Текст книги "Конан и Гнев Сета"
Автор книги: Морис Делез
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
– Хвала Митре – ты уже здесь!– с облегчением вздохнул Велорий и, отпустив руку, отпрянул от стены, а Вербар разразился торжествующим хохотом.
– Какой же я глупец, что не подумал об этом еще вчера!– вскричал он.– Но теперь нам ничего не страшно!
– Все мы не подумали об этом,– спокойно заметил Конан.
– Что, и у вас тоже?– нахмурился Вербар.
Магу явно не нравился такой поворот событий.
– А чего бы ради я примчался сюда посреди ночи?– хмыкнул киммериец.
– И то верно,– согласился Вербар.– Думаю, нам лучше уехать отсюда прямо сейчас.
Конан кивнул, соглашаясь, и тут же насторожился: со двора донесся звон стали, и это не предвещало ничего хорошего.
– Немного погодя!– крикнул киммериец и бросился назад.
– За нас не беспокойся!– успел услышать он, сбегая по лестнице, и тут же забыл обо всем, кроме одного – его друзья в беде.
Было очень похоже на то, что теперь ночные гости решили навалиться сообща на его спутников. Выбежав из-за угла, он увидел раненного в грудь Бергона, который, припав на одно колено, отбивался сразу от двух бандитов. Олвине и Калиму было легче – стоя спина к спине, они сражались с тремя разбойниками.
– Кром!– взревел Конан, надеясь криком отвлечь мерзавцев от своего молодого товарища.
Двое в масках мгновенно обернулись к нему, и Бергон рухнул на землю – остатки сил покинули его. Издалека донесся перестук копыт, но Конану было не до этого. Он налетел на ближайшего к нему бандита, и тот мгновенно понял, что в этом поединке ему суждено умереть. В отчаянии он еще попытался закрыться клинком, но тяжелый двуручный меч Конана расколол его оружие, заодно снеся и голову бандита.
Затем случилось нечто странное, что заставило даже привыкшего ко всему киммерийца удивленно замереть, упустив драгоценное время. Десять коней ворвались в ворота, но всадники были только на двух из них. Зато четверо оставшихся в живых налетчиков, только что рьяно атаковавших Конана и его спутников, дружно бросились наутек. Они оседлали свободных скакунов, и, подняв тучу пыли, отряд исчез так же внезапно, как и появился.
На первый взгляд все выглядело нормально: почувствовав, что сейчас весь постоялый двор окажется поднятым на ноги и им несдобровать, бандиты спешно удрали. Поступок казался совершенно разумным, если бы не одно «но» – напарник сражавшегося с Конаном бандита на лету подхватил срубленную киммерийцем голову своего товарища и скрылся вместе с ней! Если бы не это, северянин не дал бы уйти мерзавцу, но, сам того не желая, замер на миг, пораженный, и время оказалось упущено.
– Кром!– выругался киммериец, сплюнул в сердцах, подбежал к лежавшему на земле Бергону.
Увидев его, тот попытался улыбнуться, но вместо этого мучительно закашлялся кровью.
– Ты как?
– Да вроде жив.
Он вновь попытался улыбнуться, но сморщился от боли. Одежда на правой половине груди была обильно пропитана кровю. Судя по всему, оружие пробило легкое.
– Крепись, парень, от таких ран не умирают… Да позовите же кто-нибудь Вербара!– крикнул Конан, ни к кому не обращаясь, но несколько человек из обступившей их толпы поднятых на ноги домочадцев бросились в дом, однако старец уже и сам спешил к ним.
Склонившись над юношей, он сразу понял, в чем дело.
– Переносную кровать, живо!– крикнул он.– Горячей воды и побольше чистого полотна и света! И не толпитесь вокруг – ему нужен воздух!
Конан с облегчением вздохнул – за жизнь его молодого друга теперь можно было не беспокоиться – и отошел к Олвине и Калиму, стоявшим несколько в стороне.
– Видели?– спросил киммериец неизвестно о чем, но оба его прекрасно поняли.
– Да,– кивнула девушка,– не совсем обычно.
– Быть может, они были братьями,– высказал свое предположение Калим.
– А-a! Брось! В тебе слишком много благородной крови! – Конан досадливо поморщился.– Эти скоты мать родную продадут за гнутый медяк!
