Текст книги "Шепот крови (СИ)"

Автор книги: Мирослава Драгович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

Неясные шорохи снаружи, быстрые шаги девушки. И вот Мириам снова осталась одна, но теперь в ее руках было хрупкое спасение – Сердце полуночи. Она твердой рукой выдернула пробку. Приятной пряной на вкус жидкости хватило на один короткий глоток, и Мириам ощутила, как внутри нее замирает жизнь. Она вновь припала к горлышку склянки, желая убедиться, что выпила все до последней капли, а затем швырнула ее вглубь пещеры, где никто не станет искать осколки.

Мириам кричала и смеялась, чувствуя, как Сердце полуночи отбирает у нее жизнь. Она хохотала до слез над своей незавидной судьбой, с головой отдаваясь страху. До тех пор, пока не перестала дышать.

Горная тюрьма. Лагерь отступников. Рассвет

Гален сжимал в руках факел, освещая безжизненное тело Мириам. Он пришел в пещеры сам, желая убедиться в произошедшем.

Он знал старинную игру, пришедшую из Тирона. По разлинованной доске двигались черные и белые камушки. Игрок шаг за шагом должен был уничтожить фигурки противника. В последний раз он играл в эту игру во дворце с той, что теперь была мертва. Бездушный белый камушек, попавший на его сторону по ошибке противника.

– Ее сердце просто остановилось, мой господин, – лепетал самый старый и опытный лекарь, приблудившийся к отступникам. – Я видел, так бывает даже с юными девицами от страха. Не стоило заключать ее во тьме.

Старик оказался бесполезен. Гален и без него чувствовал явственное присутствие смерти.

– Ты не знал ее, старик, – сквозь стиснутые зубы проговорил он. – Молодая крепкая женщина умерла, не выдержав страха?

Искусный нож, украшенный янтарем – вот все, что осталось у Галена от Мириам. Она слишком рано вышла из этой глупой игры, а ведь он имел на нее иные виды. Эта девушка могла стать символом его победы.

Сталь сверкнула и лезвие ножа скользнуло по шее лекаря, стоящего над трупом на коленях. Кровь заструилась по камням, но Гален не почувствовал ни вины, ни сожаления, ни даже вожделенного облечения. Стоило сжать лезвие ножа в ладони, пустить впрок кровь старика, и Мириам могла дойти до Дагмера как кукла в ярмарочном театре и рухнуть под крепостными стенами. Она бы сделала все, чего бы он не пожелал, но перед ним на камнях лежало лишь тело, в нем больше не жила та пламенная душа, что могла восхитить или заставить ненавидеть.

– Она не побоялась даже меня, – Гален шумно выдохнул, небрежно обтер лезвие об одежду умирающего старика, беспомощно шарившего вокруг окровавленными руками. – Никчемный ты олух. Старый ты осел…

Гален снова ничего не почувствовал. Однако, все же решил не осквернять тело Мириам темным ритуалом. Да, он мог произвести должное впечатление, способное обратиться в балладу или даже легенду о смерти последнего из Смотрителей. И это было бы прекрасно, ведь первый из них издох слишком тихо. Но Гален не посмел обратиться к кровавой магии, помня, что Мириам когда-то была так добра к нему, когда все вокруг не отвергали его и не желали слушать.

Он, словно опомнившись, бросил злобный взгляд на двух громил, охранявших его собственный покой. Оба отступили назад, что еще больше разозлило его. Они были трусами. Вот кто отошел бы в иной мир под страхом темноты. Но не она, не Мириам.

– Бросьте ее тело под сигнальными башнями. В Дагмере каждая собака должна узнать, что ее больше нет, – выпалил он, хотя желал снова достать остро заточенный нож и учинить расправу над олухами, не способными выдержать его взгляд.

Белый камушек все еще мог сделать свой ход, обратив противника Галена в отчаяние и сковать его болью. Чем тот слабее, тем проще будет одержать победу и захватить все поле.

Убежище, Дагмерская гряда

Время замерло и стало таким вязким, что Морган не мог представить себе, сколько дней провел в охотничьей пещере. Его тело сильно ослабло. Селма привела в порядок его старую одежду, и только надев дублет, он понял, что высох как дерево, лишившееся корней. Руки истончились, глаза впали, лицо изменилось и стало похоже на маску. Он будто постарел на десяток зим – победа над скверной ему дорого обошлась.

Селма приходила, пока он спал, и снова принесла воды. В этот раз горянка решила, что ему не повредит корка свежего хлеба. Его аромат одурманил Моргана, но он заставлял себя есть медленно, разминая хлеб на мелкие крошки. Он не чувствовал в себе сил принять еду, но должен был узнать, способно ли на это его тело.

Когда удавалось перебороть слабость, он разминал ноги, ковыляя по пещере, выходя наружу, чтобы вдохнуть свежий морозный воздух. И теперь он понял, что готов вернуться в Дагмер. Ему полагалось дождаться Селму, благодарить и просить ее помощи, чтобы не брести одному вдоль горного хребта, но он не мог ждать. Или не хотел.

Накинув на плечи одну из шкур, укрывавших его во время лихорадки, он затушил огонь и покинул пещеру. Чтобы осилить путь, он подобрал крепкую, еще не заготовленную для кострища ветку, и шел, опираясь на нее, как старик на посох. Увидев куст рябины, он вспомнил, как однажды в дороге Мириам заплела яркие ягоды в волосы, и его руки теперь сами потянулись за гроздью, что показалась ему красивее других.

