Текст книги "Имперский цикл (СИ)"
Автор книги: Надя Яр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Annotation
Космоопера и полемика со "Звёздными войнами", со множеством заимствований из оных, а также из ряда других источников (Эдемский цикл Гаррисона среди основных пострадавших). Ни в коем случае не честный фанфик, а вещь, близкая к римейку. Весь цикл целиком в одном файле.
Яр Надя
Яр Надя
Имперский цикл
Госпожа моя смерть
Первый рассказ Имперского цикла
Видно, дьявол тебя целовал
В красный рот, тихо плавяcь от зноя,
И лица беспокойный овал
Гладил бархатной тёмной рукою...
Если можешь – беги, рассекая круги
Только чувствуй себя обречённой...
(с)
Императрица Рив Гэллар – фигура в чёрной абайе, для этой фигуры слишком просторной. Сверху – покров, облекающий тайной её измождённое тело в мешке потрёпанной кожи. Такая, как в телевизоре, только меньше ростом. Монарх, монахиня, власть и тьма. Военный салют гость отдать не может, у него нет ранга, а колени здесь не преклоняют, уже давно. Он выбирает самый простой, уважительный вариант и склоняет голову, стоя пред креслом-троном во весь свой немалый рост. Медленно, чтобы стоящий слева и сзади убийца Оками Гэн не усмотрел в резком жесте риска для госпожи.
– Хорошо, что ты прибыл, – без вступления говорит она. Гость не может понять, каков её голос на звук. Шипящая пустота? – Я пыталась выслать к вам посольство, но ваши элиты совсем не идут на контакт. Прискорбно; ты радуешь глаз куда больше, чем средняя нелюдь, – она вдруг сделала пальцем коротенький повелительный жест, как слуге. – Ну-ка, оборотись.
Он такого не ожидал и помедлил, прежде чем подчиниться. Оборачиваясь вокруг, ждал смешков придворных, их издевательских взглядов, представляя себе, что сделал бы с наглецом, посмевшим сказать ему что-то подобное на борту его флагманского корабля. Расисты. Имперцы – расисты, он знал об этом заранее. Знал.
Ни смешков, ни шепота не последовало. Стояла мёртвая тишина. Он оглянулся ещё раз. Чиновники застыли в креслах, на ступенях трона, не глядя, не двигаясь, словно в стазисе. Им отключили время, как отключают свет.
– Впечатляющий, ничего не скажешь. Даже в этой тюремной робе.
Она облизала губы. Белесый язык, почти без цвета и крови. Гость изучал хозяйку с не меньшим любопытством, чем она его.
– Выведи-ка их, Гэн, – властительница кивнула Оками, и тот безмолвно прошагал к дверям, приоткрыл их и наблюдал, как зачарованные вереницей покинули зал, всё еще не выказывая, что проснулись. Надеюсь, с ними всё в порядке, думал гость. Он сочувствовал этим людям. Тяжко, наверное, так работать, если ты обладаешь чувством собственного достоинства.
А придётся.
– Гэн, ты тоже иди.
– Миледи – ...
– Не вижу угрозы. Напротив, предвижу блестящую перспективу. Иди отдохни, возвращайся через четыре часа. Жди нашего гостя за этой дверью.
Оками развернулся, даже не кивнув, и вышел. Вроде бы без неприязни, слава богам. Когда его высокий мрачный силуэт исчез за дверью, гостю показалось, в зале стало чуть светлее. Будто бы изошёл сгусток тьмы. Но большая тьма оставалась.
– Вот так-то лучше, – сказала императрица. – Садись.
Гость выбрал бы место в почтительном отдалении, но она указала рядом с собой.
Ему пришлось ждать аудиенции стоя, несколько часов подряд – после того, как он сутки постился – и теперь он с облегчением опустился в кресло, великолепное, мягкой чёрной кожи. Обилие чёрных предметов вокруг, простой и строгий дизайн. У неё даже ногти тёмные, это не лак. Неравномерно, как будто кровоподтёки. И губы... Что это? Гематомы? Её пожирает опухоль? Нанические паразиты?
Ей, наверное, больно.
