Текст книги "Конан и Гнев Сета"
Автор книги: Морис Делез
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
Студенистые отростки уже устилали весь пол вокруг придавленного камнями сухопутного спрута, но еще немало их оставалось у него в запасе. При каждом удобном случае Конан продолжал кидать камни, когда заметил вдруг, что щупальца, извиваясь, ползут к студню, а сам он пытается обволочь сооруженную киммерийцем пирамиду и освободиться, как бы обползти, пропустив ее сквозь себя.
– Хватит!– крикнул северянин, отступая.– Похоже, здесь действуют только яд и огонь!
С помощью своих спутников он забросал придавленного монстра горящими факелами, наблюдая, как обугливается заваленный камнем студень. Тварь отчаянно пыталась издать знакомый уже трубный зов о помощи, но так и не смогла этого сделать. Как только Конан убедился, что с монстром покончено, он сразу потерял к нему интерес. Смотреть, как тварь подыхает в страшных мучениях, киммерийцу вовсе не хотелось.
Он подошел к Олвине и, не обращая внимания на протесты и заверения девушки, что с ней все в порядке, принялся внимательно осматривать ее ногу. Лодыжка распухла и покрылась волдырями. Это было очень плохо. Конан задумался. Он не знал, как долго будет действовать яд твари, но было ясно, что друзьям его, не только Олвине, хотя в особенности ей, нужен отдых. И не имело никакого значения то, что сам он привык выносить и не такое.
Конечно, овальный зал был не лучшим местом для привала: случись что, они окажутся загнанными в тупик. С другой стороны, прочие обитатели подземелий вряд ли скоро узнают, что вместо хищных лиан здесь расположились люди. Значит, какое-то время для отдыха у них есть, и этим нужно воспользоваться. Несмотря на непрекращавшиеся протесты девушки, Конан уложил ее на своем плаще. Сам он остался дежурить первым, за ним следовала очередь Калима, на которого он мог положиться. Третьим предстояло сторожить сон своих товарищей Бергону.
Позже, передав дежурство Калиму, Конан с наслаждением окунулся в нежные объятия сна…
…Туманная мгла, ласково обволакивавшая его тело, постепенно рассеивалась. Прохладный ветерок тронул разгоряченное лицо киммерийца, частично разогнав полупрозрачную муть, и он начал различать неясные тени, маячившие впереди. Что-то слева от него коротко свистнуло, издав очень знакомый звук, и где-то справа за туманной пеленой раздался исполненный боли девичий крик, заставивший сердце киммерийца забиться в бешеном ритме.
Внезапно память его словно пронзила молния, воскресив неясные образы пережитого когда-то. Он начал мучительно вспоминать, что нечто подобное видел совсем недавно, но что это было и когда – припомнить никак не мог. Все казалось удивительно знакомым: и свист тетивы, и этот наполненный болью крик, но что они для него значили, оставалось за границами воспоминаний. И тут же, словно в насмешку над ним, неизвестно откуда пришла уверенность, что происходит нечто необыкновенно важное для него и в то же время трагическое, но что?
Ему бы одним глазом увидеть происходящее, и он непременно вспомнит!.. Но вместо людей – одни неясные тени, а из звуков – лишь свист тетивы, вытягивающий душу крик боли, полурык-полуплач, порожденный бессилием, от которого хочется локти кусать, отвратительный хруст, с которым лопается череп, разбрызгивая вокруг мозги, злой хохот, вновь свист тетивы и опять крик боли и отчаяния, а голос знаком, и не вспомнить его…
… Неясный шорох послышался за спиной, и изрядно поредевшая дымка перед глазами мгновенно сгустилась, поглотив туманные фигуры, обещавшие вот-вот превратиться в людей. Конан открыл глаза, сразу поняв, что это был сон, но тут же переключился на окружающую его явь. По давнишней привычке, не раз спасавшей ему жизнь, он даже не пошевелился, первым делом попытавшись разобраться в ощущениях. В тот же миг Калим тихонько потряс его за плечо.
