Текст книги "Мой Злой Принц (ЛП)"

Автор книги: Молли О'Киф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Я не сплю, – сказал он, его низкий голос грохотал с подушек рядом со мной. Его рука вынырнула из-под меня, чтобы схватить телефон с прикроватной тумбочки. Он постучал по циферблату телефона, и часы осветили нас зеленым светом.

– Сколько сейчас времени? – спросил он, все еще не поднимая головы.

– Начало четвертого.

– Ух ты. Это… это должно быть рекорд. – Он пробрался сюда чуть позже полуночи.

Я засмеялась, покраснев и смутившись, но и взволнованная тоже. Я поцеловала внутреннюю сторону его локтя, потому что он был таким бледным и нежным.

– Продолжай в том же духе, и я точно не засну.

Гуннар пошевелился в постели, и простыни, в которых мы спутались, выпустили тепло и запах наших тел. Запах секса.

Моя кровать пахнет сексом.

Я нашла этот факт чертовски восхитительным.

В частности, что она пахла сексом с Гуннаром Фальком? Ну, это все еще был сон, который я еще полностью не осознала. Я скользнула к нему на простынях, прижимаясь к Гуннара всем телом. Если три часа секса не рекорд, то, может быть, четыре.

– Подожди, принцесса, – сказал он, повернувшись ко мне лицом, его серые глаза были полузакрыты и сонны. Боже, как же он был сексуален.

Гуннар приподнялся на локте, и волк, вытатуированный в красивых деталях на его груди, сдвинулся, когда он пошевелился. Вроде бы тому тоже было неспокойно и хотелось выть.

Они действительно были произведениями искусства, татуировка и грудь. Два месяца он был в моей постели, а я все еще не привыкла к нему.

– Тебе действительно нужно уйти, – сказала я. – У нас заседание Совета примерно через пять часов.

– Сегодня я также обедаю с министрами иностранных дел.

– Тебе нужна помощь?

– Нет. Я с этим разобрался.

Хорошо, потому что я ненавидела встречи министров иностранных дел. И он знал это, что, возможно, было причиной, почему он позволил мне сорваться с крючка. Министры иностранных дел были стариками из того же теста что и король с братом, – им не нравилось иметь дело с женщинами.

Я не смогла удержаться от еще одного поцелуя, на этот раз в его губы. Полные и мягкие прямо сейчас, но способные скручиваться в жестокие ухмылки и резкие улыбки. Прошло много времени с тех пор, как они были направлены на меня, но я готова поспорить, что и министрам иностранных дел досталось от этих губ.

– Хотя я не уйду, пока мы не поговорим, – сказал он.

– Теперь ты хочешь поговорить? – Я рассмеялась. Мы шептались, и кровать казалась коконом. Дворцовые интриги, моя мать и его отец, и все эти сплетни, проверки и суждения. Им не было места в этой комнате.

– Я пришел сюда поговорить, – солгал Гуннар. – Ты отвлекла меня. – Его рука скользнула вниз по моему бедру.

– Ладно, – произнесла я. – Давай поговорим. Держи свои руки при себе. – Я подтолкнула их обратно к его телу.

– А ты держи свои губы при себе.

– Согласна. Давай. – Я улыбнулась ему, и Гуннар улыбнулся в ответ. Мои белокурые волосы разметались по подушкам, кончики их перепутались с его черными как смоль волосами.

– В следующем месяце я должен встретиться с наследницей.

И вот так же я стала холодна как лед. Мягкое скользкое желание минуты назад застыло.

– И я думаю, что ты должна взять на это время выходной, чтобы поехать в Нью-Йорк. Выбери себе квартиру. Он схватил свой телефон, и только потому, что он не смотрел на меня, у меня хватило смелости сказать то, что нужно было сказать.

– Я отказалась от этой работы.

Он замолчал, и я закрыла глаза, читая в этой тишине столько опасности. Начало битвы, которая я смела надеяться, не положит нам конец.

– Почему? – наконец спросил он, повернувшись и уставившись на меня широко раскрытыми глазами.

– Потому что… – Я не могла выразить этого словами. По крайней мере, пока. Я могла только поднять руку и как бы обвести ею кровать. Его брови приподнялись, а мягкие губы стали жесткими.

– Нет, – сказал он. – Нет, Бренна. Ты не откажешься от этого ради меня.

– Послушай меня. Выслушай меня.

Он вздохнул, мой возлюбленный исчез, а моя старая Немезида вернулась. Упрямый и резкий. Все было не так, как я хотела этого.

– Есть так много работы, которую нужно сделать. Работа, которую ты делаешь. Что мы… что мы делаем. Мы разработали планы по развитию нашей экономики, укреплению наших школ…

– Значит, ты отказываешься от работы в ООН, чтобы работать на меня?

Ах, я не могу сказать, что у меня нет гордости. Потому что это ужалило.

А это… то, что я предлагала… это все гордость. Он не ошибся. Некоторые идеи, над которыми мы работали, были моими, и я достаточно любила свою страну, и я… я любила Гуннара достаточно, чтобы хотеть быть рядом с ним.

– С тобой. Мы могли бы… – о, это было трудно произнести, даже если бы я предлагала это как чисто деловое предприятие. А делать то, что лучше для королевства – своего рода деловая сделка. Но я знала,что он увидит мою бесхребетность за этой идеей.

Однако мне не пришлось произносить эти слова; его рот на мгновение приоткрылся от ужасного потрясения. Я не могла смотреть на него и видеть его ужас от этой мысли.

Я думала… Глупая. Глупая Бренна. Он никогда не говорил ни слова о любви, пока оказывался у меня между ног.

– Пожениться? – спросил он. – Ты делаешь мне предложение, Бренна?

– Мы были бы хороши для Васгара, – сказала я тихим голосом.

– Не так хороши, как наследница.

Хотел он меня обидеть или нет, не имело значения. Он хотел напомнить мне. И возможно, он не знал, что я к нему испытываю. Мне казалось, что я транслирую свою любовь каждую минуту каждого дня, но, возможно, он действительно не знал о ней.

– Это неправда, – произнесла я. – И ты это знаешь.

– Какая часть Васгара тебе подходит? – спросил он. – Только не твоя мать. Только не мой отец. Совет, возглавляемый моим отсталым женоненавистником дядей. Дворцовые сплетни. Зачем тебе это, Бренна, когда ты можешь владеть целым миром? Всем этим чертовым миром и любой его частью, которую ты только захочешь?

– Мне нужна только эта часть. – Это вышло не так убедительно, как я надеялась. – И ты тоже.

Гуннар скатился с кровати и сел на край, спиной ко мне, а я нащупала на тумбочке очки. Как только они были надеты, я села и вытащила простыни из нижней части кровати, где мы их пнули. Я натянула их на свое тело, которое вдруг снова стало ущербным.

Пухлая Бренна, желающая большего, чем следовало.

Я почувствовала, как в груди зародилась дрожащая боль. Как будто все рушилось.

И я сделала то, что делала всегда, – я налетела на нее, потому, как если бы я сломалась сейчас, то разлетелась бы на миллион осколков.

– Я люблю тебя, – сказала я ему на нашем древнем языке. – И я хочу выйти за тебя замуж. Для страны. И для… ради меня.

Гуннар долго молчал, склонив голову, его темные волосы упали на лоб, влажные от пота.

– Гуннар. – Надежда и любовь сделали из меня дуру. – Ты собираешься что-то сказать?

– Ты же знаешь, что мы не можем. Это невозможно.

– Почему? Потому что так говорит твой отец? Потому что…

– Потому что я проклятый принц, Бренна! Потому что вся моя жизнь была посвящена тому, чтобы жениться на спасительнице Васгара.

– Но мы делаем именно это. Вместе…

– Мы играем Бренна. Мы играем в спасение страны. Потому что для того, чтобы все это сработало, нам нужны деньги. Много денег. Деньги, которые возможно получить только если я вступлю в брак.

– Есть и другие способы, – сказала я.

– Назови хоть один.

У меня его не было. У меня их не было. Возможно, он был прав. Может быть, мы играли.

– Если я женюсь на женщине без денег, первое, что сделают мои отец и дядя, – это продадут права на нефть. И все, ради чего мы работали, будет напрасно.

Он встал и повернулся ко мне лицом, гордый своей наготой. Его мускулы и татуировки, вялый член, прижатый к ноге. Я покраснела, глядя на него, даже сейчас.

