Текст книги "Клятва, которую мы даем (ЛП)"

Автор книги: Монти Джей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Сейчас мне кажется, что это самый важный момент в моей жизни.

Неважно, куда мы пойдем и что случится, я буду помнить об этом. Я буду помнить, что у меня были друзья, которым в этот момент было не все равно, чтобы дать такую клятву.

Это хорошо.

Этого достаточно.

– На Стикс? – произношу я, и они отвечают в унисон.

– На Стикс.

Коралина плачет, и мне так хочется быть рядом, чтобы утешить ее.

Рук сделает это.

В голове звучит эхо.

Рук поможет ей справиться с горем, чтобы она не была одинока. Парни будут опираться друг на друга. Они будут заставлять друг друга двигаться вперед, потому что это то, что мы делаем. Мы движемся вперед.

– Я… я люблю тебя, – я задыхаюсь, невозможно холодно цепляясь за сознание, но сон – это песня, которую я не могу заглушить. У него сильные руки, и он затягивает меня в себя.

Коралина расплывается в тумане. Я не вижу ее лица и надеюсь, что она слышит эти слова и знает, что они всегда предназначались ей.

– Не надо, пожалуйста, – умоляет Рук, но умолять некого.

Бога здесь нет.

Ибо тень и долина принадлежат мне.

Я не боюсь зла.

– Клянись м-м…

Мой голос больше не работает. На этот раз он покидает меня навсегда.

– Я обещаю, Сай. Клянусь на Стиксе, она со мной.

– Нет! Рук, не говори так. Черт возьми, не говори так. Он в порядке, хорошо? Не говори так! Он в порядке. Малыш, ты в порядке…

Ее голос звучит как заклинание на расстоянии.

Я не думаю, что ее колдовские губы способны произнести заклинание, которое остановит это. Не тогда, когда это кажется таким неизбежным. Смерть всеобъемлюща. Она покрывало. Щит.

– С тобой все в порядке. Я тебя люблю. С тобой все будет в порядке. Я тебя люблю.

В пространстве витают громкие звуки, но темнота – это комфорт. Она приходит ко мне, когда уходит холод, и ничто не берет верх.

Я – воздух и все, что между ними.

Я безграничен.

35. ХОЛОДНЫЕ НОГИ

Сайлас

Ничего не болит.

Я ощущаю оцепенение, которое окутывает меня, словно куртка, призванная защищать от боли. Яркий свет ослепляет меня, когда я моргаю, пытаясь приспособиться.

Когда я смотрю вниз, меня окутывает жуткая тишина, высокая трава доходит мне до пояса, колышется вокруг моего тела, но ветра нет. Передо мной раскинулись яркие цветы, бесконечные по длине и цвету.

Полевые цветы такие яркие, что у меня режет глаза, но пчелы не жужжат.

Я протягиваю руку вниз, не в силах почувствовать зеленые стебли под ладонью, хотя они обвиваются вокруг моих пальцев. Это одновременно и все, и ничего.

Ощущение того, что я жив, но не живу по-настоящему, было ошеломляющим. Вся красота вокруг меня была насмешливой, даже жестокой. Это показало мне жизнь во всей ее чудесности, но оставило меня в ловушке внутренней пустоты небытия.

– Сайлас!

Чей-то голос нарушает тишину вокруг меня. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть назад, но ничего не вижу, только мили и мили цветов. Когда я поворачиваюсь обратно, хмурюсь, вдали начала вырисовываться фигура.

С каждым шагом она становилась все более четкой.

– Сайлас! – она снова кричит, на этот раз я вижу улыбку на ее лице, радость, которая окружает ее, словно нимб.

– Рози? – я задыхаюсь, произнося ее имя, слезы ручьем текут по моим щекам. Слезы радости от того, что с ней все в порядке, что она счастлива, что она здесь. Но они также пропитаны страданием, печалью, потому что я мертв.

Я умер и оставил Коралину одну.

Она останавливается в нескольких футах от меня, волны рыжеватых волос обрамляют ее лицо, на ней тот же наряд, что и в день нашей последней встречи.

– Я хотела прийти попрощаться, – она наклоняет голову, веснушки на ее щеках покрываются морщинками, когда она улыбается мне. – В прошлый раз мы так и не попрощались.