– Тут кто-то бродит в темноте,– зашептал он,– и Бергона я не вижу.
Но киммериец уже открыл глаза, и его цепкий взгляд шарил по погрузившимся во тьму стенам зала. Приподнявшись на локте, Олвина тревожно озиралась. Единственный горевший факел растягивал последние мгновения жизни, нещадно чадя и плюясь красноватыми искрами, оставлявшими за собой длинные дымные следы.
– По-моему, шуршание доносилось из коридора,– прошептала девушка.
– Больше неоткуда,– согласился Конан.
Он быстро зажег новый факел и помчался в коридор. Рядом бежал Калим.
– Почему он не позвал?– на ходу спросил зингарец.
– Потому что не успел!– так же коротко ответил киммериец.
Они пробежали всего пару десятков шагов, когда впереди показалось темное пятно, и Конан перешел на быстрый шаг: ни к чему так вот безоглядно бросаться на неизвестного противника, который сумел совершенно бесшумно одолеть их товарища.
Дыхание его мгновенно успокоилось, словно и не было этого пусть и короткого, но стремительного броска. Шаг северянина остался таким же быстрым и бесшумным, каким был вначале. Тварь двигалась явно медленнее преследователей, и очень скоро они поняли почему, правда, от зрелища этого волосы встали дыбом на голове зингарца, а киммериец невольно тряхнул головой, словно надеясь, что это всего лишь наваждение. Огромный, чуть ли не по пояс Конану, белый паук тащил за собой белоснежный кокон, с одной стороны которого торчала голова Бергона, а с другой – его ноги. Оказавшись на свету, паук мгновенно развернулся к своим новым противникам, явно не собираясь просто так расставаться с законной добычей, и уставился на них полудюжиной злобных красных глаз.
Движения его были невообразимо стремительны, но выставленный вперед меч Конана оказался для нападающего непреодолимым препятствием, один раз ткнувшись в которое, он уже не спешил повторить попытку. Пока паук соображал, как ему быть дальше, Калим осторожно обошел его, защищаясь мечом, и как только оказался сзади, паук лишился мохнатой лапы. Он в ярости заскрежетал черными жвалами, с которых капала ядовитая желтая слизь, и прыжком развернулся к обидчику, но Конан только этого и ждал. Он повторил удачный маневр зингарца, и тварь, лишившись уже двух лап и неловко закружившись на месте, вскоре оказалась обезноженной. Конан рассек ее поганое тело надвое, и они занялись Бергоном.
Распороть кокон оказалось делом нехитрым, но никакими стараниями им не удалось привести юношу в сознание. Левое бедро было прокушено клыками, впрыснутый яд лишил заморийца чувств, и сколько продлится такое состояние, можно было только гадать. Оставалось лишь надеяться, что действие яда гигантского паука не отличается от действия яда его меньших собратьев. Калим с Конаном оттащили парня в овальный зал, где их ждала встревоженная не на шутку девушка.
Было видно, что во время их отсутствия Олвина пыталась встать и пойти за ними, да не смогла. После кратковременного отдыха нога ее не только не пришла в норму, но распухла еще больше и болела теперь даже сильнее, чем прежде.
– Что с ним?– спросила она, увидев, как Конан с Калимом укладывают бесчувственное тело зингарца на его плащ, расстеленный у стены.
– То же, что и с тобой,– проворчал киммериец, усаживаясь рядом с девушкой.– Плохи наши дела,– подумав, добавил он.
Молчаливый Калим не произнес ни слова, лишь кивнул в знак согласия.
– Похоже, что здешние твари узнают обо всем случившемся гораздо быстрее, чем мы рассчитывали,– задумчиво произнес Конан, и Калим вновь кивнул, соглашаясь.– Сатха издохла,– продолжал вслух размышлять киммериец,– все тут же узнали об этом и повылезали из нор. В результате у нас уже двое раненых, которые теперь нуждаются в защите, а ведь нас тоже осталось только двое. Хоть я и не обладаю даром Бергона, но могу предсказать, что в следующей драке мы наверняка кого-нибудь потеряем.
