Текст книги "Будни отважных"

Автор книги: Н. Павлов

Соавторы: Д. Орданьян,Ю. Казаров,Владимир Тыртышный,М. Вечерко,Юрий Таран,B. Романов,И. Корчма,В. Кириченко,Г. Авдиенко,Н. Смирнов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

«Запечатлела своей кровью»

Отгремела Гражданская война. Воины Красной Армии возвращались к мирному труду. Новые задачи вставали перед советской милицией. Выполнив свой долг по защите революционного порядка в стране, она должна была теперь активно участвовать в строительстве нового общества.

С переходом к мирному строительству штабы районных, уездных, окружных и областных объединений были преобразованы в управления, и милиция из воинских подразделений превратилась в административный орган. На нее, помимо охраны общественного порядка, была возложена обязанность проводить в жизнь законы и постановления центральных и местных органов Советской власти, вести разнообразную профилактическую, разъяснительную работу. Это требовало улучшения подготовки командного и всего личного состава милиции, вооружения его разносторонними знаниями. Встал вопрос об учреждении милицейских учебных заведений.

В Ростове были открыты краткосрочные курсы командного состава милиции Донской области. На них обучалось 80 человек. 27 ноября 1921 года состоялся первый выпуск. Как явствует из докладной записки управления милиции Донисполкому,

«курсанты на испытаниях дали прекрасные результаты знаний изучаемого ими материала».

Для подготовки и переподготовки милиционеров при окружных и городских отделениях милиции были созданы резервные учебные команды по 150 человек в каждой. Срок обучения был небольшой – три недели. Выпустив одних слушателей, курсы набирали новую группу.

Так было положено начало систематической учебе милицейских кадров Донской области.

Важность этой учебы диктовалась и тем, что изменились формы и методы борьбы с преступниками. Порою, чтобы разоблачить их, требовались не только обширные познания, опыт, но и революционное чутье. С переходом к новой экономической политике в стране оживились капиталистические элементы, все чаще стали иметь место взяточничество, мошенничество, организация дутых предприятий. Следствием войн явилась угрожающая детская беспризорность, а с нею и преступность. Добавьте к этому оставшиеся в наследство от капитализма проституцию, наркоманию, профессиональное нищенство – и вам станет ясно, сколь разнообразные дела были возложены на милицию.

Особое внимание было уделено железнодорожному транспорту, где требовалось твердой рукой навести порядок, ликвидировать анархию, засилье мешочников. В аппарате железнодорожной милиции создали специальные отделения охраны общественного порядка. Они проделали большую работу, помогли наладить четкое движение поездов, поставили заслон спекулянтам.

В июле 1921 года в составе управления донской милиции была организована промышленная милиция для охраны фабрик, заводов, рудников области. Это имело благоприятные последствия: сразу же резко сократились кражи государственного имущества.

Большую роль в укреплении милиции, повышении ее боеспособности сыграло введение Института политических комиссаров. Положение «О комиссарах и помощниках начальников по политчасти в рабоче-крестьянской советской милиции» было утверждено Народным Комиссариатом внутренних дел республики в июне 1921 года.

Помощники начальников управлений милиции по политической части и политруки отделов милиции назначались из числа наиболее грамотных коммунистов. Им предоставлялось право контроля за деятельностью личного состава милиции и наблюдения за претворением в жизнь распоряжений органов Советской власти. Но главное, чем они должны были заниматься, – это политико-воспитательной работой среди сотрудников милиции. Политработники в милиции призваны были стать продолжателями славных дел комиссаров армейских частей.

Одним из первых организаторов политорганов в милиции Ростова был Павел Иванович Воробьев – рабочий, член Коммунистической партии с 1919 года. В годы белогвардейского засилья на Дону он участвовал в подпольной борьбе, с установлением Советской власти стал членом боевой дружины по охране порядка в городе, затем милиционером. В первом отделении милиции Ростова создал партийную ячейку и был избран ее секретарем.

