Текст книги "Клятва, которую мы даем (ЛП)"

Автор книги: Монти Джей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

– Оох, черт…

– Это даже не пол овина меня, детка, – бормочет он со зловещим смешком, словно ему не терпится почувствовать, насколько плотно будет, когда он войдет. Я удивляюсь, как хорошо моя киска раскрывается для него, пропуская его пальцы внутрь тугого отверстия.

Рот Сайласа заменяет большой палец, горячий язык проводит по чувствительному пучку нервов, играя с ним, словно он уже точно знает, что мне нужно, чтобы достичь желаемой цели. У этого мужчины развратный рот; каждое прикосновение к нужному месту заставляет меня выгибаться дугой на кровати.

Я прижимаюсь бедрами к его лицу, встречая каждый толчок его пальцев, когда он вводит и выводит их из меня. Мои руки вцепились в его плечи, нуждаясь в чем-то, что заземлит меня, прежде чем я взлечу с этого проклятого матраса.

Когда кончики его пальцев касаются этого мягкого местечка внутри меня, я откидываю голову на подушку. Меня захлестывают возбуждающие ощущения, внутри живота сжимается тугая лента. Мои бедра опускаются на восхитительных кругах, которые он очерчивает вокруг моего клитора, с каждым разом погружая пальцы все глубже.

Стоны, исходящие от меня непроизвольны, вырываются из моего горла, как будто они предназначались только для Сайласа. Как будто они ждали только его. Только для его ушей.

– Ты так близко, детка. Давай, будь умницей и кончи для меня, – он зарывается лицом между моих бедер, вибрация от его голоса массирует мое влагалище. – Боже, я не могу дождаться, когда почувствую, как ты вот так сжимаешь мой член.

Непристойные звуки, которые его рот и пальцы издают у меня между ног, сводят меня с ума. Его язык впитывает каждую каплю влаги из моей киски, пока он трахает меня пальцами размеренными толчками. Я уже на грани, и когда его зубы скользят по моему клитору, причиняя ровно столько боли, сколько нужно для наслаждения, я срываюсь с места.

Мои мышцы напрягаются, глаза закрываются, прежде чем я кончаю с пронзительным стоном, впиваясь ногтями в его спину. Меня переполняет самодовольство от осознания того, что он покинет эту спальню с моей меткой.

Я опускаю на него взгляд, наблюдая, как он продолжает погружать оба пальца в мои тугие стенки, снова и снова ударяя в одно и то же место, отказываясь останавливаться, отказываясь позволять мне упасть с высоты моего оргазма.

– Кончи еще раз. Я знаю, ты этого хочешь. Ты можешь это сделать, малышка, – говорит он между поцелуями в мою киску, его темные глаза, полуприкрытые и дымчатые, поднимаются и смотрят на меня.

Я не верю его словам. Не верю, что смогу кончать несколько раз подряд, но когда третий палец проникает в меня и без того заполненную, я почти слепну от раскаленного добела восторга. То же самое потрясающее чувство зарождается у меня в животе гораздо быстрее, чем я когда-либо ожидала, и у меня нет времени предупредить его, прежде чем мое естество начинает биться в конвульсиях, бедра сжимаются вокруг его головы, а моя киска толкается к его рту.

– Черт, черт, черт! – я плачу, потому что он все еще не останавливается, хотя я дрожу в его объятиях от второго оргазма. – Сайлас, прекрати, о боже, пожалуйста!

Его, кажется, это не беспокоит, он просто прижимает мои бедра к кровати предплечьем одной руки. Облизывает между моих ног, проводит языком вверх и вниз по моей нежной киске, не оставляя мне другого выбора, кроме как лежать и принимать его, дрожа.

В глубине моего сознания плавает безопасное слово «красный», но я не могу заставить себя его использовать. Потому что я не думаю, что действительно хочу, чтобы он останавливался. Мое тело хочет большего, независимо от того, насколько я перевозбуждена. Еще одно посасывание клитора и он проявляет помилование и отпускает. Его челюсть и губы влажные. Мои конечности кажутся липкими, расплавленными и бесполезными, когда я пытаюсь глубже зарыться в кровать.

