Текст книги "Журнал Наш Современник №11 (2002)"

Автор книги: Наш Современник Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

В ответ Клод Лелюш и Клод Лансман выступили в газете “Монд”. Они с гневом отвергли сравнение современной Франции с режимом Виши и выразили сожаление, что Американский еврейский конгресс призвал бойкотировать Каннский фестиваль. Любопытно, что в полемике прозвучало имя Ле Пена. По словам режиссеров, проголосовав подавляющим большинством против лидера крайне правых на выборах 5 мая, “французский народ выразил свое неприятие расизма и антисемитизма” (там же).

На этом скандал в благородном семействе закончился. А противостояние? Не крикливая разборка элитарных тусовок – мучительное рядом-жительство нескольких огромных национальных общин, со старыми счетами и свежей кровью, праведниками и злодеями (зачастую они же – праведники для других!), с надеждами и страхами и одной – на всех – землей. Родиной – для французов и “этой страной” для иудеев, мусульман, буддистов, вплоть до приверженцев каких-то африканских культов, объединенных лишь тем, что все они приехали сюда вкусить сладкой жизни, а значит, потеснить у праздничного пирога изготовившихся к трапезе хозяев.

Разве не безумие полагать, будто результат выборов, а тем более совместная декларация самоуверенных киношников способны разрешить давние споры?*

Но дело не только в национальной проблеме. Как ни важна она сама по себе, людей, поддержавших Ле Пена, волнует не одно лишь засилье иммигрантов. Пяти миллионам французов, отдавших ему свои голоса, неуютно в мире, где властвует   г л о б а л и з а ц и я.

Что такое глобализация для жителей промышленного Севера или Юго-Востока Франции – основы электората Ле Пена? Это поистине дьявольский насос. Он не только втягивает орды “цветных” работяг, дешевые руки из Африки или Азии, которые становятся конкурентами в борьбе за место под солнцем – и на производстве, штрейкбрехерами, сбивающими цену на рынке труда. Насос глобализации работает и в обратном направлении. Он втягивает в ненасытное чрево завод где-нибудь в Тулузе и выплевывает его на тихоокеанском побережье Китая, в Южной Америке или в Восточной Европе – там, где труд дешевле, налоги ниже, местное сырье почти ничего не стоит, а производственные площади предоставляются даром.

Из Европы, завоевавшей социальные гарантии в ходе вековых классовых битв, производство уходит на Юг, на Восток и на Север. Уводя с собой зарплаты, не выплаченные европейским рабочим, налоги, не пополнившие местные и государственные бюджеты, ломая отлаженную систему социального обеспечения, – ведь для ее поддержания нужны немалые деньги.

Авторитетный знаток французского общества Юрий Рубинский так характеризует типичных сторонников Национального фронта: “...Это прежде всего наименее обеспеченные, не уверенные в своем будущем люди, чувствующие себя лишними в холодном и неуютном глобализированном мире. Наибольший процент голосов Ле Пен получил в восточной половине страны, где сосредоточена основная часть ее промышленного потенциала, подверженного особенно глубоким и болезненным структурным сдвигам, высок уровень безработицы, значительно присутствие иммигрантов” (“Независимая газета”, 28.06.2002).

Традиционная русская этика побуждает в данной ситуации к выражению хотя бы минимального сочувствия к “наименее обеспеченным”. Редчайший случай – с ней в данном вопросе не расходится и традиция марксистской социологии. На ниве которой, надо заметить, Юрий Ильич Рубинский изрядно потрудился в советский период.

Но нет – для описания националистического электората Рубинский использует сплошь негативные характеристики – “маргинальные категории”, “люмпен-пролетариат”, “архаические”, “обреченные”. В его словах звучит нескрываемое презрение и даже злоба. Эмоции явно берут верх над аналитикой, иначе исследователь не поспешил бы ограничить круг приверженцев Ле Пена только торговцами и ремесленниками – представителями “архаичных, обреченных на упадок секторов” (да и откуда, замечу попутно, этакая жестокость к огромным сферам хозяйства, где заняты миллионы людей).

Противореча себе, Рубинский тут же относит к симпатизантам Национального фронта работников “текстильной, металлургической промышленности, тяжелого машиностроения”. Выходит, не архаичные маргиналы – наиболее квалифицированные работники французской индустрии “обречены на упадок”.

