Текст книги "Арабо-израильские войны. 1956,1967. Дневник Синайской компании. Танки Таммуза"

Автор книги: Моше Даян

Соавторы: Шабтай Тевет
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 38 страниц)

ГЛАВА 2

Майор Эхуд Элад, командир батальона «Паттонов» D-14, и его жена Хава провели День независимости в Ашкелоне, навещая друзей. Вечером, после завершения праздника они вернулись к себе в квартиру в Беершеве. Эхуд обожал свои «Паттоны» и старался добиться максимальной отдачи в работе. Генерал Таль нуждался в квалифицированных командирах, которые к тому же любили технику и досконально изучили матчасть. В силу этого Эхуд получил батальон еще до того, как закончил командно-штабной колледж, через головы нескольких старших офицеров, тоже стремившихся командовать батальоном новеньких «Паттонов». Он вот-вот должен был стать подполковником – одним из самых молодых в ЦАХАЛе. 22 мая, через неделю, ему предстояло праздновать тридцать первый день рожденья. Его ждала блистательная военная карьера. У Эхуда и Хавы были и другие поводы радоваться.

Оба они родились в Кфар-Саба, ходили в одну школу. Разница в возрасте составляла у них всего год, и восемь лет брака стали продолжением их детской дружбы. Хава, учительница младших классов, следовала за Эхудом, куда бы его ни направили, и приезжала к нему, даже когда батальон находился на учениях. Поскольку детей у них не было, D-14 стал смыслом жизни комбата и его супруги. Однако несколько дней назад полковник Шмуэль пришел в палатку майора в Галилее и сообщил, что хотел бы поговорить о весьма интимной проблеме, касающейся Эхуда. Сдержанный и осторожный комбат не возражал, и полковник проинформировал его о том, что в больнице Хадасса[84]84
  Американская женская еврейская организация.


[Закрыть] в Иерусалиме достигнуты большие успехи в лечении бесплодия. С согласия Эхуда он вызвался переговорить с генералом Талем и заручиться его поддержкой в данном вопросе. Эхуд согласился. Полковник Шмуэль информировал генерала о его согласии, и таким образом необходимое лечение было гарантировано.

Машина мягко катила по пустынному шоссе к Беершеве. Радио еще транслировало музыку в честь Дня независимости. Затем беседу супругов прервал одиннадцатичасовой сигнал времени. Начались ночные новости.

Диктор сообщил, что египетские войска вошли в пределы восточного Синая и что части их маршируют по улицам Каира, демонстрируя военную мощь армии. Эхуд сосредоточенно слушал. Хава посмотрела на него, и страх, постоянно таившийся в ее сердце, вновь поднял голову. Майор нажал на педаль, и военный автомобиль еще резвее устремился вперед.

– Начинается что-то серьезное, – сказал он Хаве и добавил: – Я, возможно, не буду ночевать сегодня дома.

Едва они добрались до дома, Эхуд бросился к телефону, чтобы связаться со штабом бригады.

– Полковник, вы слышали… – начал он.

– Немедленно приезжайте, – перебил Шмуэль. – Мы в состоянии полной боевой готовности.

Хава стояла рядом с мужем и видела, что он набирал номер штаба. Офицеры по оперативным вопросам уже вызвали помощников, офицеров связи, начальников службы артиллерийско-технического снабжения и частей обеспечения. Заместитель комбата и все командиры рот батальона D-14 уже были вызваны. Не могли найти только самого Эхуда.

– Я сейчас буду, – сказал он.

Эхуд уже стоял у открытой двери, собираясь уйти. Хава смотрела на него.

– Ты мне позвонишь? – спросила она.

– Я всегда звоню. Ты же знаешь.

– Я бы хотела приехать к тебе в штаб.

– Я пошлю за тобой машину при первой же возможности, – пообещал он.

Хава долго не могла уснуть. Сначала она слушала по радио трансляцию фестиваля песен из Иерусалима. Тогда впервые прозвучала песня «Золотой Иерусалим», которой предстояло стать гимном войны. По мере того как тянулась ночь, ее совсем одолели страхи за Эхуда. Она не могла привыкнуть к этим внезапным боевым тревогам, они до сих пор пугали ее. Хава расплакалась.

