Текст книги "Конан и Гнев Сета"

Автор книги: Морис Делез

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Олвина отметила его мягкую улыбку и словно проснулась. Ей стало стыдно, она потупилась и покраснела, сразу став похожей на пойманную за шалостью, пристыженную девчонку.

– Добро пожаловать, Конан! Рассаживайтесь, друзья. Я рад, что все мы в сборе, и даже Мэгил только что прибыл из Пуантена, словно вы сговорились заранее! Это добрый знак.

Конан повернулся к бывшему жрецу Митры.

– Как там дела?– с нетерпением спросил он.

– Один раз они попытались добраться до королевы и твоего сына, но все обошлось,– поспешил успокоить его Мэгил.– Правда, им удалось изрядно напугать твоих родных. Конан сжал кулаки, но промолчал. Тут только Пелиас заметил пришедшего с Конаном старца и порывисто вскочил.

– Вербар! – Они обнялись.– Как давно мы не виделись!

– Да, лет двадцать минуло с тех пор. Я слышал,– заметил Вербар,– что ты вырвался от Тзота, и давно уже хотел навестить тебя.

– Ну, вот и навестил.– Пелиас улыбнулся.– Садись. Нам очень многое нужно обсудить, потому что завтра будет поздно.

Глава вторая
ПОСЛЕ ПОБЕДЫ

– Почему ты мне не доверяешь? – Мэгил остановился в шаге от киммерийца, сверля его ожесточенным взглядом, и было видно, что он едва сдерживает гнев.

Конан хорошо понимал его состояние, когда чувствуешь собственную правоту, которая оказывается никому не нужна, и сделать ничего не в силах, и ради того, чтобы доказать ее, готов убить лучшего друга. Правда, сам-то он всегда поступал только так, как считал приемлемым для себя…

– Кром! Да разве ж я произнес хоть слово о недоверии?– Примирительным жестом король положил руку на плечо бывшего жреца.– Разговор идет лишь о том, как добиться успеха наверняка.

– А ты уверен, что Вербар,– Мэгил повернулся к старцу и слегка кивнул ему, как бы извиняясь,– справится с этим делом лучше, чем я?

Конан вздохнул с некоторым облегчением. Он всегда считал принуждение скверным способом добиваться желаемого. Как правило, его люди знали, что он делает и зачем, и зачастую он только из-за этого достигал успеха там, где другие терпели поражение. Сейчас он видел, что Мэгил перестает злиться и начинает думать, а значит, полдела сделано, и это уже немало. – Причин три.– Он посмотрел другу в глаза.– И Роза Сета, и Вербар – оба колдуны, и я надеюсь, что наш друг лучше осведомлен о том, чего можно ожидать от этой женщины.

– Я тоже немало знаком с этим,– сдержанно заметил жрец.

– Согласен,– кивнул Конан.– Но есть и вторая причина, и она гораздо существеннее первой.

– Что за причина?

– Помнишь, ты говорил, что побывал у Учителя, но явился слишком поздно и увидел лишь трупы?

– Почему ты обманул меня?– Конан увидел, как мгновенно напрягся Мэгил, а во взгляде его появились боль и непонимание.– Ведь Учитель не погиб!

– Откуда ты знаешь? – прошептал он, хотя вопрос этот не имел смысла.

– Значит, знаешь,– задумчиво сказал Конан.– А ты знаешь, что его ученик, видя, что Учитель бросил их, сдался Руке Сета? Не знаешь?

– Да пойми ты!– с болью выкрикнул Мэгил.– Учитель не мог предать, как не мог и умереть.

– Так как же ты объяснишь случившееся?

– Учитель ведь полубог,– нехотя проговорил Мэгил.– Митра вытащил его из передряги, когда положение стало безвыходным.

В комнате повисло тягостное молчание. Пелиас с Вербаром понимающе переглянулись, Калим с Олвиной не представляли, о чем идет речь.

– Примерно так же подумал и я. Податель Жизни спас Учителя и бросил остальных,– задумчиво проговорил Конан.– И это вторая причина: я не хочу, чтобы Митра вытащил тебя в самый неподходящий момент, и не потому, что желаю тебе смерти. Просто я хочу быть уверен в тех, кто пойдет со мной.

