Текст книги "Имперский цикл (СИ)"
Автор книги: Надя Яр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
Вот негодяй.
Как продуманно.
Как хорошо, что она успела родить детей от Джона. Убить их отца и изнасиловать мать – это было бы вовсе не так красиво. Народ мог бы не понять.
– Это не первый раз, – оборвала её мысли Йелена. – У него уже было кровотечение ночью. Сравнительно небольшое. Как будто вирусное или наническое поражение кожи – потом исчезающее мгновенно – или стигмата. Но это не наниты и не вирус. Мы анализировали пробы. Ваш брат был с ним, когда это случилось. Его прикосновение, по-моему, и есть причина. Вы действительно ничего не хотите мне рассказать, Мэй-сан?
– Я действительно ничего не знаю. – Разве что призрак ножа, но ты его всё равно не увидишь. Мэй обулась и перекинула кардиган через локоть. Было слишком тепло.
– Тогда я вам кое-что скажу. – Йелена сидела всё в той же позе, подняв руки перед собой так, что кончики пальцев касались друг друга. – Если адмирал Торн умрёт, вместе с ним мы похороним всё, что нам дорого. Наши мечты, образ жизни, ценности, общество, государство. Надежду. У него просто нет наследника в данный момент. Ариан Торн незаменим. Я знаю, ведь я и сама пыталась делать его работу. – Она растянула губы в кривой ухмылке, демонстрируя свои металлические зубы вместо настоящих, выбитых республиканцами на допросе. – Империя распадалась по швам у меня в руках – провинции, сектора, флоты – пока он не вернулся, не обломал вам рога, не сплавил всё своей волей. Он – самое дорогое, что у нас есть, как в пошлых романах, знаете, где девица влюблена в экзотичного принца или Тёмного магистра и он для неё означает всё, больше жизни. В данный момент империя – эта девица.
Йелена вздохнула и продолжала:
– Если вы или ваш брат отнимете у нас то, что дороже жизни, я сделаю то же самое с вами. – И она посмотрела прямо в глаза Мэй. – Надеюсь, вы не примете эти слова за выражение пустой вражды.
Дети. Она убьёт моих детей.
– Йелена... – идите нахуй. Мэй произнесла это про себя, надеясь, что собнючка услышит. – Поговорите с Каем. Спросите его про нож.
Как вылетело. Вот и раскололась.
– Нож? Я лучше вас спрошу.
– Он мне привиделся. Приснился. – Мэй кивнула на Торна. – Нож у него в спине, под левой лопаткой. Я его не втыкала и Кай, насколько я знаю, тоже. Он просто может об этом знать. Он знает про эти вещи гораздо больше меня.
– Покажите, где именно под лопаткой.
Мэй повернулась спиной к Йелене и показала рукой на себе то самое место.
– Опишите мне нож, – велела начальница ИСБ. – Как он выглядел?
– Мне показалась только рукоять. Обмотанная чем-то – тряпкой или скотчем – но нож хороший, из приличной стали. Неширокое лезвие, должен быть длинный.
– Посмотрите, Мэй-сан, – Йелена достала комм и что-то искала в нём. – Такой нож?
Она показала Мэй фотографию. Рукоять оружия была обмотана полосками кожи. Это же даджиханский кинжал, вдруг поняла Мэй; оружие было ей знакомо. Такое носил Фереште, телохранитель Торна. Кстати, где он?..
– Примерно, – сказала она. – Наверное, да.
– Наверное или да?
– Да. Такой.
Сука умеет допрашивать. Надеюсь, я никого не выдала.
Ты ничего не забыла, сестрица? Майя опять. Мы ещё кое-что увидели этой ночью – будущее без Торна. Оно тебе не зашло, или я ошибаюсь?
Будущее... ах, точно. Страшилка. Мэй не стала затыкать «сестру», вторую себя. Пускай боится, пусть даже полюбит адмирала; пока любовь и страх Майины, они не совсем её. Диссоциация имеет свои преимущества, и какие!..
Она обернулась, стоя уже в дверях. Торн выглядел, как раненый в глубоком обмороке, но теперь дышал нормально. Сорочку врачи с него сняли; на груди у него сидел медицинский робот.
– Ему ещё просто надо поспать, – сказала Мэй. – Он ночью сказал, что не спит четвёртые сутки. Вы его не будите.
