Текст книги "Мой Злой Принц (ЛП)"
Автор книги: Молли О'Киф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
1
Наши Дни
Нью-Йорк
Бренна
Я нашла своего сводного брата именно в том месте, где ожидала его найти.
В чреве грязного клуба, пропахшего потом, сигаретным дымом и сексом.
– Я пришла к Гуннару Фальку, – отрапортовала я вышибале, застывшему в дверном проеме. Облаченный во все черное, он выглядел как обычный телохранитель. Его протяженный взгляд сузившихся глаз был попыткой запугать меня. Подвергнуть сомнению каждое решение, которое привело меня к этой самой двери. Возможно, он хотел заставить меня дрожать от страха.
Но для того, чтобы напугать меня, нужно нечто большее, чем просто взгляд этого человека.
В конце концов, я была запугана королями, королевами и членами совета, которые не слишком заботились обо мне последние три года моей жизни.
Я выгнула бровь и распахнула меховой воротник пальто, чтобы показать ожерелье, которое носила. У основания моей шеи, в ложбинке у самого горла, висел медальон с волчьей головой и мечом. Печать царской семьи Васгара.
– Я здесь по делам королевства, – сказала я. – Сообщи Гуннару, или я опустошу это место так быстро, что у тебя закружится голова.
Телохранитель склонил голову, что означало, – он был одним из моих соотечественников, и знал, что только члены королевского двора носят печать.
– Минутку, – сказал он на нашем языке.
– Конечно, – ответила я с вежливым терпением, которого вовсе не испытывала, но это был мой единственный отточенный навык. Притворяться терпеливой. Притворяться вежливой. Когда внутри меня все кипело.
Телохранитель повернулся, чтобы что-то сказать в радиоприемник, спрятанный у него в рукаве, а я боролась с желанием закатить глаза. Гуннар, как обычно, зашел слишком далеко. Интересно, он каждое утро заставляет свой персонал отвешивать ему поклоны?
Для человека, которому не нравилось быть принцем, ему определенно нравилось, когда с ним обращались как с королем.
Я провела долгий перелет из Осло в Нью-Йорк, пытаясь избавиться от всех воспоминаний, которые все еще оставались с тех нескольких месяцев, когда мы перестали ссориться и стали… друг для друга кем-то большим.
Но стоя у этой двери три года спустя, когда я в последний раз видела его уходящим из дворца, очевидно, я понимала, что какие-то воспоминания все же остались. Было ощущение его руки на моем лице, от которого я никак не могла избавиться. Мерцание его улыбки в темноте. Тот танец на свадьбе наших родителей.
Воспоминания, которые не могут быть сожжены на костре нашего прошлого, должны быть похоронены. Потому что я намеревалась прожить очень долгую жизнь и не хотела, чтобы меня преследовали воспоминания о самой худшей ошибке моей жизни. Унижение после всех этих лет все еще было…
Свежо.
– Он ожидает вас внутри, – сказал телохранитель, почтительно уставившись в пол перед моими черно-красными туфлями на каблуке. Я снова затянула пальто, обернув пояс вокруг талии, несмотря на пот, струящийся по спине. Мои мех, кашемир и туфли от Jimmy Choo – все это было своеобразной броней. Поверх моих слишком полных бедер, мягкого живота и глупого, глупого сердца. Я надела меховую шапку, которую обычно носят в моей стране, скрывавшую волосы. Потому что я не собиралась открываться перед ним.
И теперь, когда я собиралась увидеть его снова, впервые за три года… мне казалось, что этого недостаточно. Мне нужны были настоящие доспехи. Щит из большого зала Дворца. Меч моих предков.
Да. Меч в современном Нью-Йорке сослужил бы мне хорошую службу.
– Спасибо, – бросила я и вышла из темной, грязной прихожей в короткий коридор, который вел в комнату, пригодную разве что для оргии времен Римской империи. Низкие диваны, красные и черные стены. Тусклое освещение. На самом деле это и могла быть оргия. Столько плоти было выставлено на всеобщее обозрение.
Конечно, подумала я, глядя прямо сквозь скудно одетых женщин, сидящих на коленях мужчин, расположившихся на диванах, расставленных по всей комнате. Какое клише.
