Текст книги "Арабо-израильские войны. 1956,1967. Дневник Синайской компании. Танки Таммуза"

Автор книги: Моше Даян

Соавторы: Шабтай Тевет
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 38 страниц)

ГЛАВА 9

Генерал Таль боролся за укрепление дисциплины в бронетанковых войсках, чтобы провести в жизнь свою концепцию военной службы, навлекая на себя такое же раздражение, как если бы речь шла о свободе вероисповедания. Вновь и вновь генералу приходилось разъяснять собственные слова. «Где в полевых условиях нет дисциплины, – говорил он, – каждый изобретает собственные правила ведения военных действий. Если командир случайно замечает, что способен стрелять метко, целясь через ствол орудия, вместо того чтобы использовать прицел, он немедленно решает, что открыл уникальную систему, с которой скоро будет знакомиться новое поколение танкистов. Такой молодой офицер не в состоянии понять, что то, что кажется ему «открытием», срабатывает лишь в определенной ситуации, и что его «открытие» уже давно известно тем, кто писал скучные пособия по ведению танкового боя». Генерал Таль мог бы подытожить все свои речи словами: «Сколько евреев, столько и военных доктрин». Иными словами, запретил изобретение собственных правил ведения боевых действий и сделал это вскоре после вступления на пост. В соответствии с этим приказом, офицер, вносящий любые изменения в концепцию ведения танковой войны, будет в итоге уволен. «Изобретательность и инициатива? Всегда пожалуйста! Но только через штаб бронетанковых войск».

Хотя генерал Таль всего лишь запретил обсуждать приказы, его критиками это воспринималось чуть ли ни как покушение на свободу самовыражения личности. Его обвиняли в стремлении роботизировать израильскую молодежь. Эта реакция являлась еще одним аспектом дилеммы, перед которой оказались евреи Израиля с того момента, как Израиль стал суверенным государством, борющимся за свое существование. Люди, выросшие в традициях личной свободы и отсутствия иерархии, для которых социальная справедливость – высшая ценность, вдруг оказались в замешательстве. Ради собственного существования они должны воевать с теми, кто стремится уничтожить их. Максима: «Поднимись и убей того, кто пришел поработить тебя» – не является законом справедливости, но всего лишь олицетворяет инстинкт самосохранения, и хотя евреи повторяли ее много сотен лет, они не проводили ее в жизнь никогда и нигде, кроме как в государстве Израиль. В большинстве случаев в прошлом евреи ценили веру выше жизни. Предки генерала Таля отдали свои жизни за веру – бросились в пылавшую синагогу – и ни разу не взяли в руки даже кухонного ножа, чтобы защитить себя во время погромов в Восточной Европе. Непоколебимость в вере превалировала над инстинктом самосохранения. Но их потомок, генерал Таль, ставший профессиональным военным, должен был отстаивать право своего народа не только на свободу, но и на существование, и был готов к тому, чтобы подчинить этой цели ценности, ради которых жертвовали собой его предки.

Люди, проникнутые идеологией кибуца, считали, что дисциплина возникнет из осознания себя неотъемлемой частью коллектива, и не может проистекать из страха перед штрафными санкциями. Они не видели внутренней связи между формальной и реальной дисциплиной в боевых условиях. По их мнению, солдату достаточно выполнять требования военной дисциплины в общем, и не более того. Даже если форменная рубашка солдата расстегнута, и он носит неуставные носки, это не мешает ему атаковать врага с упорством и смелостью даже в красных, зеленых или серо-буро-малиновых в крапинку носках.

Генерал Таль объяснял: бронетанковые войска не просто сообщество тех, кто желает к нему принадлежать, но огромная техническая сила, состоящая из оперативных частей, а вовсе не из индивидуумов, подчиненных собственным желаниям. Генерал подчеркнул, что он тем не менее тоже за понимание и убеждение, и указал, что офицеры должны объяснять приказы тогда, когда в этом есть необходимость и, если потребуется, не один раз. Но армия не может ждать, когда каждый поймет, почему ружье стреляет так, а не иначе, а снаряжение работает таким, а не иным образом. Сотни лет были затрачены на разработку правил применения артиллерии, и убеждать каждого в их верности по меньшей мере бессмысленно.

