Текст книги "Журнал Наш Современник №11 (2002)"

Автор книги: Наш Современник Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

А в курсе отечественной истории что происходит? К примеру, есть такая тема: “Роль православия в формировании политической культуры российского общества”. Во-первых, почему только в формировании “политической культуры”? А искусство, а духовная культура, а образование, а быт, наконец? Но главное – а что подразумевается под словом “роль”? Положительная? Отрицательная? Или же предполагается, что в дальнейшем авторы программ и учебников будут сами решать и сами оценивать эту самую роль? И как они захотят, так и напишут?

Или – “Историческая преемственность форм государственного устройства России и их сравнение с развитием государственности западного типа”. Опять, во-первых, что это за абракадабра такая – “государственность западного типа”? Там, на этом медом намазанном Западе, что, во все времена была единая государственность? В какой исторический период? И снова, во-вторых, – а что подразумевается под сопоставлением отечественной и западной государственности?

Еще одна тема: “Человек в сословном обществе: российская и европейская специфика. Русская община”. Как авторы стандарта хотят трактовать эти важнейшие для отечественной истории явления? В чью пользу будут приводиться аргументы? Из текста стандарта это неясно. Хотя, как кажется, наоборот, все абсолютно ясно. Ведь дальше следуют темы: “Особенности складывания (стиль! – С. П. ) гражданского общества в России. Истоки российского конституционализма”. Значит, процесс “складывания гражданского общества” – это хорошо, а все остальные политические традиции России – плохо?

Если исходить из того материала, который школьники должны были изучать в предыдущие годы в основной школе, то у них будут сформулированы вполне однозначные ответы на поставленные перед ними в старшей школе проблемы. Школьникам просто придется признать “вторичность” и “периферийность” России, а своеобразие ее исторического пути и культуры – досадным историческим недоразумением.

Откуда у разработчиков Проекта стандарта по истории такое явное неприятие отечественной истории? Ведь даже если они будут настаивать на некой “объективности”, мол, дети должны знать все, ничего от них нельзя скрывать, то почему этот принцип “объективности” не применен к истории западного мира? Или детям ни к чему знать, как “просвещенные” немецкие рыцари физически уничтожили своеобразный и огромный мир балтийских славян? Или события Варфоломеевской ночи во Франции и деяния Марии Кровавой в Англии не должны считаться примерами тирании? А безудержная работорговля и колониальный грабеж разве не были одним из основных истоков становления капитализма в Европе и США, да и вообще всей западной цивилизации? (Кстати, последняя тема в стандарте сформулирована очень толерантно: “Европейская колониальная экспансия – экономика и идеология”.)

И вот здесь пора сказать о “социальном заказе”. В основе Проекта стандарта по истории лежит совершенно четкая методология, диктующая авторам столь своеобразное понимание исторических процессов. В соответствии с этой методологией, история – это совокупность экономических, политических, социальных и духовных процессов, обеспечивающих направленность развития человеческого общества к торжеству “правового государства” и “гражданского общества”, идей “прав и свобод личности”. Именно подобная направленность исторического процесса является, по убеждению сторонников такой методологии, главным и, что важно, единственно положительным, нравственно оправданным вариантом исторического развития. Данная методология была разработана в западноевропейских ученых кабинетах еще в XVIII—XIX веках для оправдания “европоцентристской” модели устройства мира, когда “лучшей” во всей истории человечества признавалась именно “западная цивилизация”, более того, этой цивилизации придавались черты “всеобщности”.

Сторонники подобной методологии еще в XIX столетии считали славян “неисторическим” народом, который европейские просветители должны обязательно “цивилизовать”, а в XX столетии Гитлер воплотил принципы этой методологии в практику. Поэтому с позиций такой методологии история России обязательно будет представляться странным и неоправданным отклонением от всеобщего древа развития человечества, а народы, населяющие Россию, – этакими “нецивилизованными” сообществами. Приверженность к такого рода методологии и диктует столь уничижительное отношение к отечественной истории в Проекте стандарта.

