Текст книги "Мой Злой Принц (ЛП)"

Автор книги: Молли О'Киф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– О ком?

– О принце, – произнесла она громким шепотом.

– Он хуже всех, – сказала я. Но внезапно, со дна двух бутылок шампанского, я не могла сказать наверняка, было ли это утверждение на самом деле правдой или нет. – Я думаю. Возможно. А может, и нет

И я старалась, я действительно старалась, чтобы все, что принц говорил, стало ясно моей кузине. Старалась прояснить все сказанное им для себя. Да, Гуннар был мудаком. Но в глубине души он был добр. И часть его была любопытна. И иногда ему казалось, что он хочет поступить правильно.

Иногда.

Внезапно место слева от меня перестало быть пустым. Гуннар сидел в своей элегантной черной униформе с красно-белой отделкой.

– Помяни черта, – сказала я.

Эдда, которая в пятом классе ударила Уильяма Фицроя по носу за то, что он сказал, что она позволила ему потрогать ее грудь, смотрела на Гуннара рядом со мной.

– Вы только что говорили обо мне? – спросил Гуннар.

– Да, – ответила я.

– Я полагаю, ты говоришь обо мне только приятные вещи, – сказал Гуннар, и его сочные губы расплылись в улыбке. Боже, у него был потрясающий рот. Даже когда он ухмыльнулся, мне захотелось его поцеловать.

– Не совсем. Я подняла бокал с шампанским, разочарованная тем, что он пуст. – Нам нужно еще шампанского.

– Может быть, ты представишь меня, Бренна, – сказал он голосом, в котором было полно насмешки. Этот голос был странным, потому что были времена, когда насмешки, сквозившие в нем, были направлены на меня.

А иногда насмешки преследовали меня. Или были для меня. Или в нем сквозило что-то гораздо более доброе. И человечное.

– О, я думаю, что вы уже выпили достаточное количество шампанского.

– О боже, – прошептала Эдда. – Он имеет в виду меня. Познакомь его со мной.

Упс.

– Верно.

– Эдда, это принц Гуннар. Он немного придурок, но все ему это сходит с рук, потому что он действительно хорош собой. – Я крутанулась на стуле. – Гуннар, это мой самый любимый человек на свете – моя кузина Эдда. Так что не будь злюкой. И не спи с ней тоже. Я не думаю, что это было бы хорошей идеей.

– Приятно познакомиться, Эдда, – сказал он. – Полагаю, теперь мы семья.

– Я никогда об этом не думала, – сказала Эдда.

Принц Гуннар сказал что-то на древнем языке о том, что его дом – это ее дом.

– Как мило, – бросила я. – Ты не так уж плох. – Я повернулась к кузине. – Эдда, он не так уж плох. – Я шепнула ей это, потому что говорила, что Гуннар очень плохой.

Эдда закрыла лицо руками, а Гуннар поднял бутылку шампанского.

– О, не хочешь ли немного? – спросила я. Думаю, что если мы с Гуннаром выпьем, то сможем опустить все оружие, которое использовали друг против друга. Может быть, мы могли бы выпить, сложить оружие и посмеяться.

Познакомиться поближе.

– Я думаю, ты выпила все, Бренна, – сказал Гуннар с улыбкой, в которой не было резкости. Мягкой улыбкой. Я улыбнулась ему в ответ.

– Это очень плохо, – сказала я. – Нам надо больше шампанского.

– Прекрасная идея, – сказал он. – Но сначала давай потанцуем.

Я откинулась на спинку стула, как трехлетний ребенок в начале приступа истерики.

– Я не хочу.

– Бренна, – сказала Эдда. Пытаясь, я могла бы сказать, быть голосом разума. – Полагаю, ты должна.

– Тьфу. – Так много предполагалось. – Мне это не нравится, – сказала я им обоим. – Я действительно не знаю.

– Как насчет этого, Бренна? Пойдем, потанцуем. А потом ты и твоя кузина можете присоединиться к Алеку, Ингрид и мне с несколькими другими друзьями на моей яхте для продолжения вечеринки.

– Но мы уже на вечеринке, – сказала я, и Гуннар посмотрел на меня так, как я ожидала того. О, Бренна, бедная дурочка. Мне не понравился этот взгляд.

– Мы можем оказаться на вечеринке получше.

– Пойдем, – сказал Гуннар и встал, протягивая мне руку. Мне вдруг захотелось, чтобы он сказал мне что-нибудь приятное на старом языке. Сказал, что его дом – это мой дом. Или сказал то же самое, что его отец сказал моей матери, – что я принадлежу ему, чтобы он мог защищать и заботиться обо мне.

Мне не нравилось думать об этом, но мысли все равно были. Я хотела, чтобы этот безрассудный негодяй с его серыми глазами и темной властью надо мной полюбил меня. Когда я даже не была уверена, что он мне нравится. В основном Гуннар мне не нравился.

Но это была знакомая территория. Я привыкла хотеть от людей чего-то такого, чего они не хотели или не могли дать.

– Бренна, – сказал Гуннар с мягкой улыбкой. – Они ждут нас. Нам пора танцевать вальс.

– Правильно! – сказала я, хлопая в ладоши и поднимаясь на ноги. Эдда и Гуннар поддерживали меня, когда я шаталась. Мне стало жарко от выпитого шампанского, и я давным-давно сбросила плащ, так что рука Гуннара на моей обнаженной коже была теплой, гладкой и… электризующей.

Я посмотрела на Гуннара, его рука все еще лежала на мне, и мне показалось, что между нами пробежал ток, между его рукой и моей кожей, между его темными глазами и моими.

– Ой-ой, – услышала я голос Эдды, но Гуннар уже вел меня к танцполу, где освещение изменилось, и оркестр на мгновение замолчал.

– Я представляю вам принца Гуннара Васгарского и мою новую дочь – принцессу Бренну.

Гуннар положил руку мне на талию, а я положила внезапно вспотевшую ладонь ему на плечо, и музыка подняла нас на своей волне. И вдруг мы начали танцевать. Он держал меня немного дальше, чем во время тренировки, но я знала, что на тренировке Гуннар только пытался спровоцировать меня. На этот раз, под светом, который не был прожекторами, но ощущался как прожекторы, он крепко держал меня. Формально.

– Ты слышал? – вот что я спросила.

– Что?

– Теперь я принцесса.

Гуннар широко и ослипительно улыбнулся, показав ровные зубы. Красивой улыбкой – неуправляемой и настоящей – такой, которую я никогда не видела. Я и представить себе не могла, что Гуннар на такое способен. Но потом это исчезло. Его лицо снова приняло осторожное, отстраненное выражение.

– Я слышал.

Я улыбнулась.

– Ты ненавидишь это, – произнесла я.

– Очень сильно.

Я улыбнулась еще шире.

– Ты не должна этого делать, – сказал Гуннар.

– Делать что?

– Улыбаться.

– Разве теперь, когда я принцесса, это запрещено? Мы все должны ходить, как ты? – Я попыталась подражать выражению лица Гуннара, а не его ничего не выражающему лицу в данный момент. Но тому выражению, которое он обычно надевал – искрящейся ухмылке. Заговорщическая, сексуальная ухмылка.

– Таково твое впечатление обо мне? – спросил Гуннар, и засмеялся, и я рассмеялась. И шепчущаяся толпа в тени на краю танцпола исчезла.

– Довольно неплохо, правда?

Гуннар сморщил лицо и закатил глаза.

– Это я? – воскликнула я.

– Абсолютно верно. – Гуннар снова закатил глаза.

Песня заканчивалась, и мы кружились все быстрее, и я понятия не имела, что могу так танцевать, и вдруг мне пришло в голову, что нужно быть пьяной – и Гуннар воспользовался этим – чтобы пробудить эту мою сторону. И я не испытывала ненависти к этой своей стороне.

– Не все должно быть так серьезно, – сказала я.

– Аминь, сестра.

– В буквальном смысле слова. – Я рассмеялась, и Гуннар тоже.

– Неужели мы должны ненавидеть друг друга? – спросила я.

– Я не ненавижу тебя, Бренна, – сказал он. – Но что бы ты сейчас ни чувствовал ко мне, это не совсем реально.

– Я думаю, что способен сам разобраться в своих чувствах. А я чувствую себя дружелюбно, Гуннар. По отношению к тебе.

– Ты чувствуешь себя пьяной.

– А что я говорила насчет того, что я с Южного острова?

– Ну, завтра, вместо того чтобы проверять ловушки, ты проснешься и вспомнишь, что я тебе не нравлюсь.

– Но ты мне нравишься, – сказала я, и это было странно. Тон моего голоса был странным. Сам голос звучал встревоженно но в то же время испуганный и ужасно, ужасно честный.

Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами. И мне удалось удивить принца.

Музыка закончилась, и он остановился, мои юбки закружились вокруг нас, а затем он опустил меня. То, что мы не практиковали. То, чего я никогда не делала. И я вскрикнула и отпустила руку Гуннара, чтобы схватить его за плечо.

Я прижималась к нему, смеясь над его болезненно красивым лицом. Аплодисменты раздались вокруг нас. И вдруг мое сердце подскочило к горлу, а желудок оказался у моих ног, и он оказался намного больше, чем я думала. Гуннар был удивителен во всех отношениях.

Гуннар поднял меня, и мы стояли, чувствуя мой вес в его сильных руках. Наш смех сменился чем-то другим. Чем-то захватывающим дух и наэлектризованным.

Мне хотелось поцеловать его. Или я хотела, чтобы он поцеловал меня.

– Бренна, – прошептал он. – Мы не можем…

Я поняла, что наклонилась, чтобы сделать это. На глазах у всех этих людей я пыталась поцеловать Гуннара!

Все мое тело вздрогнуло.

Внезапно свет над нами погас, и заиграла новая музыка. Гуннар поднял меня на ноги, и я немного споткнулась, чувствуя головокружение и неловкость.

– С тобой все в порядке? – спросил он.

– Я в порядке. Я… пьяна. Смущена. Внезапно обеспокоена.

– Ты не сделала ничего плохого, – сказал Гуннар, доказывая, что каким-то образом может читать мои мысли. – Запомни это.

Все еще обнимая меня за талию, Гуннар повел меня к краю танцпола. Где меня ждала моя кузина. Король, казалось, появился из ниоткуда и, взяв Гуннара за локоть, повел его в тень.

– Твоя мама скоро придет, – сказала Эдда. – Пойдем.

Эдда потянула меня прочь от края танцпола, глубже в тень вечеринки, и я, спотыкаясь, последовала за ней, каким-то образом осознавая, что что-то изменилось.

7

Тогда

Гуннар

Земля у пролива была одной из самых красивых в моей стране. Крутые скалы, покрытые зелеными деревьями, казалось, падали в воду, такую прозрачную, холодную и глубокую, что она казалась черной. Небо почти постоянно серое, изредка перемежавшееся с чудесными солнечными днями.

Пролив Бринмарк был окружен древними землями с могильниками и руинами. Большинство наших людей все еще верили, что здесь живет магия.

Королевский визит в пролив пришелся на такие дни, которые заставляли поверить в правдивость древних мифов. Всю неделю мы с Бренной принимали венки и букеты и слушали, как дети поют нам песни на старом языке. И солнце было такое яркое, и земля такая красивая, что у нас слезились глаза.

В наш последний день я стоял у поручней одного из местных туристических катеров, которые совершали поездки вокруг пролива. Сегодня он был реквизирован, чтобы доставить нас к его дальним краям.

С русским разведывательным кораблем на горизонте.

Это вдруг очень обеспокоило меня. Тот русский разведывательный корабль. Изъян на идеальном ландшафте.

Мэр, Вера Уилкинсон, была проницательна во всех отношениях. Я не удивился, узнав, что она кузина Энн Йоргенсон. Она перешла прямо к делу, и не стала тратить время, пуская мне пыль в глаза. Что вывело меня из равновесия. Я не привык, чтобы люди говорили со мной откровенно.

И было очевидно, что она не любит моего отца.

– Твой отец планирует открыть всю эту территорию для иностранных нефтяных компаний, – сказала она, указывая на разведывательный корабль, как на доказательство. И чем больше я смотрел на него, тем больше это казалось правдой.

Бренна стояла по другую сторону от Веры, впитывая каждое слово.

– Я бы не сказал, что были такие планы, – уклончиво ответил я. Потому что до сих пор Совет блокировал их, а у Васгара не было достаточно денег, чтобы мы могли начать бурение самостоятельно.

– Русские заплатили за отправку разведывательного корабля, и я предполагаю, что эти деньги пошли прямо на королевскую свадьбу, – сказала Вера, презрительно фыркнув.

Господи, как бы мне хотелось поспорить. Мы с Бренной обменялись виноватыми взглядами, потому что наверняка это было чистой правдой. На прошлой неделе мы пили шампанское по сто долларов за бутылку, а сегодня встречались с семьями, изо всех сил пытающимися поставить на стол мясо.

Мое привилегированное положение осело прогорко-кислым вкусом в желудке.

– Но вы не можете спорить с тем фактом, что иностранные нефтяные компании принесут в этот регион довольно много денег, – сказал я, возвращаясь к тому, что снова и снова слышал от отца. – Деньги на школы, инфраструктуру.

Все вопросы в этой области решать крайне необходимо. Школы, которые мы посещали, практически все еще отапливались дровяными печами.

– Да, иностранные инвестиции. Абсолютно, – сказал мэр. – Мы должны бороться с иностранным контролем, Ваше Высочество.

– Скажите нам, в чем разница с вашей точки зрения, – попросила Бренна. Она была такой всю дорогу, спрашивая мнение мэра. Попросив мэра предельно ясно сказать, что она думает и чего хочет. Это было чрезвычайно полезно.

Бренна была чрезвычайно полезна.

– Иностранный контроль означает, что русские могут бурить нефть, не заботясь о защите и не проявляя заботы об окружающей среде. Защите и заботе этого сообщества. Рабочие места, хорошо оплачиваемые и высококвалифицированные, перейдут к гражданам другой страны, когда эта область прямо здесь нуждается в этих рабочих местах. Иностранные инвестиции по-прежнему дают нам контроль.

– Работа будет, несмотря ни на что, – сказал я.

– Да, и разница между работой на буровой и работой в баре, который обслуживает людей, работающих на буровой, – это разница, которая может изменить эту страну навсегда.

Блин, это все расставило по своим местам.

Мэр отступила назад, и мы с Бренной повернулись к ней. Она была такая маленькая – женщина-мэр. И такой сильной. Мне вдруг захотелось, чтобы у меня был для нее ответ. Что я могу успокоить ее.

Мне хотелось поступить правильно. Странная новизна этого чувства заставила меня отступить назад и опереться на перила лодки.

– Продажа наших прав на нефть, – сказала Вера, – будет тем же самым разграблением, которое наша страна всегда терпела от рук захватчиков.

– Ваша точка зрения очень хорошо сформулирована, – сказала Бренна, и я видел, что она была в этом убеждена. Черт. Я был убежден. Но мне не хотелось говорить об этом Бренне. Если у меня было очень мало власти, то у нее ее не было вообще.

– Твоя мать была родом из этой части страны, – сказала мэр, ее взгляд практически просверлил дыры в моей голове.

– Я знаю, – сказал я, и знал, что она скажет, прежде чем слова слетели с ее губ.

– И она хотела бы, чтобы ты защищал ее родину.

– Спасибо, мэр, – сказал я, отпуская ее, потому что больше не мог терпеть. Ее праведное желание поступать правильно по отношению к этой земле и людям. И моя неспособность дать ей хоть какую-то надежду на то, что королевская семья сможет ей помочь. Вера поклонилась и направилась обратно в теплую часть лодки. Я ожидал, что Бренна последует за мной, но она осталась стоять у перил.

Я глубоко вздохнул, и уставился на проплывающую мимо воду, на сине-зеленые ленты, покрытые белой пеной.

– Я не знала, что твоя мать родом отсюда, – сказала Бренна.

– Ингла, – сказал я. Самый большой город в двадцати милях от берега.

– Мэр правильно подметила.

Я кивнул.

– Но ты не слышал другой стороны. Они тоже делают хорошие выводы. О том, что страна обанкротилась и что продажа прав на нефть погасит все наши долги, а также даст нам возможность улучшить инфраструктуру – школы, больницы, дороги… все прочее.

– Иностранные инвестиции этого не сделают?

– Без понятия. Мне не нужно было говорить ей, что я держусь подальше от политики. Что я держался подальше от всего, кроме желтой прессы и постелей с красивыми барышнями. Она была достаточно осведомлена.

Я ничего не стыдился. Я родился не для стыда. Или сожаления. Но что-то неприятно засело у меня в животе.

Это было то, что я должен был знать.

– Ну, – сказала она. – Давайте выясним, – рассмеялся я.

– Хорошая мысль.

Бренна больше ничего не сказала. Но и не ушла. И в продуваемой ветром тишине между нами напряжение нарастало. А потом снова ползло вверх.

Если бы она была любой другой девушкой, я бы взял ее за руку и нашел ближайшую комнату с замком, чтобы мы могли избавиться от этого напряжения.

Но она не была другой девушкой. Это была Бренна. Королевская Принцесса.

Моя сводная сестра.

И совершенно вне пределов досягаемости.

– Здесь так красиво, – сказала она.

Трудно было не смотреть на нее. Все во мне хотело повернуться боком, улыбнуться Бренне, посмотреть, как ветер треплет ее волосы. Дразнить ее, пока шея не покраснеет.

Но отец ясно дал мне понять. И на этот раз он не ошибся. И на этот раз я собирался слушать его.

Мне нужно было держаться подальше от Бренны.

– Так и есть, – подтвердил я.

– Я никогда здесь не была. Я имею в виду, так далеко на севере.

Все это время она носила с собой путеводитель. Читала вслух исторические факты всем желающим ее слушать. Я знал о рыбной промышленности в проливе Бринмарк больше, чем когда-либо хотел знать. И о влиянии викингов.

Чужеземные захватчики, которые грабили эту землю сотни лет. Я оглянулся на русский разведывательный корабль.

– Ты меня игнорируешь?

Да. Но я покачал головой.

– Нет.

– Кажется, что игнорируешь.

Мне показалось, что да. Но впервые за долгое время я не знал, что делать с конкретной женщиной.

Шкатулка, в которую я ее запихнул, была разбита. Потому что да, я хотел переспать с ней. Но я также хотел поговорить с ней об этом российском инвестиционном бизнесе. И мне хотелось увидеть ее улыбку. И заставить ее смеяться. Я хотел снова напоить ее и танцевать вальс всю ночь напролет.

Для всех этих вещей не было коробки.

– Мне очень жаль, – сказала она в дикой спешке, как будто копила слова. – По поводу свадьбы и танцев. Я была пьяна.

–Ты ничего не сделала, – сказал я и наконец заставил себя посмотреть на Бренну. О боже, она была в агонии, и, вероятно, с той самой минуты, как я оставил ее на краю танцпола. – Действительно. Бренна. Ты ничего не сделала. – Не то чтобы мой отец или ее мать смотрели на это так.

Было бы легко, мучительно легко заточить какую-нибудь небрежную шутку до остроты бритвы и поцарапать ею мягкое сердце, которое она так настойчиво носила в рукаве. Что-то жестокое и пренебрежительное, что решительно оттолкнет ее.

Так просто.

Но я проглотил все эти простые колкости. Потому что иногда сжигание мира было чрезмерным, несмотря на то, как сильно мне это нравилось.

– Бренна, – сказал я и даже улыбнулся ей, чтобы смягчить неловкость этого разговора. Чтобы превратить нас из… кем бы мы ни были… в своего рода друзей. – Ты чуть не поцеловал меня на танцполе.

Как и следовало ожидать, ее лицо покраснело, а глаза сразу же устремились на пейзаж, скользящий вдоль борта нашей лодки, хотя я мог сказать, что она почти ничего не видела.

– Мне так неловко, – сказала она.

– Не стоит. Ты была пьяна. А я мужчина, которого женщины хотят целовать. – Бренна бросила на меня косой взгляд, и я шагнул чуть ближе. – И правда в том, – сказал я ей. – Я бы поцеловал тебя в ответ.

– Не надо… – прошептала она и подняла руку, прежде чем сжать ее в кулак.

– Что не надо?

– Не ври.

– О боже. – Почему она так все усложняет? Почему я вдруг увлекся музыкальными монтажами, чтобы показать ей, как она прекрасна? Как же она желанна с этими грозовыми глазами и пышными формами. Я мог бы заставить ее поверить. Я мог бы убедить Бренну в ее привлекательности и желанности таким образом, что она никогда больше не сможет быть убеждена в обратном.

Твою же мать. Это было бы весело.

Но, как сказал мне отец, Бренна не была одной из моих игрушек.

Поэтому вместо этого я сказал ей:

– Ты прекрасна, Бренна.

Как и следовало ожидать, она отмахнулась от этих слов.

И именно это был мой переломный момент. Курс на столкновение, по которому мы шли с тех пор, как она вошла в королевский зал месяц назад.

Какой смысл иметь такую репутацию, если я ею не пользуюсь? Не воспользовался всеми ее преимуществами?

Бренна уезжала в Шотландию буквально через несколько дней, и я хотел этого. Хотел ее. Со всеми ее противоречиями. И я был ужасно сдержан.

Так что я хотел бы заполучить ее. Ненадолго. На время, способное стереть действие гормонов.

Это решение, как только оно было принято, принесло огромное облегчение.

Я схватил Бренну за руку и потащил на нос лодки. Я толкнул дверь в маленькую смотровую кабину, которой они, должно быть, пользуются в плохую погоду. Дверь за нами захлопнулась, и в большой пустой комнате эхом отозвался звук захлопнувшейся двери.

– Что… что ты делаешь?

Я повернул ее лицом к себе, щеки Бренны порозовели, глаза стали узкими щелочками. Боже, как мне это нравилось. Возбужденная и подозрительная одновременно. Чисто в стиле Бренны.

– А что, по-твоему, я делаю? – спросил я, подходя к ней, и Бренна предсказуемо отступила. Все ближе и ближе, пока я не загнал ее в угол каюты. Никто не мог нас увидеть, если только не заглядывал в окно, а там не было ничего, кроме океана.

– Гуннар. – Прислонившись спиной к стене, она положила руку мне на грудь.

– Бренна. – Я взял ее руку, прижал к груди и поцеловал ладонь. Она ахнула – восхитительно – и я положил ее руку себе на шею.

– Это… что?..

– Ты очень умна, Бренна. Может быть, самая умная женщина из всех, кого я знаю. Конечно, ты и сама можешь догадаться, что сейчас произойдет.

– Ты собираешься меня поцеловать.

– Собираюсь, – я улыбнулся ей, внезапно очень взволнованный открывшейся перспективой. Возможно, слишком взволнованный. Я немного отодвинулся назад, сдвинув бедра, которыми вжимал ее в металлический угол каюты.

– Зачем?

– Ну, как зачем?

– Я имею в виду… это что, шутка? Или какое-нибудь ужасное пари…

Я прижал большой палец к полной нижней губе Бренны. Она издала один писклявый звук и заткнулась. Единственный звук – ее прерывистое дыхание над моим пальцем.

– Я собираюсь поцеловать тебя, потому что мне надоело притворяться, что я этого не хочу. Я собираюсь поцеловать тебя, потому что твоя нижняя губа просто умоляет об этом. Я собираюсь поцеловать тебя, потому что, просто думая об этом и не делая этого, я начинаю сходить с ума.

– Сходить с ума?

– Да, Бренна. Крышу сносит. – Говоря это, я наклонился, упершись локтями в стену над ее головой. Не знаю, как Бренна умудрялась вытворять такие штуки со временем, но мне казалось, что я целую вечность хотел ее поцеловать. Недели. Может быть, год?

А я знал ее целый месяц.

Наши губы нежно соприкоснулись, будто перышко, на первый взгляд, и Бренна ахнула. Или это я ахнул?

И ее рука на моей шее притягивала меня все ближе и ближе, пока в этом поцелуе не осталось ни намека на легкость. Он был теплым и влажным, и мягкое тело Бренны, спрятанное под твидовым пальто, которое она носила, было в моих руках. Она лизнула меня, ее язык коснулся моих губ,и я застонал.

Мой план – затащить ее сюда – был таким четким. Поцелуй, а затем обещание, что мы не сможем сделать это снова. Что мы не можем. Это будет поцелуй, чтобы утолить желание, а потом все закончится.

Честно говоря, возможно, часть меня думала, что это будет ужасно. Она была молодой и зеленой, возможно, девственницей. У меня были минимально возможные ожидания относительно воздействия этого поцелуя. В конце концов, я был печально известным принцем Гуннаром Васгарским.

Но вот я стонал, прижимая ее к стене, мой язык был у нее во рту. Бренна потянула меня за волосы, ее ноги беспокойно прижались к моим, и этот поцелуй… Этот поцелуй больше не был поцелуем. Это было начало чего-то большего.

Больших неприятностей.

– Гуннар, – выдохнула она, копаясь в моем пальто.

– Да, – прошипел я. Честно говоря, неужели я действительно думал, что смогу поцеловать ее и не прикоснуться к ней? Я думал о теле Бренны каждую минуту каждого дня с тех пор, как она ворвалась в мою жизнь в том желтом платье. Я убрал руку со стены над ее головой и распустил пояс на пальто Бренны, обнаружив ее под ним. Гладкая ткань платья, в которое она была одета, а под ней – ее тепло. Отдавать себя и брать ее.

Я в одну секунду стал думать не той головой, и все во мне кричало, чтобы я дал волю чувствам рядом с ней, найдя разрядку. Найдя слабое облегчение в трении ее тела о мое. Но я остановил себя. Остановил. Потому что это уже было слишком опасно. Мы будто обливались керосином, осталось лишь поднести спичку.

Но я просунул руку между ее пальто и платьем, обхватывая талию Бренны с возрастающим давлением, сжимая ее, пока моя ладонь не оказалась на ее заднице.

Она застонала где-то у моих губ. Нуждающаяся маленькая штучка. Умоляя об облегчении, наверное, так же, как и я.

Тысячи грязных вопросов сорвались с моих губ. Я хотел заставить ее умолять. Я хотел, чтобы она сказала мне – с широко открытыми глазами и пылающими румянцем щеками – что именно она хочет, чтобы я сделал с ней.

Я погладил Бренну по заднице. Сжал ее.

И желание, желание, с которым я жил, отрицал и боролся, взорвалось внутри меня. Точка невозврата была пройдена. Здесь. Нужно было остановиться или трахнуть ее прямо у этой стены.

Я сделал шаг назад. А потом еще один. И все же этого было недостаточно. Я отвернулся, пока не перестал видеть Бренну, даже краем глаза. Но прошло много времени, прежде чем я смог дышать ровно.

– Это,.. – только и сказал я. Понятия не имею, как я собирался закончить эту фразу. Было потрясающе? Удивительно? Ужасная ошибка?

– Я знаю, – сказала она.

Я взглянул на Бренну через плечо и одним взглядом увидел, что она чувствует то же самое. Сожаление, удивление и долгое медленное беспокойство о том, что мы открыли ящик Пандоры и больше никогда, никогда его не закроем.

– У нас очень неудобная химия, Бренна.

– Так что же нам делать? – спросила она. Бренна все еще стояла, прислонившись к стене. Ее пальто обкрутилось вокруг нее. Зеленое платье обвивалось вокруг девичьего тела. Ее волосы были в беспорядке там, где, по-видимому, я сжимал их в своих руках.

Твою же мать.

Я глубоко вдохнул холодный соленый воздух.

– Ничего.

– Что?

Как странно быть разумным, но кто-то же должен быть здравомыслящим.

Я повернулся лицом к Бренне и широко раскинул руки.

– Между нами ничего не может быть, Бренна. Мой отец ошибается во многих вещах, но в этом он прав. Это будет скандал, который королевская семья никогда не переживет. Это погубило бы меня, что не так уж и важно, учитывая, насколько я уже близок к гибели…

– Гуннар…

– Бренна, – сказал я решительно и холодно. – Как бы плохо это ни было для меня. Тебе будет в миллион раз хуже. Если я буду сломлен ты будешь… – я ненавидел даже саму мысль об этом. Этот ужасный двойной стандарт, который обошелся бы с ней гораздо жестче, чем со мной. – Уничтожена.

– Я здесь не живу, помнишь? – Но я не был уверен, пытается ли она убедить меня, что выживет, или просто напоминает нам обоим, что страна и жизнь королевской семьи не для нее.

– Ты не думаешь, что новость о том, что ты спала со своим сводным братом принцем, будет преследовать тебя? Потому что так и будет. Мир тесен для королевских семей.

– Значит, мы просто игнорируем друг друга.

– Мы не должны игнорировать друг друга, – сказал я. – Мы просто должны игнорировать это. – Я махал руками между нами, мое пальто и шарф развевались.

– Ты предлагаешь нам стать… друзьями? – Ее опустошенный поцелуями рот улыбался мне.

Я посмотрел в окно на чаек, кружащих в ярко-голубом небе, потому что смотреть на нее было слишком неловко.