...
...
Когда мятежница ушла, Йелена позвонила её брату.
– ...Да? – Его голос казался далёким. Йелена знала, что Кай находился на Муне, старинном искусственном спутнике столицы, и в данный момент осматривал штаб-квартиру покойного Оуэна, пророка Тьмы. ИСБ уже обыскала там каждый йот пространства, но, может быть, магистр Храма найдёт что-нибудь ещё.
– Оками, возвращайтесь во дворец, – приказала Йелена. – Немедленно.
– Никак нет, – ответил Оками. – Я занят, и буду занят ещё четыре часа. Ждите меня после трёх.
– Оками... – она не могла рисковать, что кто-то подсел на линию и узнает, что адмиралу плохо.
– Я понял, – сказал магистр. – Пришлю Нив Уэллан вместо себя.
– Уэллан? Вы окончательно двинулись?..
Нив ненавидела Торна, считая, что он перед ней провинился. Мстительная и злобная тварь, как большинство Тёмных магистров.
– Приказ Торна же, – Йелена ощущала, как Кай про себя смеётся, на расстоянии двухсот тридцати тысяч миль. – У нас троих премьера перед СМИ, помните, он сказал?
– Но вы должны были быть рядом!
– А я и буду рядом. Буду с Нив – с её душой. – Сукин сын, похоже, издевался. – Всё обернётся как надо, Йелена-сан. Я предвижу.
– А. Ну да.
– Впустите Нив, Йелена-сан. Можете проконтролировать, но не мешайте. Все мы должны будем тесно сотрудничать много лет. Я знаю Нив Уэллан, мы с ней успели неслабо подраться. Когда я был ранен и совершенно беспомощен перед ней, её ярость погасла. Она помогла мне. Она не плохой человек. Наговорит угроз, конечно, выскажет, что думает, и может помахать клинком, но тем и кончится.
Йелена сопоставила это с уже известной ей информацией из досье Уэллан и была вынуждена признать, что Оками может быть прав. Если Нив увидит Ариана Торна ослабевшим, беззащитным, нуждающимся в её помощи, её злоба может испариться. Стремление к контролю, унижению и уничтожению вызвавшей её гнев личности будет отчасти удовлетворено самим ходом событий. Иначе гнев будет держаться и даже расти до тех пор, пока Тёмной не представится удобный случай для мести, и тогда она уже не сможет и не захочет удержаться от убийства. Но риск – ...
– Доверьтесь мне, – сказал Кай. – Для него опасности нет. Вот вы, Йелена-сан, другое дело. Вы с ней без меня не встречайтесь, этот вопрос мы решим в другой раз.
– Хорошо. Я вам доверяюсь. – Она не сказала «под вашу ответственность». Ответственность здесь целиком была её.
...
...
Нив?
Она отдыхала на весу, вниз головой, зацепившись ногами за перекладину в комнате отдыха медсестёр, и спрыгнула на пол, приняв его зов.
– Кай?.. – Она не была уверена, что он услышит, если она попытается отвечать лишь в мыслях. – Я здесь. Ты где?
На Муне. Он казался одновременно далеко и близко. В сотнях тысяч миль, ближе одежды – под кожей, в её душе. Нив, момент, о котором мы говорили, пришёл. Лети во дворец, к адмиралу Торну, помоги ему, если надо, и проследи, чтобы с ним чего не случилось.
Она автоматически хотела возмутиться, но в комнату как раз вошли две медсестры и дроид. И хорошо, и правильно. Обещание есть обещание. Она выполнит просьбу Кая, докажет, что может сотрудничать. Ради империи и галактики, ради всего живого. Докажет – самой себе – что договороспособна.
– Сделаю.
Медсёстры должны были думать, что она говорит по имплантату. Такого у неё не было.
Я договорился, тебя впустят. Не ищи ни с кем конфликта. Я прилечу после трёх.
– Давай.