– Я не бог и даже не полубог,– мрачно заметил жрец.– Вряд ли Митра сделает для меня то, что счел возможным сделать для Учителя.

– Напрасно ты так думаешь,– заметил король.– Никому не ведомы пути Подателя Жизни!

– Что ты имеешь в виду?

– Вербара для пользы дела он пытался принудить к поступкам, которых тот сам никогда бы не совершил.

Взгляд Мэгила невольно переместился на старца, и тот кивнул, подтверждая сказанное. Мэгил помрачнел.

– И, наконец, третье,– продолжил Конан, так и не дождавшись его ответа,– Там, в подземелье, ты будешь лишен значительной части своей силы, потому что она происходит от света Ока Митры, а он не проникает туда, в то время как Рози встретит нас во всеоружии, понимаешь?

– Идея в том,– заговорил молчавший до сих пор Вербар,– что один из нас останется рядом с Шаром и послужит проводником Силы, чтобы тот, кто встретится с Розой Сета лицом к лицу, не оказался обезоруженным. Пелиас же проследит за тем, чтобы никто не смог нанести удар здесь, ни по тебе, ни по Шару Всевидения, поэтому от вас будет зависеть все.

– Но почему вниз идешь ты, а не я?– Мэгил в отчаянии повернулся к старцу.

– Я стар,– Вербар покачал головой,– и плохо подхожу на роль проводника Силы…

– Мне непонятно твое упрямство,– вновь заговорил Конан.– Все мы будем делать одно дело, и мне, к примеру, все равно, кто покончит с этой сукой, лишь бы она была мертва!

Мэгил же погрузился в размышления и ничего не отвечал, словно уяснял какие-то важные для себя вопросы.

– Не забывай,– с горькой усмешкой напомнил Вербар,– что я буду всего лишь оружием в твоих руках, и если тебя настолько волнуют вопросы личной доблести, то знай: если я не выдержу и ее удар пробьется сквозь меня, то и ты вряд ли отделаешься простым испугом.

– Хорошо,– нехотя согласился Мэгил,– я согласен.

– Вот и прекрасно.

Конан кивнул, словно ничуть не сомневался в окончательном ответе.

* * *

Киммериец вглядывался в картину, открывшуюся в Шаре. Обширное, покрытое бурой травой мрачное пространство открылось перед ним, и было оно совсем не похоже на то, что ему доводилось видеть прежде. Напротив него стояла Роза, или Рози, как сама она предпочла подписаться под обращенным к нему посланием. Казалось, взгляд ее впился в глаза киммерийца, хотя он знал, что этого быть никак не могло.

Слева, шагах в десяти, росла старая корявая осина с причудливо изогнутым, как знак вопроса, стволом. Рядом в расслабленной позе, опершись рукой о чудовищный лук, замер горбун-лучник. Его уродливое, словно вырубленное из суковатого полена, лицо казалось безжизненной маской, застывший взгляд бесцветных глаз был устремлен в никуда.

С правого края открытого Конану пространства замер в готовности могучий молотобоец. Его мощные руки привычно крепко сжимали рукоять чудовищногo боевого молота. Он смотрел на повелительницу, словно лишь ждал от нее приказания пустить оружие в ход.

Посередине возвышался лысый пригорок, на котором стояли двое. Чей Чен что-то вполголоса объяснял прекрасной Лауде. Однако белокурая амазонка слушала его, казалось, вполуха. На пухлых алых губах ее играла снисходительная усмешка. Правая рука, державшая хлыст, нетерпеливо ударялась о бедро, привычно отбивая только ей слышный ритм. Она тоже ждала чего-то.

– Что это за место?– Конан обернулся к Пелиасу.– Я его не узнаю!

– Ты просто не знаешь, что такое Лур-Дун,– ответил тот.– Говорят, там под землей был целый город, уходящий вглубь, один Сет ведает на сколько ярусов, хотя на поверхности над ним высилась всего лишь небольшая крепость. Ее снесли, быть может, заодно с самым верхним ярусом подвала, но что там уцелело в глубине, не знает никто.

– Нергал с ними!– воскликнул, наконец, киммериец.– Только сдается мне, что они чего-то ждут, и я подумал, не нас ли?

