Текст книги "Арабо-израильские войны. 1956,1967. Дневник Синайской компании. Танки Таммуза"

Автор книги: Моше Даян

Соавторы: Шабтай Тевет
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 38 страниц)

ГЛАВА 14

Полковник Шмуэль вел джип сквозь тьму. Впереди виднелись только красные огни машины сопровождения. Рядом с комбригом лежал автомат Томпсона; запасные магазины находились в пределах досягаемости. Ему не нравился Узи. Он считал, что калибр 9 мм маловат. Этой поездке в части предстояло стать последней перед началом войны[103]103
  Автомата Томпсона 45 калибра (11,43 мм), выпускавшийся в США с 1921 г., комплектуется коробчатыми или дисковыми магазинами на 20,30 и даже 100 патронов.


[Закрыть].

Полковник Шмуэль родился в Вильно (сейчас Вильнюс), в Литве, в канун пасхи 1930 г. в семье обойщика и знатока Талмуда. Как считал отец, Божественное предначертание состоит не в явлении нового мессии верхом на белом ослике, а в обретении Израилем независимости. Когда Шмуэлю исполнилось три с половиной года, семья иммигрировала в Палестину и обосновалась в Иерусалиме. Отец открыл мебельный магазин, но дела шли неважно, и он вернулся к работе обойщика. Это было тяжелое время, вся семья – отец, мать, три дочери и три сына – жила в одной комнате. Чтобы содержать семью, мать пошла работать на металлургический завод, где в 1940 г. начали выпускать мины для нужд Британской армии.

Шмуэль вырос в атмосфере запретов и ограничений. Он постоянно сталкивался с вопросом, разрешено это или запрещено. Его отец требовал дисциплины, уважения и не терпел «никакой чепухи». В каком-то смысле это здорово помогло Шмуэлю подготовиться к службе в бронетанковых войсках Израиля. До шестнадцати лет он обучался в иешиве[104]104
  Или ешива – школа, где изучается Талмуд.


[Закрыть], где считался отличным учеником. Там ему привили педантичность, настойчивость в достижении цели и научили превозмогать усталость. Его учитель, равви Ядлер, завел обычай: каждый день в одно и то же время за десять минут до заката студенты принимались заниматься с удвоенным рвением. По сигналу голодные и утомленные мальчики преодолевали усталость и с энтузиазмом повторяли пройденное.

Одно время Шмуэль был ревностным почитателем Субботы. «Для арабов было бы лучше, если бы я возглавлял Зилотов субботы в Иерусалиме, чем командовал танковой бригадой», – как-то заметил он. Но однажды он состриг пейсы. Отец не ругал его, веря в максиму: «Лучше пусть грешат по невежеству, чем от знания». Отец умер за год до обретения Израилем независимости, когда Шмуэль уже стал активным членом Хаганы.

В тринадцать лет Шмуэль поступил на службу в молодежный отряд Хаганы. Теперь, двадцать четыре года спустя он думал о том, что предстоящая война станет для него третьей войной с Египтом.

Они приближались к расположениям батальонов, но вокруг стояла абсолютная тишина и темнота. Он испытал прилив гордости за то, какую дисциплину сумел установить в своей бригаде, и, повернувшись к офицеру по личному составу, проговорил:

– Такой народ как наш, Георгий, всегда должен быть готов к войне. Иначе погибнет.

– Да, господин полковник.

Шмуэль замурлыкал с детства знакомый мотив. Комбриг не спал несколько суток и очень устал. Увидев замелькавшие во тьме тени, он встряхнулся. Не успел полковник припарковать свой джип рядом с машиной эскорта, как к нему приблизился высокий человек, которого он не сразу узнал в темноте. Это оказался майор Эхуд Элад, командир батальона D-14, укомплектованного танками «Паттон».

– Батальон в полной готовности, господин полковник.

– Хорошая работа, Эхуд. Я проехал по расположению части и не слышал ни звука, не видел ни огонька. Дисциплина на высоте.

Не каждый день получаешь похвалу от командира бригады – Эхуд был доволен. Он сопровождал полковника. Они прошли в полной темноте до белого круга, где остановились перед сидевшими на земле солдатами. Прозвучала команда «Смирно!», и два стоявших рядом джипа фарами осветили комбрига и комбата.

– С вами будет говорить командир бригады, – обратился Эхуд к своим людям.