Мое тело, моя душа годами чувствовали тяжесть. Меня тяготило то, что я так и не попрощался с ней, что я был последним человеком, которому она доверила увидеться с ней перед тем, как ее убили.

– Мне очень жаль, Рози. Прости, что отпустил тебя домой одну, – мой голос звучит приглушенно для моих собственных ушей, но я знаю, что она слышит его, потому что она начинает хмуриться. – Прости, что я не защитил тебя, хотя обещал, что сделаю это.

– Это была не твоя вина, Сайлас. Я умерла, и в этом не было твоей вины.

Ее голос мягкий, ласковый, успокаивающий. Так похоже на нее.

– Ты не виноват в моей смерти, – ее улыбка возвращается, юность в ее чертах заставляет мою грудь гореть. Она так и не познала жизни, ей так и не удалось стать кем-то. Розмари была миром возможностей, обернувшимся трагедией. – Я умерла, и это нормально – простить себя.

В глубине души я слышу голоса. Рев и крики где-то вдалеке, но позади меня ничего нет. Чувство онемения начинает покидать меня, мои кости обретают тяжесть, и я чувствую ноги.

– Мои ноги замерзли.

У меня замирает сердце, когда я опускаю взгляд и вижу ее бледные ноги без носков. Слезы обжигают мои глаза, и я позволяю им упасть. Я хочу вернуть ее, забрать с собой, чтобы у нее был шанс почувствовать жизнь. Чтобы она снова увидела Сэйдж, чтобы снова влюбилась.

Я хочу дать ей бесконечные возможности. Я так сильно хотел этого для нее.

– У тебя всегда мерзли ноги без носков, – говорю я, горло сжимается.

– Эй, Сайлас? – ее голос теперь звучит шепотом, а цветы между нами начинают увядать. Холод возвращается в мое тело, и как бы сильно я ни хотел, чтобы Рози была счастлива, я хочу вернуться.

Я хочу вернуться к Коралине, потому что не могу оставить ее одну.

Я – разрушитель ее проклятий.

Я не могу стать еще одним человеком, которого она потеряет, любя. Я хочу быть тем человеком, который докажет, что ее можно любить, громко и бесконечно, не находясь при этом мертвым.

– Да? – спрашиваю я.

Розмари наклоняет голову, и сонная улыбка появляется в уголках ее исчезающего лица. Она погружается в покой.

– Можешь понести меня в последний раз?

Я хочу вернуться, но это? Это было «прощай», которое я так и не смог сказать человеку, проявившему ко мне доброту. Это было прощание с человеком, который показал мне, как любить, так что к моменту встречи с Коралиной я уже умел это делать. Кто научил меня так многому о себе еще до того, как я понял, кто я такой?

Это было прощание с чувством вины за то, что меня не было рядом.

Итак, я смотрю на нее в последний раз, зная, что до конца своих дней буду хранить любовь, которую мы с Розмари Донахью разделили навсегда. В знак памяти о ней и благодарности за все, что она сделала.

Она умерла, зная, что была любима многими, и это все, о чем каждый из нас может мечтать в конце своих дней.

– Всегда, девочка Рози.

36. ШЕСТНАДЦАТЕРИЧНЫЙ КОД

Коралина

Три месяца спустя

– Лилак! Ты опоздаешь! – кричу я из конца коридора.

Я слышу раздраженные шаги, доносящиеся из ее спальни. Я качаю головой, когда она появляется передо мной, перекидывая сумку через плечо.

– Как они хотят, чтобы мы чему-то научиться в такую рань, – она ворчит, протирая сонные глаза.

– Это твой выпускной год, как ты еще не привыкла к этому? Тебе нужно начать ложиться спать раньше.

– Сайлас говорит, что быть ночной совой – признак ума, – она бормочет, зевая, ее светлые волосы собраны в пучок. Я улыбаюсь ей: в последнее время они вдвоем все чаще ополчаются против меня.

Думаю, это потому, что Сайлас боится быть плохим парнем, ведь он знает, что одобрение Лилак много значит для меня. Поэтому он в основном балует ее.

– Твоя теннисная сумка у двери, бейгл с дополнительным сливочным сыром на стойке. Хорошего дня, Ли, – я наклоняюсь и целую ее в щеку.

Прежде чем я отстраняюсь, она притягивает меня к себе и обнимает, заставляя меня рассмеяться.