– Я вам могу помочь? – Он думал о чём-то, что связывает разумных существ благодарностью и теплом, делает ближе друг другу. Помочь подняться, поднести воды. Или позвать врача. Императрица хихикнула, словно болезненный клоун – с выдохом, так же шипуче.
– О, да. Но тебе это не понравится. Связано с сильной кровопотерей... Надо же, иностранный гость хочет помочь мне, давно не случалось... Не беспокойся. О чём ты хотел со мной говорить?
– О соседней галактике Агерран. И захватившей её орде.
– А! – Рив Гэллар удовлетворённо кивнула. Он всё никак не мог поймать её взгляд, будто что-то мешало, хотя покров, кажется, не закрывал её глаза целиком. Затруднительно было определить даже край этой тени. – С вашим правительством я хотела бы говорить о том же. Удачное совпадение, правда? Ты, полагаю, не официальный посол?
– Я не посол вообще, миледи, – он использовал титул, которым звал её Оками Гэн; по-видимому, удачно. – Просто изгнанник. Я говорю за себя, и только.
– Что ж, очень жаль. Видимо, ваши власти боятся меня, моего государства. С чего бы?
Смешок, как бурлящая в трубах вода. В самом деле, чего бояться? У него было чувство, близкое к эйфории – он наконец нашёл перспективу получше всеобщей смерти.
– Боятся меня! И тебя. Ты предлагал вступить с нами в союз. Угадала?
Он почтительно склонил голову.
– Рассказывай. За что тебя изгнали, про орду. И план твой, план давай. Я вижу, у тебя он есть. И он хорош.
...
– Больше всего в этом плане мне нравится то, что я не могла бы его улучшить. – Императрица сделала плавный жест рукой, охватывающий почти всю карту и окна со столбцами выкладок, набранных классической столичной кана. – Всё – от построения кораблей до их классов, классов вооружений, специалистов, снабжения – до последней заклёпки. Ищу – и не нахожу прорех. Ты даже смету составил в динарах, нашей валюте. Умница.
– Я получил множество сведений о вашем флоте от беженцев, – солгал он, чтобы защитить своих людей в разведке. Она могла пустить в распыл родственников каких-нибудь беглецов, но не его агентов, по крайней мере.
– «Беженцев»! – передразнила женщина. – Твои сведения устарели. У меня есть корабли побольше, гораздо грознее старых.
– Это радует, миледи.
Больше вовсе не значит лучше, но в данном случае да. Сражаться придётся не только в пространстве. И на земле. И в морях. Нужно безумно много десанта. Над планом ещё надо будет работать.
– Моря придётся просто выпарить до дна, – сказала императрица. – Если всё правда, что ты говоришь и думаешь об орде. – Она коснулась матовой поверхности стола пальцами, бледными, как творог, с чёрными ужасающими ногтями. – Для обороны водоёмов у меня нет кадров. Даже если бы каламари были надёжными гражданами, а не скользкой рыбой, их просто численно бы не хватило. Мы конципировали пять классов вооружений, способных уничтожать миры, даже звёзды. Два из них в данный момент на верфях, три в разработке. Я дам тебе всё, чего пожелаешь. Тебя это не удивляет, чудесный чужак?
– Ничуть. Вы мудры, миледи.
Ведь я достоин доверия.
– Воистину, ты достоин! – Она залилась задорным, скрипучим смехом карги. – Тебе придётся проводить зачистку самому. Крушить миры, охваченные их заразой. Если мои великие инструменты смерти не будут готовы, когда нагрянет орда, придётся всё это делать вручную, с орбит. Кипятить океаны, огнём утюжить материки. Сумеешь?
– ...Конечно. Да.
Там всё равно не останется коренной биосферы.
– Даже твой собственный мир?
Она могла бы на чём-то его поймать, но этот кошмар он уже пережил в воображении своём, сознательно прошёл тропой отчаяния в уме ещё до того, как явился к императрице: Гималока Вриндавана потеряна, родина-царство погибло, все шестьдесят миллиардов народа рассеяны или мертвы. Он один в адмиральском кресле, на мостике чудовищного имперского корабля, среди бледнокожих людей-безумцев, которые убивают своих супругов, детей, командиров, запугивают друг друга расстрелом собственных городов, бунтуют против законных властей, восстают, предают в то время, как вражеская орда собирается на границах – и, ввиду этих невероятных достоинств менталитета, принимают законы, которые ставят их расу выше всех остальных. Выше лично его.