– Что же делать?
Олвина с надеждой посмотрела на Конана. Она прекрасно понимала, что он и не думает упрекать ее, просто трезво оценивает положение, в которое все они попали. Первая победа над самым, казалось бы, грозным противником окрылила их, но две следующие встречи с обитателями подземелий хоть и закончились смертью монстров, но и их победителям не принесли радости. Быть может, для Конана и Калима было бы лучше, если бы мы погибли!» – с тоской подумала она. Видно, мысль эта столь явственно отразилась на лице девушки, что киммериец обнял ее за плечи, прижал к себе, и юная амазонка благодарно прильнула к его груди.
– Ну, это ты брось!– Он усмехнулся.– Смерть вот, пожалуй, единственное, чего уже нельзя исправить! Все остальное проходит рано или поздно.
Как раз в этот миг Бергон очнулся и с глухим стоном, больше походившим на мычание, попытался сесть. Калим подхватил его за руку и помог опереться спиной о стену, после чего достал флягу и влил в рот заморийца порцию вина. Это подействовало, и юноша обвел присутствующих мутным взглядом.
– Ты помнишь что-нибудь? – поинтересовался Калим.
Бергон сделал второй глоток и неопределенно замотал головой.
– Помню, что почувствовал опасность и подошел к самому выходу из коридора,– заплетающимся языком принялся объяснять он,– мне послышалось там какое-то шевеление. Потом перед глазами мелькнуло что-то белое… И все.
– Ладно.– Конан поморщился. Все эти разговоры были бессмысленны: все, что замориец мог запомнить, они знают и без него.– Сейчас-то как себя чувствуешь?
Тот вновь помотал головой.
– Как после крепкой пьянки… И нога побаливает,– пожаловался он.
– Идти сможешь?– спросил киммериец.
– Думаю, да,– ответил Бергон, но в голосе его не было привычной уверенности.
– Что ты задумал?– встревожилась Олвина.
– Что, что…– беззлобно проворчал Конан.– Уходить отсюда надо, вот что!
– Так, значит, все пропало? – огорчился замориец.
– Ну почему же пропало?– Северянин усмехнулся.– Вот отведем вас с Олвиной наверх, и можно будет вернуться обратно, чтобы довершить начатое.
– Но вас же останется только двое! – в отчаянии выкрикнула девушка.
По ее мнению, этот безумный план больше походил на самоубийство, чем на попытку отыскать талисман.
– Я вернусь сюда, даже если останусь один!– отрезал киммериец, и Олвина перестала спорить.
Обратно возвращались не торопясь, ориентируясь по расставленным северянином меткам, которые в свете факелов горели алыми огнями. Конан невесело усмехнулся: все-таки пригодились. Как они видны в темноте, он проверять не стал: было не до этого. Киммериец поддерживал девушку, которая поначалу упрямо пыталась ступать на больную ногу. Правда, она быстро поняла, что на двух у нее получается еще медленней и перестала сопротивляться. Бергон довольно сносно передвигался, опираясь о плечо Калима. Так они и шли потихоньку, и прошли уже достаточно приличное расстояние, когда из бокового прохода им навстречу выскочили три существа, на первый взгляд показавшиеся людьми.
Заблуждение это длилось всего мгновение, потому что в следующий миг путники увидели, что у пришельцев по три глаза, расположенных в одну линию на oгромной башке, практически не имевшей шеи. Синюшная, бугристая, как у жабы, кожа покрывала тела, похожие на бочки. На руках и ногах красовались внушительных размеров когти, венчавшие пальцы.
Конан, не раздумывая, выхватил меч и, выставив его перед собой, замер в ожидании. Калим остановился в такой же позе шагах в десяти впереди. Поскольку Бергону идти было легче, они и двигались соответственно быстрее, так что теперь обе пары разделяло приличное расстояние.
