Текст книги "Чувашские легенды и сказки"
Автор книги: Народные сказки
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
ЗЕМЛЯ ПОГЛОТИЛА
дна чувашка овдовела и осталась с шестерыми детьми – тремя сыновьями и тремя дочерями. С горя и печали пристрастилась баба к кабаку, что ни день приходила домой пьяной-пьянёхонькой.
Как-то раз вернулась она домой пьяной и говорит старшей дочери:
– Доченька, сбегай за водой на речку. Все нутро горит, пить хочется.
Девушка так торопилась исполнить просьбу матери, что, несмотря на осеннюю стужу, побежала на речку босая и даже платка не накинула.
Вернулась она домой, а мать заперлась и не пускает ее в избу.
– Мама, а мама! Отопри же скорее! – просит дочь. – Холодно на дворе, ноги мерзнут.
А мать ей отвечает:
– Выйдешь замуж за старшего брата – впущу!
– Что ты, мама, – ужаснулась дочь, – разве можно выходить замуж за родного брата. Земля поглотит за такой грех!
– Ну, как знаешь, – не отступает от своего мать. – Тогда не впущу!
У девушки замерзли ноги, и вся она продрогла, неодетая. Волей-неволей пришлось дать матери согласие. И тогда только мать впустила свою дочь в избу.
Спустя три дня девушка стала женою брата.
А мать по-прежнему продолжала пьянствовать.
Как-то опять, вернувшись домой пьяной, она послала за водой среднюю дочь:
– Беги быстрей! Все нутро горит, нет никакого терпения…
Дочь послушалась мать и, несмотря на позднее время, побежала на речку босая, неодетая. А мать и на этот раз заперла дверь и не пустила дочь, когда та вернулась с речки.
– Мама, открой скорее! Холодно на дворе! – просит дочь.
– Выйди замуж за среднего брата – впущу.
Дочь не соглашается:
– Что ты говоришь, мама! Разве можно выходить за родного брата – за это нас земля поглотит!
– Не выйдешь – не впущу, – настаивает мать.
Сколько дочь ее ни упрашивала, не открыла она ей двери. Волей-неволей пришлось согласиться.
Спустя три дня и эта девушка стала женою брата, а брат – мужем родной сестры.
Чем дальше, тем чаще мать стала напиваться; в кабаке на водку денег не хватало – она шла к соседям и просила пива. Трезвая бы постыдилась просить, а пьяной ей было все равно.
И вот как-то опять пришла она домой во хмелю и послала за водой младшую дочь.
– Нутро горит, нет терпенья! Сбегай-ка за свежей водицей!
Девушка заторопилась и, не обувшись и не одевшись, побежала на реку. А мать тем временем заперлась в избе и, когда дочь вернулась с водой, не пустила ее.
– Мама, впусти скорее, – просит дочь. – Замерзла я!
Мать свое:
– Выйдешь замуж за младшего брата – впущу.
– Опомнись, что ты говоришь! За такой грех нас земля поглотит.
Но как дочь ни упрашивала мать, та ее так и не впустила в избу. Тогда дочь в сердцах выплеснула воду из ведер, а ведра бросила на землю и взмолилась:
– Пюлехсе, Пюлехсе! Пусть из разлитой воды образуется речка, пусть разбитые ведра обернутся лодкой, а коромысло – веслами!
Пюлехсе услышал мольбу девушки и сделал все так, как она просила. Девушка села в лодку и поплыла по реке. Рекой она выплыла в Волгу и на правом берегу ее увидела маленькую избушку.
– Дай хоть сюда зайду обогреться, – сама себе сказала девушка.
Она причалила к берегу, вышла из лодки, привязала ее к дереву и вошла в избушку.
В избушке сидела за рукодельем девица ее лет. Обрадовалась ей иззябшая гостья. А девица, между тем усаживая гостью рядом с собой, говорит:
– Как ты сумела добраться сюда, дорогая сестрица? Ведь моя мать – злая колдунья! Она за версту чует людей по запаху и съедает их. Ну как она сейчас заявится домой – не уцелеть тебе. Давай я поскорее оберну тебя в веник и поставлю у двери, может, удастся так спасти тебя.
