Текст книги "Имперский цикл (СИ)"
Автор книги: Надя Яр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
– Я к вам.
– После вас, – она не торопилась оставлять его за спиной и приготовилась отразить возможный удар.
– Пойдёмте вместе, – сказал он неожиданно мирно и ступил меж колонн.
В атрии было почти темно, лишь у фонтана и на ведущей к нему тропе горели свечи, да мягко светилась трава. Кто-то с характерными звуками страсти возился в кустах. Йелена знала, что это некий мерсианский экс-сенатор – теперь всего лишь нефтепромышленный магнат – с постоянной любовницей-туки. Оками повёл рукой, и парочка стихла. Заснули... то есть Йелена на это надеялась.
Кай ступил на клумбу. Прямо на траву, и это во дворце. Быдлище деревенское. Примятые травинки засветились сильнее, как всегда, если их повредить. Оками стоял и играл с колышущимся на стебле высоким цветком ночной розы. Сорви ещё тут что-нибудь...
– Вы много знаете об адмирале Торне, Йелена-сан, – задумчиво произнёс он.
– Я обо всех много знаю. Это моя работа.
Она попыталась улыбаться приветливее. Как и Торн, она могла защитить свой разум от надприродных атак, но была не уверена, что её защита выстоит против Кая. Против его отца она бы не потянула.
– Больше, чем я сам, – продолжал он, будто не услышал. – А уж я знаю о нём немало, поверьте.
– У вас есть вопросы?
Она могла с ним поделиться информацией. Это было бы начало. Что-то же ему нужно, как каждому существу – ...
– Нет, Йелена. Есть ответ. – Он повернулся к ней, резко, в неверном ночном свете, но всё же с лицом гораздо старше своих двадцати трёх лет, почти лицом старика. – Вы убили Оуэна, собирались убить Гетера. Убрали практически весь министерский совет, кроме тех, кто лизал вам пятки. Вы тысячи людей убили, не делая разницы между империей и собой. Империя – это вы, ИСБ, Йелена Сигурдотир. Всех, кто мешает, вы убираете в морг. Вам приходило в голову и его убрать? Адмирала Торна?
– Что... – Что вы несёте, хотела сказать она, совсем идиот? Мальчишка! – но Кай шагнул к ней, и Йелена отступила на шаг.
Нога увязла в песке.
Свет. Жара и свет. Она крутнулась вокруг себя. Марево, сушь и дюны. Гигантские, океан песков.
Иллюзия. Небо было жёлтым. Ветер трепал её форму, волосы, задувал под одежду песчинки. Дюны двигались, медленными волнами, цунами испепелённого кварца. Их непокой угадывался даже за секунды. Ветер гнал их, стачивал слой за слоем с их гладких вершин. Сколько я здесь пробыла? Минуты? Часы?
– Это Гешу, мой мир. Познакомьтесь.
Оками стоял в объятиях ветра, закутанный в свой покров, тёмный пустынный странник.
– Ваши трюки меня не пугают, – сказал Йелена. – И не такое видала. И делала.
– Вы много сделали злого, Йелена-сан.
Голос был другим, знакомым.
– ...Оками-сама?
Нет, показалось. Это Кай. Или всё-таки Гэн? Лица было не видно под покровом. Тень, или что-то чёрное, как ожог.
Наваждение.
Надо взять себя в руки.
– Однажды вы арестовали Торна. Мой отец и вы. Пытали его в подземелье, мучили, как живодёр скотину. Он не говорил мне, я сам узнал, – Кай постучал себе пальцем по лбу, всё-таки это был Кай. – Он вас простил, работает с вами вместо того, чтобы расстрелять. Почему?
– Он не дурак, в отличие от тебя, – сказала Йелена.
– Почему вы его пытали? С какой такой целью? Вот что мне не даёт покоя. Когда пытаете наших, это хотя бы ясно. Но Ариан Торн? Зачем мучить верного человека, который пришёл служить вам по доброй воле?
– Найди ответ сам. Или спроси его, адмирал ответит.
Йелена заправила за ухо выбившуюся из хвостика прядь и сложила руки на груди. Ветер тут же бросил эту прядь обратно ей в лицо. Йелена стояла, воплощённое упрямство.
– Боюсь, что да, – сказал Кай. – Я начинаю понимать, действительно. Смысл пытки. Смысл империи как таковой.