– Тогда зачем им это? – невозмутимо поинтересовался зингарец.
Не зная, что ответить, Конан раздраженно хмыкнул, и тут его осенило.
– Они не хотят, чтобы их узнали! – воскликнул он.– Недаром они и сражались в масках!
– Быть может, и так.– Калим пожал плечами.– Во всяком случае, это легко проверить.
Не сговариваясь, все трое бросились к конюшне. Под самым окном валялись два трупа. Безрукий был аккуратно обезглавлен, но ни его головы, ни головы его приятеля нигде не было видно.
– Ну, дела!– Олвина покачала головой.– Безголовые бандиты – это что-то новое!
– А ведь должен быть еще один! – воскликнул Конан и бросился в дом.
Он ворвался в комнату, занимаемую двумя старцами. Пришпиленная его кинжалом к стене, рука бандита покоилась на прежнем месте, но ее неестественная неподвижность показалась киммерийцу подозрительной. Потайную задвижку удалось найти достаточно быстро. Замаскированная под резную панель маленькая дверца открылась, словно, сама собой. В узком, запыленном, сплошь затянутом паутиной коридоре лежал обезглавленный труп, левая рука которого по локоть уходила в стену. Залившая все вокруг кровь уже застыла темной коркой, и Конан понял, что больше ему здесь делать нечего.
В дорогу собрались лишь после полудня. Бергон с тугой повязкой на груди был бледен, но держался молодцом. Хозяин постоялого двора, низкорослый толстяк, лишь сокрушенно качал головой, не в силах прийти в себя после ночного кошмара, когда «полторы сотни разбойников попытались перерезать всех его постояльцевэ! Конан ухмыльнулся про себя, представляя, как стремительно будет расти в его рассказах число ночных бандитов!
– Кто бы мог подумать,– безостановочно вздыхал толстяк,– всего месяц назад купил это дело, был уверен, что изучил весь дом с крыши до подвала, и вдруг такое!
Однако, когда киммериец хотел дать ему десяток золотых, чтобы он ухаживал за Бергоном как следует, тот наотрез отказался.
– Это случилось в моем доме, и, значит, забота о раненом полностью лежит на мне! – тоном, не терпящим возражений, заявил он, и Конан враз зауважал добродушного толстяка.
– Не отчаивайся, друг мой.– Киммериец присел у кровати раненого.– Не знаю, свидимся ли, но в любое время приезжай ко мне в Тарантию.
– Да где же мне искать-то тебя? – удивился юноша.– Город ведь огромный!
– Где же еще, как не в королевском дворце!– рассмеялся Конан.
– Так ты…– начал Бергон и осекся.– О, пресветлый Митра, какой же я болван!
Часть третья
ПОСЛЕДНИЙ БАРЬЕР
Глава первая
ПОНЕМНОГУ ОБО ВСЕМ
Зенобия склонилась над сыном, поцеловала его в щеку, поправила одеяло и ласково улыбнулась, но глаза ее невольно выдавали тревогу, и Конн, несмотря на то, что был всего лишь мальчиком, сразу почувствовал это.
– Ты думаешь об отце?
Под пытливым взглядом сына королева вновь улыбнулась, на этот раз уже грустно, и присела на край кровати.
– Да, милый,– мягко ответила она.– Мне очень тревожно. Он вытащил руку из-под одеяла, и его маленькая ладошка легла на ладонь матери, делясь с ней теплом и уверенностью.
– Он вернется, мама,– сказал принц просто, но она против воли сразу поверила ему, и нахлынувшая волна нежности к сыну наполнила слезами глаза.– Он сильнее всех!
– Конечно, он вернется,– ответила королева, чувствуя, как предательски дрожит голос.– Я никогда не сомневалась в этом.– Она встала, потому что боялась, что еще немного, и расплачется.
– Ты не посидишь со мной? – огорчился Кони.
– Уже поздно, дорогой,– улыбнулась она,– пора спать. Завтра поговорим.
Зенобия развернулась, скользнув взглядом по огромному, в полстены, зеркалу и замерла от изумления. Она увидела в зеркале себя, увидела сына, камин за спиной и большой стол перед ним, накрытый синей бархатной скатертью,– все выглядело как обычно, но в то же время было зыбко и неустойчиво, словно взгляд сквозь слезы. Впрочем, может, так оно и было? Королева зажмурилась и подавила рвущийся наружу вздох.
