Текст книги "Клятва, которую мы даем (ЛП)"
Автор книги: Монти Джей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
Мое сердце разрывается. То, что от него осталось, разбивается вдребезги.
Я люблю этого мужчину. Я люблю его, и это пугает меня. Я люблю его, и это единственная причина, по которой я знаю, что должна уйти от него.
Сайлас оставляет меня дома после того, как мы приводим себя в порядок. Отдавая честь свадебным богам, он проведет ночь с парнями на мальчишнике, оставляя меня наедине с сестрой готовиться к завтрашнему дню.
Оставляя меня делать выбор, за который, я надеюсь, он когда-нибудь простит меня. Когда у него будет время и возможность понять, почему я так поступила. Что принять это решение мне было не легко, и это было ради него. Ради тех, кого он любит.
Я не могла подвергать риску его и этих людей. Не ради себя. Я этого не стоила. Как бы Сайлас ни пытался убедить меня в обратном.
Наступает ночь, и моя сестра засыпает. Я сижу одна, слушая гудки телефонного номера, по которому никогда не хотела звонить.
– Вот и ты, Цирцея. Я ждал тебя.
33. РАЗЛУЧИТЕ НАС
Сайлас
Когда вы должны понять, что женщина, на которой вы женитесь, не придет?
Как долго вы стоите в конце прохода, ожидая, пока не убеждаетесь, что она оставила вас на произвол судьбы?
Возможно, если бы я не знал Коралину, я бы ждал дольше, но в тот момент, когда я подошел к священнику, готовому нас обвенчать, я понял, что что-то не так. Я чувствовал это всем своим существом, как предчувствие чего-то дурного.
– Где, черт возьми, моя жена?
Девочки смотрят на меня с беспокойством на лицах.
– Она должна была встретиться с нами здесь, чтобы подготовиться, но она не отвечает на звонки, и мы ничего не слышали от нее со вчерашнего вечера, – говорит Лира, она одета в красновато-оранжевое платье в тон цветам, украшающим внутреннюю часть часовни.
Я потираю челюсть, пробивая кулаком стену позади себя, потому что, черт бы ее побрал.
Я знал, что не должен был рассказывать ей о том, что запланировал Стивен, знал, что должен был оставить ее упрямую задницу в неведении, но не мог так поступить с ней. Умолчать – это все равно солгать, и она никогда бы не простила меня за сокрытие правды от нее, не после всех тех секретов, которыми мы делились. Не после того, как я пообещал, что она будет хранителем моих секретов.
– Ее телефон продолжает переключаться на голосовую почту, – бормочет Сэйдж, глядя на экран, как будто в нем есть ответы.
– Куда она могла пойти? Почему она просто…
– Потому что она не хочет, чтобы мы ее нашли. Потому что она сделала что-то чертовски глупое, – я прерываю Лиру, как раз когда дверь в раздевалку для девочек распахивается.
– Ее нет нигде, ни в церкви, ни дома, – Рук хмурится, его некогда отглаженный костюм теперь весь мятый после поисков.
Лучше бы я не знал Коралину так хорошо.
Жаль, что я не знал, что она собирается это сделать, жаль, что я оставил ее одну прошлой ночью. Я хочу забыться в этот момент, потому что, возможно, незнание принесло бы мне больше покоя, чем знание. Я прижимаю пальцы к глазам, тяжело вздыхая.
– Она ушла к Стивену, – я произношу эти слова, хотя они кажутся мне отравленными на вкус. Страх и ярость создают ядовитую кислоту в моем желудке, потому что она упрямая, но я также знаю, что сейчас она напугана. Напугана и без меня. Напугана и чертовски одинока, когда в этом нет необходимости.
В комнате царит атмосфера стресса и паники. Все пытаются придумать, как ее найти.
Вот что хорошо в знакомстве с Коралиной Уиттакер.
Я знал, что она рискнет улететь, с того момента, как встретил ее, и знал, что, когда расскажу ей о Стивене и нашем плане, мне понадобится страховка. Поэтому, хотя кольца для сосков, которые я ей подарил, были безобидными, в них также был микрочип.
– Черт возьми! – бормочу я, глядя на ее точное местоположение.
– Что? Где она?
– Я дам вам одну гребаную подсказку.
Коралина
Во мне нет страха.