– Когда поймёшь, пойми ещё раз, – она криво улыбнулась. – Потрать время и всё обдумай как следует. Поживи с моё там, где я.
Будь как я, и будь – я. В этот момент ей казалось, будто вместе с ней говорит нечто гораздо большее, старшее, чем она, то, что важнее всего. Будто бы это нечто в каком-то смысле она и есть.
– Пожил, – сказал он, юноша и старик. – Понял. Я не оставил бы от вас мокрого места, Йелена-сан, от вашего государства и идеалов, если бы у меня был какой-то выбор. Хоть какой-нибудь.
– Никакого выбора нет, – тот голос, который был и она, продолжал говорить. Йелена торжествовала. – Его не было никогда. Только империя или хаос – я или смерть. Ты убил императрицу – скоро будет коронован император. Или предай опять, иди к орде, служи всеобщей гибели, молись тому, что хуже смерти. Жизнь – это я, только я. Храмовики, много веков служившие сенату, знали это. Государство – формация Света, а не формация Тьмы, о убийца Кай.
Он согласно кивнул:
– А кроме того, вам это просто нравится. Пытки. Приятно топтать человеческое достоинство, смотреть в искажённые болью лица, да? Усиливает величие государства.
– Я бы тебе показала, насколько, милый, если бы у меня был какой-то выбор, – нежно сказала Йелена. – На тебе четыреста пятьдесят тысяч смертей, полмиллиона солдат и граждан. Любой из этих людей стоил больше тебя, намного. Когда я думаю о том, что ты помилован и на свободе, кажется, я могла бы пытать тебя целый год за каждого из убитых. Четыреста пятьдесят тысяч лет, и мне бы не надоело.
– О, да. Это интимнее, чем секс, – согласился Кай Оками. – Вы не пытали Торна собственными руками, но руки чесались, да? И не только руки. Он был любовником императрицы, заполучить его иначе вы не смели – только так. Вы пробыли с ним эти трое суток. Пытались лечить его раны – даже это вы никому не отдали. Вы это сделали плохо, Йелена. Он весь в шрамах. Вы не умеете делать добро. Идёмте.
Он взмахнул рукой, и они оказались в воздухе, высоко над пустыней. И очень вовремя: внизу, где они только что ругались, в песке шевелилось что-то. Что-то большое.
– Это дайдан, – донёсся голос Кая. – Он тоже интересный, но я не его вам хотел показать. Вон там, у скал...
Он потянул её за собой – снова вовремя. Снизу взметнулось что-то, словно облако шрапнели. Сбивает добычу. Йелена вспомнила, что такое дайдан.
Рёбра скалы казались острыми даже сквозь подошвы сапог. И горячими. Ущелье белело зыбким песком. В нём была воронка, она уходила куда-то вглубь почвы. У входа в ущелье, подальше, лежало что-то круглое и крошечное с высоты.
– Один мой троюродный родственник так попался, – сказал Оками. – Продал раскам даки – что-то вроде мучных галет – только они были порченые. Для них – яд. Он об этом знал. Раски его поймали...
Кай указал на кругляш, и картинка приблизилась, будто в голограмме.
Человеческая голова.
– Когда они тебя закапывают, есть два выхода. Либо сидишь очень тихо и умираешь под солнцем, надеясь, что кто-то тебя случайно найдёт. Это мучительно, смерть от солнца, да и не быстро. Или орёшь, пытаешься привлечь внимание. Тогда...
Он указал в ущелье.
Воронка двигалась.
– Абадд. Он чует вибрации, звук, ползёт к тебе. Под тебя.
Воронка перемещалась к голове в песках.
– Падаешь прямо в пасть, – сказал Кай. – Абадд – странное существо, его будто выдумал какой-нибудь Тёмный магистр. Чет Кейн, например, или мой отец. Он не убивает сразу, в нём как бы связь жизни и умирания. Медленно. Очень. Там как в аду.
Не доползя до закопанного на три метра, воронка внезапно обмелела, закрылась и ушла вглубь.
– Мне рассказал один человек, которого я туда бросил, а потом позволил спастись. И мой троюродный дядя, он тоже. Хотя он не очень-то связно потом говорил. Мы его вытащили с друзьями, он бы не вылез – остался без рук и ног, языка у него половину отъело. Но насчёт ада я понял.