Подчеркну – точка зрения Рубинского   х а р а к т е р н а.   И дело не только в том, что, возглавляя Центр французских исследований Института Европы РАН, он имеет возможность серьезно влиять как на освещение ситуации, так и на отношение к ней. Подавляющее большинство политиков, финансистов, манипуляторов общественным мнением   т о ч н о   т а к   ж е   относятся к “обреченным” людским множествам, внезапно – и не по своей вине! – выпавшим из современной жизни.

Ну, положим, от пяти миллионов можно как-то “отмахнуться”. Попытаться списать со счетов, вычеркнуть из жизни. Хотя это занятие исключительно для высоколобых интеллектуалов – ни один реальный политик не позволит себе игнорировать столь многочисленный электорат.

Однако издержки глобализации, как догадывается читатель, проблема отнюдь не сугубо французская. Тут не о пяти (и не о пятидесяти!) миллионах речь. Бегство капиталов (а в последние годы и технологий) за рубеж, рост безработицы, уменьшение зарплат – ОБЩАЯ ПРОБЛЕМА ЗАПАДА.

И на первом месте – засилье иммигрантов. Волны нового переселения народов, сокрушающие устои “прекрасной Франции”, перекатываются через весь европейский континент, грозя захлестнуть и смыть тысячелетнюю цивилизацию белого человека.

В объединенной Германии в 2000 году проживало 8 млн иностранцев (10 процентов населения). Добавьте 2,4 млн переселенцев на “историческую родину” (главным образом из стран бывшего СССР) и 16 млн “осси” – жителей прежней ГДР, до сих пор не вполне интегрировавшихся в западное общество, – и вы поймете остроту проблемы. Но не ее глубину: дело не только в том, сколько чужеродных ментально и этнически групп приняла Германия сегодня, еще важнее – сколько их будет завтра. Тут картина и вовсе удручающая. Из 27 млн семейных пар одна треть бездетна, а еще треть имеет одного ребенка. А число иностранцев только за счет рождаемости увеличивается на 71 тыс. в год. К тому же 23,5 процента браков в ФРГ смешанные. Приводя эти данные, профессор С. Лебедев делает вывод: “Из страны белокурых тевтонов ФРГ превратилась в многорасовую, многонациональную страну, в которой доля иммигрантов в населении была такая же, как в США” (“Славянское братство”, №1, 2002).

Даже страны с южноевропейской периферии, вчера еще считавшиеся относительно бедными и неперспективными для иммиграции, сегодня испытывают давление огромных масс переселенцев. Испанская пресса пишет о 1,5 млн легальных иммигрантов и 3 млн нелегальных (при численности населения 38,6 млн). В десятимиллионной Португалии 335 тыс. иностранцев проживают легально и еще около 300 тыс. нелегально (“Время новостей”, 17.06.2002).

Драматичны не только количественные показатели. Огромное значение имеет религиозная ориентация отрядов, штурмующих Европу.

Иммиграционная волна окрашена в зеленый цвет ислама. В Германии в 2000 году насчитывалось 3 млн мусульман (3,7 процента населения). В подавляющем большинстве (2 млн 187 тыс.) это турки-сунниты. Представлены также алевиты (в основном сирийцы) – 340 тыс., иранские шииты – 170 тыс. и вовсе уж экзотические секты: “Аль-ахмадийя” (смесь ислама с индуизмом и христианством) – 22 тыс. (пакистанцы), суфии – 10 тыс., исмаилиты – 1 тыс.

В стране 66 мечетей и более 2 тысяч молельных домов. Крупнейшие объединения – Турецко-исламский союз религиозных учреждений, “Милли герюс”, Союз исламских культурных центров, уже знакомая “Исламская помощь”, финансируемая Саудовской Аравией организация “Братья-мусульмане”, Союз исламских организаций Европы (здесь и далее данные приведены по статье “Ислам в неисламском мире” – “Независимая газета”, 29.09.2001).

В Голландии проживает 670 тыс. мусульман (4,3 процента населения). Действуют отделения “Исламской помощи” и “Пан тюрк”, являющейся, как считают западные спецслужбы, отделением турецкой фашистской организации “Серые волки”, причастной к покушению на папу римского Иоанна Павла II и другим громким терактам.

