Текст книги "Горящая колесница"

Автор книги: Миюки Миябэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Забор из кипарисовика намок под дождём и теперь казался блестящим. Хомма заметил, что черепичный навес над парадными воротами был украшен соломенными жгутами. Такие обычно вешают на домашние божницы по случаю новогодних праздников.

Новый год давно уже прошёл, странно… Может, это у них талисман такой? К украшению из соломы была прикреплена бумажка с надписью: «Улыбающиеся врата».

Через пять минут Курата вернулся, держа в руках какой-то листок. В другой руке у него был зонтик. Когда ворота открылись, Хомма увидел, что во дворе, на дорожке, усыпанной белой щебёнкой, одиноко стоит красный трёхколёсный велосипед, принадлежащий, скорее всего, дочери хозяина.

– Вот, – сказал Курата, передавая Хомме адрес и зонтик, – у вас ведь нет зонта, так что возьмите. Если в Токио везти не захотите, оставите где-нибудь на станции.

Поблагодарив за адрес и за зонт, Хомма поинтересовался насчёт соломенного жгута над входом.

– А, это местная традиция, – ответил парень, – это соломенные жгуты у нас можно увидеть круглый год, и работе тоже висит, с девизом: «Пусть тысяча гостей приходит десять тысяч раз».

– Эта традиция, наверное, как-то связана с культом божества храма Исэ?

– Да, наверное, вы правы, – закивал Курата и слегка нахмурился. – Помню, Кёко тоже удивлялась. Говорила что это хорошая традиция, «Божеская». Она была на удивление суеверной. Когда нужно было в стенку гвоздь забить, она обязательно произносила какое-то заклинание, что-то вроде: «Уж простите меня, если я выбрала несчастливое место».

Впервые молодой человек говорил о Кёко с нежностью, как о женщине, на которой он был женат, пусть и недолго.

Даже талисман не смог уберечь её от бандитов, выколачивающих долги. Никто не смог.

– Как вам кажется, Кёко-сан могла хорошо знать префектуру Яманаси? Извините за такой странный вопрос.

Прикрываясь рукой от дождя, Курата задумался:

– Не представляю себе… Вы спрашиваете, ездила ли она когда-нибудь туда или живут ли там её друзья?

– Да.

– Нет, кажется, она ничего такого не рассказывала. По крайней мере, я не помню.

– Большое спасибо.

– Мы с ней вместе были только на Кюсю. Разве что ещё по выходным иногда выезжали в Нэму, поиграть в гольф. Наша совместная жизнь продлилась всего три месяца, так что куда уж там…

Действительно, слишком мало времени они провели вместе.

– Кёко ведь родом из Фукусимы, – продолжал Курата, на которого, видимо, нахлынули воспоминания, – ничего, кроме просторов Тихого океана, она никогда в жизни не видела. Когда я однажды отвёз её к заливу Аго, она очень удивлялась, что море может быть, как озеро, тихим и спокойным. Я ей объяснил, что только в тихих местах можно разводить жемчуг. А она улыбнулась и ответила, что, наверное, не зря. Это, по-моему, было до свадьбы. Мы тогда ещё заказали ей ожерелье. Её тогда всё приводило в восторг.

Парень словно боялся, что его перебьют, и говорил очень быстро. Возможно, он хотел выговориться и таким образом поскорее забыть прошлое, неожиданно напомнившее о себе.

– Мы остановились в гостинице, в Касикодзима. Только вот с погодой не повезло: день выдался пасмурный, и закат над заливом Аго мы так и не увидели. Я сказал Кёко, что мы ещё не раз сможем сюда приехать. Мы отдыхали в своём номере, а потом вдруг в два часа ночи вижу: Кёко не спит, стоит у окна. Я её окликнул, а она говорит: «Красиво, луна выглянула».

Курата устремил взор в небо, словно пытаясь снова увидеть тот же самый пейзаж.

– Тучи рассеялись, и на небе сиял месяц. Я, конечно, посмотрел наверх, а вот Кёко смотрела вниз, на золотую дорожку в тёмной воде: «Смотри, месяц упал в море. Он растворится, и будет жемчуг». Словно маленькая девочка. Вид у неё был такой, будто она вот-вот расплачется. Я думал, что это из-за избытка чувств, но, может быть, я ошибался. Может быть, она предчувствовала, что ожидало нас после свадьбы.