– Вольно, можете сесть, – произнес полковник Шмуэль более мягким, чем обычно, голосом. Послышались шорохи и глухой стук автоматов о землю, затем наступила полная тишина. Фары слепили полковника, и он не видел лиц сидевших перед ним людей. – Можете курить, – разрешил он.

Вспыхнуло несколько спичек, замелькали огоньки зажигалок, на мгновения высвечивая лица людей. Напряжение отступало.

Шмуэль знал, что в бригаде в шутку поговаривают, будто военнослужащие боятся его больше, чем войны, на это он отвечал, что ему наплевать на разговоры – лишь бы слушались приказов. Он требовал дисциплины даже более жесткой, чем сам генерал Таль, – порядки в бригаде были суровыми. Так называемый «Приказ одного километра» стяжал полковнику дурную славу среди армейских водителей. Приказом устанавливалось, что водители бригады «D» должны передвигаться на скорости, установленной в соответствии с правилами генштаба, минус один километр в час и минус десять километров в час в районе Беершевы. Он лично следил за неукоснительным выполнением приказа и предупреждал о предстоящих передвижениях частей бригады военную полицию, чтобы та могла выставить «ловушки» на дорогах. Скоро аварийность у водителей бригады резко пошла на убыль, за что комбриг удостоился похвалы начальника генштаба.

Полковник Шмуэль установил, что аварии на дорогах часто происходят из-за пользования транспортом, находящимся в плохом техническом состоянии. Он настаивал на увеличении количества мастерских в бронетанковых войсках. Он мог послать инспекцию для неожиданной проверки, и любое транспортное средство, в котором выявлялись даже малейшие неполадки или дефекты, отправлялось в ремонт. Командиры частей бригады ворчали, что такая система мешает им выполнять задания, но полковник был неумолим и требовал безоговорочного повиновения. В течение трех месяцев он привел парк в отличное состояние. У командиров частей быстро сформировалась привычка самим проверять все заблаговременно, чтобы избежать неприятностей при «налетных» проверках. Иногда Шмуэль лично ловил и наказывал нарушителей за вождение джипа без каски, за неуставную шнуровку ботинок и за неправильно застегнутый ремень.

В глубине души полковник Шмуэль хотел, чтобы солдаты любили его, и верил, что испытание боем поможет им по достоинству оценить его строгость и требовательность. Он в значительной степени полагался на свою репутацию бесстрашного воина, так как солдаты уважают смелых и решительных командиров. Подчас он соревновался с лучшими стрелками и водителями бригады. Он уже предупредил подчиненных командиров, что в бою на его танке будет развеваться большой черный флаг, чтобы люди знали: их командир – в гуще битвы.

– Солдаты, – начал полковник Шмуэль, – все арабские армии ополчились на нас: Египет, Иордания, Сирия, Ирак и Кувейт, Саудовская Аравия и Алжир, и кто знает, кто еще присоединится к ним завтра. Скопом против одного. И это очень хорошо. Это очень-очень хорошо. Так мы сможем прихлопнуть их всех одним ударом. На нашем участке – египтяне. Я хорошо их знаю. Я дрался с ними три раза – из них дважды на Синае. И на сей раз, я обещаю вам, мы спалим их танки, и они будут драпать до самого Каира без оглядки. – Довольный шепоток прошелестел по рядам сидящих людей. – Предстоит война, как в 1948 г. Возможно, даже более великая. Мы победим, как победили в 1948-м и в 1956-м. Поскольку вы – бойцы лучшие, чем они. Вы намного храбрее и более подготовлены. Ко всему прочему, я знаю вас лично, и если политики нам не помешают, мы будем в эль-Арише через двенадцать часов. – Солдаты одобрительно закивали. Вспыхнули новые огоньки сигарет. – И если нам позволят, мы дойдем до канала, и в конце концов омоем в нем ноги. – Раздался смех. Напряжение трех недель ожидания оставляло танкистов. – Нет, я не шучу. Вы отлично знаете, что я зря не обещаю. И когда вы доберетесь до канала, я должен просить вас помнить об одном – это наш один километр.

Поднялся смех, на сей раз настолько сердечный, будто все происходило не в воинской части, а на дружеской вечеринке.