В Бельгии свыше четверти миллиона мусульман. В числе объединений – “Исламская помощь”, Генеральное собрание мусульман Бельгии и организация с выразительным названием “Мусульманские экстремисты”, взявшая на себя ответственность за убийство служителей мечети в Брюсселе в 1984 году (из-за осуждения ими фундаментализма) и президента Координационного комитета евреев в Бельгии Ж. Вибрана в 1989 году.

Особо надо сказать об исламских организациях Великобритании, где число мусульман превышает 1,5 млн. Еще в период колониального владычества на Востоке Лондон приобрел влияние в исламских кругах. И до сих пор ревностно поддерживает, приспосабливаясь к новым реалиям. Соединенное Королевство является центром десятков исламских организаций, раскинувших свою сеть по Европе. В Лондоне находится штаб-квартира Исламского Совета Европы, созданного по решению Организации Исламская конференция в 1973 году. Здесь же функционирует Союз мусульманских организаций Соединенного Королевства и Европы. В Бирмингеме базируется “Исламская помощь”, чьи отделения представлены во многих государствах.

Если большинство европейских стран просто поставлено перед фактом присутствия на своей территории мусульманских организаций, то Великобритания в значительной мере   н а п р а в л я е т  их деятельность. Координируя усилия с ведущими государствами арабского мира, прежде всего с центром исламского прозелитизма – Саудовской Аравией. Зачастую сотрудничество ведется на уровне спецслужб, что доказывает пример той же “Исламской помощи”. Кстати, возглавляет ее Гани Аль-Бани, отец которого был казнен за участие в покушении на президента Египта Насера.

В стране вольготно чувствуют себя и откровенно террористические центры. Увы, выручавшая нас до сих пор работа “Ислам в неисламском мире” на сей счет почти ничего не сообщает. Сведения приходится искать в более откровенных публикациях. Прежде всего в статье А. Игнатенко “От Филиппин до Косово. Ислам как глобальный дестабилизирующий фактор” (“Независимая газета”, 12.10.2000) и в книге К. Мяло “Россия и последние войны XX века” (М., 2002). Из них узнаем, что в Великобритании до последнего времени функционировала запрещенная во всех арабских странах организация “Хизб-ут-Тахрир”. Здесь же расквартирована еще дюжина радикальных объединений, действуют “египетские исламисты, а также исламские группы (сирийские, иорданские, пакистанские, кашмирские), которые бравируют своей связью с Усамой бен Ладеном”. Кстати, резиденция “отца исламского террора” также располагалась в Лондоне.

А вот недавнее – 8 июля – сообщение информационных агентств: “Духовный лидер европейской сети международной террористической организации “Аль-Каида” Абу Катада живет со своей семьей на средства, предоставляемые британскими разведслужбами (!), на севере Англии... Представители европейских разведслужб заявили, что с Катадом...… который с середины декабря разыскивается силами безопасности Великобритании (!!), было заключено негласное соглашение” (Rambler-медиа).

Эти сенсационные сведения почему-то прошли мимо падких на скандалы журналистов. Видимо, они удовлетворились пояснением, что “британцы не могут выдворить Катаду из-за опасения ответных действий со стороны “Аль-Каиды”. Между прочим, даже если это объяснение искренно, оно обличает поразительную двуличность властей Великобритании и США. Ведь они требовали от прежнего руководства Афганистана выдачи бен Ладена в тот момент, когда его охранял многотысячный отряд головорезов из “Аль-Каиды”. Но тогда вопрос об “ответных действиях” террористов не вставал. Понятное дело, какой-то там Афганистан это не Соединенное Королевство!..

Англо-американские повелители и сегодня не задумываются об “ответных действиях”, требуя от Пакистана, Сирии, Ливана и других стран запрещения деятельности исламских радикалов. Опять же к слову, одна из трех штаб-квартир палестинской организации “ХАМАС”, за связь с которой американцы (при поддержке англичан) грозили военным вторжением Сирии и Ливану, располагалась до недавнего времени в Лондоне. Две другие базировались в США – в Спрингфилде и в Вашингтоне...

Правда, в 2001 году английский парламент принял закон по борьбе с терроризмом, в него включен список из 14 мусульманских организаций. Однако, как свидетельствует история с Абу Катадой, исламские экстремисты до сих пор присутствуют на английской территории.