«Вряд ли», – подумал Хомма. Тогда Кёко была по-настоящему счастлива. Гнетущие мысли оставили её. Плакала она от счастья.

Но чувства Кураты тоже можно было понять. И не Хомме упрекать молодого человека за то, что он пытается придать смысл каждому несущественному эпизоду, хоть как-то смягчить чувство вины за то, что не смог уберечь свою любимую.

Уверовав в то, что Кёко сама сомневалась в их будущем, парень пытается смириться с тем, что произошло. Он хочет убедить себя в том, что это была судьба, что им с Кёко суждено было расстаться, что он не мог ничего изменить.

Пусть он так и считает. Кто же хочет знать, что ему не посчастливилось?

Только вот брошенная им Кёко Синдзё не считала, что её сделал несчастной злой рок.

– Я действительно любил Кёко. Могу вам поклясться. – Сказав это, Курата, видно, успокоился и замолчал.

Хомме незачем больше было задерживаться, поэтому он коротко попрощался и повернулся, чтобы уходить. Открывая зонтик, он вдруг услышал за спиной голос:

– Всё в порядке, получается? – Дождь капал парню на лицо, и он беспрестанно моргал. – Я всё пытался вспомнить, откуда отец Кёко звонил ей в последний раз. Кажется, вспомнил!

Оказалось, что звонок был из Намидабаси.

Намидабаси. Так называют барачный микрорайон в Санъя, это в Токио.

– Там устраиваются на ночлег подёнщики со всего города.

– Да? – пробурчал Курата. – Наверное, это очень унылое место.

– Да. Вы правы.

– Так вот что такое Намидабаси… Потому Кёко и сказала, что ей стало больно, когда она услышала.

Когда Хомма в последний раз поклонился на прощание, ему показалось, что в глазах Кураты что-то блеснуло.

Может быть, ему лишь показалось. Может быть, Хомме просто очень хотелось, чтобы Курата всё ещё был способен на слёзы.

24

Женщину, о которой рассказал Курата, звали Каору Судо. На бумажке был написан её адрес в Нагое: район Морияма, квартал Обата. Хомма навёл справки по номеру телефона, но такого дома не оказалось. Пришлось съездить туда самому и потратить целых полдня. От разносчика газет Хомма узнал, что госпожа Судо переехала два года тому назад.

Придётся снова просить Икари об услуге – пусть выяснит её новый адрес.

Когда Хомма приехал в Токио и вошёл в квартиру, был уже час ночи. На кухне горел свет, у круглого обеденного стола, спиной к Хомме, сгорбившись, сидел Тамоцу. Похоже, он что-то разглядывал, да так увлечённо, что даже не услышал, как вошёл Хомма.

– А вот и я!

Он застал парня врасплох: коленки Тамоцу взлетели вверх и стукнулись о крышку стола.

– Как вы меня напугали!

– Ну извини, извини. – Хомма расхохотался.

Пока он ездил в Нагою и в Исэ, Тамоцу жил у них в Мидзумото, пытаясь выяснить что-нибудь о Сёко. Ходил в «Торговое предприятие Касаи», в бары «Голд» и «Лахаина», беседовал с бывшими коллегами Сёко, опрашивал соседей по дому в Кавагути и в Кинситё, в апартаментах «Касл».

Когда Хомма в командировке, он всегда, хотя бы раз в день, непременно звонит домой. В этот раз он особенно тщательно следовал заведённому обычаю, поскольку Сатору перед отъездом высказал ему свои обиды. Теперь Хомма вспомнил, что когда он на днях звонил домой, Исака принялся расхваливать Тамоцу, как-то уж очень восторженно. Говорил, что тот очень славный молодой человек, на редкость аккуратный и работящий.

– Когда у них родился первый ребёнок, он сам стирал пелёнки! Говорит, что чувствует себя нахлебником, и всегда за собой посуду моет. И так у него это хорошо получается!

Исака явно был растроган, и он считал, что такие замечательные ребята, как Тамоцу, вырастают, если «нынешнюю молодёжь» правильно воспитывают.

– Как Сатору переживал из-за собаки! Совсем замкнулся мальчишка. А побыл с Тамоцу – и вроде повеселел даже.