Песок вокруг головы казнимого накренился в стороны и взметнулся облаком. Паххх!
И всё, нет ничего.
– Раски если кого закапывают, то обычно там, где живёт абадд. Они знают эти места. И за дело, по мелочам не казнят так. Йелена? Если вы убьёте адмирала или причините ему зло, я привезу вас на Гешу – физически, а не так, как сейчас – и закопаю в этом ущелье. Буду вот здесь стоять и смотреть.
Приятного аппетита, подумала Йелена – то ли абадду, то ли Каю. Надо же, рыцарь Света. Родственная душа! Как его отец.
– То же самое, если причините зло моей семье и друзьям.
– А остальных что, можно? – Йелену разбирал смех.
– У расков есть присказка – «делай, от чего не можешь удержаться», – ответил Оками. – У них это красивее звучит, ритмично. Но не советую не удерживаться слишком часто. Адмирал простил вам собственные муки, но за кого другого, глядишь, велит вас казнить. С удовольствием это сделаю собственными руками.
– Не сомневаюсь.
Оками столкнул её со скалы.
Она оступилась и раздавила полпяди травы на клумбе. Толстые сочные стебельки хрустнули, сок замерцал, пролившись на землю, как нелюдская кровь. У некоторых алиенов кровь светилась, при допросах за этим надо было следить. Придётся сменить обувь, а то буду оставлять следы, решила Йелена.
– Дайте-ка ваш номер комма, – Кай так и не сорвал себе цветок, он вертел в пальцах только один лепесток ночной розы, уже увядший. – Раз мы теперь работаем вместе, он может мне вдруг понадобиться. Сообщу что-нибудь.
– Один – четыре нуля – одиннадцать. Загляните в виртуальный профиль ИСБ, там сразу первым делом памятка для граждан, в каких случаях звонить. Выберите себе подходящие пункты.
Йелена протянула руку и забрала у него лепесток, сама не соображая, зачем. Что мы только что делали? О чём речь, где были?.. Она встряхнула головой. Память будто присыпало песком.
Ах, точно.
– Адмирал Торн необычный человек, – сказал Кай. Кому рассказываешь, парень? Будто я не знаю. – Он создаёт возможности. Хорошие. И прекрасные, даже. Я думал, это я так делаю, я создаю и открываю заново – республику, любовь, свободу, истину и свет. Свет это делает через меня. Но все эти чудеса почему-то потом приводят... в абадд, представьте себе. И даром бы только меня одного... Четыреста пятьдесят тысяч, помню, и сам я принял бы кару. Но миллиарды, триллионы жизней... – Кай обхватил себя руками, как на морозном ветру. – Слишком много зла. Когда же он принимает решение, произносит слова – возникает возможность. Как для меня и Нив, только что. Это лучше, чем раньше. Как будто новая вселенная рождается из слова, в ореоле света.
Ты бредишь, Оками-сама, приди в себя. Грёбаные храмовики, вечно они вот так – многозначительности, метафоры. Пафос, вот где их истинный бог.
– Триллионы? – Он что, и животных тоже считает? Сама Йелена Сигурдотир никогда не задумывалась о масштабе грядущих потерь от орды. Вернее, она их даже просчитывала по разным моделям, но количество жизней подданных при этом не было главным. ИСБ считала в мирах, в кораблях, в ресурсах. В солдатах. – Сколько триллионов?
– От нескольких сотен... до вообще всех.
Она почуяла новую опасность и решила прижечь её на корню.
– Вы думаете, теперь, когда мятежники сдались, жертв больше не будет? Война эта будет ужасной, как ни готовься. Возможны триллионы мёртвых, Ариан Торн потерь не отменит. Он же не бог.
– Я знаю, что погибнут очень многие. Но – они будут сражаться, мы будем, все вместе. – Кай свёл ладони в замок. Я буду как ты, буду – ты. – Они будут знать, за что и зачем, и погибнут достойно. Не так, как со мной. И – у него будет меньше мёртвых. Во много раз.
– Ага. – Что на это было сказать? – Я согласна. Кай, поразмыслите вот о чём. Если человек берётся вести за тебя такую войну – тем более выиграть – и ты про него ничего не знаешь, это может оказаться кто угодно, вплоть до вражеского эмиссара, как те двое со скрытыми щупальцами – может быть, стоит его проверить? Если человек не может выдержать и трёх суток форсированного допроса – пыток в лёгкой форме – как он сможет вынести напряжение величайшей войны нашей эры, да ещё в роли полководца? Утраты и неудачи, соблазны власти над таким огромным флотом? Просто лишение сна, например? А если он попадёт в плен ко врагам?..