– И если будете вести себя хорошо, я могу даже разрешить вам превысить лимиты скорости. Но только в том случае, если будете двигаться в верном направлении. На Каир. Абд-эль-Насер сказал, что будет в Тель-Авиве, а я обещаю, что скорее вы будете в Каире. Вы посадите на место Насера другого египтянина, такого, который проявит уважение к еврейскому народу. – Солдаты одобрительно загудели. Слова полковника Шмуэля настолько разрядили обстановку, что люди забыли, где они, и непринужденно принялись обмениваться впечатлениями, так, как если бы их грозный командир вовсе и не стоял перед ними. – Однако! – Мгновенно воцарилась тишина. – Я не потерплю беззакония. – Абсолютное молчание пало на тонущее в темноте поле, и в этой темноте полковник Шмуэль и майор Эхуд казались танкистам сказочными великанами. Солдаты затихли, поскольку подумали, что комбриг имел в виду допущенную ими вольность, которую он расценил как анархию. – И вот что я называю беззаконием. Неправильное использование боеприпасов. Вот что такое беззаконие. Не палите из пушек по не бронированным машинам. Для этого хватит 12,7-мм и 7,62-мм пулеметов, а по пехоте стреляйте из Узи, не из пулеметов. Не тратьте попусту боеприпасов. И теперь еще одно последнее слово. – И опять наступило полное молчание. – Солдаты, если вы не победите, нам лучше сразу повернуть назад. На свет вышел один офицер.

– Ребята, а ну-ка, все вместе. Мы победим?

– Да! – ответил весь батальон в один голос.

– Победим?

– Да!

– Победим?

– Да! Да! Да!

Эхо умерло вдали, как стихающая канонада.

– Смирно!

Батальон встал. Командиры бригады и батальона отдали честь, и фары джипов погасли – вновь обступила тьма. Люди вернулись к танкам, укрытым камуфляжной сеткой. Лишь песок поскрипывал под резиновыми подошвами солдатских ботинок.

Офицеры собрались в командирской палатке, где им подали черный кофе и бутерброды. Полковнику Шмуэлю вручили бутылку виски «Скотч» и попросили поставить на ней автограф. Следом за комбригом на ней стали расписываться Эхуд и другие офицеры. Бутылка переходила из рук в руки, и каждый подписывался, затем ее передали полковнику Шмуэлю, чтобы он сделал первый глоток. Они собирались выпить только половину бутылки – вторую предстояло осушить в день победы.

– Факт состоит в том, что мы уже на войне. Вспомните, что мы – авангард еврейского народа. Если мы проявим слабость, если не поднимемся быстро, наше поколение будет повинно в гибели Третьего Храма. Генерал Таль говорит, что исход войны зависит от успешных действий нашей дивизии. А я говорю – успех дивизии зависит от успеха нашей бригады, – заключил Шмуэль.

Позднее он проверил оперативные планы батальона. С комбатом, майором Эхудом, полковник беседовал с уважением и пониманием. Он одобрил планы, сделал несколько замечаний и вместе с Эхудом покинул палатку. Группа солдат собралась вокруг джипа комбрига, каждый хотел пожать ему руку, напомнить, где они вместе служили и набирались опыта. Вдруг военнослужащий с выделявшимися на бритом лице пейсами, растолкав других, подскочил к полковнику Шмуэлю, обнял и поцеловал его в щеку. Затем забормотал благословения и закончил словами: «Да хранит вас Господь». Шмуэль остолбенел – прежде его солдаты не целовали.

– Кто это был? – спросил он, оставшись наедине с Эхудом.

– Сержант, армейский раввин.

– Бритый?!

– Разве вы забыли, господин полковник? Вы приказали сбрить бороды всем на случай использования противогазов.

– Ну да, конечно. Ладно, Эхуд, не буду говорить «до встречи», потому что, прежде чем увидеть друг друга, мы друг друга услышим.

Джип комбрига вместе с эскортом растворился во тьме, он ехал в другие батальоны. И опять полковник Шмуэль говорил о войне, уже, можно сказать, начавшейся в момент, когда Абд-эль-Насер перекрыл Тиранский пролив, говорил о том, что хорошо, что война начнется, ибо так все враги Израиля будут наказаны одновременно и за все сразу. И вновь возглас: «Мы победим!» и ответ: «Да!» звенел над ночным Негевом.

Наконец полковник прибыл в расположение батальона Б-10, укомплектованного «Центурионами», первый из которых он привез в страну. Комбриг с трудом узнал сбрившего бороду майора Шамая Каплана. Комбат, подполковник Габриэль, и его заместитель, майор Эли Глобус, пустили исписанную автографами бутылку по кругу.

По окончании церемонии джип комбрига с эскортом поехали дальше, в другие части. Некоторых из своих солдат, лучших и самых смелых, комбригу больше никогда не суждено было увидеть. Когда Шмуэль добрался до трейлера, его вызвал к себе командир дивизии, а к тому моменту, когда полковник вновь возвратился к себе, ночь наполовину прошла. Полковник Шмуэль позвал штабного повара и попросил горячего супа.

– Господин полковник, – проговорил наскоро одевшийся и еще не совсем проснувшийся повар. – У меня нет горячего супа. Мы ждали вас, грели его, грели, и он испортился.

– И вам не стыдно отправлять командира спать, не дав ему ничего горячего?

Повар покраснел.

– Я приготовлю другой суп для вас, господин полковник.

– За десять минут?

– Господин полковник, нельзя приготовить суп за десять минут. Одна картошка…

– Тогда сделайте яичницу.

– Слушаюсь, господин полковник.

– И салат.

– Слушаюсь, господин полковник. А что попить?

– Горячего – холодного.

Другими словами, он желал холодной содовой и кипящего черного кофе. Перекусив, полковник Шмуэль мгновенно провалился в сон.

ГЛАВА 15

В канун войны египтяне завершили развертывание войск на Синайском полуострове, дислоцировав там семь дивизий и девятьсот пятьдесят танков – численность воинского контингента составляла около девяноста тысяч военнослужащих. В районе Рафахского укрепрайона сосредоточились крупные формирования спецназа и мотострелковые части под командованием генерала Шадали. Создавалась угроза соединения этих сил с войсками Иордании, в результате чего мог оказаться отрезанным порт Эйлат – самый южный пункт Израиля. Концентрировавшим силы в северном Синае египтянам ЦАХАЛ мог противопоставить три дивизии. На самом юге дислоцировалась дивизия генерала Ариэля Шарона, в центре – дивизия под командованием генерала Авраама Иоффе, а на севере, на Рафахском направлении, – дивизия генерала Таля. Со стороны Израиля на границе отсутствовали как укрепления, так и природные препятствия. Как обычно, оборона Израиля строилась на мобильности его армии. Египтяне, напротив, как и прежде, зарывались в землю. Их оборонительные рубежи искусно вписывались в рельеф местности. Там, где у противника не было минных полей, проволочных заграждений и огневых точек, он полагался на естественные преграды – песчаные дюны и скалы, непреодолимые для мотопехоты и танков. За этими мощными укреплениями расположилась готовая к сражению египетская армия.

После Синайской компании 1956 г. египтяне остановили выбор на так называемой «линейной диспозиции» – системе глубоко-эшелонированной обороны, перенятой ими у русских. Состоит она их трех рубежей: на первом сосредотачиваются наибольшие массы живой силы, орудий и боевой техники, вторая служит на случай прорыва первой и может использоваться для подготовки контратак для поддержки передовой линии. Оба эти рубежа представляют собой сплошные ряды окопов. Между первой и второй линиями устраиваются огневые позиции, на которых в основном дислоцируются танки и противотанковые орудия, предназначенные для сдерживания бронетехники противника, если та прорвет передовой рубеж. Основная сила подобных комплексов в том, что их нельзя обойти с флангов, и атакующим в любом случае приходится штурмовать эти рубежи в лоб. Даже если им удастся преодолеть первую линию, их, уже неизбежно ослабленных штурмом, встретят огнем противотанковые пушки и танки. Когда же наступающие прорвут и эти позиции, то натолкнутся на резервный рубеж обороны.

Если египетская армия нападет на Израиль первой, стороны будут вести подвижную танковую войну. Если же Израиль пойдет на Синай, его войскам придется прокладывать себе путь через вражеские укрепления. С момента появления главным принципом ЦАХАЛа стало ведение боевых действий на территории врага, соответственно бронетанковые войска готовились и к тому, что им придется осуществлять прорывы рубежей обороны противника. Впервые концепция прорыва вражеской обороны была сформулирована, когда бронетанковыми силами командовал генерал Давид Элазар. Впоследствии его преемник генерал Таль развил доктрину: по его убеждению, прорыв следует осуществлять в дневное время силами танков при поддержке авиации, в задачи которой входит подавление артиллерии. На этот счет офицеры ЦАХАЛа придерживались разных точек зрения. Генерал Ариэль Шарон предпочитал ночные штурмы силами пехоты при поддержке бронетехники, причем роль подавления артиллерии отводилась десантникам. (Оба метода – и Таля, и Шарона – доказали свою состоятельность.)

На КП генерал Таль обсудил со своей командирской группой положение дивизии в случае войны. И по численности, и по мощи его дивизия была самой большой, но ей противостояли наиболее крупные силы египтян, дислоцированные на самых неприступный укреплениях. В случае наступления его дивизии придется прорывать укрепления вокруг Рафахского перекрестка, оборону противника в Шейх-Зувейде, в эль-Джеради, эль-Арише и Бир-Лахфане. Джеради – узкий проход между зыбкими песчаными дюнами, тянущийся на одиннадцать километров и защищенный продуманно выстроенными линейными укреплениями. Таким образом, на пути дивизии Таля встретится мощная вражеская оборона.

Поскольку проведение наземной и воздушной разведки находилось под запретом, генерал Таль не располагал точной информацией о расположении и протяженности минных полей, рвов и укреплений противника. В силу этого он мог наметить только основные контуры своего плана: двигаться по линиям коммуникаций, которыми пользуется сам враг, по возможности избегать минных заграждений, обходить огневые позиции неприятеля с флангов, атаковать с тыла, где возможно проходя через дюны, и максимально задействовать авиацию для подавления египетской артиллерии.

Генерал готовил своих командиров к тяжелой битве. Когда неприятель ожидает нападения на заранее подготовленных рубежах обороны, традиционно считается, что для гарантии успеха требуется соотношение три или даже пять атакующих на одного защитника. В то время как дивизия Таля численно уступала противнику. Лучшее, на что он мог надеяться: с помощью искусного маневрирования сковывать войска египтян, не давая им использовать численное преимущество, вынуждая вести бой меньшими силами – в соотношении один к одному.

– Последний раз мы имели дело с египетской армией десять лет назад, – напомнил он командирам частей. – Если начнется война, первое сражение на суше станет проверкой и для нас, и для египтян. Вооруженные силы других стран могут позволить себе проиграть первую битву. Крупной армии не страшно поражение во втором и даже в третьем столкновении. Они располагают запасом стратегической глубины для отступления, возможностью извлечь уроки, провести перегруппировку и перейти в наступление. Мы – нет. Мы не можем проиграть даже первую битву. Помните: сторона, победившая в первом сражении, получает не только физическое преимущество, она выигрывает психологически и морально. Победитель переходит в наступление, проигравший – отступает. Нам отступать некуда. Поскольку первое сражение станет проверкой, исход его будет иметь безмерное влияние на исход войны в целом и, таким образом, на будущее государства.

Основная тяжесть наступления ляжет на нашу дивизию, в состав которой входят лучшие бригады ЦАХАЛа. Таким образом становится очевидно, что если наша дивизия не сможет выполнить поставленную перед ней задачу, это будет означать, что армия как таковая неспособна обеспечить национальную безопасность в целом. Из этого следует, что если война начнется, наше первое сражение будет сражением не на жизнь, а на смерть. Мы будем продолжать наступление любой ценой. Офицеры должны объяснить каждому солдату в дивизии, что первое сражение – решающее для войны в целом. Только выиграв первую схватку, мы сможем перевести дух.

Генерал Таль оглядел командиров: танкистов, парашютистов, артиллеристов, саперов, врачей. Все сосредоточены, все серьезны. Только на бритом лице командира парашютистов, полковника Рафуля Эйтана, мелькнула улыбка[105]105
  В свое время Рафуль Эйтан командовал батальоном, высаживавшимся у перевала Митла 29 октября 1956 г.


[Закрыть]. В ЦАХАЛе не найдешь более опытного офицера, чем он. О нем говорили, что по всем законам, его уже должны были несколько раз убить. Он помнил много случаев, когда начальство говорило: «Любой ценой». Командная группа разошлась.

Термин «любой ценой» впервые привнес в ЦАХАЛ Моше Даян в 1954 г., когда стремительно возрасла инфильтрация террористов из арабских государств на территорию Израиля, и страну захлестывали волны грабежей и убийств, предпринимаемых с целью подрыва морального духа населения, прежде всего в приграничных поселениях. Сообщение между поселениями нарушалось из-за минирования дорог и обстрелов. Жители городов боялись выходить за их пределы, детей не пускали гулять. Общественность апеллировала к армии, но армия не могла контролировать ситуацию в приграничных и отдаленных районах. В Кнессете и прессе ширилось негодование по поводу беспомощности ЦАХАЛа, который оказывался не в состоянии положить конец террору и обезопасить мирных жителей. Армия Обороны Израиля находилась в процессе реорганизации. Перестраивалась ее структура и менялись методы ведения боевых действий: из партизанских формирований, каковыми фактически являлись войска Израиля в 1948 г., выстраивалась регулярная армия. Личный состав регулярных войск комплектовался за счет недавних иммигрантов, которые еще не влились в жизнь страны; старшие офицеры не пользовались авторитетом у солдат и не доверяли младшим офицерам.

Тем не менее ЦАХАЛ приступил к проведению ответных карательных мероприятий, которые достигли кульминации перед Синайской компанией 1956 г. Ограниченные операции проводились лишь в отношении вооруженных формирований противника, при этом свобода действий армии находилась под серьезными ограничениями: часто запрещалось использовать артиллерию, а иногда даже ручные гранаты, чтобы избежать жертв среди мирного арабского населения. Эти ограничения лишь делали израильтян еще более уязвимыми для врага. Чтобы достойно выполнять возлагаемые на них задачи, от израильских солдат требовались огромная смелость и величайший патриотизм, но не все были готовы жертвовать собой. Раз за разом отряды ЦАХАЛа возвращались, не выполнив заданий, и тогда офицеры оправдывались: «Четверо или пятеро моих людей получили ранения».

После нацистского Холокоста евреи Израиля превыше всего ценили человеческую жизнь, ставя ее даже выше национальной безопасности. Руководству ЦАХАЛа пришлось провести интенсивную кампанию и разъяснить офицерам, что, уберегая от смерти нескольких солдат, они в конце концов поставят под угрозу выживание целого сообщества. Но объяснения на словах, пусть и являвшихся чистой правдой, не проникали в сознание офицеров и не могли изменить ситуацию. Армия провалила немало операций. Однажды генерал Даян прямо спросил офицера, не выполнившего задания: «Сколько у вас было потерь?» Названная цифра не показалось Даяну достаточной для оправдания невыполнения задания, и он уволил офицера. Тогда Даян принялся ездить из части в часть, в каждой он собирал офицеров – от командиров рот и выше. Он не читал лекций, не занимался разъяснениями, он просто зачитывал недвусмысленный приказ: «Любой офицер ЦАХАЛа, уклонившийся от выполнения задания до того, как большая часть личного состава или хотя бы его половина не выбыла из строя, будет освобожден от занимаемой должности».

Как начальник генштаба, Даян вверил вопросы обеспечения текущей безопасности части добровольцев, из которой выросли прославившиеся беспримерным боевым духом десантные войска, созданные и возглавляемые Ариэлем Шароном. Его бойцы никогда не возвращались домой, не выполнив задания до конца. Храбрость, высокая преданность долгу, верность товарищам и дерзость стали визитной карточкой этих частей. Три года парашютисты несли на своих могучих плечах груз обеспечения безопасности Израиля, проводя стремительные карательные акции против арабских бандитов. За эти годы десантники стали объектом зависти всего ЦАХАЛа. В парашютных войсках офицеры возглавляли солдат, поднимая их в атаку кличем: «За мной!»

Генерал-майор Моше Даян и парашютисты привнесли в ЦАХАЛ еще одно важное правило: «Лучше ошибиться и сделать слишком много, чем слишком мало». В своей книге, «Дневник Синайской кампании», Даян рассказывает о нарушении командующего Южным командованием приказов генштаба. Тот ввел в действие 7-ю бронетанковую бригаду в бой на двадцать четыре часа раньше, чем планировалось. Даян не скрывал того, что шаг это разозлил его, но тем не менее в конце главы написал: «Честно говоря, несмотря на все мое недовольство по поводу нарушения дисциплины и непродуманные действия танкистов, я не могу не симпатизировать бригаде, бросившейся в огонь до приказа. Лучше сдерживать рвущегося вскачь жеребца, чем погонять ленивого мула!»[106]106
  Прямая цитата. См.: «Дневник Синайской кампании».


[Закрыть].

Генерал-майор Даян использовал парашютно-десантные войска как инструмент для воспитания боевого духа ЦАХАЛа, и этот дух скоро проник в другие подразделения армии. Теперь, когда генерал Таль заявил, что первая битва должна быть выиграна «любой ценой», ему не к чему было «пришпоривать» своих офицеров, он лишь информировал их, что командование не будет «сдерживать рвущегося вскачь жеребца».