Нив Уэллан допила остывший кофе из позабытой на полу чашки, поднялась и взяла с вешалки свой плащ-покров. В госпитале Кэнион, где вперемешку лежали имперские солдаты и бойцы Сопротивления, он бы только пугал людей. Предыдущей ночью Нив, удостоверившись, что ни одна из заключивших мир сторон не приготовила другой сюрприз, поехала в одну из своих запасных квартир в дистрикте 17 и обнаружила там целых девять чужаков. Пятеро взрослых с четырьмя детьми – две семьи беженцев с Ортании. Их туда заселило начальство блока, зная, что она, Нив, ни разу не ночевала в этой квартире и обе комнаты совершенно пусты. Узрев квартиросъёмщицу в её характерном орденском облачении, все девятеро бедолаг обмерли и приготовились отдать души Тьме. Нив развернулась и отправилась в Кэнион, где обменяла свою надприродную помощь на временное место жительства в апартаментах одной из старых наставниц, главврача Халины Самокиш. С тех пор она успела помочь вывести из комы двоих обгоревших, как головешки, солдат и курировать особо гнусный случай заражения промышленными нанитами, которые какой-то республиканский умелец перестроил в боевые. Попавшие под раздачу бедняги, лишь одна из которых дожила до вмешательства Нив, даже не были имперцами. Мирняк, коллатеральные потери.
Итак, во дворец. Помочь ещё одному человеку.
...
...
Спасибо, Нив.
Кай Оками, Великий магистр Ордена Храма, крутнулся на пятке, скользя взглядом по столам, креслам и книжным полкам. Он видел тропы дня перед собой, как следы нескольких пробежавших стадом животных – не идентичные, но в одном стремлении. Он должен что-то найти здесь и принести Торну, что-то довольно важное.
Оками сел на диван. Хороший диван, не роскошный – рабочий, можно сказать. С соответствующим удобным столом. Обстановка в помещении, как и во всей штаб-квартире пророка Тьмы Эзры Оуэна, была совсем не похожа на индустриальный барок покоев императрицы и прочих Тёмных, к которым Кай заглядывал на огонёк. Здесь было что-то среднее между рабочим офисом компании – Кай видел такие залы во множестве городов на ряде планет, покинутые сбежавшими от войны людьми – и библиотекой. Нет – кабинетом университетского доцента. Аккуратные стеллажи с бумажными книгами, папками, разными носителями – даже пергаментными свитками, о как. Почти вся мебель от Шун Чу. И кое-где на ней лежали книги, письма, папки, стояли стаканы и чашки для кофе... Мебель от Шун Чу, такие столы и диван – это очень плохо. Это значит, что они здесь работали на самом деле, а не курили гаш и лопали эндру, прерываясь на изнасилование детей и питие крови.
Вот ещё. Книги, столы, стеллажи... всё это не должно находиться в цепких руках ИСБ, у Йелены? Должно. До последней пылинки. Он должен был найти в лучшем случае голые стены. А вот, кроме компьютеров, всё на месте. Собнюки обыскали здесь каждый йот, Кай видел следы их следов, исчезающие в прошлогоднем тумане – но почти ничего не забрали. Что взяли исследовать, принесли обратно. Например, все книги. Зачем? Для него, Оками? Это вряд ли. На всём лежал слой пыли толщиной примерно с год. Год назад никто в столице и знать не мог, что он станет имперским рыцарем, будет сотрудничать с Торном. Год назад между имперцами и Республикой шла мясорубка. А тут будто ждали кого-то.
Ждали. Что это? Это ловушка. Сюда кто-то должен прийти, прилететь на оставленный кабинет, эти письма и книги, как насекомое на огонь. Тогда сенсоры ИСБ – Кай их либо чувствовал, либо видел – дадут тревогу. Йелена кого-то ищет.
И не предупредила. Кай мог бы здесь на него наткнуться.
Он никого вокруг не ощущал. Никаких воронок в мана, тонкой сети мироздания, кроме остатков ауры самого Оуэна с пособниками – клочки тошнотворной кровавой тучи. Кай обошёл помещение по кругу. В остальных он тоже побывал, но это был главный зал. На одной из стен между книжных полок в рамке висел какой-то документ. Диплом, с фотографией Оуэна. Кай присмотрелся к тексту. Он не умел читать по-дорусски и даже кири, их азбуку, разбирал с трудом, но бумажка была на двух языках, дорусском и бейзике. По ней выходило, что Эзра Оуэн, выпускник Императорской военной академии и отличник курсов подготовки ИСБ, был ещё и магистром дорусской литературы прошлого века. Нет, уже позапрошлого. Время идёт.