– Если так, то узнали они об этом не вчера и не сегодня – моя башня надежно защищена от подслушивания, если только сам Сет не помогает им! Но в таком случае дело плохо!– Он посмотрел на Конана.– Что делать дальше, решать тебе, мой король!

Конан обвел друзей внимательным взглядом:

– Если кто-то передумал, еще не поздно отказаться, потому что сейчас мы отправимся туда.

Конан указал рукой на Шар Всевидения и увидел утвердительный кивок Калима.

– Мы с тобой, Конан,– ответила за всех Олвина.

– Вербар?

– Я с тобой, мой повелитель.

– Мэгил?

– Я готов!

– Пелиас, ты уверен в себе?

– Да, мой король.

– Тогда отправляй нас!

В тот же миг окружающий его мир закружился, смешав воедино силуэты и краски, размазав их по доступному для глаз пространству. Киммериец почувствовал странную легкость в теле, и почти сразу ноги его снова коснулись тверди. Вращение прекратилось, мир начал обретать потерянную устойчивость. Размазанные силуэты начали группироваться в новые формы, наливаться красками.

Конан увидел, что стоит у подножия песчаного холма, и, прежде чем успел сориентироваться, услышал, как где-то слева от него раздался знакомый звук, словно снег захрустел под ногами, и бросился на землю. Над головой что-то просвистело. Конан откатился вправо, и вторая стрела с красным оперением вошла в землю как раз в том месте, где он только что лежал.

Конан услышал, как вновь натягивается чудовищный лук, готовясь послать в полет новую вестницу смерти, и откатился еще дальше. Где-то рядом расхохоталась Рози.

Киммериец собрался уже вскочить на ноги, когда скользнувшая по земле тень подсказала ему, что делать этого не следует. Он сделал еще один кувырок и понял, почему смеялась Рози: чудовищный молот Шагра обрушился сверху, взрыв землю в том месте, где еще мгновение назад находилась его голова.

Конан откатился дальше и увидел великана, который намного превышал его ростом. Одним прыжком гигант оказался рядом и начал старательно вбивать киммерийца в землю. Лишь невероятная ловкость позволила северянину до сих пор оставаться в живых. Ни о какой борьбе пока не было и речи – Конан просто пытался не дать убить себя.

Кром! Где же эти проклятые идиоты?!

Проклятие его несколько запоздало: Калим уже отвлек великана на себя, и Конану удалось вскочить на ноги. Он тут же выхватил из-за спины один из двух клинков, но это, казалось бы, вполне естественное движение едва не погубило его. Он успел увидеть появившегося чуть впереди Вербара, но в следующий миг гибкое жало хлыста обвилось вокруг запястья и обожгло его болью. Он ощутил рывок и вновь повалился на землю.

Уже падая, он успел увидеть, как хлыст Лауды точно так же захватил и руку зингарца, а чудовищный молот едва не опустился ему на голову. Лишь неимоверным усилием тому удалось вывернуться, и оружие гиганта обрушилось на правое плечо Калима, ломая кости и опрокидывая зингарца навзничь. В тот же миг со свистом устремилась в полет черная стрела, пробив ему ногу и окончательно выведя из строя.

– Уходи!– успел крикнуть Конан, уворачиваясь от очередного удара вновь начавшего охотиться за ним молотобойца.

Вертясь ужом, он видел, как Олвина посылала в Родгага стрелу за стрелой, но, хотя из тела горбуна их торчало уже с десяток, тому было все нипочем. Он усмехнулся, медленно натянул свой лук, и Конан с убийственной ясностью понял, что сейчас произойдет.

Отчаянным усилием ему удалось откатиться и вскочить на ноги. Он рванул висевшую у пояса секиру и с разворота метнул ее в лучника. Одновременно тот спустил тетиву. Два смертоносных орудия устремились каждое к своей цели. Щелкнул хлыст Лауды, пытаясь дотянуться до лучницы. Олвина, не раздумывая, отклонилась влево, и это спасло ей жизнь. Стрела горбуна пронзила правое плечо девушки, заставив ее вскрикнуть от боли, и в следующий миг Олвина пропала: Пелиас вытащил и ее, опоздав всего на мгновение.

