Текст книги "Хозяин тайги"
Автор книги: Н. Старжинский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)
7
…Больше двух часов продолжалась борьба с огнем.
– Ну, спасибо! – сказал Гжиба, когда огонь начал, наконец, стихать. – Одолели врага. Я бы один не сдюжил.
– Вот еще придумал благодарить! – воскликнул Миша. Он укоризненно покачал головой, хотя на самом деле был очень польщен похвалой такого взыскательного человека, как Гжиба.
– А где же Фома? – спохватился вдруг охотник. – Убежал со страху, что ли?
Кандауров рассказал, что произошло с возчиком.
– Вот куда завела Фому тигриная тропа! – заключил Миша и вздохнул. – Все мечтал в свою Фомичевку вернуться с полными карманами золота.
Все долго молчали после тягостного рассказа, раздумывая о судьбе возчика.
– И человека, значит, Ли-Фу убил… Ну, теперь он назад, в Америку свою сбежит с перепугу, – заговорил, наконец, Гжиба. – Не посмеет сюда и носа сунуть. И девчонку свою бросил…
– Это она его бросила, – возразил Миша и ласково посмотрел на девочку, которая крепко спала, подложив под голову свою перепачканную, обожженную ушанку. – Настя – наш, советский человек. Не удалось ему ее запугать.
– Нет, Гжиба, – сказал в раздумье землемер, – я видел в Америке немало таких людей. Ли-Фу еще попытается вернуться сюда. И мы должны быть ко всему, готовы.
– Ну что ж, тем хуже для него, если еще раз мне на дороге попадется, – проговорил угрожающе Гжиба.
– А ведь Ли-Фу, говорят, бедняком был, жил все время в деревне, нуждался. – Миша недоумевающе пожал плечами.
– А кто это говорит? – Землемер покосился на Мишу. – Пелагея Семеновна, Ерофеевна, Бурденкова… Они-то откуда знают? Все от того же Ли-Фу. А ведь этот «бедняк» имеет солидный вклад в одном из банков Сан-Франциско. Выдает себя, негодяй, за дунгана, а на самом деле американец японского происхождения. Он очень пригодился и американцам и японцам во время интервенции, так как прокладывал им сюда дорогу, а когда их прогнали, остался здесь оберегать тайный склад с американским оружием.
– Откуда у вас такие сведения? – удивился Миша.
– Собирал по крупицам, – пояснил землемер. – Отбрасывал лишнее, случайное, пока вся картина не стала мне ясна. Однажды Настя сказала «бёрд», увидев синицу. Это английское слово. Поговорив с ней, я понял, что Ли-Фу владеет английским языком лучше, чем китайским. В другой раз Настя сказала о Ли-Фу, что он «нисеи», а так называют себя в Америке люди, родившиеся от японских иммигрантов, которых, кстати сказать, проживает там более ста тысяч человек. Приехав из Америки, Ли-Фу, или, вернее, Лифуси, долго жил по ту сторону Амура. Он хорошо изучил китайский язык и даже усвоил манеру китайцев говорить по-русски. В Маньчжурии Лифуси выдавал себя за уроженца Синьцзяна, а проникнув к нам, назвался дунганом. Ловкий авантюрист, по-видимому, работает сразу на двух хозяев: на Японию и на Америку.
– Шпион-двойник, – вставил Миша, и на его лице отразилось омерзение. – Слышал о таких… Но почему он выдавал себя именно за дунгана?