Он себе это уже представлял и смирился. Если родина-царство не вступит в имперский союз, орда сметёт его. Вриндавана сгинет, как сгинули сотни, тысячи галактических царств и миллионы, наверное, планетарных. Время бежит к своему концу. Tempus fugit.
– Да, миледи. Вся жизнь в мирах, которые покорит орда, будет, скорее всего, потеряна безвозвратно.
Он склонил голову, обозначая покорность, внимательно, искоса изучая её силуэт. Движется только одна рука. И губы, едва-едва. Остального не видно под чёрной тряпкой. Она почти не дышала. В какой-то момент ему почудилось, будто бы рядом с ним сидит труп. Мёртвая плоть, которой правит невообразимый дух.
– Потерян будет весь внешний край, – он указал на карту, – до этой группы систем – или только до этих, если Вриндавана вовремя примет преимущества военного союза. Но остальное мы удержим, если сможем реализовать наш план. Хотя бы вот так. – Бесплотная карта галактики Млечный Путь послушно вертелась в тёмном и стылом воздухе зала, в ответ движению его руки вспыхивая цветами то тут, то там. Удобно. Дома с такими вещами традиционно работали на экранах. – Хоть в минимальном объёме выстроить оборону.
Она повернулась к нему, приподняла голову, глянула прямо в глаза из-под черноты. Это было разительно. Будто бы молодая Рив Гэллар вынырнула из прошлого, изо тьмы – харизматичная и решительная хитрющая дама, министр правосудия, потом канцлер, пытающаяся справиться с бардаком и разрухой цивилизованными, традиционными мерами. И эти меры не работали, конечно. Надо же было всем здесь так ошибиться.
– «Наш план», – сказала она, не скрывая издевки. – Ты оскорбляешь мой ум. Зачем? Тебе не надо ничего мне продавать, я уже всё купила. Вместе с продавцом.
Она оглядела его сверху вниз и обратно, как будто действительно покупала – и провела ладонью по его лицу, шее, груди. Потом положила руку ему на пояс. Его затрясло. Он даже не сразу понял, что это страсть, так сильно его к ней тянуло. Словно ракету к цели. Внезапно, как нейтронный взрыв. И это чувство можно было перепутать с отвращением. Оно и было отвращением – наполовину, воплем животной природы, в которую кто-то вогнал крючок, ксенофобским и жалким «нет!» её белой, как земляные черви, коже, бескровным бледным губам, в которых чернели прожилками – метастазы? тьма? – её дыханию, сухому, отдающему раскрытым склепом. Нет, сказал он внутри себя, нет. И, да.
Он взял её руку и, осторожно приподняв, прижал к губам, ощущая всей кожей горячий холод и взгляд её глаз, голодных и жадных, в болезненно впалых глазницах. Живых ещё. Зелёных, вообще-то.
Когда-то Рив Гэллар была красивой.
– Вам не нужно это делать, – сказал он. – Не требуется ни к чему меня принуждать.
Я всё возьму сам.
Он наклонился и поцеловал её, и поцелуй пах так, как он и ожидал – сухой землёй, древним разрытым курганом. Тьма всколыхнулась оттуда навстречу, раскрылась и погребла его с головой.
***
Она укусила его в плечо, у основания шеи. До крови. Рана болела – сначала немного, потом сильней и сильней. Пульсировала, и боль растекалась. Зато мягкий толстый ковёр был прекрасен, тёплый и чистый, пружинящий, как мох. Отрадно на нём лежать. А больше в этой комнате, куда он из зала для совещаний внёс её на руках – лёгкую, словно чучелко, иссушенную своей вечной борьбой – кроме низкого столика, не было ничего.
– Я, разумеется, готов начать с низших ступеней флотской табели рангов...
– Бессмысленно. Я тебя просто сделаю генералом, и адмиралом – чуть позже. Отдам один из флотов – для начала один. Тебя не примут сразу, из-за цвета кожи. Не будем чересчур дразнить собак. – Она взмахнула рукой, укрытая своей чёрной одеждой и в остальном неподвижная, словно камень. – Ужасная тенденция, я знаю.