Как-то, встречаясь с членами одного кибуца, где крайне не одобряли его принцип: «приказ должен выполняться просто потому, что это приказ», генерал не смог сдержаться. «На прошлой неделе я был на похоронах танкиста в одном из кибуцев, – сказал он. – Люди прославляли его как героя, во мне же все это вызывало только жалость. Он погиб случайно, выполняя простейшее учебное задание, и погиб прежде всего потому, что не принял на вооружение принципа: приказ должен выполняться просто потому, что это приказ. В бронетанковых войсках существует правило: снаряды хранятся в танке без взрывателей по той простой причине, что накапливающееся в боевом отсеке статическое электричество может привести к самопроизвольному взрыву артиллерийских боеприпасов. Приказ абсолютно категоричен. Снаряды должны содержаться в танке так, а не иначе, и этот приказ необходимо выполнять независимо от того, понимает солдат его смысл или нет. Этот же солдат приказа не выполнил и потому погиб».

Талю вновь и вновь приходилось разъяснять смысл своих высказываний: «Нельзя ожидать от большой и постоянно меняющей состав группы, что члены ее будут всегда все обдумывать, делать выводы и обучаться. Вот почему существуют правила, которые регулируют поведение солдата в армии, говорят ему, как надо делать и как не надо. Правила эти основаны на опыте многих поколений людей, служивших в разных армиях, и представляют собой результат научного анализа и эмпирических знаний».

Другой фактор заключается в том, что сама техника требует дисциплины, с которой ЦАХАЛ прежде не сталкивался, потому что не располагал большим количеством сложного вооружения. Глубоко укоренившейся в армии внутренней дисциплины парашютистов, о которой сторонники самодисциплины говорят как о достойном примере, недостаточно военнослужащему, которому приходится участвовать в высокотехнологической войне. Как говорил генерал Таль и своим противникам, и своим сторонникам: «Парашютисты со своим глубоким чувством внутренней дисциплины способны отважно сражаться, даже будучи голодными и в лохмотьях вместо формы. Но ни один танк не поедет, даже под самые воодушевляющие сионистские молитвы, когда в его баке нет топлива или размоталась гусеница».

Стараясь донести до других собственную точку зрения, генерал Таль был вынужден часто приводить один и тот же простой и наглядный пример. «Если выстрела не произошло, согласно правилам, стрелок должен выдержать определенную паузу, прежде чем открыть затворный механизм и удалить дефектный снаряд. Конструкторы установили, что иногда выстрел задерживается. Если стрелок не подождет, как указано в правилах, может произойти несчастный случай. Но невозможно же ждать, пока каждый усвоит принцип действия взрывателя и то, какие химические процессы происходят в снаряде».

Таль разрабатывал технологию введения дисциплины в бронетанковые войска как боевую операцию, детально в каждой фазе так, как если бы целью его являлось овладение хорошо укрепленной вражеской позицией на сильнопересеченной местности. Кампанию он планировал и проводил не в одиночку. Старшие офицеры охотно приняли его идеи. Полковники Шлёмо, Герцл, Мусса [или Моусса], Альберт и Ури так же, как и другие офицеры, приняли участие в укреплении основ дисциплины, в создании свода правил и позднее – во ведении программы обучения им личного состава. В ЦАХАЛе существовал один способ поддержания дисциплины, мириться с которым генерал Таль не собирался, – «тиртурим», или запугивание, на армейском жаргоне (фактически это дедовщина). В отсутствие традиционной дисциплины эта язва росла. Младшие офицеры игнорировали армейский устав и устраивали полуночные построения, или приказывали солдатам бегать вокруг лагеря, или хоронить сигарету с воинскими почестями; последнее являлось самой распространенной формой «тиртурим». Вообще же фантазия командиров рот, взводов и отделений, которые порой были всего на год или на два старше солдат, не знала пределов. Некоторые в качестве наказания личного состава части за плохо выполненные на плацу упражнения затевали «скачки» – солдата запрягали и посылали галопировать по территории, причем бежавший сзади капрал держал поводья и погонял «лошадь». Другая форма наказания заключалась в том, что провинившегося заставляли таскать гаечный «ключик» от танка несколько дней. Он весил пять килограммов. Несколько лет назад командир роты заставил солдата носить на талии колючую проволоку. Он назвал это «тюрьмой, которая всегда с тобой». Положение все усугублялось, пока неожиданно вопрос не стал предметом рассмотрения Кнессета. Случилось это после того, как сын одного из парламентариев пожаловался отцу, что комвзвода тушил об его тело сигареты. Кнессет расследовал дело, и офицера уволили.

Генштаб с самого начала стремился покончить с «тиртурим», но успеха не достиг. Добрая воля и готовность к сотрудничеству младших офицеров являлась непременным условием истребления этого постыдного явления, но они не хотели лишаться инструмента управления солдатами. Удивительно, но младшие офицеры настаивали, что «тиртурим» не снижает морального духа личного состава, а, наоборот, помогает поднимать его. Некий достойный подражания майор утверждал, что в свое время сам служил в роте, где это было принято. «Тиртурим», – сказал он, – является частью военной жизни, которую позднее люди вспоминают с ностальгией».

Едва приняв должность, генерал Таль распорядился о составлении кодекса, регламентирующего правила и обязанности личного состава бронетанковых войск. Что характерно, сначала он проанализировал ситуацию и аргументированно доказал, почему «тиртурим» не подходит для бронетанковых войск. Он утверждал, что только дисциплина, цель которой добиваться от военнослужащих подчинения приказу просто потому, что это приказ, способна искоренить неподчинение. Генерал Таль считал, что у евреев особенно развито чувство справедливости и что израильский солдат готов выполнять любые задания и согласится нести любую ношу, будучи уверенным, что тяготы распределены равномерно. Когда с ним поступают по справедливости, израильский солдат готов на любые жертвы. «Тиртурим» своей несправедливостью разрушает армию, унижает солдата и способствует его отчуждению от армейского коллектива.

Когда полковник Таль командовал бригадой «D», майор Моше Н. возглавлял в ней отдел по работе с личным составом. Именно в бригаде «D» полковник Таль совершил первые попытки ввести единую для всех дисциплину. С помощью Моше Н. он выработал правила поведения в караульном помещении и правила приема новобранцев. Когда Таль стал командующим, майора Н. повысили до подполковника, и он стал начальником отдела по работе с личным составом бронетанковых войск. Генерал Таль дал Н. и другим старшим офицерам штаба задание приготовить проект двух сводов правил: одного – регламентирующего права и обязанности военнослужащих, и другого – касавшегося военной формы, проведения проверок и построений.

Оба документа вошли в свод приказов генштаба. Но Таль не ограничился лишь редактурой приказов: внесением изменений и дополнений – выработанный под руководством командующего кодекс (иначе регламент) стал средством, гарантирующим права солдат. Из собственного опыта генерал Таль знал, как часто люди делают ошибки просто потому, что незнакомы с правилами и инструкциями. Исходя из этого, он приказал помещать текст регламента в расположениях всех частей, в казармах и на полигонах. На видных местах, в застекленных деревянных стендах, окрашенных в цвета войск – черный и зеленый, помещались перечни прав и обязанностей солдата. В одном из первых приказов солдатам предписывалось ознакомиться с регламентом. Новобранцы получали документ на предмет изучения, с последующим экзаменом и выставлением оценки.

Основным правом солдата было право на достойное обращение и уважение со стороны офицеров. Он также имел право жаловаться на офицеров, право на гарантированный отпуск и на просьбу о переводе в другую часть. Выполнение этих прав являлось долгом офицеров, что подчеркивались предупреждением, что офицер, не выполнивший их, отправится под суд. Офицер не имел права отдавать солдату бессмысленных и унижающих его достоинство приказов. Также было конкретно оговорено право солдата на увольнительные, чтобы предотвратить сокращение их продолжительности или отмену в качестве дисциплинарного взыскания.

Обязанности солдата начинались с обязанности отдавать честь. Кодекс содержал двадцать один пункт по отданию чести и определял ситуации, когда делать это необходимо, а когда нет. Первое правило солдата звучало так: «Долг каждого солдата – выполнять любой приказ, отданный командиром. Приказ должен быть выполнен буквально, быстро и без проволочек». Но, поскольку память о зверствах нацистского режима призраком реяла над евреями Израиля, немедленно сделали приписку: «Однако солдат не обязан выполнять приказ, если он очевидно противозаконен».

Третий раздел посвящался правам военнослужащих сержантского состава и офицеров вплоть до комвзводов. Кодекс лишал их права назначать подчиненным произвольные наказания, включая лишение увольнительных или сокращение их продолжительности. Командование взялось за дисциплину всерьез, поставив офицеров, сержантов и рядовых в четкие рамки писаных правил. Подчиненные получили возможность обжаловать действия командиров путем обращения в вышестоящие инстанции; предельный срок рассмотрения жалоб при этом был ограничен.