В 06.00 утра во вторник 16 мая командиры подразделений бригады «D» получили приказы. Бригада была развернута в боевые порядки, чтобы обеспечить «упорное и решительное сопротивление на своем участке любым попыткам вторжения врага в Израиль». Она должна оставаться в состоянии полной боевой готовности, чтобы иметь возможность обеспечивать безопасность как в текущей обстановке, так и в случае начала войны.

Пока части бригады разворачивались на своих позициях, генерал Таль развлекал начштаба Рабина и остальных бывших начальников генштаба в Бронетанковой школе. Тем временем стало известно, что египтяне укрепляют передовые узлы обороны на Синае, подтягивая туда дополнительные подразделения.

Части египетской армии уже были развернуты на временных позициях, а передовые подразделения ожидали подхода артиллерии и танков. Штаб генерала Таля занялся сбором частей. Ничто, однако, не должно было помешать бывшим начальникам генштаба наслаждаться созерцанием стрельб – Таль гордился своими танкистами. Генерал-майор Моше Даян, всегда скупой на похвалу, отозвался об увиденном, употребив в разговоре с генерал-майором Рабином определение «фантастический» и добавив: «мастерство в бронетанковых войсках возросло выше всяких ожиданий. Я ничего подобного и не ожидал».

Когда генерал Даян был начальником генштаба, пехота и парашютные части являлись главными сухопутными силами Армии Обороны Израиля. В те дни в ЦАХАЛе мало доверяли танкистам, так мало, что при планировании Синайской кампании 1956 г. генерал Даян собирался перевозить танки бригады «D» на транспортерах следом за наступающей пехотой, экипажам же предстояло ехать за ними на автобусах.

В завершение показа бывшим начальникам штаба продемонстрировали готовые к бою танки, приданные другим частям. Офицеры Бронетанковой школы уже начали занимать должности в частях в соответствии с планом на случай тревоги.

Начальник Бронетанковой офицерской школы, подполковник Авраам стал теперь командиром батальона танков «Центурион» в бригаде резерва «К»; лейтенант Якуэль – комроты в той же бригаде; капитан Амос, который готовил танкистов для М47 и М48 «Паттон», – командиром роты в батальоне резерва Т-01; майор Шамай Каплан, который вел курс по танкам «Центурион», – комроты в батальоне D-10 бригады «D».

Шамай позвонил домой в Ашкелон. Нава ждала его.

– Я в лагере, – сказал он, – и домой не приеду. Нава… Если у тебя начнется, друзьям не звони. Ты меня поняла?

Нава была беременна и ожидала родов со дня на день. Сейчас с Хавой находился первенец, трехлетний сын Итай. Ее первая беременность протекала очень тяжело, и Шамай беспокоился, доберется ли она до родильного дома одна. По соображениям секретности, он не мог сообщить ей, что объявлена тревога, и если она позвонит их общим друзьям, которые также все были военными, то никого не застанет дома.

– Я поняла, Шамай, – ответила Нава.

– Подумай о том, как тебе добраться до роддома без посторонней помощи.

– Хорошо.

– Наших друзей не будет дома, – повторил он.

– Я поняла.

– Я вернусь домой сразу, как только смогу.

– Со мной все будет в порядке, Шамай. Не волнуйся.

– Я приеду, как только освобожусь.

Вчера, в День независимости, Шамай находился дома. Его появление дважды в течение одной недели было больше, чем она могла рассчитывать. Нава, приехавшая из кибуца Мишмар-Хашарон, встретила Шамая в армии, когда проходила срочную службу. Она была секретарем командира батальона Б-10, а Шамай – офицером по оперативным вопросам. Их свадьба стала одним из самых запоминающихся событий в истории бронетанковых войск. Церемония проходила в лагере базирования батальона, обрядовый балдахин разместили на платформе, подвешенной на кране ремонтного танка. Он стоял, окруженный кольцом «Центурионов», через стволы орудий которых танкисты выстреливали разлетавшееся во все стороны конфетти. Через неделю после свадьбы Шамай уже отправился на маневры. Так и началась их совместная жизнь.