Русскому читателю следует особенно внимательно отнестись к этому разделу. Исламские организации, базирующиеся в Великобритании, активно участвовали в подготовке и ведении войны в Чечне. Во многом эта деятельность продолжала традиционную британскую линию на борьбу с Россией за влияние на Востоке. Как сообщает К. Мяло, над созданием исламского и тюркского пояса нестабильности вокруг нашей страны английские стратеги трудились еще в XIX веке. Среди них такие известные, как лорд Пальмерстон, Уилфрид Блант (брат основателя английского банка), Спенсер Черчилль (отец будущего премьера) и британский агент, по происхождению венгерский еврей, Вамбери. “Во второй половине XX века, – отмечает К. Мяло, – работа возобновилась при участии З. Бжезинского, Королевского азиатского общества, Оксфордского университета и Института исследований Востока и Азии (в прошлом Института колониальных исследований), а также английской внешней разведки МИ-6. При этом... особое внимание было уделено Северному Кавказу”.

Стоит ли удивляться, что после начала войны в Чечне главный английский муфтий Абу Хамза объявил России джихад и открыто заявил, что готовит добровольцев к отправке в мятежную республику. В свою очередь чеченские эмиссары постоянно наведывались в Соединенное Королевство, получая поддержку и покровительство видных представителей финансовых и аристократических кругов, в том числе принцессы Дианы.

Вызывает недоумение позиция российских властей, лепечущих об “общем” для Запада и России враге в лице исламского терроризма. И сдающих одну за другой позиции, сферы наших стратегических интересов (Среднюю Азию, Закавказье, Приднестровье) в обмен на ничего не значащие заявления западных лидеров, и в первую очередь “друга Блэра”, что они понимают обеспокоенность русских...

Впрочем, азартные игры служителей плаща и кинжала, равно как и других запоздалых тружеников обветшалой Империи, вряд ли приводят в восторг простых британцев. И тем более они чужды жителям остальной Европы. Для среднего европейца соседство с воинственными исламскими переселенцами оборачивается кучей бытовых проблем и серьезными ментальными угрозами.

И если вы думаете, что обыватели по ту и эту сторону Ла Манша радуются чужеземному вторжению, то глубоко заблуждаетесь. В 1997 году крупнейшая социологическая организация Старого Света “Евробарометр” провела исследование уровня ксенофобских настроений в 15 странах Евросоюза. Ирония, если не сказать насмешка, истории заключалась в том, что опрос приурочили к году “борьбы против расизма”, каковым и был объявлен 97-й. Отчет о результатах “Независимая газета” опубликовала под заголовком, в какой-то мере отразившим шокирующее открытие социологов, – “Треть европейцев – ярые расисты” (06.12.2000).

“Европейцы, – сообщалось в статье, – разделились на три равные группы: одна треть – “нисколько не расисты”, другая треть – “немного расисты” и еще одна треть открыто выразили сильные расистские чувства”. И далее, может быть, самое важное: “Интересно, что среди “коренных” и “чистокровных” европейцев расистские настроения являются преобладающими”.

В ксенофобских настроениях признались 52 процента европейцев правых взглядов, 45 процентов приверженцев правоцентристов, 35 процентов центристов и даже 19 процентов левых, известных своими интернационалистскими принципами. К расистам причисляли себя в равной степени мужчины и женщины, жители городов и сельской местности.

Чемпионом по числу ксенофобов оказалась маленькая и благополучная Бельгия, второе место заняла Франция, третье и четвертое разделили Австрия и Дания. Сильные расистские настроения испытывают 55 процентов бельгийцев, 48 процентов французов, 42 процента австрийцев и датчан, 34 процента немцев, 32 процента англичан.

В отличие от россиян, общественные настроения которых лишь в незначительной степени влияют на расклад политических сил (как и в советские времена, думаем одно – выбираем других и другое), у европейцев слово с делом не слишком расходятся. Чем и обеспечены сильные позиции националистических партий на континенте.

Успех Ле Пена во Франции привлек внимание к росту влияния националистов, однако в Старом Свете немало государств, где они добились столь же впечатляющих результатов. Там, где на политической карте Европы российские СМИ помещают грязное пятно, перечеркнутое надписью “ультра”, живет целый мир националистических партий, с яркими лидерами и многочисленными сторонниками.

