серьёзных демаршей. Особенно в том случае, если будет найдено компромиссное, достаточно мягкое для “элиты” решение по вопросу о перераспределении природной ренты, – а ряд признаков указывает на возможность такого компромисса.

*   *   *

Иначе обстоит дело с внешнеполитическим курсом Путина, который совсем недавно был точно описан сочувствующим ему Александром Раром2 как в целом прозападный и готовый и дальше идти на серьёзные геополитические уступки во имя “полноценной интеграции в мировую экономическую систему” и – добавлю – пресловутого “стратегического партнёрства в борьбе с международным терроризмом”. Хотя это “партнёрство” зримым образом выразилось пока в закреплении американцев на территории Средней Азии, где они – это подчёркивает и Рар – расширяют, а отнюдь не свёртывают своё присутствие, да в третьем витке расширения НАТО и широкомасштабной передислокации американских вооружённых сил в Европе, вплотную приближающей их к нынешним границам России. Вообще, список геополитических уступок, сделанных Путиным, уже едва ли не затмевает ельцинский, а на подходе окончательная сдача Приднестровья, дальнейшее ослабление позиций России на Чёрном море и в Закавказье, нарастающая нестабильность на Северном Кавказе. Между тем в предыдущий период своей деятельности такие члены депутатской фракции “Родина”, как С. Бабурин, Н. Нарочницкая, Н. Павлов, в какой-то мере и Д. Рагозин, зарекомендовали себя как решительные противники подобного курса, причём некоторые из них понесли при этом чувствительный ущерб для своей политической карьеры. Иными словами, в данном случае, в отличие от не слишком проработанной и не “лежащей на сердце” социальной программы, речь идёт – или, во всяком случае, шла до сих пор – о твёрдых многолетних убеждениях. К тому же не просто декларируемых, но сопровождаемых серьёзными и основательными разработками по каждой из обозначенных и обостряющихся внешнеполитических проблем. Однако разработки эти – а иные из них мне известны не понаслышке – до тех пор, пока оплачиваемый геополитическими уступками России курс на “вхождение” и “партнёрство” проводился Б. Ельциным, исходили из аксиомы абсолютного неприятия его основных принципов и с полным правом могли называться оппозиционными. Как собирается “Родина” совместить их со своей твёрдой пропрезидентской лояльностью, для меня лично пока остаётся загадкой. Ясно, однако, что репутация твёрдых государственников, пришествие которых в Думу внушает некоторые опасения А. Рару3, будет испытываться прежде всего на этом оселке. Развитие же событий по одной лишь Балто-Черноморской дуге позволяет предположить, что ожидать первых результатов такого испытания придётся не слишком долго.

1 Анализ причин этой неудачи, а честнее сказать – поражения (ибо только так можно назвать потерю за короткий срок половины электората) первыми должны были бы проделать лидеры самой КПРФ, которые, к сожалению, пока почему-то занялись совершенно другим – подсчитыванием недостающих СПС и “Яблоку” процентов для прохождения в Думу. Странная затея – как если бы и впрямь именно этим хотели подсластить пилюлю для своего разочарованного электората!

Впрочем, о том, что я считала ошибками и просчётами КПРФ, которые, накапливаясь, могут привести к серьёзному срыву, я достаточно говорила и писала тогда, когда компартия была “на коне”, а сейчас, в момент её поражения, вовсе не собираюсь развивать эту тему. Скажу только, что главной причиной его, разумеется, стала вовсе не кампания в СМИ, сколь бы разнузданной она ни была. Ибо она бывала и более разнузданной (вспомните плакаты “Купи еды в последний раз!” на избирательных участках в 1996 г., газетёнку “Не дай Бог!” и многое в том же роде), а “красный” электорат давно показал свою невосприимчивость и устойчивость к подобным грязным приёмам воздействия. Дело, стало быть, в чём-то другом, о чём, повторяю, хотелось бы услышать прежде всего от самих руководителей КПРФ.