Это плохо. Кай никогда не учился не что в университете – в школе, не знал, каково там учиться, но осознавал, что такая многослойная нагрузка – а ещё ученичество в Ордене и политика, плюс интриги – тяжелая ноша. Не каждый сдюжит. Какой сюрприз ты мне приготовил, Эзра, мертвец? Наверняка он велик и вонюч. Ты убивал детей, пил их кровь, хорошим парнем ты быть не можешь.
Великий магистр отошёл в центр зала, пододвинул себе кресло и уселся поудобнее. Меч он держал в руке на случай, если сюрприз нагрянет прямо сейчас. Это бы сэкономило долю мгновения. Он прикрыл глаза, расслабился. Чего я не заметил?
Голую стену справа, между полок. Там что-то стояло, вон и штатив. Экран?.. Эзра любит бумагу. Любил? Человек жив, пока живы его дела.
Кай встал и подошёл к стене, уже видя то, что искал. Под сапогами были пепелинки.
Он поставил штатив туда, где тот должен был стоять при жизни пророка, развернул кресло к стене, сел и посмотрел в прошлое.
Это действительно был большой экран, одноразовый, из бумаги. Хорошая бумага, плотная и дорогая, сделанная из растений. Натянутый меж двух палок висячий лист. Нижняя палка упала, когда он сгорел, рассыпался в пепел. Вон, у стены лежит.
Восстань.
Пепелинки шевельнулись, следуя приказу Кая, и отступили в прошлое на шаг, другой, что-то вспомнили, обрели утраченную связь и свойства. Оуэн рисовал здесь схему, вон маркер на полке. А потом сжёг её мановением пальца, когда почуял опасность или когда она стала ему не нужна. Сжёг в пепелинки, настолько мелкие и несвязные, что даже ИСБ не могло восстановить их прежнюю форму. Кай быстро понял, что там было изображено. Он видел такую схему в начале войны – план ячеечной сети повстанцев Уланагуа, довольно-таки примитивной системы. Тот план подвёл, имперцы ликвидировали сеть и многих перебили. Схема хорошо выглядела на бумаге, но в реальности была неэффективна. Ей было нечего противопоставить постиндустриальным методам сбора информации. Здесь кто-то пытался сыграть во что-то похожее, и с таким же исходом. Глядя на сложную пирамиду имён и кличек, восходящую к одинокой вершине, Кай чувствовал, что большинство этих имён принадлежит мертвецам.
Нижние ячейки состояли из имён и кличек вперемешку, будто ники в интерсети. Выше шли только клички, а под вершиной пирамиды, обозначенной квадратом, был ряд картинок. Треугольник, крестик, звезда и морда овцы, буква U в круге. Иконки. Квадрат над ними был совершенно чёрным, тщательно закрашен, чтобы не осталось ни одной светлой точки. Тот, кто рисовал, сначала прокрасил его наискось, потом сверху вниз и слева направо. Словно коллапсар. Из этой тьмы вверх шла тонкая линия в облачко, в небеса, где был смайлик и кана. Две буквы. Кай их не понимал, он даже не знал, что за азбука. Маленькое "е" вроде дорусское, но первая буква, m?..
Он достал комм и стал просматривать азбуки. Вскоре нашёл. Это было либо рукописное "т" дорусов, либо азбука рома, "м". Дорусское «те» – сокращение от «тебе» – или «ме». «Ме» – мне, меня. Но не только. «Ме» – это древняя форма "я".
Оуэн, значит, как бог, сидит наверху, на небе. Сидел. Чёрный квадрат – не он, это кто-то другой.
Кай попытался вспомнить всё, что слышал об убийстве Оуэна. ИСБ после этого ещё кого-нибудь зачищала? Должна была. Кого-нибудь, тянущего на этот чёрный квадрат? Сильно вряд ли, об этом бы республиканцы узнали.
Гетер? Второй чернушник Её Величества, детоубийца и людоед, несомненно, заслуживал этой краски. Услышав о смерти Оуэна, он сбежал из столицы. Йелена ищет его, собираясь – так и сказала – убить. Удачи ей.
Может быть, Гетер. Кай не чувствовал уверенности.
А вот это что?