Австрийская партия свободы Йорга Хайдера получила 20 процентов голосов и два года назад вошла в правительство. Новички голландской политики – экзотическое объединение “Список Пима Фортейна” – с ходу завоевали 17 процентов голосов на майских (2002 года) парламентских выборах. Норвежская Партия прогресса, возглавляемая Карлом Хагеном, регулярно собирает свыше 15 процентов голосов и имеет вторую по численности фракцию в Стортинге. Датская Народная партия госпожи Пиа Кьерсгорд с 10 процентами голосов входит в правительственную коалицию (недавно она настояла на принятии жесткого иммиграционного закона). Национальный альянс Джан-Карло Финни и “Лига Севера” Умберто Босси представлены в кабинете Сильвио Берлускони, который и сам известен правыми националистическими взглядами. Фламандский блок Филипа Девинтера (12 процентов голосов) занимает прочные позиции в политической жизни Бельгии. Для полноты картины добавлю – в этом году скромного, но симптоматичного успеха на местных выборах добилась Британская национальная партия.

Для того чтобы понять, что из себя представляют эти движения, проанализируем программу малоизвестной в России норвежской Партии прогресса, во многом определяющей политику одной из богатейших стран Европы. По существу, здесь те же тезисы, что у Ле Пена. Частная собственность – основа экономического благосостояния. Государственное вмешательство в экономику нежелательно. Налоги подлежат сокращению.

Значительное место уделяется проблеме иммигрантов. Партия прогресса именует их “представителями стран с незападной культурой” (в более ранней программе говорилось резче: “Носители чужеродной культуры”). Их въезд в Норвегию предлагается сократить до одной тысячи в год. Даже граждане стран, входящих в Европейское экономическое пространство, для работы в Норвегии должны получать временное разрешение – и то лишь по специальностям, по которым в стране недобор.

Традиционная для правых критика состояния учреждений общественного сектора (здравоохранение, образование), а также призывы к ужесточению борьбы с преступностью привлекают к Партии прогресса симпатии. Согласно опросам общественного мнения, проводившимся в 2001 году, 31 процент ее сторонников объясняют свой выбор солидарностью с позицией партии по вопросам здравоохранения и пенсионного обеспечения, 25 процентов – неудовлетворенностью деятельностью других партий (прошу обратить особое внимание на этот пункт!), 16 процентов – иммиграционной политикой, 15 – симпатией к лидеру.

Сходство программ, а также сознание роста своего влияния в политической жизни Европы побуждают националистов искать формы межгосударственного сотрудничества и даже объединения. В конце июля в австрийской Каринтии глава земельного правительства и лидер АПС Йорг Хайдер собрал представителей 50 националистических и радикальных партий. Если учесть, что большинство из них являются изоляционистами, выступающими против наднациональных союзов и блоков, этот форум – предвестие Интернационала националистов – следует признать уникальным. На нем обсуждалась возможность выдвижения единого списка в Европейский парламент, что помогло бы националистическим партиям в полной мере мобилизовать свой избирательный потенциал. Составляющий, по оценкам специалистов, от 15 до 20 процентов (“Независимая газета”, 1.08.2002).

Резкий рывок националистов к успеху заставил знатоков искать объяснения. Обычно в этой связи ссылаются на “правый поворот”, совершившийся в Европе, да и в Америке. Как правило, этим и ограничиваются, в подробности не вдаваясь.

А они существенны. Во-первых, “правый поворот”, определивший ситуацию на Западе в начале XXI века (приход правых к власти во Франции, Италии, Испании, Португалии, Норвегии, Голландии, Австрии, где они сменили правительства социал-демократов), произошел не сам по себе. Он обусловлен целым комплексом причин, из которых выделю основные. Исторический пессимизм, порожденный крушением “реального социализма” и распадом СССР. Да, на Западе не слишком любили “Советы”, боялись их. И все же, пока существовал Советский Союз – и не просто существовал, а противостоял Америке как вторая сверхдержава! – сохранялась   р е а л ь н а я   а л ь т е р н а т и в а   капитализму. И люди, даже всеми своими связями, предпочтениями, выгодами связанные с рыночной экономикой, ценили возможность выбора. А многие и не одну лишь возможность – вспомним, коммунисты совсем недавно входили в правительство Италии, имели крупные фракции в парламентах Франции и Испании и чуть не пришли к власти в Португалии. Сегодня людей лишили выбора...