Шамай на джипе поехал в батальон Б-10, где ему предстояло командовать ротой «Н». Практически в то же время штаб бригады получил приказ приступить к выполнению операции «Уайт Рэдиш». Лейтенант Иосси Б., помощник офицера бригады по оперативным вопросам, открыл сейф и извлек пластиковую папку с надписями «Уайт Рэдиш» и «Совершенно секретно». «Уайт Рэдиш» было кодовым названием приказа о мобилизации резервного транспорта бригады. Через несколько часов начнут прибывать грузовики, принадлежащие разбросанным по всей стране гражданским транспортным компаниям. Солдаты немедленно примутся загружать их снаряжением и емкостями с горючим.

18 мая грузовики бригады «D» отправились в последние рейсы – забрать оставшихся резервистов. Теперь бронетанковая бригада «D» была готова отразить удар любых сил египтян в своем оперативно-тактическом районе в Негеве.

Но египтяне продолжали наращивать силы на Синайском полуострове. Пехотные части и артиллерийские батареи потоком стекались на Синай, бронетехника доставлялась туда на транспортерах и на железнодорожных платформах. 17 мая египетское правительство приступило к мобилизации резервистов.

В 04.00 19 мая армейский грузовик подъехал к дому в Шикун-Дан, в Тель-Авиве. Из него выпрыгнули два солдата и начали шумно разыскивать квартиру Шалома Когана [или Коэна]. В конце концов, найдя ее, они принялись колотить в дверь. Наполовину проснувшийся Шалом Коган взял у них красную полоску бумаги – мобилизационную повестку.

Когану, служащему страховой компании «Ярдения», уже доводилось получать такие красные полоски. Он оделся буквально в несколько минут (оливково-зеленого цвета форма как всегда находилась наготове), застегнул ремень, завязал шнурки ботинок «Тип 2», высотой по щиколотки – такие полагалось носить всем танкистам – и, наконец, лихо, набекрень, натянул форменный черный берет. Он собрал бритвенные принадлежности, полотенце, запасное белье и носки в вещевой мешок и положил в бумажник тридцать фунтов[85]85
  Примерно десять американских долларов по тогдашнему курсу. Кому-то может показаться странным, что израильская валюта называется фунтами, а не шекелями, но так было в тексте и так есть в наших источниках того времени.


[Закрыть]. Пять минут спустя после получения повестки сержант Шалом Коган, выглядевший солдатом на сто процентов, взбирался в армейский грузовик.

Шалом Коган делил жилье с братом, который в тот момент отсутствовал. Шалом оставил ему записку: «Меня призвали». Брат сообщит родителям – они живут в Кирият-Гате. Записка, которую он оставил брату, не содержала никакого экстраординарного известия. После демобилизации со срочной службы в апреле 1966-го Шалома призывали несколько раз; еще совсем недавно в январе 1967 г. он провел две недели на севере.

Шалом Коган родился двадцать два года назад в Марокко. Когда ему исполнился год, его родители переехали в Оран в Алжире. Семья эмигрировала в Израиль в 1960-м и поселилась в городе новых иммигрантов – Кирият-Гате. Через шесть лет Шалом стал героем североафриканских иммигрантов в Израиле. Он был трижды «упомянут в списках отличившихся» командующим бронетанковыми войсками и установил израильский рекорд: подбил три сирийских танка на северной границе. Когда он демобилизовался, Ассоциация иммигрантов из Северной Африки устроила торжество. «Мы собрались в честь Шалома Когана, родившегося в Северной Африке, сержанта бронетанковых войск, который принял участие в семнадцати военных операциях, проявил беспримерную храбрость, хладнокровие и мужество и уничтожил три вражеских танка… Ассоциация иммигрантов из Северной Африки… гордится им и… желает выразить ему глубочайшее уважение, почтение, любовь и благодарность», – таково было официальное приветствие Ассоциации.