Когда я смотрю через всю комнату на человека, который разносит в клочья то, что осталось от его кабинета, я ничего не чувствую. Несмотря на то, что хомуты впиваются в кожу моих запястий, я его не боюсь. Стивен Синклер может физически дотронуться меня руками, но никогда больше не сможет прикоснуться ко мне. Не так, как в том подвале.
Раньше я не знала, кто я такая. У меня не было ни личности, ни чувства собственного достоинства. Стивен смог вылепить мой разум, надругаться над моим телом и превратить меня в свою маленькую идеальную куклу. Ему было легко сломать меня, разрушить мой разум и превратить его в свою игровую площадку.
Сейчас же? Я знала, кто я, и эта девушка никогда, никогда не будет принадлежать Стивену Синклеру. Как бы сильно он ни ранил меня физически, он никогда не получит меня. Никогда не получит ту, которой я являюсь с Сайласом Хоторном, которая навсегда будет принадлежать ему.
– Они забрали все, что бы ты ни искал, оно, черт возьми, давно уже исчезло, – говорю я, когда Стивен перекидывает ящик своего стола через плечо, и остатки вещей с грохотом падают на твердый деревянный пол.
Я прожила под этим кабинетом в Поместье Синклеров два года, и это был первый раз, когда я могу как следует рассмотреть его.
Мы заключили сделку, когда я позвонила. Я приезжаю к нему по доброй воле, а он покидает Пондероза Спрингс. И оставляет в покое всех, кто тут живет.
Это был честный обмен. Я в обмен на их свободу.
Волосы Стивена свисают за уши. Пряди спутанных, вьющихся волос колышутся, когда он переводит взгляд на меня. Его губы изгибаются в оскале, обнажая пожелтевшие зубы, глаза сужаются.
Тюрьма не была благосклонна к бывшему декану Холлоу Хайтс. Его некогда светлые волосы теперь потускнели и покрылись серыми пятнами. Зубы пожелтели от плохой гигиены, а кожа приобрела болезненный вид. Хорошо сшитый костюм, который он когда-то носил, истаскался. Он источал страдания, показывая, как сильно разлагается его внутренняя сущность.
– Нам нужны деньги, детка, – он отрывается от своих маниакальных поисков, – я должен быть в состоянии позаботиться о тебе.
К горлу подкатывает желчь. Он говорит со мной как с ребенком.
– Если бы ты позволил мне снять деньги с моего счета…
– Мне не нужны деньги твоего отца, Цирцея. Я мужчина, я знаю, как позаботиться о тебе.
Моя челюсть напрягается, коренные зубы скрежещут друг о друга. Он смотрит на меня с другой стороны стола, в его взгляде вспыхивает гнев.
– Я бы поторопилась, Стивен, – язвлю я. – Каждая секунда, проведенная в Пондероза Спрингс, делает Сайласа на шаг ближе. Не говори потом, что я тебя не предупреждала.
– Ты думаешь, он станет твоим рыцарем в сияющих доспехах, Коралина? – он усмехается, и его смех, кажется, сотрясает воздух. – Ты ничего для него не значишь. Ты просто средство достижения цели для Хоторна.
Я ухмыляюсь, закатывая глаза:
– И что, Стивен? Я что-то значу для тебя. Я твоя особенная девушка.
Он швыряет бумаги и направляется к стулу, к которому привязал меня. Я шиплю, когда он хватает меня за волосы, больно дергает мою голову вверх, глядя на меня сверху вниз, словно я ниже его.
В нос ударяет его знакомый запах.
– Ты моя, Цирцея. Ты любила меня однажды, ты полюбишь меня снова. Я бы рекомендовал тебе забыть о Сайласе, так тебе будет намного легче.
Я никогда не любила его. Не совсем. Мой разум делал то, что было необходимо, чтобы выжить в той пытке. Я прикидывалась мертвой, как опоссум на дороге, пытающийся избежать смерти от браконьеров. Я приспособилась и делала то, что мне было нужно, чтобы выжить.
В том подвале не было любви.
Слюна скапливается у меня во рту, прежде чем я выплевываю ее ему в лицо.
– Иди на хуй.