– Что это, мама?– услышала она голос сына, вдребезги разбивший шаткую надежду.
Она открыла глаза и увидела, что Коня стоит рядом, напряженно всматриваясь в плывущее перед глазами отражение.
– Не знаю…– Королева покачала головой и внезапно спохватилась:– А ну-ка одевайся! Мне кажется, нам лучше уйти отсюда!
Однако они не успели ни одеться, ни тем более уйти. Стеклянная отражающая пленка вытянулась внутрь комнаты, почти до середины ее, по-прежнему отражая находившиеся внутри предметы, но искажая их самым немыслимым образом. Гигантская капля приняла вид огромной головы чудовищного монстра. Монстр открыл пасть и потянулся к застывшим в шаге от него людям. Огромные клыки клацнули в локте от лица королевы, своим телом заслонившей сына.
– Убирайся, тварь!– крикнул Конн, ударив игрушечным мечом по зеркальному чудовищу.
Оглушительно зазвенев, зеркало лопнуло, рассыпавшись по полу с жалобным хрустальным звоном, который на миг заглушил рев монстра. Похоже, ему удар пришелся совсем не по вкусу. Он изменился. Теперь голова чудовища выглядела так, словно была сложена из гранитных блоков. Тварь выглядела не на шутку разозленной. Она рвалась вперед, к прижавшимся к противоположной стене людям.
Лицо Зенобии исказилось от ужаса, но, несмотря на протесты сына, она по-прежнему пыталась закрыть его собой, и лишь то, что она защищает от смерти собственное дитя, не позволяло королеве потерять сознание. Кони вырывался, пытаясь вступить в бой. Ему даже удалось пару раз ударить каменного монстра, прежде чем тот, разъярившись и оглушительно взревев, полез внутрь комнаты, заполняя собой почти все свободное пространство.
Огромные каменные лапы с кривыми чудовищными когтями появились справа и слева от головы. Прямоугольник двери неправдоподобно исказился как раз в то мгновение, когда она открылась, и привлеченный шумом стражник ворвался внутрь комнаты. Не успев даже понять, что происходит, он тут же оказался раздавленным. Брызнула кровь, словно то был не человек, а наполненный алой жидкостью бурдюк. Зенобия сдавленно крикнула, теряя сознание, и без чувств повалилась к ногам сына.
* * *
Стоя по ту сторону врат, Черная Роза Сета не видела, что происходит в комнате, но зато она видела, как вызванный ею монстр Отца Тьмы все глубже забирается в комнату, как видно, сильно разозленный чем-то. Она расхохоталась. Великий Змей предупреждал, чтобы она не пыталась убить королеву или Конна, что это бессмысленно – путь к ним закрыт. Что ж, быть может, но еще немного – и даже сквозь закрытый проход вызванному ею чудовищу удастся раздавить ненавистных людей!
Ее бросило в жар от предвкушения близкой и совсем нежданной победы, на которую колдунья не смела и надеяться, ведь она хотела совсем иного! Ее целью было внушить страх королеве, чтобы в безотчетном порыве та рассказала кому-нибудь о своей тайне, нарушив тем самым договор с отступницей Деркэто.
Если Митра узнает об этом, он собственной рукой покарает королеву за своеволие! Это было бы сладостной местью, сотворенной чужими руками, но так, пожалуй, еще лучше.
Монстр влез во врата почти наполовину. Ну! Еще немного! Роза закрыла глаза, и ей показалось, что она слышит, как трещат кости ненавистных людей. Она представила, как будет метаться Конан, когда вернется и узнает, как погибла его семья, а потом она расправится и с ним тоже, и не просто расправится, а принесет в жертву, благо Харлем добыл ей Клинок Тьмы. Воистину порой от грязи пользы бывает больше, чем от людей! Конан умрет, чтобы возродиться после смерти и стать ее вечным рабом!