Опустив лук, Родгаг с ужасом увидел летящую ему в лицо секиру Конана и в страхе отпрянул. Уродливый изгиб ствола росшего за его спиной дерева принял в себя его тяжелое корявое тело, и в тот же миг секира вонзилась в древесину, перерубив заодно и шею лучника. Тело его так и не упало, а осталось стоять, словно дерево приняло его в свое лоно. Огромная уродливая голова легла на вонзившееся горизонтально лезвие секиры, как на поднос, словно, несмотря на смерть, решила понаблюдать за тем, как будет разворачиваться бой.

Вербар появился перед Розой как раз в то мгновение, когда она собиралась прийти на помощь одному из своих людей. Он не стал тратить время на изучение обстановки, его целью была Рози, а потому, едва появившись среди сражающихся, старец нацелился посохом в колдунью, Длинная извилистая молния сорвалась с клюва орла и ударила ведьму в грудь.

Колдунья зарычала, как смертельно раненный зверь, и обернулась к магу. Рот ее хищно раскрылся, черты обострились, лицо стало страшным. Она разом постарела лет на двадцать.

– У тебя хватило глупости явиться прямо ко мне! Что ж, получай!

В правой руке у нее появился ритуальный кинжал, и, размахнувшись, она швырнула его в мага. Рука Вербара мгновенно метнулась вперед, ладонью к колдунье, и очертила в воздухе круг, незримым щитом прикрывший старца. Кинжал успел пролететь половину расстояния, прежде чем линия замкнулась. Едва это произошло, клинок повис в воздухе, словно воткнулся в нечто вязкое, но невидимое, не в силах ни упасть, ни продолжить полет.

Потеря секиры, а главное, сам бросок дорого обошлись Конану. Как ни маневрировал он, стараясь держаться подальше от Лауды, но потерянного им времени ей хватило, чтобы приблизиться. Запястье его вновь обожгло резкой болью, и мощный рывок повалил киммерийца на землю.

Высокий бюст почти обнаженной амазонки заколыхался от смеха. Лицо хоть и осталось злым, но стало довольным. Она отдернула назад хлыст и приготовилась к следующему удару. Проклиная все на свете, Конан катался по пожухлой траве с трудом, все-таки успевая уворачиваться от обрушившегося на него града ударов. Попутно он старался оказаться как можно дальше от амазонки с хлыстом, понимая, что если ей удастся его заарканить еще раз, то вряд ли он сумеет избежать гибельного удара молотом. Земля сотрясалась от тяжелых ударов, и если один из них настигнет его, это будет конец. Почва вокруг уже была взрыта молотом Шатра, но постепенно Конан добился своего – теперь его и Лауду разделяла мощная фигура молотобойца, и можно было вздохнуть свободнее.

Конан вскочил на ноги и вырвал из ножен второй меч, тот самый, что достался ему от Чей Чена, но в это мгновение страшная картина предстала перед его глазами: видя, что ей не добраться до киммерийца, Лауда направилась к Вербару. Еще шаг, другой, и ничто не спасет старца. Конан рванул с пояса трехлучевую звезду, которую, сам не зная зачем, прихватил в оружейной Черного Колдуна, и швырнул ее в амазонку.

Бешено вращаясь, подобно маленькому вихрю, странный метательный снаряд по пологой дуге унесся вперед. Даже Шагр на мгновение остановился. Повинуясь наитию, Лауда повернула голову, глаза ее расширились от ужаса, но в последний момент она выгнула спину, и, не причинив ей вреда, звезда пронеслась мимо, резко замедляя полет, словно израсходовав на проделанный путь весь запас вложенной Конаном силы.

Лауда запрокинула голову и торжествующе и издевательски расхохоталась, а потому не видела, как звезда остановилась и, резко ускоряясь, полетела обратно. Когда боковым зрением амазонка все-таки заметила опасность, было уже поздно. Пропахав кровавую борозду внизу ее живота, звезда унеслась прочь.

Рана раскрылась, и все внутренности вывалились наружу. Молотобоец замер. Лауда оторопело уставилась на кровавое месиво у ног, но страшный смысл происшедшего еще не дошел до нее.