Как инициативного организатора, опытного воспитателя, его выдвинули секретарем бюро объединенных партийных ячеек при управлении Донской областной милиции. Он активно участвовал в создании и укреплении городской, водной и железнодорожной милиции, организовал разностороннюю работу с кадрами. Работая военнополитическим комиссаром управления милиции Ростова, он все свои силы, опыт, знания отдавал воспитанию коллектива.

В докладе о деятельности политсекретариата Донской областной милиции за октябрь – декабрь 1921 года мы находим сведения о партийной прослойке в милицейских рядах. Среди командного состава насчитывалось всего 38 коммунистов, среди рядового – 91. И это на всю область! Нетрудно представить, какая большая ответственность ложилась на плечи политического аппарата.

В начале декабря 1921 года в Ростове состоялся областной съезд начальников окружных отделов милиции, помощников по политчасти и начальников отделений угрозыска. Его участники заслушали информационный доклад о деятельности политсекретариата областной милиции. В принятой резолюции говорилось:

«...Милиция, находясь в исключительно тяжелом положении, все же доказала свое право на признание ее истинно революционной силой, запечатлела своей кровью преданность рабоче-крестьянской власти в борьбе с великим множеством контрреволюционных банд всех оттенков».

Участники съезда подчеркнули, что в становлении милиции как надежной защитницы революционного права и порядка большую роль сыграл ее политический аппарат, воспитавший немало закаленных бойцов.

Многим известно имя одного из героев Гражданской войны, впоследствии видного военачальника, генерала армии Иосифа Родионовича Апанасенко. После Октября он был организатором первых партизанских отрядов, в годы Великой Отечественной войны командовал крупными соединениями. Но далеко не все знают, что И. Р. Апанасенко после Гражданской войны многое сделал для укрепления органов милиции Юго-Востока России, что под его руководством было уничтожено немало кулацких банд.

В городе Пятигорске, в Терской губернской милиции, работал сподвижник Ивана Кочубея комиссар 3-й Кубанской кавалерийской дивизии Василий Петрович Кандыбин. В работу милиции он внес революционную страсть, неуемную жажду дела, умение заражать своей энергией окружающих. Многие годы работал Кандыбин в органах милиции Ставрополья и Кубани, щедро отдавал личному составу свой опыт и знания.

С первых дней войны с немецким фашизмом он на фронте. Как всегда, впереди, как всегда, там, где приходится туго. В начале 1943 года был тяжело ранен, скончался и похоронен в Ростове.

Милицию Владикавказской (ныне Северо-Кавказской) железной дороги за время ее существования с 1920 года по 1922 год возглавлял активный участник партизанской борьбы в деникинском тылу, член ингушского ревкома Эглау Тагиевич Чабиев. Коммунист с 1918 года, опытный организатор, он многое сделал для укрепления кадров железнодорожной милиции, наведения порядка на магистрали.

Следует вспомнить также К. Ф. Булаткина, руководившего некоторое время ростовской окружной милицией. В годы Гражданской войны он командовал кавалерийскими частями и в милицию был направлен по рекомендации С. М. Буденного и К. Е. Ворошилова.

Многим, очевидно, известно имя славного большевика-подпольщика, деятельного партийного работника Андрея Ефремовича Васильева-Шмидта. О его революционной деятельности в Таганроге, а также на румынском фронте во время первой мировой войны, затем в Ростове и других районах Северного Кавказа в 1918—1919 годах написано немало [4]4
  См.: «Очерки из истории большевистских организаций Дона». Ростовское книжное издательство, 1965.


[Закрыть]. Но о его работе в органах ДонЧК и милиции Донской области, к сожалению, известно значительно меньше.

Когда в январе 1920 года Ростов был освобожден от белых и большевики вышли из подполья, Васильев-Шмидт был назначен помощником коменданта Ростова. Он создавал для поддержания порядка в городе рабочие боевые дружины, которые впоследствии стали основным ядром ростовской милиции. В городе оставалось немало не успевших бежать белогвардейцев. Бесчинствовали преступные элементы. Надо было железной рукой наводить порядок, а заодно непрерывно вести чистку дружин, в которые проникали уголовники.

