Текст книги "Шепот крови (СИ)"

Автор книги: Мирослава Драгович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

Какой-то прохожий попытался остановить ее, но она снесла его с ног – так сильно ей хотелось жить. Немного замешкавшись, она оглянулась и вдруг поняла, что не так далеко, всего через пару улиц городская стена, а за ней, через поле и лес, где она сможет укрыться, если ей удастся выжить, проскочив мимо стражников. И она вновь сорвалась с места, у нее давно не осталось иного выбора. Каждый шаг гулко отдавался в голове, отчего она словно наливалась свинцом. Мириам повернула за угол, зная, что там ее встретит пустующая улица. Здесь жили трудяги литейного квартала и в послеполуденное время их дома пустовали, ожидая хозяев только к ночи. Она проложила путь именно здесь, зная, что никто не бросится к ней наперерез. Ей едва хватало сил, чтобы продолжать бежать, и она судорожно цеплялась за мысль о том, что и ее преследователи скоро растратят последние крупицы выносливости.

И вдруг с губ Мириам сорвался пронзительный крик – она не успела увернуться от мужчины, набросившегося на нее из-за угла. Должно быть, он знал этот квартал куда лучше, чем весь этот город, поэтому и вспомнил про узкую улицу, ведущую сюда из внутренних дворов. Это был один из тех, кто сопровождал богача. Он рывком повалил Мириам на землю всей тяжестью своего тела. Тоненькая и слабая, она была не в силах противостоять крепкому мужчине, но будучи слишком напуганной, ей ничего не оставалось, кроме как биться яростно и не зная жалости. Никто не будет снисходителен к ней – вот что она знала наперед. Падая, она больно ударилась лицом, и теперь весь мир вертелся перед ее глазами, смешиваясь в какофонию звуков и картин, не предвещающих никакого спасения. Теперь, лежа ничком на земле, она низко зарычала. Мужчина крепко держал ее руки, заломленные за спиной, и тяжело дышал.

– Отпусти меня или умрешь, – проговорила Мириам, чувствуя, как внутри закипает что-то темное и опасное, то, чего боялась она сама. Ее голос прозвучал спокойно и ровно, будто бы она и не бежала сквозь добрую половину города.

В ответ она услышала лишь смех. И в самом деле, что может сделать уличная бродяжка сильному, пускай и уставшему от погони мужчине. Но ему пришлось смеяться совсем недолго. Грубо выругавшись, он вдруг выпустил ее, потому что ощутил жар, зарождающийся в ее теле.

Мириам не заставила долго ждать – она поднялась на ноги, и вот уже было попятилась к стене, ища новую возможность унести ноги подальше, но что-то заставило ее остановиться.

– Больше ни шагу, – предупредила она, вдруг явственно ощутив собственную разрушительную силу.

На одно короткое мгновение сомнения отразились на лице мужчины, но нежелание принимать в расчет угрозы девчонки снова взяло вверх, и он двинулся к ней.

– У меня больше нет выбора, – прошептала она, крепко зажмурившись. Ее ладони обратились к небу.

Когда Мириам снова распахнула глаза, он несся вдоль по улице дико вопя от ужаса. Он бежал со всех ног туда, где в изготовке стояли городские стражники, облаченные в стальные кольчуги. В руках одного из них был лук и его стрела настигла свою жертву быстрее, чем она успела сделать вдох – тяжелый наконечник глубоко вонзился в ее плечо.

Мириам поняла, что они видели всё, видели, как огненный шар бесшумно кружился в ее руках.

«Пусть он выпустит еще одну стрелу», – взмолилась она, желая одной только достойной смерти – больше ей было не о чем просить. Ей довелось уже видеть, как умирают ведьмы. Теперь и ее участь была предрешена.

Мириам сделала несколько шагов навстречу стражникам и все вокруг вдруг померкло. Кровь с рассеченного лба, застывая на ресницах, окрашивала мир в незнакомые цвета. Она шумно вдохнула горячий воздух, медленно окунаясь в пучину боли.

Сколько монет было в том кошельке? Слишком дешево стоила ее жизнь.