Разработчикам стандарта ясны и причины столь  “кривой дорожки”, по которой на протяжении более тысячи лет двигалась наша страна – своеобразие экономической, политической, духовной, социальной, культурной организации русского общества. А основная из этих причин – православие, избранное нашим народом более тысячи лет назад. Потому вычеркнуты из всемирной истории и Византия, и вообще весь православный Восток. Потому и само православие нагло, безапелляционно вымарано из отечественной истории. И если сегодня невозможно в открытую заявить о “вредности” православия, то получается, что лучше его не изучать вовсе.

Вот он, явный и однозначный “социальный заказ”: наши дети должны признать, что история, культура и “государственность западного типа” – это светлый, безупречный, непогрешимый идеал, с которым не может сравниться убогая, тупая, косная, тираническая, да еще к тому же и православная “российская цивилизация”. Как следствие, наши дети должны отказаться от своей истории и культуры, признать ее несостоятельной и с радостными воплями броситься в объятья просвещенной “западной цивилизации”.

*   *   *

Люди! Ау! Сколько же можно терпеть издевательства, которые называются “школьными реформами”? Что мы делаем с нашими детьми?! Если так дело пойдет и дальше, то скоро они не только собственной истории знать не будут, но и по-русски разучатся говорить! Впрочем, многие из ребят уже сегодня с трудом выражают собственные мысли на родном языке. И это тоже достижение образования последних десяти лет.

А новый Проект стандарта уничтожает теперь и отечественную историю... Конечно, наверное, можно добиться того, чтобы в стандарт по истории России вписали понятия “великий”, “выдающийся”, исправили бы некоторые формулировки. Но как исправить общие порочные методологические подходы и безнравственное отношение к российскому прошлому целого авторского коллектива? И опять же, главное – как добиться того, чтобы отменить поступивший этому авторскому коллективу “социальный заказ”?

Кстати, а кто “заказчик”? Вроде бы таковым должно выступать Правительство России. Но сама модернизация образования и, в частности, разработка Проекта стандарта общего образования осуществлялась, как говорят, на деньги Всемирного банка...

И, может быть, не случайно в Проекте стандарта по обществоведению в области права мы находим исполнение еще одной мечты “великих западных цивилизаторов”? Здесь в завуалированной форме представлен их идеал человеческой личности, которая должна “проживать” на пространствах России: учащимся предлагается “использовать приобретенные знания и умения в практической деятельности и повседневной жизни: для осуществления ролей гражданина, избирателя, налогоплательщика, собственника, работника, потребителя”. Может быть, в самом деле жителю России и не нужно более играть никаких иных ролей? Зачем писать и читать книги? Зачем заниматься творчеством? Зачем стремиться к духовному и нравственному совершенству? Зачем знать собственную историю?

Только тогда стоило бы подкорректировать список указанных качеств “идеальной личности”: его нужно еще сократить и оставить лишь три функциональные роли человека – избиратель, налогоплательщик, потребитель.

Вот тогда мы полностью изменим “менталитет общества”, оправдав надежды и исполнив замыслы американского футуролога Фукуямы, и – ух как заживем!.. В те времена, когда истории не будет...

Андрей Воронцов • Консультанты с копытами (Наш современник N11 2002)

Андрей ВОРОНЦОВ

КОНСУЛЬТАНТЫ С КОПЫТАМИ

(О конкурсе на новые учебники истории России)

Началась эта история с того, что осенью прошлого года премьер-министр М. Касьянов неожиданно подверг резкой критике существующий учебник истории России для старших классов и объявил конкурс на создание нового учебника.

Следует сказать, что в жизни любого государства это событие незаурядное. Сейчас уже мало кто помнит, но именно аналогичный конкурс в середине 30-х годов прошлого века дал не только лучший, по мнению многих специалистов, учебник истории СССР, но и позволил за пять лет до самой страшной войны, которую когда-либо знавало человечество, значительно поднять уровень патриотического воспитания молодежи. Дело в том, что еще в начале 30-х годов в СССР господствовала историческая школа М. Н. Покровского, представители которой крайне негативно относились к дореволюционному прошлому России. Многие страницы учебников, созданных под попечительством Покровского, были отмечены не только примитивным применением метода диалектического материализма в оценке исторических процессов, но и грубой, навязчивой русофобией. Покойный академик Д. С. Лихачев вспоминал, как много времени на уроках посвящалось описанию физических недостатков царей, перечислению их болезней (утверждалось, например, что Петр Первый был болен сифилисом), а из этого делался прямой вывод в духе вульгарной социологии, что, поскольку цари изнутри все прогнили, то и политика у них была гнилой. Идейной русофобией, как водилось в ту пору, дело не ограничивалось. В результате проработочных кампаний, которые проводило Общество историков-марксистов под руководством Покровского, были арестованы ведущие историки “старой школы” – С. В. Бахрушин, Ю. В. Готье, С. Ф. Платонов, Е. В. Тарле и многие другие.

