355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Моника Спивак » Эротизм без берегов » Текст книги (страница 29)
Эротизм без берегов
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 01:23

Текст книги "Эротизм без берегов"


Автор книги: Моника Спивак


Соавторы: Сергей Ушакин,Юрий Левинг,Александр Лавров,Ольга Матич,Маргарита Павлова,Евгений Берштейн,Дмитрий Токарев,Джон Малмстад,Эрик Найман,Татьяна Мисникевич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)

Я бы, может быть, считала очень для всех нас полезным, если бы я была уже страстной женщиной, уже знала бы и носила бы в своем организме огонь и жар до невозможности с собой совладать. Но если этого нет (как ты утверждаешь), говорю просто как факт, – то что же делать? У Карташева есть. Это факт. С этими двумя фактами надо считаться. Еще вспомни, что ведь у женщин вся мозговая деятельность, сознание связано с половой любовью, вся религиозность. (Сумасшедшие женщины – почти все эротоманки.) Теперь разорви-ка! А мужчина (скажу еще циничнее тебя) имеет любовькак вполне отделенную область от его психики и мозговой деятельности. И любовь окрашена гораздо более зверинее, первобытнее от этого; ярче будто, но как бы не захват всего человеческого. Это и физиологически и психологически и логически и всячески так. Следовательно – если я уже соткалась, по природе, то нужно разрывать себя. Нужно считаться,именно здесь со мной как с женщиной, а не мужчиной. И считаться, то есть найти меняправой, и найти путь для меня,меня как таковой, а не вообще.<…>

28 декабря.

<…> Читаю Крафт-Эбинга, которого тебе отошлю. Ищу патологии в себе и в окружающих. Карташеву сказала, что он фетишист и затем с виду онанист. (Узнала-то я раньше, интимно, и что у него только вид такой, но что он этим пороком никогда не страдал. Узнала, потому что были предположения Кузнечика.) Он с ужасом, что и, правда, его могут за онаниста принять. Потом говорил, что у него наследственное трясение.

Пишу 29-го вечером.Получила от Розанова <письмо>. Неприличное «с точки зрения». Ничего не понял из моего. (Думает, что я женолюбица в буквальном смысле, «Неужели 3 сестры такие?!» [865]865
  Розанов зафиксировал впечатления о рисунках и скульптуре сестер Гиппиус в своей записи «Татьяна Николаевна и Наталья Николаевна Гиппиус»:
  «Тема скульптуры и живописи их была одна, кою можно назвать „порок“, „искушение“, „соблазн“, „разврат“; или конкретно: „Девочка и ее чудовище“. Почему „это два“, ответила какая-то из них мне на вопрос: это – одна и та же душа. Сюжет: девочка между 9 и 11 годами в лесу, в болоте, ночью, в утре, при заре, и к ней тянется гнусная старуха; иногда чудище, жаба, зверь, но вообщехимерического вида существа, с дьявольской улыбкой, с гнусным лицом, с отвратительными желаниями. „Дьявольская сцена“ – иначе не назовешь».
(Там же)

[Закрыть]
.) А я его-то чую.

30 декабря.

12 часов 30-е.Сейчас были на «Балаганчике» Блока и «Чуде Святого Антония» Метерлинка у Комиссаржевской [866]866
  Премьера пьес «Балаганчик» А. Блока и «Чудо Святого Антония» М. Метерлинка в постановке В. Э. Мейерхольда состоялась 30 декабря 1906 г. в театре В. Ф. Комиссаржевской. Ср. рассказ о премьере «Балаганчика»: Веригина В. П.Воспоминания об Александре Блоке // Александр Блок в воспоминаниях современников: В 2 т. М., 1980. Т. 1. С. 424–429 (глава: «Балаганчик». Вечер «Бумажных дам»).


[Закрыть]
. Старуха воскресала на сцене, страшная; в «Балаганчике» люди были куклами. А в театре все тот же салон Иванова. Бердяев не знает, к кому пристроится. Метнется к Сомову, Нувелю, Баксту, ко мне. Ни к кому не пристать. Были Поликсена, Сологуб, Чуковский, Осип Дымов, Чюмина [867]867
  Упоминаются: Константин Сергеевич Сомов (1869–1939) – живописец, график; Вальтер Федорович Нувель (1871–1949) – чиновник особых поручений канцелярии министерства императорского двора, один из руководителей «Мира искусства»; Лев Самойлович Бакст (нас. фам. Розенберг; 1866–1924) – живописец, график, член «Мира искусства», автор занавеса для «Балаганчика»; Поликсена Сергеевна Соловьева (псевд. – Allegro, 1867–1924) – поэтесса, детская писательница, ред. – изд. журнала «Тропинка» (совместное Н. И. Манасеиной). сестра B. C. Соловьева; Чуковский Корней Иванович (наст, имя – Николай Васильевич Корнейчуков; 1882–1969) – литературный критик, детский писатель, переводчик; Ольга Николаевна Чюмина (1864–1909) – поэтесса.


[Закрыть]
и т. д. и т. д. «Все тот же Ванька». Иванову Рыженькому (он что-то был нездоров) отдала твое письмо: обрадовала. Я прямо осязаю, как он вас не за личность учителей (это ему даже мешало), а вас за самое ядро любит. Был печальный и хорошенький. Блок выходил – автор – с лилиями в руках: дали ему. Люба была озабочена, но сияла «в туалетах». А мать Блока [868]868
  Александра Андреевна Кублицкая-Пиоттух (урожд. Бекетова, в первом браке Блок; 1860–1923).


[Закрыть]
мне просто запросто что-то полюбилась. Она живет одна – отказалась от своей радости жить с ними ради любви к Блоку. И маленькая, печальная и одинокая. Люба завоевала Блока, отняла у нее. И вот у меня к ней жгучая жалость. Повезу ей моего Блока подарить [869]869
  Живописный портрет А. Блока работы Т. Гиппиус (1906); характеристику портрета см. в кн.: Долинский М. З.Искусство и Александр Блок. М., 1985. С. 250–252.