– Не сметь! – чей-то голос прогремел совсем рядом, остановив лучника, снова натянувшего тетиву. Это был мужчина в светлой тунике. Не спеша, он приближался к той, что посмела позариться на его золото.

– Она ведьма, милорд! – крикнул лучник, желая остановить опрометчивого господина.

Но он не желал слышать какого-то трусливого стражника – его рука медленно скользнула за пояс, к отделанному драгоценными камнями кинжалу. Богач смотрел на Мириам с равнодушием и даже некоторым сожалением, словно она была надоедливой мухой.

Она все еще твердо стояла на ногах и даже набралась сил, чтобы гордо вскинуть подбородок и растянуть пересохшие губы в надменной насмешке.

– Чего же вы ждете… милорд? – проговорила Мириам, как только он подошел так близко, что можно было различить запах его тела, разогретого погоней.

Она ждала. Самоуверенно и беззастенчиво. Его черты, его манеры с первого взгляда выдавали гордеца, не способного на прощение. В его руке был сжат клинок, но он тоже ждал. Он желал, чтобы она просила пощады, но Мириам была умнее, чем он предполагал. Она знала, что умрет от его руки или смертью ведьмы. Всё было решено и ей хватало дерзости смотреть ему прямо в глаза. Ни у одной девушки он еще не видел такой нахальной улыбки.

– Прелестное создание, но безнадежно обреченное, – отстраненно проговорил он и замахнулся.

Тадде Руаль, незаконнорожденный сын короля Леонара, ударил Мириам тяжелой ладонью по щеке, отчего она рухнула на землю и больше не поднималась.

Башня Стонов. Мецца, Руаль

Во всем королевстве было невозможно сыскать места более мрачного и пугающего, чем Башня Стонов. Она принимала в своих стенах узников, доживающих последние дни, и толстая кирпичная кладка не могла заглушить их стенания. Мириам, девчонка с волосами цвета осенней листвы, стала едва ли не самой юной пленницей с тех самых пор, как был заложен последний камень, и в стенах тюрьмы пролилась первая слеза. Лишенная окон, она разрезала на две части широкую улицу, и в вечерний час, когда звуки городской суматохи уступали место тягучей тишине, каждый путник старался обойти ее стороной. Никто не желал слушать мольбы о спасении от тех, кто его не заслуживал.

Будь эта темная башня живым существом, ее бы немало удивила стойкость молодой узницы – она все хранила скорбное молчание с того самого времени как пришла в себя, вырванная из небытия мерзким смрадом пота, испражнений и болезни. Очнувшись, Мириам было подумала, что уже мертва, и Создатель уготовил подобную участь для всех воров и ведьм, но отвратительный писк крыс, снующих по едва освещенному коридору, был излишне настоящим. Более всего ее тревожило израненное тело. На удивление, из ее плеча кто-то вынул наконечник стрелы. Она не позволила себе обмануться тем, что кому-то оказалась небезразлична ее участь. Она поняла, что это было сделано из желания не дать ей умереть раньше дня казни.

День сменялся ночью, но в этих стенах время замерло – Мириам не видела дневного света. Сторожевой караул, расположившийся внизу башни, менялся непрерывно и лишь изредка кто-нибудь из стражников приносил ей миску с чем-то отдаленно напоминавшим похлебку.

Под самой крышей тюрьмы, не умолкая, стонал какой-то старик, и оттого тишина не наступала ни на мгновение. Мириам приходилось закрывать уши ладонями и порой ей удавалось провалиться в хрупкий, тревожный сон. Ей грезился чудный дом Реми, затерявшийся между холмов, аромат согретой солнцем земли, его добрая матушка и он сам, еще не загубленный тяжелым трудом, улыбчивый и беззаботный. Но потом она просыпалась и, лежа на грязном ворохе сена, забитом в угол, дрожала всем телом, но не издавала ни звука.

Она часто думала о своем друге, ведь для нее среди людей не было никого дороже, чем он. Ей не хотелось, чтобы он узнал о том, что совсем скоро ее не станет. Реми был прав во всем. Сколько предупреждений и уговоров она пропустила мимо себя. Все они теперь разом рухнули на ее плечи, их было столько, что ей было страшно встать на ноги и прогнуться под этим грузом, упасть на устланный нечистотами пол и разрыдаться в голос, завыть, подобно старику на вершине башни. Но Реми учил ее стойкости, оттого она молча кусала губы и крепче сжимала кулаки, так, словно бы ей еще представится случай сразиться за свободу и жизнь.