Я ожидала, что он нанесет удар, ожидала ощутить металлический привкус во рту, прежде чем он заполнит мое горло. Моя губа запульсировала от пощечины. До боли знакомо. Жестокое обращение Стивена было похоже на то, как если бы ты вошел в дом своего детства, ты помнил его, знал его секреты и никогда не смог бы сбежать оттуда. Это навсегда часть тебя.
Я уже пережила его однажды и смогу сделать это снова. Даже если нет, я знала, что о Лилак позаботятся, а Сайлас будет в безопасности.
Теперь все закончится для всех. Они смогут быть свободными и счастливыми. Избавиться от цепей, которыми Стивен Синклер обмотал всех нас. Наконец-то все они могли двигаться к светлому будущему, и это оправдывало всю боль.
Он хватает меня за лицо, удерживая на месте:
– Мне снова придется учить тебя, как себя вести, Коралина?
Я обнажаю зубы в оскале, показывая кровь во рту:
– Я не та девушка, которую ты оставил гнить в том подвале, Стивен. На этот раз тебе меня не сломить.
Другая рука врезается мне в челюсть, кость на щеке пульсирует от боли. Слезы жгут уголки моих глаз от силы удара. Возможно, если бы я разозлила его достаточно сильно, подтолкнула достаточно далеко, он бы быстро покончил с этим для нас обоих.
Он замахивается, чтобы ударить меня снова, но этого не происходит.
За дверью раздаются удары.
Один, второй, на третий деревянные щепки разлетаются. Дверь полностью слетает с петель, когда Сайлас врывается внутрь.
Я вздрагиваю от исходящей от него волнами чистой силы, когда он входит в комнату, только что выломав дверь.
Стивен пятится от меня как раз в тот момент, когда Сайлас бросает взгляд в мою сторону. Он смотрит на меня всего секунду, прежде чем броситься на Стивена, как дикий хищник.
У меня внутри все переворачивается, когда Стивен пытается дотянуться до пистолета, лежащего на его столе, но он недостаточно быстрый. Как только он обхватывает рукоятку, большая ладонь Сайласа обрушивается на нее сверху.
Резким движением он хватает Стивена за руку, а затем ударяет ею о стол. До моего слуха доносится хруст кости, когда он повторяет процесс, пока пистолет не падает на пол, а кости в руке Стивена не раздробляются.
– Говорят, что использование оружия устраняет личный аспект убийства, – спокойно говорит Сайлас. – Это личное.
Хотя Стивен заметно боится, но с трудом сдерживает смех.
– Остальные три пса не хотят играть? – он бормочет, пытаясь вырваться из хватки Сайласа. Сайлас одним движением хватает его за шею и с силой швыряет на стол.
Его глаза сверкают от ярости:
– Сегодня никаких игр. На этом мы с тобой заканчиваем.
– Это никогда не закончится, – Стивен хрипит, задыхаясь, а Сайлас все крепче сжимает его горло, обеими руками вырывая воздух из легких. – Ты не сможешь убить память обо мне. Я буду жить в ней вечно.
– Смотри на меня.
Вены на руках Сайласа вздуваются, а хватка становится все крепче. Лицо Стивена приобретает неприятный оттенок темно-фиолетового. Каждый вдох становится борьбой, хватка за жизнь, которой он не заслуживает.
Два длинных года я представляла, как это будет выглядеть. Желала увидеть, как умирает Стивен, как тускнеет свет в его глазах и бледнеет его лицо. Это был мой утешительный сон на тонком матрасе в подвале.
Я никогда не ожидала, что он умрет от руки человека, которого я люблю.
– Посмотри на нее, я хочу, чтобы ты запомнил ее лицо и знал, что проведешь вечность в аду, расплачиваясь за то, что ты с ней сделал, – тихо шепчет Сайлас. – Если бы я мог убить тебя дважды. Я бы это сделал.
Я наблюдаю, как жизнь покидает Стивена, страх отражается на его лице, когда он судорожно старается сделать глоток воздуха. Часть меня хочет отвернуться, чтобы оградить себя от насилия, но я не могу.
Сайлас полностью завладел моим вниманием.
Я была свидетелем того, как он взвалил на свои плечи бремя вины, которая никогда не являлась его, наблюдала, как он молча страдал, слишком боясь сказать правду. Но в этот момент, когда человек, который чуть не разрушил его жизнь, испускает последний вздох, я кое-что вижу в Сайласе.
Ту тьму в нем, которая пугает других. Но не меня.
Он убивает не ради удовольствия или мести, а ради справедливости. Чтобы покончить с этим.
Смерть входит в комнату с холодными руками, она наполняет воздух, и тело Стивена Синклера, наконец, обмякает.
***
Запах горящей плоти едкий. В нем есть нотки кислого пота, вонь сточных вод.
Он въелся в ткань моего свадебного платья за семь тысяч долларов. Полагаю, стойкий запах – наименьшая из моих проблем, учитывая состояние ткани.
Порванная, заляпанная грязью, забрызганная кровью.
Это было уже не белое платье, знаменующее начало любовного союза, а прощальное одеяние, символизирующее конец романа ужасов, между страницами которого я провела несколько лет.
С каждым потрескивающим угольком, вылетающим из глубокой ямы в земле, приходит чувство облегчения. Я чувствую, как внутри меня снимаются еще одни оковы.
У меня впереди годы исцеления, это только начало моего нелегкого пути, но впервые с тех пор, как меня похитили, прутья моей золотой клетки расплавились, и, как бы ужасен ни был запах обгоревшей кожи, он пахнет свободой. Моей свободой.
– И что теперь? – Рук первым нарушает тишину, оглядываясь на Сэйдж, которую он притягивает к себе.
То, как Рук Ван Дорен смотрит на Сэйдж Донахью, – это произведение искусства. Как в «Сотворении Адама», только глаза в глаза. Пальцы, протянутые друг к другу, едва соприкасаются. Столько эмоций в таком простом жесте.
Все мы по разным причинам застряли в неверии. Освобождение для каждого из нас происходит по-разному. И все же Стивен Синклер, горящий на дне этой могилы, олицетворяет собой нашу тюрьму.
Один человек, связывающий всех нас. Один человек, который умер и освободил каждого из нас.
– «У Тилли?» – бормочет Лира, раскачиваясь взад-вперед на каблуках. – Мы не ели на банкете.
Отблески огня падают на наши лица, и именно Брайар смеется первой. Думаю, я не могу сказать наверняка, потому что, как только звук достигает моих ушей, с моих губ срывается собственный смех.
Мы все начинаем смеяться. И у каждого смех разный. Мужской и женский. Чистые человеческие эмоции в темноте ночи, которые жужжат громче, чем цикады на деревьях. От этого смеха у меня сводит живот, болят ребра, и рука сама тянется к Сайласу, чтобы держаться за него.
Тэтчер качает головой, нежно целует Лиру в макушку и бормочет себе под нос:
– Что же мне с тобой делать, маленькая мисс смерть?
Они были неожиданной парой, но что-то в них, похоже, сработало? Как мороженое и картофель фри. Одно было очень сладким, а другое – очень соленым. Но они уравновесили друг друга.
Точно так же, как Алистер в своей кожаной куртке излучал атмосферу «Иди на хуй, не разговаривай со мной», а Брайар – «Я очень милая, но мой грозный парень тебя ударит». Он был тенью, а она была светом. Одно без другого казалось неправильным.
Все они друг без друга чувствовали себя неправильными. Не в своей тарелке, и, наверное, так было и сейчас.
Я смотрю на Брайар, Сэйдж и Лиру, понимая в этот момент, что ненавижу Стивена Синклера, но какая-то часть меня благодарна за то, что я оказалась там. Они не вызывают у меня желания вновь пережить подвал, но оно того стоит.
Мы не были друзьями со старшей школы или братьями и сестрами, вынужденными заботиться друг о друге. Кровь и время, проведенное вместе, не имели никакого отношения к нашей связи.
Это была травма. Ужасное, отвратительное зло, которое будет жить с нами вечно, но которое и сплотило нас.
На пути боли мы встретили друг друга, схватились друг за друга и отказываемся отпускать.
Мы бы не встретились, если бы не боль. Мы бы не любили друг друга так отчаянно сильно, как мы любим, если бы не страх.
Мы крепко держимся друг за друга, потому что отказываемся терять это.
Мы знаем, что это редкое, хрупкое и всецело наше.
Я перевожу взгляд на Сайласа, обнаружив, что он уже смотрит на меня. Эта боль также привела меня к нему. Заставила наши пути пересечься, переплестись и соединиться. Пока мы не оказались здесь, вросшие в души друг друга, как два разорванных куска ткани.
Мы не подходили друг другу идеально, но мы подходим друг другу такими, какие мы есть.
Его большой палец проводит по моей разбитой нижней губе:
– Спроси меня, какой мой любимый цвет.
С тех пор как мы познакомились, он ни разу не отказался от меня. Никогда не видел во мне проклятую, испорченную вещь. Я планирую провести остаток своей жизни, чтобы отплатить ему за это. Неважно, насколько холодно у него в доме.
– Что смешного?
Чужой, но знакомый голос безжалостно напоминает нам, что Пондероза Спрингс – это гидра. С каждой отрубленной головой…
Вырастают две новые.
34. БЕЗГРАНИЧНЫЙ
Сайлас
Я поворачиваюсь первым, отодвигая Коралину за спину, но она быстро становится обратно, рядом со мной. Я люблю ее, но не в том настроении, чтобы терпеть ее упрямство.
Я не в том настроении, чтобы терять ее.
– Останься за моей спиной, – я говорю низким шепотом, и ее карие глаза сужаются. Она готова покачать головой, но я останавливаю ее. – Пожалуйста, Хекс.
Я не веду себя как альфа-самец. Я не говорю ей, что она не может защитить себя.
Я боюсь потерять ее.
Знакомый вкус наполняет мой рот, просачивается между зубами и заставляет мой желудок скручиваться.
Страх, ледяной холодный страх.
Я не могу ее потерять. Не могу. Не тогда, когда я только что ее обрел.
Истон Синклер стоит в темноте и, пошатываясь, крадется вперед. Пламя в здании позади нас отбрасывает мерцающий свет на его болезненное лицо. Он состоит из множества теней и шипящих оранжево-красных искр.
Он больше не тот парень, которого я помнил по юности, и даже не тот, из-за которого сорвалась моя вечеринка по случаю помолвки. Фиолетовые мешки под глазами и впалые скулы рассказывают тревожную историю о человеке, которого больше нет.
В его взгляде виден ущерб как физического, так и психического здоровья.
Он расстроен, истощен и держит в руках гребанный пистолет.
– Я думаю, разрушить мою жизнь было чертовски забавно для вас четверых, не так ли? – он чешет затылок о дуло пистолета, в его смехе слышится безумие. – Это запах гари от моего отца? Подождите, извините, отчима. Я все еще пытаюсь подобрать формулировку.
Нас больше, но это никак не успокаивает мое сердце, бьющееся о грудную клетку. Даже с пистолетом, засунутым в карман джинсов, одно движение – и он может пристрелить любого из нас, прежде чем я успею выстрелить.
Численность не имеет значения, когда кому-то нечего терять.
– Истон. Посмотри на меня.
Я хочу протянуть к нему руку, но Сэйдж делает пугающий шаг вперед, поднимая ладони, чтобы показать, что она не представляет угрозы, как, впрочем, и раньше.
– Теперь для всех нас все кончено. Тебе не обязательно…
– Заткнись.
В мгновение ока его эмоции переходят из состояния бреда в чистый гнев, и он взмахивает рукой в ее сторону, так что она оказывается прямо под дулом его пистолета.
Раздается общий вздох, когда Рук хватает ее за запястье, рывком прижимает к своей груди, а затем заводит себе за спину.
– Хочешь фунт плоти – возьми его у меня, – торгуется он, все еще держа запястье Сэйдж за спиной болезненным захватом. – Не впутывай ее в это дело.
Ясно, что, независимо от того, с какой целью Истон пришел сюда, он не уйдет, пока кто-то не истечет кровью. Что бы мы ему ни говорили, в его глазах есть выражение, которое говорит мне, что он слишком далеко зашел, чтобы его можно было оттащить от этого обрыва.
Он разбит вдребезги, и от Истона Синклера остались одни осколки. Это тот, с кем мы не знаем, как себя вести.
– Не впутывать ее в это? – он усмехается, звук рикошетом отражается от деревьев. – Что ты можешь предложить этой гребаной компании, Ван Дорен? Юмор? Потому что это точно не интеллект.