Узкий и острый клин, также чёрный, глядящий вверх, с характерным выступом из основы. Корабль. Имперский крейсер класса «разрушитель». Какие-то галочки как бы вокруг и за ним, также глядящие вверх. Кай пытался понять, что всё это значит. Крейсер находился на полметра справа от чёрного квадрата, примерно на одной линии. У этих людей был корабль? Их база на корабле? Их сеть на каком-то имперском крейсере? Здесь слишком много мёртвых имён – значит, корабль погиб?..
Покажем-ка это всё человеку, который в крейсерах понимает больше меня. Адмиралу Торну. Как полагаешь, Эзра?..
Кай Оками поднял комм и потянул схему-призрак на свет из небытия. Она проступила на миг, вернулась из смерти, и Кай её просто сфотографировал.
...
Прыгнув на орбиту столицы от самой Муны – насколько же это чудо было легко! – он просигналил привет встречному имперскому катеру. Изумление пилотов, ставших свидетелями такого скачка, сияло солнышком на разделявшем их расстоянии десяти миль. Под ногами, на дне воздушного океана, сверкал мириадом огней планетарный город. Кай задал автопилоту посадку в Центральный порт, откинулся в кресле и закрыл глаза. Чёрный. Магистр погрузился в медитацию и для себя как будто исчез, весь вопрошающая, неотвратимая воля, развёрнутая на систему Триасол и дальше, намного дальше.
Чёрный. Кто ты? Где ты?
Кай знал, что адептов Прямого Пути невозможно найти в излучении жизни, в блестящей сети вселенной. Их маскировка была практически совершенна. Помощника пророка он искал во времени, всматриваясь вдоль троп в собственное грядущее, в будущее Мэй, своей сестры, её детей и мужа, Джона Рау. Это было надёжнее всего. Если ему, Каю Оками, суждено увидеть этот сгусток Тьмы, столкнуться с ним в конфликте, время покажет. С некоторых пор у Кая со временем были особые отношения. Как и с пространством.
...
...
Иланский квартал снаружи выглядел как любой другой – батарея наполовину сращённых между собой высоченных блоков. Как жаль. Мэй ещё помнила – смутно, из детства – каким он красочным был в старореспубликанские времена. Квартал составляли остовы человеческих зданий, которые иланы выпотрошили и зарастили биоматериалом. Ещё лет пятнадцать назад их наружные стены являли собой живые ковры, висячие леса и рощи, цветущие изумительными узорами круглый год. С пришествием императрицы и восстанием нескольких иланских миров ксенофобия в столице достигла пика. Фашисты с флаеров забросали квартал дефолиантами, злотворными нанитами и отравляющими веществами, разрушили декоративную растительность, умертвили жившую в ней летучую и ползучую фауну. Оставшиеся в квартале после репрессий иланы ликвидировали останки висячих джунглей и укрылись за прочными щитами из пластика и металла. Сохранившиеся растения, насекомые и зверушки с иланских стен ещё долго продавались в столице как памятки.
Приглашение от Итриулан провело её флаер прямиком на парковку одного из трёх центральных блоков. Мэй открыла дверь, формально приветствовала троих смутно знакомых иланок с празднично расписанными руками, составлявших комитет по встрече, и ступила прямо на ждущую гравицапу. Гравицапа удовлетворённо фыркнула. Это была настоящая иланская вещь – генетически изменённая огромная черепаха со вживлённым антигравом. У создания был маленький оптимистичный ум и смысл жизни. Оно любило свою работу.
Иланки вскарабкались на неё по лапам, и Мэй привычно подавила дрожь узнавания и отвращения, которую вызывала непосредственная близость этих странно человекообразных ящеров. С иланами надо тщательно контролировать язык тела, для них он открытая книга.
Гравицапа тронулась и поплыла внутрь здания, миновав чувствительное силовое поле за бахромой цветущих лиан, скрывавших вход с парковки. Надприродные чувства Мэй фиксировали облучение и силовые поля, очищающие входящих в блок от возможных биохимических угроз.
Снаружи прозвучал взрыв.
Лианы всколыхнулись. Старшая иланка спрыгнула с гравицапы, уже держа в руке бластер – куда и делась её неуклюжая медлительность – и завертела головой. Обе младшие что-то залопотали, жестикулируя, и взялись за свои станнеры. Это были совсем юные иланки, фарги, их язык был примитивен и часто неточен, Мэй его не понимала. Старшая отдала им короткий приказ, зарезав волнение на корню, и обратилась к Мэй:
– Мэйэ-сама, Эрне, – она показала на себя большим пальцем, – вынуждена изменить планы. Возможно нападение, я реагирую. Фарги идут со мной. Платформа привезёт вас прямо к эйстаа-аканэ. Итриулан ожидает вас.