Монстр ревел, разъяряясь все больше, и звук его голоса сладчайшей музыкой звучал в ушах колдуньи, когда все вдруг кончилось. Сперва ящер взревел, и она подумала, что это победа, но голос его звучал как-то странно. Из него исчезла злость, ноток торжества так и не появилось, их место заняла боль. Потом все стихло.
Роза открыла глаза и увидела мертвого человека, страшно обожженного, словно вынутого из топки плавильной печи. Кожа на теле вздулась пузырями, местами обуглилась, источая потоки смрадного дыма. В правой руке он сжимал разорванный стальной ошейник. Колдунья опешила, не понимая, что же произошло, и тут она увидела в овале врат человека… Проклятого Могильщика, с которым судьба уже сталкивала ее когда-то. Он стоял и, сурово нахмурившись, смотрел на нее, молча и не двигаясь, словно рассматривал не прекраснейшую из когда-либо живших на земле женщин, а гнусную тварь, которая недостойна жить в этом мире, но которую нельзя раздавить просто так.
– Ты превысила свои права,– изрек он со спокойствием, от которого колдунью невольно бросило в дрожь.– Не пытайся сделать это еще раз, иначе кончишь, как он.– Мэгил указал рукой на дымящийся труп.
В бессильной злобе Роза сжала кулаки. Ее длинные ногти впились в ладони, пронзив кожу и окрасив пальцы кровью, но эта боль отрезвила ее, позволив подавить предательскую дрожь в голосе, и ни один мускул не дрогнул на лице ведьмы.
– Тебе ведь очень хочется этого, верно? – Она сделала над собой усилие и улыбнулась.– Ну, так убей меня, если можешь! – с ненавистью прошипела колдунья и на несколько мгновений замолчала, ожидая его ответа, а не дождавшись, рассмеялась.– Не можешь? – игриво спросила она, но лицо ее тут же словно окаменело и сделалось страшным.– Ну а не можешь, так проваливай! Слова мало что значат! А на будущее запомни: я – Черная Роза Сета! И я делаю, что хочу!
Она взмахнула рукой, и образ ненавистного Могильщика пропал. Довольная собой, колдунья улыбнулась. Подумать только, она едва не позволила напугать себя! И все-таки одержала верх! Окрыленная этой победой, Роза расхохоталась, подошла к покойнику и, с неожиданной для хрупкой женщины силой толкнув его ногой в плечо, заставила труп перевернуться. «А он был довольно красив, этот человек»,– отметила про себя ведьма, нагнулась и вытащила из его ладони ошейник. Что ж, так еще лучше. Пусть Конан остается в живых! Покорность, память и вечная душевная боль врага – что может быть слаще этого! А какой облик ему придать, она еще подумает!
* * *
– Я рад, Мхомур, что ты пришел так быстро, и еще больше рад тому, что ты не просто прислал своих людей, но прибыл сам,– дело предстоит нешуточное.– Кстати, где они?– Руф попытался изобразить на своем худощавом, по-лошадиному вытянутом лице приветливую улыбку.
– Внизу, в деревне,– проворчал кабатчик, стоя в дверях.– Нечего им здесь делать.
Слева на поясе у него висел короткий прямой меч, справа – кинжал. Он стоял, привычно держась за их рукояти, и мрачно осматривал комнату.
– И то верно,– поспешно согласился колдун.– Ну, так входи же, чего ты ждешь? Или ты все-таки не один?
Мхомур подозрительно покосился на дверь, опасаясь сам не зная чего.
– Один.– Кабатчик, наконец, неуклюже перекинул деревянную ногу через высокий порог, вошел в обширную, плохо освещенную комнату и уставился на ее хозяина, словно теперь лишь его увидел.– Просто темно у тебя здесь, как на Серых Равнинах, а с моей деревяшкой нужно двигаться осторожно.
– Сдается мне, что ты кого-то опасаешься,– посчитал нелишним заметить колдун.– Надеюсь, не меня, а больше здесь никого нет! Так что проходи и присаживайся. Разговор у нас будет долгим.
– Это верно.– Мхомур доковылял до стола, за которым сидел Руф, кряхтя опустил свое грузное тело в жалобно скрипнувшее под ним кресло и окинул многозначительным взглядом сгорбленного тщедушного колдуна.– Долгим будет разговор.