Шалом полагал, что ему предстоит вновь отправиться на север – в привычные места, где в течение последних нескольких лет находился очаг напряженности. Как же он удивился, когда грузовик повернул на юг. По прибытии в штаб бригады Когана вызвали в трейлер к командиру.

Войдя, он вытянулся по стойке смирно и отдал честь.

– Вольно, – сказал полковник Шмуэль и пожал Шалому руку. После недолгого разговора его отвезли на одном из джипов разведроты в батальон 8-10 бригады «8». Шалом хотел служить под командованием майора Шамая Каплана, в роте которого проходил срочную службу, но комбат, подполковник Габриэль, послал молодого человека в роту капитана Амира. Интендант узнал Когана, едва тот вошел на склад, и приветствовал словами: «Добро пожаловать домой!» Он получил лучшее из имевшегося на складе снаряжения.

– Ты помнишь мой размер? – спросил Шалом.

– Сороковой, – ответил интендант, и Шалом действительно почувствовал себя как дома, будто никогда и не уезжал из батальона.

Он расписался за полученное, включая автомат Узи, и отправился знакомиться с новыми товарищами. Коган получил назначение в экипаж комвзвода Рольфа, который представил новичку остальных членов команды:

– Попович. – водитель, и Давид Шаули – заряжающий.

На этом процедура представления закончилась. Командир взвода пригласил Шалома к себе в палатку, чтобы поговорить об экипаже. Оба парня служили первый год на срочной. Попович был хорошим водителем, а Шаули… Шаули любил поспать. Казалось, езда в танке действует на него как снотворное. Он мог спать даже если «Центурион», «карабкаясь» по горам, переползал со скалы на скалу. Ничто не беспокоило заряжающего.

– Если начнется война, в чем я сомневаюсь, – сказал командир взвода, – держись к нему поближе, не давай ему спать. Иначе египтяне успеют в нас пару раз попасть до того, как Шаули проснется.

– А как его будить? – спросил Шалом.

– Тресни по башке, – посоветовал комвзвода.

Лейтенант Эйн-Гиль (двадцатитрехлетний, с тяжелой, чуть ли не квадратной головой, с наивными глазами, худощавый, но жилистый, с большими натруженными руками) из кибуца Рамат-Хаковеш ушел в запас из бронетанковых войск в декабре 1966 г. Он не ждал призыва, так как считал, что ЦАХАЛу недостает танков. В кибуце Эйн-Гиль работал в птичнике.

Повестка отыскала его через полчаса после полуночи. Батальонные посыльные перебудили пол кибуца, прежде чем найти лейтенанта. Когда же наконец он был обнаружен, Эйн-Гиль никак не мог вспомнить, цела ли еще его форма.

– Ничего, – сказали ему друзья, – другую дадут. – Но Эйн-Гиль уперся и стал ее искать, уверяя, что она «где-то здесь». Даже поняв, что ему ее все равно не найти, он, однако, в грузовик садиться не спешил.

– Я должен найти того, кто возьмет на себя заботу о моих цыплятах!

Хотя было уже за полночь, Эйн-Гиль перебудил другую половину кибуца, ломясь в двери и выясняя, кто готов поработать в птичнике. Работа в птичнике не принадлежала к числу самых популярных в кибуце, и прошло еще какое-то время, пока лейтенант нашел себе замену. Однако по размышлении он пришел к выводу, что заместитель не слишком надежен. Эйн-Гиль опять вылез из машины и начал поиски по новому кругу.

– Эйн-Гиль, Родина в опасности, а ты думаешь только о цыплятах и яйцах? – попытались упрекнуть его товарищи. У них был длинный список тех, кого им еще предстояло собрать, а Эйн-Гиль задержал всех на целый час.

– Но кто-то же должен кормить цыплят, или как?