Кай помрачнел, и Йелена быстро сказала:
– Я не пытаюсь оправдать собственные преступные вкусы. Преступные, да, признаю. Я жестока, это моя природа. Но это ведь не значит, что других мотивов нет. Подумайте над этим. Найдёте что возразить – я вас выслушаю.
Она отправила лепесток розы в рот, повернулась и покинула атрий.
– Абадд остаётся в силе, – сказал Кай ей вслед.
А как же.
– Хорошо будет снова с вами работать, Оками-сама. Эти четыре года мне вас не хватало.
...
...
– Что скажешь?
– Что вам надо спать, адмирал. Да только времени нет, вот-вот прибудет посольство илан. Возможно, несколько крейсеров. На случай сюрприза – ...
– Про Кая Оками, Ланс. Как ты забрал у него оружие?
– Потребовал, он и отдал, сэр. Но поглумился надо мной сначала, не без этого.
– Как ты его оцениваешь в целом?
– Как смертельную угрозу абсолютно всем. Он даже своим близким не принесёт счастья, судя по... -
За прошедший час мнение генерала Гериона о Мэй Сиюань несколько изменилось и менялось тем дальше, чем больше он о ней думал. Мало того, что она спала как убитая и не проснулась ни от выстрелов, ни от разговоров... Нет, собственно, именно в этом дело. И в том, как брат её игнорировал. Лежит она – и пусть лежит себе, инструмент такой. Кукла. Герион начинал сомневаться в том, что эта женщина несла ответственность за свои слова и поступки. Его ожесточение таяло и отчасти сменялось жалостью. Злость же на Кая Оками росла. И страх.
– Ты меня осуждаешь?
– Тьма упаси, адмирал. Я не понимаю его. Он же вроде как друг Джона Рау. Что он себе думает, как представляет такое семейное счастье – ...
– «Тьма упаси»... Скажи, ты тоже втайне из Ордена, хотя не носишь пайцзу?
– Нет, сэр, моё досье полное. Я просто нахватался. Однажды, ещё до отлёта с вами на приграничье, к нам на флотский корпоратив зашёл Оуэн, этот горе-пророк. Он ведь учился в академии флота и начинал как военный. Имел право быть там. Ел с нами, пил, вроде как проповедовал. И прорицал. Мы задавали ему вопросы, получали ответы. Довольно внятные.
– И что он напрорицал?
– Что империя наш единственный шанс. Что без неё галактике конец, накроется пиздой. Он так и сказал – мол, пизда галактике. Простите, сэр. Он был уже изрядно пьян, в тот момент все были пьяны. Кое-кто смеялся.
– Ха-ха.
– О, да. Особенно теперь... Он сказал – и потом я ещё читал у других – что религии левой руки, вера Тёмных, всегда предпочтительнее, чем Свет. Тьма причиняет зло ради выгоды для себя, включая также и удовольствие от мучительства, но только Светлый способен терзать тебя для твоей же собственной пользы. Чтобы спасти твою душу. Неважно, что ты не хочешь спасаться, Свет принимает решение за тебя. Лишает свободы выбора. Этот мятежник вас мучил, когда я вошёл, сэр. Я видел. Тоже для вашей пользы?
– ...Он хотел мне что-то показать. И показал. Я не хотел это видеть, а это важно.
– Он пытал вас. Чтобы вы что-то осознали – вариант душеспасения. Был бы он приличным человеком, сказал бы словами, это всегда работало с вами, сэр.
– Спасибо, Ланс.
– Не за что, адмирал. Он опять это сделает, если сможет. Он невероятно опасен. Я помню досье. Кай вырос на краковой ферме, в пятнадцать пытался попасть во флот. Не взяли, сказали прийти через год. Но он не пришёл, хотя до того мечтал быть солдатом. Сорвался в космос сам и превратился – в это. Затем под конец войны ему что-то, видимо, померещилось – что и Оуэну, должно быть. Кай Оками покинул мятеж и полгода провёл у Её Величества. Не как заложник, как ученик. А потом убил её.
– Мы этого не знаем.