– Чего ты хочешь, мужик? Тебе нужны деньги? – спрашивает Алистер, пытаясь отвлечь его внимание от конкретного человека. Таким образом, если он выстрелит, то промахнется, если у него не будет определенной цели. – Мы можем дать деньги. Мы можем оказать тебе помощь.
– Помощь? Мне не нужна твоя помощь! – Истон – это бомба, которая тикает с каждой секундой, а у нас мало времени. – Почему я должен принимать твою помощь? Потому что у нас одна кровь? Да пошел ты! Да пошли вы все!
Его трясет от нахлынувшей ярости, пламя блестит в слезах. Независимо от его нынешнего состояния, он такая же жертва, как и мы. Иной оттенок серого морального цвета, только окрашенный в противоположный.
Он – наш злодей, как и мы для Пондероза Спрингс.
И хотя какая-то часть меня понимает его. Его гнев и обиду, но он также направляет оружие на людей, которых я люблю. Я не понимаю его настолько, чтобы пощадить его жизнь, если он сделает какую-нибудь глупость, например, выстрелит в одного из нас.
– Он не принадлежал тебе, чтобы убивать его, – он заикается, резко вытирая нос тыльной стороной ладони, пальцы дрожат вокруг оружия. – Это была не твоя месть. Вы даже не представляете, через что я прошел, что он заставил меня сделать, вы, гребаные идиоты. Он был моим завершающим шагом мести, а вы даже не позволили мне этого сделать!
– Ты прав, – я делаю шаг вперед, кивая головой, когда под ногами хрустят ветки. Пальцы Коралины впиваются в мой костюм, пытаясь удержать меня рядом, но я продолжаю идти.
Пока она не отпускает меня, а я стою впереди всех. Краем глаза я вижу, как Рук качает головой, но не хочет делать резких движений.
– Мы не знаем, что с тобой случилось, и никто не узнает, если ты не расскажешь об этом. Ты хочешь, чтобы мы узнали твою историю? Чтобы люди поняли, какой ты на самом деле? – спрашиваю я его, чувствуя, как потеют ладони. – Дай себе шанс рассказать, Синклер. Не будь им.
В воздухе повисает звенящая тишина, никто не двигается и не дышит, пока Истон пристально смотрит на меня.
В этом свете он больше похож на грустного мальчика, чем на мужчину, вышедшего на тропу войны. По крайней мере, он заслуживает шанса. Чтобы переписать свою историю, изменить финал.
Зло не рождается, его выбирают, и вы можете выбрать не принимать его.
– Просто убери пистолет…
– Ты отнял у меня все, – ворчит он, его сальные светлые волосы развеваются на ветру, мертвецко-голубые глаза не подают признаков жизни. – Ты забрал Сэйдж, – он направляет пистолет в ее сторону.
– Ты забрал мою фамилию, – он переводит оружие на Алистера.
– Ты забрал мою месть.
И в этот момент его взгляд останавливается на мне. Он глубоко вздыхает. Наклоняет голову, позволяя лунному свету подсвечивать слезы на его лице. Моя рука тянется к пистолету, находящемуся у меня за спиной, и позади меня раздается глухой звук шагов.
– А теперь я собираюсь кое-что у тебя забрать.
Иногда, как бы сильно мы ни хотели изменить финал, мы не можем.
Иногда конец – это просто конец.
Знакомый звук курка разносится по лесу.
Хотя это физически невозможно, время замедляется ровно настолько, чтобы я мог услышать тихий взрыв внутри оружия. Газ расширяется и загоняет пулю в ствол.
Забавно, как работает время.
Как оно замедляется, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Оно дает тебе возможность ощутить каждое движение этого момента. Дает тебе возможность запомнить каждую секунду, которая проходит в песочных часах.
– Поймайте его, черт возьми!
– Позовите на помощь.
Отдаленный звон бьет по ушам, в голове сумбур, а в груди – пылающее чувство.
Я опускаю взгляд, кладу руку на белую рубашку, застегнутую на пуговицы, и, когда отвожу ее, замечаю, что ладонь окрашивается в малиновый цвет.
– Черт.
Земля как будто уходит из-под ног, словно я стою на едва наполненном водяном матрасе. Колени подгибаются, не желая больше держать мой вес, и порыв воздуха наполняет мою голову.