В час, когда заскрипела ржавая дверь, выходящая на узкую лестницу,

Мириам лежала на полу, бездумно уставившись в потолок. Она услышала, как по коридору ступали двое, – грузные шаркающие шаги тюремщика она сразу же признала, и осталась равнодушна к ним, но вот другие, легкие и стремительные, заставили ее навострить уши.

– Вот, эта камера, – злобно пробурчал толстяк. – А куча мусора в углу – твоя девчонка.

Мириам едва не вскрикнула от удивления – слегка пригнувшись, чтобы поместить под нависающим низким потолком костлявые плечи, перед решеткой стоял ее Реми. Она сорвалась с настила и вцепилась в его протянутые сквозь прутья холодные руки.

– Создатель… Что они с тобой сделали? – запинаясь проговорил он, блуждая растерянным взглядом по ее разбитому лицу, грязным, изодранным одеждам, застарелой повязке, темной от крови и пыли.

– Эй, стражник! – небрежно бросил Реми, так, как можно было обратиться только к прислуге. – Поди сюда!

Мириам безотрывно смотрела на друга и не понимала, как он мог себе это позволить. Тут в его руке, словно по волшебству, возникла золотая монета – он лихо подбросил ее и снова поймал. Увидев это, толстый караульный и правда подошел к нему.

– У коменданта для тебя есть новое задание. Советую поспешить узнать какое. Он очень не любит ждать.

Так они остались одни, и напускная дерзость и беспечность покинули юношу – он опустился на колени, Мириам присела напротив – им обоим было сложно устоять на ногах.

– Я уже сотни раз проклят за то, что не смог уберечь тебя.

Реми запустил обе пятерни в свои растрепанные волосы. Он не знал о чем стоит говорить, Мириам молчала в страхе произнести хотя бы слово – все, что она копила здесь, в заточении, готово было выплеснуться бескрайним океаном боли. Переборов робость, она коснулась его щеки, а он не отстранился. Внутри него бушевал другой океан.

– Чего они ждут? – наконец-то спросила она, непринадлежавшим ей голосом.

– Завершения ярмарочной недели, дня, когда в город стянется полкоролевства. Что ты знаешь о том, кого обокрала? – выдохнул Реми, стараясь не смотреть на Мириам. –Тадде… Он встал на якорь в порту специально чтобы посмотреть на казнь, хотя должен был уже уйти на восток. Большего ублюдка, чем он, сложно было отыскать, особенно – среди ублюдков королевских кровей.

Для Мириам это едва ли что-то значило.

– И он убьет меня, – безразлично прошептала она.

Неожиданно Реми протянул руки сквозь решетку, пальцы сплелись на ее затылке. Он притянул ее к себе резко, так, что с ее губ сорвался крик.

– Пускай он думает так! Но едва ли с тобой случится что-то подобное. Ты будешь жива. Я клянусь!

Мириам дернулась. Оказавшись так близко к нему, она не почувствовала ни запаха дурмана, ни чего бы то ни было другого, что могло затуманить его рассудок. Но она видела, как блеснули его глаза, с каким жаром говорил он эти слова. Но для чего? Вселить в нее пустую надежду? Реми, так хорошо знакомый ей, не стал бы так поступать.

– Ты тронулся умом, если считаешь, что можешь тягаться с церковью и королевским бастардом.

Дверь, ведущая в камеры, снова протяжно заскрипела. Ленивые шаги стражника раздавались все ближе.

– Да, должно быть, ты права. Я спятил, – громко отозвался Реми, медленно отстраняясь от нее.

Еще никогда в жизни ей не было столь страшно.

– Прости, – Мириам вцепилась в прутья, отрезавшие ее от той жизни, что ей предстояло бы пройти.

– Я поклялся перед тобой, и теперь хочу, чтобы ты тоже пообещала мне кое-что.

– Все, что угодно. Ты знаешь. Все, что угодно, пока я жива.