Укреплять собственный авторитет младшим офицерам предлагалось не за счет кнута, но с помощью пряника. С разрешения старшего офицера командир взвода мог премировать солдата дополнительной увольнительной, например, разрешив покинуть расположение части на Шабат, освобождением от дежурства, подать рапорт на присвоение ему звания младшего капрала, ходатайствовать о награждении. Конечно, право наложения менее тяжелых дисциплинарных взысканий, таких, как запрет на оставление лагеря в личное время, на посещение культмассовых мероприятий на территории части и, наконец, назначать наряды вне очереди, оставалось в компетенции сержантов и комвзводов. Вместо прежнего коллективного наказания вроде двух или трех ночных построений в казарме или на плацу и пробежек по территории лагеря, младшие офицеры получили право проводить дополнительные строевые занятия с целью «поднять уровень подготовки части. Такие дополнительные строевые занятия не могут считаться наказанием и осуществляются в целях повышения уровня боевой и строевой подготовки личного состава».

Черновик другого свода правил, регламентирующих военную форму, проведение проверок и парадные построения, поступил на рассмотрение комиссии, возглавляемой полковником Шлёмо и начальником отдела по работе с личным составом Моше Н. После внесения комиссией соответствующих предложений кодекс получили для ознакомления и изучения командиры бронетанковых бригад. И только потом проект регламента, повторно проработанный комиссией с учетом рекомендаций комбригов, был отправлен в штаб бронетанковых войск.

Кодекс прав и обязанностей и Кодекс поведения были включены в программу подготовки командиров танков и командиров отделений и взводов, военнослужащих сержантского состава, командующих разведчастями, младших офицеров и комрот. Постепенно о «тиртурим» в бронетанковых войсках забыли – военнослужащих сплотила единая для всех дисциплина. Личный состав выглядел и вел себя по-другому, так что в отношении его стало вполне справедливым утверждение: «Бронетанковые войска – другая армия». Постепенно, по мере того как в части вливались новые и новые потоки призывников, исчезла надобность втолковывать солдатам прописные истины о необходимости подчиняться ставшим уже общепринятыми нормам – дисциплина в бронетанковых войска стала традицией.

ГЛАВА 10

Пришлось потрудиться, чтобы ввести новые правила дисциплины. Однако у бронетанковых войск скоро появилось более важное дело. Обстановка на Сирийской границе ухудшилась. Истоки реки Дан брали начало у израильско-сирийской границы, на прежде подмандатной территории, и наблюдатели ООН установили, что истоки эти протекают по израильской земле. Сирия отказывалась признать заключение сотрудников ООН, и, чтобы защитить свои права, израильтяне расчистили дорогу к истокам и ввели там патрулирование. Сирийцы регулярно открывали по патрулям огонь.

Именно эта ситуация привела к первому инциденту при Нухейле, после которого генерал Таль приказал всем офицерам регулярных бронетанковых войск от командиров рот и старше обратить внимание на недостатки, которые вскрылись в ходе столкновения. Главной ошибкой майора Шамая Каплана, как установила комиссия, являлось то, что он не прекратил огонь, увидев его безрезультатность, и не отдал приказ об использовании других боеприпасов. Также он не рассредоточил танки, поэтому они находились слишком близко друг к другу, и в итоге из-за концентрации поднятой пыли экипажи не смогли вести точную стрельбу. В штабе бронетанковых войск офицерам стали внушать, что решающим фактором в танковой войне является точность огня и потому надо обязательно знать, кто в какую цель стреляет. Терпение, тщательное прицеливание и грамотная корректировка огня – более важны, чем количество сделанных выстрелов.

Спустя три дня после 3 ноября генерал Элазар и генерал Таль начали доводить до офицеров смысл уроков, полученных по итогам первого инцидента, и разъяснять новые оперативные установки. Чтобы в будущем исключить конфузы при столкновениях с противником, которые могут произойти на дороге к истокам реки Дан, к Тель-Дан направили взвод танков «Шерман». Взводу танков «Центурион» была отведена вспомогательная роль – вступить в действия, только если взвод «Шерманов» не справится с задачей. Руководство ЦАХАЛа считало каждый пограничный инцидент важным не только с практической, но и с моральной точки зрения. Армия как сдерживающая сила не могла позволить себе поражений. Теперь на ветеранах-«Шерманах» стояли новые двигатели и пушки. Несмотря на то, что мощностью новые орудия «Шерманов» уступали установленным на «Центурионах» 105-мм пушкам, в том числе и по используемым с ними боеприпасам, «Шерманы» обладали способностью вести довольно меткий огонь на коротких и средних дистанциях. На расстоянии восьмисот метров он мог поразить броневую защиту старых сирийских танков немецкого производства, хотя и те, в свою очередь, также были способны пробить броню не менее старых «Шерманов». Таким образом шансы их в бою уравнивались.