Чего я ожидала от человека, которым он стал? Продает свое лицо и имя, наживается на своей репутации Злого принца Нью-Йорка.
Это было именно то место, которое Гуннар назвал бы своим домом.
В дальнем углу шла игра в карты, и я осмотрела игроков, но Гуннара среди них не было. Мужчины, сидевшие за столом, были среднего роста и среднего телосложения, а в Гуннаре не было ничего среднего.
– Ну и ну, – раздался мрачный голос, и все разговоры разом прекратились. – Глядите-ка это, как никак, моя дорогая сводная сестра, Бренна. Всю кожу на моем теле покалывало от внезапной паники «дерись или беги». И честно говоря, я едва выиграла этот бой.
Я хотела оказаться здесь точно так же, как хотела бы быть брошенной на ледниках на произвол судьбы.
Но это была моя работа. Ради блага Васгара. А я всегда хорошо делала свою работу. Неважно, сколько боли бы она не приносила.
Я обошла колонну и увидела его. Мое тело мгновенно узнало этого мужчину. Долгие три года попыток стереть его из моей памяти исчезли только от одного взгляда на него.
Он, говорило мое тело. Всегда он.
К счастью, мое тело ни хрена не решало в эти дни.
Гуннар сидел в дальнем конце длинного зала на троне – без дурацких шуток. Не такой богато украшенный и красивый, как трон Васгара, но все же это был трон. Или, может быть, это был обычный стул с высокой спинкой и темной обивкой, и именно она делала его похожим на трон. На нем был темный костюм, из-за которого его бледно-серые глаза казались сияющими. Накрахмаленная белая рубашка была расстегнута на несколько пуговиц, открывая часть татуировки на груди. Его темные волосы были зачесаны назад с высокого лба.
Он выглядел жестоким.
Таким же жестоким, как в тот день, когда я впервые встретила его. С его полными губами, скулами, способными резать кромку льда, высоким стройным изящным телом. Каждая его частичка была слишком прекрасна, чтобы быть настоящей, словно он был создан для самых темных чувств.
Зависти. Презрения. Ярости.
Вожделения.
В основном похоти.
Даже сейчас я чувствовала это, пытаясь забиться внутрь своей брони. То, как я не могла перестать смотреть на Гуннара своим прошлым взглядом влюбленных глаз. То, как моя кожа была опалена новым неудержимым жаром, причем это не было никоим образом связано с температурным режимом в комнате.
Он был просто чертовски красив.
И я была влюблена в него так… глупо.
Он поманил пальцами, и к нему приблизилась женщина, протягивая стакан с янтарной жидкостью, в глубине которого извивалась апельсиновая корка. Он улыбнулся женщине – она, конечно, была красива; Гуннар окружал себя исключительно красотой. Я была аномалией. Единственным дефектом.
На ней было красное платье, подчеркивающее ее длинные ноги и тонкую талию. Выпирающие сиськи. Интересно, она была той женщиной из всех этих объявлений? Если бы это была одна женщина. Или, может быть, такой была каждая женщина в этом месте. Я удивилась, хотя и сказала себе, что мне все равно.
Он поднял руку женщины и поцеловал ее ладонь.
Но он все время смотрел на меня, его серые глаза насмехались надо мной. Просто наблюдали, нашел ли его нож свою цель.
Я закатила глаза.
Что, конечно, только рассмешило его.
Гуннар еще раз щелкнул пальцами, девушка исчезла, растворившись на заднем плане вместе с остальными красивыми женщинами, которых он использовал в качестве декораций. Я искренне надеялась, что всем им платят баснословные суммы.
– Гуннар, – сказала я, направляясь к его трону. Конечно, толпа расступилась передо мной – за последние три года я научилась собственным трюкам. Я могла излучать презрение, которое заставляло людей убираться с дороги, как ледокол в проливе Бринмарк.
Теперь он не найдет меня такой слабой. Такой покладистой.
Больше нет.
На самом деле, когда я пересекала периметр, мои каблуки издавали очень приятные звуки стаккато по плиткам, и улыбка исчезла с его лица. Его глаза прошлись по мне, точно так же, как я представляла себе, что мои прошлись по нему. Принимая во внимание изменения, внесенные годами.
В основном мы были одинаковы. И в то же время мы были совершенно другими. Все сразу.
Я все еще была крестьянкой под метр восемьдесят ростом с кровью викингов, текущей в моих жилах. Слишком высокой для этого мира.
А он все еще был слишком красив. Слишком жесток. Слишком безразличен. Король в мальчишеской одежде.
– Гуннар, – сказал я, опуская его титул. – Не удивительно, что я нашла тебя в подвале какого-то захудалого клуба.
Он задохнулся от притворного возмущения.
– Захудалого? Как ты смеешь называть «Деспота» захудалым клубом?
– Четыре человека пытались продать мне наркотики, когда я только вошла.
– Похоже, тебе нужно расслабиться, – сказал он. Его пальцы снова дернулись, и мужчина шагнул к краю его сиденья. Гуннар поднял подбородок и что-то сказал ему на ухо, после чего тот исчез. Поднявшись по лестнице, я вообразила, что разберусь с наркоторговцами в клубе.
«О, Гуннар»,…– так я думала. Но быстро засунула большой палец в плотину чувств, сдерживая эти старые катастрофические чувства.
– Могу я предложить тебе выпить? – спросил он.
– Только не это пойло, на котором ты написал свое имя, – ответила я.
– Ты же водку пробовала!
– Называть это водкой – значит оскорблять картошку.
На секунду он почти улыбнулся, я это видела. Блеск его глаз. Вспышка его настоящего. Тот, кого я знала. А потом все исчезло.
– Шампанского?
– Нет, спасибо.
– Честно говоря, Бренна, это не убьет тебя, если ты засунешь палку в задницу на одну ночь…
– Твой отец умер.
Он моргнул, и на секунду я увидела все эти вещи… все эти чувства. Темные и опасные, как акулы глубоко под водой, он пытался притвориться, что они неподвижны. Что ему безразлично.
Но я знала… или поняла в какой-то момент. Я знал, что скрывает этот человек. И ни одна из его вод не была спокойной. Он был штормом на море, притворяясь на короткое время, что это не так.
– Умер?
Я кивнула.
– Ну, тогда шампанского для всех присутствующих. – Гуннар встал, и не успел он произнести эти слова, как в углу комнаты затрещали пробки. Красивая женщина снова ходила с новыми бутылками. Когда женщина в красном платье принесла Гуннару стакан, он вместо этого потянулся за бутылкой, поднес ее ко рту и сделал четыре длинных глотка.
И снова я отказалась что-либо чувствовать по этому поводу.
Ни единой эмоции.
Женщина принесла мне флейту, и я взяла ее, поблагодарив.
– Не за что, – сказала она, слегка удивленная, как будто прошло много времени с тех пор, как кто-то смотрел ей в глаза.
Гуннар поднял бутылку в воздух. Он был выше меня на несколько дюймов, и с такой поднятой рукой он выглядел на каждый дюйм нашей родословной викингов. Костюм не мог этого скрыть. Часы за тысячу долларов. Трон. Бар. Ничто из этого не скрывало, кто он.
Король.
С кровью викингов пятисотлетней выдержки, бегущей по его венам.
– За моего отца! – сказал он. – Пусть этот мудак горит в аду!
Я видела, как многие мужчины и женщины переглядывались, прежде чем выпить из своих бокалов. Я не пила. В моем сердце не было любви к Фредерику, но я не хотела бы, чтобы он попал в ад.
– Ты всегда отличалась брезгливостью, – сказал Гуннар, его губы скривились, и я узнала в этом жесте боль, которая сделала его жестоким. Он сделал еще один глоток из бутылки и вытер рот рукой. Вся его утонченность всегда была притворством.
–Твой отец мертв, – ответила я, не поддаваясь на его уловку. – Я здесь, чтобы отвезти тебя домой.
Он покачал головой, его глаза были бездонными озерами боли, которую он никогда не хотел кому-либо показывать.
Но я видела ее. В том было мое проклятье. Я всегда ее видела.
– За короля Гуннара Васгарского. – Я подняла свой бокал с шампанским в ошеломленной тишине. – Да здравствует король!
2
Тогда
Четыре года назад
Васгар
Гуннар
День, когда я встретил Бренну Эриксон, был самым жарким в июле.
И я был в седьмом круге двухдневного похмелья.
Меньше всего на свете мне хотелось играть в любезности со своей будущей сводной сестрой, студенткой третьего курса юридического факультета Эдинбургского университета. По-видимому, какой-то гуманитарный факультет или факультет изучения проблем мировой политики.
Мне уже было скучно.
Воздух едва шевелился, и даже в прохладе древнего Большого зала дворца жара была невыносимой. Все окна были открыты настежь в надежде, что легкое дуновение ветерка проникнет внутрь.
Очевидно, проникнуть он не мог.
– Почему мы в парадной форме? – спросил я, стоя рядом с отцом, королем Васгара, на широких ступенях в конце зала. Там стояли только он и я. Как игрушечные солдатики. Никакого совета. Никакой прессы. Только отец и я. В полном облачении.
– Потому что мы – члены монаршей семьи Васгара.
– А твоя невеста не в курсе?
– Не говори глупостей.
Скорее, он не хотел, чтобы она забыла, что он король. Тот парень, что здесь за главного.
Точно, гадкий поступок. Хотя, может быть, его новая королева будет в восторге от таких вещей.
Мысль, на обдумывание которой я потратил ноль времени.
– А если мы включим кондиционер, это убьет нас? – поинтересовался я.
Трон был позади нас. Если мы отойдем на десять шагов назад, то, по крайней мере, сможем сесть.
Королевство Васгар состояло из двух островов, расположенных высоко в Северном море между Норвегией и Шотландией. Как король, мой отец управлял двадцатью четырьмя тысячами людей, шестьюстами тысячами овец и недавно найденным нефтяным месторождением у нашего северного берега, с которым мы не знали что делать, так как были слишком бедны.
– Ты же знаешь, как люди относятся к переменам во дворце, – сказал отец.
– Ты женишься на барменше с Южного острова. Думаю, они привыкнут к переменам.
– Я вдовец уже двадцать шесть лет. – Отец оглядел меня с ног до головы со знакомым презрением. Тот факт, что я пережил свое рождение, а моя мать – нет, мой отец мне так и не простил. Со стороны могло показаться, что он души не чаял в наследнике. Но это ошибка. Так же, как и я, каждый день моего детства. – Я думаю, что мой народ позволит мне побыть немного счастливым.
– Но только не воздух.
Отец ничего на это не ответил.
– Когда встретишь Бренну, будь милым, – сказал папа, и слово «милый» прозвучало из его уст так нелепо, что я рассмеялся.
– Это не смешно, Гуннар.
– О, отец, более чем. Это довольно забавно.
– Только не будь ослом.
– А с чего это собственно мне им быть? – поинтересовался я.
– Потому что у тебя репутация отнюдь не рубахи парня, – парировал Отец.
Это было правдой. Я имел репутацию во многих вещах, но доброта была не в их числе. Это была фамильная черта Фальков.
– Она не… королевская особа, – сказал Отец.
– Отлично. Королевские особы, как мне стало известно, были ужасными занудами. А в этом мире не бывает ничего хуже скуки.
– Я серьезно. До поступления в колледж она никогда не покидала Южный остров. Она очень начитанная. Ее отец был рыбаком.
– Большинство твоих соотечественников – рыбаки, – сказал я.
– Ты знаешь, что я имею в виду.
Верно, подумал я. Я знаю, что ты сноб. Король, который едва терпит свой народ.
– Она не такая, как мы, – подчеркнул отец.
– Возможно, это тебе нужно быть добрым, – сказал я.
Когда Отец повернулся ко мне лицом, я продолжал смотреть прямо перед собой. Как будто мне не терпелось увидеть свою новую семью.
Он не бил меня уже много лет, с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать, и я вытянулся на шесть дюймов за неделю. Но я чувствовал, как он рядом со мной буквально вибрирует от желания причинить мне боль. Заставить эти слова застрять у меня в горле.
Я не смотрел на него, но, о, я улыбался.
– Я король, – наконец вспылил Отец, имея в виду, что он сделал то, что хотел. Он поправил ворот красной шерстяной формы, которую носил, и передняя часть в районе груди была увешана орденами и медалями. Он вспотел до самого мехового воротника.
Что ж, я тоже вспотел. Тот факт, что моя кровь в данный момент была заменена практически полностью на домашний аквавит, с любовью приготовленным моим лучшим другом Алеком, не помог. Но мне было двадцать шесть лет, и я был здоров. Мой отец, с другой стороны, месяц назад перенес сердечный приступ и осмотры у королевского врача приносили все более тревожные новости.
– Она будет принцессой Васгара, – сказал он.
Мои брови взлетели вверх.
– Ты издаешь декрет? В случае замужества лучшим ее титулом была бы герцогиня. Но как принцесса она будет иметь положение куда весомее. И власть. Не убого для дочери рыбака и бармена, но все же…
– Ее мать просила, – пожал он плечами, как будто все это не имело большого значения.
Ух ты, подумал я. Отцу пришел конец. Он потерпел фиаско. Я не был уверен, был ли я очарован или меня это немного покоробило.
– Ты будешь ее братом, – сказал Отец. – Я ожидаю, что ты будешь вести себя подобающе.
Интересно. Как вести себя при внезапном появлении двадцатичетырехлетней незнакомки, которую тебе придется теперь величать сестричкой. Я понятия не имел.
– Я могу быть добрым, – сказал я. И, честно говоря, так я и планировал поступить. Дворец со всеми его тайнами и интригами мог быть холодным и одиноким местом. Особенно для той, которой он подарит приют, студентки-юриста, обожающей читать книги, девушки с Южного острова. Я не был отъявленным монстром.
– Не переусердствуй.
– Как это понимать?
– Это значит, – сказал он, ткнув меня в грудь, усеянную чуть меньшим количеством медалей, – что тебе не следует с ней спать.
– Отец…
– Я не шучу. Вся страна насмехается над тобой из-за той ситуации с английской принцессой и этим спортсменом.
Я вздохнул.
– Один тройничок с участием члена британской королевской семьи и регбистом, и это все, о чем люди говорят.
– Это не все, о чем они говорят, – пробормотал отец.
Это было правдой. Обо мне судачили – много и часто. И я дал им немало поводов для разговоров.
Сплетники и овцы. Вот чем славилась моя страна.
Помимо тройничка с участием принца этой страны, некой принцессы и игрока в регби. Это стало международной новостью благодаря горничной отеля, запечатлевшей все на камеру своего телефона.
Отец всегда говорил, что я позор своей нации, и мне не хотелось доказывать ему, что он ошибается.
– Они идут! – произнес отец, улыбаясь честной улыбкой впервые за много лет. Я уже давно перестал ревновать его к тому, что я – его сын – никогда не смогу заставить его улыбаться таким образ. Мне было не больно. И даже не жаль. Это просто… было. Я повернулся и посмотрел на широко распахнутые двери дворца.
Первой вошла невеста моего отца – Анника. Я познакомился с ней несколько месяцев назад, когда она прилетела повидаться со мной и посетить экскурсию по Северному острову. И невзначай оценить реакцию горожан на то, что мой отец с кем-то встречается.
Горожане от восторга посходили с ума.
Она была потрясающей женщиной, я мог это признать. Ей было сорок, на десять лет младше моего отца, но выглядела она на двадцать. У нее были светлые волосы и голубые глаза, как у большинства жителей Южных островов. Она была чуть больше ста восьмидесяти сантиметров ростом.
Люди любили ее, потому что Анника была живым доказательством правдивости сказки о Золушке. И мой отец явно был по уши влюблен в нее и ее задорные сиськи.
А все любили истории о любви.
Было бы лучше, если бы она приехала с несколькими миллионами долларов на каком-нибудь банковском счете. Потому что, честно говоря, моя страна нуждалась в деньгах, чтобы мы могли управлять этим нефтяным месторождением больше, чем в истории о любви.
Но, очевидно, пополнение сундуков сокровищницы Васгара будет моей работой. Или работой моей невесты, когда Совет найдет мне такую.
Анника остановилась в дверях и, обернувшись, помахала кому-то рукой.
А потом Бренна вошла в парадную дверь дворца с книгой в руке.
Большинство людей, когда они входили во дворец, испытывали благоговейный трепет.
Это особенность всех дворцов – быть сногсшибательными. И меня всю жизнь учили отражать политику дворца. Быть олицетворением дворца. Внушать благоговейный трепет.
В этом был мой смысл, и у меня это неплохо получалось. В страданиях с перепоя или нет.
Но Бренна Эриксон подняла голову, огляделась, широко раскрыв глаза за стеклами очков, а потом облизнула палец, перевернула страницу в книге и вернулась к чтению.
Сводной сестре было глубоко плевать.
Ростом она пошла в мать, и у нее были длинные светлые волосы. В тех местах, где ее мать была плоской, дочь могла похвастать округлыми формами. Она стояла в дверях, солнечный свет пробивался сквозь ее летнее платье, обнажая длинные, очень длинные ноги. Ветер трепал кончики ее светлых волос, бросая их на очки, словно пытаясь помешать Бренне читать. Пока я наблюдал, она склонилась на бок и почесала укус какого-то насекомого на лодыжке.
Она была полной противоположностью мне во всех отношениях.
Я рассмеялся. Ничего не мог с собой поделать.
Она встретилась со мной взглядом больших голубых глаз за стеклами очков. Ее щеки порозовели – единственный признак того, что она может быть смущена, – после чего она вернулась к чтению.
– Не смейся над ней, – прошептал отец, когда Бренна захлопнула книгу.
А я и не смеялся. Я смеялся над нами. В нашей дурацкой униформе, отороченной мехом. На дворе стоял гребаный июль! Бренна была здесь единственной разумной девушкой.
– С ней нужно разобраться, – пробормотал отец.
– О чем ты говоришь? – поинтересовался я. Бренна выглядела как наше королевство летом.
– Ее волосы, одежда. Девушка должна потерять в весе от шести до двенадцати килограммов. Очки. Книга, боже мой, что она думает, что это? Отель? Посмотри на нее.
Да. Я не мог перестать на нее пялиться. Даже если бы она не была моей будущей сводной сестрой, моему отцу не нужно было беспокоиться о том, что я буду спать с ней. Бренна была далеко не в моем вкусе. Мне нравились девушки с большим лоском. И те, кто чаще держал зрительный контакт. Которые были соответственно впечатлены и поражены, и которых было легко убедить пасть на колени передо мной.
Но она была… другой.
– Здавствуйте! – Анника, моя будущая мачеха, шла через Большой зал с дочерью на буксире. – Мой король, – сказала она на древнем языке, кланяясь моему отцу.
– Моя королева, – ответил он и поднял ее руку, чтобы поцеловать. Глаза отца блеснули, и меня слегка затошнило. Я не был уверен, было ли это из-за очевидной похоти моего отца или из-за похмелья. – Позвольте представить вам моего сына, Гуннара, принца Васгара.
Я поклонился, как меня учили с самого детства.
– Рад снова видеть вас, Анника.
– Позвольте представить вам мою дочь Бренну, – сказала Анника, поворачиваясь к дочери, которая снова открыла книгу. – Бренна, – прошипела она и выдернула книгу, как будто Бренна была ребенком.
– Эй! – запротестовала Бренна. – Это было просто здорово!
– Вы простите мою дочь.
– Не собираюсь, – выпалил я и тут же понял, что сморозил что-то не то. Бренна выглядела так, словно ей дали пощечину, а ее мать смотрела на Бренну с красноречивым взглядом “я же тебе говорила”.
Я не это имел в виду, чуть не сказал я. Должен был это сказать, но мой отец быстро вмешался.
– Нам нужно обсудить кое-какие детали перед сегодняшним объявлением и субботним гала-ужином, – сказал отец в неловко повисшей тишине Большого зала. Я не купился на это ни на минуту – он хотел остаться с Анникой наедине для настоящего воссоединения. – Вам обоим не мешало бы познакомиться поближе Может быть, покажешь Бренне сады?
Отец и Анника отправились неизвестно куда, оставив меня наедине с Бренной, которая выглядела так, словно не знала, куда девать руки теперь, когда у нее забрали книгу.
– Мне очень жаль, – быстро сказал я.
– Не стоит, – сказала она в ответ, ее глаза метали молнии. – Мне все равно, что ты обо мне думаешь.
– Ты лжешь, – выпалил я. – Всем небезразлично, что я о них думаю.
Она наклонила голову, а я поправил воротник.
– Должно быть, это так странно – быть тобой, – сказала она.
– Носить меха в июле? Тебя это удивило?
– Люди проявляют к тебе такое уважение, которого ты даже близко не заслужил.
Я чуть не рассмеялся. От шока. Я имею в виду её наглость. Абсолютный нерв от этой крестьянки-выскочки. Хорошо. Мать её! И к чёрту показывать ей всё вокруг. У меня были дела поважнее. Например, вырубиться и проспать целый день.
– Трюк с книгой был чертовски милым, – сказал я. Если бы ее целью было показать нам в недвусмысленных выражениях, что ей наплевать на королевский дворец и мужчин, которые там живут… что ж, миссия выполнена.
Она криво усмехнулась.
Да, она была из тех, на кого стоит смотреть.
– Хочешь посмотреть сады? – поинтересовался я.
– Вообще-то, – сказала она, – покажи мне, где у вас Библиотека. Я слышала, что она и в самом деле хороша.
– Следуй за мной, – сказал я, направляясь к дверям в левой части зала. Не было никакого способа, которым я мог просто указать ей направление чего-либо. Наш дворец представлял собой лабиринт, построенный в 1600-х годах, чтобы помешать захватчикам найти королевскую семью и сокровищницы.
– Ты из Никенбурга, – сказал я, ведя ее мимо столовой в библиотеку. – Я был там прошлой осенью, чтобы помочь с…
– Тебе не обязательно вести светскую беседу, – сказала она.
– А разве я не должен? Светская беседа была почти всем, что я делал.
– Все это, – сказала она, крутя пальцем, – дело мамы. Не мое.
– Тогда в чем же дело? Если королевского дворца недостаточно, – усмехнулся я. Насмешки защищали меня от неприязни отца в течение многих лет. И я чувствовал неприязнь этой девушки за милю.
– Я пробуду здесь только до конца сентября, а потом вернусь в Эдинбург, чтобы получить диплом юриста.
– А что потом?
– Ну, надеюсь, работа в ООН после этого. Я подаю заявление на работу в финансовый отдел в Нью-Йорке. Между моим юридическим дипломом и моей финансовой специальностью… – она замолчала. – На самом деле тебя это ни капли не волнует.
– А разве должно?
Будущее казалось ей прекрасным. Бренна вся светилась от возможных перспектив. И я не завидовал. Невозможно было завидовать, когда я получал все, что хотел, включая регбиста и принцессу.
Но вся моя жизнь была связана с этим островом. И мечты о том, чтобы выбраться из нее, были не для меня. Я учился в университете здесь, в столице, а затем вступил в армию, как и каждый наследный принц до меня.
– Большие планы для простой девушки из Никенбурга. – Козел. Я вел себя как придурок. В конце концов, я был сыном своего отца. И я ненавидел это.
Делай лучше. Постарайся.
Будь добрым.
Эта девушка держала меня на крючке, и я не знал, как себя вести.
Но она не обиделась на мои слова. Или, если Бренна и обиделась, она, конечно, не показала мне. Она улыбнулась, обнажив щель между двумя передними зубами. Несовершенство, которое казалось странно совершенным.
– Совершенно верно, – сказала она. – Большие планы для простой девушки из Никенбурга.
Недосказанное “мудак” после этой фразы, хотя и не произнесенное вслух, читалось явственно.
Я открыл дверь в библиотеку и посторонился, пропуская ее.
– О боже, – сказала она, оглядывая двухэтажную комнату, полную полок, столов и удобных стульев вокруг гигантского камина. – Она прекрасна.
– Это была любимая комната моей матери, – сказал я. Несмотря на то, что я никогда не встречал ее, я чувствовал, что немного знаю ее по обстановке этой комнаты. – Она полностью отремонтировала ее, когда переехала во дворец.
– Ты злишься, что моя мать выходит замуж за твоего отца? – спросила она, глядя на меня. Я моргнул под напором ее внимания.
– Честно говоря, мне все равно.
Она снова побледнела, и у меня возникло ощущение, что я каким-то образом причинил ей боль.
– Ты злишься? Из-за женитьбы твоей матери на моем отце? – поинтересовался я.
Она пожала плечами.
– Я слышала, что дворец может быть…
– Жестоким? – уточнил я. У дома моего отца была репутация. И я был его частью. Мы все учились у моего отца.
– То же самое я могу сказать и о своей матери, – сказала она. – Наверное, поэтому они и ладят.
Я не собирался тратить ни минуты на то, как мир может быть жесток к такой девушке, как она. Ни одной минуты.
– Хочешь посмотреть…
– Нет, – сказала она. – Экскурсия заканчивается здесь. – Она огляделась со счастливым вздохом. – Ты можешь сказать нашим родителям, что выполнил свою работу, и можешь вернуться к своей обычной жизни с тройничками и беготне по барам в Кольске.
– Вау. – Я проглотил очень странное желание объясниться. – Похоже, ты хорошенько проделала домашнюю работу.
– Новости о печально известном принце довольно легко получить, – сказала она.
– Ну, тогда я оставлю тебя в библиотеке, – сказал я и начал расстегивать куртку, открывая потную шею и ключицы. Кое-что Бренна, казалось, заметила, о чем свидетельствовали ее внезапно распахнувшиеся глаза, как будто я разделся перед ней донага.
– Если только, – сказал я, прислоняясь к двери, – тебе не нужна компания. В задней части есть несколько скрытых диванов…
– Ты не весельчак, – сказала она.
– Я и не пытаюсь им быть.
– Ты не в моем вкусе, – сказала она.
– Скажи мне, какой типаж предпочитаешь, я попробую притвориться. – Флирт был подобен дыханию. Это было бессознательно, но было забавно видеть, как она покраснела. Смотреть, как рот моей сводной сестрички сжимается, будто я был чем-то кислым, что она притворялась, что не хочет попробовать.
– Мой тип – принц королевской крови, который едет в Никенбург и видит, что экономика умирает. Школы в руинах, больнице почти сто лет…
– Я все это видел, – сказал я.
– Мой тип парней сделал бы что-нибудь с этим.
А потом она захлопнула дверь Королевской библиотеки у меня перед носом.
3
Тогда
Бренна
Через неделю жизни во дворце мне пришлось ежедневно напоминать себе, что я не собираюсь здесь жить. Это был не мой дом. Эти люди не… мой народ.
Казалось, что каждый разговор – это два разговора одновременно, то, что все говорят, и то, что они имеют в виду. Меня доверили особе, которая должна была помочь мне акклиматизироваться и приодеть меня для королевских приемов, но она меня ненавидела. И все это время улыбалась мне.
Я не виделась с матерью больше часа в течение нескольких дней, что обычно не имело большого значения, но здесь, в этом чужом месте, она была единственной знакомой мне личностью, но и ее у меня забрали.
А пресса…
Я покачала головой, отказываясь верить тому, что обо мне писала пресса. Дни после того, как вышла моя первая фотография, были самыми худшими. Я заходил в комнаты, и разговоры останавливались на полуслове. И все пялились на меня. Все время. И при этом старались не смеяться.
Это было похоже на возвращение в среднюю школу.
Но, напомнила я себе, чувствуя, как колотится мое сердце, – я не думала об этом. Мне было все равно, что скажет обо мне Васгарская пресса. За эти годы я научилась не думать о том, что причиняет боль. Но мое тело все еще реагировало, и когда я шла по коридорам дворца, то чувствовала, как моя кожа разогревается. У меня горели глаза.