– Видишь ли, во время войны 1904 года японские шпионы, проникавшие в тыл русских армий, выдавали себя за китайцев. Но их довольно быстро разоблачали, так как сходства было мало. Не помогала и фальшивая коса, которую подвязывали некоторые из них, чтобы больше походить на китайцев, носивших в то время длинные волосы, заплетенные в косичку. Лифу си действовал осмотрительнее. Он больше похож на китайца, чем на японца. И все же для того, чтобы оградить себя от всяких случайностей, Лифуси называл себя дунганом. Это народность, близкая к китайцам и по языку, и по обычаям, и по внешнему виду, но все же кое в чем отличающаяся от них. Китайцев-то мы хорошо знаем, а дунган не встречали, они живут у нас только в Киргизии, и обнаружить подделку нам очень трудно… – Землемер помолчал, покосился на спящую девочку и закончил: – Вот так, приглядываясь к Насте, расспрашивая ее, вспоминая, сопоставляя, я и докопался до истины. А сведения о вкладе в американский банк я получил непосредственно от Фомы. Лифуси показывал ему чековую книжку и пообещал, что Фома будет иметь такую же.
– Но склад?.. Каким образом вы узнали о складе?
Колючие искорки вспыхнули в глазах землемера. Он с хитрецой посмотрел на Мишу.
– Не сразу. Сначала только предполагал, но «пресная жизнь» открыла мне глаза. О складе мне рассказал мешочек, в котором Настя принесла соль. На нем я обнаружил выцветшее американское клеймо. Это был мешочек из-под порохового заряда для крупнокалиберной артиллерии. Когда я убедился из вчерашнего разговора с Настей, что мешочек принадлежал Лифуси, мне все стало ясно.
– Убедительно, – согласился Миша.
Гжиба сердито постучал по лбу костяшками пальцев.
– Видно, упрямство мне глаза застило… – прогудел он. – Эх, темнота! Кому я помогал!.. Ну что ж… Выходит, ваша тайга… Владейте! Заработали. Завоевали. Спасибо тебе, землемер, за науку!
Вдруг Миша вспомнил о своем открытии, сделанном несколько дней назад, когда разыскивали Настю. Он окликнул Алешу, который дремал, привалившись к стволу сосны.
– Идем, я тебе что-то покажу.
Он подвел товарища к краю болота. Но вместо могучих сосен и лиственниц, нависавших прежде над болотистой ложбиной, Миша увидел почерневшие, обезображенные огнем голые стволы и дымящиеся пни.
– Что ты мне хотел показать? – нетерпеливо спросил Алеша, видя, что практикант осматривает болото с хмурым недоумением, как будто видит его впервые.
– Да понимаешь, какое дело… – растерянно сказал Миша. – Боюсь, сейчас ничего не получится. Условия не те… Но все-таки попробуем.
Он приложил ладони ко рту в виде рупора и крикнул изо всех сил:
– Эге-ге-ге-ге!..
Никакого ответа. Лес молчал.
– Жалко, – оказал Миша. – Здесь было чудесное эхо. И вот оно ушло. Ну-ка, еще раз.
Миша крикнул еще громче:
– Э-эгей!..
Приложив ладонь к уху, он напряженно прислушивался. Может быть, ветерок принесет хотя бы самый слабый отзвук из глубины тайги. Миша так ничего и не дождался. А вот Алеша (у него был более тонкий слух) уловил слабое протяжное стенание.
– Похоже, пес где-то скулит, – сказал Алеша. – Только очень далеко.
8
…Через полчаса отряд подошел к тому месту, где выла собака. На холмистой поляне, окруженной почерневшими дымящимися дубками, сидела взъерошенная Ласка. Она испускала пронзительные, душераздирающие звуки, задирая морду вверх и мучительно вытягивая шею. Подпаленная, измазанная в саже шерсть собаки стояла дыбом. У ног ее темнела большая яма, почти доверху заполненная цинковыми ящиками, в которых обычно хранят патроны. Часть ямы была замаскирована, закрыта дерном, завалена валежником, но с другой ее половины ветки были сброшены. На ящиках с патронами, славно обнимая их, лежал лицом вниз, разбросав руки, человек в синих стеганых штанах и короткой меховой куртке.