– Пообещай, мне, что не станешь держать на меня зла, – и снова этот взгляд, что так напугал ее.

– Что ты задумал? – сердце Мириам затрепетало испуганной птицей, предчувствуя недоброе.

Реми поднес палец к губам, призывая ее замолчать.

– Северянин, Тьма раздери его душу, повелел передать, что твое время вышло, – проворчал караульный, появившийся в дверном проеме. Одной монеты оказалось недостаточно, чтобы смерить его сварливость.

– Я клянусь, – выпалила Мириам, бездумно и порывисто, пока Реми не успел покинуть ее навсегда. Она не могла отказать ему в последней просьбе, оставить его в одиночестве с сожалениями и разъедающим чувством вины. Они были рядом, шли плечом к плечу с того самого времени, как пустились в бега, преодолевая голод и отчаяние, не впуская никого в свой обвенчанный несчастьями союз. Теперь он оставался один и Мириам от этого было даже горше, чем от предстоящей казни, от того наказания, заслуженного одним лишь тем, что в ночь ее рождения с неба наверняка падали звезды, оставляя за собой пылающие хвосты.

– Проваливай! Я не хочу быть вздернутым на виселице из-за вас!

– А теперь уходи, – Мириам отвернулась от Реми, застывшего с грустной улыбкой на губах. – Уходи и проживи такую жизнь, чтобы я, наблюдая за тобой с небес, осталась довольна.

Он покинул ее, и она не стала смотреть ему вслед.

– Зачем ты пришел? – бросила Мириам куда-то в пустоту, но тут же осеклась. Отныне и навсегда ее больше никто не услышит. Тот, кому это удавалось, исчез, напоследок оставив ей ворох неразрешимых вопросов.

Что у тебя на душе, мой друг?

Кто этот северянин, мой брат?

Как ты отыскал меня, мальчик с печальным лицом?

Глава 8. Волчья шкура и ведьма

Улицы Меццы, Руаль

Ее привезли на мост в клетке для скота, запряженной старой клячей. Впереди шел пастор, вещающий о великой Тьме и черных душах, ищущих избавления. За повозкой двигалась целая процессия праздных зевак. Это был конец торговой недели, и город кишел пришлыми со всего Руаля. Весть о казни юной ведьмы разлетелась по округе задолго до этого дня, и каждый благочестивый горожанин считал чуть ли не своим долгом присоединиться к шумной ликующей толпе. Кто-то бил в барабан, обтянутый кожей, тем самым безнадежно заглушая проповедь.

Если бы хоть кто-то присмотрелся к ведьме, то ему бы открылось, что та возносит молитвы к Создателю, крепко зажмурив глаза. А в нее летели гнилые фрукты, плевки и проклятия.

«Я не такой большой грешник, как она», – так думал каждый, бросая в ведьму очередной камень.

Бом! Бом! Бом!

Грязная, измученная и связанная по рукам, она стояла в тесной клетке на коленях. От воровки, попавшейся городским стражникам, осталась разве что только неприкрытая стойкость. Толпа, сплоченная жаждой кровавого зрелища, разъярялась сильнее, ведь жертва не просила о пощаде и не лила жалостливых слез.

Мириам только крепче сжимала зубы. Проснувшись утром перед казнью, она вдруг поняла, что останется несломленной. Ей хватит сил и мужества, если смерть не заставит себя ждать. Не так давно на городской площади пылала женщина, как и она нареченная ведьмой. Какая участь ждет ее саму, Мириам не знала, пока не поняла, что ее везут на широкий мост, переброшенный через бурную реку, разделяющую город. О казни, проводимой там, она знала только по слухам, и видела пытки страшнее, чем уготованная ей.

Бом! Бом!

Кто-то очень меткий бросил тяжелый камень прямо в ее пронзенное плечо. Мириам охнула и пригнулась к полу клетки, сдерживая стон боли. В ярости она впервые окинула взглядом зевак, эти обезображенные злобой лица. Стоило ей только призвать свою Силу, и они бы все до одного обратились в пепел. Но со верным ей огнем или без него, она все равно остается лишь приговоренной пленницей в клетке для скота.