– Убей его!– крикнула она великану с молотом, и в тот же миг поняла все, и вновь, теперь уже с ужасом, опустила глаза, а когда осознала, что ее ждет, резкая боль скрутила тело, и она пронзительно завизжала на одной долгой, невообразимо высокой ноте.

Шагр первым очнулся от оцепенения. С ревом ярости, придавшим ему новых сил, великан взмахнул молотом, выбил меч из рук Конана и бросился на него. Звезда упала где-то рядом, но против боевого молота она была неподходящим оружием. Меч воткнулся в землю далеко в стороне, и Конан бросился к поверженной амазонке: ее хлыст, валявшийся неподалеку, был сейчас единственным оружием, которым он мог овладеть.

На песчаном пригорке все так же безучастно стоял Безымянный, словно происходящее никак не касалось его. Вербар тем временем вел свою борьбу. Он давно отбросил ставший ненужным посох и сосредоточил все силы на кинжале, который, движимый силой колдуньи, медленно, но неумолимо приближался к нему. Однако постепенно ситуация менялась. Вскоре движение клинка замедлилось, потом он остановился. Некоторое время держалось шаткое, готовое в любое мгновение нарушиться равновесие. Затем Вербар поднял левую руку и сделал хватательное движение, словно взял кинжал за рукоять, и резко повернул руку. Клинок развернулся острием к колдунье и тотчас двинулся вспять.

Конан подбежал к женщине, которая, стоя на коленях и дергаясь в непроизвольных конвульсиях, подбирала с земли измазанные кровавой грязью кишки и запихивала их обратно, но они, упрямо не желая удерживаться внутри, вновь вываливались наружу.

Успеть! Успеть!

Лишь одна мысль крутилась у него в голове. Конан сосредоточился на ней, и, похоже, само время откликнулось на его отчаянный призыв. Он подхватил валявшийся на земле хлыст и, мгновенно нырнув в сторону и назад, не глядя, с разворота нанес удар наотмашь.

Он увидел, как великан начал замахиваться для удара, но делал это ужасно медленно, словно в дурном сне. Ударить он так и не успел: хлыст обвился вокруг запястья. Конан дернул, и противник его, не удержав равновесия, повалился вбок, а потом, споткнувшись, и назад. Падал он тоже нереально медленно, словно тело его было набито невесомым пухом. Ударом ноги киммериец выбил из его рук тяжелый молот и, подхватив и разогнав его, с разворота нанес великану удар по спине, ломая позвоночник, бросая огромное тело на землю.

И тут все встало на свои места. Время вновь побежало, и Конан расслабился. В тот же миг киммериец вспомнил еще об одном противнике – Безымянном, который все это время отрешенно взирал на развернувшееся вокруг сражение, и бросился собирать оружие. Сердце не отсчитало и десяти ударов, а оба меча уже легли в свои ножны. Звезда ослепительно сверкнула в пожухлой траве. Конан нагнулся за ней, и через мгновение она повисла на своем месте у пояса.

Как ни странно, но киммериец не чувствовал к своим недавним врагам ненависти, хоть они убили многих его друзей, пытались расправиться с его семьей, уничтожить его самого, да еще поиздеваться при этом, не говоря уж о множестве невинных людей, погубленных ими хотя бы в Лироне. Они стали для него всего лишь несчастными калеками, обреченными на мучительную смерть. При этой мысли Конан недовольно поморщился. Даже вид поверженного великана, пытавшегося и теперь, с перебитой спиной, дотянуться до своего оружия, не вызывал у него ничего, кроме жалости.

Конан посмотрел на безучастно стоявшего Чей Чена, и тот, словно прочитав его мысли, кивнул.

Киммериец шагнул к Шагру. Тот так и не успел понять, что же произошло, когда голова его покатилась по земле. Одного он избавил от мучений. Оставалась его подруга. Воевать с женщинами северянин не привык. То, что уже случилось с ней, было настолько чудовищно, что Конан не сделал бы рокового броска, знай, он заранее, чем тот обернется. Предстоящее не вызывало у киммерийца ничего, кроме отвращения, но иного выхода у него не было. Женщина стояла на четвереньках с вывороченными наружу внутренностями, валявшимися в кровавой луже, и громко икала, сотрясаясь всем телом.