Дальше события развивались стремительно и в то же время неправдоподобно глупо: если незнакомцы и обладали зачатками разума, то наверняка были совершенными дикарями. Видимо посчитав меч Конана простой палкой, трехглазый попытался размашистым быстрым ударом выбить его из рук киммерийца, но это привело лишь к тому, что ладонь его оказалась рассеченной надвое до самого запястья, и Конан понял, что теперь уже медлить не имеет смысла. Сделав резкий выпад, он снес трехглазую голову и, не дожидаясь, пока она упадет на землю, поддал по ней ногой. Разбрызгивая по стенам кровь, башка, кувыркаясь, полетела вперед и со смачным шлепком ткнула в спину противника Калима, который от этого удара с размаху налетел грудью на меч зингарца. Похоже, оставшийся в живых дикарь оказался самым сообразительным из троих, потому что, видя, как оборачивается дело, развернулся и благоразумно дал деру.
– Здорово это у тебя получилось,– ухмыльнулся, обычно молчаливый Калим, вытягивая меч из груди трупа.
– Мало чести. Эти двое совсем не ценили себя,– отмахнулся киммериец.– Нам нужно двигаться быстрее. Не все здесь так охотно бросаются грудью на меч.
Он поднял Олвину на руки, и они пошли к выходу. Теперь Конан и Калим шли рядом, лишь иногда останавливаясь, чтобы осмотреться и прислушаться.
– Ты хотела хорошее предсказание? – спросил вдруг ковылявший рядом с Конаном замориец, и Олвина с интересом посмотрела на него.– Скоро увидим солнце!
Глава пятая
В ШЕМ!
Вербар был доволен тем, что ему удалось найти достаточно благозвучный предлог и остаться в одиночестве наверху, а не идти вниз с остальными. Пожалуй, если бы потребовалось внятно объяснить истинную причину своего странного поступка на словах, он бы не смог этого сделать. Так… Что-то на уровне смутных, не передаваемых словами ощущений, которым он привык доверять, потому что никогда еще за его долгую жизнь они не подводили старого мага. Однако это были его собственные ощущения, а потому и убедительно они звучали лишь для него. Поняли бы его правильно остальные, он не знал и предпочел неправдоподобной правде вполне правдоподобно звучавшую ложь.
Размышляя о превратностях судьбы, которые заставляют порой лгать тем, к кому испытываешь искреннюю симпатию, он остановился у замшелого камня и подставил лицо свежему ветру, растрепавшему его седые волосы и бороду, напитывая свежестью тело. Он наслаждался видом бескрайнего синего неба, не в силах оторвать от него восторженного взгляда, и одновременно чувствовал, как четверка его молодые друзей идет по коридорам, камней которых никогда не касался благодатный свет Ока Митры. Он словно незримо присутствовал рядом, бестелесным призраком следовал за ушедшими вперед друзьями, искренне радуясь, что никакие опасности пока не встали у них на пути.
Больше того, Вербар ощущал настроение каждого из них, понимал, кто чего стоит.
Он с удовлетворением осознавал настороженную готовность к любой неожиданности короля Аквилонии, непонятно зачем оказавшегося в этой группе. Он открыто объявил, что пришел за Шаром Всевидения, но это ничего не объясняло, кроме одного: причина, толкнувшая его на столь опасное дело, была очень серьезной, но это ясно и так. Постоянно готовый ко всему, он, пожалуй, был самым надежным звеном короткой цепочки смельчаков, которые шли сейчас, быть может, навстречу смерти.
Старому магу нравилась и даже внушала уважение внутренняя собранность зингарца. Благородный Калим, безмолвно признававший превосходство киммерийца, отвагой вряд ли уступал своему товарищу и был, безусловно, надежным спутником, на которого всегда можно положиться.
Мысли старца с нежностью коснулись прекрасной Олвины. Он знал, что девушка слывет умелым бойцом и ее мастерству могут позавидовать многие мужчины, но…
При всех своих неоспоримых достоинствах она оставалась женщиной, и старый маг волновался за нее. К тому же он чувствовал любовь девушки к королю, а чувство это, равно способное толкнуть и на подвиг, и на глупость,– плохой советчик в опасном деле.