ГЛАВА 3

Пока израильтяне готовились к интервенции, армия Египта продолжала наращивать силы на Синае. Пехота, танки, артиллерия утюжили улицы Каира по дороге к Суэцкому каналу и дальше на Синай. В Израиле люди, включая телевизоры, с тревогой следили за тем, как к их границе движутся бесконечные колонны египетских войск. Газета «Аль-Ахрам» – пропагандистский рупор правительства Насера, объявила, что Египет готов начать войну, если Израиль нападет на Сирию, но в Израиле все еще существовала тенденция рассматривать ситуацию всего лишь как демонстрацию силы арабов. Что тревожило еще больше, так это то, что войска Ирака, Иордана и Сирии также были приведены в состояние повышенной боевой готовности.

Вера в то, что Египет ограничится простой демонстрацией силы, зиждилась на уверенности граждан в мощи ЦАХАЛа как силы сдерживания агрессии. Начиная с 1948 г., Израильская армия неизменно громила арабские полчища в каждом конфликте. Войска Египта потерпели сокрушительное поражение в 1956 г., силы Сирии неизменно несли тяжелые потери на земле и в воздухе при каждом столкновении. Чистая логика, казалось, требовала от Абд-эль-Насера не кликать беду на собственную голову – не предпринимать ничего такого, что заставило бы ЦАХАЛ перейти к решительным действиям. Именно поэтому в Израиле объявили лишь частичную мобилизацию, так, чтобы по возможности не нарушать общественной и политической жизни страны.

Но 18 мая Генеральный секретарь ООН У Тан по требованию правительства Египта согласился вывести с Синайского полуострова войска Организации Объединенных Наций. Они дислоцировались на Синае и в секторе Газа с 1957 г. и до некоторой степени служили гарантом мира. С их выводом израильское судоходство через Тиранский пролив оказывалось под угрозой. Прекращение блокады пролива – единственное, что выиграл Израиль после компании 1956 г. Правительство Израиля всегда рассматривало блокаду пролива как casus belli.

В субботу 20 мая представитель армии заявил: «Вследствие переброски значительных сил Египта в восточный сектор Синайского полуострова, сопровождавшийся выводом войск ООН по просьбе Египта, ЦАХАЛ предпринял необходимые шаги, чтобы быть готовым к любому варианту развития событий. В число этих шагов входит частичная мобилизация, которая уже завершена». Утверждение это делалось с целью содействовать процессу умиротворения, оно не содержало предостережения президенту Египта о том, к каким последствиям может привести закрытие Тиранского пролива для судов Израиля. Все усилия нашего правительства были направлены на снижение напряженности. Израиль все еще пребывал в уверенности, что мощь ЦАХАЛа сможет послужить сдерживающим фактором для агрессора.

21 мая правительство Египта объявило полную мобилизацию. Радио Каира сообщило, что египетские войска уже заняли позиции в Шарм-аш-Шейхе на входе в Тиранский пролив и что части египетского флота проследовали через Суэцкий канал к Красному морю. «Аль-Ахрам» утверждала, что «самое новое и современное оружие готово к применению». Газета назвала это оружие «необычным». Особо подчеркивалось, что ЦАХАЛу не устрашить армию Египта.

На следующий день, 22 мая, Гамаль Абд-эль-Насер, сопровождаемый вице-президентом, маршалом Абд-эль-Хакимом Амером, посетили передовые позиции своих войск в Синайской пустыне. Широко улыбаясь, Насер сделал заявление, которое будет помниться долгие годы: «Воды пролива Тиран являются нашими территориальными водами. Если руководство Израиля и генерал Рабин хотят войны, тогда ахлан ва-сахлан[86]86
  «Добро пожаловать» (араб.) – Прим. ред.


[Закрыть]! Наши войска ждут их!»

Выражение «ахлан ва-сахлан» (популярное у арабов приветствие, означающее «добро пожаловать!») используется и израильтянами, и для них это выглядело так, будто Абд-эль-Насер обращается к ним на их собственном языке. Было совершенно очевидно, что президент Египта желает произвести впечатление, что он просто жаждет войны. Такое развитие событий поколебало спокойствие Израиля. Где же мощь ЦАХАЛа, способная предотвратить агрессию Египта, если его президент и главнокомандующий может с таким воодушевлением объявлять арабам, израильтянам и всему миру, что приветствует войну, говоря ей «ахлан ва-сахлан»?