Девица превратила гостью в веник и положила у порога.
Вскоре примчалась ее мать и только успела открыть дверь – сразу же расфыркалась, раскричалась:
– Фу-фу, что-то пахнет у нас человечиной!
– Ты же день-деньской питаешься человечиной, – ответила дочь, – какому же запаху и быть-то у нас?
– Коли так, – немного утихомирилась старуха, – дай мне тот веник. Я хоть его съем.
Дочь у колдуньи была умной, сообразительной.
– Чем же я тогда пол буду мести? – сказала она и не дала матери веник.
Недовольная старуха недолго пробыла дома, села в свою ступу и опять умчалась по своим делам.
Пока колдунья носилась по белу свету, девушки убрались по дому: подмели пол, напряли пряжу и смотали ее в клубки.
Но прошло какое-то время и старуха опять заявилась домой. Дочь едва успела превратить гостью в помело и приставить к печке. Еще не успев переступить порог, старуха опять расшумелась:
– Фу-фу, что это у нас человечиной так крепко пахнет?
– А чем же еще пахнуть, раз ты питаешься человечиной? – ответила ей дочь.
– Ладно, подай мне помело, – просит старуха, – я хоть его съем.
– Что ты, мама! Чем же я буду золу выметать из печки? – отговорилась дочь и опять спасла девушку-гостью.
Старуха повертелась, покрутилась в избе, дела себе никакого не нашла и опять умчалась в своей ступе.
Пока ее не было, девушки порукодельничали, поговорили о том о сем. В разговоре гостья спросила свою новую подругу.
– Что ты мучаешься со злой матерью? Уйдем отсюда вместе. Поди-ка, не пропадем, хуже, чем здесь, не будет.
Дочь колдуньи согласилась, и они решили: как только старуха снова умчится в своей ступе, тут же убежать из дома.
Опять является старуха в избушку и опять за свое:
– Фу-фу, хоть нос зажимай – воняет человеком!
Дочь успела превратить подругу в иголку и, прикалывая ее к платью, отвечает:
– Да какому же другому запаху и быть у нас?!
– Что за иголку ты там прикалываешь? – заметила старуха. – Давай я хоть ее проглочу.
– Где же я достану другую иголку и чем буду шить? – и на этот раз отговорилась дочь.
Старуха отстала. В доме все было прибрано, никакого дела себе она не нашла и, еще немного покрутившись, она в конце концов опять умчалась в своей ступе по белу свету.
Не теряя времени, девушки собрали все необходимое в дорогу, сели в лодку и поплыли по Волге.
За версту чуяла колдунья. Должно быть, свое чутье она передала и дочери. Прошло немного времени, дочь старухи прислушалась и говорит своей подруге:
– Слышу, мать гонится за нами по берегу. Пока помолчим, не будем разговаривать.
Немного погодя, опять прислушалась.
– Мать все еще бежит за нами, не отстает.
Только сказала она эти слова, лодка села на мель, хоть и плыли они самой серединой Волги. Покачали они лодку, веслами пробовали упереться – ни с места.
Как раз в это время пролетала над ними галка. Та девушка, чьей была лодка, попросила галку:
– Галочка-подруженька, слетай к моим родным, расскажи им о нашем горе. Скажи, что среди Волги сидим на мели.
– Кранк-кранк! – прокаркала галка в ответ. – Пригодятся галке девичьи глаза. – С тем и улетела.
Летит сорока-белобока. Девушка и к ней с просьбой:
– Белобокая сестрица, слетай к моим родным, поведай им наше горе. Скажи, что среди Волги сидим на мели.
– Чак-ка-как, чак-ка-как! – застрекотала сорока в ответ. – Пригодятся белобокой девичьи глаза. – С тем и улетела.
Летит, наконец, серая кукушка. Девушка к ней с просьбой:
– Кукушка-серушка, слетай к родным братьям и сестрам, поведай им наше горе. Скажи, что посередь Волги погибаем на мели.