– Я люблю тебя, Коралина. Спасибо тебе, что ты счастлива.

У меня щемит сердце.

– Спасибо, что помогла мне обрести счастье.

Я смотрю, как она идет к входной двери, выскальзывает за порог и направляется в школу, а затем я иду в свою домашнюю студию.

Картина, которую я закончила вчера вечером, все еще сохнет на мольберте, а Сайлас стоит перед ней. Без рубашки, в серых спортивных штанах.

Штаны сидят низко на бедрах. Открывая мне прекрасный вид на его тело, я любуюсь изгибами его мышц, округлостью его задницы и силой талии.

Его кожа бронзовая от солнечного света, и всякий раз, когда он напрягается, мышцы перекатываются под кожей, словно танцуя.

С его стороны преступление так выглядеть.

Я крадусь к нему, обнимаю его за талию и прижимаюсь щекой к его спине. Вдыхая запах его геля для душа.

Я никогда не была большой любительницей физических прикосновений, пока не встретила Сайласа, и он показал, как мне это нравится. Теперь я чувствую, что не могу находиться с ним в одной комнате и не прикасаться к нему.

– Как называется эта картина? – спрашивает он, все еще глядя на картину маслом перед нами.

Одна из моих любимых черт в нем – это то, как он поддерживает мое творчество. Не только мою работу с организацией «Свет» и преподавание, но и мое собственное творчество. Он часами сидит со мной, пока я обсуждаю концепции, делится идеями и всегда интересуется конечным результатом.

Он заставляет меня чувствовать себя важной, даже когда я сама этого не чувствую.

– Разрушитель проклятий, – шепчу я.

Мужчина на картине очень похож на Сайласа. Как будто он мог выйти из рамы и стать отражением мужчины, которого я обнимаю.

У Сайлас дважды останавливалось сердце во время операции. Он дважды умирал и возвращался к жизни.

Он умирал и возвращался ко мне, чтобы доказать, что я не проклята. Я утверждаю, что именно то, что он бросил вызов смерти, разрушило мое проклятие. Сайлас был готов переступить через мрачного жнеца, лишь бы показать мне, что я стою того, чтобы вернуться.

Я хочу провести остаток своей жизни, чтобы отплатить ему тем же. Доказывать, что я достойна такой любви, как его.

– Так вот кто я, Хекс? – он хмыкает, поворачивается ко мне и обхватывает ладонями мое лицо. – Твой разрушитель проклятий?

– Ты – это все, Сайлас Хоторн. Всё, – я склоняюсь к его прикосновению, улыбаясь и прижимаясь губами к его большому пальцу, – даже если ты перекрасил свой офис в этот отвратительный оранжевый цвет.

Он смеется глубоким смехом, пропитанным виски. Вызывающий привыкание.

– У него есть название, ты в курсе? – он наклоняет голову, наблюдая за мной, говоря о цвете.

– Да, я знаю, уродливая оранжевая задница.

– Хекс, код #dd4a3d, – он улыбается, – носит имя Коралина.

– Я – твой любимый цвет?

– Ты моя любовь во всем, Хекс.

Я постепенно поняла, что прошлое не имеет значения, когда ты отдаешь остаток своей жизни кому-то вроде Сайласа. Когда знаешь, что он будет началом и концом всех твоих дней. Все, что было до него? Этого не существует, он этого не допустит.

Боль, обида, страдания.

Все это не имеет значения, когда я с ним. Я не проклятая ведьма из Пондероза Спрингс. Меня не трудно любить.

Сайлас любит меня, как дышит: легко, естественно, словно создан для этого. А я люблю его бережно, нежно, словно он – единственное, что поддерживает во мне жизнь.

Наша любовь – это нечто живое, дышащее, она наполняет нас до тех пор, пока не остается места ни для чего другого.

Возможно, это были клятвы, данные моей матерью моему отцу в том здании суда, но они должны были быть произнесены мной.

Я всегда буду его утешением, когда в мире будет только война. Каждый секрет, которым он делится, будут оберегать мои губы, и мои объятия будут его защитой. Я поклялась быть единственным человеком, который примет его таким, какой он есть, и кем он станет.

– Я люблю тебя, – шепчу я. – Я люблю тебя.

Пока смерть не разлучит нас.

Сайлас

– Еще раз.