Но слова и дела – не одно и то же, а когда речь идет о правителях арабских стран, слова и дела вовсе оказываются на разных полюсах. Хотя серьезность ситуации становилась все более очевидной, многие израильтяне продолжали верить, что Тиранский пролив не будет закрыт. Большинство политических деятелей Израиля как в правительстве, так и в оппозиции придерживались мнения, что Египет перекроет пролив только в крайнем случае. Широко было распространено убеждение, что египетский президент будет лишь угрожать прекращением израильского судоходства через пролив. Если Израиль ответит военными действиями на бандитские вылазки арабов с баз в Сирии, египтяне спасут арабский мир и арабскую честь, закрыв пролив. Если эта угроза подействует и заставит израильскую армию воздержаться от карательных мероприятий, Израиль утратит единственное средство защитить жизни и имущество своих граждан. Таким образом Израиль сдастся на милость лазутчиков и диверсантов из всевозможных партизанских фронтов Сирии и других соседних стран.

Только один государственный деятель с самого начала не сомневался, что целью установления египтянами контроля над проливом является желание перекрыть Израилю выход в Красное море. В субботу 20 мая, через день после того, как египетские войска заняли позиции войск ООН в Тиранском проливе, генерал-майор Моше Даян заявил, что в ближайшие несколько дней Абд-эль-Насер объявит о закрытии пролива. «Не сможет он, оседлав пролив, смотреть, как по нему проплывают израильские корабли», – предсказал Даян.

Так и вышло. После полуночи 23 мая президент Египта приказал закрыть Тиранский пролив для израильских кораблей, о чем сообщил всему миру. В 04.15 командующий Южным командованием генерал Иешаягу Гавиш проинформировал генерала Таля: «Абд-эль-Насер объявил о закрытии пролива». Надежда на то, что страх перед мощью ЦАХАЛа предотвратит агрессию, оказалась иллюзорной.

Только война могла исправить положение.

19 мая доктор Рафаил Мокади получил извещение, что в любое время должен находиться по одному из двух телефонов – в лаборатории в Технологическом институте Хайфы или дома. Доктор Мокади служил в Израильской армии во время Войны за независимость 1948–1949 гг. и участвовал в операции «Кадеш» в 1956-м. Недавно его перевели в бронетанковые войска на должность командира разведроты в резервной бригаде «А».

Доктор Мокади являлся ведущим ученым в области почвоведения. Его исследования были тесно связаны с жизненно важной для Израиля проблемой: нехваткой воды и ее соленостью. Вместе с доктором Даном Заславски он проводил исследования по составлению математической модели выщелачивания различных почв.

С 17 мая оба ученых удивлялись, почему их до сих пор не призвали, и упорно названивали в штаб бригады «А», где получали неизменный ответ: «Мобилизация личного состава бригады «А» еще не объявлена». Доктора Мокади беспокоило стремление правительства искать дипломатическое решение вместо того, чтобы приступить к решительным действиям.

Тридцатидевятилетний доктор Мокади уже начал разыскивать студентов, приписанных к его части, но сменивших адреса. Он был убежден, что его части скоро предстоит участвовать в боевых действиях, и стремился сделать все возможное, чтобы, когда настанет время, мобилизация прошла в самые короткие сроки и без затруднений.

23 мая дежурный офицер из штаба бригады «А» позвонил в Технологический институт и сообщил доктору Мокади, что один из грузовиков бригады уже выехал в его район собирать людей. Вечером машина будет возле дома доктора. Мокади вернулся из института в 18.30. Он направился прямо на кухню, где в специальном шкафчике хранилось его снаряжение. Его танкистские ботинки стояли начищенными на нижней полке. Он купил их во время Синайской кампании 1956 г. и с тех пор всегда носил их, когда призывался на сборы. Также в шкафчике находились два черных берета. Несколько месяцев назад он получил повестку и, собираясь, не смог найти берета. Пришлось приобрести другой, но вернувшись, он обнаружил первый – потерявшийся в игрушках сына, которому исполнилось четыре с половиной года. На сей раз Мокади выбрал старый берет. Он упаковал спальный мешок и танкистскую куртку, взял также комплект запасной оливково-зеленой формы и китель со знаками различия на погонах.