За это и Хомма был благодарен Тамоцу. После гибели Склероза голосок Сатору уже не был таким звонким, как прежде, исчезла ребяческая живость и всегдашняя готовность радоваться. Хомму это очень заботило.

– Тамоцу, чем это ты так увлечён? Что с тобой?

Парень, который только что весело хохотал, потирая ушибленные коленки, сразу сделался серьёзным:

– А вот посмотрите. Как вы думаете, что это?

Увидев на столе раскрытый фотоальбом, Хомма сразу догадался, что это такое.

– Неужели выпускной альбом?

Тамоцу кивнул:

– Наши с Сии-тян выпускные альбомы. Вот, все они тут детский сад, начальная школа, средняя, старшие классы…

Действительно, на столе были разложены четыре альбома разной величины и с разными обложками. Альбом выпускного класса старшей средней школы был раскрыт.

– Это ты принёс? – спросил Хомма, пытаясь среди множества лиц обнаружить Сёко Сэкинэ.

– Нет, это альбом Сии-тян, – тихо ответил Тамоцу и поднял голову.

Их взгляды встретились.

– Вот, на последней странице, где обычно пишут друг другу всякие пожелания, – видите? Здесь написано имя Сии-тян, так что сразу понятно, чей альбом.

Действительно, на последней странице вялым, не очень красивым почерком были написаны дата выпуска и имя «Сёко Сэкинэ», а вокруг – напутствия друзей.

– Где ты это нашёл?

В «Кооперативе Кавагути» альбома быть не могло. Как говорила владелица дома, Нобуко Конно: «Такую вещь, как выпускной альбом, непременно возьмёшь с собой, даже если решил бежать». Кёко Синдзё, заставившая Сёко «исчезнуть», тоже понимала, как опасно оставлять такие улики, поэтому и прихватила альбом с собой. До сих пор Хомма рассуждал именно так.

Но когда они вместе с Курисакой отправились на квартиру Кёко в квартале Хонан, выпускного альбома там не оказалось. Хомма уже подумал было, что, перебравшись на новую квартиру, Кёко сразу же выбросила альбом.

– Он всплыл там, где я никак не мог ожидать, – сказал Тамоцу, усаживаясь на стуле поудобнее. – Альбом оказался в Уцуномии, у бывшей одноклассницы Сии-тян. Мы эту девочку звали Кадзу-тян. Перед тем как выехать в Токио, я решил расспросить наших бывших одноклассников, вдруг кто-нибудь из них что-то знает. Слухи об этом быстро распространились, и Кадзу-тян вспомнила, что Сёко передала ей на хранение свой выпускной альбом, – тогда она и принесла его мне. А мои домашние прислали его сюда по почте.

Хомма заметил на столе большой конверт, на котором был написан его собственный адрес. Наверное, в этом концерте альбом и прислали.

– Получается, Сёко-сан сама попросила свою одноклассницу, чтобы некоторое время альбом полежал у неё?

– К сожалению, нет.

Из большого конверта парень достал ещё один, совсем тоненький. Видно, его долгое время никто не трогал: на ощупь конверт был шероховатым и каким-то пыльным. Он был вскрыт ножницами, и внутри лежало два сложенных листа. Короткое послание было напечатано на компьютере:

«Дорогая Кадзуэ!

Извини за неожиданное письмо. Наверное, ты очень удивилась, когда на твоё имя пришла такая тяжёлая посылка. Я очень прошу тебя, чтобы ты некоторое время подержала у себя мой выпускной альбом.

То, что в Токио у меня не всё ладится, ты знаешь не хуже других. Мне не посчастливилось, и я прекрасно понимаю, почему так получилось.

Матери не стало. Теперь мне нужно начинать жить заново. Я хочу сделать свою жизнь хоть немного лучше. Но когда я вижу этот старый альбом, мне становится очень горько. В моей тесной квартире я даже не могу спрятать его подальше. Поэтому я прошу об одолжении тебя, мою лучшую подругу.

Когда я снова смогу с лёгким сердцем листать эти страницы, я непременно приду за альбомом. А до тех пор, пожалуйста, пусть он полежит у тебя.

До встречи, Сёко».