Как будто и не она подписала расовые законы. Целый пакет. Будто бы не её комиссия их подготовила, не её сенат принял...
– Я и сама пострадала. У меня был ребёнок, сын смешанной крови... Они замучили его, бездушные фанатики. Храмовики. Меня осуждают за то, как я с ними расправилась, называют жестокой, но ведь они убили моё дитя. Взяли в плен и пытали до смерти. Я слишком поздно узнала. Когда я за ним пришла... он уже умирал. Он меня им не выдал. Я даже на могилу не могла пойти, никто не должен был знать, что у канцлера сын-полукровка.
Убедительно. Будто и не она послала парня туда, где он попался в руки врагов. А после позаботилась о том, чтобы он отдал Тьме душу, не получив медицинской помощи. Сын-полукровка – это... liability? как там местное слово?.. Помеха, вот. Лишний карьерный риск. Тогда ей ещё приходилось учитывать такие вещи.
– Но с этим ничего нельзя поделать. Расизм должен пройти свой путь в истории, естественно догореть дотла. Тебя будут оскорблять за глаза и в глаза, но ты не был бы воином, если бы не умел стерпеть и такое, и хуже.
Она как-то двинулась, доля мгновенья – и вот, сидит в медитативной позе, укутанная в своё платье с ног до головы. А только что лежала.
– Ты так на него похож. На моего сына. Арджуна, так я его звала.
О. Это было бы жутковато, если бы он чего-то такого не ожидал.
– У него была очень тёмная кожа, глаза почти как твои. Иди сюда, – она потянула его к себе, не рукой – рука едва двинулась. Тем, другим, непреодолимым и мягким, как свет. – Дай ещё тебя рассмотреть. Какой ты красивый...
Её живот был впалым, тощим. Он чувствовал затылком тазовую кость. Сейчас плоть распадётся, он окажется в объятиях скелета.
– Они говорят, ты нелюдь, но я-то вижу, что это не так. Две тысячи поколений назад у нас с тобой был общий предок. Древнее родство. Ты человек. А кожа... очень красивый цвет. И красная кровь.
Она накрыла ладонью пульсирующую рану на его плече. Укус перестал болеть. Из черепа, обтянутого бледной поражённой кожей, смотрели вниз алые точки её зрачков. Холодные пальцы, как кости, в его волосах. Острые и сухие.
– Волосы жёсткие у тебя. А на вид шёлковые, блестящие, как у паркетного генерала. В этом вся суть твоя, ты такой. Ты меня не предашь, скажи?
– Не предам.
Он знал, это правда. Даже если потом за победу его начнут убивать. Не предаст. Она это знала тоже.
– Благородный и необычный ты человек. Гэн вот может предать, хоть он и первый мой ученик. Я бы его послала на эту злую работу, которую я предвижу – зачистку миров. Как раз по его части. Но в этом-то и проблема. У Гэна метод один – бить, бить и бить, придавая реальности необходимую форму пинками сапог. Палач он, а не военный гений. Приличный тактик, но не стратег. А посылать вас туда вдвоём воевать нельзя, он тебя как-то подставит. Или прикончит без всяких обиняков.
Так говорила она, слепившая из Оками Гэна этого монстра, цепного пса-палача. Будто бы ураган событий, центром которого она была, неистовствовал в галактике по собственной воле, не по её. Рив Гэллар лишь наблюдала, дивясь уродствам человеческой природы и комментируя их в коротких отрывах от медитаций. Оками передушил полстолицы, растерзал старых аристократов? Сенат принял вопиющий расовый кодекс? Армия расстреляла с орбиты мятежные города? Что вы, Рив Гэллар тут ни при чём. Она уже тридцать лет ни при чём. Подписывает результаты сенатских голосований, как всякий цивилизованный президент, и только.
Он мог бы отчасти понять мятежников. Хоть отчасти. Если бы не орда.
– Оками... – От имперского палача придётся скрывать свои мысли и память, память об этой ночи. – Он... не должен видеть...
Он коснулся своих губ, потом её.
