Текст книги "Имперский цикл (СИ)"
Автор книги: Надя Яр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
– Какой ты предусмотрительный, – сказала она. – Это в тебе восхищает. – Но и смешно немного, было на её лице. – Бери меня, император.
И расстегнула ремень его брюк.
Потом он ласкал её грудь, живот, плечи, целовал в губы – она от этого уходила и подставляла шею – а её руки скользили под его рубашкой, жадно исследуя тело. Потом он осторожно положил её на пол и снял с неё обувь и брюки. Трусиков под ними не было.
– Я знаю, что ваши женщины иногда убивают нежеланных детей в утробе, – сказал он. – Прерывают беременность, так они говорят. Если я сделаю тебе ребёнка, ты его родишь?
– Аборта не будет, я обещаю. – Мэй трогательно прикрывала рукой грудь, а вторая рука стискивала его пальцы, тянула к себе. – Выносить это дитя и родить, возможно, придётся дроиду-матке. Если Джон до того момента меня не бросит.
– Кто же бросит тебя... – Он развёл её ноги в стороны. Пусть только попробует, негодяй, я его повешу.
Мэй наконец застонала, когда он подался вперёд и накрыл её тело своим.
...
Ко второму разу он снял китель и рубашку.
...
...
– ...И ещё. Тебе надо подумать, от кого баллотироваться в сенат, если хочешь, чтобы тебя избрали. Твоего мира, Амана, больше нет. На днях я опубликую указ, который вернёт всем аманским беженцам гражданские права, в том числе возможность выбирать мир для проживания и полноправие по месту жительства. После этого даже те, кто по сей день ещё не нашёл себе места, перестанут быть отрезанным ломтем и вольются в общество на местах.
– Хочешь нас рассеять? – спросила она. – С глаз долой, из сердца вон? Почему бы не дать нам отдельный мир, новый, чтобы мы сохранили свою культуру? Сарияд подойдёт, там уже есть наша база и небольшая колония.
Они лежали на боку, касаясь, глядя друга на друга. Её рука ласкала лестницу старых шрамов на его плечах и спине. Гладила, настойчиво и осторожно. Он помнил, как тяжёлая рука её отца касалась его почти так же, там же, только раны были совсем свежие, сочились кровью. В камере пыток ИСБ было дело. Теперь эта память о боли уже не мешала.
Прощение злодеяний дарует покой не злодею, а жертве, подумал он. Вот она, тайна.
– Сарияд нужен твоему брату, у него на этот мир другие планы.
– Каю нужна вся планета? – Она приподнялась на локте.
– Видимо, да. И он намекнул, что колонистов оттуда надо эвакуировать. С этой планетой что-то не так.
...
...
...Кай не спеша устроился в кресле и положил ему на стол белый бумажный конверт.
– Я там написал, почему Сарияд непригоден для заселения. Вслух читать не надо, и передавать кому-то, в том числе в архив.
– Это... может привлечь внимание? – Торн уже знал, что некоторые имена и явления в империи избегают называть вслух, но никогда не думал, что это больше, чем суеверие. И вот, от Кая Оками.
– Да, – просто ответил тот.
Торну немедленно расхотелось читать письмецо в конверте.
– Что там? Скажи в самом общем виде.
– Нечто очень голодное. Оно уже однажды жрало, и не прочь ещё. Вы обратили внимание, что на планете есть развалины, но нет колоний и разумной жизни, сэр?
Он иногда бросал это «сэр» даже наедине, будто бы забываясь. Или напоминая себе, чтобы когда-нибудь не забыть на публике. Адмирал Торн взвесил тонкий конверт на ладони и спрятал его во внутренний карман кителя. Некоторые имена, согласно суевериям, не следовало произносить даже про себя.
А ведь я что-то подозревал, подумал он. Есть такие планеты – вроде бы всё прекрасно, садись и селись, только колония потом вдруг куда-то девается. Ни следов, скажем, угона в рабство, ни трупов. Обычно такие вещи означают, что колонистов съели, и хорошо, если быстро и без затей. Таков был мир Авьякта на территории его родного царства Вриндавана. Там несколько раз исчезали колонии, пока мир не стал запретным. Гм, а ведь Авьякта расположена очень близко ко границе с пустошами, оттуда и до имперского космоса вскоре рукой подать...
– Да. Хорошо, планета твоя. Выселяй оттуда людей. Это мятежники, тебе, как их герою, тут все карты в руки.
Адмирал с интересом отметил, что Кай Оками озабочен благополучием поселенцев на Сарияде и готов ради этого на меры, непопулярные среди мятежного ополчения. Его отец, например, не стал бы лишний раз раскачивать лодку, а просто ждал бы, пока то, голодное, не насытится, потом объявил бы мирок вне доступа и делал там что захочет. Такие тонкости более чем любые слова убеждали адмирала, что Кай – существо не вполне зловредное, несмотря на его чудовищную роль в успехе мятежа и раздувании гражданской войны.
Он также заметил, что Кай не лжёт. Самородок с четырьмя классами сельской школы хитрил и маневрировал, как древний злобный мудрец, но не произнёс прямой лжи ни разу. Достойно внимания, потому что, насколько Торну было известно, старые храмовики подчас врали, аж дым стоял. Хотя у них была заповедь против лжи. Возможно, Кай Оками относился к ней всерьёз, как бывает с фанатичными неофитами – да только ничто в нём, мягко говоря, не указывало на фанатизм. И не неофит он уже. Кай был загадочен, как иновидовой артефакт, внешне напоминающий что-то знакомое. Например, бомбу.
– Гарантируешь, что оно не вырвется на свободу?
– Само оно – да, об этом я позабочусь, – с уверенностью сказал Кай. – Разве что будет кто-то живой, на кого оно повлияет. Тогда и об этом я позабочусь.
– Если оно обретёт орудие, то о каком масштабе бардака мы говорим?
– В пределах двух-трех миров, адмирал. С концами. Но это даже не сотая часть основной проблемы.
– Проблему можно окончательно решить? – приподнял бровь адмирал. Он готов был выделить определённые средства, чтобы сариядское нечто, явно родственное Каю, но ещё более безумное, не вынырнуло в самый неподходящий момент у него в тылу.
– Я пока не могу, – Кай развёл руками. – И не такие умы старались. – Он виновато улыбнулся и наклонился поближе. Голубые глаза блестели научным азартом. – Я думаю, проблему можно... контролировать. Может быть, в нашу пользу. Если он согласится помочь мне во время войны...
– Давай без местоимений, – адмирал уже понял, что проблема на Сарияде обладала именем и фамилией – по крайней мере, когда-то, как большинство проблем храмовиков. Может быть, даже успела побывать одним из них.
Кай был мгновенно сбит с толку, как всякий раз, когда Торн отдавал ему приказ, но тут же оправился и заявил:
– Да, сэр. Будут новости, я доложу.
– В самом деле?
Будто бы есть другая возможность.
Кай проигнорировал шпильку.
– И, мне нужен будет военный чин.
– Конечно. Останешься в армии – получишь полковника, что соответствует твоему статусу у мятежников с повышением на разряд.
Это было немного слишком великодушно. Капитан Оками был ведущим эскадрильи истребителей, но эскадрилья состояла всего из восьми единиц, а в последние годы усохла до четырёх-пяти в связи с тем, что желающих в ней летать было мало, особенно среди опытных пилотов. Истребители этого соединения слишком часто гибли, следуя приказам капитана, имперские пушки поражали их, а не Кая, и состав менялся чуть ли не каждый второй вылет. Из всех соратников Кая Оками на поле боя один Джон Рау, его друг и зять, упорно оставался невредимым. Его легендарный корабль был словно заговорённый.
Но Кай покачал головой.
– Генерала.
Торн усмехнулся.
– Ты не заслужил.
– Ещё заслужу. Я генерал Ордена Храма, буду им и в миру. Это избавит от необходимости брать под козырёк перед бог знает кем, даст автоматический доступ к закрытой информации и возможность отдавать приказы, не нарушая закон. – Кай улыбнулся в ответ. Он и без чина мог отдать приказ хоть облакам и водам, тот был бы исполнен, скорее всего. Оба они это знали. – В армии я фактически не останусь, хотя формально буду там числиться. Мне предстоит огромный труд.
– Может, тебе сразу дать адмирала? – Торн улыбнулся ещё шире. – Чего мелочиться.
– Станете императором – дадите, если будет надо, – вполне серьёзно ответил Кай. – Пока мне хватит генеральского оклада.
– Если дело в деньгах, то не беспокойся – кто-кто, а ты у меня на паперть не попадёшь. Я так или иначе намерен дать тебе статус тайного советника по надприродным вопросам. – И надеюсь, что для местных титул звучит не так глупо, как для меня. – Оклад будет много выше, чем генеральский.
– Спасибо, но это я должен делать бесплатно. Традиция, – Кай развёл руками в чёрных армейских перчатках, немножечко как в наивной драме.
– А служить в армии – не бесплатно?
– Нет, это устав позволяет и даже предписывает во время войны. Деньги должны идти на операционный орденский счёт. Такой счёт мне нужен, и общий, но пока что обойдусь одним.
– Нужен – иди открывай. Секретарю потом сообщишь.
Торн кое-что подозревал и решил проверить свою догадку.
– А куда? – как будто в пространство вопросил Кай. – И как? У меня же нет документов.
Аплодисменты.
Кай Оками, Великий магистр и генерал мёртвого и возрождённого Ордена Храма, великий мятежник, обманщик, убийца и воин, человек, которого слушались и пространство, и время, понятия не имел, что такое счёт в банке.
...
– Не беспокойте пока что мою сестру, адмирал. Ей и так нелегко.
Кай поднялся с кресла, давая понять, что разговор завершён, но остановился напротив двери. Его профиль под чёрным плащом-покровом резко выделялся на фоне адмиральского обзорного экрана. Парень знал, что Торну на самом деле нравится на него смотреть, наблюдать и гадать над этой ходячей волшебной вещью, а Торн знал, что Кай это знает. Они потворствовали друг другу, и даже не в малом.
Адмирал хранил молчание. О Мэй он с Каем говорить не мог, заставить себя не умел.
– Вы сможете встретиться с ней после вечеринки в честь подписания договора о нашей почётной капитуляции.
– Это называется «приём», а не вечеринка.
Мы не в деревне, мальчик. Порой Кай выглядел юношей, а порой – далеко за сорок. Ему было двадцать три.
– Не уязвляйте меня, сэр. Я пытаюсь немного помочь. В тот вечер у вас есть шанс разрешить весь этот, – Кай неопределённо повёл рукой, – горький вопрос между вами. Пригласите её к себе.
– Приём. Он будет удачным? – В том смысле, в каком я задумал?
– Да.
– А договор? Он сработает?
Торн и сам знал, что да, но почему бы не спросить. Лишняя капля уверенности экономит нервы.
Кай прикрыл глаза, будто ему было стыдно. Ну наконец-то.
– Насколько это возможно, – тихо ответил он.
Свет из открытой двери упал на его одежду, и адмирал заметил, что его плащ на самом деле не совершенно чёрен. Оками носил предельно близкий к абсолютной тьме, но всё-таки отличный от неё покров.
– Будешь-таки генералом, мальчик, – прошептал Ариан Торн, когда дверь закрылась.
2. Явление
Великий магистр Кай Оками сидел на полированной скамье в атрии императорского дворца и подслушивал. Скамья была совершенна, ирийский молочный мрамор, искусство её полировщика выше всяких похвал. Кай расположился с полным комфортом и наблюдал за крошечным серебристым созданием, свившим гнездо в полу между плит. Создание было величиной в полмиллиметра, припутешествовало в столицу с каких-то невероятных миров в трещине чьей-то подошвы и напоминало паучка. У него было шесть ножек плюс две белые лапки-клешни по бокам, которыми оно укатывало в блестящие нити пойманную добычу – ещё более крохотных мошек, чем оно само.
Зверюшка была замечательна и страшна и помогала Каю отвлечься от жара страстей, которым предавались люди и нелюди в некоторых залах и комнатах дворца. Как рыцарь Храма и миротворец, Кай сердечно приветствовал этот переход от войны к любви, пусть даже лишь плотской, но непосредственно воспринимать водовороты чужих чувств было тяжко. Это будило страсть в нём самом, мысли о женщине по имени Нив Уэллан, которая в последний год была его тайной соратницей в деле примирения галактики. Кай знал, что Нив влечёт к нему так же, как его к ней, но ей, убеждённой имперке, нелегко было простить ему участие в войне на стороне повстанцев, смерти множества других сторонников императрицы. Он также знал, что время ему поможет, Нив простит и станет его женой. Он был готов ждать годы. Их брак вознаградит терпение и станет важным шагом в восстановлении гражданского согласия, необходимого для подготовки к войне против орды.
Идущие из дворцовых комнат миазмы похоти и волны чувств будили в душе Кая также память о мерсианке Зои Уэст, повстанке и пилоту эскадрильи Рау, с которой он, Кай, утратил невинность. Зои была никакой не Зои и не мерсианкой, её истинное имя было Инес саэ Лао, и была она ученицей и агенткой императрицы. Она совершенно его не любила, и это Кай считал главным. Когда его умения достигли новых уровней и он вдруг стал видеть страсти и помыслы живых существ, душа Инес его поразила. Она не чувствовала к нему ни ненависти, ни любви, не имела симпатий и антипатий. Она его даже как следует не желала. Саэ Лао была пустотой в глубоком колодце, куда живые существа проваливаются сквозь тонкий коврик мха, чтобы умереть на дне без воды и выхода. Кай тогда увидел на песке её памяти сухие кости предыдущих жертв, моменты их смерти. Всё же он не жалел, что предался с ней греху, и не был уверен, что встреча с Инес его чему-нибудь научила, кроме того, что обман и зло вездесущи и процветают там, где повреждённая человеческая природа даёт слабину. Об этом он, однако, знал от своих учителей и так. Скорее, саэ Лао просто обожгла его душу, убила в нём что-то и нанесла интимный ущерб, как Мэй – адмиралу Торну. Не столь тяжёлый, но с точно тех же позиций: противники – не вполне люди, с ними можно делать что угодно. Кай знал, что Мэй предавалась таким иллюзиям, она так оправдывала себя, когда вспоминала, как совершила над душой имперского адмирала насилие, которое привело к его насилию над её телом. Параллель между сестрой и жестокой Лао горчила. Подобные грустные выводы и были причиной того, что Кай предпочёл бы быть далеко от дворца, не умножая печаль сверх меры.
Однако уйти или закрыться от чужих чувств он не мог. На тропах времени горячо и близко дышало пятно паскудного зла, опасность, которой он здесь дожидался, чтобы отразить. Её пути вели во дворец, к этой ночи. Кай Оками ждал. Его меч покоился в рукаве.
...
Далеко за дворцовой крышей возносились ввысь башни столицы. Планетарный город образовывал впадину там, где был расположен дворец и его сады, здесь можно было прямо с земли видеть небо, но здания вокруг были слишком высоки. Небо казалось чёрным лоскутком. На нём двигалась россыпь звёзд, в основном искусственные спутники, станции и имперские корабли. Кай посчитал их, потом посчитал опять. Чувства одурманенных амброзией любовников в дворцовых комнатах были не единственным и не худшим, что ему приходилось переносить. Его сестре Мэй было плохо. Она встретилась с Торном, как Кай и предвидел. Теперь между ними шёл разговор, от которого Мэй обмирала. Она была близка к отчаянию и искала выход. Выходов было несколько и дальнейших возможностей много, но лишь одна делала личное положение самой Мэй, её мужа и адмирала хоть сколько-нибудь терпимым. Кай сострадал сестре, но ни к чему её не подталкивал. Выбор должна была сделать она сама. Судьба галактики от этого не зависела.
Гнев и страдания сестры глодали его дух и совесть с тех пор, как стало ясно, что Сопротивление проиграло войну Ариану Торну. Боль Мэй, ведущая к отчаянию ярость, отравленная горькой страстью ненависть к адмиралу, стыд совершённого и пережитого насилия, злость на саму себя, на мечущихся соратников, мужа, Кая и на обожающий Торна народ, упорно не желающий освобождения – всё это клубилось вокруг неё тучей горящей тьмы. Тьма становилась всё гуще, она становилась опасной. Кай сделал для Мэй и детей что мог, умиротворяя беременную сестру, ласково убедил её принимать успокоительное, сам исподволь врачевал её дух во сне и теперь надеялся, что малыши не понесли ущерба.
Мэй приняла решение и перестала страдать.
Кай вздохнул и запрокинул голову назад. Ему как будто целый мир свалился с плеч.
...
Им было хорошо, Мэй и Торну. Очень. В какой-то момент их чувства стали едины, как излучение слившихся солнц, и гнев и боль адмирала растаяли в счастье так же, как тёмное облако вокруг Мэй. Кай закрыл глаза, содрогаясь от радости. Он не завидовал им, даже белой завистью. Всё это будет и у него с возлюбленной, с Нив. Сейчас он просто стоял в стороне, постыдно не имея права закрыть третье око. Он охранял их ночь. Тепло их блаженства будто его омывало.
Мои дорогие.
Я правильно сделал?
Те, кого он вопрошал, молчали.
...
Шло время.
...
– Оками-сама... – произнесла горбатая тень меж колонн. Обычно рыкающий голос джиху был очень тих – его обладатель знал, Кай услышит.
Фереште.
– Оно здесь, Оками-сама, – существо приблизилось к Каю. – Я чую его омерзительный запах. Вонь. Эта тварь не с наших троп, её поили чужие реки. Позвольте пойти по следу.
Кай поднялся. Он безмолвно благословил паучка, который последний час помогал ему сохранять безмятежность. Будь счастливо, крошечное существо, отмеренный тебе срок. Встреть в этом странном мире подругу и породи паучат. Да здравствует жизнь.
– Идём вместе, Фереште.
Рукоять клинка, ещё слепая, легла в его ладонь.
...
Её звали Гвендолен Сима, и была она служанкой в открытом крыле императорского дворца – красивой куколкой, подавательницей напитков и мимолётным развлечением для имперских офицеров. Была – до вчерашнего дня, когда нечто спящее в ней проснулось, повинуясь сигналу из ниоткуда. Оно взорвалось в её мозгу, как капля чернил в воде, и пакет необыкновенных данных перепахал сначала её разум, а потом и тело на генетическом уровне. Ночью Гвендолен, словно спрут, выползла на карнизы исполинской башни, в которой снимала крохотную комнатку. Она жадно приглядывалась к обитающей за окнами еде, но решила раньше времени не привлекать внимания. Поймала шестерых гамам, надоедливых вездесущих городских птиц, и сожрала с перьями, а потом некоторое время размышляла над своей задачей. Приняв решение, новая Гвен разобралась, как надевать и носить одежду своей отработанной оболочки. Теперь она вернулась во дворец, скрыв своё удивительное, новое и совершенное тело под разноцветным тряпьём. Ей предстояло устранить проблему.
...
Тварь шла в главный дворцовый зал, происходящее в котором явно намеревалось дожить до утра и перейти в афтепати. Кай видел её как плывущее тёмное пятно, настолько очевидно чуждое и враждебное окружающим людям и нелюдям, что он задавался вопросом, как эти окружающие могут ничего не чуять. Они не чуяли. Пятно плыло неприятно быстро.
– Элис, дай нам план дворца.
– Да, Оками-сама, – сказала дворцовая ИИ. Мерцание её несчётных глаз образовало световую структуру перед лицом Кая. Он сдвинул голограмму немного вниз, чтобы Фереште тоже было удобно смотреть, и увеличил картину из праздничного зала.
– Видишь, куда оно направляется?
Чудовище лавировало, пробираясь через пьяную и расслабленную толпу. Оно оказалось там очень споро – только что, казалось бы, вошло – но теперь двигалось медленнее, притворяясь гостьей. Глубоко посаженные глаза Фереште какой-то миг растерянно шарили по крохотным фигуркам и лицам в световой картине, но прирождённый охотник быстро распознал дичь.
– Оно ищет императора, – сказал джиху. – Идёт по запаху, как сделал бы и я, по следу.
И в самом деле, подумал Кай, тем вечером Торн в какой-то момент находился во всех тех точках зала, которые обходила гостья. Её инструмент – обоняние, а не что-то другое. Прекрасно.
– Прикажете послать в зал стражу и арестовать эту личность, Оками-сама? – мелодичным голосом девочки спросила Элис.
– Ни в коем случае, – возразил Кай. – Ничего не предпринимай без моих указаний, как и приказал император. Ты можешь распознать, кто эта женщина?
– Нет, – сказала Элис. – Она имеет внешнее сходство со служанкой Гвендолен Сима, но это не Сима и вообще не человек. Существо в зале не принадлежит ни к одному из известных имперскому каталогу разумных видов.
– Ещё бы. Элис, кто наблюдал за работой сканеров, когда оно миновало ворота?
– Техники безопасности в камере А4.
– Они всё ещё там?
– Да, Оками-сама.
Мне сегодня определённо везёт, решил Кай. Второй агент мог бы уже убраться.
– Изолируй их в этой камере, Элис. Полная герметизация с силовыми полями. Отключи им доступ к коммуникациям и прикажи сохранять спокойствие. Я туда подойду.
– Да, сэр.
– Нам надо спешить, мастер Кай, – заявил Фереште. – Оно скоро выйдет в атрий, оттуда уже недалеко до императорского кабинета.
Он сжался и стал как будто ещё приземистее. Длинные когти-сабли с мерцающими силовыми лезвиями едва заметно шевелились. По сравнению со своей обычной беззвучностью джиху сейчас дышал шумно. Он был готов к бою.
– Мы не собираемся брать врага в толпе, – ответил Кай. – Встретим его вот здесь. – В небольшом холле на первом этаже светилось пять фигур. Там отдыхали гости. – Элис, как только чужак войдёт в это помещение, полностью изолируй и его. Находящимся там скажи, что и техникам. Фереште, идём. Не стоит спешить, шуметь и спугивать гостя.
...
Тварь вошла в ловушку, и та захлопнулась.
– Готово, Оками-сама, – сообщила ИИ. – Гости в помещении, боюсь, не выживут.
– Опасаюсь того же, Элис.
Но Кай не опасался. Злосчастные, оказавшиеся в холле с ордынским агентом, подобрались удачно: двое людей-повстанцев, родственник корпоративного посла лилим, полномочная представительница одной из иланских эйстаа и грингрин Горос, председатель коллегии столичных банков. Как раз тот набор жертв, который, с правильной подачи СМИ, поможет усилить осознание угрозы у большинства групп населения. Если бы их можно было предупредить, вовремя эвакуировать без риска насторожить агента и потерять десятки или сотни живых существ в зале, Кай приказал бы Элис это сделать, но такой возможности не было, и он был удовлетворён тем, что они погибнут не зря.
Кай, Кай, о, как же ты похож на своего отца. Две капли воды.
Он не был уверен, чей это голос. Кажется, Рив.
Они остановились перед дверью. Та отливала силовым полем. Тварь стояла за ней, уродство в панцире тьмы, и с ней ничего нельзя было сделать.
– Снять поле, Оками-сама? – спросила Элис.
– Ни в коем случае. Эта тварь может быть заразной.
С гостями за дверью что-то случилось. Им вдруг стало очень, очень плохо. Но ненадолго.
– Поправка: она заразна. Удерживай поле, Элис, я и так войду.
– Да, сэр. Если позволите заметить, ваши священные силы выросли за последние четыре года.
Кай кивнул, признавая её правоту. Он впервые ступил во дворец меньше года назад.
– Позвольте мне атаковать первым, Оками-сама, – сказал Фереште. Его глаза сузились, мощное сердце билось, как размеренный молот. – Исполнить мой долг.
– Боюсь, ты погибнешь, – ответил Кай. – Причём бессмысленно. Ты и так мне уже помог. Жди здесь.
Он легонько сжал рукоять и выпустил на волю незримое лезвие своего клинка.
– Вам нужно увидеть, чего стоит это существо в бою с противником без великих сил, Оками-сама. С простым имперским солдатом вроде меня. Пропустите меня вперёд и смотрите. Я хочу искупить вину за то предательство, которое замыслил. – Джиху коснулся когтем своего горла – крайняя степень вины и самоуничижения. – Я хотел убить императора.
– Я знаю, Фер. На тебе нет вины. – Кай мог сказать ему только эти слова. Он не мог честно сообщить, кто и что именно подвигло было разум и чувства джиху к мысли об убийстве командира – это сделало бы упрямого воина врагом самого Кая. Фереште любил Торна.
– Раскаяние роет вине могилу, но лишь искупление её хоронит. Без искупления мне нет прощения, арай. Я хочу очиститься и принесу при этом пользу.
Арай было имя бога.
– Хорошо, Фер. Возьми мою руку. – Джиху аккуратно обхватил запястье Кая мощной лапой. – Не так – ладонь к ладони, как люди. Вот так. Мы вместе пройдём сквозь стену, не закрывай глаз и ничему не удивляйся, следуй за мной. Она чует нас, стоит у двери, мы выйдем с ней рядом. Я сейчас обезврежу её нанитов, надеюсь, она не сразу выпустит новых. У тебя будет немного времени. Идём, – сказало божество.
И шагнуло вперёд.
...
Фереште прыгнул с места, как снаряд, но тварь оказалась быстрее. Зубцы на концах щупалец несли сильный яд: удар – скоростной паралич. Всё же джиху удалось оторвать двое щупалец, выдрать зубами клок плоти из места, где у Гвен Сима раньше было горло, и погрузить когти твари в глаза. В два из множества её глаз. В следующее мгновение она отворила пасть, как ковш багера, и откусила ему голову.
Кай подался в сторону, взмахнул клинком и разрубил её надвое снизу вверх, к макушке. Щупальца судорожно ударили туда, где только что находился его живот. Удар, ещё удар, как канонада. Он уходил от них, танцуя, словно листик на ветру, и срезал руки твари, как парикмахер лишние волоски. Обезумевший враг бил почти вслепую; Кай бросил в него свой плащ-покров, и последние два щупальца впились в ткань. Чик, чик. Вот и всё.
То, что осталось от чудовища, беззвучно кричало от злобы и боли. Щупальца извивались и ползли назад к половинам головы монстра. Одно из них скользнуло к телу джиху. Но панцирь тьмы, защищавший тварь от великих сил Кая, уже распался, и генерал сжал кулак, превращая в пюре её мозг. Крик погас. Щупальца потеряли целеустремлённость, они дёргались и сокращались, как пьяные.
Все сегодня пьяны.
Кай повёл рукой, сгребая в воздух разом все обрубки, кроме головы, и бросил их в огромную хрустальную вазу на таком же большом, низком нефункциональном столе. Получилось что-то вроде салата из экзотических плодов моря. Кай обследовал помещение, больше угроз не нашёл.
Фереште был совершенно мёртв, Кай знал это, но всё же подошёл и опустился на колени рядом с телом. Кровь джиху была темно-красная, не совсем людская, она, казалось, пропитала весь ковёр и продолжала лениво сочиться, хотя сердце остановилось. В теле зияли три глубокие раны от вражеских щупалец – две в боках, одна в плече. Кай подобрал его голову и приставил к разорванной шее. Положил ладонь на низкий твёрдый лоб.
– Я отпускаю тебе грехи, Фереште. Ты прощён, покойся с миром, – произнёс мастер Храма или, может быть, Некто его устами. Кто-то другой. – И ты прости меня, – добавил он.
Потом поднялся и подобрал свой плащ. Тот был изорван в клочья.
Хорошая работа, мальчик. Я не сумела бы лучше.
Да, миледи. Это была её высочайшая похвала.
Ночь ещё не закончилась.
Да.
От пятерых гостей в холле остались лишь плавящиеся скелеты в лужах зловонной жижи. В этой абсолютной наготе, наготе костей, люди и трое нелюдей были очень похожи.
...
– Элис, сохраняй здесь изоляцию. Здесь могут быть вражеские боевые наниты.
– Да, Оками-сама. А вы?
– Изолируй мне камеру в медицинском крыле, в карантине. Я сейчас туда отправлюсь – прямым путём. Как только я уйду, снизь здесь температуру насколько возможно, всё заморозь. Никого сюда не пускай, особенно генерала Гериона, если он вдруг решит взять вопрос под контроль. С него станется. Что с камерой А4?
– Вот, сэр.
Перед Каем вспыхнула голопроекция из технички. Он присвистнул.
– Сколько их там было?
– Трое, сэр. Тот, кто оказался врагом, убил обоих людей и поглотил трупы, пока вы сражались.
Тварь в коконе силового поля менялась. Её туловище на глазах уменьшалось, щупальца росли. Будет такая же, как и здесь, только в два раза больше.
– Император в курсе событий, сэр. Он приказал держать это существо вот так, в двойной изоляции. Сама камера всё ещё под замком, я провожу там дезинфекцию.
– Других ты не обнаружила?
– Нет, сэр.
– Я тоже. Дворец в безопасности. Где там мой карантин?
– Вот здесь, сэр, – голопроекция сменилась. – Простите.
– Я далеко не всё знаю, Элис. Спасибо.
И Кай Оками шагнул из реальности на её изнанку.
...
Ему пришлось провести в изоляторе почти сорок минут. Кай висел в чане аквавиты, пока Элис проводила скоростную боевую дезинфекцию его тела, меча и всего помещения. За это время он даже вздремнул, а выбравшись из аквы, с удивлением обнаружил, что его одежда и доспехи не отправились в инсинератор.
– Я их просто дезинфицировала, как и вас лично, Оками-сама, – сказала ИИ на его вопрос. – Я знаю, вы не любите менять одежды. Я починила ваш плащ. Император ждёт вас.
Покров был как новый. Кай с радостью оделся. Он чувствовал себя отдохнувшим. Его сестра Мэй теперь спала, и во сне ей было спокойно, а адмирал ждал, в самом деле.
Пора на доклад.
3. Узел
Имперский генерал Ланс Герион стоял у дверей адмиральского кабинета, медля войти. Он только что прибыл из порта, сопровождая по приказу адмирала группу арестованных на подлёте к столице контрабандистов-работорговцев, которых он передал военному суду. Утром ему предстояло показательно их казнить. Перед этим Герион, как и входило в его обязанности, весь вечер осуществлял орбитальный контроль столицы и параллельно наблюдал за своим командиром. С точки зрения генерала всё шло прекрасно и для адмирала, и для империи, и для будущего цивилизованной галактики, пока начальница ИСБ не привела к Торну Мэй Сиюань. Сказать, что Гериону не понравилось происшедшее после этого в кабинете, значило ничего не сказать.
Почти год назад он забрал эту женщину из тюремной камеры на борту «Махадэвы» и привёл в каюту адмирала, а потом тоже наблюдал на своём неизменном посту. Случившееся его нимало не опечалило. Герион полагал, что адмирал просто взял от пленной мятежницы то, что ему причиталось по древнему праву войны, которое перевешивает любые нововведения. Кроме того, разрушительная непокорность Мэй Сиюань принесла народам империи огромное количество лишних страданий. Ради идеалов столичной красавицы уже погибли миллионы, и Герион считал справедливым, что ей пришлось чем-то за это расплатиться и испытать на собственной шкуре хоть самую малую долю своих даров другим людям. Тот факт, что госпожу Сиюань потом откачивали врачи, лишь укрепил его в этом мнении, пусть даже причиной была всего лишь аллергия на семя адмирала. Герион хорошо помнил фотографии женщин, изнасилованных и убитых мятежниками в Мерсии и брошенных лежать, как падаль. Всё сострадание, на которое он был способен, досталось этим жертвам, лидерше мятежников не перепало ничего.
Были и другие причины, по которым насилие Торна над Мэй легко легло в ту картину, которую генерал Герион создал в уме об адмирале и о себе самом. Генерал этих причин не осознавал, но они направляли его мысли, как речные валуны – струи воды. И, как любые неосознанные мотивы, искажали разум. В конечном счёте преступление адмирала даже облегчило подавленное состояние Гериона, став долгожданным доказательством человечности его совершенного командира, каких-то нормальных людских потребностей.
Однако то, что произошло между Торном и Мэй теперь, в ночь мирного договора, казалось Гериону другим, опасным. И их безумно интенсивный разговор, которого генерал не слышал, но чувствовал по напряжению между ними, и неожиданный обморок Мэй, и упоенная нежность, с которой Торн ласкал её – всё это было вовсе не похоже на неофициальное закрепление имперской победы над мятежом. Перед глазами генерала всё всплывала светлая рука женщины, обнимающая плечи Торна, ласкающая страшные шрамы на его спине. Шрамы были от плети, очевидно. Герион знал о них давно, он видел командира без рубашки, но не допускал и мысли о том, чтобы задать вопрос. Адмирал, которого Ланс любил гораздо больше империи, чести, карьеры и самого себя, никогда не позволил бы ему так к себе прикоснуться. Вспоминая запрокинутую голову Мэй, её лицо, полное блаженства, генерал малодушно желал, чтобы мерсианский бандит, который числился в мужьях у этой шлюхи, узнал о своих ветвистых рогах и пристрелил супругу. Малодушие было ему самому очевидно и натирало совесть, как острый камешек в сапоге – ногу во время ходьбы. А теперь ему надо было войти в кабинет с докладом, и эта женщина будет там – чего доброго, обнажённая. Генерал уже полминуты стоял и мучился.