– … да будут дети Тьмы возвращены во Тьму, да сотрет длань Создателя всякую память об их злодеяниях, да будут праведники спасены от их темных помыслов…

– Скоро всему придет конец, – проговорила Мириам, заслышав отголоски проповеди. Впереди виднелась крепостная стена, а прямо за ней раскинулась широкая река.

Она снова вернулась к молитве. Даже когда ее выволокли на мостовую, –не остановилась. Она не желала слышать ни ругани толпы, ни скрипучего голоса пастора, ни приговора городского старосты.

Палач набросил на шею Мириам петлю, и веревка была для нее тяжелее камня. Она посмотрела на небо, такое ясное и безоблачное, что у нее вдруг перехватило дух от восторга. Не так много прекрасного ей удалось познать за всю жизнь, и теперь она жалела, что ей не посчастливилось хотя бы раз снова увидеть яркие звезды над Меццей и желтую луну.

Реми любил рассказывать о них небылицы, а она слушала его, открыв рот. Когда-то ей мечталось, что они вместе уйдут в море, и там он научит ее идти верным путем из города в город и никогда не ошибаться.

Мириам вновь устремила взгляд прямо в толпу, опасаясь встретится глазами с другом. Но вместо этого она разглядела темные кудри и точеное лицо Тадде, возвышающегося над сбродом на пегом жеребце. Он, как и в первую их встречу, был окружен гвардейцами, и с его лица не сходила высокомерная улыбка.

«Прелестное создание, но безнадежно обреченное», – Мириам вдруг вспомнились его снисходительные слова. Тем временем толпа бушевала в нетерпении. Старый пастор слишком долго возился с проповедью.

– И прольется свет всевышнего… – вдруг замялся он. – И прольется свет всевышнего…

– …на почитающих его, да охранит он слуг своих от напасти, – продолжила за него Мириам.

Она не сразу сообразила, что действительно произнесла это вслух, но, никто не удостоил эту ее дерзость и малейшего внимания. Проклятия стихли, а крики сменились едва различимым шепотом.

Мириам подняла глаза на замолкшего старика. Его лицо выражало испуг и удивление.

Городской староста, обросший реденькой рыжей бородой, и вся его свита, попятились прочь, но люди, стоявшие позади них, не двигались с места в сковавшем их оцепенении.

Даже палач незамедлительно сбросил петлю с шеи Мириам и поспешил отойти от нее.

Толпа расступалась перед человеком на боевом коне. Он направлялся прямо к приговоренной, игнорируя испуганные возгласы горожан. Мириам никогда не видела этого мужчину прежде. Может быть потому, что от него отчетливо веяло холодом.

«Северянин! Здесь, у крепостных стен города и до сих пор жив!» –удивилась она.

Он спешился, когда это стало удобно, и стремительно подошел к ней. Мужчина со страшным шрамом на лице. Вытащив кинжал из-за пояса, он одним уверенным движением разрезал путы на ее руках, и никто даже не посмел ему перечить.

– Темному магу – темная смерть, – его шепот едва был услышан. – Прости.

Он с силой полоснул лезвием прямо по раскрытой ладони Мириам. Она взвыла от боли. Ей никогда еще не было настолько больно. Все вокруг почернело, по щекам полились слезы. Она поняла, что упадет, но незнакомец быстро схватил ее за руку и потянул ее куда-то вверх. Ей пришлось встать на цыпочки, а он обратил к толпе ее раскрытую рану. Кровь, алая и яркая, заливала его одежду, струясь по рукаву.

– Кровь темного мага черна как ночь, которую вы все так боитесь! – в голосе мужчины звенел сам металл. – Вам было мало войны? Молитесь за своих мертвецов! Довольно приносить невинных в жертву! Я – Морган Бранд, лорд вольного города Дагмера. Я – Смотритель Изведанных земель. Наши правители прекратили свои распри, умерили гордыню, остановили голод и мор. Кто вы такие, чтобы перечить им?

Отголоски войны коснулись каждого горожанина. Любой житель Меццы знал, какой ценой был заключён мир. Их король сражался за свою веру, и готов был идти до самого конца в этой безумной битве. Но его люди, измученные смертью, потерями и лишениями, хотели только покоя. Оттого ни один лучник с крепостной стены не осмеливался пустить в ход стрелы. Ни одна из них не была предназначена для северянина, пришедшего к ним без меча.