С теплотой подумал старец и о Бергоне, который хоть и был уже взрослым и сильным юношей, но, в сущности, оставался просто веселым и бесшабашным мальчишкой. Правда, он обладал полезным для них даром предвидения или, скорее, предчувствия, но дар этот был в нем еще не развит, и правильно пользоваться им замориец не умел.
Таким образом, мысленно оценив каждого, Вербар почувствовал в душе странное смятение, потому что пришел к неприятному для себя и, признаться, неожиданному выводу – единой команды не получилось. Не говоря уж о том, что она оказалась самой малочисленной из всех предыдущих, лишь двое из четверых действительно были сильными бойцами, способными хладнокровно идти к намеченной цели. Правда, двое эти стоили доброго десятка, но маг знал по опыту, что соотношение сил часто оказывается решающим и даже великий воин может быть бессильным перед огромной враждебно настроенной толпой.
Бергон и Олвина вызывали у старца сильную тревогу. В зависимости от ситуации эти двое могли совершить нечто из ряда вон выходящее, спасая остальных, но могли и подвести, сведя на нет старания Конана и Калима… И все-таки мага не покидала странная, противоречившая здравому смыслу уверенность в том, что эта группа – самая сильная из всех, уже пытавших счастья в заброшенном подземелье черного колдуна и встретивших ужасную смерть в его мрачных недрах.
Быть может, именно поэтому впервые в жизни он, несмотря на решительные протесты Велория, решился спуститься в подземелье сам. Зачем? Теперь он знал ответ и на этот вопрос – чтобы своей магией уравновесить возможный недостаток их силы. Увеличить… Едва эта мысль пришла ему в голову, как он почувствовал обжигающий душу стыд оттого, что стоит здесь, в то время, как они там подвергают свои жизни опасности. Он, маг, может сильно помочь им! Да что там может, он ведь и пришел сюда для этого! А сам стоит здесь и наслаждается синим небом и свежим ветром. Да что это с ним?!
«Не время!»
На этот раз предупреждение в его мозгу прозвучало совершенно четко, отдав словесный запрещающий приказ.
«Они еще не очистили путь!»
Вербар нахмурился, но тут же отбросил все сомнения. Происходило что-то непонятное, что-то пошло не так, и этот голос… Старец покачал головой. Как не походил он на неясные образы подсознания, мягко направлявшие его мысли и действия в нужное русло. Нет, так не пойдет! Он привык прислушиваться к советам, но не намерен выполнять приказы неизвестного, затеявшего с ним непонятную игру, какими бы ни были его мотивы! Тем более, когда его принуждают к действиям, идущим вразрез с совестью! А потому к Нергалу нерешительность! Не по-старчески бодро он бросился вслед за ушедшими, кляня себя за то, что ждал слишком долго.
Он шел легкой походкой и по меткам, оставленным Конаном на стенах, безошибочно определял нужное направление. Правой рукой Вербар опирался на дубовый посох, отполированный до блеска временем и руками мага. Посох несильно расширялся на верхнем конце с закрепленным на нем серебряным набалдашником, искусно отлитым в форме орлиной головы. Благодаря этому посох слегка походил на дубинку, которой можно было при случае оборониться от бродяг да деревенских собак, но которую вряд ли простой смертный мог бы назвать серьезным оружием. На самом же деле сила, заключенная в посохе, исписанном замысловатыми рунами, была велика. Для Вербара он был таким же оружием, как меч для Конана, с той лишь разницей, что киммериец свой клинок мог легко поменять, а посох мага был уникален, потому что на придание ему нужных свойств Вербар потратил едва ли не всю жизнь.
Никакого иного оружия, кроме ножа, который годился разве что для разделки мяса за обеденным столом, при нем не было. Впрочем, если бы он и взял с собой меч, то вряд ли сумел бы как следует им воспользоваться, но тут уж, как говорится, каждому свое. Оружием мага были его знания, накопленные за долгие годы, которые он потратил, овладевая искусством управления Силой,– на то, что среди людей принято называть магией или колдовством.
Итак, Вербар шел тем же путем, что и отважная четверка, все глубже проникая в недра подземелья, пока не добрался до небольшого продолговатого зала, где увидел труп Сатхи. В первое мгновение он невольно оцепенел, когда неожиданно наткнулся на огромную белую голову, в смертельном оскале обнажившую неправдоподобно огромные клыки, на концах которых застыли желтые ядовитые капли. Правда, он сразу понял, что проклятая тварь мертва, причем убили ее совсем недавно. Значит, кровь еще не успела свернуться. Это можно было считать удачей. Он вынул кинжал и, сделав аккуратный надрез, собрал в специально прихваченную емкость немного крови.
Тут Вербар остановился, раздумывая. Теперь его планы менялись, ведь он рассчитывал на долгие блуждания по лабиринту и не ожидал, что гигантская змея погибнет первой. Как и Конан, он считал, что именно Сатха сожрала незадачливого вора, а это означало, что нужно искать ее берлогу. Теперь, когда у него есть свежая кровь мертвого гада, сделать это будет не так уж и сложно. Главное, чтобы никто не помешал!
До сих пор он шел по подземелью, ни о чем, не заботясь, рассчитывая на то, что вовремя почувствует надвигающуюся угрозу и успеет принять необходимые меры, но больше рисковать не имел права. Он знал, что о смерти Сатхи мгновенно станет известно всем обитателям подземелий и гнусные твари, до сих пор прятавшиеся по отдаленным, недоступным ей уголкам, полезут из нор. Поэтому он сотворил защитное заклинание, и серебряное навершие посоха начало излучать слабое голубоватое сияние. Теперь, по крайней мере, на время, он мог чувствовать себя в относительной безопасности: если на него не станут беспрерывно нападать или не встретится чересчур крупный противник, беспокоиться ему не о чем. Позаботившись о себе, Вербар достал флакон, смазал клюв орлиной головы кровью змеи и произнес короткую фразу на не существующем ныне языке. Голубоватое сияние стало более темным, но маг знал: это означает лишь, что теперь посох сам приведет его в нужное место.
Вербар еще раз мысленно перебрал все известные ему факты. Итак, он защищен, и цель известна. Вроде бы ничего не забыто. Он в последний раз оглянулся на огромное мертвое тело и пошел вперед. Чуткие руки мага привычно улавливали малейшие дрожания посоха, и этого было достаточно, чтобы он без колебаний сворачивал, нисколько не сомневаясь, что идет в нужном направлении.
Вскоре старец увидел впереди мерцающее странным призрачным светом зеленоватое пятно, словно кто-то вымазал потолок светящейся краской. Подойдя ближе, он обнаружил, что это вовсе не краска, как он подумал сначала, а живое существо. Он ясно чувствовал это, хотя существо и оставалось неподвижным. Вблизи пятно уже не казалось бледно-зеленым. Оно переливалось, точно гигантская жемчужина, превращенная по чьей-то неведомой воле в жидкость.
Некоторое время Вербар с интересом наблюдал за существом, пытаясь понять, что же это такое. Крыса выскочила из-за угла и, едва не наткнувшись на его ноги, с пронзительным писком бросилась прочь. В тот же миг существо резко упало на нее, накрыв своим телом, точно куском материи. Послышался отчаянный визг. Крыса под «тканью» забилась, пытаясь выбраться, но неравная борьба длилась недолго. Через мгновение несчастная жертва затихла. Тоненький изломанный лучик, похожий на маленькую молнию, проскочил между существом и потолком, где оно только что сидело, и тварь прилепилась к прежнему своему месту. На полу остался лежать аккуратно обглоданный крысиный скелет.
Маг покачал головой и пошел дальше, но, как только приблизился к светящемуся существу, оно бросилась на него, видимо посчитав крысу лишь легкой закуской перед плотным обедом. Однако до человека она так и не добралась, а упала на магический купол, прикрывавший его сверху, и принялась ползать по его округлой невидимой поверхности, выискивая место, сквозь которое можно было бы пробраться внутрь. Туда, где пряталась еда.