[Закрыть]
, она очень хочет. Потом все хотелось ей за кулисы. Говорю: а Люба разве Вас не может повести? Говорит робко: «Да не знаю, захочет ли». Тогда я быстро стала ее убеждать, что нечего и думать. Говорю: вон, Люба, идите к ней скорей, и она Вас проведет. И она покорно пошла к ней просить. Прошла за кулисы. Блока она любит больше всего на свете. А теперь живет одна, любимая собака даже подохла, а Пиоттух почти все время в разъезде [870]870
  5 августа 1905 г. умер Пик – такса А. Н. Бекетова, после него появилась собака по кличке Крабб, принесенная в конце ноября 1906 г.; см.: Александр Блок. Новые материалы и исследования. М., 1982. Кн. 3. С. 610, 617. (Литературное наследство. Т. 92). Франц Феликсович Кублицкий-Пиоттух (1860–1920) – с 1889 г. отчим А. Блока; с 1902 г. – полковник, в 1907–1911 гг. жил в Ревеле (Таллин) в качестве командующего 90-м Онежским пехотным полком.


[Закрыть]
.

Не знаю, Зина, хорошо ли, что Дмитрий Борю вызвал [871]871
  В период с конца сентября (выехал из Москвы 20 сентября) до конца ноября 1907 г. А. Белый находился в Мюнхене, пытаясь оправиться после мучительного разрыва с Л. Д. Блок, последовавшего в августе 1906 г. Ср.: «Вдруг получаю письмо от Д. С. Мережковского (из Парижа); он – входит в мое состоянье, зовет к ним; и – неожиданно: – уезжаю в Париж» ( Белый А.Воспоминания о Блоке / Вступит. статья, подгот. текста и коммент. А. В. Лаврова. М.: Автограф, 1997); имеются в виду письма Мережковского от 5 ноября и З. Гиппиус от 8 ноября 1906 г. (Указ. изд., коммент. 147). Белый приехал в Париж 1 декабря (н. ст.) 1906 г., возвратился из Парижа в Москву в конце февраля (ст. ст.) – начале марта (н. ст.) 1907 г.


[Закрыть]
. И хорошо ли, что вы ему советуете ехать. Что может измениться? Что Боря, безусловно, Любу любит страстнее, непобедимее – правдивее и значительнее, чем она его, – это я думаю. По-моему, Боря естественно махровит свою любовь, но махровость его, передающаяся Любе, безусловно, ее не делает здоровой. Поселяется кошмар, надрыв, взвинченность, безумие, «пяточки» подымаются от земли, и получается вывих. Как Боря может решитьдело? Или нужно, чтоб она с ним пошла, или чтоб Боря убил себя. Но она решила, что она Блока любит, а не Борю. И в простоте своей естественной она значительнее, чем во взвинченности. Тише и серьезнее. Иванов уверяет, что при Боре она красивеет необычайно. <…>

Выхода не вижу. И думаю, Боре невероятно трудно. Конечно, он ко мне придет. И он потому вам мешает, что опирается на вас, как еще на своих учителей первых, по-старому. Не знаю. Любовь Бори к Любе не грех для него, потому что он сам ещенигде. Но заставитьЛюбу полюбить Борю больше Блока – никто не может. И Боря Блока презирает, хотя глубоко любит. Ну, пусть, пусть.

1907

2 января.

2-го. 3 часа дня.Вчера я пошла к Карташеву, потому что с Асей стало невыносимо трудно. Ушла Лиза [872]872
  Е. А. Карташева.


[Закрыть]
и Ася к Нате опять фривольным тоном: «Ну, а эта, Клара, тоже в вашем союзе? Все забываю, как ее зовут» (Серафиму Павловну)…, да, сначала еще: «Ну, а Абрамовичи [873]873
  Дмитрий Иванович Абрамович (1883–1955) – окончил Волынскую духовную семинарию и Санкт-Петербургскую Духовную академию, с 1898 г. приват-доцент Духовной академии, с сентября 1905 г. по август 1909 г. – экстраординарный профессор по кафедре русского и церковнославянского языков, преподавал на Петербургских Высших курсах. Некролог: ТОДРЛ 1955. Т. XI. С. 506–510 (сост. И. П. Еремин). См. также о нем: Сорокин Владимир, протоиерей. Митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий (Чуков) и его церковно-просветительская деятельность // Богословские труды: Сборник, посвященный 175-летию Ленинградской Духовной академии. М.: Московская Патриархия, 1986. С. 139 (примеч. 194; с портретом). Абрамович входил в круг «посвященных» в «Главное».


[Закрыть]
тоже из вашего союза?» Ната: «Нет». Тогда она о Кларе: «Ната, она тоже?» Я ей спокойно говорю: «Какой у тебя, Ася, пошлый тон». Она, кажется, перестала, я ушла. <…>

А здесь нянечка рыдала Асе, что мы к ней на Новый год не пришли. Прошлый год Дмитрий Владимирович в кухню пришел! Ната рассказывала потом мне и Карташеву, что она так объясняла свою примиренность к прошлогодней встрече без Аси: «Прошлый год вы были под влиянием Дмитрия Сергеевича, – ну, ему простительно, он все думал, что его патриархом сделают, уж этот год надо со „своими“ встречать, теперь уж Дмитрий Сергеевич уехал». А я к ней не могу теперь прийти: с Новым годом, нянечка! Она скажет: очень мне нужны все ваши поздравления. С вашими хамами встречаете! Тут-то ей и покуражиться. А я не желаю и этого с покорностью выслушивать. Ну, так вот. Когда я прихожу, уже ехать надо к Абрамовичам, Ася и говорит: нянечка плачет, что вы ее не поздравили; говорю: к чему устраивать нарочитость, когда я отлично знаю, как она примет меня с моими поздравлениями. Тут она опять: «Вы прямо искривлялись все, психопаты, и сами не замечаете, до чего доходите, противно, со своими проклятиями и ненавистью ко всем». (Она Нате говорила, что это половая психопатия, потому что на половой почве, а «пол», так надо до дна, просто или никак.) Я говорю: «К чему столько желчи? Никого мы не ненавидим и не проклинаем, а вот нас так и проклинают. Разве ты не замечала?.. и ненавидят». – «Вас-то? Слишком много чести… Я просто с вами не считаюсь, уж давно. Когда-то вы мне доставили много радости, а теперь совершенно некакого <так! – М.П.> отношения. Разве ты не замечала? Никогда ничего серьезного…»

3 января.