Руки обхватывают меня, и я чувствую под спиной прохладную землю. Запах лаванды и меда, смешанный с порохом. Меня тошнит от этого запаха, когда к нему примешивается нечто столь жестокое.
– Сайлас. Нет, нет. Ты в порядке. Все в порядке.
– Черт, Коралина, он истекает кровью. Он истекает кровью!
– Тэтчер, отдай мне свою чертову куртку!
Надо мной мелькают руки. Сразу за этими бушующими ветвями сосны Пондероза расступаются ровно настолько, чтобы я мог увидеть ночное небо. Большинство людей не знают, что побережье Орегона – лучшее место, где можно увидеть Млечный путь. Никакие световые помехи не могут приглушить сияние звезд.
В моих ушах царит хаос, но во мне нет паники.
– Эй, посмотри на меня, пожалуйста.
Я медленно моргаю, глядя вверх. Волосы Коралины разметались по плечам и свисают мне на лицо. Я чувствую тепло ее коленей, когда она прижимает меня к своему животу.
– Ты такая теплая, малышка, – пытаюсь уловить ее прикосновения, ее запах, ее… – Ты чувствуешь, как мне чертовски холодно?
– Сайлас, не закрывай глаза. Смотри на меня. Вот так, просто смотри на меня, малыш, – она смотрит на меня сверху вниз, тяжелые слезы капают с ее лица на меня. Ее нежные руки обнимают мою голову, проводя по контурам моего лица.
В ее тоне звучит страх, паника, которую я не могу унять, потому что все вокруг оцепенело. Я едва чувствую свои пальцы, едва ощущаю, как моя трясущаяся рука поднимается, чтобы убрать прядь волос ей за ухо.
– Я мог бы смотреть на тебя вечно, Хекс, – шепчу я, и слова жалят меня в груди.
Я пытаюсь сделать глубокий вдох, но это чертовски больно. Как будто лезвия режут мои легкие изнутри. Я кашляю, захлебываясь слюной в горле.
Красные брызги попадают на белое платье Коралины, и с ее губ срывается рыдание, которое я чувствую, прижавшись к ней.
– Пожалуйста, держись, Сайлас. Я знаю, что это больно, но с тобой все будет в порядке. С нами все будет в порядке, хорошо? – ее голос звучит как подзарядка, тело дрожит, когда она крепче прижимает меня к себе. – Мы поедем домой. Ты и я, мы поедем домой. Ты должен посадить больше лаванды, ты должен, потому что я не знаю, как. Хорошо?
Из уголков моих глаз текут слезы, но не от боли, а от грусти, которую я давно не испытывал. Глубокая печаль, которая унимает боль в груди.
Я не думаю, что смогу вернуться домой.
Но я не могу сказать ей об этом. Не тогда, когда мир и так отнял у нее достаточно. Я не хочу, чтобы она теряла веру в надежду. В свое будущее и в свет, который ждет ее в конце этого туннеля.
Никто не заслуживает света, как Коралина. Никто не нуждается в нем больше.
Несколько лет назад все, чего я хотел, – это умереть.
Сейчас я чувствую, как мое сердцебиение замедляется.
Сейчас я умираю, и все, чего я хочу, – это провести с ней еще один день.
Всего лишь еще один день, чтобы я мог насладиться ее смехом, почувствовать ее прикосновения, ощутить ее любовь.
Еще одна чашка лавандового чая.
Еще одна ложка меда в моем кофе.
Еще один день.
– Коралина, – я кашляю, произнося ее имя, мои губы становятся влажными от металлического привкуса.
– Помоги мне! Пожалуйста!
– Эй, эй… Сайлас, я здесь, чувак. Просто держись. Помощь уже в пути. Держись, ладно? Нет, нет, не закрывай глаза…
Рук.
– Вы, ребята, не должны никому рассказывать, – губа Рука дрожит, кровь все еще течет по подбородку. – Вы должны пообещать.
Мои маленькие кулаки сжимаются, в свои одиннадцать лет я ростом 5 футов 1 дюйм, а иногда и 5 футов 2 дюйма, когда ношу определенную обувь, мои шансы выбить дерьмо из отца Рука были невелики.
Но я хотел этого.
Я хотел этого так сильно, что мне хотелось вылезти из собственной кожи. Мне было не по себе от того, сколько гнева переполняло мое тело.
Это Рук.