Некоторое время Вербар с интересом следил за ее бесплодными попытками. Тварь медленно скользила у него над головой, щедро разбрызгивая разноцветные искры, словно всерьез рассчитывала прожечь в магической защите дыру. Наконец магу надоело это развлечение, и он слегка коснулся посохом центра радужной пленки. Тварь заверещала, чего маг совсем не ожидал, издавая звук, похожий на дребезжание стального листа. По краям ее появился дымок, тварь упала на пол и перестала шевелиться. Вербар склонился над ней. Существо уменьшилось в размерах и потеряло свой изумительный перламутровый цвет. Оно было явно мертво.
Вербар шел уже довольно долго, но серьезной опасности так и не встретил, лишь разная пакостная мелочь путалась у него под ногами, опрометчиво пытаясь нападать на мага, но всех он без труда извел прикосновениями своего посоха. Не успел старец порадоваться этому, как на него навалились трехглазые уроды, родственники тех, что напали на Конана с друзьями, с той лишь разницей, что теперь они действовали вшестером, а человек был один. Правда, Вербар ничего не знал об этом, но было ему от того ничуть не легче. Они в ярости кидались на мага, без устали атакуя его со всех сторон, пока не поняли, что преодолеть его магическую защиту им не по силам.
Когда они несколько поутихли, Вербар порадовался, считая, что все на этом и закончится. Однако вскоре он понял, что ошибался. Шестеро уродов встали в кружок и принялись перегукиваться, время от времени проверяя, не слишком ли далеко ушел старец, после чего поплелись за ним следом, явно не собираясь оставлять мага в покое.
Они тащились в некотором отдалении, но изредка, то один, то другой из них швырял в Вербара камень, чтобы проверить, действует ли еще защита. Столь разумное поведение оказалось настолько неожиданным, что в первое мгновение маг даже опешил, пока ему не пришла в голову другая, к сожалению, более печальная мысль – драки не избежать.
Это было очень плохо, ведь защита его и, в самом деле, невечна. Скоро она спадет и тогда ему придется драться. Быть может, даже в прямом смысле этого слова, используя магический посох вместо простой дубины. Конечно, в его посохе еще достаточно силы, но врагов много, и неизвестно еще, что ждет его дальше. А главное – сколько сил потребует такая борьба! И еще одна весьма неприятная мысль пришла ему на ум: не привлечет ли борьба еще кого-нибудь, кто окажется не прочь поживиться чужой плотью? В любом случае надо что-то делать.
Недолго раздумывая, он подошел к ближайшему дикарю, с интересом наблюдавшему за его действиями, и ткнул его посохом в средний глаз. Тот упал и начал корчиться, завывая от боли. Вербару пришлось коснуться его еще дважды, чтобы он окончательно затих. Маг хотел показать свою силу, надеясь, что от него отстанут, но просчитался. Правда, врагов стало на одного меньше, зато приятели погибшего урода просто озверели. Теперь они кидались на мага со всех сторон и, хотя пробиться к нему по-прежнему не могли, но не давали двигаться вперед.
Поневоле он свернул в один из боковых проходов и понемногу принялся отступать вглубь. Дикари продолжали кидаться на него, оттесняя все дальше, пока один из них, не рассчитав, не оступился и не полетел в зиявшую в полу черным пятном каверну, из которой вскоре донеслось довольное ворчание.
Едва это случилось, как оставшиеся в живых дикари бросились бежать: видно, то, что обитало на дне ямы, было им слишком хорошо знакомо. Вербар обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как из недр провала показалось нечто неопределенное, похожее на сгусток непроницаемой тьмы, не имевшее ничего, кроме пары огромных зеленых глаз, зло уставившихся на него.