Даже подпись была напечатана на компьютере. Хомма прочитал письмо два раза, а потом снова открыл альбом на странице с пожеланиями:

«Надеюсь, мы навсегда с тобой останемся лучшими подругами! Номура Кадзуэ», – было написано округлыми буквами. В том, как по-девчоночьи рядом были нарисованы струи дождя, ощущалось последнее эхо школьных лет.

Тамоцу подавленно проговорил:

– Это всё та женщина, которая заняла место Сии-тян: Кёко Синдзё. Это она отправила Кадзу-тян альбом.

«Ну, это ещё не факт…» – подумал Хомма.

– А когда Кадзу-тян получила эту посылку?

В письме упоминается смерть матери, так что в любом случае пакет отправили не раньше двадцать пятого ноября 1989 года.

Парень достал свой маленький блокнотик, который уже примелькался Хомме:

– Квитанцию Кадзу-тян выбросила, поэтому точную дату установить не удалось. Но, скорее всего, это было после смерти матери Сии-тян, весной следующего года.

То есть весной 1990-го. Это только усложняет дело. Настоящая Сёко Сэкинэ исчезла из «Кооператива Кавагути» семнадцатого марта. Если письмо было отправлено до этого дня, то, скорее всего, это сделала сама Сёко. Если же оно было послано позже, то гораздо вероятнее, что отправителем была Кёко Синдзё. Да, нелегко будет разобраться…

– Кадзу-тян говорила, что засунула альбом подальше, когда доставала из кладовки весеннюю одежду. Значит, к тому времени альбом был уже у неё? Не могла его отправить сама Сии-тян.

– Но ведь трудно определить, когда именно достают весенние вещи. Может быть, в апреле, а может быть, и в марте.

– В Уцуномии гораздо холоднее, чем в Токио. Кадзу-тян ни за что бы не стала доставать весеннюю одежду ещё в марте!

Хомма понимал, к чему клонит Тамоцу, и вероятность того, что он прав, была велика. Но определённо утверждать ничего нельзя, всё зависит от обстоятельств, и в каждой семье принято по-разному…

– Больше она ничего не говорила такого, что могло бы помочь нам установить время точнее?

Закусив губу, Тамоцу погрузился в размышления. Своими большими руками он перелистывал странички блокнота:

– Может, вот ещё что: когда Кадзу-тян пошла за этим альбомом на почту, то забыла взять какое-нибудь удостоверение личности, и ей отказались выдавать посылку.

– Так-так-так… Подожди-ка! Ты хочешь сказать, что альбом почтальон доставил, когда дома у Кадзу-тян никого не было, и ей потом самой пришлось идти на почту?

Парень совсем растерялся:

– Ах, ну да! Конечно! Что же я так непонятно объясняю?! Так вот, узнав, что без неё приносили посылку, Кадзу-тян, конечно, поскорее захотела узнать, что там, и на следующий же день отправилась на почту. Её ужасно раздосадовало, что это оказался выпускной альбом Сии-тян, Кадзу-тян не слишком обрадовалась.

– У Кадзу-тян часто никого не бывает дома?

– Ну нет – они же торговлей занимаются. Просто именно в тот день так вышло, что никого не оказалось.

– Куда же они все разбежались?

– По-моему, я её об этом не спросил…

С какой-то тревогой Тамоцу торопливо перелистывал свой блокнот.

– Нет, видно, я всё-таки забыл её об этом спросить, – сказал он и почесал в затылке.

– Можно мне краем глаза взглянуть на твоё «секретное оружие»? – спросил Хомма после недолгого раздумья, имея в виду блокнот.

– Да, конечно. Пожалуйста. Только у меня почерк корявый, – ответил парень, покраснев.

Действительно, разобраться в его каракулях было нелегко. Наверху странички стояла дата и заголовок: «Разговор с Кадзу-тян». Сначала ответы девушки были записаны очень подробно, по пунктам, но по ходу разговора записи становились всё сбивчивее, и разобрать почерк Тамоцу становилось всё труднее. Тем не менее была проделана колоссальная работа.

В блокноте так и было зафиксировано: «Кадзу-тян было очень досадно». Рядом с этой записью Хомма увидел кое-что любопытное: «Сладкий чай из гортензии».

– А это что такое? – спросил он, указав пальцем на «сладкий чай».