Спустя несколько месяцев Андрея Ефремовича направили в ДонЧК, поручили организацию работы донского уголовного розыска. В протоколе заседания коллегии ДонЧК от 20 декабря 1920 года по этому поводу говорится:

«Обязать уголовный розыск поставить работу так, чтобы она протекала в тесном контакте с уполномоченным ДонЧК (Васильевым-Шмидтом. – Г. А.), для чего угрозыску выполнять все оперативные задания, данные ДонЧК через уполномоченного, а последнему руководить угрозыском как политически, а также организационно до полного его восстановления...»

С марта по июль 1922 года А. Е. Васильев-Шмидт работал в должности заместителя заведующего отделом управления Донисполкома, в ведении которого тогда находились милиция и уголовный розыск. Затем он по решению партийных и советских органов Донской области был направлен в аппарат областной милиции начальником политсекретариата и комиссаром.

Это был год, когда по стране прокатился призыв Председателя ВЦИК М. И. Калинина: «Учись, милиционер!». Учиться надо было так, чтобы стать надежной опорой трудящихся, сознательным защитником завоеваний Октября. Выступая на I Всероссийском съезде начальников милиции в марте 1922 года, М. И. Калинин горячо говорил, насколько важно воспитать милиционера, сделать его знающим, преданным своему делу работником.

Из напутствия Всероссийского старосты вытекала одна из главных задач политаппарата донской милиции, и к ее выполнению А. Е. Васильев-Шмидт приложил немало усилий.

В декабре 1922 года Народный Комиссариат внутренних дел РСФСР издал приказ об организации милицейских школ для среднего командного состава. Одну из них намечалось создать в Ростове. Однако из-за целого ряда затруднений школа открылась только во второй половине 1923 года и не в Ростове, а в Новочеркасске. А. Е. Васильев-Шмидт вначале как политический комиссар, а затем как начальник Донской областной милиции проявил много энергии, настойчивости, чтобы наладить работу школы. За годы своего существования (в предвоенном 1940 году состоялся 16-й выпуск) она дала милиции сотни высококвалифицированных специалистов.

Сразу же после утверждения Советской власти на Дону перед милицией встали две основные задачи. Первая – ликвидация бандитизма, уголовных преступлений, охрана порядка и спокойствия в городах и станицах Дона. Вторая – административная работа: борьба с антисанитарией, эпидемиями, самогоноварением, наблюдение за выполнением торговцами своих финансовых обязательств, контроль за соблюдением советского законодательства.

Это были нелегкие обязанности: и потому что материально милиция была плохо обеспечена, и потому что в ее составе встречались несознательные, малоустойчивые элементы. Поэтому в планах работы политаппарата милиции Донской области, которым руководил А. Е. Васильев-Шмидт, отводилось большое внимание вопросам повышения дисциплины, усиления творческой активности личного состава, укрепления милицейских кадров.

Надо сказать, что А. Е. Васильев-Шмидт как коммунист считал себя обязанным во всем, всегда быть активным проводником идей партии. Не считаясь со временем, отдыхом, он выступал на собраниях, встречался с трудящимися, проявлял жгучий интерес ко всем явлениям общественной жизни.

Сохранились некоторые документы, которые ярко характеризуют А. Е. Васильева-Шмидта с этой стороны. Аптечным работникам он помогал организовать вечер-концерт. Выступал перед призывниками на Ростовском сборном пункте с докладом. В городском партийном клубе читал лекции об Октябрьской революции на Дону. Ни одно из дел он не считал малым, если оно в той или иной мере служило воспитанию человека.

Когда в 1924 году Донская область была реорганизована и вошла в состав Северо-Кавказского края, Васильев-Шмидт перешел на партийно-советскую работу и еще долгие годы отдавал свой организаторский талант службе народу, строительству и укреплению нового социалистического строя.

Осуществление больших задач, стоящих перед милицией, требовало оказания ей постоянной разносторонней помощи. По призыву советских органов над отделениями, частями и школой милиции взяли шефство коллективы учреждений, организаций, фабрик, заводов, городов области.