Поворот произошел после сенсационного по тем временам совместного постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 16 мая 1934 года, потребовавшего преподавания в школе не партийной, а гражданской истории. В нем, в частности, говорилось: “Преподавание истории в школах СССР поставлено неудовлетворительно. Учебники и само преподавание носят отвлеченный, схематический характер. Вместо преподавания гражданской истории (выделено в документе.  – А. В. ) в живой занимательной форме с изложением важнейших событий и фактов в их хронологической последовательности, с характеристикой исторических деятелей, учащимся преподносят абстрактные определения общественно-экономических формаций, подменяя, таким образом, связное изложение истории отвлеченными социологическими схемами”. Как ни странно, примерно то же самое сказал в прошлом году о теперешних учебниках истории М. Касьянов.

Объявленный в 30-х годах конкурс на новый учебник истории имел большой резонанс. В нем изъявили желание принять участие известные писатели – например, Михаил Булгаков. В ту пору всем было как-то понятно, что проблема касается не только средней школы: государство, вступавшее в новый период развития, нуждалось в более основательных, чем у школы Покровского, идейных взглядах на историю страны. В сущности, процесс создания нового учебника истории – это и есть разработка той самой общенациональной идеи, о необходимости которой у нас твердят уже столько лет подряд, но пока ровно ничего подходящего не могут придумать. Точнее, идей у представителей разных политических групп хватает, но свидетельство зрелости общества не в том, какие идеи предлагаются взрослым, а на каких идеях воспитываются дети. Им же не споры нужны, а истина, которая вроде бы в спорах должна рождаться.

То, что случилось после выхода нового учебника истории СССР, является прямым подтверждением моего тезиса, что процесс создания подобного труда и есть обязательное условие выработки общенациональной идеи. Вслед за учебником последовала волна патриотических книг, пьес, фильмов и музыкальных произведений, проникнутых уважением к тысячелетнему прошлому России. Многие из них по сей день являются лучшими как с воспитательной, так и с исторической точки зрения, несмотря ни на какой “культ личности”. Взять хотя бы фильм С. Эйзенштейна “Александр Невский”, считающийся одним из самых выдающихся произведений мирового кинематографа. Именно после освобождения Е. В. Тарле создал лучшие свои работы, за которые трижды (!) был награжден Сталинской премией. Всего 5 лет было отпущено стране для воспитания народных масс в патриотическом духе, но и этого оказалось достаточно! В 1941 году, когда идеология Коминтерна (мировая революция как панацея от фашизма) рухнула под натиском завоевавших почти всю Европу гитлеровских дивизий, в советском обществе уже существовала другая идеология, общенародная, позволившая в годину трудных испытаний не утратить присущего нашему народу победного духа.

Почему я привел пример, который иными может быть сочтен не очень удачным (со “сталинским” учебником)? Об этом я хотел бы поговорить под занавес, но кое-что следует пояснить здесь. Если исходить из официально господствующей в нашем обществе после 1991 года идеологии, то гнев Касьянова не очень понятен. Зайдите в магазин “Педагогическая книга”, что в Москве на Кузнецком мосту, и вашему взору предстанет богатый, не то что в сталинские времена, выбор исторических учебников для всех школьных возрастов, с яркими обложками, порой с неплохим методическим и иллюстративным аппаратом. Выбирай!.. Но выбирать, как выясняется, не из чего. Имеется у них один общий недостаток, от которого волком воют и ученики, и преподаватели – для нормального чтения они не пригодны все без исключения. Такая, прости Господи, тягомотина! Искренне сочувствую своему сыну, которому предстоит все это изучать... Даже советские учебники 70-х годов, на которых учился ваш покорный слуга (в принципе, очень скучные), были написаны лучше!