Пишу 3-го, 6 часов вечера.Вчера вечером молились. Карташев рассказывал мне и Нате о себе, как он ощущает психологическое в себе женское начало. Вся личнаяжизнь в этом. Как до академии и даже в академии еще он радовался, что у него не мужественный облик, и этим себе нравился. (Но физиологически-то он мужчина.) И что когда он товарищей спрашивал: какие мужчины женщинам нравятся? – ему говорили мужские достоинства – он впадал в безнадежность, что именно его в нем длянего ценное, то ими не нужно. (А именно имчтоб было нужно, а не «мужчинам» – не болезненно или извращенно.) Тайно перед зеркалом жесты жеманные делал. Когда лекции читает [874]874
  В 1905 г. Карташев оставил преподавательскую деятельность в Духовной академии (занимал должность доцента по кафедре истории религии и церкви), преподавал на Петербургских Высших женских курсах по кафедре истории религии и церкви.


[Закрыть]
, то никто не подозревает, что он весь в женственности и боится, что это узнают. И вообще притворяется во многом, будто мужчина. Я это тебе так смело пишу, так как знаю, что это действительно не связано с какой-нибудь физиологической ненормальностью. Уж знать – так знать.Тут я на себя безошибочно полагаюсь. Бакстовских «хихишек» не выношу совершенно (оттого и знаю о нем все), это мне страшно. Так, что дух захватывает, и противно. Не то противно,над чемон хихикает, а то, что он хихикает.Поэтому у меня нет ощущения грязи от какой угодно гнусности,если только с ней считаюсь с серьезностью и с сознанием, что и в желаниях-то своих не всегда тысам волен (как думает Бакст со сладостью), а что тебе дано беспощадно, и считайся с этим. Розанов это знает, что дано,знает, что его «я»-то здесь нет, – да ему и не надо. Ему эта-то безличность и нужна.Свят Розанов.

_________________________

Сейчас от меня ушла Любовь Дмитриевна. Она мне сегодня очень понравилась. И все мои прежние малые замечания вам – подтвердила. Она дала мне полное разрешение теперь написать вам все, о чем мы с ней говорили. Только боится, как бы ты не стала «вообще – в салоне» рассказывать (конечно Дмитрию и Диме – дело другое). Началось так: спрашивала, что вы пишете. Я сказала, что Боря в Париже, что она знала. Сначала не говорила ей, что он хочет приехать в Петербург. Она спрашивала, какой он теперь. Говорю: пишут, стал серьезнее, тверже. Поразилась: странно, говорит, может быть, последнее время. Из Мюнхена он им прислал по карточке с Блоком, в велосипедном костюме, в чулочках [875]875
  Фотография, посланная из Мюнхена, сохранилась в архиве А. Блока: ИРЛИ. Ф. 654. Оп. 3. Ед. хр. 88. Л. 19.


[Закрыть]
. Говорит – последнее время на нем было столько «Скорпионовщины» [876]876
  «Скорпионовщина» – от названия издательства «Скорпион» – здесь синоним декадентщины.


[Закрыть]
, что «ужас». Она говорила очень просто, встревожилась за Борю и не понимает, зачем ему приезжать в Петербург. Я ей говорила о своем предположении – Боря думает, что истина-то любовь его к вам и что вы, если не влюблены, то должны быть, что Саша есть ваша смерть и т. д. Она мне так говорила: она виновата во многом, кокетничала. Но и Боря же своим поклонением ее вывихнул. Она так говорит: «Я совершенно измерзилась: стала каждым своим шагом любоваться и считать себя действительно центром, всякий жест, слово – полно тайного смысла. Чем они меня с Сережей [877]877
  Сергей Михайлович Соловьев (1885–1942) – поэт, прозаик, религиозный публицист, переводчик, сын М. В. Соловьева, племянник В. С. Соловьева; троюродный брат А. Блока. О мистическом триумвирате С. Соловьева, А. Блока и А. Белого в 1903–1905 гг. и восприятии ими Л. Д. Блок см.: Соловьев С.Воспоминания об Александре Блоке // Соловьев С. М. Воспоминания. М., 2003. (Серия «Россия в мемуарах»). С. 381–407; Блок Л. Д.И быль и небылицы о Блоке и о себе // Александр Блок в воспоминаниях современников: В 2 т. М., 1980. Т. 1.


[Закрыть]
делали? Прекрасной дамой чтили…

Ну, я и была влюблена, надо же и это понять. И понять, что такая влюбленность не есть настоящая любовь. Тогда я у Саши совета спрашивала и сердилась на него, потому что он мне давал свободу, говорил: как хочешь. Он поверил в меня, и вот он мне и показал, где моя правда. В настоящей любви есть и влюбленность, конечно. Боря во мне превозносил то, что во мне скверное, безосновное, летучее. Все это был вывих, мой провал, моя пошлость. Саша меня вызвал к жизни первый раз – своей любовью, а то я бы была не человеком, а пустышкой, пошлячкой. Второй раз в этой истории он помог победить Борю, опять моего дракона, мою в себе пошлость и провал. Сам по себе Саша светлый, ясный. Мы с ним люди разные. Он не понимает, что нужна цель, движение, Путь.А я уж без цели не могу».

Я спрашиваю: «Вы уверены,что вы Борю не любите и что с ним для вас нет правды? Так ли это?» Она мне: «Ведь, помилуйте, целый год это было. Я уверена и знаю, что я Борю не люблю и что идти мне с ним не надо. Я бы хотела, чтоб он был, как прежде: Любовь истинная, только та, когда она взаимная, оба любят, а вот Борина – не истинная. И он должен ее побеждать».