2 Александр Рар – директор программы России и стран СНГ Германского совета по внешней политике.

3 Интересно, как бы отнеслись германские политики, да и просто граждане, если бы Россия с такой же степенью откровенности выражала желание видеть у государственного руля европейских стран анти государственников? И как бы отнеслись к этому в США? Вопрос риторический...

Валерий Хайрюзов • У России есть ещё ресурс (Наш современник N2 2004)

Валерий ХАЙРЮЗОВ

У РОССИИ ЕСТЬ ЕЩЕ РЕСУРС

В Новый Уренгой я прилетел летом. Едва я ступил на подъехавший к самолету трап, как в лицо пахнул горячий воздух, и если бы я не знал, что город находится на Крайнем Севере, то вполне можно было бы предположить, что самолет прилетел куда-то в пески Средней Азии. Из своего прошлого лётного опыта, который приобретался на северных трассах, я знал, что здесь летом иногда бывают дни, когда температура воздуха поднимается под тридцать градусов и все живое, кроме комаров, ищет тень. Но подобная аномалия чем-то сродни высокой температуре у больного, она всегда – предвестник холодного фронта. Он мчится по тундре, как курьерский поезд, приносит привычный для этих краев холод, и короткое недавнее тепло кажется сном. Еще Уренгой поразил меня песком. Он был везде: на подоконниках, столах, коридорах, в карманах курток. Местные в шутку называют эти места северной Сахарой и с улыбкой утверждают, что если бы здесь, на севере Тюменской области, закончился газ, то уренгойцы вполне могли бы поставлять на мировые рынки песок. Или холод, поскольку того и другого здесь с избытком. Что верно, то верно: заполярный песок отменного качества, не хуже, чем в Анапе или на пляжах Капокабаны. Старожилы рассказывают, что раньше его вместо балласта загружали в грузовые самолеты, улетающие в Москву, и там отвозили на детские площадки.

Песок и холод, объединившись, делают все, чтобы жизнь здесь, у Полярного круга, была невыносимой. И на первый взгляд непонятно, зачем и для чего здесь, посреди холодной, точно раскатанной гигантским катком тундры, разместился город с населением в сотню тысяч человек. Но причина есть – это крупнейшее в мире Уренгойское газоконденсатное месторождение. Сюда с первым десантом, с первыми разведчиками недр пришла авиация и долгие годы была практически единственным видом транспорта. В дальнейшем, на всех этапах развития Ямала, во всех его делах и начинаниях среди первопроходцев всегда были авиаторы, и можно без преувеличения сказать, что путь к подземным богатствам Ямала лежал через небо.

Само рождение Уренгоя начинается с посадки вертолета на выбранную с воздуха площадку. Произошло это в середине семидесятых годов. В короткие сроки была сооружена грунтовая полоса, на которую стали садиться самолеты с техникой, строительными материалами. Так на карте появился аэропорт Ягельное. И сюда со всех концов страны начали прилетать люди. И, как говорил поэт, народ здесь собрался сборный, но отборный. Был накоплен уникальный опыт работы в экстремальных условиях. Бурили скважины, прокладывали трубопроводы, линии электропередач, строили насосные и перекачивающие станции, днем и ночью в пятидесятиградусные морозы поднимались в воздух самолеты и вертолеты. Все, что сделано за эти годы, сегодня нельзя и представить. Но вот с летящего вертолета увидеть кое-что можно.

Мне выпала честь слетать на буровые с известным всем газовикам и жителям тюменского Заполярья вертолетчиком Геннадием Утвой.

– Доброе утва, – привычно обыгрывая свою фамилию, с улыбкой приветствовал он меня утром в кабинете командира Уренгойского авиапредприятия Владимира Федорова. – Вот что, давай полетели со мной. Из этого кабинета ничего не увидишь. Рейс короткий: час туда, час обратно. На буровые надо воду завезти и забрать сменную бригаду. Заодно посмотришь нашу работу.

Через час мы уже летели на буровую. Погода, как говорится, была на пределе. Вертолетчики заняли безопасную высоту, и полет шел по приборам.

– Здесь местность ровная, но торчат вышки. Лучше пройдем на безопасной высоте. У вертолета, конечно, есть свои особенности, – говорит Геннадий. – В полете за ручку надо держаться так, точно несешь в руках голубя. Чуть нажал сильнее – придавил. Разжал руки – он вылетел. Движения тоньше, чем на самолете.

Всегда интересно наблюдать работу профессионалов. После посадки быстро, без лишних слов и суеты выгружают бачки с водой, на их место загружают оборудование. От посадки до взлета проходит всего лишь пять минут. И снова мы в воздухе. Сверху хорошо видны трубопроводы, компрессорные станции, дороги, линии электропередач. Твердой, привычной взгляду земли здесь почти нет. Кругом озера, болота, крохотные речушки. И вышки – их так много, точно работающим и живущим здесь людям надоел унылый пейзаж и они решили высадить их вместо елок. Показывая на усыпанные белыми цветами поляны, Утва сказал, что это цветет морошка. Неожиданно мы увидели летящих параллельным курсом лебедей. Они летели чуть ниже и почти не уступали нам в скорости.

– Вот ради этого стоило приехать сюда и посмотреть, как живут и летают эти прекрасные птицы, – сказал Утва.

Как и обещал Утва, через час, взяв на борт бригаду буровиков, мы вылетели обратно. Но сели не в аэропорту, а на запасную площадку неподалеку от Нового Уренгоя. Ожидая погоду, знаменитый вертолетчик начал делиться своими наблюдениями за повадками животных, которых приходилось видеть из кабины.

– Как-то сразу же после взлета мы увидели зайца, – поглядывая в сторону надвигающихся на город низких облаков, начал рассказывать он. – Я прижал вертолет к земле, а он от нас дал деру. Бежал, бежал и, чувствуя, что ему не убежать, нашел торчащий пенек, заскочил за него и, как ребенок, спрятал мордочку. Даже глаза свел в одну точку. И это ничего, что бока и ноги торчат в разные стороны, ему казалось, что он наконец-то спрятался от нас.

– И медведь точно так же поступает, – поддержал командира бортмеханик. – Бежит от вертолета до ближайшего болота, залезет туда и морду лапой прикроет. Вообще, забавные случаи бывают. Однажды Валентин Петров должен был вагончик отвезти. А он намок и стал тяжелым. Петров попросил, чтобы этот вагончик затащили на бугор. Поднял он его в воздух. Пока летели, вагончик крутился на подвеске. Прилетели, открыли дверь. Смотрят, на полу мышь. Ее так закрутило, что она, бедная, встать не может. Поднимет голову и уронит. Затем, собрав все силы, поднялась, как заяц, на задние лапки и снова упала на бок.

Петров посмотрел на нее и говорит:

– Ну ты, милая, извини. По-иному я тебя привезти не мог.

Пока бортмеханик рассказывал, Утва вышел на связь с диспетчером и, едва сдерживаясь в выражениях, передал “привет” метеослужбе.

– Передайте Зине, что за те десять метров, которые она дала ниже минимума, я прилечу и закручу ее, как мышку. А ее любимую кошку съем, – пригрозил он и, улыбнувшись, выключил радиостанцию.

Вызволил нас с запасной площадки командир объединенного авиаотряда Владимир Тимофеевич Федоров.

Уренгойский командир молод и красив той мужской красотой, которая бывает у сильных и здоровых людей. Общаться с ним легко, ему нравятся новые люди, разговоры про авиацию. Заметно, что Федоров любит острое словцо и нередко пользуется им. Чуть позже я узнал, что он увлекается фотографией и, надо сказать, делает это профессионально. Те снимки, которые мне довелось увидеть, говорили, что в душе он художник, который очень тонко и точно видит и чувствует природу. Кроме того, он любит во время отпуска пускаться в далекие и небезопасные путешествия по северным рекам, отыскивая бивни мамонтов. И потом с тонким юмором рассказывает о тундре, охоте, об обычаях проживающих в этих краях ненцев. Федоров влюблен в авиацию, и это чувствуется во всем, что он говорит и делает.

В Новый Уренгой (тогда это место называлось аэродром Ягельное) Владимир Федоров прилетел в начале марта 1980 года после окончания Киевского института инженеров гражданской авиации. В Киеве он оставил весну, а здесь, у Полярного круга, только что закончилась полярная ночь и солнце робко, на пару часов, появлялось у горизонта. В штабе у Федорова приняли документы и отправили в одно из общежитий, где жили буровики, шоферы, строители – все, кто подался на севера за длинным рублем.

На попутной машине через снежные заносы Владимир добрался до общежития. Зашел в помещение, увидел ряд коек и сидящего в спецовке подвыпившего мужика. Узнав, что ему нужно, мужик кивнул в сторону стоящей у стены кровати:

– Вчерась Колька повесился, будешь на его койке спать, – как о чем-то будничном, сказал он. – В этой шараге других свободных мест нет.

Ночью Владимир долго ворочался, пытаясь уснуть. Еще несколько дней назад он совсем иначе представлял себе свою дальнейшую жизнь. Хотя в прошлой судьба его тоже не баловала. Родился Володя в селе Стойба Амурской области. Отец у него был водителем-дальнобойщиком. Мать, механик-автомобилист, работала, как тогда говорили, завгаром. В семье было шестеро детей – четыре сестры и два брата. После окончания школы в 1974 году вместе со своим дружком Федоров поступил в Киевский институт инженеров гражданской авиации. На втором курсе женился на киевлянке Тане. Перед окончанием института приехал представитель из Тюмени. Рассказывал о заманчивых перспективах для молодых. Семьдесят человек, в том числе и Федоров, изъявили желание поехать в Тюмень. Прилетел в Тюмень и попросил, чтобы его отправили работать на мыс Каменный. Но там не было мест. В управлении кадров ему предложили Ягельное. И он решил съездить и посмотреть, что это такое.

Но смотреть там, собственно, было нечего. В ту пору весь аэропорт состоял из 5—6 балков да переделанного из сарая и похожего на барак с вышкой для диспетчеров здания аэровокзала. На весь аэропорт был один Ми-8, на котором летал Геннадий Утва. Начальником АТБ был в ту пору Анатолий Анатольевич Мироненко. Вспоминая то время, Федоров смеется, говорит: вот было время, песцов от крыльца разгоняли ногами.

Познакомившись с молодым специалистом, Мироненко выдал Федорову стажировочный лист. Он спросил, как его заполняют. В ответ тот лишь улыбнулся и сказал: сам поймешь. И с того дня началась работа. В аэропорт приходили сотни радиограмм. В основном нужны были запчасти. А тут даже за ключом для затяжки гаек надо было лететь почти за двести километров в Надым. Это позже, прилетая за очередным вертолетом на завод, Федоров правдами и неправдами старался раздобыть для своей бригады, цеха, АТБ комплект инструментов, без которых, как известно, как без рук.

Запомнилась первая зарплата. Получил Федоров двести сорок рублей. Пришел в общежитие, начал считать. У соседа – шофера – тоже была получка. Он поинтересовался, сколько “отвалили” летчику. Узнав сумму, достал из пакета пачку десяток, пятерок и ещё какую-то мелочь – под две тысячи рублей.

– Вот надо сколько получать, – сказал шофер. – А ты шесть лет в институте штаны протирал.

Не думал и не гадал Владимир Тимофеевич Федоров, что со временем ему будет доверено возглавить Федеральное государственное унитарное авиационное предприятие “Новоуренгойский объединенный авиаотряд”.

Вместе с ним здесь росли и набирались опыта специалисты, которые, как и он, не предполагали, что судьба сведет их здесь, в Новом Уренгое. Получилось так, что собранные почти со всей страны вертолетчики и инженеры, метеорологи и радисты, управленцы воздушным движением и врачи, шоферы и строители, врачи и повара со временем сплотились в единую команду, которой посильны многие задачи. Это первый заместитель генерального директора Сергей Викторович Скворцов, начальник АТБ Анатолий Михеев, начальник управления воздушным движением Газим Галимуллин, главный инженер авиапредприятия Юрий Кострулин, который перевелся в Новый Уренгой из Певека, – профессионал и умница, прекрасный рассказчик. Это заместитель командира ОАО Юрий Волков, помощник генерального директора по социально-бытовым вопросам Виктор Дулькин. О Викторе Дулькине можно говорить долго. Внимательный, легкий на подъем человек. Все привык делать быстро, оперативно. Начальник базы эксплуатации радиотехнического оборудования Александр Силин любит футбол и уже несколько лет является капитаном футбольной команды. А еще всегда рядом был высочайший профессионал летного дела, которого любили и уважали жители Нового Уренгоя, – Сергей Николаевич Мотовилов.

Давно подмечено: чем сложнее условия работы, тем сплоченнее люди. Все наносное, ненужное и бесполезное отбрасывается, отметается как шелуха. Объяснять это необходимой в северных условиях рациональностью и оторванностью от Большой земли было бы не совсем верно. Происходит естественный отбор. Работу здесь делают из месяца в месяц – днем и ночью. А говорить и рассказывать предпочитают о другом. Об охоте, рыбалке, отдыхе на юге. Но когда едешь к Полярному кругу и насколько хватает глаз видишь опоры электропередач, нитки трубопроводов, то начинаешь понимать: без авиации все это сделать было бы невозможно.

Сам Полярный круг обозначен сферическим, сваренным из металла знаком. Федоров решил свозить меня его посмотреть. По дороге говорили о футболе, об охоте на гусей. И о том, что еще совсем недавно, чтобы добраться от Нового Уренгоя до памятного знака, надо было потратить целый день. А иногда и больше. Сами буквы, обозначающие, что здесь проходит семидесятая широта, сварены из огромных металлических гаек. Проезжающие мимо машины останавливаются – кто-то бросает на память монеты, кто-то привязывает галстуки. В Новоуренгойском авиапредприятии умеют не только хорошо работать, но и шутить. Через минуту на одной из перекладин уже висел новенький галстук Дулькина. Незаметно от хозяина, который занимался какими-то делами внутри шара, на железную перекладину галстук повесил Владимир Федоров, сказав, что это жертва полярным богам от всего авиапредприятия. Шутка была по достоинству оценена. И конечно же, потом – обязательная фотография на память...

За двадцать с лишним лет, которые прошли со времени создания авиаотряда, северные края кардинально изменились, соответственно претерпела изменения и деятельность предприятия. Созданное для решения задач по освоению Уренгойского газоконденсатного месторождения, теперь оно в основном обслуживает пассажиров. По объему в структуре доходов это составляет примерно 60 процентов.

Если говорить о пассажирских перевозках, то на сегодняшний день авиаторы поддерживают партнёрские отношения более чем с двадцатью авиакомпаниями. На некоторых особо популярных направлениях работает по нескольку компаний. На московской линии, например, пять. Благодаря жёсткой конкуренции удаётся сдерживать рост тарифов, повышать уровень сервиса на борту самолёта. Улетают из Нового Уренгоя до 200 тысяч человек в год и примерно столько же прибывают.

Вторым основным направлением деятельности, приносящим около 30 процентов дохода; являются авиационные работы. Здесь задействована базовая техника – 19 вертолетов Ми-8. Среди постоянных крупных заказчиков – “Тюменбургаз”, “Уренгойгазпром”, “Ямбурггаздобыча”.

В период кризиса, который переживал нефтегазовый комплекс, наблюдался спад авиационных работ. Если в лучшие времена налет часов составлял 22—24 тыс., то во время спада всего 4200—4500 часов. Сейчас положение стабилизируется.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю