Текст книги "Мой Злой Принц (ЛП)"

Автор книги: Молли О'Киф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Мы направлялись на поэтические чтения Нобелевского лауреата из Швеции. Феминистки, чья дочь, передознувшись, нашла свой конец на улицах Нью-Йорка. Вечер обещал быть насыщенным, и никто не ожидал, что Гуннар заявится в такое место.

Посты в Facebook и Instagram от собравшейся в зале публики должны были сделать добрую половину работы за нас.

Летняя ночь была теплой, а улицы Верниса – столицы Васгара – наводнили семьи с детьми и влюбленные парочки. Кафе-мороженое процветало, а я так старалась не задеть Гуннара, что то и дело спотыкалась о бордюр.

– Бренна, ты в порядке? – буднично поинтересовался Гуннар, беря меня под локоть, чтобы втащить обратно на тротуар.

– Лучше всех. – Его пальцы на моей коже вызвали такое острое возбуждение, что я почти почувствовала панический ужас.

– Мне нравятся твои очки, – сказал он. – Они новые.

Когда он говорил вещи, которые указывали, что он заметил меня и мелочи обо мне, я не знала, куда себя деть. Или как себя вести. Я поправила очки на носу и поблагодарила его.

– Не в твоем обычном стиле, – сказал он.

– А каков мой обычный стиль? – поинтересовалась я, смеясь, поскольку понятия не имела, каков мой обычный стиль.

– Я просто хочу сказать, что они ультрамодные.

– Друг помогал мне их выбрать, – сказала я, нервничая без всякой видимой причины. – Он следит за веяниями моды.

– Дэниел? – спросил он, и я остановилась и уставилась на него. Счастливые семьи бродили вокруг нас, поедая шарики мороженого в рожках, будто мы были камнями в бурных потоках реки. И мне хотелось напомнить себе о дюжине вещей. Что мы были просто друзьями. Что я навоображала себе его разочарование в аэропорту Абердина. Что он на самом деле не чувствует того, что я хочу, чтобы он чувствовал.

Я видела его фотографии с наследницей американской династии, и они больно кольнули прямо в сердце. Не смертельная рана, конечно, но очень неприятная.

Они ужинали в Хельсинки. Буднично. Но откуда мне было знать, что это обычная для них вещь.

Мы пялились друг на друга, неподвижные, как скалы, не обращая внимания на проносящуюся мимо реку людских тел.

Как его вообще может интересовать Дэниел, когда у самого под боком эта наследница? Почему меня заботит наличие Дэниела при наличии у него этой наследницы?

Но все это не имело значения. Не совсем. Потому что этим летом был Васгар. И был Гуннар.

– Мы расстались, – проговорила я.

– Мне очень жаль, – сказал он, но прозвучало это иначе.

Он взял меня за локоть и повел обратно к театру, где проходили поэтические чтения. Какое-то время мы шли так, рука об руку, ощущая, как соприкасается нежная кожа под нашими локтями. Но потом люди начали замечать нас… ну, вернее Гуннара. И я отняла руку и отодвинулась в сторону, пока между нами не стало больше пространства, потому что центром всего должен был быть Гуннар, а не мы оба.

Потому что сплетни о нас разрушат все, ради чего мы работали.

А за нами не было никакой истории. Было всего лишь лето. Вот и все.

***

Никого не удивляло так, как это удивило меня, что Гуннар был поклонником поэтических чтений.

Кроме, может быть, Гуннара.

– Ты читала ее рассказ в «Нью-Йоркере»? – спросил он меня несколько дней спустя, когда мы направлялись на конференцию Руководства средней школы.

– О боже, ты все еще одержим ею?

– Одержим? – он бросил на меня серьезный взгляд. – Ну, может быть… немного, но серьезно, зацени эту историю. Она буквально разобьет твое сердце. Я пришлю ее тебе по электронной почте.

Он повозился со своим телефоном, а потом я услышала, как в сумочке зазвонил мой собственный. Мы сидели на заднем сиденье лимузина, и до старшей школы, где проходила конференция, оставалось всего пять минут.

– Прочти ее, и твое сердце уже никогда не будет прежним.