– Что ты хочешь этим сказать, друг мой?– Колдун насторожился, хотя гость его всего лишь повторил его слова. Похоже, тревога, которую он испытал лишь мельком, не была случайной.– Говори,– вкрадчиво продолжил он,– между друзьями не должно быть недомолвок.
– Ты прав, а потому скажу прямо. Мои люди недовольны,– проворчал Мхомур, стараясь не смотреть в глаза колдуну.
– Чем же?– Руф недобро покосился на своего давнего сообщника.
– Этот киммериец оказался силен драться! – зло выплевывая слова, ответил кабатчик.– Он уложил двух моих лучших бойцов! Еще двоих пришлось добить, чтобы их не опознали, и моим людям это не нравится!
– Вот как!– Руф презрительно усмехнулся, откидываясь в кресле.– А ты разве им не объяснил, за что я вам всем плачу? Да, кстати, и тебе тоже.
– Можно подумать, я без тебя не проживу!– зло огрызнулся одноногий.
– Проживешь,– неожиданно спокойно согласился колдун,– но согласись, что со мной гораздо сытнее и намного безопасней… Разве не так?
– Верно, верно!– Кабатчик раздраженно махнул рукой.– Твоя, правда. Но не забывай и ты, что так было лишь до недавнего времени, а теперь все изменилось! Деньги-то остались прежними, а платить за них приходится уже не риском, как то бывало раньше, а жизнями! Мудрено ли, что мои люди зароптали? Они ведь нанимались ко мне вовсе не затем, чтобы стать покойниками, пусть даже за очень приличное вознаграждение! Деньги нужны, пока ты жив! – Мхомур многозначительно посмотрел на колдуна.– На Серых Равнинах они ни к чему!
– Так ты что же, решил расторгнуть наш договор?!– прошипел колдун, привстав и нависая над столом. Седые космы затенили лицо, сделав его еще более зловещим, и столько злобы и яда источал его взгляд, что даже видавший виды кабатчик внутренне содрогнулся.– Смотри!– Руф нацелился в Мхомура длинным корявым пальцем, отбросившим на стену уродливую тень.– Пожалеешь!
– Уж не угрожаешь ли ты мне?
Несмотря на леденящий душу страх, глаза кабатчика зло сверкнули, налившееся кровью лицо стало багровым и страшным. Некоторое время оба буравили друг друга яростными взглядами. Воистину, то была достойная пара мерзавцев! Наконец Руф медленно опустился в кресло.
– Я близок к завершению главного дела своей жизни, – медленно проговорил колдун, устало прикрыв глаза.– Объясни своим людям,– продолжил он, помолчав,– что, если они выполнят мою просьбу, все до конца своих дней не будут ни в чем нуждаться.
– Те, кто останется в живых?– уточнил Мхомур.
– Те, кто останется в живых,– согласился Руф.– Но теперь они знают противника, и если перестанут вести себя как стадо баранов, то никто из них больше не погибнет.
– Должно быть, где-то лежит очень много денег…– задумчиво произнес кабатчик, не сводя пристального взгляда с колдуна.
– Хватит на всех,– нехотя ответил тот.
– На всех? – Мхомур прищурился.– Это очень много!
Руф едва не вскипел, но тут же взял себя в руки. В конце концов, не он ли говорил, что готов отдать все, лишь бы получить то, что ему нужно? Что же мешает теперь сдержать слово?
– Я готов отдать все,– тихо сказал он.– Ты ведь знаешь, что деньги меня не интересуют.
– Деньги? Все… Хм…– Мхомур задумался. Он почувствовал, что одерживает верх, и не собирался сдавать позиций. В таких ситуациях он привык идти только вперед. Напролом!– Ничего не скажешь, красивые слова, только вот что они значат? Назови сумму, и если мои люди сочтут ее достаточной…
– Я не знаю, сколько там точно,– честно признался Руф,– но, если мы возьмем клад, каждый из твоих людей сможет купить поместье хоть в Зингаре, хоть в Туране и еще останется!– Колдун поднял взгляд на одноногого.– Тебе достаточно? Или все-таки мало? – спросил он с издевкой, которой его изумленный сообщник даже не заметил.