Кукушка сжалилась над девушками. Полетела в деревню, села на конек родительского дома девушки и закуковала:
– Ку-ку, ку-ку, добрый молодец! Красному Яру[17]17
Красный Яр – имя одного из языческих божеств.
[Закрыть] – красного быка, шербет[18]18
Шербет – медовый сироп.
[Закрыть] в желтом ковше и юсман[19]19
Юсман – мелкие жертвенные лепешки.
[Закрыть] в желтой чаше.
Услышал кукушку младший брат девушки, но ничего не понял. Побежал к ворожее и спросил ее:
– На коньке нашего дома, тетя, кукует кукушка, но я не понимаю ее кукованья. Не сходишь ли послушать, не скажешь ли, о чем она кукует?
Старушка-ворожея пошла с парнем и послушала кукушку. Потом подумала-подумала и так сказала:
– Кукушка велит тебе принести в жертву Красному Яру красного быка, затем выпить шербет из желтого ковша и поесть юсман, замешенный в желтом блюде.
Парень, не мешкая, побежал и привел на жертвенную поляну в лесу красного быка; купил меду и сготовил шербет, замесил тесто и испек юсман. На поляне было слышно, как кукушка все еще продолжала куковать.
Когда на жертвенного быка брызнули водой, бык встрепенулся. В то же мгновенье земля разверзлась и дом вдовы-пьяницы по самый конек провалился. Провалился вместе с пьяной хозяйкой и с ее переженившимися детьми.
Между тем парень с ворожеей закололи быка, поели юсмана и запили шербетом, а оставшуюся пищу понесли домой. Подходят к месту, где стоял дом, а дома-то и нет. Из-под земли виднеется только конек. Не только парень, ворожея и то удивилась и испугалась.
В тот самый миг, когда встрепенулся обрызганный водой жертвенный бык, лодка с девушками на Волге сама собой снялась с мели и поплыла дальше.
Доплыла она до деревни, в которой еще недавно жила девушка, вышли они с подругой на берег, пошли по улице. Ищет девушка свой дом и не находит.
Тут как раз повстречался ей младший брат и рассказал, что произошло с их домом. Однако рассказать-то рассказал, а какая из двух девушек его родная сестра, отличить не смог – так они были друг на друга похожи.
Парень снова побежал к ворожее.
– Так и так, – говорит, – тетя, как признать в двух подругах родную сестру?
– А очень просто, – ответила ему старушка-ворожея. – Пригласи их в мою лачугу – все равно ни тебе, ни им жить пока негде – и разожги огонь. Усади их по одну сторону огня, а сам сядь по другую и займись каким-нибудь делом – ну, возьми да обстругивай палку. А потом сделай вид, что порезал палец и крикни!: «Ах, что я наделал! Чем остановить кровь?» И ты увидишь: сестра твоя кинется к тебе на помощь прямо через огонь, а ее подружка подбежит, обойдя огонь стороной.
Парень так и сделал. Пригласил девушек в избушку к ворожее, развел огонь и принялся ножом вытесывать палку. Потом как крикнет: «Ой, что я наделал!»
Родная сестра мигом прыгнула через огонь к брату, а ее подруга обежала огонь стороной. Потом вместе перевязали рану.
Уж если парень не смог отличить подругу от родной сестры, надо ли говорить, что девушка понравилась ему с первой же встречи. В самом скором времени он женился на ней, и зажили они втроем счастливо и безбедно.
ЫРАСКАЛ
авным-давно, когда еще боги ходили по земле и люди знали язык зверей и птиц, жил-был охотник по имени Пик. Охотился он только на зверей, а птиц не трогал – уж очень нравилось ему их пение.
Жил охотник одиноко, и хотя подумывал о женитьбе, подходящей невесты не находил. Ему хотелось иметь жену проворную, как пигалица, и голосистую, как соловушка, а такие на каждом шагу не попадаются.