Я ей говорила, что трудно безвольному победить органическое, особенно когда сам человек еще в своей правде усомниться не может. Он-то, верно, думает, что вы для него и он для вас. Она печалилась за Борю, как бы ему дать это понять, как его образумить. Было жалко ей его. Говорит: если бы кто мог ему помочь, то Мережковские, а они-то его поощряют. Я ее просила тебе написать самою, но она с грустью говорила, что не знает как. Я ей сказала, что иногда она мне сама кажется оборотнем «не то есть, не то нет». «Да, – говорит, – есть это во мне, но есть ли какое-нибудь „основание“?» – « Персть —есть», – говорю (иногда, когда без надрыва она, в серьезности). Была очень простая, серьезная, и в простоте значительная. Ей, видимо, было трудно мне говорить, и удивило, что Боря вам рассказывал.

Я все ее слова и вопросы перевела в одну длинную речь, по существу все включающую. Боре не читай, а можешь сказать, я думаю. Или от себя, что ли. Борю мне жалко ужасно, но, право же, Люба не та, что он о ней думает. Как быть – я не знаю. Может быть, когда-нибудь они опять сойдутся, даже, может быть, один для другого предназначены, но не в той форме и не сейчас.Люба все-таки больше живой человек, чем сосуд жизни – внездешней. И у него, несмотря на махровость, – мужская, безличная влюбленность.

10 января.

<…> Вечером Карташев мне переводил латинский текст из Крафт-Эбинга. Уже втроем, не глаз на глаз, стыдится. Я для себя и тебя, потому что надпишу, чтоб лишний раз не спрашивать: легче, проще читать сразу, а потом, я думаю, и ему не без пользы: всю-то книгу он все равно не прочтет. Довольно отважное предприятие, но ничего, переводит стойко. Иногда ужасается, иногда стыдится, иногда запинается, но кое-что и западает. Я теперь лицо его очень хорошо изучила и знаю, когда что отражается. Все оттенки. Очень согласуется все с моим представлением о лике, лице и личине. Один раз было почти приближение к совершенному (и лицо соответств<ует> внутреннему пережив<анию>). Значит, возможно. И я не ошиблась: какое-то соединение с Главным возможно и должно и единственно прекрасно. Но знаю и непереваримый отврат; особенно Карташев гадкий может быть,и глаза исчезают с лица. Это я только тебе пишу, им не читай. И еще знаю точно, насколько Карташев для меня мертвеет, «трупнеет», когда отходит от нас, или ожесточается, и насколько я сама трупнею, окостеневаю и делаюсь бесчувственной и абсолютно пустой, выдутой– в той стороне, которая обращена к нему. Это уж истинно, проверено, не голословно.

<…>

21 января.

<…> Ведь у нас в Главном, в сущности, вопрос о соединении 2-х начал химически,в единое – личное начало и общественное. (Женское и мужское.) Христос – полный человек – имел 2 начала разъединенные, Христос, Бог – имел эти два начала соединенными. Пока личность Христа была близко – устраивалось детски-мудрое Целое,как бы с ним посередине. То, что имел Христос – и что он дал уже миру, – вскрывается медленно, в сознании. Таким образом, является, что сталкиваются эти два начала в мире, вся ткань мира в этой игре, в движении, искании одного, единого их 2-х. Если мы это поняли, то начать должны с того, что пронизывать мир, Розановское мясо животрепещущее (облик тайны 2-х в мире) – личным началом. У Карташева есть ощущение живого тела мира (Розановский пафос), есть ощущение общественности (Булгаковский пафос [878]878
  Сергей Николаевич Булгаков (1871–1944) – философ, богослов, экономист, критик.


[Закрыть]
), есть ощущение себя частью мира (пафос к книгам), есть ощущение живого Христа для себя(пафос отшельника-аскета). Когда он уходит в одно – не видит другого, когда повертывается > в другое – не видит ничего остального. Все не соединено. Ему нужна любовь, чтоб это понять, свою ценность узнать, узнать, что истинный пафос есть чаяние соединения этого всего в Единое, в Церковь (разрешимое только здесь, в ней), он знает. Он говорит, что знает. У меня есть просто чаяние, и знание хоть предчувствия той полноты радости, которая должна быть.

Карташев говорил, что, когда он представлял себе, что он живетв одном из своих пафосов, уж ему мало, он хочет всего, в едином соединении.

26 января.

Вспомнила, чтомало писала тебе о Розанове и о нашем разговоре с Карташевым насчет своих отношений к «полам». Говорили исследуя. И – странное какое явление. Во-первых, всеизвращенности в зародыше. Затем во многих тонкостях у меня отношение мужское, активное, а у Карташева женское, пассивное – в переживаниях и представлениях. Помнится, я тебе писала, что мне представимым кажется быть мужчиной по отношении к проституткам (как тип множественности) или даже мальчикам, нежели быть проституткой.Познание мира через «пол» же – множественности, бесконечности, безличности. Или же уже тогда противоположность, – влюблен<ность> в Христа, экстаз монаха-аскета (или монашки – это однородно, скорей, пожалуй, монах-то украл у монашки).

У Карташева есть желание подчиненности, безактивности. Желание в детстве быть девочкой, желание быть с девочками, чтоб приняли. (У Наты желание быть мальчиком. И у того и другого – зависть. А у меня желание соединить и то и то.) Осталось и теперь: меня захватывают женщины-амазонки (кстати, в цирке были недавно с Ивановым [879]879
  Имеется в виду Е. П. Иванов.


[Закрыть]
, с 2-мя дворниковскими девочками маленькими, их даром прихватили). Так ловкость,соединенная с женственностью, сила – очень зависть возбуждает и притягивает даже скорее. А, например, «мужчина» в своей ловкости – этого мне мало. Женственные «мужчины», лица, конечно больше нравятся. Затем: если представить гнусность, распуститься, то является жестокость и скорей активность, а не пассивность – и уж тогда вроде как ты над Венгеровой издевалась [880]880
  Зинаида Афанасьевна Венгерова (1867–1941) – переводчица, критик и историк литературы; о взаимоотношениях Гиппиус и Венгеровой в 1897 г. и их переписке см.: Багно В. Е.«Красный» цикл писем Зинаиды Гиппиус к Зинаиде Венгеровой // Русская литература. 1998. № 1. С. 84–87.


[Закрыть]
. Тут-то и сладость.