Одетый в форму майора, доктор Мокади спустился с детьми вниз, чтобы проверить бомбоубежище. Оно превратилось в свалку старья для всех обитателей жилого блока и было забито старыми кроватями, матрасами, буфетами, ящиками, коробками и кипами пожелтевших газет. Доктор просил соседей освободить убежище, но они проигнорировали его просьбу. «Это совершенно ни к чему, – говорили они. – Ничего не случится». Доктор, однако, думал иначе. С помощью детей он привел бомбоубежище в порядок. Едва они закончили работу, пришли дедушка с бабушкой, чтобы взять полуторагодовалого Дана на прогулку. Они вернулись с мальчиком как раз перед тем, как Мокади взобрался в кузов армейского грузовика.

Грузовик не успел отъехать далеко, как доктор приказал водителю вернуться.

– В чем дело, Рафи? – спросил младший офицер. (Для всех в армии доктор Мокади был «Рафи».)

– Водителю потребуется целая вечность, чтобы найти все адреса, – отозвался тот. Майор Мокади взял у шофера список имен и адресов, затем вскочил в автомобиль и покатил по городу, собирая военнослужащих. Не прошло и двух часов, как около 22.30 все отмеченные в списке уже сидели в кузове грузовика.

Майор Мокади вернулся домой, чтобы отдать жене ключи от машины. Дети уже спали, и Шошана была в пижаме. Она уговаривала себя, что ничего не случится, что все волнения очередного ближневосточного кризиса скоро канут в лету. Она не пошла провожать мужа; все выглядело так, словно он вновь уезжал на обычные сборы.

Пока майор Мокади кружил по Хайфе, собирая людей из бригады «А», юрист Моше Хавив находился дома в Тель-Авиве с клиентами. В середине их беседы подал голос телефон. Звонил командир батальона мотопехоты резервной бригады «А», заместителем которого адвокат Хавив и являлся. Комбат сообщил, что за Хавивом уже выехал грузовик, но просил зама по возможности прибыть скорее, еще до получения официальной повестки. Адвокат отослал клиентов, обзвонил ротных командиров и сказал, что готов подвезти их в расположение части на своей машине.

Военное обмундирование майора Хавива хранилось в саду в сарае. Он пошел за вещами и обнаружил, что танкистские ботинки украдены. Скользя в замшевых туфлях на резиновой подошве, он попрощался с женой Гилой и двинулся в путь.

Хавив, которого все называли «Мош», демобилизовался из армии в 1952 г. Тогда ему было всего двадцать два; он успел уже дослужиться до майора, но ушел, несмотря на то, что в армии его, несомненно ожидало большое будущее. Что толкнуло его на это? Как объяснял сам Хавив: «Любой, у кого на одну звездочку больше, может указывать мне, что я должен делать, даже если он тупее бревна»[87]87
  «Звездочка» в данном случае понятие условное. На погонах у старших израильских офицеров звездочки – в виде листочков, от одного у майора до трех у полковника.


[Закрыть]. Он был бунтарем, этот энергичный и очень приятный человек. Что естественно для независимо мыслящего индивидуума, он плохо переносил армейскую дисциплину, из-за чего несколько раз чуть не попал под трибунал.

Хавив служил в бронетанковых войсках и проходил курс «В», но танки не были стихией Моша, и он быстро оставил учебу. Ему не нравилось сидеть в танке. «Я чувствую, что задыхаюсь, – объяснил он однажды жене. – Евреи не созданы для танков, а танки – для евреев. Я просто чувствую, что мне нечем дышать. И к тому же я не могу выносить долгое сидение в одной позе, не имея возможности даже пальцем шевельнуть».