Коралина всхлипывает, когда моя рука скользит вдоль ее живота, впиваясь пальцами в ее теплую, вспотевшую кожу.

– Сайлас…

– Еще раз, Коралина, – бормочу я, расположившись между ее бедер, и провожу языком по ее киске. Низкие и нежные вибрации моего глубокого голоса посылают волны удовольствия прямо в ее центр, отдаваясь в клиторе, пока она не начинает плакать. – Разве ты не хвасталась, что справишься с этим? Разве ты не обещала быть моей хорошей девочкой, Хекс?

Она выгибается на кровати, пытаясь освободиться от веревки, которой ее запястья привязаны к изголовью.

– Я… я…

Я смотрю на нее. Встречаюсь взглядом с ее теплыми карими глазами, в которых отражается смесь возбуждения и удовольствия.

Я предупредил ее.

Сказал ей, что сделаю, если она позволит мне овладеть своим телом. Я был недоволен тем, что Коралина кончила. Мне нужно было, чтобы она сломалась. Чтобы увидеть, как эти стены рушатся вокруг нее, испытывая оргазм за оргазмом.

– Давай, – призываю я ее, вжимая ее бедра глубоко в матрас, чтобы она оставалась раздвинутой и податливой для меня. – Ты была такой хорошенькой для меня всю ночь. Ты можешь это сделать еще раз.

Я довел ее до предела. Один оргазм на моем пистолете, другой на моих пальцах, теперь я хотел довести ее до оргазма, прежде чем заставить ее принять мой член.

Больше. Больше. Больше.

Я просто хочу получить от нее больше. Всю ее.

Три месяца полной свободы кажутся ей раем. Стены, возведенные вокруг нее, рухнули, и она полностью впустила меня в свое сердце. Позволила мне создать там свой дом.

Она смотрит на меня сквозь влажные ресницы, слезы на ее щеках теплые и блестят в мягком свете лампы.

Выражение моего лица мрачнеет, я сажусь на колени и тянусь над ее телом к прикроватной тумбочке. Достаю силиконовый фаллоимитатор, который заставил ее купить несколько месяцев назад.

– Кто ты, хм? – шепчу я, прижимая игрушку к ее губам, как безмолвную команду открыться для меня. – Скажи это, Коралина.

– Я твоя. Твоя жена, – она задыхается, извиваясь подо мной. – Только твоя. Просто… просто средство сексуальной разрядки для тебя.

Слегка приоткрыв ее рот, я засовываю розовую игрушку между ее мягких губ, припухших от моих поцелуев.

Сжимаю ее бедро, а член сверлит дыру в штанах при мысли о том, что завтра они будут в синяках. Ее язык двигается по кругу, а рот сосет, но она не заглотила его полностью. Я засовываю глубже в ее горло, заставляя давиться, просто продолжаю, пока фаллоимитатор не станет приятным и влажным.

Я ухмыляюсь, глядя, как блестят ее глаза при мысли о том, что она доставила мне удовольствие.

Когда я удовлетворен, я возвращаюсь к ней между ног, ложусь на живот и покрываю поцелуями ее мокрую киску. Одной рукой прижимаю ее бедро к кровати, а другой провожу силиконовым членом по ее скользким складочкам.

– Верно, – соглашаюсь я, сжимая в руке ее бедро. – Моя развратная жена, которая живет для того, чтобы быть наполненной моей спермой, да?

Коралина кивает, зажмуривая глаза, когда я ввожу кончик игрушки в ее киску. Ее тугие стенки поглощают, засасывая в себя, и это не самый большой момент моей гордости – завидовать искусственному пенису.

Но, боже, она так чертовски красива.

Так чертовски хороша для меня.

С ее губ срывается сдавленный стон:

– Сайлас, я не могу. Это слишком. Так сильно.

– С тобой все в порядке, – успокаиваю я ее, – ты будешь лежать здесь и вести себя хорошо. Ты будешь хорошей девочкой для меня, Коралина.

Мне нравится.

Наблюдаю, как она дергается и извивается, переполненная удовольствием. Ее прелестная розовая киска набухла от такого внимания.

Она вся моя.

Моя упрямая, красивая жена.

Я засовываю игрушку глубже, своими плечами заставляю ее раздвинуть ноги, а она в ответ пытается сомкнуть их.

– Блядь! – кричит она, когда я накрываю ртом ее клитор. Сосу его, прикусывая зубами чувствительный пучок нервов, а затем ласкаю языком.

Мышцы ее живота сжимаются, бедра подаются навстречу моим прикосновениям, она борется с уже проигранной битвой. Ее киска хочет большего, но разум считает, что это слишком.

Я вгоняю в нее член короткими, резкими толчками, ускоряясь, чтобы соответствовать ритму, который задает мой язык. Ее возбуждение проникает в мой рот, заглушая ее наслаждение.

– Сайлас, я сейчас кончу, малыш. Я сейчас кончу, – она издает горловой стон, борясь со своими ограничениями, и прижимается к моему лицу.

Это моя любимая часть.

Я полностью убираю свои прикосновения, заставляя ее кричать в агонии. Она сопротивляется, словно взбешенный, маленький дикий зверек. Ухмыляюсь, откидываюсь на пятки. Расстегиваю брюки и опускаю их достаточно низко, чтобы достать свой ноющий член.

– Пожалуйста, о боже. Мне нужно… – она задыхается, не уверенная, хочет ли она большего или хочет, чтобы это прекратилось.

Я глажу себя, пока она смотрит на меня снизу вверх, волосы спутаны и растрепаны, лицо пылает.

– Используй свои слова, Коралина, – Вворчу я, размазывая предэякулят по кончику члена. – Что тебе нужно, детка? Ты хочешь кончить еще раз, да? Хочешь, чтобы я использовал эту тугую дырочку?

Когда она не отвечает, а только приподнимает бедра в воздух, я ползу между ними, вдоль ее тела. Рукой хватаю ее за щеки, заставляя смотреть на меня.

– Открой, – требую я, и ее губы приоткрываются для меня. Слюна брызжет у меня изо рта, капая ей на язык. – Скажи мне, чего ты хочешь. Чего ты заслуживаешь.

Я ослабляю хватку, чтобы она могла говорить, ожидая ответа, который последует после того, как она сглотнет.

– Я хочу, чтобы ты заставил меня кончить. Трахни меня, Сайлас, пожалуйста, я умоляю тебя. Я опустошена без тебя.

Вот и она.

Моя испорченная малышка. Нежная и сладкая только для меня. Считает себя недостойной любви и привязанности.

– Ты не проклятие, детка. Ты чертово благословение.

Мои губы прижимаются к ее губам, это голодный поцелуй, в котором наши языки сплетаются друг с другом. Одной рукой я сжимаю основание своего члена, другая лежит рядом с ее головой.

И наконец, как я и хотел всю ночь, я ввожу себя в нее.

Развратный и отчаянный стон вырывается из ее легких, когда она растягивается вокруг моего члена. Она извивается вокруг меня, заставляя меня стонать.

– Я уже так близко, – она хнычет.

Мой рот опускается на ее сиськи, кружась вокруг чувствительного соска, а затем я прикусываю зубами симпатичный пирсинг с моими инициалами. Игриво оттягивая его.

Я пирую на ее груди. Облизывая и посасывая, не торопясь, чувствуя, как они подпрыгивают с каждым толчком в ее теплое тело.

– Держись, – приказываю ей, прижимаясь к ее коже, выхожу, а затем одним длинным толчком вхожу обратно. – Тебе пока нельзя кончать.

Она сжимается вокруг меня, напрягая все свое тело, чтобы не взорваться. Я приподнимаюсь на коленях, играя с ней в эту игру только потому, что знаю, что близок к этому. Заставляя ее кончить. Кончая в нее, я уже на пределе своих возможностей.

Обеими руками я хватаю ее за бедра, используя их, чтобы насаживать ее на свой член. Я опускаю взгляд, наблюдая, как вонзаюсь в нее, туда и обратно. Ее скользкие соки блестят на моем стволе, когда она принимает каждый дюйм.

– Вот и все, красотка, – я напеваю, быстрее двигая бедрами, слушая, как ее киска шлепается о мой таз. – Тебе приятно?

Она кивает и со стоном откидывает голову на подушки.

– Мне нравится, когда ты используешь меня. Я твоя хорошенькая маленькая шлюшка, кончающая от тебя.

Чтоб меня.

– Боже, от того, как ты унижаешь себя, мне становится чертовски больно, – я шиплю сквозь стиснутые зубы, нанося ей сокрушительный толчок. Я продолжаю оставаться внутри нее, просто покачивая бедрами.