Может быть, извращение есть, но Розанов не без прозорливости. Но ты не думай: ведь это безусловно крупицы. Не подумай чего-нибудь узкого, одностороннего. Ведь извращение у людей показывает только, как людям тесно в тех рамках, какие дала им природа естественная, животная. (Я и о древних извращенностях говорю: я шире, шире смотрю на человека в мире, о том, что грех первородный только на человеке, но не на животных.) Кончилось ее творчество(Бога), должно начаться другое (Христос родился-таки, завершил). Человек должен прозреть и понять, что он все равно себе не <по месту —?>, или он должен стать снова животным до Христа, как предлагает Розанов, который даже сношения с животными утверждает [881]881
  Мысли, не раз высказывавшиеся В. Розановым в статьях на восточные темы. См., например, главку «Семья и сожитие с животными» из его книги «Возрождающийся Египет» (Розанов В. В.Собр. соч. / Под общей ред. А. Н. Николюкина. М., 2002. Т. 14. С. 128–137. Т. Гиппиус оформляла выпуски его книги «Из восточных мотивов» (Вып. 1–3. Пг., 1916–1917).


[Закрыть]
. Все равно, все «милые сестры и братья». И даже не чует ужаса, который зародился у Тернавцева, который говорил Карташеву: «Самый-то ужас в том, что лицо жены в этот миг исчезает, проваливается, вот этот ужас вы поймите!» Тут уж тоска новая смертная.

Пишу 27-го, 12 часов вечера. <…> Я была у Вячеслава Иванова с Ремизовыми, из нас одна.Бердяев читал «Декадентство и мистический реализм» [882]882
  24 января 1907 г. на «среде» у В. Иванова Н. Бердяев читал доклад «Декадентство и мистический реализм» – главу «Великий инквизитор» из будущей книги «Новое религиозное сознание и общественность» (СПб., 1907); с возражениями выступали В. Гофман и В. Иванов. Своим докладом Бердяев фактически заявил о разрыве с Мережковскими, отказался от своих прежних выступлений (см., напр.: О новом религиозном сознании // Вопросы жизни. 1905. № 9).


[Закрыть]
. Не понимаю, как он может опять здесь же о догматах, о религии, Христа поминать. Лидия Дмитриевна сидит в кресле на колесах (у нее нога болит), похуделая ( так!), лучше стала, в красном плюше задрапирована и золотом ожерелье. На полу в голубой рубашке по-детски сидит Гофман (Зина, может быть, это не тот Гофман, о котором Нувель пишет, – их два), «играя мальчика». Носится Чеботаревская, Волошин, Нувель, Бакст, Городецкий, Блок, Вергежский, Маковский, Рерих, Сюннерберг, Мейерхольд [883]883
  В записи упоминаются присутствовавшие на «среде» у В. Иванова: поэт Виктор Викторович Гофман (1884–1911); под другим Гофманом имеется в виду Модест Людвигович Гофман (1887–1959) – поэт, историк литературы, пушкинист, также бывавший на «средах»; Анастасия Николаевна Чеботаревская (1876–1921) – критик, переводчица, с 1908 г. жена Ф. Сологуба; Максимилиан Александрович Волошин (Кириенко-Волошин; 1877–1932) – поэт, художник, критик, переводчик; Сергей Митрофанович Городецкий (1884–1967) – поэт, прозаик, критик; Ариадна Владимировна Тыркова (в первом браке – Борман, во втором – Вильямс; 1869–1962; псевд.: Вергежский) – журналистка, писательница; Сергей Константинович Маковский (1877–1962) – поэт, художественный критик, редактор журнала «Аполлон»; Николай Константинович Рерих (1874–1947) – художник, писатель, путешественник, археолог; Константин Александрович Эрберг (Сюннерберг; 1871–1942) – теоретик искусства, критик, поэт; Всеволод Эмильевич Мейерхольд (1874–1940) – режиссер, актер, театральный деятель.


[Закрыть]
, актрисы потом приехали, Блок с Чулковым ухаживали за ними [884]884
  Зимой 1906 – весной 1907 г. А. Блок переживал бурное увлечение драматической артисткой Наталией Николаевной Волоховой (урожд. Анциферовой; 1878–1966), ставшей адресатом стихотворных циклов «Снежная маска» и «Фаина» (1907); Георгий Иванович Чулков (1879–1939) – прозаик, поэт, критик, ухаживал за Л. Д. Блок.


[Закрыть]
, Серафима Павловна говорит. И Гофман и Вяч. Иванов возражали. Вяч. Иванов утверждал несоединимость искусства с религиозным действием и во имя сохранения искусства опять свое мифотворчество. Причем стихи Городецкого сказал наизусть из «Яри», про рожь [885]885
  Имеется в виду стихотворение «Ты пришла, Золотая царица…» (24 июля 1905) из первой книги стихов С. Городецкого «Ярь», вышедшей в декабре 1906 г. (на титульном листе – СПб., 1907).


[Закрыть]
. Густая заразная атмосфера. Появился рояль, и в следующих комнатах гудели люди и играли на рояли. Бердяев доказывал свою правду, как заведенный, никому не нужную. Никто даже не понял сути, а решили, что он против декадентства в искусстве, и герой. Отчего люди такие незрячие?

Скоро я ушла с Успенским, когда кончили Бердяеву возражать и облегченно все пошли играть на рояли и говорить стихи. Серафима Павловна рассказала инцидент на следующий день. Мы с ней условились идти следующий вечер к Евг. Иванову, но она к нам пришла, окончательно потрясенная, и говорит, что всю ночь плакала, не спала от Вяч. Ивановского инцидента. Никогда не пойдет туда.

Пришли актрисы. Волохова, очень красивая одна. Серафима Павловна стоит, смотрит, как это ухаживают за актрисами, за руки хватают, и говорит Лидии Юдифовне и жене Щеголева [886]886
  Валентина Андреевна Щеголева (урожд. Богуславская; 1878–1931) – актриса, жена историка литературы и революционного движения, пушкиниста Павла Елисеевича Щеголева (1877–1931).