– Ты можешь получить работу обратно?

– Я не хочу…

– Ты можешь ее вернуть? – он взревел, и я ошеломленно кивнула.

– Они сказали, что если я передумаю, то для меня найдется место в ООН.

– Разве? – Его облегчение разбило мне сердце.

– Да.

Он начал натягивать одежду.

– Тогда ты позвонишь им как только настанет время. Ты позвонишь им и получишь свою жизнь…

– Не надо, – произнесла я. – Не делай этого. Не притворяйся, что знаешь, что для меня лучше.

– Ты хочешь остаться здесь и смотреть, как я женюсь на наследнице? Может быть, ты даже сможешь прочитать во время свадьбы эту чушь из Послания к Коринфянам. Может быть, я сделаю тебя своей любовницей, разве это жизнь…

– Не притворяйся, что ты ничего ко мне не чувствуешь. Как будто я живу какой-то фантазией.

– Милая. – Улыбка, которой он меня одарил, не была… той улыбкой, к которой я привыкла. Ток, которой одаривал меня через весь тронный зал или в палатах совета, хитрой, тайной, сладкой, которая, как я верила, была предназначена только мне. Нет. Он одарил меня своей жестокой улыбкой. Безжалостный изгиб его губ, которым он приветствовал меня, когда мы с матерью переехали во дворец и он возненавидел меня.

– Не надо, – выплюнула я. – Не делай этого. Не превращай последние два месяца в нечто ужасное.

Улыбка исчезла с его лица, и теперь… теперь он просто выглядел грустным.

– Ты только что сделала предложение будущему королю Васгара и не думаешь, что живешь в мире иллюзий? Ты моя сводная сестра, Бренна. Один только скандал…

– Мы можем это уладить.

Печальными, отстраненными глазами он смотрел на мое мягкое белое тело. Очертания меня были видны под простыней. Мои слишком широкие плечи, мои слишком большие бедра.

– Крестьянское тело, – всегда говорила мама, когда мы ходили примерять одежду, которая никогда не подходила. Кровь моего отца.

– Гуннар, – выдохнула я, пытаясь найти одеяло, чтобы укрыться. Пот исчез и сменился холодом, таким глубоким, что я чувствовала, как он распространяется по моим костям.

– Ты не предназначена для трона Васгара, – сказал он.

А потом он, мужчина, который снял с меня всю одежду, целуя каждую обнаженную часть тела, натянул одеяло, как будто ему надоело смотреть на меня.

– Я женюсь на этой проклятой наследнице, – сказал он и натянул тонкие шелковые пижамные штаны, которые надел для похода в мою комнату. – А ее деньги спасут страну и укрепят мой контроль. А что до тебя…

Он посмотрел на меня сверху вниз, и я вскочила с кровати, прижимая простыню к груди. Мое сердце разбилось на тысячу осколков.

– Ты вернешься на работу в ООН и уберешься к чертовой матери из этой страны, даже если мне придется самому тебя туда доставить.

– Мне не нужна эта работа, Гуннар.

– Послушай меня, Бренна. – Он склонился над кроватью. – Слушай очень внимательно, потому что я больше не буду этого повторять. – Его глаза блуждали по моему лицу, словно разрывая на части каждый кусочек меня для препарирования и уничтожения. Мои розовые щеки. Мои очки. Мои голубые глаза. Мои густые брови. Мои длинные светлые волосы.

– Живи своей жизнью, – сказал он. – Выйди замуж за какого-нибудь хорошего человека и живи хорошо. – То, как он произнес слово “хороший”, прозвучало осуждающе. – А то, что твоя крестьянская мать вышла замуж за моего отца, станет примечанием в твоей истории. История, которую рассказывают на скучных званых обедах.

И он ушел. Гуннар только что ушел, а я стояла в своей спальне во дворце, который только начал ощущаться как дом, и мне было слишком больно, чтобы плакать. Я была разбита, чтобы рыдать. Я могла только с большим усилием заставить свое сердце биться.