Кабатчик расслабился и прикрыл глаза рукой, делая вид, что поглощен размышлениями. Сердце бешено колотилось, но он знал, что не следует торопиться и нельзя показывать радости. Раз старый скряга согласен расплатиться так щедро, значит, он действительно нуждается в его людях. Хм… Каждому по поместью – какие деньжищи! От них так просто не отказываются, даже такие, как Руф… Что-то тут не так… Больно легко он согласился. Отдать все… А что получит он сам? Ба! А не решит ли он покончить со своими помощниками после того, как они сделают свое дело? От этой мысли одноногого бросило в холод, но он тут же успокоил себя и поздравил с тем, что вовремя раскусил гнусные планы чернокнижника. На душе сразу стало легче. Недаром говорится: предупрежден – значит, вооружен! Мхомур едва не рассмеялся. Какая дешевая приманка! Ну нет, не на того напал! Да, ты отдашь все – все, что у тебя есть, скупец, включая и свою никчемную жизнь! Но сначала скажешь, где клад!
– Хорошо.– В глазах одноногого промелькнул коварный огонек и тут же потух.– Я согласен.– Он облизнул пересохшие от волнения губы.– Что-то в горле пересохло,– вполне искренне сознался он.– Угостил бы вином старого друга?
Он натянуто улыбнулся, изо всех сил стараясь, чтобы колдун не заметил его волнения.
– Да разве ж я пью вино?– лицемерно ответил хозяин.– Так, иногда балуюсь. Я думал, ты привезешь с собой.
– Не любишь ты меня, старый скряга,– неловко пошутил кабатчик.– Если бы ты знал,– прокряхтел он, вставая,– как мне опостылела эта деревяшка!
Мхомур развернулся и неуклюже побрел к двери. Он не видел, как медленно сползла улыбка с лошадиной морды колдуна, уступив место злому выражению, ясно говорившему о том, что он тоже пришел к какому-то важному для себя решению.
Руф встал с кресла, шагнул к стоявшему рядом сундуку и, отворив его, достал резной ларец розового дерева, который был украшен массивным золотым пауком, вцепившимся в его крышку. Поставив ларец на край стола, он уселся обратно.
В это время кабатчик вернулся и, едва отворил дверь, тут же увидел шкатулку, появившуюся на столе. Он шагнул внутрь, в правой руке неся вместительный бочонок, который вскоре оказался на столе, рядом с парой уже поджидавших его кубков.
Мхомур уселся в кресло и налил вина.
– Этому розовому туранскому уже две сотни лет,– с гордостью заметил он.
– Наверно, стоит немало?– поинтересовался колдун, недоверчиво принюхиваясь к содержимому кубка.
– Конечно,– ухмыльнулся кабатчик и сделал большой глоток.– Но ты же знаешь, я терпеть не могу дурного вина!
Руф, видя, что гость его с удовольствием потягивает напиток, отхлебнул из своего кубка.
– М-м-м! – оценивающе промычал он.– А винцо и в самом деле славное.
Он удовлетворенно причмокнул губами и залпом осушил кубок, но так и не утолил мучившую его жажду.
– Похоже, твой запрет на вино не распространяется на чужие запасы,– ехидно заметил Мхомур.
– Жажда мучит,– объяснил колдун.
– Может, еще?– участливо поинтересовался кабатчик.
– Не откажусь.
Второй кубок последовал за первым, и Руф откинулся на спинку кресла. Мхомур едва не расхохотался: как же легко оказалось обвести вокруг пальца такого грозного, сведущего в колдовстве мерзавца, каким был долгие годы внушавший ему безотчетный ужас Руф! Верно говорят мудрецы: мир велик, и, если хочешь достигнуть многого, не замыкайся на одном! Долгие годы сидения в каменном склепе заставили забыть грозного колдуна о простом человеческом коварстве! А ведь если бы он оказался чуточку повнимательнее, то, несомненно, заметил бы, что себе гость наливал, поворачивая ручку краника влево, а колдуну – вправо. Казалось бы, разница невелика, но она очень важна, если знать о перегородке, отделяющей туранское розовое отравленное от просто туранского розового! Говорят, что умные учатся на чужих ошибках, лишь дураки постигают сложности жизни на собственных. Бедняга Руф! Оказывается, ты даже не глупец, ведь эту ошибку тебе уже не исправить!