Конан остановился перед ней.

– Извини, если можешь,– сказал он, хотя и не был уверен, что она способна еще понимать его,– я не желал тебе такой смерти. При звуке его голоса она подняла к нему одеревеневшее лицо, и, хотя взгляд оставался тупым и невидящим, на миг проблеск мысли засветился в нем. Она попыталась что-то сказать, но вместо слов кровь хлынула горлом. Меч Конана со свистом рассек воздух, и обезглавленное тело повалилось набок.

Киммериец посмотрел на противоборствующую пару. Фигура Вербара светилась голубоватым сиянием. Он был до краев наполнен силой и двинул эту силу вперед, пользуясь ею как тараном. Словно орудие возмездия, жертвенный кинжал, Клинок Тьмы, приближался к ведьме, облик которой претерпел страшные изменения. Лишь страх и злоба еще жили в ней и давали силы для борьбы, но злая мощь, источаемая колдуньей, высасывала из нее все силы. Она стала похожа на древнюю старуху, скрюченную ненавистью ко всему доброму и светлому. От иссушенной плоти остались одни кости, и Конан узнал ее… От накатившегося омерзения он вздрогнул и отвернулся.

Он обернулся туда, где остался стоять прислоненным к дереву мертвый Родгаг. Лучника-горбуна больше не было. Уродливое тело вросло в ствол. Длинные руки обернулись опустившимися к земле корявыми ветвями, срубленная голова стала огромным наростом причудливой формы, в который секира Конана вросла, казалось, сотню лет назад.

Напротив, там, где упал обезглавленный Шагр, лежало истекающее кровью тело молодого быка. Отсеченная лобастая голова валялась тут же, и лишь огромный боевой молот напоминал о том, что еще недавно он мог ходить, разговаривать, сражаться, не слишком сильно отличаясь от человека.

Труп Лауды изменений не претерпел.

Конан направился к Чей Чену. Тот стоял в двух шагах от поверженной амазонки и спокойно смотрел на приближающегося киммерийца. Он не попытался бежать, чего Конан от него и не ждал, не обнажил оружия, и это было уже непонятно, а когда киммериец остановился, посмотрев ему в глаза, сказал:

– Я не желаю с тобой драться, Конан. Я дрогнул когда-то, и все эти годы расплачивался за ошибку, увеличивая творимое зло. Если хочешь, возьми мою жизнь без боя или покарай иначе.– Он снял с перевязи свой меч и протянул его киммерийцу.– В любом случае прими его от меня как дар – он должен служить добру.

– Так умри же, предатель!

Черно-багровая молния ударила Безымянного в спину, исторгнув из разверстого болью рта глухой стон. Он зашатался и упал. Конан успел подхватить падающее тело. Последним усилием Чей Чен открыл глаза и улыбнулся киммерийцу.

– Все правильно – я заслужил смерть,– прошептал он,– и я рад, что принял ее не от твоей руки.– Голос его быстро слабел.– Значит, боги вняли моей просьбе и даровали мне смерть от врага, а не от того, кого я хотел бы назвать своим другом.

Голова его безвольно повисла на руке Конана, и он осторожно положил погибшего на траву.

Месть дорого стоила Розе. Всего на мгновение отвлеклась она от поединка, и соотношение сил резко изменилось. Клинок рванулся вперед, и остановить его колдунья смогла только возле самой груди. Меньше локтя отделяло теперь несущее смерть острие от тела колдуньи. И, тем не менее, близость поражения не сломила ее, а, наоборот, придала новых сил, быть может, за счет взыгравшей в ней злости.

– Тебе не победить меня, колдун! – взвыла она.– Здесь повелеваю я!

Ее уродливое тело окуталось черным пламенем, багровое сияние стало ярче, и клинок начал медленно отдаляться. Повисшее в воздухе напряжение возросло до опасного предела. Из недр земли донесся отдаленный рокот, и Конану показалось, что сама незыблемая твердь, на которой он стоял, качнулась под ногами.

– Уходи, Конан! – закричал Вербар.– Тебе нельзя здесь оставаться!