[Закрыть]
: красивая Волохова. А Щеголева с завистью – «вот, нисколько, ничего особенного». Раздраженная Серафима Павловна: «Красавица!» Лидия Юдифовна с удивлением – «вот, Серафима Павловна, и ничего не красавица». Серафима Павловна властно: «Красавица!!!» Тогда Лидия Юдифовна к Лидии Дмитриевне – «Лидия Дмитриевна! Новость по вашей части – у Серафимы Павловны к Волоховой лесбийская любовь!» [887]887
  Подразумевается скандальная повесть Л. Д. Зиновьевой-Аннибал «33 урода» (СПб.: Оры, 1907), написанная в форме дневника женщины и посвященная апологии лесбийской любви. Книга вышла из печати 16 января, 23 января 1907 г. была арестована по обвинению в безнравственности, вскоре арест был снят.


[Закрыть]
Серафима Павловна в ужасе, не знает куда деться – не то уйти – подумают – правда, остаться – противно. Вяч. Иванов жадно: «Серафима Павловна, я с вами хочу поговорить!» Серафима Павловна злобно: «Надоели вы со всеми вашими любвями!!» Вяч. Иванов обиделся: «Ну и скука с вами разговаривать!» Ушел.

На другой день к Серафиме Павловне пришла жена Волошина (лицо, как у Мадонны на картине Филиппино Липпо < так!>) и рассказывала, что она уезжала от них в Финляндию, не могла быть с ними (квартира у них общая, кажется) [888]888
  Маргарита Васильевна Сабашникова (Волошина; 1882–1973) – художница, первая жена М. А. Волошина. Фра Филиппо Липпи (ок. 1406–1469) – итальянский живописец. В конце сентября 1906 г. Волошины сняли комнаты на Таврической, 25, в доме В. Иванова, на пятом этаже в художественной школе Е. Званцевой (квартира Ивановых – «башня» – на шестом этаже). После неудачной попытки В. Иванова и Л. Зиновьевой-Аннибал осуществить «духовно-душевно-телесный» союз с С. Городецким, они надеялись обрести его («Трое в плоть едину») в союзе с М. Сабашниковой. 10 ноября Сабашникова уехала в Мустамяки (в пансион мадам Ланг). О сложных взаимоотношениях между Сабашниковой, М. Волошиным, В. Ивановым и Л. Зиновьевой-Аннибал см.: Волошин М. А.История моей души / Сост. В. Купченко. М., 1999; Сабашникова М. Зеленая змея: (История одной жизни). М., 1993.


[Закрыть]
.

Я была у Иванова Евгения, одна, Серафима Павловна пришла к нам и не пошла со мной, обессилила. Рассказывала им без меня, что Алексей Михайлович написал рассказ, как монахи с мухами развратничали, и что Сомову ужасно понравился и Алексей Михайлович переписывал ему это собственноручно [889]889
  Повесть Алексея Михайловича Ремизова «Что есть табак („Гоносиева повесть“)» написана на Святки в 1906 г. (опубликована в 1908 г. тиражом 25 экз.). См. приглашение Ремизовым от М. Кузмина: «Дорогие Серафима Павловна и Алексей, не хотите ли пожаловать сегодня вечером ко мне и Сомову, принеся „Табак“ в первой редакции и переделанный. Пожалуйста, придите. Надеюсь, что и Серафима Павловна придет. Искренно Ваш М. Кузмин». Ремизов отвечал ему в тот же день: «Пойдем на именины – сегодня Татин день. А после именин к Вам. Табак принесу» (тексты писем опубликованы в комментарии Н. А. Богомолова и С. В. Шумихина в кн.: Кузмин М.Дневник: 1905–1907. Указ. изд. С. 506).


[Закрыть]
. Серафима Павловна возмутилась, и он не стал переписывать.

4 февраля.

В средуя поехала к Блокам. Думала, они – одни. Пока Блок писал письма и ходил их опускать, мы с Любой поговорили немножко вдвоем. Об отце она рассказала [890]890
  Д. И. Менделеев скончался 20 января 1907 г.


[Закрыть]
. Говорит: «Когда я на него смотрела, мне казалось, что это все-все прекрасное, не может погибнуть. Как-то, может быть, по-другому, но это самое. Я думаю, это воскресенье предчувствовалось». Я ей говорю: Люба, значит, вы, в сущности, ведь не смерти радовались, а жизни через смерть будущую. Она не поняла меня и так и осталась на том, что смерть у нее ни ужаса, ни протеста не возбуждает. <…>

Пришел Блок, он радуется именно эстетично, самой смерти, и Любу путает, потому что будто одно и то же у них. Потом пришел Чулков, надушился не то фиксатуаром, не то брильянтином [891]891
  Краска для усов.


[Закрыть]
для усов. Пошел к Блоку, а я Любе говорю, что я задыхаюсь, такие духи. Она и скажи Чулкову, что я задыхаюсь. Тогда я и начала откровенно. Говорю: платок дайте, – духи. Как будто не то. Говорю – вы, наверное, были в парикмахерской, вам голову напрыскали, прямо невозможно. Блок его голову понюхал – без сомнения, говорит, был у парикмахера. Сидели за чаем, я ему предлагала на голову платок надеть. Люба принесла мне свои духи, чтобы я отвлекалась. После чая Чулков стал прощаться, очевидно из деликатности, что воняет. Подозреваю, что эту вонь издавал его галстук надушенный, потому что, хотя он и действительно случайно только что из парикмахерской, но голову он не стриг, а брился и пахнуть ничем не мог. <…>

17 февраля.

<…> Серафима Павловна сказала, что она придет помолиться и крест свой принесет. Рассказывала, что было в среду у Вяч. Иванова. Говорит, актрисы 3, жена Блока, жена Чулкова [892]892
  Надежда Григорьевна Чулкова (урожд. Петрова, в первом браке Степанова; 1875–1961).