Однажды осенью, гоняясь за волком, он забрел в незнакомые места, в глухие присурские леса. Застигла его посреди леса ночь, кругом ни живой души, ни птичьего голоса. Только впереди, в дремучей чаще, мерцает огонек. Пошел он на тот огонек, видит – избушка стоит, а в избушке катается по полу молодая баба и тяжко стонет.
Постучался Пик в окно, попросился ночевать.
– Ночуй, – ответила хозяйка. – Только я должна вот-вот рожать, так что ты лучше ложись под сенями, рядом с овцой, там на сене тебе будет и теплее, и спокойнее.
Пик лег под сенями рядом с овечкой и скоро заснул. Разбудил его детский крик:
– Уа-уа!
А когда проснулся и прислушался, то услышал, что в сенях разговаривают меж собой боги.
– Какой Ыраскал[20]20
Ыраскал – судьба, счастье.
[Закрыть] записать в книге новорожденной? – спрашивает Пюлехсе.
– Запиши в книге судеб, – отвечает Пихамбар, – что, когда она подрастет, выйдет замуж за охотника Пика, который ныне ночует рядом с овцой роженицы.
Злость и досада на богов взяла Пика: мыслимое ли дело ждать, когда подрастет только что родившаяся невеста? Да и что за честь жениться на лесной девчонке?
До самого утра не мог уснуть Пик, все думал, как бы изменить решение богов. Однако спорить с богами опасно, а что-нибудь просить Пик не любил ни у кого, даже у самих богов – не такой был человек!
Утром, когда боги ушли своей дорогой, а хозяйка отправилась на речку за водой, Пик зашел в избу, пронзил копьем девочке бок и тут же убрался из этого несчастного места.
Идет он по лесной тропинке, видит – катится навстречу золотой пояс. Шедшие впереди боги тоже заметили пояс, и Пюлехсе спрашивает Пихамбара:
– Как решим: куда ему катиться? Может, отдадим охотнику Пику?
– Зачем бедняку Пику такой дорогой пояс? – отвечает Пихамбар, – пусть катится во двор барина, который владеет этими лесами. Добро к добру!
Пик слышит разговор богов, и опять обида его берет, но он молчит: не такой человек охотник Пик, чтобы что-то у кого-то – пусть даже у самих богов! – вымаливать-выпрашивать.
Между тем золотой пояс со звоном покатился на двор лесного барина.
Идут боги дальше, и Пик идет за ними. Навстречу по лесной тропинке бежит голодный волк. Завидел богов волк, просит у них еды. Пихамбар ему говорит:
– Беги этой тропой до избы женщины, которая нынешней ночью родила дочь, и съешь у нее последнюю овцу, – и показал волку дорогу.
Окончательно вышел из себя Пик и погнался за волком. «И так я обидел бедную женщину, убил ее дочку, а тут еще и на последнюю овцу боги волка насылают, – думает Пик. – Не быть тому, хоть овечку для несчастной сохраню».
Настиг он перед самой избой волка, убил, а шкуру в сени, как плату за ночлег, бросил. И тут же обратно Пюлехсе и Пихамбара догонять побежал.
На этот раз Пик бежал долго и, когда нагнал богов, то вконец истомился и во рту у него до того пересохло, что он не мог даже попросить у богов воды, а лишь пальцем показал на горло.
– Ступай вот по этой дорожке, – сказал Пихамбар, указывая на узкую тропу, которая вела в непролазную чащу.
Пик с трудом продрался сквозь лесные дебри и увидел мутный ручей. Берега у него были все в ржавчине, а вода кишела всякими гадами и пахла гнилью. Как ни мучила его жажда, все же такую воду он пить не стал.
Опять догнав богов, Пик сказал:
– Вы, наверное, наказываете меня за новорожденную. Но сами посудите: как мне ждать семнадцать лет?! Не гневайтесь на меня, о боги, и укажите, где чистая вода, а то я совсем умираю от жажды.
Тогда Пихамбар послал охотника по другой тропе. Она была утоптанная и гладкая, как ток. Пик вышел по ней к светлому ручью и утолил жажду.