Эта связь носила деловой, творческий характер. На службу в милицию пришли лучшие представители производственных коллективов. Ей была оказана действенная помощь в налаживании политико-воспитательной работы. Партийная прослойка в донской милиции к 1924 году составила уже 14 %. Для того времени это было немало.

* * *

Много лет минуло с той бурной поры. Сейчас мы обращаем свой взор к тем, кто в невероятно трудных условиях создавал и защищал наше государство – первое в мире государство рабочих и крестьян. Их жизнь, борьба, труд будут вечно служить ярким примером молодому поколению.

В. БЕЛОВ
КОГДА ЗВЕНЕЛИ КЛИНКИ.
ЗА ВЛАСТЬ СОВЕТОВ

КОГДА ЗВЕНЕЛИ КЛИНКИ

1

Первый день февраля 1920 года порадовал вешенцев солнцем и теплом. Еще накануне дул злой «астраханец», а тут снег осел и набряк талой водой. Обнажились непривычными чернотинами камышовые крыши, обильно потекли скользкие прозрачные сосульки.

– Гляди-ка, братцы, весна да и только! – удивленно и радостно воскликнул молодой чоновец, оглядывая с колокольни лежащую внизу станицу.

– Погоди, зима еще возьмет свое, – рассудительно отозвался другой. – Морозы еще так залютуют, что ой-ой!.. Ты помнишь...

Но в это время раздался взволнованный голос третьего:

– Едут! Вон они! За Базки глядите!

– Постой. Что-то мало их. Как бы не банда какая заблудшая...

– Что ты! Они ж еще не все показались из-за лесочка. Видишь, и знамя вон впереди.

– Да, пожалуй, они. Ну-ка, Сенька, мигом вниз – сообщи всем!

Через полчаса дивизион кавалеристов, перейдя через Дон, уже поднимался на высокий берег. В сопровождении оравы возбужденно галдящих мальчишек он вошел в станицу. Какие только взгляды не ощущали на себе красные конники, пока добрались до станичной площади!.. Приветливые, как бы говорящие с облегчением: «Дождались... Теперь бандам конец...» Равнодушные: нам, дескать, все одно, кто наверху, кто внизу – мы как-нибудь посередке... Откровенно враждебные, ненавидящие: «Дорвалась голь лапотная до власти – хорошего не жди».

На площади конников встретили руководители местной власти: председатель ревкома, военный комиссар округа, секретарь комсомольской ячейки, представитель продкомитета. Командир дивизиона, чернявый подвижной военный с маузером на боку, привстав на стременах, подал команду:

– Смир-рно!

Затем повернул коня и четким голосом отчеканил:

– Товарищ председатель ревкома! Кавалерийский дивизион в двести сабель прибыл в ваше распоряжение для выполнения заданий по борьбе с бандитизмом. Больных и раненых нет. Люди чувствуют себя хорошо. Командир дивизиона Воронин.

– Здравствуйте, товарищи красноармейцы!

– Здрас-те! – громко раздалось в ответ. Над церковью вспыхнуло и затрепетало голубиное облако.

Когда конники спешились и разбрелись по площади, председатель ревкома сообщил Воронину о том, что на вечер назначен митинг в честь прибытия дивизиона.

– Во сколько и где? – уточнил тот.

– В нашем клубе. Как стемнеет, так и начнем собираться.

– Ясно.

– Ну а теперь прошу в ревком. Есть особый разговор.

Отдав необходимые распоряжения, Воронин пошел вслед за председателем.

– Иван Николаевич, кажется?

– Точно так, – ответил Воронин.

– Так вот, Иван Николаевич... – Председатель подошел к сейфу, открыл его, достал какую-то бумагу. – Получено письмо из Донкома со ссылкой на указание Владимира Ильича Ленина. Воинским формированиям на местах предписывается выделить необходимое число людей для укрепления народной милиции. Давно и нам пора создать свое окружное управление. Дел невпроворот.

– Мне говорили об этом в Ростове, – вставил Воронин.