– Конечно, – Эрне. Точно, так звали эту иланку. Мэй почувствовала стыд, как всегда, когда забывала имена нелюдей или нарушала какое-нибудь другое политкорректное табу. – Спасибо тебе. Удачи, Эрне. – Пристрели пару-тройку фашистов, если это они.
– Аэ! Эрнэ, ка Ц`ан!
Возглас раздался откуда-то из стены – из сокрытой двери. Мэй оглянулась. Ковровый узор мхов с алыми усиками раздвинулся, и оттуда вылезла высокая крепкая фарги, а за ней маленькая и стройная... Нет. Человеческий мальчик. Подросток лет четырнадцати, голый до пояса, в бежевых кожаных шортах. Мэй приняла было его за иланку, потому что цветом смуглой золотистой кожи он мало отличался от них, как и рисунками на руках. Мальчик встал перед Эрнэ и быстро заговорил, жестикулируя всем телом, как настоящий илан. Это явно был его родной язык. Его спутница бездумно улыбнулась Эрне, которая не удостоила её взглядом, улыбнулась Мэй и взгромоздилась рядом с ней на гравицапу. Она была тяжёлая, сильная и носила доспех цвета собственной чёрной чешуи, незаметный на первый взгляд.
Мальчик с Эрне договорились.
– Мэйэ-сама, Ц`ан составит вам компанию на пути к эйстаа-аканэ. Эта фарги, – Эрне ткнула бластером в сидящую спутницу пацана, – будет вашей охраной. В её сопровождении вам нечего опасаться. Ч`аи.
Сожалею/до свидания. Эрне и её фарги поспешили обратно на парковку. Мальчик вспрыгнул на гравицапу, встал столбом, как делают в общении с людьми непривычные к этому иланы, и протянул Мэй руку.
– Здравствуйте, Мэйэ-сама, – у него был иланский акцент. – Меня зовут Цао Ян.
– Мэй Сиюань.
Ян. Его звали, как её новорождённого сына. А рукопожатие было детским – ладонь выставлена прямо от тела и слишком напряжена. Мальчишка явно не привык здороваться с людьми. На шее Цао было украшение, что-то среднее между ошейником и ожерельем, а руки были разрисованы – вишнёвые и белые узоры. Он топнул по спине черепахи, и животное поплыло дальше по коридору. Фарги сидела недвижно, только её круглые золотые глаза с вертикальными зрачками поворачивались то туда, то сюда.
Стены зала в конце коридора были занавешены светлыми полотнами. В дверях их ждал ещё один лучевой барьер, воздух в зале был влажен и двигался, и живые простыни едва заметно колыхались на сквозняке. Они отдавали желтизной блеклого костяного цвета. Узор на руках, вишнёвый и белый. Это же траур. Мэй мысленно хлопнула себя по лбу.
– Цао, здесь что-то случилось?
– Да, – сказал мальчик. – Прошлой ночью умер Айал.
– Знакомое имя.
Мэй его тоже слыхала, но не могла вспомнить, кто это.
– Само собой, – заявил Ян. – Айал, первый супруг эорэйстаа Лааверуа, матери тысячи дочерей. Опора её власти и дизайнер наших кораблей. Вы видели его работу, даже на ней летали. Он создал форму крейсеров, которые сражались против войск императрицы Рив. – И мальчик указал на силуэты, проступающие на полотнах, призрачные очертания боевого флота. – Он сочинял формы, наводящие ужас на врагов эорэйстаа, и украшения для любви и радости. – Ян тронул пальцем кулон на шее Мэй. – Вот это, например, его работа.
Мэй посмотрела на платиново-иридиевый кулон, похожий на каплю или на лист, прелестный в своей простоте. Его подарил ей Джон, когда-то в разрушенном городе на Уланагуа. Взял в развалинах уничтоженной бомбами ювелирной лавки. Мародёрство, но Мэй украшение сразу понравилось, и она его берегла. Мысль о том, что творец этой вещи мёртв, её огорчила.
– Мне очень жаль, – она сделала ритуальный иланский жест сочувствия к трауру, и Цао принял его, ответив движением плеч. – Что стало причиной смерти?