– У меня никогда не было хороших друзей.

– Ингрид?

– Она делает всю тяжелую работу. И она всегда была влюблена в Алека.

Бренна рассмеялась.

– Ты хочешь сказать, что сумел подружиться с ней, потому что она никогда не влюблялась в тебя?

Я пожал плечами, чувствуя, как горят мои щеки.

– Полагаю, это тоже верно в случае с Алеком?

– Я дружу с Алеком, потому что он никуда не уходит.

– А кто не любит Алека?

– Вот именно.

– Я очень хорошо отношусь к друзьям, – сказала она с присущей ей чопорной гордостью. Бренна оттолкнулась от стены и поправила пальто, а затем и волосы. Как будто я никогда не прикасался к ней.

– Замечательно. Ты можешь довериться мне в этом.

Она улыбнулась мне, обнажив ярко-белые зубы, маленькую щель между двумя передними, которую я посчитал странно… эротичной.

Но эта мысль была не в духе дружбы, поэтому я отогнал ее.

– Друзья, – сказала она и протянула руку в перчатке.

– Друзья, – сказал я и пожал ее.

Мы оба проигнорировали дикий всплеск тока между нами. Внезапное болезненное любопытство, закипевшее под нашими лайковыми перчатками, желание почувствовать больше. Узнать больше.

Там, на краю этой лодки, на краю нашего королевства и того, что казалось миром, мы улыбались друг другу, и мне казалось, что в моей жизни начинается что-то новое. Что семена, которые были посеяны, когда она вошла во дворец несколько недель назад, расцвели.

И я пообещал себе, что не испорчу этого.

На следующей неделе она вернется в Шотландию.

8

Наши Дни

Нью-Йорк

Бренна

В подвале этого захудалого клуба я подняла руку. С бокалом шампанского в руке мои пальцы почти… почти коснулись груди Гуннара. Может быть, таков был мой план. А может, и нет. В этот дикий момент я едва ли могла быть уверена.

– За Короля Гуннара. Да здравствует король!

Гуннар зарычал, схватил меня за руку и потащил по мраморному полу к закрытой двери в противоположной стене. В этот момент его рука схватила меня за локоть, и я так обрадовалась кашемиру и меху.

Я не чувствовал его. Нисколько.

Хотя я чувствовала его запах. Виски и одеколон, а под их шлейфом – он. Запах Гуннара, который просочился в мою кожу и пропитал мои кости много лет назад. Я могла убежать от многих вещей, сжечь воспоминания о нем в пепел, но его запах… который я не могла игнорировать. И он пронзил меня, как копье.

Гуннар открыл дверь, втолкнул меня в маленький кабинет и захлопнул за нами дверь. Кабинет… это место я узнала. В то время как внешняя комната могла быть выставлена напоказ, как и любой хороший тронный зал, эта комната была полностью в распоряжении Гуннара. Деревянные стены, книжные полки. Кожаный диван. Письменный стол, заваленный кофейными чашками и записными книжками. Старомодный проигрыватель в углу, окруженный пластинками.

Пластинки повсюду.

Плотина задрожала, но я шмыгнула носом и повернулась спиной к музыке и воспоминаниям, глядя на Гуннара так, словно наша история не дышала мне в затылок.

– Что произошло? – спросил он.

– Сердечный приступ, – ответила я. – Если бы ты отвечал на письма или звонки, то понял бы, что он уже давно болен.

– Как поживает твоя мать? – спросил он, удивив меня.

– Лучше всех.

Он улыбнулся… или усмехнулся? С ним трудно было сказать наверняка.

– А ты? – спросил он.

– Тоже прекрасно.

– Почему ты лжешь?

– Потому что я никогда больше не дам тебе в руки оружия против меня, Гуннар.

Слова вырвались сами собой, потрескивая в воздухе, как весенний лед. Я не хотела этого говорить. Ни в коем случае не ссылаться на наше прошлое. Я была здесь, чтобы сделать работу.

Отвезти его домой.

– Наверное, мудро.

Он прошел мимо меня в глубь кабинета. Я не обернулась, собираясь с мыслями, поэтому скорее услышала, чем увидела, как он сел в скрипучее кресло, выдвинул ящик, и, не оборачиваясь, поняла, что он достает бутылку аквавита.