Командовал обоими взводами капитан Шимон, а взводом «Центурионов» – лейтенант Авигдор.

Второе столкновение при Нухейле – одно из самых выдающихся инцидентов на границе – произошло раньше, чем ожидалось, – спустя всего десять суток после первого. Это случилось в пятницу, 13 ноября 1964 г. Как обычно, израильский патруль следовал по дороге к источникам, перед полугусеничными бронемашинами патруля шли саперы, обследовавшие грунт на наличие мин. В 13.25 сирийцы с позиции в Нухейле открыли по патрулю огонь. Саперы спрятались в двигавшихся в арьергарде полугусеничных бронемашинах, которые теперь попали под яростный огонь крупнокалиберных пулеметов и безоткатных орудий. Капитан Шимон приказал взводу «Шерманов» выдвинуться из укрытий на огневые позиции. В отличие от предыдущего случая, машины рассредоточились на большем пространстве. Капитан указал каждому командиру танка его цель, а сам приготовился управлять огнем. С наблюдательного пункта израильтян оба глубоко врытых в землю сирийских танка – один к востоку, другой к западу от Нухейлы – представлялись трудной мишенью размером не более 60 сантиметров в высоту и около 120 в ширину.

Неприятельские танки тоже начали стрелять по патрулю.

С момента получения танкистами приказа капитана Шимона и до выхода «Шерманов» на огневые рубежи прошло менее трех минут. Но один танк постигла неудача. Выбираясь из находившегося в долине леса по дороге на расположенную выше позицию, он зацепил дуб. Ветки упали на башню и накрыли ее, лишив экипаж обзора. Водитель не видел, куда едет, и «Шерман» начал заваливаться на крутом скалистом склоне.

У взвода «Центурионов», ожидавших в резерве в лесу, появлялся шанс отыграться. Раньше экипажи «Шерманов» вышучивали товарищей с «Центурионов». «Вы – мазилы. Так что сидите здесь тихо, пока мы сделаем всю работу». В соответствии с приказом, «Центурионам» предстояло вступить в сражение, если взвод «Шерманов» не сможет подавить огонь из Нухейлы или если противника поддержат огнем с других позиций. Лейтенант Авигдор видел, что происходило с «Шерманом», и немедленно приказал занять пустующую позицию «Центуриону». Шалом Коган, стрелок в экипаже комвзвода, получил приказ открыть огонь.

В сражение вступили сирийцы с позиций на Тель-Аззазият, на Тель-Хамра и на Баниасских высотах, но, вместо того, чтобы бить по израильским танкам, они принялись стрелять по кибуцам Дан и Шаар-Ишув из тяжелых 120-мм минометов, а затем и из 122-мм артиллерийских орудий. Жители кибуцев побежали забирать детей из садика, чтобы отвести их в убежища. Через несколько минут все попрятались.

Средние минометы, безоткатные орудия и танки теперь стреляли по израильтянам на Тель-Дан. Лейтенант Авигдор отдал приказ по переговорному устройству:

– Цель – танк. Дистанция – 800. Наводи!

Шалом Коган начал наводить орудие. Он поднял и затем опустил пушку, пояснив находившимся в башне товарищам:

– Чтобы лучше захватить цель. – И отрапортовал командиру:

– Готов!

– Огонь! – приказал Авигдор.

– Есть огонь! – отозвался Шалом Коган.

И он выстрелил. Расположенный восточнее сирийский танк вспыхнул.

Капитан Шимон приказал теперь сержанту сконцентрировать внимание на сирийском танке к западу.

– Цель – танк. Дистанция – 750. Наводи.

– Готов.

– Огонь.

– Есть огонь.

И второй сирийский танк заполыхал.

Сирийцы в Нухейле стали стрелять реже. Противник перенес основной огонь на кибуцы, и начальник генштаба, генерал-майор Ицхак Рабин, в конце концов решил вызвать авиацию. В 14.55, примерно через час после первого выстрела, в воздухе появились израильские «Вотуры», «Мистэры», «Супер-Мистэры» и «Миражи III», которые подавили огонь вражеской артиллерии. Миги-21 сирийских ВВС попытались вмешаться, но были разогнаны «Миражами». В 15.30, по просьбе Сирии, наблюдатели ООН добились прекращения огня.