– Посмотри на себя, – говорю я, вглядываясь в ее глаза, когда они встречаются с моими. Кладу ладонь ей на живот, надавливая, когда я выхожу и снова вхожу, чувствуя, как мой член проникает в нее. – Такая чертовски красивая. Ты чувствуешь меня в своей пизде, Хекс? Чувствуешь, как она умоляет меня наполнить ее?

– Боже, пожалуйста… пожалуйста…

Она извивается подо мной, двигая бедрами мне навстречу, толчок за толчком, и я начинаю терять себя в ее теле.

Скользкий, плотный жар, который затягивает меня обратно каждый раз, когда я выхожу. Заставляя кончать, не оставляя мне другого выбора, кроме как накачать ее по полной.

Ее киска – это рай, и я готов умереть тысячью смертей, чтобы остаться здесь навсегда.

От покалывания в яйцах у меня кружится голова, я крепче сжимаю ее бедра, используя ее киску как свою личную игрушку.

– Кончи для меня, красотка.

И потому что она такая чертовски милая, она делает это.

– Вот и все, – стону я, теряя ритм толчков в погоне за кульминацией. – Вот и все, блядь.

Она сжимается вокруг меня, содрогаясь на моей длине, и это все, что мне нужно, чтобы войти в нее в последний раз, прежде чем кончить.

– Да, да, да, – она кричит во время оргазма, а мои бедра продолжают продвигать мою сперму в ее киску, позволяя ей пережить блаженство.

У меня кружится голова, грудь вздымается, когда я дергаюсь внутри нее. Мои мышцы ноют от эйфории, я не в состоянии сдержать стоны удовольствия, которые срываются с моих губ.

Я покрываю поцелуями ее грудь, прокладываю путь вверх по шее, затем наклоняюсь и медленно развязываю ее запястья. Когда она освобождается, я ласкаю покрасневшие запястья.

– Ты здесь, со мной, Хекс? – шепчу я, уткнувшись в ее разгоряченную кожу. Я не тороплюсь, массируя ее пальцы и ладони.

Она знает, о чем я спрашиваю. Знает, что я хочу убедиться, что она не вернулась во времена, которые были до меня. Когда она не была в безопасности.

Коралина, моргая, смотрит на меня, и уголки ее губ растягиваются в мягкой улыбке, когда она кивает.

– Всегда здесь, с тобой.

Я позволяю ей вытянуть руки, переворачиваюсь на спину и тяну ее между своих бедер. Остаюсь с ней в постели. Позволяя своему телу обвиться вокруг нее, притягивая ее к своей груди.

Моя голова опускается в изгиб ее шеи.

Она теплая, от нее пахнет потом и сексом.

Она прижимается ко мне, и шепчет:

– Я беременна.

Я смотрю на нее сверху вниз.

– Что?

– Я беременна, – она улыбается, пряча лицо у меня на груди. – Я узнала об этом вчера утром.

Коралина дала мне все, все то, о чем я никогда не думал, что у меня будет. У меня собственная семья и любовь без условий. Я постоянно восхищаюсь ею, ее силой и преданностью тем, кто есть в ее жизни. А теперь она носит моего ребенка, нашего первого малыша, который появится у нас в доме. Какой счастливый ребенок.

Мне не было суждено выбрать Розмари. Наша связь была обстоятельством, подарком чего-то свыше, чтобы помочь нам пережить боль. Это никогда не отменит моей любви к ней, потому что она была настоящей и спасла меня. Но мне не пришлось делать выбор.

С той секунды, как я увидел ее, я выбрал Коралину. Сегодня, завтра и каждый последующий день. Я выберу любить ее, отдавать ей себя.

Потому что кроме нее не может быть никого другого.

Это мы, навсегда. Даже в неизбежной смерти.

37. ВЕЧНЫЙ СТИКС

Сайлас

Похороны знаменуют конец жизни.

Это происходит быстро, остро, и неважно, насколько хорошо вы были готовы к тому, что смерть заберет вашего любимого человека, это все равно причиняет боль. Боль, которую вы никогда не сможете предсказать, и единственный пластырь, единственная мазь, которая залечит рану, – это то, чего вы хотите меньше всего.

Время.