Мхомур прильнул губами к кубку, чтобы скрыть торжествующую улыбку. Теперь остается лишь подождать совсем немного.
– Что это за шкатулка? – спросил одноногий, решив, наконец, что настало время задать мучивший его вопрос.
– Это мой подарок тебе. В знак нашей дружбы и чтобы загладить возникшую между нами размолвку,– ответил колдун и, с удовлетворением заметив мелькнувший во взгляде кабатчика алчный огонек, добавил:– Но об этом после. Он никуда от тебя не денется.
«Это точно!» – подумал одноногий, а вслух произнес:
– Хорошо. Тогда вернемся к кладу.– Он внимательно посмотрел в глаза сообщнику. С этим вопросом следовало покончить, пока яд не начал действовать.– Ты говорил, что все можно сделать по-умному и без потерь. Так как это сделать? А главное – где клад?
Колдун с готовностью кивнул:
– Помнишь пещеру, что я тебе как-то показывал? Он там. От тебя требуется лишь скрытно сопроводить до нее наших подопечных, незаметно расположить своих людей вокруг и, дождавшись, когда все будет вынесено наружу, уничтожить наших друзей. Согласись, что даже доставивший тебе столько хлопот киммериец не сумеет увернуться от арбалетного болта. Так что на этот раз все будет просто и без затей.
– Что ж, твоя правда,– согласился кабатчик, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие, когда увидел, как вдруг напрягся в своем кресле колдун и отвисла его лошадиная челюсть, словно у готового заржать от обиды и боли старого коняги, почувствовавшего неожиданный удар всадника. Его выпученные глаза безумно вращались, трясущаяся рука массировала впалую грудь.
– От-ткуда эт-та боль?!– прохрипел он, и взгляд его впился в принесенный гостем бочонок.– Т-ты!..
Застигнутый новым приступом боли, он не закончил фразы, но Мхомур замахал руками.
– Да ты что?!– воскликнул он, со страху весьма натурально изображая негодование.– Я же сам пил из него!
Он схватил со стола кубок, подставил его под кран и повернул рукоять влево. Дождавшись, когда кубок наполнится, одноногий залпом выпил вино. Его действия слегка успокоили Руфа, да и боль несколько поутихла. Мхомур же не на шутку испугался. Конечно, когда яд вступит в силу, колдун сможет лишь судорожно корчиться, не в силах даже закричать. Тогда ему будет не до колдовских пассов руками и произнесения заклинаний, но пока…
Колдун же, казалось, пришел в себя. Лишь испарина на лбу говорила о том, что ему пришлось перенести несколько весьма неприятных мгновений. Кабатчик участливо заглянул ему в глаза:
– Быть может, действительно дело в вине? С непривычки-то оно…
Руф пресек его излияния взмахом руки.
– Так твои люди в деревне?– спросил он и, дождавшись утвердительного кивка кабатчика, переспросил:– Все?
– Все,– с готовностью ответил тот, и тут второй приступ заставил Руфа схватиться за грудь, раздирая на себе одежду.– Да что с тобой, почтеннейший? Быть может, еще вина, или уже хватит?
Руф нашел в себе силы посмотреть в ухмыляющееся лицо гостя и мгновенно догадался обо всем, хотя по-прежнему не понимал – как? В глазах его было столько ненависти, что, если бы взгляд мог жечь, от Мхомура осталась бы лишь горстка пепла. Руф открыл рот, попытался что-то сказать, и одноногий в очередной раз испугался: что, если он все-таки сможет? Но колдун лишь сдавленно захрипел. Мхомур облегченно вздохнул, хотя руки его предательски затряслись, выдавая невольно охвативший его страх.
Словно страшась содеянного, кабатчик отвел взгляд от колдуна, и сразу вспомнил об оставшейся на краю стола шкатулке. Интересно, что в ней? Он протянул руку, но тут же отдернул ее, поскольку память заботливо подсказала ему последний вопрос Руфа. Одноногий знал, что несколько раз тот имел дело с его помощником, и, судя по всему, вопрос был задан неспроста… Не приготовил ли колдун своему другу неприятный сюрприз?