Гжиба повернул его на спину. Зто был Василий Иванович, Ли-Фу, он же американский гражданин Лифуси. Сведенное судорогой лицо, широко открытый рот показывали, что он задохнулся от дыма. Особенно неприятны были сейчас его оскаленные ослепительно-белые искусственные зубы.
– Ишь пес! Так на добре своем и подох… – сказал с ненавистью Гжиба.
Поджигатель сам себя обрек на гибель.
Миша смотрел на него, сурово сжав губы, со смешанным чувством гнева и презрения. Воображение мгновенно восстановило перед ним развернувшиеся события.
Чтобы отвлечь от себя внимание и замести следы, Лифуси поджег тайгу, а сам поспешил к складу. Видимо, хотел взорвать его, а потом бежать за границу. Но он был ранен в ногу, шел медленно, а пожар распространялся в сухой тайге с устрашающей быстротой. Когда Лифуси кое-как доковылял до склада, оказалось, что он попал в ловушку. Огонь окружил поляну. Поджигатель попытался найти спасение от иссушающего жара в яме, где хранились ящики с патронами, но не успел разбросать их, задохнулся в дыму. А собаке удалось прорваться сквозь кольцо огня и найти спасение на озере или на болоте. Когда пожар затих, она вернулась на поляну и отыскала тело своего хозяина.
– Да, – сказал Мешков назидательно, – был Василий Иванович, и нет Василия Ивановича. – Он искоса посмотрел на Настю. Девочка часто дышала и покусывала от волнения кончики пальцев, но глаза ее сияли.
– А ты-то чему радуешься? – удивился Яков. – Он ведь тебе отец!
Настя отвернулась от Лифуси.
– Не отец он, – пояснила она еле слышно. – Отчим. Он бил маму: она не хотела за море ехать… И меня бил. И мама оттого умерла. Я убегала от него и два года жила в другой деревне.
Все правильно. Чего искал, то и нашел, – с мрачным удовлетворением определил Панкрат. – Кроме собаки, и пожалеть теперь его некому. Правильно, одобряю!
– Оно так… – согласился и Мешков. – Даже имени человеческого он не стоит.
– Удивительно, что склад не взорвался, – сказал Петр. – Хотя кругом сырые деревья, дыма много, а настоящего жару не было. Одежда на трупе – и то не истлела.
– Это еще не склад, – Кандауров показал трубкой на ящики с патронами. – Настоящий склад рядом.
Подойдя к холму, возвышавшемуся посреди поляны, он сбросил с него несколько кусков дерна. Обнажился тяжелый бревенчатый настил.
– Хитро придумано!.. – сказал сердито Панкрат. – Спасибо собаке! Она нас сюда привела.
– Да, случай редкий, – согласился Кандауров. – Но мы бы все равно обнаружили этот склад. Через два дня мы будем гнать здесь съемочную линию. Занося поляну в абрис, я бы обязательно обратил внимание на странную форму этого холма, снял бы дерн, и тайна обнаружилась бы. Этого-то и боялся Лифуси.
– И даже если бы его не обнаружили мы, если бы Лифуси уничтожил наш отряд, склад нашли бы другие советские люди, – подхватил Миша. – Не понимаю, на что он рассчитывал, выживая нас отсюда?
Землемер отбросил кусок дерна.
– Ты забываешь, как все они самонадеянны, как переоценивают силы и возможности своих хозяев. Лифуси был уверен, что эти-то несколько месяцев и окажутся решающими. Весной он рассчитывал, что американцы или японцы вторгнутся к нам в сентябре, а осенью думал, что это событие произойдет в марте или апреле.
– Как знать, не является ли склад базой для диверсантов? – проговорил в раздумье Миша.
– Едва ли, – землемер с сомнением покачал головой: – слишком далеко этот склад. Кроме того, боеприпасы, которые хранятся здесь уже несколько лет без ухода, в значительной степени утратили свою взрывчатую силу.
– Вот так, так! – воскликнул Панкрат. – Зачем же их тогда охранять? Поставили бы на ник крест, и все!
– Не такие это люди! – Землемер усмехнулся. – Они оберегали склад не с той целью, чтобы использовать спрятанные здесь боеприпасы по их прямому назначению, хотя и это, конечно, имелось в виду. Главная причина, ради которой они готовы были держать здесь своего человека не три, а тридцать три года, заключалась, по-видимому, в другом. Они смотрят на склад, как на свою тайную опорную базу, которая должна будет убедить других хищников, что американцы вовсе не отказались от своего намерения завладеть этим краем, что Они вторглись сюда первыми и уже успели пустить здесь корни.
– Заявочный столб! – проговорил Миша с негодованием.
– Да, для них это своеобразный заявочный столб, подобный тому, который заготовил Лифуси, – подтвердил землемер. – Если бы интервенция повторилась, и на наши дальневосточные земли стали при этом претендовать японцы или англичане, американские империалисты сказали бы: «Нет, мы – хозяева края. На его территории имеются вещественные доказательства нашего пребывания ада советском Дальнем Востоке, куда мы приходили с целью умиротворения: снаряды, мины, гранаты, карабины, взрывчатые вещества с американским клеймом. Поэтому право на нашей стороне». А если б их упрекнули в агрессии, они стали бы доказывать, что, напротив, они – обиженная сторона, они защищают на законном основании свою военную базу, созданную еще в незапамятные времена. При этом они кричали бы на всех перекрестках, что их действия справедливы и необходимы, – больше того, насилия и разбой, чинимые ими, они постарались бы представить как замечательный вклад в дело цивилизации и прогресса.
– Вот сюда бы их всех привести. Из Лондона, из Нью-Йорка! – воскликнул Миша, сжимая кулаки. – И ткнуть всех их носом… носом! – Он указал на труп поджигателя.
НЕТЛЕННЫЕ ЗНАКИ
1
Шуга шла по реке. Она шуршала, шлифуя шероховатые доски пристани. Крошились, сталкиваясь, белые пышные ломти ее, а она все шла и шла. По светлому небу плыли облака, по реке плыли льдины. Порой казалось, что это не ледоход, а просто отражается в воде небо с бегущей в вышине вереницей нежных кучевых облаках.
– Сало плывет, – сказал Миша, подходя к землемеру, который стоял на пристани вместе с Петром, Алешей и Настей у горки тюков и ящиков. Яркий румянец играл на щеках Миши. Вершинин только что пробежал полтора километра без остановки, но дышал ровно, спокойно. Это был его обычный утренний моцион.
На речной излучине показался пароход.
– Наконец-то! – воскликнул Миша. – Я уж думал, совсем не придет. Ну, Настенька, прощайся с родными местами!
Настя беспокойно оглянулась на сосновую рощу у края деревни, молча потупила глаза.
Жители высыпали на берег. Это был последний пароход в навигацию. Уезжающие прощались с друзьями. Миша и не подозревал, что у него здесь столько друзей. Особенно жаль было расставаться с Алешей и Панкратом.
– До свиданья, – говорил Миша и пожимал десятки рук. – До скорого свиданья, товарищи! Ждите теперь весной, с первым пароходом приедем.
Среди провожающих были и Яков Мешков, и Панкрат Саяпин, и Пелагея Семеновна, и Бурденкова.
– Ну, друзья, не поминайте лихом, – сказал землемер, раскуривая трубку и поглядывая с добродушной усмешкой на провожающих его рабочих отряда.
– Прожили мы с вами целое лето бок о бок, – продолжал землемер, – поровну делили и горе, и радость, и лишения, и труды. Признаюсь откровенно, жаль мне теперь с вами расставаться.
– И мы премного вами благодарны, – сказал проникновенно Мешков, снимая шапку. – Заботу вашу помним.
– А самое главное – участок отвели в срок, – добавил с удовлетворением Саяпин. – Ну, значит, и домой можете ехать со спокойным сердцем. – Он покосился на практиканта. – Вот только у помощника вашего сердце неспокойно. От матери, небось, попадет – новенький полушубок прожег.
Миша нахмурился и с огорчением посмотрел на свой испорченный и кое-как подлатанный в деревне полушубок, подарок матери. «Ну да ничего, – подумал он, – что же делать! Иначе нельзя было».
Его сейчас волновало другое. Он все ждал, что Гжиба придет их провожать. Но Гжибы не было.
«Что же это такое?» – думал с недоумением Миша.
Землемера любить.
Надо измениться… —
вполголоса пели девушки в толпе и озорно, с вызовом поглядывали на Кандаурова, на Мишу.
– Ты бы породнился с нами, слышь, землемер! – крикнула Бурденкова, так же лукаво, как поющие девушки, блеснув глазами и поведя плечом. – Одинокий ты, я слышала, выбрал бы которую из нас, поженился и практиканта бы женил! У нас девушки веселые, удачливые. Которую бы выбрал, она бы с тобой счастье разделила…
Землемер вынул трубку изо рта, весело рассмеялся.
– Спасибо за заботу. Но я и так с вашими таежными местами породнился. Вот дочку от вас везу. – Он привлек к себе Настю. – Теперь не буду одиноким. А Миша подождет. Ему рано жениться. Ну вот еще, нашли о чем говорить, – недовольно буркнул Миша и скользнул рассеянным взглядом по лукавым, ласковым, смущенным лицам девушек. Его мысли были заняты сейчас другим. Он с радостью думал о том, что быстро пролетят зимние месяцы и весной он снова приедет сюда, встретится с Гжибой и уедет с ним и с другими рабочими в глубину тайги, в самые дебри ее. Весной у него уже будет свой отряд; он начнет самостоятельно отводить переселенческие участки. Какое это счастье – наделять людей землей!
В таких дебрях, как Мерзлая падь, скрываются еще порою от советских законов люди, подобные Лифуси. Но скоро уже все там преобразится. Разумная, справедливая жизнь расцветет и в таежной глуши. И каждый межевой столб, закопанный землеустроительным отрядом, можно назвать заявочным столбом на новую жизнь.
«Отличную специальность я себе избрал!» – решил Миша. Что это ты такой рассеянный? Все кого-то высматриваешь на берегу? – поинтересовался Кандауров.
– Меня удивляет одно обстоятельство, – признался Миша. – Смотрите, даже незнакомые люди с другого конца села пришли проводить нас, а где же Гжиба?
Кандауров улыбнулся и, наклонившись к самому уху Миши, шепнул:
– Он не придет. Мы заходили с ним вчера вечером в погранотряд, и сегодня, чуть свет, он вместе с пограничниками отправился в тайгу. Ведь Лифуси не одинок. Это только звено в длинной цепи, которая связана с остатками всяких разбойничьих банд. А начало этой цепи нужно искать на Японских островах и еще дальше, за океаном, в Америке.
Миша сверкнул глазами.
– Ничего, теперь выкорчуют из тайги эту заразу: таких, как Лифуси, Силаитий, Никита Колесников… Гжиба все тигриные тропы сам знает наизусть.
Миша оживился. Он подхватил вещи, так как пора уже было садиться, и пошел на пароход. Приятно пружинили под ногами упругие, гибкие сходни.
– Ты нам пиши! – крикнул из толпы Саяпин. – Смотри не забывай!
Алеша молча снял шайку и помахал отъезжающим.
Пароход дал гудок. Матросы взялись за сходни.
– Пишите нам, товарищ землемер! – подхватили хором детушки, посмеиваясь и обжигая Мишу лукавыми взглядами веселых, озорных глаз.
«А ведь я еще сюда приеду», – снова подумал Миша, и горячая волна радости захлестнула его.