– Мое имя Тадде Руаль, – только один мужчина оставался не окован страхом. Он приблизился, но не покинул седла, за что Мириам тотчас про себя нарекла его отъявленным трусом.

– Я знаю кто ты, бастард, – недобро ухмыльнулся Смотритель. – Скажи, бастард, стоит ли твоя обида новой войны?

Лицо принца потемнело, улыбка исчезла без следа. Десятки людей взволнованно глядели на него. Те, кто был наслышан о нем, ожидали, когда же его причудливо изогнутый меч освободится из ножен и снесет голову пришлому лорду. Но тот, хоть и был настроен пустить Бранду кровь, прислушался к голосу разума и развернул коня прочь. Посрамленный и озлобленный, он вынужденно сохранил мир своим молчанием.

Ведьму ждал суд, но Тадде никогда не отличался терпеливостью. Его манил быстрый корабль, стоящий на якоре в порту, и Договор, скрепленный Собранием Земель, показался ему сущей безделицей. Пара десятков золотых монет растопили все сомнения местного пастора.

– Ты нарушил Договор, – громко бросил ему вслед северянин, осведомленный кем-то о прихоти принца, о его приказе городскому старосте. – Ничего не ответишь на это, бастард?

– Я отвечу за это перед королем, волчья ты шкура, – свирепо прорычал ему принц.

По лицу Мириам катились слезы, но сквозь их пелену она успела заметить, как ее спаситель скривил бледные губы в очередной усмешке. Он вышел победителем, но уже предчувствовал новые битвы. Его рука, обтянутая кожаной перчаткой, все еще сжимала ее тонкое запястье. Казалось, что он и вовсе позабыл о ней.

Толпа стремительно редела, не вкусив обещанного зрелища. Пастор в окружении сопровождающих, с прытью мало свойственной подобным ему старикам, поспешил оказаться под защитой городских стен. Только городской староста не стал отрицать своей причастности и направился прямо к спасителю девушки.

– Вот золото, что вручил мне Тадде, – он протянул вперед кошелек вдвое больше того, на который позарилась Мириам. – Забери его и будем квиты. Мне ни к чему порочить свое доброе имя перед тобой, лорд Бранд. Он какой-никакой, но сын нашего короля. Я же простой человек, но чту твой проклятый договор.

– Раздай это золото нищим, староста, и я забуду тот день, когда ты его нарушил. А если вздумаешь обмануть меня еще раз, отыщу тебя и вспорю твое сытое брюхо – сделаю то, что собирался сделать твой принц-выродок, если бы ты посмел его ослушаться.

Смятение рыжебородого сменилось страхом, и лишь затем пониманием.

– Убирайтесь из города как можно скорее. У нашего принца злая память и тяжелая рука, – проговорил староста, склоняя голову и удаляясь вслед за редеющей толпой.

Морган снял с плеч тяжелый плащ и молча завернул в него Мириам. Ей было зябко, но она попробовала увернуться – от нее разило как от сточной канавы, а из пореза на руке лилась кровь. Этот плащ был слишком хорош для нее.

– Как же тебе досталось, милая, – Бранд принялся бесцеремонно и в то же время ласково утирать ее слезы. – Знавал я одного косматого паренька. Он готов был мстить мерзавцам за каждую твою царапину.

Вот о ком говорил тот караульный. Северянин, волчья шкура. Осанистый и белолицый лорд. Мысль о том, что он захватчик, вселяла в Мириам отвращение, и с ним ей было непросто справиться. Его речь была непривычна ее уху и казалась грубой, но, в то же время, была слаще меда. Только что его голос гремел громче раскатов летней грозы, и вот уже журчал подобно ручью.

– Идем же. Нам и в правду ни к чему оставаться здесь надолго. Тебе следует быть готовой к длинной дороге.

– Я благодарна вам за спасение, милорд, но я не желаю никуда отправляться с вами. Скажите мне только, где я могу найти Реми, и больше я не причиню вам неудобств.