Боги подождали его и, когда он к ним подошел, сказали:
– Вот ты ропщешь на судьбу бедняка, на то, что боги до сих пор не дали тебе в жены девушки, какая бы тебе понравилась. А не знаешь, что на том свете будешь пить чистую воду, а богачи будут утолять жажду мутной водой. Живи сейчас в нужде и не противься воле богов и будешь вознагражден сторицей в своей второй жизни.
На том они и расстались; боги пошли своей дорогой, а Пик – своей.
Не понравились охотнику обещания хорошей жизни на том свете. Ему хотелось хорошо пожить на этом!
Много ли, мало ли с тех пор времени прошло, отправился Пик на охоту в заволжские леса.
Как-то ходил он день-деньской, ходил, а ничего не выходил, никакого зверя не встретил. Уже совсем отчаиваться начал, как вдруг видит: на краю большого озера зашевелились камыши, и из тех камышей показалась голова белой лебеди. Пик был так голоден, что забыл о своем правиле не трогать птиц, натянул тетиву лука и пустил стрелу в лебедь. А та как застонет да заговорит человечьим голосом:
– Вынь, добрый молодец, стрелу, а то я умру и ты останешься вечным бобылем!
Послушался Пик лебеди, проворно вынул стрелу. Лебедь и говорит:
– Я не лебедь, я девица-сирота, это злая колдунья-мачеха превратила меня в птицу озерную. Женись на мне, и я снова стану человеком.
Пик обрадовался, что сам, без помощи богов, нашел птицу-невесту и сказал:
– Женюсь, если обернешься в девушку, проворную, как пигалица и голосистую, как соловушка!
Только он сказал эти слова, как вместо белой лебеди встала перед ним светлокудрая красавица и запела-залилась майским соловьем:
В камышах, по мелким камушкам
Как течет ли река, река быстрая.
Пусть уносит она в море синее
Все проклятия моей мачехи…
Но петь-то красавица поет, а все зачем-то руку к левому боку прижимает. Пик заметил это и спрашивает:
– Что ты все левый бок зажимаешь, будто рану закрываешь?
– А это рана и есть, – отвечает девица. – От твоей стрелы. Залей ее медвежьим жиром, и все заживет.
Как всякий настоящий охотник, Пик всегда носил про запас медвежий жир. Он залил рану жиром, и она стала на глазах заживать. Девица-красавица снова запела, изливая в песне радость своего освобождения от чар злой колдуньи. А Пик послушал, да и тоже стал подпевать. Он пел о своей счастливой судьбе, о невесте – белой лебеди, которую сам нашел, а не по воле богов получил.
И зажил он в любви и мире с молодой женой на берегу озера, которое сам же назвал Лебединым. Еще не так давно чуваши показывали на зеленый холм, что высится на берегу озера за Волгой, и говорили, что здесь когда-то стояла изба славного охотника Пика и его жены-лебеди.
Давно все это было. А люди и по сей день помнят охотника Пика и не трогают лебедей.
СТАРИК И СМЕРТЬ
давние времена жил один старик. Настало время ему умирать, и пришла за ним Смерть.
– Твои дни кончились, – сказала Смерть. – Я пришла за тобой.
Старик испугался; уж очень ему не хотелось умирать. А потом немного пришел в себя да и говорит:
– Ты бы подождала, пока я поженю сыновей да порадуюсь на внучат. А уж тогда приходи.
Ничего не сказала Смерть, ушла.
Поженил старик сыновей, понянчил внучат и стал готовиться к смерти. Подготовка известно какая: надо делать гроб. И как только гроб был сделан, Смерть не замедлила явиться к старику.
– Я готов! – сказал старик и полез в гроб.
Улегся он в гробу на бок, а Смерть говорит:
– Ты не так, как надо, лег.
Старик повернулся в гробу и лег вниз лицом.
– И не так! – опять его поправляет Смерть.
– Тогда покажи мне сама, как лечь! – сказал старик и выскочил из гроба.