2
Пароход крошил и дробил колесами широкие льдины. Он вышел на середину реки. Кандауров, Миша и Петр плыли мимо знакомых мест, и все, что было видно стоявшим на палубе или терялось за деревьями и линией горизонта, – тайга и болота, озера, луга – было измерено и заснято ими.
Пассажиры выстроились вдоль борта. Кандауров молча курил, наслаждаясь свежим, чистым речным воздухом и посматривая своими умными, задумчивыми глазами то на далекие сосны, позолоченные солнцем, то на легкую облачную зыбь, покрывавшую небо у самого горизонта.
Миша проследил за его взглядом и ему пришло в голову, что эти светлые кучевые облака похожи на закипающее, подернутое пенкой молоко.
– Вот, Миша, обрати внимание, – сказал землемер. – В этот край, – он указал трубкой, зажатой в кулак, на лесистый берег, – ссылали лучших людей, чтобы погубить их. Его называли постылым, окаянным, гиблым… А мы хотим его сделать изобильным, благодатными сделаем. Он будет желанным для миллионов людей.
После этого они долго молчали.
– Ну, а как твоя поэма? – спросил Кандауров, обернувшись к практиканту.
Миша улыбнулся:
– Пишу понемногу, Владимир Николаевич. Хочу так описать в ней тайгу, чтобы наши края магнитом потянули к себе людей.
– Важно, чтобы вот кому она пришлась по сердцу, – сказал вполголоса Кандауров, показав на Петра. – Многие зарятся на эти земли, много всякого сброда объявляет себя хозяевами тайга, но вот он подлинный^го, законный ее хозяин, преобразователь ее и устроитель – человек, сильный духом и телом, неутомимый труженик и борец. Для него и мы с тобой трудимся, Миша. Вот ему-то и посвяти ты свою поэму.
– Я хочу показать, что именно делает наших людей бесстрашными, почему невозможно запугать советского человека. – Миша повернул к землемеру свое горящее воодушевлением лицо. – Если мне удастся моя книга, все те, кто прочтет ее, станут еще увереннее делать свое большое дело. Вот чего я добиваюсь, – проговорил Миша с решительным и серьезным видом. – Понимаете? Когда присматриваешься к нашим, советским людям, начинаешь еще больше их ценить, и при этом появляется желание сделать так, чтобы они стали еще лучше и сильнее, чтобы они никогда ничего не боялись: ни трудностей, ни козней врагов.
Пароход, следуя по фарватеру, подошел довольно близко к высокому левому берегу, и Миша, запрокинув голову, любовался исполинскими соснами, нависшими над рекой. Их прямые, стройные, могучие стволы, уходящие ввысь, казались благодаря причудливому освещению легкими, воздушными, почти прозрачными, как бы выточенными из янтаря, как бы источающими нежный и ясный свет.
Глядя на величавые сосны, озаренные солнцем, Миша вспомнил грозный лесной пожар и подумал радостно, что скромный труд землеустроительного отряда не пропал бы
даром, даже если бы сгорели все межевые столбы, закопанные ими, и даже если бы весь отряд погиб, отстаивая от опия тайгу; по их следам пошел бы другой отряд, отыскал бы границу, которую они провели, и усадебные участки, которые они разбили, и бивуак, где они отдыхали, беседовали, мечтали, и закапанные в этом месте инструменты, абрисы, документы, схемы.
Почему-то ему вспомнилось, как они закладывали в межевую яму на определенной глубине так называемые нетленные знаки: битое стекло, кирпич, уголь. Пройдут века, межевой столб может сгнить, граница затеряться, зарасти лесом, оказаться засыпанной песком, но если сохранится план участка, то по нему можно будет легко определить и старую границу его, а затем отыскать в земле нетленные знаки и убедиться, что именно здесь стоял межевой столб, поставленный неутомимыми людьми, которые подготовили эти земли к заселению и расцвету.