– И не увидит. Я тебя научу. Гэн вряд ли стал бы сильно ревновать – ты ведь духовно чувствителен, как болванка, и просто не можешь занять его место – но он не единственная проблема. Любой старый пёс-храмовик может влезть в твою голову, пока ты не умеешь ее оградить, и напакостить там. – Она легонько постучала пальцем по его виску. – Мне, тебе и галактике одновременно.
– Этому можно помешать? – Существа, умеющие контролировать чужой разум, до сих пор были неразрешимой проблемой во всех его планах. Все, кроме неё. Рив Гэллар ему почему-то угрозой не представлялась, страшнейшая и самая могущественная из них. Он не планировал обмануть её даже в малом. – Я был бы очень признателен.
– Можно. Простейший способ защиты – создать в сознании у себя ландшафт, систему объектов и даже духовных существ, которые охранят тебя от вторжений чужого духа. Это эффективно и доступно даже менее дисциплинированным умам, чем твой. Не одевайся и садись передо мной вот так.
Она отняла ладонь от его лица – огромное облегчение и потеря – и оттолкнула, приказывая подняться, сесть перед ней на колени. Он подчинился.
– У нас нет времени обучить тебя как положено – так, как я обучала Арджуну, за девятнадцать дней. Гэн ждёт за двумя дверями отсюда, и он не единственный любопытный, а среди подданных до сих пор есть храмовики. Гэн полагает, что почти всех убил, но я знаю, чувствую их поганую злобу и здесь, во дворце. Придётся все делать быстро.
Она была маленькая по сравнению с ним. Небольшая женщина. Белые руки из-под покрова – сейчас прикоснётся. Подпухшая дряблая кожа, вся в устрашающих пятнах – не старости, нет. Чего-то гораздо худшего.
– Смотри мне в глаза. Я войду в твой рассудок, создам защитный механизм и научу тебя им пользоваться. Ты увидишь меня сейчас, как я есть. Это причинит тебе... дискомфорт. Не запаникуй. Преодолей страдание, страх, смотри, что я делаю. Наблюдай, учись.
Она вытянула костлявую руку и положила пальцы ему на лоб.
– Сейчас тебе будет больно.
...
Его как будто порезали заживо. Оперировали без наркоза, поставили имплантат, очень нужный, важный. Без анестезии.
– Дыши спокойно. Вот так.
Так плохо ему не бывало, наверное, никогда. Даже на мостике «Ирнандэвы», когда он был ранен, горел. Медики тогда сразу вкололи наркоз, едва он до них дотащился. Как милосердно.
Рив Гэллар придвинулась, села рядом. Обычная, человеческая, очень приятная по сравнению с тем, что он только что видел. Минуты, нет, столетия назад. Видел её вне плоти.
Она обхватила его запястье, и он содрогнулся – одной душою. Тело было пока неспособно дёргаться, чересчур оно ослабело. А разум уже вовсю использовал имплантат, он воздвиг световые стены, чтобы отгородиться от чёрного ледяного огня. Теперь он физически чуял этот огонь под кожей её руки. Не озноб, не болезнь. Хладный жар преисподней. Вот что это было.
– Ты от меня закрылся, хорошо. Надо быстрей. Крепость внутри теперь часть тебя, как и боль, и страх. Не избегай о ней думать, дай вжиться. Она должна стать твоей инстинктивной первой реакцией на давление чужой воли.
– Ты не оставила себе задней двери?
Измученный у него, хриплый голос, будто его неделю пытали. А так и есть. И не неделю – внутри прошли годы. Века. Я кричал? Очень громко?
– Нет. Через неё мог бы войти и кто-то другой. Я знаю по крайней мере одного, кто на это способен и чью окровавленную одежду Гэн ещё не принёс мне в дар. Их может быть и больше. Храмовики попрятались по подвалам, как крысы, но это не значит, что они перестали совершенствоваться.
Ему становилось лучше. Откуда-то тёк ручеёк тепла, восполнял его силы. Не от неё, не от Рив. Но она направляла эту волну. И он уже знал: через час, даже полчаса сумеет подняться, одеться, выйти к Оками Гэну и обменяться с ним парой острых реплик, будто бы ничего не случилось. Отразить его невидимое любопытство. Даже боль почти ушла. Нет, боль была чудовищна, но уже не в сознании – в голове. Её можно было терпеть, как мигрень. И она пройдёт.
Он попытался шевельнуться. Получилось. Он перехватил её руку и переплёл с ней пальцы, скрывая световую крепость под землёй, целиком и полностью открываясь. Знай, моя леди, я всё ещё не предам. После этого. После всего.
Императрица ласково улыбнулась, как бы по-настоящему. У неё почти получилось.
– Дивавьядха... как там дальше? Что означает твоё имя, редкий зверь?
Охотник. По сути, «небесный охотник, таящийся терпеливо в засаде». Поэтому оно такое длинное, плюс ещё кастовый корень, имя рода, чин.
– У нас здесь его никто не произнесёт. Языки сломают. Оно чересчур экзотично на слух, слишком длинно и странно. И будет тебе мешать. Обидим-ка их как следует, наших ревнителей иерархии рас – назовём тебя Ариан. Ариан Торн. Как тебе? Звучит?
...
– Загляни-ка опять в свою голову дорогую. Найди животных.
Стена из света на самом деле была из камня, некрашеного необтёсанного известняка. На ней сидел серый зверёк. Овальная, нежно-изящная голова с треугольными ушками, круглыми ясными очами, полосками со лба на спину. Полоски покоряли. Второе животное было чуть больше и совершенно голым – розовое беззащитное тело таилось в траве – а в остальном таким же.
– Это кошки. Древние существа, их давно уже нет. Только вот я их и помню, – сказала она. – Дарю.
Бесшерстное животное было похоже на карикатурного человечка, хрупкое, некрасивое, словно голый младенец. Боги, подумал он, его создали для того, чтобы люди видели, как они и животные близки. Но они не хотели видеть. Голых кошек больше нет, нет никаких.
– Ты можешь их размножить – как любых зверей. Носи одну на плече, всегда. Это защита. Если кто-нибудь вроде Гэна решит тебя придушить, устроить инфаркт, инсульт или припадок ужаса, или вселить идиотскую мысль, у него не выйдет. По крайней мере, не сразу. Кошка возьмёт на себя удар, ты в это время врага пристрелишь. Без ваших правил честного боя, да? Бей из бластера в голову, это надёжно.
Ариан Торн попытался приподняться на локтях, и голову затопила боль. Его чуть не вырвало. Рановато. Он рухнул назад на ковёр и раскинул руки, как распятый, чтобы боль выветрилась поскорее. В своей внутренней крепости, у известняковой стены, он наклонился – душе это было легко – и взял в руки розовое животное существо. Кошка была сухая и тёплая, с почти невидимым глазу пушком на коже, как бархат. Большие глаза на смешной морщинистой морде смотрели ему в лицо с укоризной. Зелёные, как у Рив.
– Но не советую проверять защиту на Гэне, как-то его провоцируя. Он феноменально сильный и быстрый и за оружие схватится не позднее тебя. Или за что-нибудь другое. Гэн убивает людей чем угодно, от крейсера до случайных настольных предметов. Руками тоже отлично. Великий талант.
Она положила ладонь ему на лоб.
– Бедный. Ты весь в поту.
Рука ласкала его лицо, теребила за волосы, так приятно холодная. Боль потухла. Была одна только слабость, как водоросли, оставленные отливом. И та уходила.
– Ах... – сказала императрица и склонилась над ним, положила голову в складках шали ему на грудь. – Мне тоже это не совсем легко. Лечить тебя.
Её рука скользнула вдоль его рёбер к животу и ниже, пробуждая всю страсть, что спала последний час. Он отпустил животное в траву светового замка и повернулся из полей души вовне, к своей госпоже. Она меня не спросила, женат ли я дома, на Вриндаване, или помолвлен. Здесь это неважно, супругам здесь изменяют.
– Вознагради меня, Ариан, небесный охотник.
Он обхватил её рукой со всей нежностью, на которую был способен, и уложил на ковёр. Прочь эти чёрные одежды; нет, не смотри, что под ними.
Вот и женился.
...
– Я расскажу тебе сказку, Гэн... Ариан. Прости. Когда-то давно, вне времён, жил-был бог. Бог с большой буквы. Ему стало скучно. Тогда он создал вселенную, чтобы играть с ней и слушать гимны и крики. Велено было считать, что это любовь. Он властвовал и играл с творением очень долго, но в конце концов люди поняли, что тут где-то подвох, и перестали верить в него, кричать для него и петь и заставлять других. Бог ослабел и умер. Все духи – дэвы – помогавшие ему, распались в прах тоже. Осталось лишь то, чем он создавал и поддерживал мир – божественная безличная воля. Она постепенно рассеивается в пространстве, как свет звезды, погасшей много эпох назад. Но эта воля и свет ещё есть, потому что есть мы, животные, камни и травы – всё, от бозонов и кварков до метагалактик и выше. Каждый бит вещества и существ несёт в себе вложенную в него Творцом любовь, волю к жизни и бытию. Некоторые из нас её видят и ощущают и могут кое-чем управлять, как киберпреступник, знающий и меняющий коды матриц себе на пользу.
Ариан Торн лежал на животе, положив голову на руки, и смотрел на лежащую рядом императрицу. Она же глядела куда-то вверх, в стрельчатый потолок и сердце галактик. Годы и эта дрянь не смогли изуродовать её профиль. Ещё не совсем.
– Это буквально правда? Или миф?
Он готов был принять ответ для себя как факт.
– Это – точка зрения моей веры на жизнь, вселенную и всё остальное. Прямой Путь. Парадигма, в которой мы понимаем, трактуем происходящее. Она совпадает с данными светских наук. Божественная любовь постепенно рассеивается в темноте и холоде небытия, вселенная идёт к своей тепловой смерти со скоростью двадцать четыре стандартных часа в сутки, но до всеобщей гибели далеко. Мы здесь ещё успеем поиграть, герой, и послушать гимны и крики, теперь обращённые к нам. Мы можем властвовать и любить в бесконечных эонах – пока не настанет новая эра, эра термодинамического равновесия, общей и окончательной смерти. Вот так, небесный охотник. Ты будь со мной. Приглашаю.
Она подала ему нечто.
Он взял светящийся плод из её руки и вонзил в него зубы. Сочно и вкусно, со знакомым железным ароматом крови. Раз-два и съел, плод был небольшой, как дикая нектарина.
– Да, кроме бога... того, с большой буквы, были ещё и другие духи. Некоторые из них изначально его осуждали и, будучи в оппозиции, испытали всю тяжесть его ужасного гнева. Их личности в результате были утрачены, но их воля осталась, вплетённая в мироздание, как и воля Творца. Особняком среди этих дэвов стояла одна, величайшая и прекраснейшая из сотворённых духов – богиня, которая обвиняет.
Она замолчала, не договорив.
– Ты и есть эта богиня? – спросил он с полным доверием, без оценок.
– Я – Рив Харатье Гэллар, императрица. Дочка врача из квартала Кэнион. Он тут недалеко, старый слам. Я ещё не сошла с ума, Ариан.
– А что с богиней? Как её зовут?
Он чуял здесь недосказанное и важное.
– Теперь – никак, пожалуй. Обвинительница. Эта самая богиня.
– Кого и за что она обвиняла?
– Его, Творца. За крики, главным образом, и гимны на их фоне. За всю божественную игру. Её цель – показать, как это несправедливо.
– А ты...?
Ты ведь хочешь занять его место? Творца?
– У меня есть своя голова. Тот бог поиграл, повластвовал, теперь моя очередь. Наша. Тех, кто сумеет. Кстати, – и она резко к нему обернулась, – ты говорил, орда поклоняется страшному богу – единственному, одному. Именно этому, да?..
...
– Они придут через туманность, которую вы зовёте Шиваста. Не через тёмный экран, там я их буду ждать, – она мечтательно улыбнулась. – Их хозяин этого не допустит.
Ариан не спросил, как мёртвый бог может чего-то не допустить. Боги странны и необъятны, так что мёртвый во времени может быть в вечности жив, и наоборот.
– А здесь? Ты можешь сама с ними что-нибудь сделать?
Какое простое решение. И почти бесплатно.
– Здесь, в центре галактики – нет. Не в её пределах. Здесь слишком плотная... сеть, слишком много миров, газа, звёзд, живой и вопящей мелочи. Мои удары завязнут, уйдут в ничто – или разрушат больше, чем надо. Вот если тебя победят, и Гэна, и всех остальных вояк и орда прибудет сюда, к столице!.. Я им устрою приём, конечно, с их богом. Вечность меня не забудут. Но после этого здесь останется только квазар.
Он представил себе квазар на месте Три-Сол, столичной жёлтой звезды – чудовищный сверх-яркий рот, захлёбывающийся молоком галактики, сосущий и глотающий материю огромным водопадом – и почувствовал что-то дурное, муторное в груди. Нет, поздно, всё, коготок увяз. Он силой увёл свой разум от этой картины, и всё же она осталась там, на задворках, ужасным провидческим полотном.
– Межгалактическое пространство, особенно на границе, с редкими звёздами, длинными рукавами в ничто – другое дело. Есть где развернуться. Орда об этом знает и пойдёт по рукаву Шивы. Это единственный межгалактический мост, в котором невозможно утопить весь флот в огне, не рискуя мгновенным коллапсом масс обеих галактик. Я что-нибудь придумаю и там – полагаю, не я одна – но в разумных пределах. А в этих пределах ордынский флот просто слишком велик. Даже на пару с Саито Йоши, магистром храмовиков в отставке, объединив усилия на такой исключительный случай, мы сможем их разве что потрепать.
– Орда – не флот, – сказал он, – а волны флотов. Как прибой. Наш единственный шанс в том, что они не считают индивидуальную жизнь совершенно ничтожной. Если отпугнуть их, истребив авангард вторжения, они по крайней мере призадумаются, сядут ровно и станут копить силы дальше. А мы за это время тоже подкопим.
– Они не считают ничтожной отдельную жизнь? Они не как муравьи, ты хочешь сказать? Откуда ты знаешь?
– Благодаря Кувапутре, бальянскому полководцу, с которым мне довелось воевать. Он разгромил небольшую флотилию этих существ, орды, пленил полдесятка из них, допросил. Услыхав, что верховный пророк, повелитель орды – бывший воин, Кувапутра отпустил этих пленных с приказом передать пророку вызов на поединок. Ордынцы сразу ему сказали, что поединка не будет, пророк не опустится до рукопашной с неверным. С неверными только война, «война жизни», как это у них зовётся – до уничтожения даже наших бактерий. Кувапутра не поверил.
– Так он отпустил их?
– Да.
– Надо же. А что сделал бы ты?
– Доставил пленных в столицу, испепелив те останки их кораблей, которые бы не смог утащить с собой. Орде совершенно необязательно было знать, где лежат непокорные царства «неверных», смеющих оскорблять пророка убийством его разведки и вызовом на безбожный языческий ритуал. Кувапутра был опасный дурак.
– Был?
– Я разгромил и убил его. В том числе за это.
...
Укус на плече перестал кровоточить и зажил, оставив красные шрамики – отпечатки зубов, готовые, казалось, в любой момент вновь открыться. Когда Ариан вышел из ванной комнаты, соединённой с комнатой ковра через небольшую дверь – свежий, очищенный после душа – на полу его ждала стопка новой одежды. Рив Гэллар полулежала в низком чёрном кресле. Теперь он уже понимал, что цвет – ритуал. Она любовалась им, пока он надевал чёрные брюки, стального цвета рубаху и белый полувоенный китель. К облачению прилагался скрытый клинок – отличнейший, флотской стали. Серой робы пленника, которую ему выдали на первом имперском корабле и с каждой пересадкой заменяли на точно такую же с другим серийным номером, не было видно. Новый костюм прилегал плотнее, был непривычен и просто чужд. Всё же, гораздо приятнее предыдущего.
– Вот так-то лучше. Тебе белое идёт, – она криво усмехнулась. – Буду рада тебя постоянно в нём видеть.
– Я буду рад его носить, миледи, – ответил он.
Все в белом щеголяли имперские адмиралы. Не то чтобы это их от чего-то спасало в плане нечистых рук.
– Иди сюда.
Он преклонил перед ней колени, вплотную к креслу, там, где она указала.