21

Тогда

Бренна

Я не звонила, чтобы получить свою работу обратно. В моем потрясенном, разъяренном состоянии я не могла даже представить себе этот разговор. И я была уверена, что Гуннар извинится. Прошел день, а я его не видела, и в ту ночь я ждала в своей комнате, уверенная, абсолютно уверенная, что моя дверь со скрипом откроется, и он войдет, раскаиваясь и беспокоясь обо мне.

Но в ту ночь моя дверь оставалась закрытой.

И на следующую ночь.

И целую неделю.

И тогда, наконец, я набралась смелости прокрасться в его комнату, которую обнаружила запертой. И я знала в сломленных уголках моего тела, что он сделал это намеренно. Он запер меня. Я постучала, и после долгой паузы дверь открылась. Гуннар стоял там, холодный и отстраненный, и я знала, знала, что это бесполезно. Он уже возвел стены, чтобы не пускать меня.

Запер все двери.

– Не делай этого, Бренна, – сказал он, и я никогда в жизни не чувствовала такого отчаяния. Такой некчемной.

– Я просто хочу поговорить.

– Ты получила работу обратно? – Я не ответила. – Получила? – рявкнул он, и я испуганно покачала головой. И мне пришлось смириться с тем, что не имеет значения, любит ли он меня или хочет ли быть со мной.

Гуннар собирался подчиниться тому, что требовали от него его отец и эта страна, даже не видя, что еще он может иметь.

– Возвращайся на работу, – сказал он и захлопнул дверь.

И на мгновение меня утешило чувство жалости к нему. Ощущение себя чуть выше него.

Но это продолжалось недолго.

***

– Что с тобой? – спросила мама, когда я вошла в столовую завтракать. Было позже, чем обычно, и я не обращала внимания, иначе не осмелилась бы войти в комнату или к маме, чей орлиный глаз видел все. И она не могла удержаться от комментариев.

На улице шел дождь, и это было прекрасно. В небе за высокими окнами клубились серые облака, извергающие капли дождя.

– Ты ужасно выглядишь.

– Спасибо, мама, – сказала я, беря свой кофе и садясь на свое обычное место за столом. Стены были увешаны портретами членов королевской семьи, жившими сотни лет назад. Я чувствовала, что все они смотрят на меня. Осуждают меня.

Но никто из них не был счастлив так, как моя мать.

– Тебя убьет, если ты будешь пользоваться губной помадой? – Она понизила голос, хотя в комнате с нами никого не было. – Подходящий базовый гардероб?

– И тебе доброе утро, – сказала я, придвигая стул так, что тяжелый еловый стол впился мне в живот. На мне был длинный свитер поверх леггинсов – на самом деле же это была защитная палатка. Скрывающая все мои недостатки. Мама с десяти лет надевала на меня синтетику и пояса и не понимала, почему я предпочитаю дышащие вещи.

Мама, конечно, выглядела безупречно. Стройная и царственная, словно она родилась во дворце, а не в какой-то дерьмовой рыбацкой деревушке на Южном острове. Она была вырвана из жизни матери-одиночки и по совместительству барменши королем, когда он совершал свое турне по острову пять лет назад. Он только взглянул на нее и решил, что она станет его новой королевой.

А теперь посмотрите-ка на нас.

Вот вам и сказка.

– Серьезно, Бренна, разве ты не смотришься в зеркало? – спросила мама.

– Мне все равно, мама, – вздохнула я. У меня не было сил бороться с ней. Я напряглась, ожидая прихода Гуннара. Все мое тело сжалось в судороге, которую я не могла отпустить.

– Нет, – сказала мама. – Тебе все равно. Тебя никогда не волновало, как твои действия отразятся на мне. Как они отражаются на королевской семье.

– Ты действительно веришь, что тот факт, что я не пользуюсь помадой, выходя ко столу на завтрак, имеет какое-то значение? Неужели ты настолько поверхностна?

Дверь в фамильное крыло дворца распахнулась с такой силой, что портреты задребезжали на стене.

– Слишком далеко! – ревел король Фредерик, вваливаясь в комнату и тяжело опираясь на трость. Ему нужна была инвалидная коляска, но он был слишком горд для таких вещей. Он выглядел серым и дрожащим. Его волосы и борода смотрелись зарослями дикой ежевики вокруг головы. – Ты зашел слишком далеко, Гуннар.

– Неужели? – спросил Гуннар, шагая позади него.