Делать нечего, пришлось показывать. Смерть шагнула в гроб и улеглась. Тогда старик проворно закрыл крышку гроба и накрепко заколотил гвоздями. А после этого притащил на берег реки и столкнул в воду. Долго, говорят, он еще жил после этого.
А Смерть с тех пор перестала являться людям на глаза, стала невидимой.
МАМАЛДЫК
старину у одного чуваша по имени Тунгылдык было три дочери и один сын. Старшую дочь звали Чагак, что значит Сорока, среднюю – Чегесь, то есть Ласточка, младшую – Чеппи – Последыш, сына звали Мамалдык. Отец перед смертью сказал Мамалдыку, чтобы тот отдавал сестер замуж за того, кто первый посватается.
Однажды, когда Мамалдык убирался во дворе, туда забрел Кашкар – Волк. Мамалдык испугался незваного гостя. А Волк обежал три раза двор, обернулся человеком и говорит:
– Ну, Мамалдык-тус, я пришел сватать твою сестру Чагак.
Пригласил Мамалдык гостя в дом, показал ему невесту. Без долгих разговоров поладили и начали свадебный пир. Три дня пировали, договорились, когда невесту увозить, а потом Кашкар вышел во двор, обежал три раза вокруг него, обернулся волком и умчался в лес.
Много ли, мало ли времени прошло – как-то полил сильный дождь. Мамалдык вышел убрать телегу под навес, видит – вместе с водой плывет прямо к нему во двор Рыба. Три раза вокруг двора проплыла, стала человеком и говорит:
– Ну, дружище Мамалдык, я пришел сватать твою сестру Чегесь.
Отдал замуж Мамалдык и среднюю сестру. Три дня гуляли, пили-ели, а на прощанье договорились, когда приезжать за невестой.
Прошло еще какое-то время, прилетел во двор к Мамалдыку Ястреб. Облетел три раза двор, стал человеком и говорит:
– Я пришел сватать твою сестру Чеппи.
Отдал Мамалдык за Ястреба Последыша, отгуляли свадьбу, и Ястреб улетел.
На другой день с шумом-громом прикатили на тройках с бубенцами одиннадцать волков, объехали три раза двор, обернулись одиннадцатью молодцами. Мамалдык испугался, стоит посреди двора, глазами хлопает.
– Что перепугался, мы тебя есть не собираемся, – говорят гости. – Мы приехали с добром и миром.
– Проходите в избу, коли так, – приглашает Мамалдык.
В избе гости едят-пьют, а, уходя, забирают с собой Чагак. Трижды объехав двор, делаются опять волками и вместе с невестой уезжают в лес.
Прошло еще немного времени и опять полил дождь, а вслед за ним появились во дворе одиннадцать рыб, обошли трижды двор и стали людьми. Зашли в избу, угостились и увели с собой Чегесь. Во дворе опять обернулись рыбами и уплыли своей дорогой.
Потом как-то раскудахтались и разбежались со страху в разные стороны куры. Вышел Мамалдык, видит – одиннадцать ястребов во дворе. Облетели три раза двор, стали людьми, вошли в дом.
Попили-поели, забрали с собой Чеппи, превратились опять в ястребов и улетели.
Остался Мамалдык один-одинешенек. Плохо одному: и любая работа из рук валится, и дома сидеть скучно, не с кем словом перемолвиться. Впору руки на себя накладывать. Подумал так Мамалдык, взял веревку да и пошел в лес вешаться. Выбрал сук покрепче, привязал к нему веревку, голову в петлю сунул. Только приготовился с жизнью распрощаться и вдруг – шмяк! – на землю грохнулся. Оглянулся Мамалдык: Арсюри – Леший рядом стоит, топор в руке держит, которым веревку обрубил.
– Моему зятю сто лет надо жить, а он в петлю лезет, нехорошо! – качает головой Арсюри.
– Как это я могу быть твоим зятем, если еще не женился? – говорит Мамалдык.
– Иди домой, открой сундук деда, там лежит бумага, из которой узнаешь, чьим должен быть зятем, – ответил ему Арсюри.