Затуманенные темные глаза впиваются в мое тело, распростертое только для него, полностью раскованное и отданное в его власть.

– Посмотри, какой беспорядок ты устроила, – он качает головой и щелкает языком, показывая мне, какие мокрые его пальцы. Он ухмыляется, прикусывая нижнюю губу, и подзывает мне к себе пальцем. – Иди сюда, приведи меня в порядок своим волшебным ртом.

Собрав все силы, я приподнимаюсь с матраса, руки дрожат от нахлынувшего удовольствия. Я не обращаю внимания на свои вялые конечности, отчаянно желая быть хорошей для него.

В этот момент, когда я не могу ни о чем думать, когда я всего лишь оголенный нерв, чувствующий все, я хочу быть всем, что ему нужно. То, чего он жаждет.

Я опираюсь на его плечи, чтобы удержаться в вертикальном положении, моя насквозь мокрая киска соприкасается с основанием его члена, когда я придвигаюсь ближе. От жара наших тел, прижатых друг к другу, по мне пробегает дрожь.

Мои губы встречаются с его губами, я ощущаю терпкий вкус своей влаги, вызывающий привыкание, которое я впитываю. Провожу языком по его небу, облизываю его, прежде чем отстраняюсь и перехожу к его челюсти.

Я убираю беспорядок, который оставила на его лице, проводя языком по его коже, собирая остатки моего оргазма. Его руки сжимают мои бедра, прижимая свою нижнюю половину тела к моей, позволяя мне почувствовать его твердый член, прижимающийся к моим мягким складочкам.

Хриплые стоны возле моего уха подстегивают меня приподнять бедра навстречу его медленным толчкам, крепче сжимая его затылок. Мышцы его шеи твердые и упругие, словно стальные тросы, продетые под плотью. Каждый дюйм его тела гладкий и ровный, каждая мышца идеально очерчена.

Когда трение становится слишком сильным, я целую его чуть ниже уха.

– Ты мне нужен, пожалуйста.

После небольшой паузы он обнимает меня и укладывает обратно на кровать. Его большое тело нависает надо мной, и на мгновение я чувствую, как бьется его сердце в моей груди.

Это волнующий, самый интимный момент, который когда-либо мог испытать человек, чувствовать, как сердце другого бьется рядом с твоим собственным.

Это просто секс. Это просто секс. Это…

Руки Сайласа скользят по моему животу, ладони обхватывают мои тяжелые груди. Проводя пальцами по металлу, пронзающему мои возбужденные соски, он играет с черными сердечками по обе стороны от соска – результата решения, принятого в тот момент, когда я накачивалась экстази в «Вербене», и сейчас я рада этому.

– Они чертовски вкусные, – бормочет он, прежде чем обрушивает на них свой теплый рот. – Я собираюсь засунуть свой член между этими мягкими сиськами и трахать их, пока не кончу на твое милое личико. Но не сегодня.

Я выгибаюсь навстречу его прикосновениям, в голове у меня становится легко, а тело молит о том, чтобы его пальцы не покидали его. Он не торопится, осыпая поцелуями мою грудь, прежде чем подняться на колени, снять рубашку и бросить ее на пол.

Его подтянутый живот напрягается, когда он обхватывает основание своего члена большой рукой. Несколько дюймов остаются обнаженными, из-за его кулака и мой рот наполняется слюной, пока он несколько раз проводит по себе, прежде чем направить головку в мою влажную сердцевину.

– Сегодня ночью я собираюсь кончить прямо сюда, прямо в эту тугую киску. Полностью тебя наполню и оставлю течь.

– Я согласна, – стону я, хмурю брови и смотрю на него, наблюдаю, как он водит своим членом вверх и вниз по губам моей киски. – Я чиста. Ты…

– Ты думаешь, я был бы так близок к тому, чтобы трахнуть тебя, если бы не был чист? – его взгляд смягчается, когда он склоняет голову. – Со мной ты в безопасности.

Раньше все было так интенсивно, с преобладанием желания, а теперь нет. Во мне все еще кипит похоть, но теперь это не просто секс, потому что моя грудь сжимается.

Эмоции переполняют меня, захлестывают.

Когда кончик его члена проскальзывает в меня, я паникую. Я чувствую, что слишком глубоко погружаюсь в него. Я могу хотеть его физически. Но я не могу обладать им эмоционально.

Я не могу так с ним поступить.

Я прижимаю руку к низу его живота, останавливая его движение, и смотрю на него сквозь влажные ресницы.

– Я разобью тебе сердце.

Он замирает, его челюсть подергивается.

– Ты впустишь меня в свое.

Слишком поздно, думаю я, прежде чем его слова и тело лишают меня воздуха. Его бедра подаются вперед, проталкиваясь сквозь мои плотные внутренние стенки, медленно наполняя меня, заставляя мою киску принимать его длину.

– Срань господня, – стону я, покачивая бедрами. – Черт, я такая полная.

– Ты не будешь полной, пока я полностью не войду в тебя.

Я даже не хочу смотреть на то, сколько еще ему предстоит пройти, прежде чем он полностью войдет в меня. Мое тело вжимается в матрас, я не уверена, что у меня хватит места для него.

Твердое тело Сайласа вжимается в меня все глубже, прохладный металл его «лестницы Джейкоба³⁷» касается моего влажного центра.

– Расслабься ради меня, Хекс, – одна из его ладоней перемещается с моих бедер, слегка надавливая на низ живота. – Расслабься и впусти меня. Позволь мне доставить тебе удовольствие, детка.

Мои бедра раздвигаются невероятно широко, глаза распахиваются, когда он проникает в меня еще на пару дюймов, а пирсинг в виде штанги трется об основание моей киски.

– О черт, о черт, – стону я бессвязно, – я не думаю… Боже, я не думаю, что смогу вместить еще.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, пытаясь дышать, пока он насаживает меня на свой член. Мне кажется, что он действительно делит меня пополам, намереваясь разорвать прямо надвое.

– Вот так. Это моя девочка. Всоси мой член в эту тугую киску, – стонет он, когда достигает пика, глядя вниз, туда, где соединяются наши тела, наблюдая за тем, как он терзает мою киску. – Посмотри на себя, Хекс. Принимаешь меня целиком, как хорошая девочка.

Он несколько раз двигается, давая привыкнуть к ощущению полноты. Позволяя мне прочувствовать каждый дюйм, прежде чем он начинает ускорять темп. Мое тело начинает двигаться ему навстречу, и от невероятного напряжения я поджимаю пальцы на ногах.

Я уже очень близко, и это не помогает, когда он начинает трахать меня по-настоящему, как и обещал. Сайлас Хоторн начинает разрушать меня. Внутри и снаружи.

Грубые, сильные толчки его бедер отправляют меня на орбиту. То, на сколько глубоко его член, заставляет меня пытаться отстраниться, но он не дает мне этого сделать. Нет, он хватает меня за бедра и возвращает на место, чтобы трахать меня так, как ему хочется.

– Блядь, Сайлас. Это уже слишком. Черт, ты у меня в животе, – я почти кричу, цепляясь за простыни под собой в поисках опоры, моя киска растянута до предела. Каждая жилка на его члене трется о мои чувствительные стенки, задевая что-то глубоко внутри меня, к чему никто раньше не прикасался.

Сайлас наклоняется к моему лицу и удерживает меня на месте, крепко сжимая мое горло. Длинные пальцы скользят по моей шее спереди, сдавливая ее, нащупывая кончиками пальцев мой пульс.

Он вонзается в меня толчками, от которых я вижу звезды, безжалостный к моему телу, когда он входит в меня полностью, позволяя мне почувствовать, как он погружается в меня до самого основания, прежде чем почти полностью выйти, только чтобы снова войти в меня.

Снова, и снова, и снова.

Изголовье врезается в стену от его темпа, кровать под нами сотрясается от силы, с которой он воздействует на мое тело.

– Ты такая чертовски мокрая. Такая чертовски тугая. Боже, ничто не ощущалось так хорошо, как ты, детка. Ты так охуенно меня принимаешь, – он опускает голову на мою грудь, втягивая сосок в рот. Экстаз наполняет мое существо, когда он выходит из меня, а затем подается бедрами вперед, двигаясь все быстрее и быстрее, использует свою хватку на моем горле, чтобы удерживать меня неподвижно, пока не кончит в меня.

– Так хорошо… – задыхаюсь я, выгибая спину. – Я собираюсь кончить снова, черт, Сайлас!

Наслаждение слишком велико. Я слишком заполнена. Я переполнена удовольствием настолько, что из уголков моих глаз текут слезы.

Сайлас одобрительно стонет, уткнувшись мне в кожу.

– Плач из-за меня, детка. Поплачь, потому что это так чертовски восхитительно, и ты знаешь, что ни один член не использует эту прелестную маленькую киску так, как я. Поплачь из-за меня.

Он снова становится на колени, обхватывает мои лодыжки руками, широко разводит мои ноги и заставляет мое тело двигаться ему навстречу, удар за ударом. Он врезается в мои стенки так, словно они были созданы специально для него, подстраивая мою киску под свой член, отказываясь выходить, пока я не стану идеальной для него.

– Я… Боже… – бормочу я бессвязно, мешанина слов и выражений, которую я никогда раньше не говорила.

– Ш-ш-ш, не разговаривай. Просто возьми это.

Я смотрю на него полуприкрытыми, затуманенными глазами, опускаю веки, наблюдая, как напрягаются мышцы его живота при каждом толчке, как блестит от пота его тело, как сосредоточенно нахмурены брови, как темные глаза сверлят меня хищным взглядом.

– Кончи для меня, Хекс. Намочи этот член, сожми меня.

Как будто мое тело просто ждало его команды, я чувствую, как сокращаются мои мышцы, спина выгибается над матрасом, и крик экстаза вырывается из моего горла. Яркие огни вспыхивают перед моими веками, когда я сотрясаюсь от хриплых стонов, охваченная стремительным потоком блаженства, которое на вкус как сладчайшая амброзия.

Именно так чувствовали себя боги, я уверена в этом.

Полная и абсолютная эйфория, как будто ничто не может их коснуться.

Я бьюсь в волнах, едва улавливая его хриплый голос надо мной, чувствуя лишь его толчки, не глубокие и быстрые.

– Скажи мне, куда я кончу сегодня ночью, – приказывает он, нависая надо мной в погоне за собственной разрядкой. – Скажи это, красавица.

– В мою киску, – бормочу я, вжимаясь в матрас под собой, позволяя мягкому материалу поглотить мое тщательно оттраханное тело. Мои внутренние стенки сокращаются, сжимаясь вокруг его члена, и я чувствую, как эти штанги трутся о кожу внутри меня.

Господи Иисусе, блядь. Как будто ему нужен был пирсинг с таким большим членом.

– Правильно, детка. Это все мое, все, блядь, мое, – стонет он, делая грубые, быстрые толчки, его бедра ударяются о мою липкую кожу, когда он теряет темп. – Черт, я собираюсь наполнить тебя. Собираюсь заполнить эту киску. Черт, черт…

Когда он кончает, изливая поток за потоком теплую сперму в меня, это восхитительный момент. На его обычно бесстрастном лице столько эмоций.

Брови нахмурены, зубы впиваются в нижнюю губу, голова откинута назад в удовольствии, пока он продолжает лениво кончать в меня, продвигая свою сперму глубоко внутрь.

У меня уже был секс раньше. До всего этого.

Я лишилась девственности на втором году средней школы с Йеном, но это было не то.

Я смогла полностью исключить свой разум из уравнения. Я заставила свою голову опустеть, и все, что я могла делать, – это чувствовать. Мое тело гудело, извивалось и поддавалось навстречу ему, бедра встречали его толчок за толчком. Я потерялась в вихре удовольствия, медленно тонула в омуте экстаза.

Не было страха. Не было воспоминаний.

Абсолютное, всепоглощающее блаженство окутывает мой разум и тело. Сайлас лучше любого экстази, который я когда-либо принимала. Ни один наркотик не сравнится с этим. Ничто плохое не может коснуться меня здесь. С ним.

Когда в темноте этой спальни раздается только наше тяжелое дыхание, мой желудок начинает сжиматься. Мои глаза наполняются слезами, и я понимаю, что нарушаю главное правило любовных отношений: не плакать после секса.

Но я ничего не могу с собой поделать, особенно когда знаю, что влюбляюсь в него.

Не в жестокой, грубой форме, когда кулаки ломают кости, а зубы прокусывают кожу, не так, как любовь ощущалась в прошлом. Не в том виде, в котором, по моим представлениям, любовь была до него.

– Коралина, – говорит Сайлас, смотрит на меня с тревогой в темных глазах. – Эй, поговори со мной. Ты все еще здесь, со мной?

Таким приторно-сладким, нежным голосом, что я, черт возьми, начинаю плакать.

Почему именно сейчас? Почему именно он?

Так много раз я молила о том, чтобы стать такой красивой, желанной женщиной, которая была бы милой и доброй. Ночами я падала на колени и молила любого бога, который мог бы меня выслушать, стать человеком, достойным настоящей любви.

Вместо этого мне сказали, что я проклята. Мне суждено было прожить только горькие ночи и мрачные рассветы. Вся моя жизнь была обречена на то, чтобы прожить ее под проклятием одной гребанной вещи – нелюбви.

Но Сайлас не торопится произносить мое имя, как будто это его любимое слово, которое он хочет произносить как можно медленнее. Он не торопится произносить его как дурное предзнаменование. Вместо этого он произносит его как пророчество, предназначенное только для него.

Сайлас не заставляет меня чувствовать себя проклятой.

Он заставляет меня чувствовать себя любимой.

– Почему ты не позволяешь мне спасти тебя от меня самой?

28. ПРОКЛЯТАЯ

Сайлас

Когда я возвращаюсь в спальню, Коралина закуталась в мою толстовку с капюшоном. Спрятанная под черной тканью, она сидит, прислонившись к изголовью кровати, подтянув колени к груди.

Отсюда она кажется такой маленькой, эта хрупкая, крошечная душа, и мне трудно поверить, что кто-то когда-либо боялся ее.

От теплой кружки в моих руках идет пар, когда я подхожу к ней. Штаны свободно свисают с моих бедер, когда я сажусь на край кровати, давая ей пространство, но протягивая чашку в ее сторону.

– Я не пью кофе, – бормочет она, вытирая лицо рукавом толстовки. Ее щеки покраснели, и она все еще плачет.

Не могу сказать, что это была та реакция, которую я хотел увидеть после нашего первого секса, но она непредсказуема. Это одно из многих качеств, которое мне в ней нравятся.

Каждый день чувствуется по-новому, и всегда есть, что открыть для себя.

– Это лавандовый чай, – я прочищаю горло. – Лилак говорила, что это единственное, что помогает тебе уснуть. Свежая лаванда, а не поддельное дерьмо. Это ее слова, не мои.

Она моргает затуманенными глазами, и мне приходится бороться с желанием протянуть руку и вытереть ее слезы. Единственный способ, которым я хочу ее утешить, – это последнее, что ей нужно.

Я хочу обнять ее, прикоснуться к ней, физически дать ей почувствовать себя в безопасности, но прикосновение – это спусковой крючок для Коралины. Трудно пройти этот путь, когда все, чего я хочу, – это прикоснуться к ней.

– Я думала, у тебя ее нет, – она неуверенно протягивает руку, забирает у меня кружку и прижимает ее к груди.

Я провожу рукой по шее, слегка почесывая ее.

– Я купил.

– Ты купил гребаную лаванду? Зачем?

Я сдерживаюсь от смеха, потому что именно этот вопрос задал Рук, когда я рассказал ему об этом. Я медленно киваю, подтверждая ее слова.

– Потому что она тебе нравится.

Когда же она поймет, что нет ничего, чего бы я для нее не сделал? Что если это то, чего она хочет, или это пойдет на пользу ее здоровью, я это сделаю. Я получу все, что угодно. Она хочет сад с лавандой? Я подарю ей два.

Она этого заслуживает.

– Это все фальшивка, Сайлас.

Как будто она пытается напомнить себе об этом, как будто она пытается заставить себя поверить в это, хотя я не думаю, что мы когда-либо притворялись. Я ни разу не притворялся с ней.

– Но это кажется настоящим, верно?

– Вот это меня и пугает, – она подносит чашку к губам, делает глоток и смотрит на меня поверх края, ее лицо скрыто капюшоном.

Я полностью поворачиваюсь, опуская одну ногу на пол.

– Почему ты так боишься причинить мне боль?

Наступает тишина, она смотрит мне в глаза, а я не могу ее прочитать. Я понятия не имею, что она хочет сказать. Ее пустой взгляд разбивает мне сердце: что бы ни заставило ее оттолкнуть меня, это пугает ее так сильно.

– Я знаю, что то, что я собираюсь тебе рассказать, покажется безумием. Как будто я все выдумала или все это только в моей голове, и, возможно, так оно и есть, но для меня это реально. Это вполне реально, и если я расскажу тебе… – она глубоко вдыхает, всхлипывая. – Когда я расскажу тебе, мне нужно, чтобы ты поверил мне, Сайлас. Пообещай, что не будешь заставлять меня чувствовать себя сумасшедшей.

Коралина понятия не имеет, насколько сильно я ее понимаю. Я отчаянно нуждаюсь в ком-то, ком угодно, кто подтвердит то, что происходит в моей голове. Она понятия не имеет, как далеко мне пришлось зайти, чтобы исказить правду, чтобы она соответствовала представлению других людей обо мне.

Что бы она ни сказала, я ей поверю, потому что знаю, как это больно, когда никто другой не верит.

– Я обещаю.

И этого достаточно. Моего обещания достаточно, чтобы она начала говорить. Я позволил ей впервые поделиться своей историей с тем, кто понимает, каково это – хранить тайну. Скрывать правду – значит нести ее на плечах, как столетнюю войну.

Это история, которая начинается с того, что, когда она была маленькой, она встретила на свадьбе мальчика, который подарил ей розу и был первым, кто сказал, что любит ее. История, которая закончилась тем, что мальчик погиб в автокатастрофе той же ночью.

Первая жертва проклятой.

– Я забыла о нем, как будто он ничего не значил, как будто он был всего лишь пятном в моей памяти. Я выросла и не вспоминала о нем до тех пор, пока не перешла в среднюю школу. Пока я не встретила парня по имени Райли.

Я хмурюсь, слушая, как она говорит. Я считаю, что задавать вопросы, когда людям есть что сказать, бесполезно. Если вы дадите другим возможность высказаться, они расскажут вам все, что вам нужно знать.

Коралине нужен был только надежный слушатель, которому она могла бы рассказать о своей печали, а остальное придет само.

– Мы встречались в шестом классе. У него была такая щель между зубов, что я думала, будто это самая милая вещь, которую я когда-либо видела. Он был похож на Джастина Бибера, – она смеется, как будто все еще видит его лицо в своем воображении. – В последний учебный день перед летними каникулами он поцеловал меня на лестнице. Это было быстро, мило, приятно. Все, что ты ожидаешь от первого поцелуя. Перед тем как уйти, он пробормотал «Я люблю тебя» так быстро, что я даже не успела сказать ему то же самое в ответ. Не могу вспомнить, имела ли я это в виду или нет. В тот вечер я несколько часов просидела у телефона, ожидая смс или звонка от него, но их так и не последовало. На следующее утро отец сообщил мне, что Райли утонул в соседском бассейне. Вот так просто он был, а потом его не стало.

Я смутно помню, как мальчик из нашего класса утонул, погиб в результате несчастного случая. Подобные вещи не остаются незамеченными в слухах. Я просто никогда не знал, что Коралина встречалась с ним.

Ее тихий плач переходят в рыдания, она отчаянно пытается вытереть слезы руками, плечи трясутся. Теперь, когда я уверен, что ее плач после секса был вызван не травмирующими воспоминаниями, я сокращаю дистанцию между нами.

Я беру у нее кружку с чаем и ставлю ее на тумбочку, прежде чем обнимаю ее. Я прислоняюсь спиной к изголовью кровати и сажаю ее такую маленькую себе на колени.

То ли она устала бороться со мной, то ли просто физически истощена сегодняшним днем, но она прижимается ко мне. Сдается, тает и опускает голову мне на грудь. Я позволяю ей найти убежище здесь, в моих объятиях.

– А потом Эммет, боже, Эммет… – она задыхается от слов, и мое сердце, блядь, разбивается вдребезги из-за нее.

Я прижимаю ее к своей груди, моя рука у нее на затылке, а другой рукой провожу вверх и вниз по спине, успокаивая ее. Мои губы прижимаются к ее макушке. Все, чего я хочу, – это защитить ее от этого, оградить от боли, потому что, черт возьми, больше никто не смог. Никто не позаботился о ней, и это одновременно раздражает и ломает меня.

– В 1997 году «Дип Блю» стал первым компьютером, победившим чемпиона мира по шахматам, – тихо говорю я, крепко прижимая ее к себе. – «Дип Блю» обменял слона и ладью на ферзя Гари Каспарова, пожертвовав конем, чтобы занять позицию на доске.

Коралина икает в моих объятиях, внимательно слушая, как я продолжаю.

– Это мой любимый матч всех времен, потому что у Каспарова был шанс. У него была выгодная позиция, но он сдался, впервые в своей карьере признав поражение. Когда его спросили об этом, он сказал, что потерял боевой дух.

Я чувствую, как Коралина слегка расслабляется, прижимаясь ко мне, и останавливаюсь, чтобы нежно поцеловать ее в висок, мой голос звучит нежнее, чем когда-либо.

– Нет поражения, если ты отказываешься проигрывать. Мы можем потерпеть поражение, только когда перестаем верить в себя, Коралина.

Она поворачивает голову и смотрит на меня снизу вверх, уткнувшись подбородком мне в грудь.

– Откуда ты так много знаешь о шахматах?

– Когда я был маленьким, я постоянно слушал шахматные матчи в наушниках. Это успокаивало меня, когда мне нужно было слишком много сказать, но не было места для разговоров.

Мы погружаемся в мой серый плед, прислушиваясь к дыханию друг друга. Приятно осознавать, что то, что приносило мне утешение в детстве, теперь может делать то же самое для нее.

Несколько минут мы сидим вот так, пока она не переводит дыхание и не продолжает говорить, заканчивая свой рассказ о своем давнем школьном парне Эммете, который покончил с собой сразу после того, как она с ним рассталась.

– Стивен был лишь подтверждением, единственным из них, смерти кому я действительно желала, а он выжил. Он всегда был так убежден, будто это моя вина, что я оказалась в его подвале. Что во мне было что-то такое, что превратило его в одержимого монстра, заставило его чувствовать, что он должен обладать мной, иначе он умрет.

– Вот почему он называет тебя Цирцеей, – выдыхаю я.

То, что когда-то было дурацкой шуткой, которую Реджина бросала ей в лицо, превратилось для нее в реальность. Коралина искренне верила, что она проклята. Что ее сглазили, чтобы погубить мужчин и мальчиков, которые решили полюбить ее.

Вот почему она так боится впустить меня, потому что боится причинить мне боль. Что само по себе говорит мне все, что мне нужно знать о Коралине. То, чего она даже в себе не замечает.

Она не жестокая и не злая.

Она готова прожить свою жизнь в одиночестве, если это означает, что она не причинит вреда другим людям.

– Если бы ты ценил свою жизнь, то перестал бы пытаться заставить меня влюбиться в тебя, – бормочет она, уткнувшись мне в грудь.

Я смеюсь, непривычный звук откуда-то из глубины моего горла. Звук, которым я не пользовался.

Ее глаза расширяются, и в них появляется немного больше света, чем раньше.

– Тебе следует больше смеяться, Сайлас. Почему ты так стараешься скрыть это?

– Я дал обещание одному человеку, которого поклялся защищать. Клятва, которой я придерживался очень долгое время, Хекс.

– Обещание молчать?

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки.

– Что-то вроде этого.

Это побуждает ее выпрямиться, она садится на меня, ее ноги по обе стороны от моего тела. Я кладу руки за голову, и чувствую тепло между ее бедер.

– Дай мне его.

– Дать тебе что? – я приподнимаю бровь, перевожу взгляд на ее обнаженные бедра.