Парень рассмеялся:

– Когда Кадзу-тян возвращалась домой, в ближайшем храме бесплатно раздавали сладкий чай, вот она и отведала. Она толстая, любит сладкое. С ней разговор обязательно заходит о еде. Мол, сегодня я это съела, а вчера то… Почему вы смеётесь?

– А говорил, что никаких улик! – улыбаясь, ответил Хомма. – По дороге с почты домой Кадзу-тян зашла в храм, и там ей дали бесплатного чаю. Я правильно понял?

– Да.

– Есть только один день в году, когда в храмах раздают прохожим чай: праздник цветов.

– Праздник цветов?

– Ну конечно! Так называют день рождения Будды это восьмое апреля.

У Тамоцу рот открылся от удивления:

– Выходит, что…

– Первый раз посылку приносили седьмого апреля и отправляла её вовсе не Сии-тян.

– Ух ты! Оказывается, и я не зря поработал! Как вы считаете?

Просмотрев ещё раз списки всех выпускников, Хомма обнаружил, что Кадзуэ Номура действительно училась в одном классе с Сёко Сэкинэ.

Всё ясно. Кёко Синдзё остановилась на Кадзуэ и отправила альбом именно ей, полагаясь на список учеников и напутствия на последней странице альбома.

Из письма следует, что Кёко знала: в родном городе ни для кого не являются тайной неудачи Сёко Сэкинэ, постигшие её в Токио. Наверное, Кёко узнала об этом во время их совместной поездки на кладбище. Сёко вполне могла сама ей это рассказать.

Часто случается, что мы открываем душу отнюдь не близким, а, наоборот, незнакомым людям – водителю такси или человеку, оказавшемуся рядом за стойкой бара. Говорить о чём-то личном гораздо легче, когда люди друг друга совсем не знают. Кёко и Сёко жизнь свела во время экскурсии на кладбище. Возможно, они вели серьёзный разговор и поделились друг с другом тем, что довелось пережить. Тем более что Кёко, помня о своей конечной цели, скорее всего, намеренно направляла разговор в такое русло.

Только вот о своём банкротстве Сёко всё-таки промолчала. Наверное, она ещё не могла с лёгкостью вспоминать об этом печальном факте своей биографии.

«Вот, злая насмешка судьбы, – подумал Хомма. – Если бы Сёко рассказала о своём банкротстве, то, возможно, она и сейчас бы работала в баре «Лахаина», жила бы в «Кавагути»…»

– Ты спросил, чьё имя и адрес значились в графе «Отправитель»?

Тамоцу с досадой покачал головой:

– Я спросил, но Кадзу-тян сказала, что не помнит. Вроде бы пакет прислали откуда-то из Саитамы.

Это вполне мог быть адрес «Кооператива Кавагути».

– Что подумала Кадзу-тян, получив вдруг такую посылку? (Кроме того что она была разочарована, когда специально явилась за этим пакетом на почту и узнала, что в нём.)

– Ну, удивилась, конечно. По правде говоря, никакие они с Сёко не «лучшие подруги». – Парень показал пальцем на посвящение в альбоме.

– То есть они не были так уж дружны?

– Не то чтобы они совсем не дружили, но точно уж не «лучшие подруги». – Тамоцу натянуто улыбнулся. – Это же девчонки! Кадзу-тян, наверное, разволновалась из-за выпускного вечера, вот и приукрасила слегка… Она сама говорила, что, прочитав это письмо, подумала: «Сёко могла бы и догадаться, что такой просьбой причиняет людям лишние хлопоты». – Тамоцу прикрыл глаза и помолчал. – Я даже не задумывался о том, когда именно этот пакет был послан, потому что сразу догадался, что это сделала не Сии-тян. – Парень говорил спокойно, но слова его звучали как приговор. – Когда я прочёл это письмо, напечатанное на компьютере, то убедился окончательно: это писала не Сии-тян.

– Почему же?

– Сии-тян, которую я знал, никогда не тосковала о прошлом. Она не стала бы сравнивать себя теперешнюю и себя старшеклассницу, не стала бы печалиться, глядя на старые фотографии. Она ведь мне как-то призналась, что в школе её вообще ничего не радовало.

«Возможно, так оно и было, – подумал Хомма. – С самого раннего детства Сёко Сэкинэ никогда не ощущала себя по-настоящему счастливой. Поэтому она всегда хотела измениться, стать не такой, как прежде, не такой, какая есть».