Мамалдык пришел домой, отыскал в сенях старый дедовский сундук, порылся в нем и на самом дне в уголке нашел бумагу, в которой говорилось:
«Тунгылдык-тус, если твой сын не будет моим зятем, то от твоего дома не останется ни кола ни двора, сам ты наткнешься на нож, Мамалдык повесится, твоих дочерей унесет вихрем. Пока трогать тебя не буду, даю тебе срок, но как только Мамалдык выдаст замуж своих сестер, он должен жениться на моей дочери. Меня он найдет, если будет идти все время на восток».
И раз, и два прочитал Мамалдык злосчастную бумагу, поплакал, погоревал, а только делать нечего – пошел искать своего будущего тестя с дочерью-невестой.
Идет-бредет он по лесной тропинке. Встречает на пути дворец. Заходит в него и видит свою старшую сестру Чагак.
– Хорошо, что тебя не встретил твой зять, мой муж Кашкар, – говорит сестра.
– А если бы и встретил? – недоумевает Мамалдык.
– Так он же питается человечьим мясом, – объясняет сестра. И только она так сказала – зашумел, загудел лес.
– Это мой муж идет, – говорит сестра. – Спрячься!
Прячет она брата в подпол. А муж-Волк уже на пороге.
– Фу-фу, человеком пахнет! – говорит Волк.
– День-деньской среди людей кормишься – как человеком не будет пахнуть?! – отвечает сестра.
– Что ты ни говори, а у нас в доме человек, давай его сюда, я съем, – начинает сердиться Волк.
– А если это мой брат, и его съешь? – спрашивает Чагак.
– Нет, Мамалдыка не трону, – отвечает Волк. – Мамалдыка сам три дня угощать буду, три бочки вина выставлю.
Мамалдык выходит из подпола, и Волк начинает его угощать. Три дня они пьют-гуляют, три бочки вина выпили. А когда пришло время Мамалдыку уходить, Волк выдернул из хвоста три волоса, протянул Мамалдыку и сказал:
– Понадоблюсь – спали эти волосинки.
Идет Мамалдык путем-дорогой дальше. Встречает еще один дворец. В нем жила средняя сестра Чегесь.
– Заходи скорей, пока не явился мой муж, а то он тебя тут же съест, – сказала сестра и спрятала Мамалдыка.
Тотчас зашумел, загудел лес, явился зять и сразу:
– Фу-фу, человечиной пахнет!
– Целыми днями среди людей бываешь, как тут не пахнуть, – говорит сестра.
– В нашем доме человек, – настаивает зять, – давай его сюда, я съем.
– А если это мой брат, и его съешь? – спрашивает сестра.
– Если брат, три дня сам его буду угощать, три бочки вина выставлю.
Вышел Мамалдык к столу, три дня его зять поил-кормил, три бочки вина они с ним выпили. Настало время прощаться.
– Вот тебе три чешуйки, – говорит зять, – понадоблюсь – сожги их.
Идет-бредет дальше Мамалдык своим путем на восток. Еще один дворец на пути повстречал. В этом дворце жила младшая сестра Чеппи.
– Как хорошо, что тебя не встретил твой зять, – говорит сестра и прячет Мамалдыка в подпол.
Загудел, зашумел лес, является зять и прямо с порога:
– Фу-фу, человеком пахнет!
– Как не пахнуть, когда целыми днями среди людей бываешь, – говорит сестра.
– Вытаскивай его поскорей, я есть хочу! – закричал на нее муж.
– А если это мой брат, и его есть будешь? – спрашивает Чеппи.
– Если это Мамалдык, пусть выходит, – сразу смягчился муж, – я его не только не трону, а три дня сам угощать буду, не пожалею три бочки вина.
Три дня пьют-едят, все три бочки до дна выпили. На прощание Ястреб три пера у себя из хвоста выдернул и Мамалдыку отдал:
– Понадобится моя помощь – спали эти перья, сразу же явлюсь.
Пошел Мамалдык дальше и теперь-то уже дошел до своего будущего тестя Арсюри. Тот обрадовался, вывел к нему свою дочь-невесту и, не откладывая, справил свадьбу.