Это сразу же сказалось на поведении хозяев жизни. Они немедленно перешли в наступление на социальные гарантии, данные в свое время для того, чтобы уравнять права трудящихся на Западе и на Востоке и тем самым лишить советский эксперимент привлекательности. Почитайте ведущих западных экономистов и социологов – Лестера Туроу, Джона Грея, Ноама Хомски. Наступление капитала пригнуло людей, отдало во власть лозунга всех катастроф: “Каждый сам по себе! Спасайся, кто может!”

Эти настроения наложились на разочарование политикой левых партий , еще два года назад возглавлявших правительства 11-ти из 15-ти стран Евросоюза. Интегрировавшись в западный истеблишмент, лидеры социал-демократов быстро (в который раз!) забыли о том,  к т о  и  д л я  ч е г о  их выдвинул во власть.

Добавьте экономический спад , надвинувшийся на Запад, и станет ясно, почему “правый поворот” произошел так стремительно и повсеместно.

Тут пора вспомнить чуть не забытое нами вводное слово “во-вторых”. “Правый поворот” как социальное явление далеко не столь однороден и однозначен, как пытаются представить политтехнологи. Они сами вынуждены признать это, пользуясь для пояснения такими дефинициями, как “просто правые” и “ультраправые”, “умеренные” и “крайние”. При этом победа первых подается как безусловное благо, а успех вторых как “угроза демократии”.

А теперь посмотрим, достаточно ли точны такие характеристики, отражают ли они суть происходящих на Западе политических и социальных процессов. Вернемся к статье Юрия Рубинского, где наиболее последовательно проводится разграничение между “просто правыми” и “ультра”. Повторю – подходы и взгляды Рубинского   х а р а к т е р н ы.   Поэтому позволю себе привести обстоятельные выписки, поясняющие позицию влиятельной группы.

“На первый взгляд, – пишет Рубинский, – может показаться, будто различие между просто правыми и ультраправыми всего лишь количественное... (далее следует пересказ программ правых партий, уже известных читателю. – А. К. ) Однако правых и ультраправых разделяют далеко не только нюансы. Для ультра вполне реальная проблема иммиграции означает не поиск ее прагматических решений, а удобный предлог для разнузданной расистской демагогии, бросающей вызов фундаментальным ценностям демократии, прежде всего принципу равенства перед законом всех граждан, независимо от их этнического происхождения или религиозных верований... Что же касается братства, то оно оказывается возможным только “по крови”. Здесь уже количество явно переходит в качество”.

Звучит красиво и жутковато! Хотя, если вдуматься, автор явно подменяет анализ программ националистов стандартными обвинениями, пропагандистскими штампами. Что значит “разнузданная расистская демагогия”? Мы с вами имели возможность познакомиться со взглядами “главного” националиста Европы: где у Ле Пена “расистская демагогия”, тем более разнузданная? Ничем не доказано “нежелание” искать прагматические решения проблемы – тот же Ле Пен предлагает вполне разумные рецепты, прежде всего государственную помощь семье, стимулирующую повышение рождаемости. Непонятно, чем плохо – нет, больше – преступно! – братство “по крови”. У каждой нации есть общие черты, причем не только физические (зачем же примитивизировать, хотя и в физической общности – русых волосах, голубых глазах и прочем нет ничего зазорного). Существует и общая ментальность: представления о добре и зле, запретном и должном, дорогие для всех идеалы, вера отцов. Все это держится – в том числе – и на братстве “по крови”. Уберите эту скрепу – нация рассыпется.

Впрочем, Рубинского это не испугало бы. Скорее, наоборот – он из тех ученых, кто относится к национальному единству с предубеждением, явной опаской. И таких большинство – крупнейший европейский авторитет в области “нациоведения” Эрик Хобсбаум в нашумевшей книге “Нации и национализм после 1780 года” (пер. с англ. СПб.,1998) пытается доказать, что нация явление временное, обусловленное социальными и экономическими условиями эпохи (конец ХVIII – первая половина XX века). Получается, что человечество на протяжении большей части своей истории (в том числе и во времена Дмитрия Донского, Жанны д’Арк, Вильгельма Телля) жило, не зная деления на нации, и разумеется, проживет столько же, преодолев его!