Такое желание появилось у Сёко вовсе не под влиянием каких-то конкретных обстоятельств, не из-за того, что она росла без отца, и не из-за того, что ей плохо давалась учёба, – считал Хомма. Такое желание прячется в каждом из нас. Оно придаёт нам жизненные силы, и именно наличие такого желания доказывает, что «личность» состоялась.

Только, чтобы осуществить свою мечту, Сёко выбрала не самый разумный способ. Вместо того чтобы найти «настоящую» себя, какой она хотела бы быть, Сёко приобрела зеркало, дающее ей иллюзию того, что поиски уже успешно завершились.

Мало того, она поселилась в замке, построенном на зыбком фундаменте из кусочков пластика…

– Сии-тян погибла. Её уже нет на свете. Теперь я могу в это поверить, – тихо сказал Тамоцу. – Сии-тян не могла так поступить. Как только я увидел этот альбом, я сразу почувствовал, что её больше нет.

Парень поднял голову и положил на колени свои большие руки. Кулаки его были сжаты. Он напоминал скорее человека, который что-то схватил и не хочет отпускать, нежели того, кто пытается побороть свои злость и горечь.

«Это он хочет опереться на воспоминания», – подумалось Хомме. Иначе невозможно хладнокровно размышлять о том, что стало с Сёко потом.

Хомма подробно рассказал молодому человеку, что за женщина эта Кёко Синдзё, которую они подозревают в убийстве Сёко. Тамоцу слушал его, опустив голову. Когда Хомма закончил свой рассказ и на кухне воцарилась тишина, парень проговорил:

– Странная женщина эта Кёко Синдзё.

– Странная?

– Да. А разве нет? Ради своего благополучия обошлась с Сии-тян… как с вещью. А сама заняла её место. Но при этом выпускной альбом почему-то отправила бывшей однокласснице своей жертвы… Нет, всё-таки это странно. Почему она его просто не выбросила? Это ведь гораздо проще. Выбросить, и всё. Почему она вдруг повела себя так, словно испытывает вину перед Сии-тян, откуда вдруг такое «благородство»?

Тамоцу резко отодвинул стул, неловко поднялся и почти бегом через всю комнату бросился к балкону, выходящему на убогие корпуса.

В темноте маячила спина Тамоцу в белом свитере. Над его головой торчал шест для сушки белья. Хомма переставил свой стул, чтобы отвернуться и не видеть эту спину, слишком уж крепкую, чтобы она могла принадлежать привидению.

Пока что его лучше не трогать.

Новый адрес Каору Судо выяснить никак не удавалось. Через Икари Хомма обратился в местную полицию, только им ведь вечно некогда. Да и сам «передаточный пункт», Икари, тоже человек занятой. Одолжение за одолжением, и вот уже Хомме начало казаться, что он по уши в долгу перед другом. Что же касается самого детектива Икари, то он, похоже, пребывал в отличном настроении. Всё потому, что ему удалось-таки раскрыть то дело с кражей и убийством.

Оказалось, что всё было почти так, как и предсказывал Хомма. В результате арестовали жену преуспевающего бизнесмена и её подругу, секретаршу с бывшей работы. Стало ясно, что причиной убийства послужило желание заполучить принадлежавшее убитому имущество, и прежде всего его бизнес.

– Ты, брат, как в воду глядел. Спасибо за подсказку! – весело прокричал Икари в телефонную трубку.

Хомма словно увидел перед собой его довольное лицо.

– Что же стало решающим доводом?

– Выдержки ей не хватило. Мы же за ней целыми днями следили. Причём специально делали это так, чтобы она заметила. Вот и сдали у вдовушки нервы. Я попросил её прийти в участок в качестве свидетельницы – она и раскололась. Если бы ты видел, как она рыдала! Сказать по правде, психологические игры – это не для меня, очень уж изматывает.

Ещё некоторое время придётся потратить на то, чтобы доказать правдивость показаний обвиняемой.

– Это дело заставило меня заново задуматься о том, как же всё-таки устроена человеческая психика.

– Ты каждый раз это говоришь.

– Да нет, на этот раз я серьёзно. Честное слово! Вот попробуй угадай, где и при каких обстоятельствах молодая жена уговорила свою подругу вместе убить мужа?