Если я выглядела неряшливой и неопрятной, то он – нет… Я сделала слишком большой глоток кофе. Идеальное сочетание.

Он начал носить темные брюки и рубашки с закатанными рукавами. У Гуннара был такой вид, будто он готов что-то сделать. Это была идея Ингрид, и, как всегда, Ингрид была до боли права.

– Тебе придется ввести меня в курс дела, отец. Боюсь, я не мог догадаться, что из того, что я делал в последнее время, зашло слишком далеко. Был ли это визит в школу или…

– А ты! – Фредерик сплюнул, указывая на меня дрожащим пальцем. Я была слишком потрясена, чтобы что-то делать, кроме как сидеть с разинутым ртом, но Гуннар отбросил сардоническую, безразличную улыбку и сосредоточился. – Я всегда знал, что ты станешь позорищем.

– Что?.. – это было все, что я смогла выдавить, пока мама обхватила голову руками.

Фредерик швырнул на стол листок бумаги. Гуннар схватил его, и то, что он увидел, заставило его побелеть, а затем покраснеть. И его глаза, когда они встретились с моими, были полны извинения. И гнева.

Что бы это ни было, ничем хорошим оно не было.

– Дай посмотреть, – прошептала я. Гуннар покачал головой, но я встала и выхватила у него из рук газету. Там была фотография. Зернистая фотография на сотовом телефоне: двое полуодетых целуются.

На частном самолете.

Мне потребовалась секунда, я не привыкла видеть себя такой. Голова откинута назад в экстазе. Прижимаю к груди голову темноволосого мужчины. Но в заголовке все было ясно.

Принцу-плохишу и Принцессе-жиробасине есть что скрывать от Королевской семьи

Тогда

Гуннар

Это было все, что я мог сделать, чтобы не коснуться ее. Не притягивать Бренну в свои объятия и не говорить ей, что это не имеет значения. Что весь мир ошибается.

Передо мной, склонив голову, рыдала Бренна.

Или вынуждена была молчать.

А я не мог прикоснуться к ней. Только не перед моим отцом. Не тогда, когда ей нужно было уйти как можно дальше от этого места. Если это не было доказательством того, что этот остров уменьшит ее и задушит ее силу, тогда что?

Я схватил газету и смял ее в кулаках.

– Ты не можешь делать это с каждой газетой, – прошептала она.

– Мы подадим на них в суд.

Ее смех был влажным от слез, которым она не собиралась давать волю.

– Должно быть, это было,… – прошептала она.

– Ага. Дерек, помощник. Его уволили, если не сказать больше.

– Ты вышел из-под контроля, Гуннар! Ты не уважаешь ни эту страну, ни трон, ни наше имя. Ты никогда этого не делал! – взревел отец. – Но это… это новая программа минимум даже для тебя.

– Фредерик, пожалуйста, успокойся, – взмолилась Анника. – Такими темпами ты загремишь обратно в больницу…

– Посмотри газету, Анника! Посмотри, какой позор принесли нам наши дети.

Бренна покачнулась, и я не смог удержаться от того, чтобы не протянуть руку, чтобы успокоить ее. Боже, как я хотел ее. Я никогда в жизни не тосковал. А если и тосковал, то был слишком мал, чтобы помнить об этом сейчас. Но мне очень хотелось утешить ее и быть утешенным ею. Но она отстранилась.

Анника смяла газету и побледнела. Бренна отвернулась, ее глаза были полны слез.

– А как же позор, который ты навлек на нашу семью? – спросил я отца. Замах, которого он не предвидел.

– Не меняй тему! – крикнул он.

– Ты продаешь это королевство на виду у тех самых людей, которых должен защищать.

– Как благородно, Гуннар, – усмехнулся отец. – Ты был таким благородным, когда трахал Бренну в самолете?…

– Заткнись, старик. – Я схватил его за грудки. Готовый принять каждую минуту боли, которую Бренна испытывала сейчас из-за него.

– Ты очень близок к измене, сынок. Ты знаешь, как наши предки относились к измене?

– Ты собираешься выставить меня на ледник? Я был бы рад, – выплюнул я.

– Нет, – сказал он. – Но вы двое поженитесь.