– Айал отдал жизнь, даруя её, – сказал мальчик. – Как миллионы наших мужчин от яйца времён.
О. Мэй была поражена. Айал умер в родах. Мужчины илан вынашивали потомство сами, в сумке внизу живота, и когда малыши рождались, чтобы уйти в тёплые колыбельные воды, метаболизм отца мог не выдержать изменений. Некоторые мужчины умирали, так и не проснувшись от родительского сна. В древности эта смерть ждала почти всех мужчин илан, но теперь она стала редкостью. Муж самой эорэйстаа, верховной владычицы расы!
Первый муж. Лааверуа была немолода.
– Это ужасно, – сказала Мэй, прикидывая, сколько лет было Айалу. Крейсера илан были не новые, их форма, действительно грозная, знаменита по всей галактике.
– Нет, – возразил Цао Ян. – На самом деле это прекрасная смерть. Айал хотел стать отцом, и стал им. Теперь его жизнь в его детях. Жаль, что я не могу подарить Рейсте-сама потомство, я тоже хочу. Говорят, есть способ. Это опасно, но я бы рискнул.
Мэй резко повернулась к мальчику.
– Рейсте-сама?!
Полковник Рейсте была эфенселе Итриулан – её сестра с водяной колыбели – и главный офицер снабжения иланских кораблей республиканского флота. Неужели она...
– Да, – Ян кивнул, этот жест означал одно и то же у людей и илан. – Я её консорт. Раньше мы бы остались бесплодной парой, но теперь у нас нашли выход. Можно выносить молодняк в искусственной сумке, её вживляют сюда, – он показал себе на живот. – Правда, толстеешь, но это даже красиво.
– Сколько тебе лет, Цао Ян?
Это получилось у Мэй резковато, и мальчик заметил.
– Пятнадцать. – Он косо глядел на неё исподлобья, с весёлой искринкой. – Это момент, когда вы спросите, откуда я и почему я иланэ?
Пятнадцать. Четырнадцать – возраст согласия. Для мальчика уже год слишком поздно.
– Не знаю, – сказала Мэй. – Ты выглядишь как человек и, очевидно, знаешь, что ты человек. Почему ты иланэ?
– Рейсте-сама освободила меня из рабства у купу – забрала у них корабль, других рабов и меня. – В голосе Яна было спокойное восхищение. – Я стал её фарги, потом консортом. Мне дали имя иланэ, похожее на моё – Ц`ан, это значит шустрый.
Он произносил "ц" в имени как щелчок, иланский звук. Мэй держалась прямо, как палка, контролируя свою позу и выражение лица. Некоторые иланки, работающие ближе к дикому Внешнему краю галактики, делали так – покупали себе мужчину-раба рептилоидной или гуманоидной расы, чтобы использовать его для секса. Он не мог забеременеть от такой партнёрши, его не надо было охранять, заботиться о нём, как об иланском супруге. Он был заменим, если что. Некоторые из этих рабов влюблялись в хозяек и оставались с ними, когда их пытались освободить.
Бедный мальчик.
Гравицапа степенно ползла по веренице залов и ходов, минуя пары и тройки илан, направляющихся по своим делам. Черепаха и черепаха. Традиционные иланские устройства обычно не отличались скоростью.
Мэй хотелось прекратить этот разговор и это знакомство. Одновременно ей жгуче хотелось продолжить его с Рейсте. Но это было сложно. То, что сказал мальчик о захвате корабля купу, походило на правду. Рейсте была известна своей жёсткостью в сражении и нетерпимостью к чужеродцам, нарушающим законы илан. Она была опасна.
– Я часть нации иланэ, – продолжал Цао. – Только физически я человек. Внутри я мужчина-илан.
Мэй вздохнула. Я пожалею об этих словах.
– Скажи, Ян, что такого хорошего в том, чтобы быть мужчиной-иланом? Смотри, Айал умер.