«Сейчас угадаю, а он рассердится», – подумал Хомма, но тем не менее решил поразмышлять. Скорее всего, это было какое-то неожиданное место… Но прежде, чем Хомма успел что-то ответить, Икари продолжил:

– На похоронах!

– На чьих?

– Хоронили их бывшего босса. Причём это была женщина, заведующая отделом. У неё был рак, так что ей было всего тридцать восемь лет. Монах читал молитвы, а они в это время планировали, как бы избавиться от мужа! Нет ну ты представляешь?!

– Наверное, в тот момент они поняли, что жизнь коротка.

Решиться на убийство – это, конечно, крайность, но когда люди вынуждены присутствовать на обрядах, каким-то образом связанных со смертью, у большинства внутри что-то ломается: люди дают обещания, которые не в состоянии выполнить, раскрывают окружающим свои самые сокровенные тайны.

– Ну а у тебя как дела? Что-то прояснилось?

Выслушав рассказ Хоммы, Икари задумался:

– Отыскать Кёко Синдзё – это, конечно, важно. Только вот, если бы мы смогли отыскать труп жертвы, было бы ещё лучше.

– Да, ты прав.

– Ты уже обращался в отдел убийств полиции Яманаси по поводу тех подозрительных расчленённых останков?

– Нет ещё. Я-то уверен в том, чей этот труп, да только полиции нужны точные факты. А я сейчас веду расследование самостоятельно, не как офицер полиции… Для того чтобы провести широкомасштабную экспертизу с проверкой отпечатков пальцев, нужно будет предъявить гораздо более неопровержимые улики, чем у нас: «Пропала женщина А. Скорее всего, её убила женщина Б, которая впоследствии скрывалась под именем А. Сейчас женщина Б тоже скрывается». Вряд ли это произведёт впечатление на местную полицию и она сдвинется с места.

– Вот если бы удалось отыскать то, что легко опознать! Ты говорил, у Сёко Сэкинэ был неправильный прикус: два зуба выбивались из ряда? Такая хорошая отличительная примета! – Икари намекал на то, что нужно бы отыскать голову. – Только это, конечно, пустые разговоры.

– Где её будешь искать?..

– А я в последнее время, наоборот, склоняюсь к тому, что всё не так уж сложно.

– Почему это ты так думаешь?

Хомма попробовал объяснить Икари, что он имеет в виду, ссылаясь на замечание Тамоцу:

– Кёко Синдзё, с одной стороны, неуклонно следует долгу (если допустимо так это назвать…), а с другой – внемлет также и чувству. Тамоцу прав: выпускной альбом она могла просто выбросить, и дело с концом. Но нет, она отослала его бывшей однокласснице Сёко, специально потратила время. А между прочим, из-за этого могло открыться, что она выдаёт себя за Сёко Сэкинэ.

– А ведь и правда…

– Она действовала, исходя не только из того, что разумно, а что нет. У Кёко Синдзё была какая-то своя, особенная, сентиментальность, и она действовала по каким-то понятным только ей самой правилам. Выполняла всё тщательно и методично, а с этим альбомом почему-то поступила «по-человечески»… К тому же у меня из головы не идут слова Кураты о том, что Кёко была на редкость суеверной.

– То есть ты считаешь, что труп она расчленила только потому, что нужно было от него избавиться, а голову похоронила, как и подобает.

– Ну, в принципе да.

– Ясно… – Помолчав, Икари с энтузиазмом добавил: – Я на твоём месте проверил бы могилы её родителей!

– Ха! Конечно! Только могил-то не существует! – усмехнулся Хомма.

Останки родителей Сёко так и лежат в храме, куда они были временно сданы на хранение.

– Вот чёрт, а? Выходит, что ни одной зацепки нет! – С досадой прищёлкнув языком, Икари повесил трубку.

Пока Хомма, как выразился Исака, «ожидал Судо Каору», ему наконец-то удалось выспаться. Он много времени проводил с Сатору и даже сходил на реабилитационные процедуры к докторше Матико. Тамоцу же каждый день уходил из дому спозаранку, а вечером обязательно возвращался с какой-нибудь добычей.