О чем-то подобном пишет и Рубинский. Глобализация – это современный вариант “преодоления” нации, прежде всего национальных границ. По утверждению Рубинского, отношение к глобализации определяет коренное отличие “крайне правых” от “умеренных” : “Умеренно правые партии считают глобализацию мировой экономики и европейскую интеграцию объективными тенденциями, диктуемыми развитием производительных сил и новой ступенью международного разделения труда... Отсюда постепенное размывание традиционных понятий государственного суверенитета, постепенное открытие границ для свободного перемещения товаров, капиталов, людей и идей, которое оказывается императивным условием любого прогресса”.

Выясняется, однако, что в очередном Городе Солнца, возводимом на этот раз глобализаторами, полно острейших проблем. “...Признаётся, – сдержанно уточняет Рубинский, – что глобализация отмечена и весьма негативными явлениями, прежде всего углублением пропасти между богатством и бедностью, между постиндустриальными и развивающимися странами, где сосредоточено подавляющее большинство населения планеты. Оно чревато угрозой массовых миграций с юга на север, усиливающих межэтническую и межконфессиональную напряженность, вплоть до угрозы предрекаемого Сэмюэлем Хантингтоном “столкновения цивилизаций”.

Любопытно, не правда ли? Нас (а вместе с нами доверчивых европейцев) прельщали прогрессом, “революционным переворотом в информационных технологиях” и прочей “феличитой”. А в результате оказывается, что прогресс, рьяно поддерживаемый “умеренными” правыми, ведет прямиком к массовым миграциям, чреватым “межэтнической и межконфессиональной напряженностью”. (Замечу попутно, что эти утверждения Рубинского начисто отметают его же собственные обвинения в адрес националистов – получается, что вовсе не их “разнузданная” пропаганда, а ход самой глобализации ведет к обострению национальных и религиозных проблем.) Финалом процесса оказывается не построение Города Солнца, а “столкновение цивилизаций”, иными словами, современный вариант Апокалипсиса.

“Умеренные” принимают все это, “ультра” отвергают. Зададимся вопросом: а может, они правы ?

Рубинский уверяет, что все “под контролем”. Он издевается над недалекими националистами, усматривающими в негативных аспектах глобализации и европейской интеграции не просто досадные издержки, а заговор “таинственных темных сил”, объединившихся в борьбе против национальной идеи.

Противники глобализации предлагают “закрытие границ, возврат к протекционизму, аннулирование договоров, на основе которых функционируют Евросоюз, ВТО и прочие международные экономические организации”.

А что предлагают “умеренные”, они же истинно правые (и Рубинский заодно с ними)? “...Органическую интеграцию иностранцев во французское общество при уважении их традиций и верований, обогащающих культуру страны приема, а не грозящих ей”.

Браво! Образчик благонамеренной толерантности. Но послушаем, что говорит признанный знаток исламского мира доктор философии Александр Игнатенко. “В зонах расселения мусульман в разных странах мира, – утверждает он, – исламизм распространяется через формирование альтернативной идентичности (выделено автором. – А. К. ), то есть внедрение в среду мусульман самоидентификации не с тем или иным модернизирующимся секулярным государством, а с исламской   у м м о й   (глобальным сообществом верующих), которая на деле подменяется конкретным исламистским центром” (“Независимая газета”, 12.10.2000). Можно сослаться и на высказывания исламских духовных лидеров. Так, шейх Омар Бакри Мохаммед недавно заявил: “Я против интеграции. Мы должны сохранить себя как общину, чтобы повлиять на окружающий мир, но не раствориться в нем...…” (“Газета”, 9.09.2002).

Иностранцы, в первую голову мусульмане,  н е   ж е л а ю т  “органически интегрироваться” ни во французское, ни в какое иное чуждое им общество! Вспомните флажки Алжира, Марокко, Туниса на Площади Бастилии, когда Франция приветствовала поражение Ле Пена. Иммигранты праздновали не победу абстрактной “демократии” над иллюзорным “фашизмом” –  с в о ю   п о б е д у   над незадачливой “прекрасной Францией”, связанной по рукам и ногам путами толерантности.

Сколько ни тверди “француз”, основываясь на юридическом понятии гражданства, алжирец или сенегалец не сделается французом. Слишком многое удерживает вновь прибывших от подобной метаморфозы – другая вера, иной менталитет, сохранившаяся с доисторических времен клановая система, с которой они связаны больше, чем с суперсовременным социумом.