– Он или его сестра, адмирал, больше некому. Сестра под его контролем, полностью или частично. По ходу дела он, видимо, и отца убил. Хотя это бы я ему не поставил в вину, все мы прекрасно помним Оками-сама... Потом Кай опять сражается за мятежников, которые делают вид, что у них кратковременная амнезия. Или она в самом деле у них случилась, это меня бы не удивило, сэр. Потом возвращаетесь вы, наш флот. Кай пытается вас погубить, планирует, интригует. Вдруг ему снова что-то помстилось, и вот – сдача флота Итриулан, мятежу конец. Финиш! Кай свёл вас с этой иланкой, так, сэр?
– Он навёл мостик для переговоров.
– Для вас – так. Для Итриулан... Он мог её принудить.
– Не думаю. Убеждал её я, а не он. И мне пришлось постараться... Когда Кай Оками сорвался в мятежники, это было не сдуру, Ланс. Его позвала сестра, которой он тогда даже не знал. Они нашли друг друга через пропасти световых лет. Кай пришёл ей на помощь.
– Представим, сэр, что ему снова что-нибудь привидится.
– ...Я об этом думал.
– Мы можем себя как-нибудь обезопасить?
– Если надумаю что-нибудь, я тебе скажу.
...
– Можно ещё вопрос, сэр?
– Хоть два.
– У него к вам что-то личное.
Как и у тебя, Ланс.
– Это не вопрос.
– Вы простили ему смерть Её Величества? Окончательно? Так и будет, убийца не будет покаран?
Она бы этого не хотела. Смерти мальчишки, своего ученика. Я знаю.
– Не стоит жертвовать живыми ради мёртвых. В особенности теми, кто настолько нужен.
– ...
– Запомни это. Если я погибну – буду убит или вдруг умру от инфаркта – флот остаётся в твоих руках, как условлено. Вот добавочная инструкция: Каю Оками ты мстить не будешь. Что бы он со мной ни сделал. Будет меня пытать, убивать – неважно. Он должен остаться жив и дееспособен. Это приказ.
– Да, сэр. Но почему?
Не стоит жертвовать живыми ради мёртвых, Ланс.
– Потому, что если войну с ордой мы всё-таки проиграем, он сможет за нас отомстить. Ужасно, так, что в галактике не останется ничего живого – но мы, живые нашей галактики, к тому времени будем уже мертвы. Наше место займёт орда. Он прикончит её усилием воли. Я на это не способен.
...
...
– Касательно завтрашнего суда – всё остаётся в силе, сэр?
– Теперь – тем более.
...
Над столом зажглись огоньки звонков.
– Явились иланы, сэр, – сообщил флагман. – Только один корабль, крейсер «Илиджеван». Это флагман флота провинции. Сигналы договорные, праздничные.
– Крейсер «Илиджеван» – позволение пристать к имперскому флоту, – скомандовал адмирал, – по левому крылу, внизу и сзади. Соблюдайте церемониал.
Он открыл второе окно связи.
– Адмирал Торнэ, – сказала Итриулан, приветствуя его поднятием гребня и век. – Будущее становится настоящим. Глас совета эйстаа, счастливая дочь Лааверуа, матери тысячи дочерей, прибыла, как гласила договорённость, чтобы передать вам поклон и клятву расы иланэ. Императрица Рив Гэллар мертва. Восстание завершилось. Да здравствует император Ариан Торнэ. Да воцарятся в империи справедливость, мир и закон!
4. Эпилог: Возвращение пуль
Генерал Джон Рау, герой Сопротивления, супруг Мэй Сиюань, зять и друг Кая Оками, идол бедной республиканской молодёжи, надежда галактической демократии, и так далее, и тому подобное встретил утро новой эпохи в борделе. Проснулся он от того, что кто-то завёл ему руки за спину и застегнул наручники.
Из заведения мадам Арольд его конвоировали впятером – два спеца-эсбэшника, мужчина и женщина, двое молодых боевиков в гражданском, сильно смахивающие на Тёмных магистров, и анонимный флотский офицер высокого ранга в боевых доспехах. Джон не успел рассмотреть знаки отличия этого имперца, но, кажется, генерал. Коллега. Паника в голове Джона Рау быстро уступила место смеху.
– Вы меня с шурином перепутали, господа. Я не супергерой, а всего лишь лучший пилот галактики. Парень, которого вы ищете – Кай Оками. Это его империя арестовывает всей армией и каждый раз неудачно.