Но этот недостаток (для многих – весьма важный) – не единственный. К сожалению, у нас уже подзабыли о М. Н. Покровском и его школе, а то бы сразу обратили внимание: все учебники, которых, на первый взгляд, так много, написаны как будто его последователями! Только теперь “позитивный” для “покровцев” советский период тоже превратился в “негативный”. Вот и вся разница! Листая одно из этих, с позволения сказать, пособий, я даже подумал: если бы во второй мировой войне победил Гитлер и потребовалось создать учебник истории для оккупационных территорий, то лучшего, чем тот, который я держал в руках, и придумать было бы нельзя! Я далек от мысли, чтобы видеть здесь какой-то “заговор историков”: может быть, просто таков уровень нынешней официальной российской исторической науки, воспринимающей понятия “тоталитаризм” и “российская государственность” как синонимы, а может, сказывается влияние тех, кто уже десять лет подряд “заказывает музыку” на ниве образования – фонда Сороса, например, который, будучи создан международным биржевым дельцом с соответствующими взглядами, вовсе не заинтересован в идейном укреплении бывшего стратегического противника Запада.

И тогда я подумал: а не лучше ли чем, по печально известной русской интеллигентской традиции, без конца рассуждать, как все плохо, самому попробовать сделать хорошо? То есть набраться наглости и принять участие в конкурсе?

Читателям, у которых подобное желание может вызвать удивление или улыбку, поясню: хотя я и не историк (окончил Литературный институт имени Горького), а прозаик, член Союза писателей России, но несколько лет работал заместителем главного редактора исторического журнала, выпустил в свет ряд исторических работ, основанных на исследованиях частных, неопубликованных архивов (что, как известно, особенно ценится в исторической науке). По отзывам специалистов, некоторые из этих материалов позволили по-новому взглянуть на обстоятельства Цусимского сражения и историю гражданской войны. По поводу публикации дневников “красного генерала” А. Е. Снесарева и комментариев к ним мне даже звонили с благодарностью из Центрального архива Российской армии.

Так что в области исторической литературы я не совсем “чайник”, как нынче говорят. К тому же, будучи профессиональным прозаиком, я старался избегать в своих работах тяжеловесного, неудобоваримого, замусоренного терминами стиля, характерного для большинства современных историков. Это качество может не иметь особого значения, а может оказаться едва ли не решающим, как это было, когда профессиональный литератор, реформатор стиля русской прозы Карамзин взялся писать свод истории России. Я, естественно, не Карамзин, но и задача на конкурсе была поставлена куда легче карамзинской (в отличие от конкурса 1934 года) – создать учебник не истории России вообще, а  лишь ХХ века.

Между тем объявление нового конкурса не вызвало, увы, ни в средствах массовой информации, ни в обществе ничего похожего на реакцию, какая была в 1934 году. Спустя несколько месяцев после выступления Касьянова о конкурсе все забыли, а условия его и сроки оставались неясными. Когда, в конце января нынешнего года, я появился в Институте общего образования Минобразования РФ, которому было поручено обеспечивать проведение конкурса, меня с некоторым удивлением спросили, откуда я о нем узнал. Это, действительно, была задачка! Извещение о нем напечатали ме-елким шрифтом, узенькой колоночкой в малопопулярной нынче, к сожалению, “Учительской газете”. Я даже его не с первого раза обнаружил в этой газете.

Прием конкурсных заявок оканчивался 15 марта, но из желающих принять участие я был первым. Я сказал Игорю Владимировичу Суколенову, заведующему лабораторией исторического образования Института, что не мешало бы им для большей активности соискателей продублировать извещение в более тиражном издании, нежели “Учительская газета”, на что он лишь вежливо улыбнулся, из чего я сделал полностью оправдавшийся впоследствии вывод, что те, кому нужно, и так знают.