– Нет, – сказал я. Краем глаза я заметил, как Бренна вздрогнула. Господи, как же я себя тогда ненавидел! Я ненавидела каждую минуту своей слабости, которая привела нас к этому моменту. – Абсолютно точно нет.

– Нет, нет, – сказал отец. – Вы поженитесь.

– Я согласна, – сказала Бренна.

– Мы не поженимся, – сказал я ей, умоляя посмотреть, что пытается сделать старик. – Потому что это именно то, чего он хочет, Бренна. Он хочет, чтобы мы поженились, чтобы я не женился на наследнице. Так что новых денег я не принесу, и они с дядей смогут продать нефтяные права России без всяких протестов.

На ее лице я увидел, как все ее надежды разом умерли, а я никогда не видел, чтобы кому-то было так больно.

Мне хотелось содрать с себя кожу.

Отец молчал. И улыбался.

– Скажи мне, что я ошибаюсь, – сказал Гуннар.

– Я король Васгара, – произнес он. – Я не обязан тебе ничего объяснять.

– Если мы поженимся, – сказал я Бренне, и каждая моя ошибка осыпала землю вокруг меня, как осколки стекла. Глупец. Я был таким глупцом. Первым правилом моей жизни было не недооценивать отца. Наверное, он заплатил стюардессе. – Он получит то, что хочет. И все, над чем мы так усердно трудились, будет разрушено.

– Мы можем это выяснить, – сказала она, цепляясь за идею о нас двоих. – Как будто у нас все лето. Мы можем это сделать.

Я завидовал ее воле, но у нас не было такой роскоши, как надежда.

Это, подумал я, и есть то ужасное столкновение, к которому мы шли. Не последние два месяца в ее постели. Не скандал и не ее уничтоженная репутация. Но вот это – момент, когда я, наконец, перестал наносить удары. Когда я использовал свою самую острую колкость против ее мягкого сердца и напомнил ей правду, о которой она забыла.

Бренна заслуживала гораздо большего, чем это разрушенное королевство, мой отец и его жестокий дворец.

Она заслуживала большего, чем я.

– Мы могли бы это сделать, – сказал я. – Но я не хочу. Я не хочу тебя, Бренна.

Анника ахнула. Бренна уставилась на меня, бледная и дрожащая. Слова медленно… медленно оседали. И я не отвел взгляда. Я даже не вздрогнул. Я смотрел на нее, пока она не поняла, что я не блефую. Я смотрел на Бренну, пока она не поверила моим словам. Пока любовь, которую она ко мне испытывала, не угасла от накрывшей ее боли.

Я смотрел на Бренну, пока она не повернулась ко мне спиной, веря в самое худшее.

Это был единственный способ разбить ей сердце.

– Тогда ты покинешь двор, – сказал отец, и вся комната замерла. В тишине.

– Ты изгоняешь меня? – спросила я. – Это официально? Или просто очередная угроза?

– Ты уже достаточно опозорил эту семью своим безразличием и неуважением. Ты пересек черту. Я не могу держать тебя в этом дворце. Она твоя сводная сестра.

Она – лучшее, что когда-либо случалось со мной.

– Отлично, – сказал я. Я хотел разобраться с этим иначе. Управлять силой моего отца и жадностью моего дяди каким-нибудь другим способом. Из какого-то другого места.

– Подождите! – сказала Бренна, протягивая руки, как будто она могла предотвратить катастрофу. – Гуннар станет королем. Он должен быть здесь. Нам не обязательно жениться. Я уйду, но Гуннар должен остаться здесь…

Спасти королевство.

– Я еще не умер, – сказал король со своей обычной гордостью и немалой долей победы в темных глазах.

Я сделал это. Я сделал так, чтобы ему было легко победить. Меня тошнило от стыда и сожаления. Каким же дураком я был, полагая, что смогу победить его. Борьба с моим отцом никогда не была честной.

Но он понятия не имел, насколько я могу запятнать себя.

– И мой брат может унаследовать трон, – сказал отец.

Бренна ахнула и умоляюще посмотрела на меня. Мой дядя был в миллион раз хуже моего отца. И если ему позволят, он уничтожит эту страну. А я уж точно не собирался позволить этому случиться, но я также не мог сказать об этом Бренне. Потому что она снова сделает из нас команду. Она найдет все мои слабости, и в мгновение ока я буду бессилен оттолкнуть ее.

Я бросил последний взгляд на Бренну, зная, что она видит только мое холодное лицо. Я предал не только ее и все, ради чего мы работали, но и Васгар. И прекрасно, она могла бы подумать, что если это заставит ее ненавидеть меня достаточно, чтобы уйти. И не оглядываться.

– Поезжай в Нью-Йорк, – сказал я, запоминая ее лицо. – Оставь это место позади. Только богу известно, что будет дальше.

– Но Васгар?

– Оставь это воронам, – сказал я, и это было единственное, что я мог сказать, чтобы разрушить ее иллюзии обо мне. – Иди, Бренна. Иди… проживи удивительную жизнь.

И с этими словами я покинул дворец, покинул свою страну.

И единственную девушку, которую я когда-либо любил.

Тогда

Бренна

На следующий день после отъезда Гуннара у короля случился обширный инсульт.

Я была в своей комнате, притворяясь, что собираю вещи, вместо того чтобы свернуться в клубок и подвергнуть сомнению все свои жизненные решения, когда услышала шум и крики моей матери.

Целую неделю мир был перевернут вверх тормашками. И примерно двадцать раз в минуту я думала о том, чтобы написать Гуннару. И двадцать раз в минуту я сопротивлялась своему желанию. Гуннару, которого, как мне казалось, я знала… который должен был ответить. Несмотря на то, как он относился к своему отцу, Гуннар, которого я знала, должен был вернуться. Потому что страна была в смятении. Во дворце царила суматоха.

Как и в моей душе.

Тот, другой Гуннар, настоящий, наверное… я не знала, что он сделает. И я не чувствовала себя достаточно сильной, чтобы выдержать его реакцию. И, честно говоря, тот факт, что он должен был услышать и не связался с нами… ну, разве это не сказало мне все, что мне нужно было знать о нем?

– Как дела сегодня? – спросил Алек, найдя меня в задней части библиотеки, где я проводила много времени, когда не была в больнице.

– Фредерик сегодня возвращается домой, – сказала я.

– Это хорошая новость.

Я отрицательно покачала головой. Король и моя мать никого не подпускали. Так что никто не знал всей серьезности инсульта.

– Между нами?

– Конечно, Бренна. Тебе ведь это известно.

– Он еще не может ходить. Его речь… – я вздохнула. – Невнятна.

– Совет взбесился, – сказал Алек. – Я имею в виду, что они говорят все правильные вещи о том, чтобы дать королю время прийти в себя, но на заднем плане происходит много разговоров.

О дяде Гуннара – Эрике. Ублюдок пытался добраться до трона, используя инсульт как предлог для пути на трон.

– Насколько все плохо?

– Совет хочет поговорить о временном руководстве, и я сдерживал их так долго, как только мог.

– Ты можешь выбить нам еще одну неделю?

Он кивнул.

– Думаю, мы сможем это сделать. Энн – хороший союзник. Я заставлю ее успокоить всех.

– Спасибо, Алек, – я улыбнулась ему и по привычке провела большим пальцем по телефону. Он не звонил. И не писал. Не то чтобы я этого ожидала, просто не могла удержаться от проверки.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Алек.

– Лучше всех.

– Я думал… ты собиралась уезжать. Нью-Йорк и все такое.

– Я не могу оставить все как есть, – сказала ему я.

– Гуннар хотел бы, чтобы ты уехала, – тихо произнес он. – Это все, чего он хотел.

– О! – Ярость внутри меня разразилась громким и удивительным смехом. – Ну, к счастью для страны, то, чего хочет Гуннар, не имеет для меня большого значения.

– Бренна…

Я подняла руку.

– Я в порядке. И сочувствие меня не интересует. Или твои мысли о Гуннаре. Это мы с тобой держим волков на расстоянии так долго, как только можем, хорошо?

Алек кивнул. Его лицо стало таким серьезным под этой рыжей бородой. Алек, казалось, потерял часть своей мощности, когда Гуннар ушел. Наверное, мы все так думали. Во всех наших жизнях была огромная дыра.

Почему мы позволили ему так много значить для нас?

– Прости, что накричала, – сказала я, и он улыбнулся.

– Я бы не назвал это криком, – сказал он. – И я сожалею… о Гуннаре.

– И ты, и я. – Я вздохнула, стряхивая с себя чувство, которое вызывал у меня даже разговор о нем. – А он знает? О том, что произошло с его отцом?

– Гуннар знает. – Алек больше ничего не сказал, и я не задала ни одного из миллионов вопросов, которые горели у меня на губах. Он знал и не собирался ничего предпринимать. Он знал, но ему было все равно. Сколько еще мне нужно, чтобы наконец поверить в правду о нем?

Гуннару было на нас наплевать. Если Васгару суждено было спастись, нам придется обойтись без него.

***

Алек с помощью наших союзников в Совете сумел отложить обсуждение вопроса о способности короля руководить страной на две недели. Но времени все равно не хватало. Фредерику стало лучше. Он ходил с тростью, но говорить ему было все еще трудно, и левая сторона его лица была вялой.

Убедить страну в том, что он все еще способен править, было бы невозможно.

– Сир, – сказала я в семейной столовой, где сидел с мамой и королем. Моя мать выглядела так, словно за последнюю неделю постарела на миллион лет. Она выглядела усталой, худой и… безнадежной во многих отношениях. Ее красная помада никого не обманула. – Нам нужно составить план.

– Что за план? – спросила мама, посмотрев сначала на Фредерика, а потом снова на меня.

– Гуннар, – сказала я, и король покачал головой. – Сир…

– Изгнан! – сказал он.

Я ожидала этого. В течение нескольких недель он не вел никаких разговоров о прекращении изгнания и возвращении сына. Что было бы самым простым решением. И самым лучшим. Но он каждый раз сбрасывал это со счетов.

К счастью, у меня был план Б.

Я пододвинула к нему документы, составленные Диной, одним из адвокатов монаршей семьи.

– Это бумаги, которые дали бы моей маме,… – мама подняла глаза, ошеломленная и испуганная. Не совсем то чувство, на которое я надеялась. – Вашей жене, роль вашего представителя…

Фредерик покачал головой.

– Я бы ей помогала. И вы бы тоже. Алек, Ингрид – все помогут.

– Нет, – сказал он и так сильно толкнул бумаги, что они соскользнули со стола.

Мама шмыгнула носом и отвернулась, попивая чай, как будто это было все, что имело значение, но ей было больно. Черт, мне было больно. Я была зла. И расстроена.

– Если вы не придумаете план, ваш брат…

– К черту… его, – выплюнул Фредерик.

– Я согласна с вашим мнением, но с вашей болезнью и уходом Гуннара…

– Пока еще… не умер, – сказал он. Его лицо приобрело апокалиптический оттенок красного.

– Сир! – Я поднялась на ноги. – Вам стоит успокоиться.

Мама сидела в кресле, потягивая чай, как будто ничего не происходило.

– Мама!

Она рассмеялась и покачала головой.

– Не смотри на меня. Если он хочет покончить с собой, прекрасно.

Боже мой! Я знала, что с этим браком она получила больше, чем рассчитывала. Больше трагедии, чем радости. Больше проблем. Но от бессердечия и ее равнодушия захватывало дух.

– Не смотри на меня так, – тихо сказала она. Моя мать не собиралась ничего предпринимать. И бумаги, которые я составила, чтобы сделать мою мать представителем короны, были бесполезны. Мне следовало был догадаться. Я почувствовала, что съеживаюсь под внезапным давлением ситуации.

Кто-нибудь… кто-нибудь скажет мне, что делать.

Но в столовой было тихо. Ответы должны были прийти не отсюда.

– Верно. – Я глубоко вздохнула. – Я собираюсь пойти на эту встречу, – сказала я. – И я постараюсь выиграть для нас еще немного времени. Но без плана… ваш брат убедит Совет, что вы не подходите на роль руководителя страны. И как только он доберется до трона… все пропало. И вам это известно.

Фредрик поднял дрожащую руку, чтобы вытереть рот. Но ничего не сказал. Не выказал ни единой эмоции. Он даже не посмотрел мне в глаза. Внезапно я позавидовала безразличию Гуннара. Какое счастье, что мне на это наплевать. Не чувствовать каждое мгновение этого давления.