Его перевели в пехоту. «Пехота, это отлично, – сказал он Гиле. – В пехоте я чувствую себя более уверенно, я хотя бы могу видеть, что происходит. Я не заперт и имею возможность двигаться».

Ему не пришлось долго наслаждаться преимуществами службы в пехоте. Армия все активнее обзаводилась бронетехникой, и его направили в мотострелковый батальон. Теперь ему приходилось сидеть не в танке, а в кузове полугусеничной бронемашины.

Позднее Хавив признался, что служба резервиста требует от него слишком много усилий. Гиле, с которой он делился всем на свете, он поведал: «Тяжело говорить об этом, Гила, возможно, причиной всему возраст, но теперь я нахожу службу слишком трудной. Обязанности резервиста становятся мне не по силам».

Вместе с командирами рот Мош прибыл в лагерь базирования бригады. Водитель отогнал автомобиль Хавива обратно в Тель-Авив, а сам он с майором Мокади отправился к полковнику на первый инструктаж.

Бригада «А» была последней из резервных бронетанковых бригад, личный состав которой призывался двадцать третьего числа, ею завершалась мобилизация резерва бронетанковых войск. На рассвете подполковник Биро, командир батальона А-112, проверял состояние обеспечения батальона снаряжением.

То, что делалось тогда на складах А-112 из состава бригады «А», происходило и по всей стране. Резервисты потоками текли в лагеря ЦАХАЛа по всему Израилю. Начало армии резервистов было положено вторым начальником генштаба, генерал-майором Игалем Ядином. «ЦАХАЛ, – как говаривал он, – напоминает айсберг. Видна только его верхушка – регулярная армия». За годы резервная армия приобрела отличные боевые качества и превратилась в нечто уникальное.

Высокий – за метр восемьдесят ростом – двадцатипятилетний лейтенант Нати из Петах-Тикваха весил сто килограммов и не забывал сообщать: «На сборах я обычно теряю пять-шесть кило». Затянутый в оливково-зеленую форму, в ботинках «Тип 2» и черном берете, он выглядел весьма внушительно. Повестка застала Нати в Эйлате на работе. В батальоне А-112 Нати командовал ротой.

Он отдал честь подполковнику Биро и отрапортовал:

– Рота готова, господин подполковник.

– Вольно, – скомандовал комбат. Он и Нати, который был на голову выше подполковника, хотя весили они одинаково, направились в ангары. В первый Биро вошел грозный, точно лев. При виде командира военнослужащие готовы были вскочить по стойке смирно.

– Продолжайте! – прорычал он густым басом.

В ангаре стояли танки «Шерман», зарезервированные и предназначенные для использования только в военное время. При подготовке личного состава и на маневрах рота задействовала учебную бронетехнику со складов Учебного командования. Каждый танк имел свой паспорт, в котором регистрировался его боевой путь. Бригады ремонтников из числа военнослужащих срочной службы круглый год занимались обслуживанием и поддержанием в рабочем состоянии техники на случай войны. Через установленные интервалы ремонтники запускали двигатели и проводили диагностику оборудования. Теперь все необходимые проверки и ремонтные работы были уже проведены.

В дальнем конце ангар разделялся на секции, где хранилось имущество рот, взводов и личное снаряжение военнослужащих. На полках рядами стояли танкистские ботинки, смазываемые раз в год, на другой лежали тюки одеял, палаток, палаточных колышков и посуды. Через установленные промежутки времени тюки и их содержимое проветривались. В секциях с оружием находились пулеметы и автоматы, которые тоже регулярно смазывались и проверялись.

Резервисты выстроились в линию. У каждого вещмешок, обмундирование и оружие. Большинство прибыло в собственных танкистских ботинках. Люди расписывались за все, что получали у снабженцев, а затем строились повзводно. Принимая танк, после проверки наличия всего указанного в специальном формуляре оборудования и устройств, каждый командир ставил в конце документа подпись. Затем экипажи проводили обычную проверку, а механики-водители запускали моторы. Рев и выхлопные газы мощных двигателей заполняли ангар. Танковая рота начинала свою жизнь.