– Знаю, вот и давай вместе посидим над каждой кандидатурой. Вы-то людей, наверное, знаете.

Воронин задумчиво улыбнулся:

– Как-никак, с восемнадцатого со многими бок о бок...

– Добре. Нам потребуется человек около двадцати для начала. Но таких, чтоб каждый стоил десятерых.

– Ясно.

– Садись. Будем кумекать.

2

Иван Блохин, стройный худощавый паренек в длиннополой кавалерийской шинели и шишковатой буденовке ходил по станице, выискивал себе жилье. Сам он был из калининских крестьян. Расспросы и поиски привели его в крепкий добротный дом бывшего богатея, майора в отставке Филимонова, имевшего в свое время мельницу и маслобойню. Как только в Вешенской провозгласили Советскую власть, Филимонов исчез, а в доме поселился иногородний – Иван Ильич Шапошников, пожилой кряжистый мужик с необыкновенно ловкими, женской хватки руками. Иван Ильич портняжил, зарабатывал по тем временам сносно. Но лишняя копейка в доме, как известно, никогда не помешает, и потому, конечно, он не против был бы заполучить себе квартиранта. Иван Ильич раздумывал недолго:

– Занимай, солдат, вот этот флигелек во дворе и считай, что тебе повезло. Никто тебе тут не помешает, будешь себе хозяином. Только насчет баб чтоб, значит, того...

– Ну что вы, – смущенно заулыбался Иван. – Я по этой части не мастак. Ростом не вышел.

– Не зарекайся, парень. А коня в сарай ставь. Места хватит. Экой он у тебя лысый.

– Красавец, – ласково потрепал коня Иван. – Мальчиком назвал. Он у меня пулями вражьими меченый.

– Ну ладно, управляйся да заходь в хату повечеряем чем бог послал.

За ужином Иван Ильич стал расспрашивать Блохина о том, где воевать пришлось, под чьим началом служил.

– Первая Конная, у Семена Михайловича Буденного, – с гордостью сказал Иван, ничуть не сомневаясь, что о том и о другом наслышан не только собеседник, но и весь белый свет.

– Самого-то приходилось видать?

– А как же? Вот как вас сейчас.

– Но-о?.. Без всякого-якого?

– Как есть. Я вторым номером в пулеметном расчете состоял. В двадцать шестом кавполку. Да-а... Стояли мы, значит, под Царицыном. Как сейчас помню, Семен Михайлович объезжал позиции. Жарища, духота, солнце, как вот эта сковорода с салом. Только что не шкворчит. Перед самым обедом глядим – подъезжает. Мы, конечно, во фронт, честь по чести...

– Ишь ты, как перед енералом, – удивился Иван Ильич.

– Ха!.. Генерал... Он сто очков вперед любому генералу даст. На коне, как влитой, хоть памятник с него рисуй. Усищи – во! Рука не иначе как железная. Ка-ак рубанет – ух!.. Ни один генерал не устоит.

– Ну-ну, что дале было?

– А дале было так. «Как, хлопцы, дела? – спрашивает. – Сыты ли, напиты ли?». – «Все вроде в порядке, товарищ командарм».

«Стрелять еще не разучились?» – спрашивает, а сам усмехается в усы.

Мой первый номер, Афанасьев Павел Иванович, даже обиделся.

«Такого, – говорит, – у нас не бывает, товарищ командующий. А ежели сумнение имеется, нетрудно проверить...»

Подкрутил Семен Михайлович смоляной ус, степенно отвечает:

«В первом номере сомневаться грешно. Иначе мне надо было б по домам всех пулеметчиков распустить. А вот как второй номер работает, признаюсь, хотелось бы взглянуть».

Подает он коробок спичечный своему адъютанту, подмигивает.

«На пятьдесят саженей поставь... Или, может, много?» – Оборачивается ко мне и глядит лукаво. «Ставьте, – отвечаю, – на все сто».

Вижу, удивился, но виду не показывает. Только обронил, как бы для себя: «Ну-ну...»