Мхомур был прекрасно осведомлен о хитроумных уловках вроде отравленных шипов на ручке или подпружиненном жале, выскакивающем из замка, а потому он осторожно придвинул шкатулку к себе и, старательно избегая ненавидящего взгляда сотрясаемого судорогами колдуна, осторожно откинул крышку кинжалом. Внутри лежало нечто закрытое бархатным покрывальцем с вышитой на нем черным шелком точной копией золотого паука, сидевшего на крышке.
Кабатчика обуяло любопытство: что же находится там, под бархатом? Он потянулся кончиком кинжала, намереваясь поддеть его, когда паук вдруг ожил, прыгнул ему на ладонь и быстро побежал по руке. Глаза Мхомура округлились от ужаса. Он неловко попытался вскочить, стряхнуть тварь, но деревяшка предательски скользнула по полу, он упал в кресло, как раз в то мгновение, когда паук прыгнул ему на лицо и вонзил в щеку ядовитые жвала.
– А-а-а!– отчаянно закричал объятый ужасом кабатчик, оторвал паука от лица и раздавил его в ладони.
Шелковистая шкурка лопнула, и желто-зеленая слизь потекла между пальцами. Мхомур брезгливо вытер ладонь о куртку, оперся о подлокотники, и ему удалось, наконец, встать. Трясущейся рукой он ощупал быстро распухающую щеку, когда взгляд его встретился со взглядом колдуна. Боль нещадно скрутила тело Руфа, но глаза его пылали торжеством.
– Что… Что это было? – пролепетал он распухшим языком, который продолжал раздуваться, заставив открыть рот, словно Мхомур откусил слишком большой кусок и теперь не мог его выплюнуть.
Это было последним, что одноногий сумел произнести. В следующий миг он замычал от невыносимой боли, когда нос и щеки увеличились в объеме настолько, что начала лопаться кожа на лице, раздувшийся язык с хрустом вывернул нижнюю челюсть, а мозг начал распирать черепную коробку, пытаясь вытолкнуть наружу глаза. Мхомур успел услышать хрип колдуна и понять, что это смех, прежде чем глазные яблоки вывалились из глазниц и мозг потек по щекам.
Руф пережил своего сообщника всего на несколько мгновений, позволивших ему увидеть страшную кончину старого приятеля, перед смертью сумевшего отравить его самого. Грудь его сдавило стальными тисками. Колдун в последний раз захрипел и затих, теперь уже навсегда.
* * *
Конан остановился на развилке.
– По-моему, приехали.– Он обернулся к своим спутникам.– Велорий, где твоя карта?
Купец развернул свиток и сличил скопированную на него карту с местностью.
– Похоже,– сказал он, осматриваясь.
– Похоже! – фыркнул Конан.– Оно и есть!
– Значит, нужно считать развилки. Наша третья.
Отряд – два старца, Конан, Калим и Олвина – тронулся вперед. Однако они потратили еще полдня, прежде чем добрались до нужного места.
– Что теперь?
– Видишь двуглавую гору? – Конан вновь обернулся к спутникам.– Клянусь Кромом, это то, что мы ищем!
Они поехали вдоль дороги, отыскивая проход в густых зарослях акаций, пока не наткнулись на малоприметную тропу. Пройти по ней можно было лишь с большим трудом: коварные колючки то и дело пытались вцепиться в одежду, словно не желая пропускать незваных гостей, или уж, в крайнем случае, ободрать с них кожу.
Вскоре зловредные деревца стали попадаться все реже и, наконец, пропали совсем. Их место заняли низкорослые, кряжистые дубки, дававшие достаточно тени. Сквозь их густую листву не пробивались палящие лучи дневного светила, и это было как нельзя кстати: солнце припекало, хотя день был уже на исходе.
– На мой взгляд, нам стоит поискать место для ночлега,– сказал Конан, когда они достигли подножия горы.
Вербар привстал в стременах, внимательно огляделся и кивнул. Поиски оказались недолгими. Вскоре они нашли подходящее место под низко нависшим выступом скалы, где их не должно было быть видно с дороги. Костер весело затрещал, поджаривая тушу подстреленного киммерийцем оленя, и, пока Олвина раскладывала их припасы, а Калим занимался вином, Вербар отозвал Конана в сторону.
– Прости мне мое любопытство, но я все-таки хочу спросить: зачем тебе Шар Всевидения?