Он ворует мармеладных червей и требует больше пластырей, чем обычный ребенок, но это Рук, и он не заслуживает того, чтобы его били.
Только не он. Только не тогда, когда я знаю, какой он добрый.
Особенно его отец.
– Поклянитесь на мизинцах, – он ворчит, вытирая губу рукавом. Он делает мужественный вид, но у меня такое чувство, что мы не должны были узнать этот секрет.
Мы не должны были увидеть стыд на его лице. Если бы я знал, я бы не согласился прокатиться здесь на велосипедах. Я бы никогда не поставил его в неловкое положение, появившись и раскрыв секрет, который он скрывал бог знает сколько времени.
Я бы подождал, пока он не будет готов рассказать мне.
– Я нихрена не клянусь на мизинцах. Это глупо, – ворчит Алистер, темные волосы падают ему на глаза, он скрещивает руки на груди. – В следующий раз дай ему сдачи. Я показал тебе, как сжимать кулак.
– Тогда поклянись! – кричит Рук. – Вы, ребята, не понимаете. Вы должны поклясться, что будете держать язык за зубами. Или я настучу о том, кто подложил пауков в ящик с нижним бельем Дориана.
Технически, это были все мы. Алистер был просто тем, кто подкинул их.
Нам с Руком потребовалось несколько дней, чтобы найти столько длиннонлапых пауков, не говоря уже о том, что нам пришлось иметь дело с Тэтчером, жалующимся на грязь.
– Клятвы ничего не значат, если нечем клясться, – тихо говорю я, хотя Руку не нужно было меня просить. Каждый секрет, каждый страх, каждую мечту.
Я буду хранить их для него. Хранить для них.
– Я не буду клясться своей семьей, – Тэтчер тянется к одному из яблок, лежащих на кухне, и откусывает кусочек. – Это просто дурной вкус, и это было бы ложью.
– Тогда есть идеи получше, гений?
Он подходит к холодильнику, а я до сих пор не могу понять, как он не вспотел насквозь в своем свитере, пока ехал сюда на велосипеде. Дорога от его дома до Рука занимает целую вечность.
– В греческой мифологии Стикс – одна из рек подземного мира, – бормочет он, доставая пакет с замороженным горошком и протягивая его Руку, который тот берет, прикладывая к свой распухшей губе. – В «Илиаде» и Одиссее» Гомер говорил, что боги клялись водой Стикс, это их самая крепкая клятва.
– Тогда мы поклянемся на водах Стикс, – Рук быстро говорит, кивая головой. Я даже не уверен, что он знает, что это значит, но он слишком боится, что у нас не будет какой-то привязки, которая сохранит наше молчание.
– Подожди, —Алистер лезет в передний карман и достает черный маркер. Сначала он хватает меня за руку и дергает ее к себе, а затем рисует на ней дерьмовый круг с черепом внутри и словами вдоль внутреннего контура.
Сверху написано «Прими меня», а внизу – «паромщик Стикса».
– Что ты делаешь, не рисуй на мне, – Тэтчер пытается избежать его прикосновения, но Алистер с небольшим трудом заставляет его стоять на месте.
– Что это? – спрашиваю я, глядя на чернила и покрасневшую кожу вокруг рисунка.
– Обол Харона41, – он бормочет, держа во рту колпачок от маркера. – Чтобы оплатить наш путь через Стикс в загробный мир.
Я хмурюсь, когда он рисует то же самое на Руке, потом на себе.
– Вот.
– Что именно делает это дерьмо?
Он засовывает маркер обратно в карман джинсов, затем отвечает.
– Так мы найдем способ вернуться друг к другу, – он смотрит на каждого из нас, стиснув зубы. – Мы воруем. Мы горим. Мы истекаем кровью. Мы клянемся, что, несмотря ни на что, мы вернемся друг к другу, даже после смерти.
Это глупый рисунок. Глупая клятва, которую мы даем. Кто знает, где мы будем через двадцать лет? Возможно, завтра мы даже не будем знать друг друга.
– Ты читал «Илиаду» и «Одиссею»? Кто-нибудь еще знал, что Али умеет читать? – говорит Тэтчер.
– Я тебя, блядь, ударю, если ты еще раз меня так назовешь.
Я качаю головой, глядя на отметину на своей руке.