[Закрыть]
, жена Щеголева и пигалица Чеботаревская пришли все голые. Жена Чулкова еще всех приличнее, жена Блока всех неприличнее. Так не ходят, потому что она на верхней части туловища имела только кружевной лиф, на плечах перемычки, а декольте невероятное. Но чем ниже, все тоже просвечивает, и ей даже показалось, что черное кружево на белой подкладке (а это – тело). Жена Щеголева выставила «грязные кости». Они сидели в комнатке укромной на каких-то тюфяках, окруженные Блоком, Чулковым, Городецким, Индейцем так называемым, – и говорили (Серафима Павловна нечаянно вошла – надо же ей, как раз все для нее). «Надо бы нам как-нибудь усовершенствовать костюм нашим мужчинам! Не надо панталон…» и т. д. А жена Блока говорит: «Какая здесь тихая и сладострастная комната!» Серафиме Павловне так было противно, что она Лидию Юдифовну и Бэлу оценила. И с Бэлой говорила. Я вспомнила, как недаром я у Блоков тогда была в издевательском настроении и говорила, что, значит, актрисы до такой степени везде распространились уже, что и в «Кружок молодых» попали [893]893
  Т. Гиппиус фиксирует перемену, произошедшую в окружении Блоков; ср. в воспоминаниях В. А. Зоргенфрея: «В 1907 году – га же квартира на Галерной, и лишь круг друзей несколько изменился. Театральный мир заявляет о себе. В столовой за чаем артистки театра Комиссаржевской В. П. Веригина, Н. Н. Волохова, В. Э. Мейерхольд, С. А. Ауслендер. Разговоры на театральные темы» ( Зоргенфрей В. А.Александр Александрович Блок // Александр Блок в воспоминаниях современников: В 2 т. М., 1980. Т. 2. С. 19). Литературно-художественный кружок молодых образовался в 1906 г., первоначально собирался на квартирах, потом легализовался в помещении Санкт-Петербургского университета. Вероятно, Т. Гиппиус имеет в виду «Вечер искусства», устроенный «Кружком молодых» 1 февраля в Петербургском университете, на котором А. Блок читал драму «Незнакомка», а М. Кузмин исполнял «Куранты любви». «На вечере была куча народа <…> Духота невообразимая», – отметил 1 февраля в дневнике М. Кузмин ( Кузмин М.Дневник: 1905–1907. Указ. изд. С. 316).


[Закрыть]
. Немного вышло неприлично, зато метко. Люба тогда и Чулков <очень —?> укоряли меня. Евг. Иванов говорил, что Чулков за Любой ухаживает [894]894
  Имеется в виду «роман» Л. Д. Блок и Г. Чулкова, который развивался зимой – весной 1907 г. (параллельно влюбленности А. Блока в Н. Волохову) и не был тайной для родных Блока и его ближайшего литературного окружения.


[Закрыть]
. Почему все стали видеть нечто принципиальное в своих ухаживаниях. Что такое? Чем это в мире важно?!!. И Евг. Иванов от Чулкова отметнулся как будто. Он все ближе и роднее. Подлинный он и уж не выдаст. После Ленсы [895]895
  ЛенсойТатьяна называла дачу, которую сестры и А. Карташев арендовали на Сиверской летом 1906 года.


[Закрыть]
сразу как-то наш стал.

Бердяев читал там, конечно. Тема была «Эрос» [896]896
  На «среде» у В. Иванова, состоявшейся 14 февраля, Волошин читал «Пути Эроса», в диспуте участвовали Н. Бердяев и В. Иванов; после диспута читали стихи, М. Кузмин играл на флейте, Сабашникова танцевала ( Купченко В.Труды и дни Максимилиана Волошина: Летопись жизни и творчества. СПб., 2002. С. 174); Кузмин читал дневник ( Кузмин М.Дневник: 1905–1907. Указ. изд. С. 322).


[Закрыть]
. Все об этом с разных точек зрения. Бердяев с христианской.В этот вечер он заходил к нам во время обеда, в восемь часов. Серафима Павловна убегала и молила никого не принимать, Карташеву тоже надо было заниматься, и ему сказали, что никого дома нет. Он сидел ½ часа у Карташева в комнате, писал ему письмо. Потом мы сидели в столовой, трепетали, что войдет: а, голубчики, вот вы где! Так ему и надо, что-то он очень противен со своим христианским эросом у Вяч. Иванова.

20 марта.

Зина моя родная! Слушай меня, и все вы, что я решила. Очень важное, но, как мне кажется, единственное, что можно сделать. Я пойду причащаться с Карташевым. Решаюсь вот сейчас. Я остаюсь с вами, со своим. Я не разуверилась. Но предполагаю, что, может быть, нужно принять еще большую мудрость. Карташев уже раз и навсегда со всеми через меня связан. Если я в этом усомнюсь – все рушится за этим, потому что я в своей мудрости, в своей самой сущности усомнилась. Если он в своемглавном будет один – он отделится, и у меня путей к нему не будет. Это я знаю. Я за него ответственна. Он свое имеет и наше тоже, но путь его такой. Он в этом до строгости праведен и все хочет во имя Главного же, Нашего же. Нелюбовно – я могу сказать «иди один» или «не ходи!». Но любовно я могу только одного хотеть – не порывать связи, а через любовь закрепить еще больше: если он в нас не верит, если он уходит, то я от него не ухожу. А через меня – и вы. И только я это должна сделать. Христос меня не осудит, и я посмею подойти к нему, потому что я иду не одна, а во имя Любви, коснусь Живого. Через это Карташев еще ближе с нами со всеми свяжется, я знаю. И он, как и я, будет иметь радость от соединения в любви, он поверит больше, убедится, что он не одинок. А трудно-то мне будет все равно, и тут я буду и с вами и с ним в трудности; он-то будет радоваться тому, что утвердится в нас и уже усиливаться будет, и так неполноту поймет. Вчера мы по поводу Дмитриева письма говорили. Он начал тебе письмо. Вот что приблизительно я могу еще прибавить: он говорит – нельзя начинать нового, через разрыв со старым. Причащение должно быть непрерывное. Надо свидетельство, воплощение, вселенского неотрывного соединения с Церковью единой. Можно причаститься в старокатолической церкви, где о царе не упоминают. До тех пор пока не будет приобщения и прошлой церкви, и исторической – нет веры в будущую, в нас как вселенское начало. Страшно, не берем ли мы на себяодних всю громадность, то есть Церковь ли мы? Христос ли с нами? Не зачеркиваем ли мы Божье дело, уже существующее,уже Богом устроенное?