Киммериец хотел возразить, но не успел: фигура старца, до этого мгновения источавшая слабое голубоватое сияние, окуталась густым лазурным пламенем с ослепительно белыми сполохами, и Конан понял, что старец решил пожертвовать собой. Его руки, символически державшие клинок, направленный в грудь колдуньи, резко рванулись вперед, острие вонзилось в уродливое тело. Конан услышал быстро нарастающий рокот, грозный гул проснулся где-то в невообразимых глубинах. Он потянулся мыслями к Пелиасу, успел увидеть, как, слившись воедино, закружились в неистовом танце багровое и голубое пламя. Страшно закричала Рогаза, ибо это была именно она, откуда-то сверху начали падать камни, и все пропало.

* * *

Словно на крыльях, безжалостно погоняя коня, несся Конан в Пуантен, где остались жена с сыном, и жеребец будто разделял нетерпение хозяина, без устали сокращая отделявшее их от цели расстояние.

Издавна знакомыми тайными тропами пробирался он через перевалы, скакал по руслам горных рек в местах, где, разлившись, они неспешно текли по дну долины, пока наконец вдалеке не показались башни родового замка Троцеро.

Вихрем промчался он сквозь ворота замка, соскочил у самого входа, бросил поводья подскочившему слуге и, не дожидаясь, пока о нем доложат, пронесся по бесконечным коридорам и ворвался в спальню. Тут радость его померкла, когда он увидел жену прикованной к постели.

– Что с тобой, радость моя?!

Он бросился на колени перед больной, припал губами к ее бессильно свесившейся руке.

– Все хорошо, милый.– Она слабо улыбнулась.

– Тогда что все это значит? – Он красноречиво обвел недоумевающим взглядом постель.

– Я почувствовала смертельную опасность, угрожающую тебе, и умолила Митру принять мою жизнь взамен твоей. Не сердись. Мне грустно умирать,– в глазах ее появились слезы,– но я рада такому исходу.

* * *

Конан стоял перед статуей Деркэто в святилище Богини Страсти, и его неподвижный взгляд был устремлен в ее невидящие бронзовые глаза. Он долго молчал, пока горячий сухой воздух не поплыл перед глазами, странным образом искажая предметы, а брошенные в курильницы благовония не наполнили комнату незнакомыми ароматами.

Метавшиеся в голове мысли упорно не желали укладываться в стройную цепь рассуждений, просьб, пожеланий, вопросов – словом, всего того, о чем он хотел говорить с богиней. Это злило, и злость еще больше мешала ему сосредоточиться. Наконец он не выдержал.

– Деркэто!– хрипло обратился он к безжизненной статуе.– Я ведь знаю, ты слышишь меня!

Он смотрел в глаза бронзовой богине, и ему казалось, что смешливый, лукавый огонек блеснул в ее глазах. Впрочем, вполне могло оказаться, что это просто случайный отблеск темного пламени в жаровне вспыхнул ярче, чем следовало.

– Ну же, Деркэто! К чему эти игры?– Он неотрывно смотрел в ее глаза, а потому не заметил, как и в какое мгновение бронзовое тело статуи превратилось в живое тело прекрасной богини. Она сидела в позе лотоса, и в неверном багряном свете ее кожа отливала бронзой.

– Чего ты хочешь от меня, смертный?– сурово спросила она, хотя глаза ее, устремленные в глаза киммерийца, не переставали смеяться.

– Я хочу знать, что случилось с моей женой!

– Как?!– удивленно воскликнула она.– Ты пришел ко мне с просьбой, но не принес даров, даже не высказал слов уважения! Ты даже не восхитился моей красотой и не сказал, что больше всего желал бы оказаться подле меня! И сразу – «я хочу»!

Конан опешил, и взгляд его помимо воли пал на умопомрачительную грудь богини, заставив сильнее забиться сердце, скользнул ниже, и Конан поспешно отвел глаза, чтобы вновь встретиться со смеющимся взглядом Деркэто.

– Ладно! Можешь не изъявлять своего восторга, тем более что красноречием ты никогда не отличался. Ты ведь человек действия, не так ли? Говори.