Он лишь разочаровано покачал головой и отвернулся от нее, словно от ребенка, совершившего непростительную шалость.

– Твой друг говорил мне, что ты умна. Сам не знаю, кого я хотел здесь увидеть… Ты и в самом деле думаешь, что сможешь ступить по этому городу хотя бы один шаг, не заручившись моей защитой? – Морган впервые пристально заглянул в ее глаза, и ее снова обдало холодом. – Ты можешь поехать со мной, подобно маленькой леди, или же я свяжу тебя и переброшу через это седло как пленницу. Я не слеп и вижу, как ты страдала в заточении. Мне бы не хотелось обращаться с тобой недостойно, девочка. Отныне ты свободна, и я не смею принуждать тебя. Если же посчитаешь нужным отвергнуть мою помощь, я приму твое решение, но тогда советую немедля спрыгнуть с этого самого моста. – Он, будто желая убедиться, что она точно так не поступит, коснулся ее плеча. – Смотри, милая, я проявил щедрость и предложил тебе три пути. О чем же ты думаешь теперь?

– Я поеду с вами хотя бы для того, чтобы оставить это место, – произнося эти слова, Мириам могла думать лишь о том, сколько же руалийской крови на руках ее спасителя.

Пригород Меццы, Руаль

Их путь был недолгим. Морган усадил Мириам поперек седла, и ей, вопреки желанию, пришлось опереться здоровым плечом о его широкую грудь. Всю дорогу она старательно прятала попытки исподлобья разглядеть его и заключила, что, по всей видимости, он находится в самом благостном расположении духа. Тихо напевая неизвестную ей мелодию, он вовсе не утруждал себя вести с ней беседу, к очевидно обоюдному их удовольствию. Мириам же в тайне обрадовалась тому, что от нее дурно пахнет.

Они легко выехали из города – казалось никому не было до них никакого дела. По правде говоря, никто просто даже не решался смотреть в их сторону.

– Что же, милая, рада ли ты своей свободе? –Морган на один короткий миг склонился над ее ухом и, не дождавшись ответа, вернулся к незамысловатой песенке, уже довольно приевшейся Мириам.

Они остановились к северу от города в придорожной таверне. Сама хозяйка – небезызвестная молодая вдова Изет – вышла встретить их. Эта высокая женщина с серьезным лицом и холодными глазами совсем не походила на гостеприимную особу, но Моргана встретила с вежливой улыбкой. Слишком вежливой для вдовы, оставшейся без мужа по вине северян.

– Вы словно расцвели с нашей последней встречи, право слово, – почти пропел Морган, аккуратно опуская Мириам на землю. – Без вашей помощи мне довелось бы погибнуть в этих краях.

Услышав эти слова, Изет рассмеялась, чем безмерно удивила Мириам – та и не думала даже, что эта женщина способна вообще чему-то радоваться, а она, расхохотавшись, и вправду похорошела. И стало вдруг очевидно, что она моложе, чем можно было предположить.

– Чем же я могу спасти вас в этот раз, милорд? – спросила она.

– Своей заботой, вниманием и кровом, – ответил он, поглядывая на нее с мягкой улыбкой. – Мы не сможем остаться и на ночь – нас отчаянно зовет дорога, но попрошу вас помочь юной леди с подготовкой к нашему долгому пути, пока я пополню наши запасы.

Мириам, не сообразив о ком говорит Морган, оглянулась по сторонам в поисках той самой леди, но, разумеется, никого кроме себя и Изет во дворе таверны не обнаружила. Она не думала, что когда-нибудь кто-то назовет ее подобным образом, особенно в тот момент, когда от нее отчаянно разило Башней Стонов.

– Все, что заблагорассудится, милорд, – ответила женщина, наконец-то обратив взор на Мириам.

Морган вежливо поклонился вдове и снова натянул поводья, направляясь прочь со двора.

– Мне кажется, что я видела тебя много раз на городском рынке, – заговорила Изет, но Мириам не могла отвести взгляда от северного лорда. Он оставил ее. Вот так просто на поруки трактирщице. И он был уверен, что город они покинут вместе, не позднее заката.

– Вы думаете, что можете все решить? – закричала она.

Морган в изумлении заставил коня остановиться и посмотрел на нее, слово на глупого ребенка.

– Да, могу, – равнодушно ответил он. Мириам его ледяное благородное спокойствие все больше выводило из себя. Она не умела говорить с теми, кого предпочитала грабить.

– Я никуда не отправлюсь с вами! – яростно заявила она, делая несколько шагов ему навстречу. – Почему вы так уверены в обратном?

– Твой друг уверен. Он уверен, что ты разумное дитя, и выберешь жизнь. Но я не стал бы утверждать.

– Я хочу, чтобы он сказал мне об этом! Я не обязана верить вам!

– Я могу утверждать, что тебе была предначертана иная судьба. Твой труп уже должен был висеть на городской стене. Не заставляй меня жалеть о том, что этого не случилось.

Изет вдруг стиснула неперевязанную руку Мириам, нагнав ее, и силой потянула за собой. Она провела ее по пустому двору, по такой же пустой таверне и завела в безлюдную комнату.

– Милочка, лорд Бранд хороший человек, – заявила трактирщица, обжигая ее презрительным взглядом. – А ты просто глупая и неблагодарная уличная оборванка!

– Ты так говоришь, потому что он платит тебе золотом за постой? – Мириам понимала, что должна умерить свой нрав. Ее тело жаждало покоя и исцеления, но разум не переставал бороться за выживание любой ценой. Слова сыпались из нее, слово стрелы с небес на поле боя.

Изет собиралась было ударить ее по лицу, но вовремя остановила себя.

– Ты очень устала, милочка, – проговорила она. – Я подготовлю ванну и помогу смыть всю грязь и кровь. Может быть, ты даже сможешь уснуть, ожидая лорда. Постели в моей таверне такие мягкие, лучше, чем гниющая солома в башне.

Изет уходя заперла за собой двери, но Мириам уже было все равно. Она словно привыкла быть взаперти. Только оказавшись в одиночестве, она оглядела комнату, и тут же пожалела, что ей не остаться в этом месте ночью. Так уютно ей было только в доме Реми, лучшего она никогда не знала. Кровать, сундук в углу, массивный стол и свечи. Ей не хотелось выходить за порог. Она мечтала прикоснуться к простыням, но не посмела. Вместо этого она, словно уличный пес, устроилась на пороге, где, возвратившись и застала ее вдова.

Тогда Мириам сражалась со сном на ходу. Ее терзали ноющие раны, и все, чего она хотела – это поскорее забыться. Изет поддерживала ее под руку, и вела за собой по коридорам. Таверна пустовала. На кухне они застали за стряпней двух девушек, высоких и черноволосых, как и сама хозяйка. Увидев гостью, те замолчали и быстро отвели взгляд.

У кадки с водой, укутанной мягким паром, Мириам немного пришла в себя, ей даже хватило сил смутиться, когда Изет стянула с нее грязные лохмотья и повязки.

– Я сожгу их на заднем дворе, – предупредила она, – Думаю, что ты достаточно рослая. В дорогу отправишься в одежде моего сына.

– У тебя есть сын? – удивилась Мириам, погружаясь в воду по самые плечи. Она не помнила детей трактирщицы. А мальчишку, будь он хоть чуть так красив, как мать, запомнила бы наверняка.

– Был, – ответила Изет, – Он сражался с северянами и вряд ли когда-нибудь вернется домой.

Мириам, пораженная ее словами, не смогла промолчать. Страх говорил внутри нее, пускай она боялась скорее по привычке.

– Ты впустила одного из них под крышу, где он жил, поишь и кормишь его, знаешь, когда он оправляется ко сну…

– К чему ты говоришь мне об этом, милочка? – трактирщица растирала ее руки, избавляя от грязи, пота и крови ее светлую кожу, то и дело выливала на нее кувшин теплой воды. Она быстро окрашивалась в красный.

– Тебе ни разу не хотелось его убить?

– Не он вонзал меч в сердце моего сына. Если каждый из нас будет преисполнен мести, то войне не будет конца. Он потомок дома Бранд. Если бы ты была менее невежественна, то это сказало бы тебе о многом. Меньше всего он желает войны. Как и я. Как и ты.