Господи Иисусе. Серьезно. Было совершенно несправедливо, что Гуннар так выглядел. Теперь он говорил о поэзии и ее влиянии на его сердце? Кто мог устоять перед этим парнем?

Я. Я могла бы. Но мне совершенно не хотелось этого делать.…

– Серьезно, Гуннар. Можем ли мы сфокусироваться на сегодняшней речи?

Он махнул рукой.

– Речь произношу сегодня я. Не переживай.

На самом деле это было не так, потому что если и был один аспект этого искупления, который был безупречен, то это был Гуннар перед толпой. Он был прирожденным шоуменом. Очаровательный и искренний. Местами даже серьезный. Он развил эти качества в Ассоциации бизнеса Васгара с Алеком.

И люди действительно начали это замечать.

– Дейтер из «Таймс» просил об интервью, – сказала я.

– Пока не время.

Я оторвала взгляд от телефона.

– Что значит «не время»?

– Я имею в виду, что мы побывали на трех приемах. Я произнес одну речь. Давай еще немного поработаем, прежде чем пройдемся по газетам.

Я моргнула, глядя на него.

– Что? – спросил он.

– Ты так… хорош во всем этом.

– Бренна, – сказал он с улыбкой, которая была снисходительной и милой одновременно. – Я всю жизнь был принцем. Политика, нравится мне это или нет, это игра, в которой я очень хорош. Просто я никогда раньше не играл в политику с реальными проблемами.

Я наклонила голову и посмотрела на него. Такой красивый, такой щеголеватый в черном костюме с белой рубашкой под ним. Он умудрялся быть и неформальным, и официальным одновременно. Каждая старшеклассница в этом спортзале сойдет из-за него с ума.

– Что изменилось? – поинтересовалась я.

– Что ты имеешь в виду?

– Почему тебя это волнует сейчас?

Снисходительная улыбка соскользнула с его лица, как только машина притормозила перед школой. Мы остановились, телохранитель Гуннара вылез с переднего сиденья и открыл нам дверцу. Я слышала, как собравшаяся перед школой толпа выкрикивает имя Гуннара. Послышались звуки, а затем последовали яркие вспышки, но Гуннар не обернулся. И даже не помахал.

Он просто сидел и смотрел на меня, его красивое лицо было внимательным и спокойным.

– Ты действительно не знаешь? – спросил он.

Я забыла, о чем спрашивала его. О чем мы говорили?

– Ты, – сказал он. – Я забочусь о тебе.

А потом он повернулся, поднял руку, широко улыбнулся и вышел из машины, остановившись, чтобы помочь мне выйти.

– Иди, – сказала я, дрожа всем телом и краснея. Отодвигаясь подальше от его прикосновений так быстро, как только могла. – Давай. Пожимай руки. Отвечай на вопросы.

Он сделал так, как я ему сказала, шагнув к очереди людей, которые ждали, чтобы мельком взглянуть на него. С колотящимся сердцем я наблюдала за ним. Я видела, что он был тем лидером, в котором нуждался его народ. Я всегда надеялась, что он будет таким лидером. Еще до того, как я узнал его ближе.

11

Тогда

Гуннар

Отец спустился к завтраку. Я так удивился, что даже встал со своего места, чтобы помочь ему сесть. Боже, как он постарел! Он был еще молод, но выглядел на восемьдесят. Последний сердечный приступ истощил его, и он уже не приходил в себя, как в тот раз, когда это случилось с ним впервые. Он был одного оттенка серого, от кончиков волос до цвета лица и рук, которые дрожали, когда он держал чашку.

– Отец, – сказал я, усаживаясь на свое место и складывая бумаги, которые просматривал. – Рад видеть тебя на ногах.

– Правда, – сказал он, не вопрос, а утверждение с посылом, который мне был не совсем понятен.

– Конечно, – сказал я. – А где Анника?

– Кто ж ее знает? – Он пододвинул свою тарелку. – Принеси мне немного колбасы, ладно?

– Ты уверен, что тебе стоит есть колбасу?

– Ты действительно думаешь, что это имеет значение? – спросил он, моргнув водянистыми глазами.

Я разинул рот, ошеломленный этой мрачной и пораженческой версией моего отца.

Король.

Но, как хороший сын, которым я никогда особенно не был, я встал и принес ему две сосиски из оленины. Но я также добавил на тарелку помидор и немного черники, которая как раз созрела в это время года.

– Ты была занят, – сказал отец, когда я снова занял свое место. – Поэтические чтения и тому подобное. – Он пододвинул ко мне газету, лежавшую на столе. На первой странице была моя фотография на мероприятии Руководства средней школы. Я стоял на ступеньках школы и махал через плечо стоявшей там толпе.

Бренна стояла рядом со мной, сосредоточенная на своем телефоне.

Я пожал плечами, делая вид, что не понимаю, к чему он клонит.

– Ты хотел, чтобы я больше уделял времени общественной жизни за пределами баров и вечеринок.

Его смех перешел в хриплый кашель.

– Отец…

– Привлечение Бренны в качестве твой помощницы выглядит не комильфо.

– Она не моя помощница, – ответил я.

– Но смотрится именно так. – Он постучал пальцем по фотографии, и мне неловко пришлось признать, что на этой фотографии она выглядела… как моя ассистентка. – Но речь не об этом. Мне нужно, чтобы ты съездил в Хельсинки на эти выходные. По делам государственной важности. Ужин и экскурсия по рыбным промыслам.

– Отлично. Бренна как раз рассказывала мне об их инновациях…

– Мне нужно, чтобы ты меня услышал, – сказал он и схватил меня за руку. Его ладонь была сухой и шершавой, как шелуха. Это было так поразительно, что я посмотрел вниз, чтобы увидеть, действительно ли его кожа касалась моей. Я не мог припомнить, когда в последний раз отец держал меня за руку так, чтобы это не было жестоко. – Когда-нибудь ты станешь королем.

– Знаю. И я пытаюсь заслужить этот титул…

Он отмахнулся от моих слов, как будто они ничего не значили.

– Ты уже заслужил его. Ты был рожден для меня. Ты мой сын. Точно так же, как я принадлежал своему отцу. И так сотни лет по ветвям семейного древа.

Я вспомнил, что думал именно так. Как я чувствовал себя вправе на корону и на должность. За верность моей стране и все, что с ней связано. А потом появилась Бренна и все изменила. За последний год я хотел заслужить ее преданность и, в более широком смысле, преданность всей страны. Я хотел ее уважения.

Последние несколько недель, когда мы с ней ездили туда и обратно на эти небольшие конференции и поэтические чтения, в музеи и галереи, мне казалось, что я впервые вижу свою страну. И по мере того, как фотографы буквально набрасывались на меня, а посты в социальных сетях меньше были посвящены моим походам по барам, а больше о том, как я разговариваю со своими согражданами, мне казалось, что я вижу себя впервые.

Вижу себя тем человеком, которым я мог бы стать. Человеком, который нужен моей стране.

Эти последние несколько недель были одними из лучших в моей жизни.

И Бренна имела к этому самое непосредственное отношение.

Помощница, блин.

– И, – сказал он, сощурившись, пока я не почувствовал, что его взгляд пронзает меня насквозь. – Тебе многое простится. Выпивка и вечеринки. Неподходящие женщины. Сплетни о сексе втроем в гостиничных номерах. Они могут назвать тебя бездельником, но при этом ты все равно останешься королем.

– Именно это я и пытаюсь сказать, отец. Я не хочу, чтобы страна называла меня так. Я хочу быть хорошим королем.

– Они полюбят тебя, когда ты женишься на наследнице.

– До этого еще далеко. – Я так хорошо научился не думать об этом, что почти убедил себя, что этого не случится. Что с помощью чистой силы воли я могу сделать так, чтобы этого не произошло.

– Тебе нужно держаться подальше от Бренны.

Я откинулся на спинку стула, убирая руку отца.

– Между мной и Бренной ничего не происходит.

– Это чистой воды брехня, мой мальчик, – сказал он.

– Я не лгу.

– Ты только и делаешь, что лжешь. Ты мой сын, Гуннар. Никто не знает твоего темного, разочаровывающего сердца так, как я.

Я встал, этому разговору конец. Абсолютный. Я думал, что он потерял способность причинять мне боль своей неприязнью. Было обидно осознавать, что я ошибался.

– Ты почти что помолвлен с наследницей.

– Никто не сказал ни слова о помолвке. Я всего лишь отужинал с ней! – Один ужасный официальный, неестественный ужин с очень богатой женщиной, которая, как и Королева сейчас, была заинтересована только в том, чтобы носить корону.

– Один намек на нечто большее между тобой и Бренной, и я прогоню ее, Гуннар, – сказал он. Я замер. Мое сердце замерло. Все вокруг. Замерло. Изгнание? И это в наше-то время. То был старый закон, который превратился в вековую пыль откуда-то из анналов истории. – Я отошлю ее так далеко, что будет казаться, будто ее здесь никогда и не было.

– Ты не думаешь, что ее мать сможет возразить что-нибудь по этому поводу? – спросил я, слегка посмеиваясь над нелепостью его высказывания.

– Анника хотела быть королевой, – сказал он, пожимая плечами, что объясняло самую суть их отношений до мельчайших подробностей. Боже, как жаль, что Бренна оказалась права в вечер их свадьбы. Как ужасно, что я, казалось, был обречен повторить это.

– Почему бы тебе не изгнать меня?

– Не искушай меня, Гуннар.

– Ты не настолько силен, – сказал я.

– Ты понятия не имеешь на что я способен. Я делал большее и за меньшие проступки. Не испытывай меня, Гуннар. Она превратилась в сносную женщину, которая, без сомнения, выйдет замуж за какого-нибудь упоротого интеллектуала, и она…

– Остановись, Отец. Прекрати.

– Она не для тебя.

Я смотрел на отца, испытывая отвращение к нему и его крови, которая текла в моих жилах.

– Она не для нас, – сказал я и вышел из-за стола, оставив отца сидеть на месте.

12

Тогда

Бренна

– Ты не в настроении, – произнесла я с кресла напротив Гуннара. Мы летели в самолете в Хельсинки, а я изучала отчеты о новшествах Швеции в области рыболовства. В частности, об инновациях в области селекции с применением сетевых и альтернативных технологий.

Я ни слова не поняла из прочитанного. Но я решила, что кто-то из нас должен прочитать их к завтрашней экскурсии по рыбным промыслам. И похоже, что этим человеком явно будет не Гуннар.

– Я в прекрасном настроении, – сказал он, поднимая свой бокал в сардоническом тосте.

– Ты напьешься еще до того, как мы доберемся до ужина. – Я посмотрела на бумаги, которые пыталась читать, но все мое внимание было поглощено Гуннаром и этим его странным настроением.

Он всегда притягивал меня. Был тем, кого мне приходилось держать на расстоянии вытянутой руки. Мне было легче, когда я была в Шотландии, переписываясь с ним по ночам. Мне даже удалось убедить себя, что влечение, которое я испытывала, было всего лишь подпитываемым адреналином хождением по краю.

Он не подходил мне.

Но все же я порвала с Дэниелом и решила не возвращаться в Эдинбург до назначения в ООН. Я вернулась домой ради него. Ради возможности быть с ним в любом возможном качестве.

Но теперь, после нескольких последних недель… Я должна была признать, что оказалась в беде. Гуннар изменился, и, возможно, я тоже. Возможно, мир, в котором мы жили, менялся. И держать себя в руках становилось все труднее и труднее.

Но что-то случилось вчера или сегодня, и мне показалось, что он снова примерил на себя свою старую личину. Кусается и улыбается одновременно. Не заинтересован и невероятно заинтересован одновременно.

– К сожалению, нет. – Он посмотрел в окно на темное Северное море, раскинувшееся под нами. Холодно и отстраненно. Господи, подумала я, как же мы здесь снова оказались?

– Что стряслось, Гуннар? – поинтересовалась я. – Что-то изменилось? Несколько дней назад…

– Мой отец называл тебя моей помощницей.

Я дернулась назад, немного уязвленная, но не удивленная.

– Твой отец – осел.

– Но сколько времени пройдет, прежде чем он упомянет об этом кому-нибудь еще, а кто ненароком обмолвится об этом Дейтеру, который поместит это на первой полосе? А потом так будет считать и вся страна…

– Мне все равно. – Что было не совсем правдой.

– Верно. – Взгляд его серых глаз был красноречивее слов, когда Гуннар смотрел на меня. – Мой отец – пещерный человек, а дядя еще хуже, и они всех настроят против тебя, если им это будет удобно.

Я отодвинула бумаги и, оставив свое кресло, села рядом с ним на его. Гуннар вздрогнул, как будто я уселась к нему на колени.

– Твой отец – старик, который не только упустил возможность стать лучше, но и разрушит твои попытки сделать то же самое. Не позволяй ему добраться до тебя.

Он посмотрел на меня, непроницаемый и непостижимый. Так же отстраненно, словно море вдалеке. И я не отвела взгляд, чувствуя, что мне нужно самой себе вбить эти слова и мою веру в него в его мозг.

– Почему ты думаешь, что я отличаюсь? – спросил он меня.

– От твоего отца? – рассмеялась я. – Потому что я видела тебя. Потому что я знаю тебя.

Гуннар коснулся моего лица кончиками пальцев, и я ахнула. Я не могла остановиться. Этого нельзя было допустить.

Никаких прикосновений. Нет, никогда.

И я упорно работала над тем, чтобы забыть, как трение его кожи о мою создает электрический разряд.

– Ты уезжаешь, – сказал он и облизнул губы, как будто он тоже был поражен, почувствовав что-то от соприкосновения нашей кожи. – Работать в ООН.

Я не была уверена, к чему он клонит. Беспокоился ли он, что я буду работать, чтобы привести его к власти, а потом брошу?

– Васгар всегда будет моим домом.

– Но ты не будешь здесь жить. Потому что у тебя все будет супер, – сказал он. – Там, вдали от Васгара.

Таков был план – именно туда указывала моя Полярная путеводная Звезда, на которую я ориентировалась всю свою жизнь. Но сейчас, рядом с обновленным Гуннаром, этот план уже не казался таким важным. За последние несколько недель мы привыкли к чему-то вроде партнерства. Но я не могла ему этого сказать. Он будет противостоять мне, а Гуннар редко играл по правилам в своем противостоянии.

– Точно также, как ты будешь удивительным королем Васгара, – сказала я ему. Гуннар долго смотрел на меня, потом отнял кончики пальцев от моей кожи, поставил стакан и попросил огласить сводку по рыболовству.

Я чувствовала силу его прикосновения еще последующие несколько часов.

Тогда

Гуннар

Когда я был маленьким, Алек подначивал меня спрыгнуть со скалы на озере Фассо. Озеро Фассо было нашим самым глубоким озером и, возможно, самым холодным. Дело было в августе, а это означало, что озеро оттаяло на неделю и будет оттаивать еще неделю, прежде чем погода изменится и его черная вода снова заледенеет.

Не в силах устоять перед вызовом, я взбирался на скалы, порезал руки о гранит и скользил по зеленому лишайнику, пока не нашел выступ, на который мог бы встать обеими ногами, и, посмотрев вниз, подумал: «Я нервничаю только потому, что не знаю, насколько оно глубокое и холодное на самом дела. Как только я узнаю, я перестану нервничать.

И я прыгнул. И было так холодно, что было больно. Мое тело испытало шок, а меня все затягивало вниз, на самое дно в самую пучину.

Алек прыгнул в воду и схватил меня, вытаскивая нас обоих обратно на берег, где мы потом дрожали, обсыхая на солнце.

Прикосновение к Бренне было подобно тому погружению в пучину озера. Я был так слепо уверен, прежде чем погладить гладкую кожу ее щеки пальцами. Я был уверен, что мои воспоминания о том, какой мягкой она была, были преувеличены. Временем. Тем, что я не мог прикоснуться к ней.

Конечно, прикосновение не будет проблемой.

Но сейчас, за этим проклятым ужином, я все еще стряхивал с себя ощущение ее кожи на кончиках своих пальцев. Я все еще восхищался ее красотой и своей глупостью.

Я все еще хотел ее. Желание, которое я испытывал к ней год назад, было бледной тенью по сравнению с обуявшим меня сегодня желанием.

В другом конце комнаты она разговаривала с группой экспертов по рыболовству. Я догадался об этом, потому что на этом мероприятии все, казалось, были экспертами по рыболовству. Король был специалистом по рыболовству.

Я тоже должен был бы им быть.

– Мне жаль слышать о том, что вашему отцу нездороаится, – сказал король, сидевший рядом со мной. Для короля он был молод – ему было сорок три. А это означало, что он еще долго будет сидеть на троне. И хотя титул был в основном номинальным, король Швеции неплохо справлялся.

– Благодарю, – ответил я. – И я передаю его приветствия и добрые пожелания вам и всей королевской семье.

Он слегка улыбнулся – красивый мужчина с серебристыми волосами. Он был выше меня, и это о чем-то говорило.

– Могу я дать вам небольшой совет, как один сын другому?

– Конечно.

– Больше заботьтесь о своем народе, чем о своей короне. Это был урок, который мой отец не преподал мне, и мне пришлось учиться самому на горьком опыте.

– Отличный совет, – отметил я, отвлекаясь на смеющуюся в дальнем конце комнаты Бренну. Какой-то из здешних экспертов в том конце комнаты был настоящим комиком, и она раскраснелась и улыбалась.

Так и должно быть. Я хочу, чтобы она была счастлива. И я хочу, чтобы она была подальше от Васгара. Подальше от меня.

Подальше от той роли, в которую ее заставят играть мой отец и дядя. От тех ограничений, которые они наложат на ее способности, потому что она была угрозой их привычному укладу, чужда чувству власти «порядочного» человека.

Нет. Невозможно.

Она должна идти своей дорогой, а я – своей. И мой путь был связан с будущим Васгара.

Я повернулся к королю.

– С этой целью, Ваше Величество, я хотел бы обсудить ситуацию на ваших промыслах.

***

Вечеринка закончилась, и я проводил Бренну по длинным тихим коридорам до наших покоев в королевском дворце. В этом конце дворца было тихо и спокойно.

– Помнишь, как я терялась во дворце? – спросила Бренна. Ее волосы, бело-золотистые и шелковистые, выбивались из пучка и струились по спине.

Кончики моих пальцев начали гореть от воспоминания о том, какими шелковистыми были ее волосы.

Я засунул руки в карманы, чтобы не дотронуться до них.

– Да, – сказал я, улыбаясь.

– Я потеряла несколько часов своей жизни в этом проклятом замке, – сказала она.

И я тоже.

– Похоже, тебе сегодня было весело, – сказал я, и она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами с искрящимися в них смешинками.

– Свен, главный научный сотрудник рыбного проекта, такой забавный.

Мои руки в карманах сжались в кулаки. Я ревновал. Снова.

Я отступил от нее, увеличивая расстояние в поисках небольшого личного пространства и облегчения от булавочных уколов, прошивших мое тело.

– Завтра он устроит нам экскурсию, – сказала она, снова сияя своей ослепительной улыбкой. С этим выражением нетерпения на ее лице.

– Отлично, – сказал я. – Разве это не твоя комната?

Мы остановились у двери с розовой лентой, обвязанной вокруг ручки. Ее старый трюк. Я коснулся края ленты, позволив ей скользить по моей ладони так, как я не мог позволить ее волосам, ее коже или любой части ее тела коснуться меня.

Отпусти, так я думал. Отпусти ее.

– Это был хороший вечер – сказала Бренна, прислонившись к двери.

– Король собирается нам помочь. Этот ученый, который тебе так нравится, приедет в Васгар в следующем году, чтобы провести конференцию с нашими специалистами по рыболовству. Это будет совместная работа наших стран. Я не знаю, как мы за это заплатим, но это мы выясним позже.

Медленная улыбка расплылась по ее лицу.

– Ты только что… сделал это?

Я кивнул, улыбаясь в ответ на ее улыбку. Отказываясь смотреть на то, как она стояла и что ее поза заставляла чувствовать мое тело. Изгибы, которые открывало ее черное платье простого кроя, идеальная кожа шеи и острые края ключиц над подрагивающими грудями.

Отлично. Я взглянул на нее.

– У нас с королем состоялся разговор, – сказал я. – Он очень хочет помочь, а мы в этом нуждаемся. Очевидно, он предложил моему отцу ту же самую сделку, но отец отказался.

– Мне очень жаль, – сказала она.

Я улыбнулся ей и на одно долгое мгновение дал волю своему воображению. Я позволил себе представить, как кладу руку на дверь рядом с ее волосами. Я представил, как наклоняюсь к этому телу, к этим богатым изгибам и мягкой коже. Я представил себе, как она ахнет, как ее глаза расширятся от удивления.

Но на самом деле она не удивилась бы, потому что чувствовала это так же сильно, как и я.

Она хотела этого так же сильно, как и я.

Это в очередной раз была лодка Бринмарка.

Это было равносильно стоянию на краю обрыва. Мне казалось, что я знаю, во что ввязываюсь, но при этом не имею ни малейшего представления.

Не совсем.

– Гуннар, – выдохнула она. Приглашение, которое я когда-либо слышал. Она даже положила руку на дверную ручку, и я знал, что через две секунды мы окажемся в ее комнате. Одни в темноте. – Никто не узнает, – произнесла она.

Боже, разве это не было истинным значимым моментом? Это искушение? Мы были одни в чужом городе. Никакой прессы. Пустой коридор. Совсем другой дворец.

Но риск для нее был слишком велик.

Я отступил назад, засунув руки обратно в карманы, хотя и не осознавал, что вынимаю их.

– Спокойной ночи, Бренна.

13

Тогда

Бренна

В молодости у меня был ухажер-хулиган. Парень по имени Маркус. Его отец заправлял пабом в городе, что придавало ему своего рода королевский статус, который он даже в тринадцатилетнем возрасте признавал и которым злоупотреблял. Во всяком случае, он положил на меня глаз с первого дня учебы. Каждый день, проведенный мной в его обществе походил на прицел лазерной указки на тех частях моего тела, которые заставляли меня чувствовать себя наиболее неловко и ужасно. В основном страдали мои сиськи.

Когда действительно почувствовала, что больше не могу этого выносить, я пожаловалась на это маме, которая в свойственной ей манере только усугубила ситуацию.

– Это просто значит, что ты ему нравишься, – сказала она так, словно я выиграла в лотерею. Как будто она внезапно гордилась мной. «Ты ему нравишься».

Вот так? – подумала я, страшась школы. Это и есть симпатия ко мне? Какой ужас! Я не хотела в этом участвовать.

И в тот день, идя в школу, я злилась все больше и больше. Как смеет этот мудак мучить меня, потому что не знает, что делать со своими чувствами? Мне не стоило пускать все на самотек. И так как я пыталась игнорировать его и это ни к чему не привело, пришло время разобраться с этим.

Я сжимала потные ладошки в кулаки, а обнаружила Маркуса у края футбольного поля, где он болтался со своей свитой из толпы придурков с клочковатыми усами и необузданными либидо.

И я налетела, образно выражаясь, прямо на него. Я сказала ему, что это ужасный способ показать, что я ему нравлюсь. Что все, что он сделал, заставило меня чувствовать себя отвратительно. И мне было страшно.

Маркус выпендривался, орал всякие гадости мне вслед, пока я уходила, но на этом всё и закончилось. Он сосредоточил свое ужасное внимание на ком-то другом, и я усвоила один из самых важных уроков в своей жизни: произнося то, что никто не хочет произносить вслух, ты обретаешь некую силу.

Этот урок сослужил мне хорошую службу в школе и, несомненно, будет служить мне всю оставшуюся жизнь. Это знание напоминало суперсилу.

За исключением прошлого вечера.

Клянусь Богом, я думала, что мы на одной волне. Стоя там за дверью, мне казалось, что я чувствую вкус желания Гуннара. Потому что я буквально тонула в пучине своего желания.

Но, бросившись прямо на него и произнеся слова, которые мы не могли произнести вслух, казалось, он с легкостью бросил их за себя.

«Никто не узнает».

И все же Гуннар ушел.

Был ветреный ясный день, когда мы осматривали гавань и рабочие помещения инициативной группы. Свен повел нас по кругу, разбивая сложные понятия на непрофессиональные термины. Гуннар шел рядом, внимательно слушая. Временами задавая правильные вопросы.

В то время как я была полностью поглощена мыслями о прошлой ночи. Неужели я неправильно считала сигналы? Это казалось самым логичным ответом, но я совершенно не хотела в него верить.

– Бренна? – Рядом со мной оказался Свен, его ярко-красные щеки соответствовали клеткам шарфа. Он действительно был очень хорошим парнем. Точно на все сто процентов мой типаж.

Но пока мы болтали, я оглядывалась в поисках Гуннара. Привычка, от которой я не могла избавиться в тот момент. И обнаружила, что он разговаривает с двумя другими учеными, но наблюдает за мной.

Почему ты не остался вчера?

– Извини, – сказала я Свену, отрывая свое внимание от человека, который моего внимания явно не заслуживал. Я просто задумалась.

Мы повернулись и пошли дальше вдоль кромки воды. Мы находились в узком заливе в нескольких километрах от главной гавани и всей ее суеты.

– Кажется, я собираюсь с визитом в вашу страну на несколько месяцев, – осторожно сказал Свен. Его глаза были устремлены на темно-зеленую воду, как будто он считал рыбу, которую не мог видеть.

– Да, я слышала. Это просто замечательно.

– Я с нетерпением жду встречи с тобой, – сказал он, улыбаясь мне, а затем отвернулся.

Ты ему нравишься.

То был голос моей матери, нашептывающий мне в ухо. Я слышала его громко и отчетливо.

И часть меня хотела ответить на его чувства. Потому что я могла бы почувствовать то же самое в отношении него. Потому что в его словах был смысл.

Но другая часть меня искала Гуннара за его плечом. Глубоко-глубоко где-то в районе моего живота я чувствовала, что каждый раз, когда я искала Гуннара, он тоже искал меня.

***

Два часа спустя мы снова погрузились в самолет, чернила на документах по сделке между Швецией и Васгаром как раз досыхали в моем портфеле. Я рухнула спиной на ставшее моим кресло, а Гуннар снял пальто и пиджак, прежде чем сесть. Узкий проход в середине реактивного самолета на самом деле был пустяком. Один шаг. Всего лишь шаг. И я буду на его стороне самолета.

Но это была черта, которую я не собиралась пересекать.

Если кто-то и собирался что-то предпринять, то только он.

– Могу я принести вам что-нибудь перед взлетом? – поинтересовался Дерек, стюард. Красивый мужчина, у которого, будто у волшебника, было все, чего бы мы не захотели, причем это было спрятано в каком-то секретном ящике на этом самолете.

– Аквавита? – спросил Гуннар, улыбаясь мне. – Чтобы отпраздновать.

– Звучит идеально, – сказала я, сбрасывая туфли. – И немного арахиса?

– Конечно, – сказал Дерек и пошел к своему тайнику с труднодоступной выпивкой и пряными орешками.

– Ух ты, – сказала я, ссутулившись на сиденье.

– Мы сделали это, – сказал Гуннар, закатывая рукава. То, как Гуннар засучивал рукава, стало для меня своеобразным стриптизом. Высоковольтное стриптиз-шоу запястий и предплечий. Я отвернулась, положив руку на живот, пытаясь взять себя в руки.

– Ты сделал это, – сказал я.

– Командные усилия.

Наш стюард принес традиционные высокие стаканы для аквавита и небольшую миску, доверху наполненную пряными орехами. Бутылка аквавита была погружена в ведерко со льдом на подлокотнике кресла Гуннара.

– Мы вылетаем через пять минут, – сказал Дерек, и я принялась пристегиваться, а Гуннар – разливать напитки. Стюард исчез в своей маленькой комнатушке, где он ждал, пока мы нажмем кнопку и попросим его о помощи.

Уединение было ужасным искушением.

– Тост, – сказал Гуннар, протягивая мне высокий бокал. Я так неловко осознавала, что наши пальцы вот-вот соприкоснутся, что не было никакой возможности, чтобы они не соприкоснулись, что чуть не выронила стакан.