Что это было, старец не знал, но отчего-то ему казалось, что такая тварь способна заглотить его вместе с его магической защитой и посохом, и неизвестно еще, сумеет ли он выбраться из ее поганого чрева, когда убьет. Он не стал медлить и поспешил обратно, в главный тоннель.
Дикарей уже и след простыл. Вербар невольно подумал: а не пытались ли они принести его в жертву своему темному божеству, обитавшему в колодце? Жертва не удалась, то есть на ее месте оказался свой. Не потому ли его оставили в покое? Впрочем, подобный оборот его вполне устраивал. Теперь маг шел не останавливаясь.
Он постоянно слышал какие-то звуки: то неприятное хлюпанье, то визг заживо пожираемого существа, то угрожающее шипение. Иногда из тьмы бокового коридора на него просто смотрели светившиеся злостью глаза. Что мешало чудовищам выбраться и напасть на одинокого чужака? Этого Вербар не знал, и знать не желал.
Постепенно проход обрел ясно различимый уклон, который становился все круче, пока не стал напоминать скат, по которому Вербару совсем не хотелось спускаться. К счастью, именно в это мгновение посох в его руке дернулся в сторону ближайшего бокового ответвления. Старик свернул в него и сразу понял, что останавливало обитателей боковых проходов. Он приближался к логову Сатхи, и даже смерть ее не смогла побороть вековечный страх, глубоко угнездившийся в черных душах ее поганых сородичей.
В ответвлении, куда попал маг, воняло просто невыносимо, и старик едва удержался от инстинктивного желания повернуть обратно. Превозмогая отвращение и подступившую к горлу тошноту, старец заставил себя идти вперед. Через сотню шагов он добрался до довольно обширного зала, который и, в самом деле, оказался логовом гигантской змеи. Правая половина зала пустовала: как видно, чудовище здесь спало. У противоположной же стены высилась огромная гора смердящих отбросов.
Подойдя ближе, Вербар обнаружил, что гора состоит из непереваренных остатков трапез. Впрочем, то, что Сатха счастливо переварила, тоже валялось здесь. Куча кишела крысами. Вероятно, если бы не они, эта гора переполнила бы пещеру еще десятки, если не сотни лет назад.
Тут можно было увидеть куски одежды, кости, оружие, шкуры и прочие, порой совершенно неожиданные, вещи. Зато Вербар сразу почувствовал, что амулет находится именно в этой груде невыносимо воняющего мусора. От радости он вздохнул с облегчением, но слишком глубоко, и его едва не стошнило. Глаза заслезились, маг закашлялся, понемногу приходя в себя. Восстановив через некоторое время дыхание, он опустил веки и сосредоточился, магическим зрением просматривая содержимое гниющей помойки.
Вербар изо всех сил старался не отвлекаться на царившую здесь гнусную вонь, но ничего с собой поделать не мог: куча дерьма – не букет сирени. Тут и магия бессильна. Раз за разом он отрывался от своего дела, чтобы встряхнуться и вытолкнуть из ноздрей гнусный смрад. И все-таки прошло не слишком много времени, а амулет уже лежал у него на ладони, и у Вербара не возникло ни малейшего сомнения, что это именно то, зачем он пришел.
Он завернул амулет в чистую тряпицу, сунул за пазуху и направился к выходу. Ему не хотелось оставаться здесь ни одного лишнего мгновения, но судьба распорядилась иначе. Из хода, который вел в логово Сатхи, донеслись мокрые шлепки, словно кто-то шел, небрежно расплескивая из ведер воду. Это могло означать только одно: самое смелое чудище сумело преодолеть страх.
Маг замер, наклонив вперед посох. Из коридора появилась ушастая жаба величиной с крупного пса. Бойко подскакав к Вербару, она выкинула длиннющий язык и обхватила им ногу старца, который только теперь с ужасом вспомнил, что сам снял защитный купол, чтобы он не мешал магическим зрением искать в зловонной куче амулет. Впрочем, страх не помешал магу ударить жабу посохом по голове. Уродина завалилась на спину, даже не втянув обратно длинный, не меньше четырех локтей, язык, похожий на застиранную тряпку.