Это враг. Вор. Соленая вода на свежую рану. Пока однажды этого не случится. Пока однажды ты не взглянешь на свой неровный шрам, который больше не розовый, и не почувствуешь благодарность за то, что дистанция от боли помогла тебе вырасти.

– Как дела, малыш? – мамина рука ложится мне на плечо и нежно сжимает его.

Ее лицо красное от слез, которые не высохнут ближайшие месяцы. Сегодня моя мама похоронила своего лучшего друга. Человека, с которым она решила провести вечность, зная, что вечности не существует.

Любовь – злая штука. Она всепоглощающая и полна надежд, заставляющих поверить, что ты можешь обогнать смерть, что ты можешь поймать вечность, если будешь держаться за нее достаточно крепко.

– Я в порядке, мам, – говорю я ей, пока мы стоим рядом с гробом Скотта Хоторна. – Я могу что-нибудь для тебя сделать?

Она моргает, вытирая слезы рукой, и пристально смотрит на меня. Интересно, вспоминает ли она дни моей юности или пытается не сломаться из-за того, что я так похож на отца?

– Я бы хотела, чтобы ты уехал.

Мои глаза расширяются, я хмурюсь. За все годы моей жизни моя мать никогда не говорила мне ничего подобного. Я чувствую, как у меня отвисает челюсть, когда я смотрю на нее с открытым ртом.

– Что?

– Не в этом смысле, глупый мальчишка! – она хлопает меня по руке, как будто это очевидно, что она имела в виду. Как будто это было не последнее, что я ожидал услышать от нее на похоронах моего отца. – Ты остался в этом городе для всех, кроме себя. Это никогда не было тем, чего ты хотел или что было хорошо для тебя. Мы с твоим отцом знали это, но ничто из того, что мы могли бы сказать, не заставило бы тебя уехать. Ты так много нашел здесь. Пондероза Спрингс навсегда останется частью тебя, Сайлас, но это не говорит о том, что ты обязательно должен быть ее частью.

С тех пор, как я пошел в старшую школу, они хотели, чтобы я убрался отсюда. Подальше от шепота и слухов. Я знаю, что этого они хотят, хотел бы мой отец, просто у меня никогда не было шанса понять, хочу ли этого я.

Было бы легко сказать, что в этом городе нет ничего, кроме зла. Город, который превратил меня в злодея, в страшную историю, в монстра, но все не так просто.

Это место хранит в себе воспоминания, которые невозможно переместить. Жизнь не вечна, но воспоминания – да. Пондероза Спрингс – город, который пуст и в то же время полон.

Ностальгия по детским играм живет в доме семьи Колдуэлл. Отголоски смеха доносятся с крыши средней школы, а кровавые костяшки и адреналин находят упокоение на кладбище. Победа царит в каждом мрачном доме, а хаос – на каждой улице.

Наши метки здесь, они останутся здесь.

Мы можем покинуть его, но воспоминания останутся с ним.

Как ты с этим распрощаешься?

– Папина компания, мама. Я не могу просто взять и уйти после того, как я только что занял должность генерального директора, – говорю я ей, что проще, чем объяснять все остальное.

– Твой отец заботился о твоем счастье больше, чем когда-либо заботился о компании, Сайлас. Мы думали, что ты уедешь после окончания университета, но когда Розмари умерла, твое горе заставило тебя остаться здесь. Я уже много лет наблюдаю, как ты перерастаешь это место.

Но не все воспоминания хороши.

Здесь также живет смерть. Тайны и боль. Ложь и непростительные поступки. Мы никогда не сможем гулять по территории Пондероза Спрингс, не думая о телах, которые мы здесь похоронили. О жизнях, которые мы отняли, и о тех, которые были отняты у нас.

Есть ли возможность оставить это позади? Это легко.

Построить жизнь с Коралиной, за которой не будут постоянно наблюдать и о которой не будут говорить. Дать моей девочке пространство, необходимое для выздоровления и роста. Быть рядом, чтобы наблюдать, во что она превращается, без чувства стыда на своих плечах.

– Я подумаю об этом, хорошо?

– Хорошо, малыш, – бормочет она.

Я обнимаю маму, крепко прижимая к себе ее маленькую фигурку. Нет никакой вины в том, что я не рассказал ей правду о своей шизофрении. Не тогда, когда правда не имеет значения.