Тут я поняла, что раз это есть – сомнение,то оно никакими убеждениями, ничем не смоется, кроме как делом. И вот я сегодня решила с ним пойти. Сначала к обедне так, а потом – причащаться. Поймите меня и благословите. Я верю, что мне так нужно. <…>

7–8 июня.

<…> Я думаю, не суждено ли нам действовать разно? Только так, чтоб никто в себеничего не убивал. Я была бездомной, а я с вами была. Теперь, как вы мне не всеговорите, есть у вас свое ваше между каждым членом Целого – так и у нас. Несправедливо уже стало мне обнажать перед вами каждого из нас: рождается Целое с Тайной, которую я, одна, не вправе вам передавать (ведь у нас нет первенства). Нет, и не будет подробных писем вамо нас.У нас совместной с вами жизни ведь быть даже и не должно: я принимаю во внимание каждогоиз нас. Так что и я уже не с вами фактически. Есть выи есть мы.Так вот: может быть, и путь у нас внешне различен? <…>

Чтение мое состоит из: 1) православно-догматическое учение о первородном грехе – священника Бугрова [897]897
  Речь идет о книге: Бугров А.Православное учение о первородном грехе. Киев, 1904.


[Закрыть]
; 2) газеты петербургские и местные [898]898
  Лето 1907 года Татьяна и Наталья Гиппиус проводили на Урале в семье двоюродного брата по матери – Василия Александровича Степанова (1873–1920; инженер, депутат 3-й и 4-й Государственных дум; в 1917 г. – товарищ министра торговли и промышленности Временного правительства; после 1917 г. – в эмиграции, один из организаторов белого движения). В июле к ним присоединился Карташев, который приехал в Екатеринбург навестить родителей. В «дневниках» Таты содержатся подробные отчеты об их уральских впечатлениях, поездках, посещении рудников.


[Закрыть]
; 3) послания Апостола Павла; 4) Декамерон. <…>

15 августа.

<…> Карташев нас водил по Екатеринбургу. Его детство сплошь было сквозь детскую тайну зеленой травы, между камнями, «белого хлеба на улице» и т. д. До такой степени улицы и церкви с травой зеленой в оградах, большие тротуарные камни, тихие деревянные домики мне самой напоминают мое давнишнее, еще домосковское (то, что я едва вспоминаю, но уже не помню), что, когда он показал домик, каменный беленый – «Липки» (пять лип перед домом, осталось две, да и то одна сухая), где мамочка жила до твоего рождения [899]899
  Мать сестер Гиппиус (А. В. Гиппиус) была дочерью екатеринбургского полицмейстера В. Степанова.


[Закрыть]
, у меня слилось в одно – и мамочкино то время и его детство и мое и бабушкино, потому что тут же есть и место, где стоял бабушкин домик, в который она вожделенно стремилась из Тифлиса и заражала меня тогда этой своей тайной.

И улица архиерейская, по которой шел Карташев маленький, каясь в грехах, на служение с архиереем, – вся в детской тайне. И сад чужой за большим забором пахнет палым листом – темный – тоже тайна. Точно я согрелась и душа оттаяла, детской стала, нежной. Ната тоже это видела.

У Карташева дома кошмар. Мать – домостройка, в ужасе, нас проклинает, что мы его вскружили, видит подвох, что я здесь будто с зубом, боится монашеских сплетен, нас к себе – Боже сохрани. Истории, плач, истерики. Отец тихо страдает, не спит и медленно кротко подтачивается. А сестры родителей оберегают. Поэтому каждый приход к нам Карташева сопровождается трагедией (вроде нянечки). Но он ходил каждый день. И только вчера, накануне Успенья – не был, успокоил сердца их. А я ходила ко всенощной и в архиер<ейскую> церковь и в монастырь их. (<В> монастырь Карташев нас с Натой водил.) Видела Карташевского отца – узнала. (А он меня ведь не знает.) Дикое положение, а ведь не нарочно же я тут сижу. <…>

Карташев приходит часа в 4 – и уже в 7 уходит. Поговорим наскоро, а то и «говорить» не хочется, все в нутро здешнее, городское-детское забиваешься. Не то Карташев с тобой, Зина, сливается, не то с мамочкой. Не пойму, а какое-то слитие есть. <…> Он какие-то и сны видит о тебе добрые, будто праздник: он в стихаре и прилег. Ты к нему подходишь и в лоб целуешь, улыбаешься ласково и его одобряешь, что меня любит. И мамочка, нарядная, в какой-то шляпе особенной, будто идет с тобой и коробочку ему дает, а там – кольцо – тоже будто это обо мне. А еще опять тебя – будто на каких-то тройках после службы церковной ехать надо и ты загорелая, здоровая, с ним ласковая. <…>

28 октября.

<…> Вот еще одно маленькое слово. Я знаю, что мы с тобой духом и желаниями похожи. Я с тобой со всей моей серьезностью согласна насчет реальности любви. Как я с тобой не соглашусь? Разве ты такпишешь, как Димочка? Разве это тоже самое? Правда моя в том, чтоб идти в жизни до дна туда, где есть мояправда. Я не пишу тебе обо мне и Карташеве не потому, чтобы я забыла о нашей «двойке» (ведь здесь вдвоем: я и он. А он для вас чужой и враждебный. Я его взяла теперь только на себя)или наивно делаю вид, что исчерпывается все нашими разговорами. Я все время, все время иду, и здесь иногда мы с Карташевым вместе, согласно, иногда шероховато. Но знаю, что в этомего знаю только я одна верно, теперь почти как себя. Но вам важно, что выходитв результате, а не то, как идет, каким путем узнается. Только тогда ценно, когда получается нужное для Главного. Ты, милая, родная, одна знаешь самое прекрасное, ясное, живое и радостное, соединенное, грозное и вихревое – просветленное всем.

Карташев сказал сегодня, что тело властное тогда, когда нет ему заместителя сильнейшего. А если есть большее,то власть его растворяется. (Большее по радости.) Он говорил, что ощущение моего лица(глаз, меня, как меня лично)есть этот заместитель.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю