Текст книги "Мой Злой Принц (ЛП)"
Автор книги: Молли О'Киф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
Как будто мой разум не признавал унижения, но мое тело обрабатывало его.
Вместо этого я работала над своим заявлением о приеме на работу в Организацию Объединенных Наций. Мечтая о переезде в Нью-Йорк. Воображая себе жизнь так далеко от этого места, я могла бы забыть эти два месяца.
Все, что мне нужно было сделать, – это пережить бесконечные вечеринки. Потому что двор Васгара, по-видимому, обожал вечеринки. И сегодня это должна была быть самая грандиозная из них.
И да, мне было двадцать четыре года, и я была старостой в своем классе в юридической школе. К слову, я свободно говорила на трех языках. И на всех трех из них все, что я хотела сказать, было: “О, черт”.
По ряду веских на то причин.
1. Обеды.
Рыба и баранина. Рыба и баранина. Постоянно и перманентно. Я бы все отдала за гамбургер. Или салат, в котором не было ничего маринованного. Серьезно. Так делали салаты в королевском дворце Васгара. С маринованными овощами.
2. Наблюдать, как мама и король строят друг другу глазки.
Это было так бесконечно странно, что моя мать выходит замуж за короля!
Часть меня все время задавалась вопросом, было ли это взаправду. Действительно ли они так чувствовали… тепло друг для друга. И часть меня была уверена, что это фальшивка, хотя я не знаю, чем это казалось для короля. У мамы не было ни денег, ни связей. У нее была я. И привычка курить, от которой она пыталась избавиться. Казалось очевидным, что король был без ума от моей мамы, а мама была без ума от мысли о том, чтобы стать королевой. Значит, это был брак, заключенный в каком-то раю.
Гуннар
Потому что официально он был худшим пунктом в моем списке. До встречи с ним у меня были кое-какие подозрения. Я имею в виду, рассказы о принце Гуннаре делали все предельно ясным, но встреча с ним только подтвердила подозрения.
Он. Плохиш.
Мне было трудно избегать его на прошлой неделе, что было моим планом с того ужасного дня, когда мы встретились. Но все эти функции мы должны были выполнять вместе. В наши обязанности входили совместные фотографии помолвки, которые должны были быть сделаны со всеми нами. Типа мы счастливая семья и все такое. А потом десяток интервью. Находясь рядом с ним, я чувствовала себя гиперактивной. Как будто я была голой, и все волосы были удалены с моего тела, а также верхние десять слоев кожи. Он больше не смеялся надо мной. И не разговаривал со мной. Гуннар даже не смотрел на меня. Вот только фотограф хотел сделать откровенный снимок нас двоих, а я стояла как орудие, как будто не понимала, что означает слово “откровенный”, и Гуннар закинул руку мне на плечо, как будто мы были закадычными друзьями в каком-нибудь голливудском фильме.
– Улыбнись, – сказал он так, чтобы слышала только я. – Ты живешь в мире фантазий.
– Что это за фантазия? – спросила я, улыбаясь, вероятно, слишком сильно.
– Твоя спальня прямо по коридору от моей, – сказал он, и я ткнула его локтем в живот.
Фотограф сделал снимок как раз в эту минуту, и на первой полосе “Васгар Таймс” появилось изображение того, как мы вдвоем дразнили друг друга. Он смеялся, положив руки на живот, как будто я действительно причинила ему боль. Я хмурилась, но глаза у меня блестели.
Похоже, нам было весело. Как будто мы нравились друг другу.
Они, конечно, понятия не имели, что я, как правило, не получаю удовольствия. И если бы я собиралась повеселиться, то не с Гуннаром Фальком.
Но газеты формировали свое собственное мнение обо мне.
Мнение, о котором я не думала.
Я остановилась посреди бесконечного коридора и огляделась. Надеясь найти какой-нибудь ориентир, который мог бы подсказать мне, нахожусь ли я вообще в нужном месте. Но их не было.
– Аррррр! – проорала я. И эхо разнеслось по каменному коридору.
Я потерялась. Снова. Когда я направлялась из тронного зала в свою комнату, мне действительно показалось, что все коридоры изменились. Как будто каждый раз это был другой маршрут.
– Заблудилась?
Гуннар.
Мне потребовалась секунда, чтобы вдохнуть и выдохнуть, взять себя в руки, чтобы не все мои слабые места были выставлены напоказ. Мне даже удалось улыбнуться, когда я обернулась.
В холодном каменном коридоре Гуннар был без рубашки. Без рубашки. Только свободные серые спортивные штаны, низко свисающие на худых бедрах. На шее у него висели наушники, а в руке он держал полотенце. И я попыталась сосредоточиться на полотенце, чтобы не запутаться в плоскостях рельефа его груди. Его пресс отличался такими выступами и разрезами, которые, как мне казалось, можно было получить только с помощью фотошопа.
Гуннар занимался спортом. Или что-то в этом роде. Что-то, от чего он вспотел. Гуннар имел очень бледную кожу, но большинство Васгарцев были бледны. И волосатостью он не отличался. Вообще. Его грудь и руки были гладкими. Он был похож на алебастровую статую. Мускулистый и скользкий от пота.
Шутка состояла в том, что часть меня хотела сказать гадость и задрать нос. Но эта часть была лживой. Я должна была быть честна с самой собой, потому что это было очень важно для меня. Когда я росла, честность была единственным способом выжить, и честность прямо сейчас заключалась в том, что меня тянуло к скучному и пустому, но совершенно горячему королевскому принцу.
– Мои глаза выше по экватору, – сказал Гуннар, и я резко отвела взгляд от очаровательной капли пота, прокладывающей опасный путь вниз по его животу.
Возьми себя в руки, дуреха!
– Что? Да?
– Ты заблудилась? – он спросил это буквально по слогам, как будто у меня были проблемы с головой. Но Гуннар улыбался, потому что знал, что это не так. И ему доставляло некоторое удовольствие знать то, чего не знала я. Я уже начала думать, что Гуннар немного туповат.
– Ага, – ответила я, потому что не было никакого смысла отрицать это. – Конечно. Не хочешь помочь девушке?
– Не имею привычки этого делать. Но поскольку ты моя сестра, я могу сделать исключение.
Все любили бросаться словом “сестра”. Но это было нелепое слово для наших отношений. Мы были совершенными незнакомцами, у нас не было абсолютно никакой кровной связи и ничего общего.
На пароме, следовавшем по маршруту от Гастора до Вилеады у меня завязались более глубокие взаимоотношения с людьми.
– Иди за мной, – произнес Гуннар и свернул в узкий коридор, ведущий к более широкому. Все камни выглядели одинаково. Толстый серый гранит из каменоломен на северной оконечности Южного острова. На стенах не было никаких украшений. Никаких гобеленов. Никаких ковров на полу. Никаких изменений в камне.
– А что, есть какой-то секрет? – спросила я, глядя в пол, а не на его гладкую потную спину. – Чтобы не заблудиться?
– К сожалению, нет, – сказал Гуннар. – Тебе просто нужно прожить здесь достаточно долго, чтобы освоиться.
Тогда мне придется привыкнуть к тому, что я постоянно блуждаю. Потому что я не собиралась оставаться здесь ни на секунду дольше, чем это было необходимо.
– Ты переживаешь по поводу завтрашнего торжества? – спросил он, и я посмотрела в спину Гуннару, пораженная тем, что он ведет светскую беседу.
– Нет.
– Серьезно? Это должна быть хорошая вечеринка.
– Вообще-то я не любительница вечеринок.
– Почему же это меня не удивляет? – Гуннар бросил на меня взгляд через плечо. Хитрые серые глаза и темные волосы, спадающие на лоб. – Ты можешь встречаться с людьми твоего возраста. Может быть, найти друзей.
– Мне не нужны друзья.
– Не все такие плохие, как я, – сказал он.
Честно говоря, из всех, кого я встречала, он был одним из лучших. Что только красноречиво рассказывало печальную историю об обитателях этого дворца.
Мы шли обратно через тронный зал, и я поняла, что вышла через двери с левой стороны комнаты, а не с правой. Налево – в библиотеку. Вот почему я запуталась.
– Что ты наденешь на бал? – спросил он.
– Ты не можешь хотеть обсуждать со мной именно это.
– Я очень мелочный, – произнес Гуннар, придерживая для меня толстую деревянную дверь. – Тебе следует знать это обо мне.
Я прошла мимо него и, проходя мимо, уловила запах его тела. У Гуннара приятный запах… очень даже.
– Сюда, – сказал он, когда я повернула не в ту сторону. Я развернулась на носках и пошла за ним.
– Так что? – спросил он.
– Что “что”?
– Что ты наденешь?
– Платье.
– Звучит прекрасно. Может быть, это будет то черное, которое ты надевала на объявление о свадьбе?
– Нет. Это будет абсолютно другое черное платье.
Гуннар повернулся ко мне, и я чуть не налетела на него.
– Разве к тебе не приставили кого-нибудь? – спросил он, словно сердясь.
– Для чего?
– Чтобы вводить тебя в курс дела, мать твою, – огрызнулся он. – Чтобы убедиться, что ты не одеваешься в черное на мероприятия государственного значения. Чтобы ты не выглядела дурой.
Я отвернулась, мое горло внезапно сжалось. Я почувствовала, как мое лицо запылало.
– Прости, – вымолвил Гуннар.
– Нет. Ты не должен извиняться.
– Они смеются над тобой, – сказал он.
– Кто? – прошептала я. Но и так знала ответ на этот вопрос.
– Все! – крикнул он.
– Мне все равно, что пишут газеты…
– Дело не только в газетах. Это во всех социальных сетях. Есть мемы…
– Мне все равно, – сказала я.
– Чушь собачья.
– Может быть, я просто не такая поверхностная, как ты.
– Не нужно быть поверхностным, чтобы твои чувства были задеты.
Это меня немного осадило. Как будто он беспокоился о моих чувствах?
Подождите-ка… он беспокоился о моих чувствах?
Принц Гуннар беспокоится о репутации королевской семьи, я бы поверила в это больше. Но о моих чувствах? Ни за что.
– Принцесса-жиробасина? Тебя это не беспокоит?
Хватит, крикнул какой-то внутренний ментор. Хватит. Должен же быть предел. Так и должно быть. Я пробыла здесь пять дней и чувствовала себя так, словно превратилась в песок. В ничто.
Я оттолкнула его и пошла дальше.
– Прости, – сказал Гуннар.
Нет, он не извинялся. И мне было все равно. Мне было все равно. Скорее, завтра мне будет все равно. Может быть, сейчас мне было не все равно, потому что он был здесь, а я заблудилась. И… ну, это были плохие несколько дней.
– Стой! – крикнул Гуннар. – Бренна, пожалуйста. Ты ушла слишком далеко. Твоя комната дальше по коридору.
Я повернула и пошла обратно, туда, где коридор разделялся на другой коридор, но Гуннар стоял на перекрестке и не двигался. Он указал налево, и я увидела дверь, которая могла быть моей, рядом с окном, вырезанным в камне.
– Я привяжу шарф к дверной ручке, – сказала я.
– Неплохая идея.
– Спасибо, – сказала я, не глядя на него. Не позволяя моему телу узнать Гуннара. Если моя грубая честность заставила меня признать, что меня влечет к Злому Принцу, то моя грубая честность также очень хорошо осознавала, что я слишком хороша для него.
Он и близко не заслуживал меня.
– Они приставили к тебе кого-нибудь…
– Да, – отрезала я. – Они подарили мне прекрасную женщину по имени Бриджит…
– О боже, – простонал Гуннар.
– Ты знаком с Бриджит?
– Мне очень жаль. Она очень строгая. И правильная, и… она не будет сильно заботиться о твоих чувствах.
Я рассмеялась.
– О, Гуннар, и люди называют тебя тупым.
Мне было приятно быть грубой с ним, потому что Бриджит была груба со мной. И он был груб со мной. И весь мир был жесток ко мне. И мне казалось, что это безопасно – быть злым по отношению к нему, потому что ему было наплевать – ни капельки неважно – на то, что я о нем думаю. И это было освобождением.
– Я пришлю свою подругу. Она… очень крутая. Не на дворцовом жалованье.
Я отрицательно покачала головой.
– Нет, Гуннар, – вздохнул я. “Очень круто” звучало ужасно. Звучало хуже, чем Бриджит. – Пожалуйста… не надо.
– Слишком поздно, – сказал Гуннар, и я подняла глаза, чтобы увидеть, что он копается в телефоне. Переписывается с его очень крутым человеком.
Слезы жгли мне глаза, и я так сильно желала, чтобы не заплакать. Я была выше этого, я действительно была. Просто сейчас было трудно вспомнить об этом.
– И еще, – сказал он, все еще глядя на телефон. – Она в деле. Она будет здесь завтра в полдень.
– Отлично, – сказала я, вкладывая в слова столько язвительности, сколько могла. – Не могу дождаться.
А потом повернулась – на этот раз в нужную сторону – и вошла в свою комнату. Где я сморгнула слезы, загрузила компьютер, чтобы поработать над сочинением, и больше ни минуты не думала о Гуннаре Фальке и этом дерьмовом, пустом дворце.
***
На следующий день в мою дверь постучал дворцовый паж и сообщил, что в библиотеке меня ждет посетитель и что я должна принести с собой все, что собиралась надеть на торжество. Борясь с желанием закатить истерику, я схватила черное платье и коробку из-под обуви и, с кишками где-то в районе пяток и такой же слабой надеждой, последовала за пажом в библиотеку.
Почему именно в библиотеку, я понятия не имела, но была благодарна. Это было единственное место, где я чувствовала себя немного похожей на саму себя.
Но та, что ждала меня в библиотеке, была буквально в миллион раз больше, чем гостья. Это был магазин одежды и парикмахерский салон в одном флаконе. Там была небольшая армия людей, все улыбались мне, как будто вечеринка наконец-то могла начаться.
– Ингрид? – спросил один из них, и красивая женщина с бритой головой вышла из-за одной из установленных ширм.
– Бренна!– воскликнула она и захлопала в ладоши. Ингрид сбежала по трем маленьким ступенькам и остановилась передо мной. Она была ниже меня на фут, с темной кожей и татуировками на руках. На ней был черный жакет и обтягивающее красное платье, которые были абсолютно модными и выглядели потрясающе, но на ногах она носила шлепанцы с большим желтым цветком сверху.
Они были такими уродливыми и глупыми. Что делало их отчасти красивыми.
– Приятно познакомиться, – небрежно сказала она. Ингрид не обняла меня, не схватила и не поклонилась… поклон был нелепым. Всю неделю, когда кто-то кланялся мне, я кланялась в ответ. Я не могла остановиться. Она просто улыбнулась мне, как будто мы были старыми добрыми подружками.
– Мне нравятся ваши туфли, – сказала я, немного пораженная туфлями и той гребаной силой, которую излучала эта женщина.
– Ты и я, возможно, единственные в мире, кто это делает, – сказала Ингрид, глядя на них сверху вниз. – Они просто веселые, ну знаешь? И, честно говоря, забавно носить во дворец что-то нелепое. Меня радует, что все так стараются задрать нос.
У меня свело живот и внезапно захотелось, чтобы Эдда была со мной рядом. Моя кузина и лучшая подруга. С дошкольного возраста. С тех пор как она переехала в соседний дом, когда мне было три года и мы жили вместе в Эдинбурге. О боже, дружить с ней было так мило. Отстойно, что здесь не было ни одного моего друга.
– Вы здесь, чтобы одеть меня для торжественного приема? – спросила я.
– Да. Но только если ты не против. Гуннар сказал, что к тебе приставили Бриджит. – Ингрид сделала такое лицо, что я улыбнулась. Ингрид была полной противоположностью Бриджит. И я уже чувствовала себя с ней комфортнее, чем когда-либо с Бриджит. Комфортнее, чем с кем-либо, кого я встречала во дворце.
– Все лучше, чем Бриджит.
– Отлично! Почему бы тебе не показать мне, что у тебя есть? – спросила она.
Ну, я ненавижу это платье. Это было платье, которое моя мама купила мне в тот вечер, когда я была дома на каникулах, и король пригласил нас всех на ужин, когда он приехал на Южный остров в прошлом году. Это было похоже на платье, которое наденет шестидесятилетняя мать невесты. Оно состояло из оборок черного цвета. Платье было худшим.
– Но мне нравятся они, – сказала я и достала из коробки красные туфли. Это были туфли на каблуке в стиле кинозвезды в стиле пятидесятых, которые я купила в центре Эдинбурга, и они давали нужный ракурс моей задницы и длину ног, и они были удобными. Именно поэтому это были чудесные туфли.
– Превосходно, – сказала Ингрид. – Они первосходны. Давай выстроим образ, взяв их за основу.
Начиная с этого момента, я могла сказать, что уже без ума от нее.
– У меня также есть это. Вещи принадлежали моей бабушке по папиной линии. Из носка правой красной туфельки я вытащила маленький бархатный мешочек. Я наклонила его, и длинная нить черного жемчуга заполнила мою ладонь.
Ингрид буквально ахнула. Открыв рот, она посмотрела на меня, а затем снова на жемчуг.
– Готовы ли вы выглядеть потрясающе? – спросила Ингрид, и я впервые за неделю, что была здесь, улыбнулась.
Я и правда улыбалась.
4
Тогда
Гуннар
Я избегал Совета большую часть своей жизни. Как принц, я имел право голоса во всех правительственных вопросах, и обычно я голосовал в соответствии с мнением моего дяди, который был главой Совета. Но девять членов Совета постоянно пытались меня в чем-то убедить. В последнее время было много разговоров о правах на нефть в океане у северного берега. А уклонение от Совета на государственных мероприятиях я превратил в искусство.
Я настолько преуспел в этом, что большинство членов Совета отказались от давления на меня.
Но только не Энн Йоргенсон. Тронный зал был полностью заполнен для вечеринки, но она нашла меня.
– Принц Гуннар, – сказала Энн, поймав меня на возвышении, где я держал фляжку самогона по рецепту Алека, спрятанную в подушках отцовского трона.
Это святотатство привело меня в восторг.
Если кто-то и заметил, никто не потрудился остановить меня. Или не пытался отнять фляжку.
– Член Совета Йоргенсон, – произнес я, стараясь не выдать скуку в голосе.
– Ты подумал о поездке в Бринмарк-саунд после свадьбы? – Боже, в ее голосе звучало такое нетерпение. Безжалостно прорывалось наружу. Как будто надежда была у нее в бесконечном запасе. И если она будет стараться изо всех сил, я куплю кое-что из того, что она продает.
Она была единственным членом Совета, которого я не убедил в своей полной и непоправимой бесполезности. Я понятия не имел, за что она держится.
После свадьбы был запланирован королевский визит. Мой отец должен был быть в свадебном путешествии, так что мне предстояло совершить унылое путешествие в пролив Бринмарк. Это был портовый город, ближайший к тому месту, где было обнаружено месторождение нефти, и член Совета Йоргенсон подумала, что если я поеду туда и поговорю с людьми, то мне будет поровну на то, что, по ее мнению, меня должно заботить.
Женщина не могла уловить ни малейшего намека.
– Подумал, – сказал я ей, делая глоток из фляжки, затем убирая ее обратно между подушками. Она не могла скрыть смятения на лице, в чем, конечно, и был смысл. – Там есть бар, который мне особенно нравится. Кекс. Возможно, вы слышали о нем.
– Мне плевать на бар.
– Очень жаль. Это действительно что-то…
Энн шагнула ближе ко мне, ее прямые каштановые волосы практически дрожали от эмоций. От волнения мне стало не по себе, и я отступил назад, но она продолжала приближаться, пока я не уперся спиной в трон.
Неужели меня… запугивает Энн Йоргенсон?
– Твой дядя собирается продать наши права на нефть тому, кто больше заплатит, и наша страна будет лишена всех будущих богатств.
– Энн, – сказал я, пытаясь успокоить ее. – Я думаю, что вы могли бы быть…
Она наклонилась вперед, ее лицо вспыхнуло, и я понял, что она не была встревожена или разочарована мной – она была в ярости.
– Твой отец умрет, и эта страна будет принадлежать тебе. Ты не можешь вечно быть принцем Плейбоем. Твои люди нуждаются в тебе. Пора повзрослеть, Гуннар.
Энн повернулась и пошла прочь, оставляя за собой запах выжженной земли. Я моргнул, почувствовав что-то, что мне совсем не понравилось.
Старые законы позволили бы мне посадить ее на поток льда за то, что она так со мной разговаривала.
Я скучал по старым законам.
Фляжка на троне была наполовину пуста, и она просто не годилась, поэтому я схватил фляжку и огляделся в поисках Алека. Потому что это дергающее чувство жжения в моей груди нужно было заглушить. Я оглядел сверкающую толпу, заполнившую тронный зал. Члены Совета, вся королевская семья, включая моего дядю и его детей, особые гости, сановники из соседних стран. Это была впечатляющая толпа.
Чертова наглость советника Йоргенсон. О ком она думала?..
Эта мысль затихла у меня в голове. Это зудящее, жгучее чувство в моей груди исчезло.
Алек был в другом конце зала, его рост и копна рыжих волос и бороды позволяли ему выделяться практически в любой толпе, но именно человек, стоящий рядом с ним, привлек мое внимание и опустошил мой мозг.
Бренна.
В платье до колен, расшитом серебряными блестками. В ярко-красных туфлях и с черным жемчугом на шее. Она была соблазнительной, яркой и абсолютным совершенством. Платье было спущено с ее плеч, открывая так много ее кремовой кожи. Тонкий намек на какое-то верхнее декольте.
Она стояла, смеясь над чем-то, что говорил Алек, подняв голову и расправив плечи. Побежденная девушка, которую мне удалось, наконец, найти на днях, потерявшаяся в замке, полностью исчезла.
Побежденная девушка, с которой пресса играла, как с игрушечной кошкой, исчезла. Ушла, как будто ее никогда и не было.
– И что? – Рядом со мной стояла Ингрид. – Хороша?
– Она прекрасно выглядит, – произнес я.
– Прекрасно – это минимум комплиментов, – проворчала Ингрид. – Ты можешь сделать лучше.
Она похожа на королеву.
Больше, чем ее собственная мать – будущая королева – могла когда-либо видеть. И это не имело никакого отношения ни к платью, ни к тому, как она держалась. Злючка, которая вошла во дворец с книгой, тыча в нас носом, была быстро раздавлена жестокостью всеобщего внимания.
“Принцесса-жиробасина”. Клянусь Богом, я должен был сжечь весь мир, когда увидел это.
Но злючка вернулась, и мое облегчение было… странным. Неловким. Потому что мне было не все равно, хотя я этого и не хотел.
Но я не собирался ничего этого говорить.
– Я бы ее трахнул, – сказал я и посмотрел на Ингрид, которую знал еще со школы-интерната. Я не мог шокировать ее, мы были далеко позади, но я все еще мог разочаровать ее. Что, очевидно, я и делал.
– Гуннар! Ну же! Она похожа на принцессу.
– Верно. Ты превзошла саму себя.
– Она ведет себя как королева, понимаешь? – спросила Ингрид. – Умная. Добрая. Оценивающая.
– Неужели? – Я сделал вид, что мне все равно или я ничего не заметил, но я сомневался, что моя старая добрая подруга купилась на это.
Дейтер Магнуссон, дворцовый репортер “Таймс”, разговаривал с моим дядей, но я видел, как он заметил мерцающую, сверкающую будущую принцессу, разговаривающую с Алеком. Дейтер швырял большую часть грязи в Бренну, и я ждал, что он предпримет.
Потому что у меня возникло желание вывести его на задний двор и выбить пару зубов.
Но Дейтер сделал двойной дубль и фактически остановил моего дядю на полуслове и указал ему на Бренну. Выражение его лица было вполне благоговейным.
Отлично. Он мог сохранить зубы.
– В завтрашних газетах о ней не скажут ни одного плохого слова, – сказал я.
– Она хороший человек, – вздохнула Ингрид. – Надеюсь, этот дворец ее не сожрет. Надеюсь, ты ее не съешь.
– Я? – Я изобразил шок, и она закатила глаза. – Она не останется. Васгар станет частью ее истории происхождения только тогда, когда она станет супергероем. Иди, наслаждайся вечеринкой. Алек превзошел самого себя…
Ингрид покачала головой.
– Нет. Никогда больше с доморощенным Алеком. Не так уж часто я могу проснуться на дне рыбацкой лодки вместе с ним. В какой-то момент девушка должна усвоить урок.
– Желаю удачи, – сказал я. У Ингрид и Алека был какой-то обреченный роман. Он смотрелся забавно со стороны, но оба они казались немного несчастными внутри. Это заставило меня задаться вопросом, почему они не смогли разорвать этот гордиев узел. Или оставаться вместе, если уж на то пошло.
Ингрид отправилась на поиски шампанского, а я пересек комнату, направляясь к Алеку и моей прекрасной сводной сестре.
– Гуннар! – сказал Алек своим громогласным голосом. Он всегда гремел.– Ты не говорил мне, что твоя сводная сестра забавная.
– Забавная? – спросил я Бренну, потерявшись в ее мерцании. Ее макияж был неброским, но он заставлял ее кожу сиять, а глаза блестеть, а губы сиять… Я моргнул. – Смешная?
– Очень. – Она протянула руку, и Алек вложил в нее свою фляжку.
– Ого, – сказал я, поймав ее за руку, прежде чем Бренна сделала глоток. – Что это ты делаешь? – спросил я Алека.
Бренна потрясла меня.
– Успокойся, Гуннар. Я дочь рыбака с Южного острова. Я могу напоить тебя под столом и по-прежнему проверять ловушки на рассвете.
– Это не бокал вина перед сном, – сказал я ей. – Алек… – она оттолкнула мою руку и сделала глоток, покачивая бровями над серебряной фляжкой.
– Хорошо. За твои похороны.
Она ахнула и поморщилась, а затем вернула фляжку Алеку.
– Для храбрости, – сказала она на древнем языке.
Алек повторил это и сделал свой собственный глоток, затем протянул фляжку мне, но я отказался.
Между ресницами Бренны и наказанием Энн и, я не знаю… каким-то странным ощущением того, что мир меняется прямо у меня под носом, напиться до несознанки не казалось блестящей идеей.
– Господи, – сказал Алек. – Это Ингрид?
– Ты знаешь Ингрид? – спросила Бренна, сияя, как пламя. – Она самая лучшая.
– Она ведьма, – сказал Алек. – Великолепная, чудовищная ведьма, и какого черта она разговаривает с этим придурком-музыкантом?
Алек ушел, не сказав больше ни слова, топая по коридору, как берсеркеры в его родословной.
– Мы должны… остановить его? – спросила Бренна, наблюдая, как подавляющее присутствие Алека отпугивает скрипача. Ингрид нахмурилась, ее глаза метали кинжалы, что было почти прелюдией для них двоих. Они найдут ближайшую рыбацкую лодку и трахнут друг друга по-дурацки.
– Можешь попытаться, но они с Ингрид преданы своей трагедийной любви
– О, – сказала она, казалось, опечаленная этим. И на секунду в моей груди что-то подпрыгнуло, ужасный всплеск ревности. И я потерял дар речи от незнакомого ужаса.
Бренна и Алек?
Какое мне дело до того, что она интересуется Алеком? Мне было все равно. Но мне было не все равно.
Она выпрямилась и посмотрела на меня.
– Ты выглядишь… хорошо, – сказала она.
Я выглядел чертовски потрясающе. Черная униформа с черной отделкой была сшита на заказ и сидела как влитая. Дополнял картину меч.
– Благодарю, – ответил я.
– Ты и вправду служишь в армии? – спросила она меня. Моргая, она смотрела на меня сквозь стекла очков. – Или это только для вида?
– Я три года служил в Крыму, – сказал я. Лучшие и худшие три года моей жизни. Там я и познакомился с Алеком. Вообще-то, спас ему жизнь. Но мы не рассказывали эту историю.
– Чушь собачья, – сказала она, и недоверие Бренны задело чуть сильнее, чем следовало. Я пожал плечами, как будто это не имело значения. У меня был патент на это пожатие плечами.
– Это дело анналов истории, – небрежно сказал я. – Зачем мне лгать?
– Зачем тебе делать половину того, что ты делаешь?
– Справедливое замечание. Я отступил назад и окинул ее взглядом сверху донизу. Вблизи Бреннп была еще красивее. Раскрасневшаяся и сияющая. От нее пахло чем-то темным и сексуальным, и это разбудило меня. Всколыхнуло мою кровь.
– Ингрид хорошо справилась. Ты потрясающе выглядишь.
Мой комплимент возымел прямо противоположный эффект, и она вдруг смутилась. Бренна провела рукой по блесткам на боку.
– Я никогда ничего такого не носила.…
Идеальное сочетание.
– Кричаще. Тебе не кажется, что оно выглядит кричаще? – Бренна ужасно рисковала, спрашивая мое мнение. Я мог бы выпотрошить ее одним взглядом. Не то чтобы я хотел, но она должна знать о риске. Она не могла продолжать ходить вокруг и транслировать всем свои сомнения.
Это было похоже на кровь в воде.
А я не мог вечно держать акул подальше.
– Ингрид знает, что делает, – сказал я. – Платье идеально.
– Ты должен это говорить, – сказала она.
– Почему? – я рассмеялся.
– Потому что мы семья? Вроде того? – Бренна не поверила своим словам, даже когда они слетели с ее губ.
– Я ничего не должен делать, – сказал я, что заставило Бренну рассмеяться, и туман сомнения вокруг нее рассеялся. Она всегда должна смеяться. Это ей шло.
Трубачи заполнили тронный зал с “Гласом Короля”, и мой отец с матерью Бренны вышли на балкон над тронами. На ней было темно-синее платье, гармонировавшее с темно-зеленой и черной униформой моего отца. Это была тонкая игра цветов нашего флага.
Толпа сошла с ума. Аплодисменты заглушили звуки труб.
Мы оба вежливо захлопали.
Бренна что-то сказала, но я не расслышал.
– Прости? – спросил я, наклоняясь, чтобы Бренна могла меня услышать. Она отшатнулась, как будто я собирался прикоснуться к ней или поцеловать то розово-кремовое место, где шея Бренны соприкасалась с плечом. Я видел, как сердце Бренны колотится в горле, и задавался вопросом, я ли причина этого или важность события. Или, может быть, наши родители там, наверху, притворяются влюбленными.
Я был удивлен тем, как сильно я хотел, чтобы это был я.
– Ты думаешь, это правда? – спросила Бренна. Труба перестала играть и остался лишь ее крик. Она покраснела, если это было возможно, еще сильнее.
– Разве это имеет значение? – спросил я.
– Ты будешь смеяться надо мной, если я скажу “да”?
– Я буду сопротивляться этому порыву. Я слышал, что мои родители любили друг друга. Что когда моя мама была жива, во дворце все было хорошо. Хорошо.
– Ты думаешь, с нашими родителями все может повториться? – спросила Бренна, не в силах, черт возьми, скрыть надежду в своем голосе.
Я пожал плечами.
– Что скажешь?
Бренна слегка поникла.
– Я думаю, моя мама хочет стать королевой.
– Конечно, а кто не хочет?
– И она больше не хочет беспокоиться о деньгах.
– Справедливо.
– И она готова на многое ради этих двух вещей.
– Значит, деловое соглашение?
– Что-то в этом роде.
Бреннп покачала головой, прикусив нижнюю губу, белоснежные зубы ярко выделялись на фоне ярко-красной помады. Мне вдруг захотелось большим пальцем вытащить эту губу из власти ее зубов. Возможно, чтобы посмотреть, такая ли она мягкая, как кажется.
Вся Бренна выглядела мягкой. И красивой. Желательно в скрытом, всепоглощающем смысле.
Я сделал шаг в сторону, подальше от тонкого шлейфа ее духов. Она даже пахла мягко.
– И что? – спросил я Бренну, выстраивая защиту. – А что тебя беспокоит в деловых отношениях? – Браки заключались и из-за меньшего. На балконе наши родители были запечатлены в том, что выглядело как честный и искренний поцелуй. – И они, кажется, хотят друг друга достаточно сильно.
– Мне не нравится мысль о том, что моя мать пострадает, – сказала она. – Ей было нелегко.
Это было все, что я мог сделать, чтобы не таращиться на нее.
– Ты боишься, что твоя мать пострадает? Она настроена на “жили долго и счастливо и умерли в один день”. Для Короля Васгара не предусмотрено развода.
– А если их отношения будут развиваться по сценарию ненависти друг к другу? – спросила она. – Если они заключат брак без любви, без уважения, тепла и заботы?