Я получил на руки Положение о проведении конкурса и ряд других документов, из которых узнал немало интересного. Например,  традиционной уже на конкурсах в других областях науки и культуры демократией здесь и не пахло. Участие частных лиц (потенциальных Татищевых, Карамзиных, Соловьевых, Иловайских) в конкурсе, как и в советские времена, исключалось – допускались только “организации”. Но и среди самих организаций-соискателей настоящей состязательности не подразумевалось! Положение содержало удивительное условие, делающее сам конкурс, в сущности, предприятием чисто формальным: “В состав исполнителей работ по созданию учебников по новейшей истории для общеобразовательных учреждений Российской Федерации могут быть включены представители других организаций (курсив мой. – А. В. ), в количестве, не превышающем 80% общей численности авторского коллектива” (п. 2.3.2). То есть какой-то авторский коллектив побеждает в честной конкурентной борьбе, а ему говорят: очень хорошо, но мы считаем необходимым вас усилить представителями ваших соперников – их не очень много, всего 80 процентов от вашего списочного состава. Среди этой “команды быстрого реагирования”, как сообщало дополнение к пункту 2.3.2 от 1.02. 2002 г., полученное мной по факсу, могут быть “и авторские коллективы... граждан стран СНГ”, то есть не граждане России! Впрочем, тогда я на это дополнение особого внимания не обратил, лишь потом стал догадываться, зачем оно нужно.

Естественно, Положение предусматривало, что если “организация” не захочет принимать подобные условия, не видать ей госконтракта как своих ушей. Кстати, величина его (4000 у. е.) была в 25 раз ниже той несусветной суммы, которую с помпой объявили СМИ после заявления Касьянова – 100000 долларов! Хотя, вполне возможно, что это не слишком высокая цена за хороший учебник, созданный в короткие сроки.

Хорошо известно, что если в “демократической России” буквально соблюдать все “условия”, то и жить не стоит. Нужна организация? Пожалуйста. Я работаю в журнале “Наш современник”, являющемся творческим подразделением Союза писателей России – чем не “организация”? Говорю это без всякой иронии: сотрудниками и авторами журнала являются создатели наиболее значительных историко-философских работ, напечатанных за последнее время: покойный В. В. Кожинов, С. Г. Кара-Мурза, С. Н. Семанов, О. Ф. Платонов, С. Ю. Куняев (взять хотя бы его великолепную работу “Шляхта и мы” из № 5 “Нашего современника” за нынешний год) и многие другие.  Учебников истории нам создавать не доводилось, а вот в учебнике литературы ХХ века, вышедшем в издательстве “Русское слово” в 1999 году, большинство статей принадлежит сотрудникам и авторам “НС”. Если бы перед нами стояла задача написать учебник истории, мы бы ее, не сомневаюсь, с успехом выполнили – творческий и научный потенциал для этого достаточный. Могли бы даже прилично его издать, так как работаем и как издательство, выпускаем книги. Я принес главному редактору все необходимые бумаги, он подписал их.

Еще одно условие – среди авторов должны быть люди с ученой степенью. Поскольку я ее не имею, то ничтоже сумняшеся взял в соавторы свою жену, специалиста по истории Русской Православной Церкви – тем более что знаниями в своей области она мне могла помочь, что называется, не понарошку. Таким образом, формально все условия были мною соблюдены.

Дело оставалось “за малым” – написать концепцию учебника, план-проспект и пробную главу. Темы глав свободно выбирать было нельзя, они определялись конкурсной комиссией. Для учебника по новейшей отечественной истории 9 класса основной общеобразовательной школы, который я выбрал, тема звучала так: “Россия в начале ХХ века. Основные направления модернизации (1900—1916 гг.)”. Подобная “заданность” сразу же создала определенные проблемы. Всякому человеку, мало-мальски знакомому с историей России, известно, что никакой единой модернизации в указанный период не проводилось: преобразования прямо зависели от того, кто стоял во главе правительства и какие резкие исторические катаклизмы им предшествовали –  русско-японская война, например, революция 1905—1907 гг., первая мировая война, а эти эпохальные события, в свою очередь, требовали последовательного изложения. Отдельная же глава на такую многоплановую тему будет пустой, вырванной из живой ткани истории говорильней, которой хватает в нынешних учебниках. Если же писать последовательно, то получится не глава, а без малого четверть учебника. Пришлось выбрать нечто среднее: написать цельную главу, конец которой приходился на окончание русско-японской войны, а отдельно дать фрагменты двух других глав, посвященных политическим преобразованиям после манифеста 17 октября 1905 года и столыпинским реформам.

Как я уже говорил, для полноты восприятия учебник был задуман мной как единое повествование, которое было бы интересно читать и помимо учебного процесса. Но видел в этом не только стилистический прием, но и способ композиционно показать, что новейшая история России, несмотря на все противоречия, – единый процесс. В ней не было разрозненных событий и фактов: все они, как правило, взаимосвязаны, просто эта связь не всегда очевидна. Что же составляет ее суть?

Природа человека устроена так, что он всегда стремится к лучшему. Даже отступая с этого пути, он неизменно вынужден возвращаться на него, иначе род человеческий давно бы прервался. В истории каждого народа, какие бы сложные периоды он ни переживал, преобладает здоровое, доброе начало как отражение лучших чаяний миллионов людей. Задача, которую я возлагал на учебник, – выявить, показать вектор этих устремлений. История, разделяемая на периоды до и после 1917 г., до и после 1991-го, – это история расколотого народа, а между тем все наши достижения связаны с преодолением разрыва между прошлым и будущим. Убедительной иллюстрацией этого было, к примеру, возвращение во время Великой Отечественной войны формы старой русской армии, учреждение орденов Александра Невского и Дмитрия Донского, объявленных после революции чуть ли не врагами народа.

Однако легче поведать о своих благих намерениях, чем на деле воплотить их в жизнь. Как, например, донести до учащихся объективный, взвешенный взгляд на столыпинскую земельную реформу, если до сих пор этого никто не делал? В советское время в официальной исторической науке преобладал исключительно критический подход к Столыпину, сейчас, напротив, – совершенно некритичный. Третьего пока не дано. В этом я лишний раз убедился, слушая абсолютно противоположные по оценкам выступления на юбилейном торжестве в честь 140-летия Столыпина, состоявшемся 15 апреля нынешнего года в Зале Церковных Соборов храма Христа Спасителя. А ведь осмыслять итоги столыпинской реформы в контексте единого исторического процесса нужно именно сейчас, когда земельный вопрос, похоже, решается без всестороннего изучения богатого опыта начала ХХ века. К тому времени я уже написал параграф о земельной реформе 9 ноября 1906 г. и ее итогах и, слушая выступавших на столыпинских торжествах, понял, что нахожусь на правильном пути, потому что сделал свои выводы, исходя исключительно из экономических и исторических фактов, а не отвлеченных теоретических схем.

Этот фрагмент я прилагаю к своей статье. Его можно было бы напечатать в этом или одном из следующих номеров – не только в качестве иллюстрации к данной статье, но и в качестве приглашения к дискуссии на тему об исторической перспективности реформ по столыпинскому образцу (если, конечно, отдел публицистики сочтет это целесообразным).

Как ни странно, но среди сдавших конкурсные материалы я снова оказался первым, хотя уже было ясно, что моими конкурентами являлись не энтузиасты вроде меня, а целые академические институты и педагогические издательства. Узнать, какие именно, мне не удалось по отмеченной уже уникальной закрытости конкурса. В Положении было указано, что “вскрытие заявок производится в присутствии членов конкурсной комиссии и организаций, подавших заявки на конкурс (по их желанию)”. Когда 15 марта в 14.00 я явился с этой целью в Институт общего образования, мне было вежливо сказано, что непосредственно авторы проектов к процедуре вскрытия заявок не допускаются (почему?), только их представители. Эта норма не только не была обговорена в Положении, но меня, как соискателя, не предупредили о ней хотя бы за день, а то бы, конечно, я нашел вместо себя “представителя”.