Опросы он устраивал не для того, чтобы выяснить нынешнее местонахождение Кёко Синдзё, а для того, чтобы восстановить, как протекала жизнь Сёко Сэкинэ в Токио. Какая-то мелочь, связывающая судьбы Кёко и Сёко, может быть, могла бы и пригодиться. Но сведения, касающиеся одной только Сёко, на данном этапе следствия были уже ни к чему.

Тамоцу понимал это. И тем не менее, каждый день он отправлялся на поиски. Парень убедил Хомму, что этой работой будет заниматься именно он, и выполнял её, надо сказать, превосходно.

– Только у меня к вам есть одна просьба.

– Какая же?

Видно было, что Тамоцу не шутит.

– Вы ведь хотите отыскать Кёко Синдзё?

– Собираюсь.

– Мы сами её найдём, верно? Не будем обращаться в полицию?

– Хотелось бы.

– А когда мы её всё-таки найдём, можно я первым к ней подойду? Я хочу первым услышать её голос. Пожалуйста, позвольте мне первым с ней заговорить.

На третий день после возвращения Хоммы из Исэ ему позвонил Катасэ, менеджер «Розовой линии», и сообщил, что опрос бывших сослуживцев Кёко Синдзё ничего существенного не дал.

Как ни странно, Катасэ, оказывается, не забыл об их с Хоммой уговоре. Но это-то и было подозрительно: наверняка Кёко Синдзё получила доступ к персональным данным клиентов именно с помощью этого молодого человека…

– Вы уже пробовали звонить Итики-сан? – как-то боязливо осведомился Катасэ.

В календаре Хоммы был отмечен тот день, когда Каори Итики должна вернуться из-за границы. По идее, это завтра.

– Нет, ещё не звонил. Она ведь сейчас всё ещё в Сиднее или в Канберре? Ведь так?

– Ах, ну да, я совсем забыл, – протараторил Катасэ.

Сразу было понятно, как ему не хочется, чтобы Хомма беседовал с этой женщиной. Но открыто препятствовать он вроде бы не собирается. Всё-таки странный человек этот Катасэ…

– Завтра попробую ей позвонить. Спасибо, что всех опросили. Но я и у вас потом тоже хотел кое-что уточнить…

Видимо, молодой человек уловил в этих словах некую угрозу для себя. Тихо ответив: «Да, конечно», он бросил трубку, словно хотел скрыться от Хоммы.

Сначала Хомма даже подумывал позвонить Каори Итики рано утром, пока Катасэ ещё не успел что-нибудь ей нашептать. С другой стороны, не похоже было, чтобы парень плёл интриги и собирался ей звонить – если только он не явный злодей, умело играющий роль дурачка. В конце концов Хомма позвонил вечером, рассчитав время, когда она, скорее всего, уже вернулась домой после работы. В первый раз он попал на автоответчик, но во второй подошла сама хозяйка.

Сперва Итики говорила с ним насторожённо, но как только Хомма упомянул имя Катасэ из «Розовой линии», она успокоилась:

– Катасэ-сан мне о вас говорил. – Рассмеявшись, она добавила: – А ведь он до сих пор не может забыть Синдзё-сан.

«Ну-ка, ну-ка, это уже интересно…»

– Что вы говорите? А ведь я так и подумал!

– Так и есть! Когда мы с Синдзё-сан вместе снимали квартиру, он несколько раз провожал её домой. Синдзё-сан ничего такого не говорила, а вот Катасэ, похоже, считал её своей возлюбленной.

Поэтому он теперь так старается помочь Хомме. Ему хочется знать, где сейчас его Кёко. Его тревожит и это расследование, и ситуация, в которой он оказался.

– Мы с Синдзё-сан договорились: раз мы, двое незнакомых людей, будем жить вместе, то не стоит нам лезть в личную жизнь друг друга. Поэтому я про Синдзё-сан знаю не много. По выходным ни меня, ни её дома не было.

Хомма нахмурился:

– Синдзё-сан по выходным куда-то ездила?

– Да. Точно не знаю, но похоже, что иногда куда-то далеко.

– А водительские права…

– Были. Машину, правда, она брала в прокате.

– Она уезжала вместе с кем-то?

– Ой, не знаю даже. По-моему, всегда одна.

Скорее всего, она ездила на «предварительные осмотры», готовила к осуществлению свой план, чтобы превратиться в другого человека.

– Вы ведь работаете в компании «Розовая линия»?