Его не ударили, даже не подтолкнули. Холл верхнего этажа с выходом на стоянку был пуст, только мадам Арольд провожала гостя, старая и безупречно отважная, в шёлковом жёлтом халате. Одна из дверей в апартаменты сотрудниц была приоткрыта, в щели блестели отчаянные глаза на оливковом личике туки.
– Пока, Таэль, – бросил девушке Рау, – не плачь, я вернусь. – Он вовсе не чувствовал такой уверенности. – Прощайте, мадам. Если что, не поминайте лихом.
– Никогда, капитан, – мадам Арольд поклонилась. – Держитесь вашей удачи.
Она могла быть той, кто навёл на него имперцев, но Джон так не думал. Как все лидеры Сопротивления, после капитуляции он постоянно был под колпаком.
На стоянке ждал автозак. Второй автозак уже поднялся в воздух и встраивался в поток транспорта, ведущий к Восьмому кольцу. Марди Че Вилья, значит, тоже арестован. И его команда, взяли всех. Джон надеялся, что у партнёра хватило ума покинуть бордель ещё ночью, а не ложиться спать по соседству с одним из злейших врагов империи в день её, империи, окончательного торжества, но Марди был Марди.
Его посадили на скамью автозака, дверь захлопнулась, и машина тут же стартовала. Небольшой ладный тип в форме спецназа ИСБ, который в борделе надел на Джона браслеты, поставил на ноги, а потом невозмутимо застегнул ему штаны и накинул на плечи куртку, сел напротив, остальные по бокам.
– Прямо на Лобное место? – спросил Джон Рау. Он не чувствовал страха, но вполне допускал, что туда-то его и везут.
– Пока нет. Нам недалеко, мистер Рау.
Спецназовец поднял маску.
Знакомый... Но имя всплыло не сразу. Среднее, серенькое лицо светлокожего человека, глаза без цвета и выражения, с готовой прорваться яростью в глубине зрачков. Один из кумиров столицы, звезда ИСБ и звезда реалити-шоу. Смотрит, как дуло бластера...
– ...Джин Ауэ?!
– Это я.
Тихий, чуть ли не подобострастный голос. Кроме бластера, на бедре у эсбэшника была кобура с огнестрелом. «Буран-7». Не очень мощный патрон, не убивает сразу, если правильно попасть. Оружие для боевых задержаний. Ауэ, как и его коллега, носил скрытый арсенал оружия, оно угадывалось под доспехами и униформой.
Плохо. Очень плохо. Зачем использовать телезвезду, если не для очередного шоу? «Станьте непосредственным свидетелем казни мятежников и террористов! 24 часа с Джином Ауэ, лайв! Без перерывов на рекламу!»
Джону представилось Лобное место, волна репортёров и камер, трупы друзей.
Жены.
Он рванулся безмысленно, в панике. Отнюдь не бесперспективно. Попал бы коленом в горло кому другому, но Ауэ был готов, его кулак в перчатке ждал атаки. Джон осел обратно на скамью. Он кричал бы от боли, если бы мог вытолкнуть из лёгких воздух.
Что-то кольнуло в шею. Боль ушла и сила мускулов вместе с ней. Релаксант.
– Спокойнее, Рау, – сказал вихрастый рыжий магистр. – Расслабься, мы тебя не в морг везём.
– Пока что, – заметил генерал флота. – Кстати, приехали.
Из автозака его тащили Ауэ и его коллега. Джон не мог поднять голову и осмотреться как следует, но краем глаза заметил сзади второй автозак. Гранитное здание, круглое, с колоннами и барельефом по фронтону. Миля, не меньше, над уровнем почвы. Внутри было прохладно. И репортёры в холле, камеры, да. Оживлённо. Его провели боковым коридором. Никто не видел.
– Добро пожаловать в Третий имперский окружной суд, Рау. – Джин Ауэ усадил его в офисное кресло в пустой комнате перед огромным, во всю стену экраном, сковал наручниками за спинкой, сел с пистолетом в угол спереди и слева. Матёрый, недоверчивый оперативник. Телешоу с ним были сенсационными, пафосная имперская пропаганда, однако умения Ауэ были реальны, это было видно каждому хоть с каким-то опытом. Вторая спецназовка расположилась где-то сзади. Флотский сидел у стены, храня свою анонимность.
Стена-экран ожила.
Точно, суд.
Марди и трое его людей – Бянь, Мо и Корсо, пристёгнутые к скамье подсудимых. Рядом с ними растерянно хлопал глазами человек в серой форме имперского таможенного офицера. Он что-то спрашивал у охраны, спецназовцев ИСБ, молчаливых, как истуканы. Место судьи ещё пустовало. В глубоком кресле в экспертном углу сидел какой-то старик, которого Джон смутно помнил. Длинные космы, белые, светлый прикид, военные сапоги. Словно старый мастер храмовиков, если бы кто-то из них выжил, но беспробудно пил и ширялся все эти двадцать семь лет.
Мастер храмовиков.
Тор Бао.
Так возвращаются пули. Джон знал его с детства, благообразное надменное лицо на обложках журналов политобозрения, которые он тайком от семьи и друзей любил рассматривать, но так и не отважился читать открыто. С мастером Бао тогда ещё что-то случилось, Джон не мог вспомнить, что. Но жив, оказывается. Многие живы.
В зал суда вошли оба тайных магистра, рыжий и его смуглый спутник с пропастью в пустых глазах, который всю дорогу не произнёс ни звука. Они расположились на пустой скамье помощников прокурора, напротив Бао, соблюдая к нему уважительную дистанцию.
– Свидетели, – сказал флотский генерал. – Процедура упрощена, конечно, до крайности, но остаётся в рамках закона.
Джон Рау почти узнал его искажённый шлемом голос. Узнал бы точно и потребовал бы объяснений, но тут судейская дверь отворилась, и два серых, будто каменных судебных дроида идеальным хором огласили:
– Встать! Суд идёт!
Это был прокурор. За ним следовала судья Ин Ши.
Джон Рау слыхал о ней кое-что. Ему стало страшно.
...
– Гражданин Марди Че Вилья, граждане Ив Корсо, Дон Мо и Яро Бянь, полковник имперской таможенной службы Чем Эйкин, вы находитесь перед Третьим окружным имперским судом. Гражданин Че Вилья, вы обвиняетесь по статьям имперского уголовного кодекса номер 228.2, 210 и 291.2, соответственно, в двадцатидвухкратной контрабанде крупных объёмов наркотиков особо опасных категорий 3, 4 и 5 по Имперскому уложению о контролируемых веществах, в организации преступной группы с целью таковой контрабанды и в подкупе имперского таможенного офицера с особо опасной целью. Граждане Корсо, Мо и Бянь, вы обвиняетесь по статьям 35 и 228.2 соответственно в преступном сговоре с целью упомянутой контрабанды наркотиков под руководством гражданина Марди Че Вилья и в собственно таковой контрабанде. По пункту о подкупе Марди Че Вильей имперского таможенного офицера вы проходите как совиновные свидетели. Полковник Чем Эйкин, вы обвиняетесь по статьям 228.2, 290.2 и 2.2 соответственно в соучастии в вышеупомянутой контрабанде наркотиков, в получении взятки в крупных размерах и в нарушении имперской присяги. Я вам не завидую, полковник. Господин прокурор, начинайте.
...
...
– Обвиняемый лжёт.
У Тора Бао был мягкий голос, как масляный. Он не изменился со времён республики, этот голос. Единственное, пожалуй, что в мастере Бао не изменилось. И его надменность, она всё ещё сквозила в изъеденных судьбой чертах.
– Подтверждаю оценку мастера Бао, – сказал рыжий Тёмный. – Марди Че Вилья солгал в ответ на вопрос прокурора.
– Нет... – безропотно сказал Марди Че. Но сказал он это не им, надприродным свидетелям, живым детекторам лжи и правды, не суду и не судье. Он это сказал своей ситуации. Надежды у Че теперь почти не было, Джон Рау видел его лицо. Лицо погибающего человека. Так быстро.
Нет, сказал себе Джон, нет, Марди, приятель, не дам я тебя повесить.
– Герион... Вы осознаёте, что нарушаете договор? И что вам очень сильно прилетит – не от Торна, так от наших?
Генерал Ланселот Герион – а это был он – покачал головой.