Арсюри был уже стар и после свадьбы своей дочери прожил надолго. Перед смертью он позвал зятя и отдал ему двенадцать ключей. Одиннадцать из них блестели, как начищенные, видно, все время были в ходу, а двенадцатый совсем заржавел.
– Этими одиннадцатью ключами, зятек, ты можешь пользоваться, сколько тебе угодно, – сказал Мамалдыку Арсюри, – а двенадцатым ни я, ни мой отец, ни мой дед ничего не открывали, и ты тоже не открывай.
С этим и помер тестюшка.
Мамалдык взял ключи и начал обходить оставшиеся ему в наследство амбары и подвалы. Открыл один амбар – в нем доверху пшеница насыпана, открыл другой – бочки мяса впрок насолены. В подвалах тоже чего только не было: и оружие всякое, и конская сбруя, и меха всех зверей.
Дошел Мамалдык до одиннадцатого подвала, открыл, а он полон человеческими головами. Закрыл тут же, а про себя думает: «А что же в двенадцатом? И почему мой тесть не велел его открывать? Что если хоть одним глазком заглянуть?» Приоткрыл он дверь двенадцатого подвала, заглянул в него и ахнул: там сидел Вэресэлень – Змей, самый страшный из всех злых духов, про какие только приходилось Мамалдыку слышать от своих родителей. Вэресэлень может пристать к человеку как болезнь. Для него ничего не стоит через трубу явиться к одинокой женщине в образе мужчины и улечься с ней в постель. Он может вместе с молнией попасть в дом к одинокому мужчине в образе женщины. Он может все… И как только Мамалдык увидел сейчас огнедышащую пасть Змея, его сразу же обуял великий страх. Забыв про все на свете, он побежал в дом. Но открывает он дверь и видит – Змей уже сидит в доме, обнявшись с его женой.
– Спасибо, Мамалдык-тус, что освободил меня, – говорит Змей. – За это я тебя не трону, уходи подобру-поздорову на все четыре стороны.
До слез обидно Мамалдыку: из собственного дома выгоняют, а только что поделаешь, со Змеем спорить не будешь, надо уходить.
Пошел он куда глаза глядят. Идет, а сам все думает, как бы со злым Змеем счеты свести, как бы его одолеть. И тут он вспомнил про своих зятьев. Взял он волосок, чешуйку, перо и спалил их. Тут же явились зятья и спрашивают:
– Чем можем пособить тебе, Мамалдык?
– Я выпустил Вэресэленя, а он отнял у меня жену и выгнал из дома, – пожаловался Мамалдык. – Надо его, во что бы то ни стало, убить.
– На это у нас сил не хватит, – отвечают ему зятья. – Ты лучше упроси жену, чтобы она выведала у Змея, где находится его душа. Тогда нам легче будет с ним разделаться.
Мамалдык так и сделал. Жена спросила у Вэресэленя, где его душа. Тот ответил: «Посреди моря-окияна стоит дуб, в том дубе – бык, в быке – утка, в утке – три яйца. В яйцах моя душа».
Мамалдык взял топор и поплыл морем. Нашел дуб и срубил его. Из дуба вышел бык. Мамалдык спалил волос Волка, тот прибежал и разодрал быка. Из быка вылетела утка, Мамалдык спалил перо Ястреба, тот настиг утку, но яйца из нее упали в море. Мамалдык спалил рыбью чешуйку, приплыла Рыба и достала со дна морского яйца. Мамалдык одно яйцо разбил тут же, а остальные понес домой.
После того, как Мамалдык разбил первое яйцо. Вэресэлень захворал и затревожился: «Что-то душа не на месте, уж кто не добрался ли до нее? Пойду-ка, посмотрю». Но только он хотел дверь открыть, Мамалдык – шмяк! – на порог два остальных яйца. Вэресэлень тут же и упал замертво.
Зажили Мамалдык со своей молодой женой в мире и спокойствии, много детей, говорят, нажили, а добра всякого у них и так было не счесть.