– Не это, – она закатывает глаза, улыбаясь. – Я дала тебе слово быть хранителем твоих секретов. Ты дал клятву, хранил секрет. Теперь ты можешь отдать его мне.

– Это моя клятва, – честно говорю я. – Я не знаю, поверишь ли ты мне.

– Сайлас, – она наклоняет голову, и волосы выбиваются из-под капюшона. – Возможно, у меня плохо получается справляться с эмоциями и общением с людьми. Я понимаю это. Но одно я могу тебе пообещать: несмотря ни на что, я буду верить тебе. Твой голос – это звучание, которому я доверяю больше всего на свете.

Какое противоречие со всем, что я слышал за всю свою жизнь. Я не шутил, когда сказал, что не уверен, стоит ли рассказывать ей про мое обещание. Я не знаю, и я не могу спросить разрешения у этого человека, потому что он мертв.

Мне не нравится предполагать, чего бы хотела Розмари, потому что никто не знал ее так, как она сама. Но если бы мне пришлось угадывать? Коралина – это та, с кем она хотела бы, чтобы я поделился этим.

Единственный человек в моей жизни, который провел свои годы, изображая себя тем, кем он не является, живя в истории, созданной не собственным голосом.

Я почувствовал это в тот момент, когда увидел Коралину. Я понял, что в нас есть что-то такое, чего никто другой никогда не сможет понять.

Я смотрю на нее, понимая, как много ей стоило рассказать мне о своем прошлом. Поделиться этими своими чертами со мной. Вот почему она опасна для меня, не потому, что у нее плохой опыт общения с парнями, а потому, что я хочу разговаривать с ней.

Я хочу сделать шаг навстречу, посмотреть, ответит ли она мне взаимностью. Я чертовски устал нести это на своих плечах в одиночку. Устал от того, что мир видит во мне только одно, и не знает, кто я внутри.

И я знаю, что именно ей нужно знать правду, потому что сейчас, когда я сижу здесь и смотрю на нее, в моих костях нет ни унции страха. В моей голове нет того грохочущего «что, если», как это бывает с парнями. Я знаю, что когда я скажу то, что собираюсь сказать, она поверит.

Потому что это Коралина.

Я – тот голос, который ей нужен. Она – те уши, к которым я хочу обратиться.

– Я не шизофреник.

Ее глаза расширяются, но, к ее чести, она быстро приходит в себя. Это лучше, чем я ожидал от ее первоначальной реакции. Я чувствую себя так, словно во мне открылись шлюзы, и поток воды, который удерживался, начинает литься.

Она вытекает из меня, как кровь из разорванных вен.

– Когда мне было двенадцать, – я прочищаю горло. – Я несколько месяцев ходил к психиатру. Мои родители были напуганы тем, какой я замкнутый. Они думали, что общение с кем-то, кроме них, пойдет мне на пользу.

Даже спустя столько лет я вижу, как я, уменьшенная версия себя, прихожу на эти встречи, часами сижу на кожаном диване, играю в шахматы и разговариваю ни о чем.

Со мной все было в порядке. Я просто был тихим.

– Я закончил свой дневной сеанс и ждал, когда мама заберет меня, когда услышал плач девочки. Я подумал, что она может быть в беде, поэтому пошел на звук. Шел на него, пока не обнаружил, что мой врач издевается над маленькой девочкой, – я вздрагиваю, на секунду отводя взгляд от Коралины, вспоминая вспышки того, что я видел. – Я запаниковал и начал кричать. Я просто хотел помочь ей, привлечь чье-нибудь внимание, чтобы его остановили. Но в итоге я узнал, как далеко заходят мерзкие люди Пондероза Спрингс, чтобы скрыть свои секреты.

Я рассказываю Коралине о том, как они накачали меня успокоительным, и когда я очнулся в больнице, то слушал, как этот ублюдок-психотерапевт говорил моим родителям, что у них сын-шизофреник.

Ярость закипает в моих жилах, когда я вновь переживаю воспоминания о том моменте, ощущая горечь предательства на своих губах, когда я умолял их выслушать меня, двенадцатилетний ребенок, умоляющий своих родителей доверять ему.