– Нет, капитан Рау. Наш договор гласит, что мятежники, то есть вы, получают амнистию за действия, предпринятые против законных властей империи. То есть, за непосредственно сам мятеж. Договор не гласит, что вам прощаются уголовные преступления против мирных имперских граждан, тем более такие, которые вы планировали уже после капитуляции вашего Сопротивления и заключения самого договора. Как, например, контрабанда крака, которую вы обсуждали ночью в борделе.
Разговор давался Джону тяжело, губы слушались плохо. Его терзали сомнения касательно собственной судьбы, но он не собирался бросить Марди на растерзание.
– Бросьте, Герион, будущий император только что разрешил наркоту. Пока что мягкую – и вчера во дворце все ею набрались по брови – но разрешит и эндру, и крак, и всё остальное. Казне нужен этот доход, деньги на подготовку к войне. Вы ж не хотите войну саботировать, Герион? Оборону против орды?
Джон закашлялся. Герион кивнул спецназовке, и та поднесла к губам Рау флягу с водой. В зале всё шло к намеченной цели – прокурор задавал обвиняемым вопросы, они жалко пытались отовраться, но рыцари Тьмы и Света неуклонно ловили каждый комочек лжи. Читали мысли, раскрывали правду, потрошили бедолаг. Тор Бао и рыжий Тёмный непосредственно не обменялись и словом, они смотрели сквозь друг друга, как сквозь голограммы, но это не мешало им сотрудничать, и очень плодотворно, в деле уничтожения пятерых людей на позорной скамье.
Рука эсбэшницы была почти заботливой. Джон напился, и стало легче.
– ...Обвиняемый лжёт, госпожа судья. Перевозка тысячи пятисот килограммов крака намечена Марди Че Вильей на завтрашний вечер... – неслось из зала.
Ауэ курил сигарету без фильтра – судя по запаху, добрый фидельский табак. Джон Рау открыл рот и хотел было сказать, что происходящее несправедливо, отвратительно в своей бесчеловечности, но тут спецназовец приблизился и вставил сигарету меж его губ.
– Покури, быстрее очухаешься.
Ах, сука.
Кай, где ты, дружище? Ты нужен. Спеши ко мне.
Джон затянулся и выпустил дым через нос. Ауэ сел обратно, не торопясь освободить его от сигареты, и Рау сплюнул её на пол.
– Ты отвратительно милый для массового убийцы, эсбэшник Джин.
– Ты тоже ничего, – ответил Ауэ.
– Мне и положено, я ведь мятежник. И контрабандист, но это хорошее дело. Зачем ты участвуешь в этом позоре, Ауэ? Ты двадцать лет служил в самом сердце империи и в невинной крови почти не запачкался, это чудо. Тебя уважают и наши. Зачем сейчас?
– Полмиллиона трупов, Рау.
– Чего?..
– Ты был контрабандистом десять лет, пока не пошёл в мятежники. Ты и сейчас контрабандист, итого с перерывами восемнадцать лет. Сколько тонн крака в год ты возил?
– ...
– И эндры, Рау. Но главным образом крак. Если взять ваши ночные планы за некий стандарт, представить, что ты возишь полторы тонны раз в месяц – финансируешь Сопротивление, конечно – за свободу, республику, это всё – и умножить на восемнадцать лет... Ты умеешь считать в уме?
– Нет. – Тьма тебя побери.
– А я – да. На спор в детстве ещё научился... Двести шестнадцать месяцев, триста двадцать четыре тонны дерьма. На каждый килограмм крака приходится по два трупа, Рау. По шесть, если крак плохой. Не делай такое лицо, я сам не поверил, что люди его продолжают жрать, но они продолжают. Допустим даже, ты возил хороший крак. Ты летал для картеля Гешу, у них товар годный. На выходе получаем шестьсот сорок восемь тысяч придурков, которым ты привёз смерть на своём корабле.
Какой-то бред.
Бред?
Джон Рау обнаружил, что смеётся.
– Империю развалил я один. Я и моя весёлая контрабанда. Кай? Он ни в чём не виноват. Мэй, Ми Ми Онг, Итриулан... Это всё наркотические глюки, – он закатил глаза. – Вопрос снимается, Ауэ. Ты параноик.
– Допустим, ты возил крак лишь половину этого времени, – продолжал Ауэ, как ни в чём не бывало. – И в меньших количествах, до войны и женитьбы на Мэй Сиюань ты так не наглел. Делим итог на четыре. Сто шестьдесят две тысячи трупов.