Прилаживаю я своего «максимку» на тачанке, планку прицельную на двести метров устанавливаю. Думаю: не переборщил ли я со ста саженями? Коробку-то еле-еле видно. А ведь надо ее, окаянную, не больше чем с первой-второй очереди срезать. Иначе – никакого впечатления. Поправляю ленту, прицеливаюсь и р-раз!.. Как не бывало коробки.

Иван Ильич недоверчиво кивает головой:

– Без всякого-якого?

– Факт. Похвалил меня при всех тогда Семен Михайлович. Говорит: «С такими орлами никакой враг нам не страшен».

И верилось и не верилось Ивану Ильичу, но после этого рассказа стал он уважительно смотреть на своего квартиранта.

3

– Ну так что, тезка, надумал? – Иван Николаевич выжидательно посмотрел на Блохина.

– Да что мне думать, товарищ командир? – отозвался тот. – Раз для революции такое дело нужно, значит, думать нечего. Пишите меня в милицию.

Воронин поправил портупею, мягко сказал:

– Видишь ли, в чем дело, Блохин. Ты человек беспартийный и волен отказаться. Я признаю в данном случае личное желание. Тут, как в разведке, требуется добровольное согласие. Работа предстоит исключительно опасная. Без преувеличения скажу: пока не выловим всех бандитов, каждый день смерть за плечами будет стоять. А так может пройти и год и два, а может, и больше. Ясно?

– Ясно, товарищ командир, – по-строевому ответил Блохин и, помолчав, совсем другим, домашним тоном добавил: – Два года мы с вами рядом со смертью ходили. Неужто сейчас ее испугаемся?

– Ну что ж, я не сомневался. Значит, будем оформлять. Можешь идти...

Так Иван Блохин стал рядовым милиционером Верхнедонского управления народной милиции. Инструктажи, знакомство с населением станиц и хуторов Верхнего Дона, учеба, бессонные ночные дежурства, беспокойная милицейская служба...

А бандиты пока не появлялись. Видно, прослышали, что в Вешенской стоит большой воинский гарнизон. Положение казалось устойчивым, прочным, и никто не догадывался, что назревают чрезвычайные события.

4

Днем со степи тянуло медовым запахом цветущего разнотравья. Над белоснежными садами гудели пчелиные семьи. Все теплее становились лунные ночи.

В одну из таких ночей подле станичного кладбища, куда в сумерки никто никогда не забредал с добрыми намерениями, встретились двое. Высокий, в военной форме, говорил приглушенным, но властным голосом:

– Выметите у него все подчистую. До единого зернышка, чтоб и понюхать нечего было. Но тогда только, когда он будет в эскадроне. Не то – несдобровать вам. Характер у него дурной. Поняли?

– Известное дело, – отвечал собеседник, одетый, как многие станичники, в холщовую рубашку навыпуск и плисовые штаны.

– И тогда он сам окажется у нас в руках. Как миленький на пузе приползет. Да!... Кто там дома окажется, сошлитесь на приказ лично председателя продкомитета Мурзова. Считайте это своим главным заданием. Понятно?

– Чего проще...

Поговорив еще немного, заговорщики разошлись. Через минуту их тени растворились в сумеречном свете лунной ночи.

...Эскадрон Фомина располагался в нижней части станицы, и чтобы добраться к нему, надо было проехать через центр, мимо окрисполкома, управления милиции, продкомитета. Но Фомину сегодня не хотелось никого видеть, и он потянул повод вправо, чтобы объехать центр поверху. И тут, на углу, он чуть было не наскочил на своего приятеля Мельникова, который работал в Совете.

– Тю на тебя! – отпрянул с дороги Мельников. – Ты что на людей не смотришь?

– Люди, – сквозь зубы процедил Фомин. – Таких людей, как ты с этими... – он неопределенно махнул рукой, – к стенке надо.

– Да что случилось? – изумился Мельников и, видя, что Фомин поднимает плеть, чтобы стегнуть коня, ухватился за чембур. – Ты можешь по-человечески объяснить?