Есть она у меня или нет, это не изменит того, как она меня любит. То, как она всегда меня любила. Вера – это не то подтверждение, которое мне нужно от нее. Вера была тем, что мне нужно было от самого себя.

Правда принесет в ее жизнь только чувство вины и печаль, а это совсем не то, что ей нужно, когда она начинает свой путь в скорби. Ей будет трудно простить себя за то, что она доверилась врачу, а не словам собственного сына, как будто у нее был выбор. Она забудет, как боялась за меня, и будет ненавидеть себя за то, что не поверила мне.

Я не буду так поступать с ней.

Люди в моей жизни, которым нужно знать, знают.

Это все, что имеет значение.

Похороны моего отца продолжаются, как и вся жизнь. Из вежливости я пожимаю руки, выслушивая соболезнования от людей, которые его не знали.

Когда последний человек покидает недавно отреставрированную церковь Святого Габриэля, я остаюсь один. Ну, по крайней мере, на короткое время.

Двери святилища открываются, и, когда я поднимаю взгляд со своего места на ступенях алтаря, я вижу, как Алистер, Рук и Тэтчер входят внутрь. Они одеты в различные костюмы и выглядят гораздо старше, чем я когда-либо помнил.

Прошло полгода с того дня, когда мы стояли над пустой могилой, пропахшей горелой плотью и секретами. Все мы были одеты по высшему разряду, одна из нас – в свадебном платье. Этот день должен был ознаменовать начало нового приключения.

Он ознаменовал горький конец нашей мести.

Алистер поклялся никогда не возвращаться сюда, но он был готов на все ради меня. Он бы и шагу не ступил в Пондероза Спрингс, если бы это не означало быть здесь, чтобы почтить память моего отца.

– Как ты думаешь, насколько сильно они разозлятся, если я сожгу это место во второй раз? – спрашивает Рук, опускаясь на одну из скамей, закидывая руки за голову и чувствуя себя как дома.

– У меня завтра самолет, и если тебя посадят в тюрьму, ты будешь сам, блядь, по себе.

Я ухмыляюсь Алистеру, молча соглашаясь, но также зная, что мы вытащим его, как только они кинут его задницу в камеру.

– Меня тошнит от похорон, – бормочет Рук, его глаза скрывают темные очки. – Будет приятно проснуться завтра, не беспокоясь о том, что кого-то из вас убьют.

– Ты только что сказал что-то, с чем я действительно согласен?

– Можем ли мы, черт возьми, пожалуйста, избавиться от «Американского психопата» прямо сейчас?

Тэтчер садится на скамью позади него и наклоняется вперед:

– Как хочешь, Ван Дорен.

На мгновение воцаряется тишина. Просто мы существуем, осознавая, что эта часть нашей жизни окончена. Последняя вражеская фигура убрана с доски, и мы полностью контролируем ход игры.

Ну, почти, но честно говоря? Истон Синклер волнует меня меньше всего в жизни. Я жаждал мести, и он дал мне возможность, которой не было ни у кого другого.

Шанс попрощаться с Розмари. Шанс извиниться. Шанс избавиться от чувства вины.

И хотя он выстрелил в меня, если я когда-нибудь увижу его снова? Я поблагодарю его за это и надеюсь, что Рук не будет рядом, потому что он не так снисходителен к Истону, как я.

– Ребята, вы помните, когда мы были детьми, мы пробирались в библиотеку Колдуэлла на Холлоу Хайтс, чтобы запустить бутылочные ракеты? – говорит Рук, заставляя меня вспомнить то время, когда мы были намного меньше и еще более безрассудны.

– Я помню, как Тэтчер сделал тебя козлом отпущения, – фыркает Алистер, скрещивая руки на груди и ухмыляясь. – Хотя это была его идея.

– Прежде всего, это была твоя идея, Али, – возражает Тэтчер. – Ты был зол на своего отца, я просто предложил тебе решение. Не вини меня в своей вспыльчивости.

– Мне кажется, мы уже спорили об этом раньше, – бормочу я. – Когда нам было лет по тринадцать, и мы сидели на заднем сиденье отцовской машины

Мой отец был тем, кто забрал нас из деканата после того, как нас засняли на камеру. Именно после этого я посвятил себя изучению того, как взломать камеры видеонаблюдения. Нет видео – нет преступления.