Несмотря на приложенную к документам пустую открытку, которой должны были известить меня об итогах конкурса, ответа я долго не получал. Когда же, наконец, позвонил сам, то узнал, что моя работа конкурс не прошла, и что я могу, если пожелаю, получить рецензии на нее. Ну что ж – не прошла, так не прошла, стало быть, есть проекты лучше. Главное, что я занял в этом деле активную позицию, не ограничился привычным брюзжанием и свой гражданский долг, как я его понимаю, выполнил. Я мог теперь смело говорить знакомым профессиональным историкам, жалующимся, что в одиночку приличный учебник истории создать невозможно: “Нет, возможно! Я, любитель, попробовал в одиночку и, во всяком случае, был допущен к конкурсу, первым из всех соискателей, а вы, профессионалы, если бы действовали в таком духе, имели бы, вполне вероятно, возможность победить!” Я вообще убежден, что если бы каждый из нас пытался делать что-то сверх своих возможностей или просто то, на что он способен, но на сто процентов, Россия без особого напряжения своих сил была бы одной из самых могучих и процветающих держав мира.

Я отправился в Институт общего образования и забрал ксерокопии рецензий и экспертного заключения. Все они были, по условиям конкурса, анонимными. Читать на месте я их не стал, чтобы ознакомиться не торопясь дома. И. В. Суколенов сказал мне любезно, что, хотя мой проект и не прошел конкурс, я вполне могу направить его в Федеральный экспертный совет Министерства образования, получить “добро” на его издание в качестве учебного пособия, альтернативного официальному. Я поблагодарил и распрощался: предложение заманчивое, что и говорить, да только учебника как такового у меня еще не было, лишь проект да  две с половиной главы... Его надо было еще написать, причем без всяких гарантий на положительное заключение ФЭС и без финансовой поддержки, пусть и скромной.

Дома я прочитал рецензии и оторопел. Несмотря на то, что одна из них была в целом положительная, другая – в целом отрицательная, а экспертное заключение, написанное безграмотно, я бы сказал, даже не по-русски, с чудовищными грамматическими ошибками и опечатками, – сплошь отрицательное, не надо было даже обладать особым умением читать между строк, чтобы понять, что моя работа, сделанная в одиночку в соперничестве с 25 серьезными научными коллективами, была одна из самых лучших среди представленных и ее вывели за черту конкурса только потому, что анонимную конкурсную комиссию не устраивал ее оптимистический и державный настрой.

Факт отклонения рукописи – для литератора дело привычное, особенно в нынешнюю пору, когда хозяева изданий имеют разные политические и эстетические взгляды. Жаловаться в подобных условиях “граду и миру” на то, что не принимают твою работу, смешно – нужно искать близкого тебе по воззрениям издателя, вот и все. Но в данном случае речь шла не о частном издателе, а о государстве, которое, как четко было сказано Касьяновым, не устраивали нынешние учебники не только из-за их нечитабельности, но из-за мировоззренческой, концептуальной невнятности. Государство объявило конкурс на принципиально новые учебники, впервые, пожалуй, за десять лет выдвинув условие, что они должны “способствовать воспитанию патриотизма, гражданственности, общенационального сознания, исторического оптимизма, уважения к историческому и культурному наследию народов России и всего мира” (п. 2.2.6. Положения). Я на своем примере имею уникальную возможность рассказать, по каким принципам на самом деле проходил отбор. Это не просто эпизод моей творческой биографии, это факт общественного значения, ибо он содержит ответ на вопрос, заданный чиновникам Минобраза в прошлом году Касьяновым: почему у нас нет приличных учебников истории?

Об оценке моей работы анонимными рецензентами и экспертами я буду говорить, исходя из требований, изложенных в пункте 2.2.6 Положения о конкурсе. Итак, учебники должны “написаны быть (так в тексте. – А. В. ) ярким образным языком, отличаться системностью, последовательностью, ясностью изложения учебного материала, определенностью и четкостью вводимых понятий и терминов”. Выполнено ли это условие? Первый рецензент: “Без сомнения, представленный проект учебника, судя по первым четырем главам (цельная глава была все же только одна. – А. В. ), является одним из самых “читабельных”. Именно такую задачу ставили перед собой авторы – “просто и внятно объяснить сложные явления”. Авторы стремились сделать учебник доступным для учеников, чтобы, говоря их словами, “каждая фраза учебника рождала в сознании читателя подростка зрелый образ, а не проскальзывала мимо их глаз набором слов”. (Признаться, последней фразы я у себя в концепции не нашел – это, скорее, мнение рецензента, что, конечно, показательно.)