– А то... – наклонился Фомин и зашипел, наливаясь злобой: – Вчера ваши продотрядчики у моего батьки все забрали, что было. Жрать нечего.

– Постой, постой! Я-то причем тут? Первый раз слышу. Если б знал, что ж я – не предупредил бы тебя, что ли? Я друзей не забываю. Это наверняка установка Мурзова.

– Ладно, я ему, собаке, припомню... – Фомин грязно выругался и, чуть не сбив Мельникова с ног, галопом помчался посреди улицы.

Несколько дней командир эскадрона ходил чернее тучи. Никто не мог к нему подступиться. До революции Фомин был казачьим есаулом и унаследовал от старой армии суровое обращение с подчиненными. Высокий, статный, подтянутый, он не прощал никому расхлябанности и своеволия. Казакам это нравилось, дисциплина в эскадроне держалась строгой. Многим по душе было то, что Фомин сам из здешних, истинный казак. Большинство знало его с детства и готово было с большей охотой подчиняться его суровой и подчас угнетающей требовательности, чем идти под начало пусть самого рас-хорошего иногороднего.

Все это, конечно, знал Фомин и в его горячей голове, рождавшей множество планов мести Советам, крепла уверенность, что за ним пойдет весь эскадрон. Его страсти подогревались все возрастающей внутренней неудовлетворенностью происшедшими на Дону переменами. «Все сравнялись: бедные и богатые, сильные и слабые, умные и дураки», – с неудовольствием думал он, ища и не находя пока выхода из создавшегося положения. Тесно связанный до революции с офицерской элитой, он лишь по случайной иронии судьбы, спасая жизнь, попал в красные. Крепко досталось ему и от отца, довольно зажиточного станичника. Вчерашний случай переполнил чашу терпения.

– Подымай народ, – твердил отец, сидя за столом и расплескивая пьяными руками самогон. – Подымай казаков. У тебя сила, сынок, – три сотни сабель!.. Да будь я помоложе, эх! Атаманом Войска Донского стал бы, не меньше. Благословляю на ратный подвиг, сынок. Иди.

Ночью Фомин-младший не сомкнул глаз. Постель горела под его тяжелым пылающим телом. Стакан за стаканом он пил хлебный квас. К утру пришло решение: «Отец прав. Надо действовать. Была не была...»

5

Комиссар окрвоенкомата Шахаев – рослый плотный казак, сосредоточенно размышляет над тем, что поведал ему Воронин.

– Значит, у тебя никаких сомнений нет?

– Нет, – сухо подтверждает Воронин. – Чем быстрее мы его изолируем, тем лучше будет для всех, в том числе и для самого Фомина.

Шахаев невесело улыбается:

– Как это тебе удалось прямо-таки на лету его подковать? Прирожденный ты чекист, да и только.

– Моей заслуги тут мало. Просто сказал один фоминовец, что затевается недоброе. А я лишь проанализировал некоторые дополнительные факты и сделал выводы.

– Что ж, давай разработаем план. Брать его в открытую нельзя... Влиянием он пользуется немалым, да и обвинений пока что мы не можем ему никаких предъявить.

– Да, тут надо с хитростью подойти. А что если попросить Ростов, чтоб его туда вызвали?

– Пожалуй, подходит. Составляй шифровку.

В тот же день шифрованная телеграмма была отправлена в Ростов.

Но дальнейшие события развивались не так, как было намечено. Когда Фомина пригласили к прямому проводу, он вначале растерялся. Кто и зачем мог его вызывать? Не связано ли это с его решимостью порвать с Советами? Но кому стали известны самые сокровенные планы? Неужели он своим поведением вызвал подозрение?..

Разговор с краевым центром поверг его в еще большую растерянность. Ему предлагалось немедленно сдать эскадрон и выехать в Ростов для получения нового назначения. Недвусмысленно упоминалось слово «повышение». У Фомина отлегло от сердца. На кой черт ему подставлять башку под удар, если все складывается пока наилучшим образом? Спокойно можно дослужиться до высокого чина, а там видно будет: Еще неизвестно, как сложится обстановка. Похоже, Советская власть не из слабачков.