– Моя жена просила Митру принять ее жизнь вместо моей. Он принял жертву, и теперь она медленно умирает. Я пришел просить тебя помочь ей.

– А почему ты пришел с этим сюда, а не в храм Митры?

– Потому что я не верю ему.

– Здравая мысль,– кивнула Деркэто,– но тогда мне еще непонятнее, почему в остальном ты столь наивен. Митра никогда не удовлетворил бы такую просьбу!

– Но что же тогда?

– Митра карает твою жену смертью за совершенный ею грех или, вернее, восстанавливает справедливость. Податель Жизни никого не наказывает смертью!– с сарказмом воскликнула она.– Он ведь Податель Жизни!

– Да что же за грех совершила Зенобия?

– С точки зрения Митры, страшный грех.

Конан вконец растерялся. Он уже ничего не понимал. Зенобия?! Да чего же такого непростительного она могла совершить? Прегрешения, расплата за которые одна – смерть?! Что за чушь!

– Расскажи мне,– тихо попросил он.

– Ты действительно хочешь этого?

Конан молча кивнул.

– Хорошо же, слушай. Помнишь девушку, которую ты некогда вырвал из лап старой ведьмы – Рогазы?

Конан вновь кивнул.

– Она долго ждала тебя, но ты все не возвращался, и постепенно надежда ее таяла, пока она не поняла, что ты пошел дальше своим путем. Ты отказался от нее, но она не смогла поступить так же и, когда поняла это, пошла в храм Митры, чтобы молить всесильного бога соединить ваши судьбы, но он не прислушался к просьбе. Тогда с тем же она обратилась к Иштар, но и она лишь посочувствовала, посоветовав на прощание найти замену тебе. Тогда, отчаявшись, она пришла ко мне, и, по правде сказать, не понимаю, почему она не поступила так с самого начала.

– И что ты сделала?– глухо спросил киммериец.

– Я предложила ей расстаться с жизнью, чтобы вселить ее душу в только что родившуюся девочку, которой судьбой предначертано было стать твоей женой. Признаюсь сразу, что мне было очень непросто заглянуть так далеко в будущее, но я сделала это.

– Так что же произошло?

Конан по-прежнему не понимал, что за грех совершила его жена.

– Она должна была хранить этот секрет в тайне ото всех, но Роза, эта сука Сета, каким-то образом узнала обо всем. Пока ты подбирался к ее логову, она попыталась запугать твою жену, а когда это не удалось, наслала предчувствие нависшей над тобой смертельной угрозы и добилась-таки своего – Зенобия бросилась в храм Митры и в приступе откровения рассказала ему обо всем, умоляя сохранить тебе жизнь, а Митра не из тех, кто прощает подобное.

Конан долго молчал, осмысливая услышанное. Он припомнил печать тайны, читавшуюся порой во взгляде его жены, и понял, наконец, причину находившей на нее временами грусти. Как жаль, что все это теперь уже в прошлом!

– Но что же делать? Разве ты ничем не в силах помочь?

– Я?– Она искренне удивилась.– А зачем мне это? Один раз я уже помогла своей счастливой сопернице соединиться с любимым.– Она красноречиво посмотрела на Конана, обращая его внимание на двойной смысл последнего слова.– Ты видишь, что из этого получилось? Стоит ли повторять сделанные ошибки? К тому же без всякой выгоды для себя! Вот если бы…

– Что если бы? – встрепенулся Конан.

Казалось, он был готов сейчас на что угодно. Впрочем, быть может, так оно и было на самом деле?

– Если бы ты согласился остаться со мной…

– Я согласен,– сказал Конан, который, похоже, ожидал именно этого.

Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза. Казалось, Деркэто добилась своего, но удовольствия почему-то не испытывала… Да и какое уж тут удовольствие? И даже старая истина, гласившая, что в любви каждый старается для себя, не помогала: что за радость насильно удерживать при себе любимого, зная, что, даже лаская тебя, мыслями он с другой!

– О, Высшие Боги!– с сарказмом воскликнула она.– До чего же я дошла!– Она грустно покачала головой.– Ладно,– сказала, наконец, богиня, словно решившись на что-то, и взгляд ее просветлел, а на душе сразу стало легче,– я сделаю все, что смогу.