Начгенштаба оправдал вмешательство ВВС в сражение тем, что ЦАХАЛ не может молчать, когда кто-нибудь расстреливает мирные израильские поселения, просто потому, что по ним удобно вести огонь с господствующих высот. Пора было преподать противнику урок, объяснив ему азбучные истины этики приграничных конфликтов. Отныне сирийцы будут знать, если им вздумается пострелять по мирным израильским гражданам, в воздух немедленно появятся самолеты ЦАХАЛ а и ответят ударом на удар.

Потери, понесенные ЦАХАЛ ом во втором инциденте при Нухейле, составили трое убитых и одиннадцать человек – солдат и поселенцев – раненых. Кибуцам Дан и Шаар-Ишув сирийским обстрелом был нанесен серьезный ущерб. На следующий день радио Дамаска объявило, что сирийская армия потеряла семь человек убитыми и двадцать шесть ранеными.

– Удалось ли уничтожить сирийские танки? – первым делом спросил генерал Таль.

– Подбиты и сожжены, господин генерал, – ответил комбриг.

– Тогда это – победа, – подвел итог командующий.

Командир бригады вызвал к себе экипажи танков «Центурион», участвовавших в бою у Нухейлы. Он пожал им руки, пригласил сесть и предложил горячего кофе. Подполковник Ошри и лейтенант Илан Якуэль также были довольны, и не столько из-за одержанной победы, сколько из-за того, что сделали первый шаг к возвращению веры в несправедливо оклеветанные «Центурионы». Однако когда подполковник Ошри вышел от комбрига, он встретил командира другого батальона.

– Чему ты так радуешься, Бенни? – спросил тот.

– Ты разве не слышал, как блеснули наши «Центурионы»? – удивился Ошри.

– Не будь столь оптимистичен. Скоро начнется лето, и ты увидишь, как перегреваются эти машины.

– Мне приходилось работать с ними летом, – возразил подполковник Ошри.

– А вот увидишь. В конце лета на броне их моторных отсеков яичницу можно будет жарить для всей бригады.

Радость личного состава батальона D-10 не разделял лишь один из служащих в нем офицеров. Успех капитана Шимона во втором бою у Нухейлы не мог зачеркнуть провала капитана Шамая Каплана в первом. Теперь все в бронетанковых войсках знали об ошибках капитана Шамая Каплана. Лучше, чем кто-либо другой, знал об этом сам генерал Таль, по приказу которого офицеры изучали негативный опыт предыдущего инцидента. Мысль о комвзвода, на которого было наложено взыскание, беспокоила командующего. Как-то Таль попросил командира бригады «D» прислать к нему Шамая.

– Давайте поговорим, – предложил генерал Таль. – Пограничные инциденты, Шамай, имеют и большое государственное значение, и я хочу, чтобы вы это поняли. Бронетанковые войска должны изучать все ошибки и извлекать из них уроки. Вот почему инцидент был предан столь широкой огласке.

– Я понимаю, господин генерал. И не в обиде.

– Я слышал и сам вижу, что вы в депрессии. Вы должны понять, что своим успехом капитан Шимон не в малой мере обязан вашему поражению. Просто так случилось, что вам пришлось командовать в первом бою, а ему во втором.

– Со мной все в порядке, господин генерал.

– Бронетанковые войска в целом не могут оставить без внимания ни одну ошибку, но для отдельной личности это не так, Шамай. Понимаете?

– Но ведь это именно я потерпел поражение, господин генерал.

– И до вас офицеры терпели поражения, случалось, в первом сражении они полностью терялись. Я знаю, что вы – хороший офицер, и не хочу, чтобы вы позволили депрессии взять над вами верх.

– Со мной все в порядке.

– Для тех, кто способен преодолеть депрессию, укрепить свой дух перед новыми битвами, первое поражение и вправду станет всего лишь проходящим эпизодом. Те же, у кого не найдется твердости духа, чтобы бросить вызов врагу в следующем сражении, действительно неудачники. С некоторыми из наших самых блистательных офицеров случался конфуз в первых боях. Я хочу дать вам возможность доказать, что вы принадлежите к числу сильных людей.

– Господин генерал, у меня просьба.

– Да?

– Я не хочу больше служить на «Центурионах».

– Но даже «Центурионы» получили второй шанс и доказали, что являются хорошими машинами. Так и вы покажете, на что способны.

– Как, господин генерал?

– Я дам вам возможность. При первом же обострении танками будете командовать вы. Согласны?

– Согласен, господин генерал!

– «Центурионами», – уточнил генерал Таль.