Трудно сказать, что произошло бы дальше, если бы Фомин, сам того не зная, не был вовлечен в более крупную игру. Внутренняя контрреволюция искала и использовала малейшие возможности, чтобы навредить молодой Советской республике, подорвать ее устои. В разных концах страны плелись сети заговоров, вспыхивали мятежи, множилось число бандитских шаек, насчитывающих от двух-трех до двухсот-трехсот и более человек. Верхний Дон в ту пору, разумеется, не составлял исключения.

Мельников поджидал Фомина на крыльце.

– Здорово, бравый командир! – с суетливой шутливостью похлопал он по плечу Фомина. – Какие новости? Я слышал, тебя Ростов вызывал по телефону. Что-то случилось?

– Да вот, обещают повышение, – важничая, ответил Фомин. – Не знаю только еще, какое.

– Я тебе скажу, какое, – странным голосом произнес Мельников и воровато оглянулся.

– Ну-у? – недоверчиво и заинтересованно протянул Фомин. – Откуда ты знаешь?

– Я тебе скажу, где тебя ждет повышение, – многозначительно глянул Мельников. – В могиле, вот где. Понял? Дурак ты, Фомин, хоть и командуешь умными людьми.

– О чем ты? – оторопел Фомин.

– О том, дурья башка, что заманивают тебя в капкан. Хоп – и готово! Фомина нет. Хочешь верь, хочешь нет, но я то знаю точно... Отойдем-ка в сторонку. А то чего-то Блохин тут крутится. Ми-ли-и-ция, – процедил он презрительно. – Пошли, я тебе все расскажу.

Блохин тем временем подошел к знакомому часовому у входа в окрисполком. Поздоровавшись, спросил, показывая глазами на Фомина и Мельникова:

– О чем это они спорят?

– А черт их душу знает. О могиле будто толковали. А о какой – не ведаю. Слышал, Мельников Фомина дураком обозвал за то, что его обманывают, а он не понимает. А тот, видно, и не услышал, коль не смазал ему в ответ по роже.

Через некоторое время, проследив, в какую сторону поехал Фомин, Блохин ринулся к управлению, доложил Воронину:

– После разговора с Ростовом Фомин вроде бы повеселел. А после встречи с Мельниковым стал как в воду опущенный. Часовой передает, что Фомин даже на оскорбление не обиделся. Мельников уверял Фомина, что кто-то обманывает его.

– Коня! – громко приказал Воронин и выскочил на крыльцо. – Всем быть наготове. Пулемет к бою!

Однако было уже поздно. Как выяснилось впоследствии, Фомин поднял по тревоге свой эскадрон, построил его и объявил, что с ним хотят расправиться за то, что он защищает интересы казачества.

– Вам тоже несдобровать! – кричал он перед строем. – За то, что вы были в моем эскадроне, запрячут в тюрьму. Кто хочет пойти за мной в огонь и в воду, отходи вправо. Кто хочет оставить командира в трудную минуту, оставайтесь. Принуждать не буду.

Доверившись Фомину, многие казаки пошли за ним. Пошли навстречу своей неизбежной гибели, бесславному концу.

Неполный эскадрон на рысях ушел в сторону Базков, по пути зарубив приезжего уполномоченного краевого продкомитета. Правда, сабельный удар предназначался Мурзову, который шел по улице вместе с приезжим, но тому удалось вовремя перескочить через плетень.

Так образовалась банда Фомина, с которой пришлось немало повозиться окружному управлению милиции.

6

Поступавшие донесения и сведения добровольных помощников милиции проясняли картину действий банды. Пряталась она в лесистой местности, называвшейся Войсковой Дубравой. Агенты Фомина ездили по хуторам и станицам, агитируя население поддерживать «борцов за казачество». Вначале они призывали молодых парней добровольно вступать в «отряд освободителей», но, когда увидели, что агитация не помогает, стали применять силу.

– Садись на коня – и с нами! – предлагали фоминовцы. – Не сядешь – голова с плеч долой.