– Зато у него была прекрасная жизнь, – и Цао оживлённо зажестикулировал. – Айал едва вышел из вод, когда на него упал взор Лааверуа, а она тогда уже была улукасак – по-вашему, генерал. Она охраняла границу с Диким морем, – так иланы называли Внешний край, – и водила корабли под рукой адмирала Дийселле, великой военачальницы прошлого поколения. Лааверуа должна была покинуть Инегбан на пять лет и не могла взять Айала в супруги. Но их глаза уже встретились и их души соединились. Айал пять лет отвергал всех женщин, которые предлагали ему дом, богатства и знатность. Пять лет он ждал Лааверуа в городском ханане, изучая дизайн и другие науки, которые могли понадобиться ему, чтобы стать её опорой в жизни. Когда она вернулась с победой над кочевниками хацам, уже адмирал и наследница Дийселле, ничто больше не могло встать меж ними. Лааверуа вывела Айала из ханане и взяла в мужья.
– Красивая история. Но... – она же убила его, хотела сказать Мэй и вовремя прикусила язык. – Всё же Айал умер в этом браке. Он был уже немолод, да?
– Йип, – согласился мальчик.
– Зачем же тогда... – зачем было использовать его как скотоматку, вертелось на языке; Лааверуа что, решила избавиться от постаревшего мужа? – ...зачем было рисковать? С возрастом риск смерти на родильном пляже растёт, это знают даже люди.
– У них не было детей, – грустно сказал Цао Ян. – Они пытались дважды, ещё в молодости, но молодняк погибал. Во второй раз Айал еле выжил. Что-то было не так. Айал доживал уже пятый десяток лет, это крайний естественный срок для рождений. Он был опорой и спутником эорэйстаа всю жизнь, все его устремления были ради неё и народа иланэ, которым она управляла. Айал успел сделать очень много, но так и не создал жизни из самого себя, а ведь это великий дар природы мужчинам илан. Он отличает нас от диких рас, где самцы только властвуют и разрушают. Понимаете, Мэйэ-сама?
Черепаха заплыла в тупиковый коридор и плавно шла к сверкающей двери в его конце.
– Айал решил попытаться с детьми ещё раз, – продолжал Цао Ян. – Лааверуа не хотела, у неё были целые косяки детей от других мужей и консортов, но он её уговорил. Она уступила. Как можно не уступить мужу, который рискует сойти в холод смерти, не породив потомства? Эорэйстаа хотела, чтобы зачатый ими молодняк выносил суррогатный отец, но Айал воспротивился всем этим новшествам. Он хотел быть традиционным отцом. У меня хорошее чувство, сказал он своей госпоже, на этот раз всё должно получиться. И всё получилось. Хотя он умер на пляже, их дети живы. Замечательные здоровые дети.
Гравицапа встала перед хитиновой, словно крылья бабочки, дверью, отливающей тёплым летним узором. Ян спрыгнул на пол, тронул лапу черепахи, и животное вытянуло её так, чтобы Мэй было удобно ступить на неё и сойти. Бессловесная фарги слезла следом, на вид неуклюжая, но ловкая на самом деле, как охотник джиху.
– Айал был идеальным мужем и мужчиной, – сказал мальчик. – Чего ещё в жизни можно желать?
...
Обросшая светлым деревом комната была просторной и очень уютной даже на человеческий вкус. На столе перед Итриулан стояли два сосуда из тыквы, но мяса, обычной закуски во время иланских бесед, в них не было. Только вода и жёлтые палые листья. Мы едим цвет печали. Воздух пах свежим древесным стволом. Адмирал сидела в полном спокойствии, опираясь на пуфы-подушки и собственный хвост. Рядом почивала полковник Рейсте, её сестра-эфенселе, темнокожая с красным отливом и даже на отдыхе устрашающая. Хозяйка Яна.
Мэй склонилась в ритуальном жесте траура.
– Айле, Итриулан. Я сожалею о трагедии, постигшей иланэ ночью.
Глаза адмирала сузились в радостном приветствии.
– Т`ац, Мэй-сан. Жизнь Айала отныне в его детях – и в плодах его таланта. Садись, раздели с нами воду этого дня.
Мэй села в предложенное ей низкое кресло, созданное для гуманоидов без хвоста. Цао Ян подошёл к Рейсте, что-то сказал ей неуловимым жестом и уселся на плоский пуфик между её ног. Они будут все поститься до завтра, подумала Мэй, и мальчик с ними. А разговор придётся вести в его присутствии, это обычай илан – молодёжь учится, участвуя во взрослых делах. Впрочем, илан не болтливы. Пусть. Если они предательницы, пусть Ян узнает.