Дней, проведенных в бреду, оказалось достаточно, чтобы вспомнить все. Он упорно возвращал себе каждое воспоминание, подернутое липкой дымкой скверны. Он вспомнил, как много нежности и заботы о Мириам хранило его сердце, и только чары лесной ведьмы не позволяли ему разглядеть в этом любовь.

Он не мог ждать, ведь так много времени было потрачено напрасно. Столько дней он провел ослепленный и пустой. Но теперь он шел умолять о прощении, пускай даже придется стоять на коленях. Он не мог забрать ту боль, что причинил, но хотел исправить все.

Мириам. Стейн. Роллэн. Ивэн. Анна.

Каждый из них видел его в момент безумия. До каждого из них он должен был проделать свой путь и донести верные слова.

Морган больше не мог ждать.

Глава 28. Возвращение

Королевский замок, Дагмер

Морган пробирался в замок по тайному ходу, решив, что прятаться от чужих глаз, будет правильнее. Он шел медленно, в темноте цепляясь за стены, но не останавливался даже чтобы перевести сбившееся дыхание. Едва только оказавшись в привычных местах, он почувствовал в себе силы двигаться дальше, не допуская мысли, что останется непрощенным. Подпусти он их к себе ближе, не выбрался бы в одиночку даже с горного хребта.

Первым делом Морган вознамерился попасть в свои покои, и привести себя в подобающий вид. Он не желал вызывать жалость, однако скверна усердно потрудилась над ним, и дело отнюдь было не исправить свежим дублетом. Но северный лорд всегда оставался лордом: Морган посчитал, что бесчестно будет просить о снисхождении, бросая в глаза свою незавидную судьбу.

Именно поэтому он покинул тайный ход под галереей, выходящей в покои Смотрителей, оставаясь незамеченным. Он взбирался по лестнице, когда его настиг аромат благоухающих вечно живых дагмерских роз. Впервые за проделанный им непростой путь улыбка коснулась его лица, заставив задуматься, когда это случалось в последний раз – далеко за теплым морем в разморенном негой Фелисе. Но призрачное видение из прошлой жизни развеялось, едва он услышал чей-то всхлип.

Еще несколько шагов мимо пышных кустов роз, и Морган увидел их.

Ивэн сидел, согнувшись на скамье у фонтана, запустив пальцы в свои светлые волосы. Анна была рядом, и гладила его по плечам.

– Она жива, – дрожащим голосом ответил Ивэн. – Я не знаю, как мне это объяснить, но я чувствую… Что-то не так. Пойми! Она жива. Я вовсе не выжил из ума. Я это знаю.

– Тебе нужен сон, – вполголоса повторила молодая королева, смахнув со своей щеки очередную слезу. – Ты очень устал. Ты вымотан бессонными ночами…

– Пусть катится в великую Тьму проклятый сон! – зарычал Ивэн, покачиваясь. – Сначала Морган, потом Эрло, теперь она! Кто же следующий? Ты?

– Эрлоис жив и делает для тебя особую работу, – старший из Брандов вышел из тени, делая свое присутствие явным.

Ивэн едва успел отвести взгляд от Анны, как услышал голос Моргана, сорвался с места, и бросился к нему совсем как мальчишка. Он обнял дядю порывисто, но быстро ослабил хватку, уловив как сильно его изменила выигранная схватка со скверной. Его лицо отличало от многих других благородная северная бледность, теперь же оно было серым и изможденным, а темные глаза стали еще более колючими, что когда-то казалось почти невозможным. Морган стал тонким, его истрепавшийся дублет сидел теперь на нем, как снятый с чужого плеча. Он едва держался на ногах, и это не могло укрыться от пытливых глаз Ивэна.

– Создатель милосердный, что с тобой стало!

– Во имя всех Пророков, молю, ответь мне, – выдавил из себя Морган. – Над кем ты хотел провести ночное бдение?

Темная бездна глаз Моргана поглотила юношу. Он силился произнести имя и боялся услышать сам, словно назвать его теперь значило отдать его смерти. Но губы не послушались Ивэна, он лишь отвел взгляд, все также держа дядю за плечи.

– Мириам, – наконец, тишину нарушила Анна. Она внимательно вгляделась в Моргана, прежде чем подойти ближе, и подхватить короля под руку. – Ее не стало. Она отправилась к отступникам, чтобы вызволить Эрло. Но спустя ночь, ее нашли у сигнальных башен.

– Прекрати, Анна! – яростно упорствовал Ивэн. – Я говорю тебе – она жива. Я знаю, дядя! Я знаю, что Мириам жива, я…

Взгляд Анны был исполнен сочувствия, но и молил о помощи. Она еще помнила безумную королеву Ингритт, знала, что хворь разума могла захватить и ее супруга, но верила всем своим естеством, что он не поддастся ей. Она не думала, что станет сомневаться в этом. И так скоро.

– Ты должен сам все увидеть. Сейчас, – бросил Ивэн, перекидывая руку Моргана через свое плечо, и давая ему опору. – Ты все поймешь.

Десятки ступеней вниз, ведущие во внутренний двор, дались Моргану с трудом. Он отчаянно хотел верить, что Ивэн прав, иначе умереть самому – было бы не так уж скверно. Им вновь овладела слабость. Он не хотел, да и не мог представить себе самое худшее, пока племянник убеждал его в обратном. Узкая тропинка, ведущая в часовню, была засыпана снегом. Морган чувствовал, что Ивэну хочется бежать со всех ног. Все его тело звенело от напряжения, как у хищника перед броском, но он стискивал зубы, осторожно подстраиваясь под неуверенный шаг дяди. Он замер, и оскалился, когда из-за угла замковой стены на них едва не налетел Стейн.

– Ивэн? Слуга пришел за мной, сообщив, что Совет… – Локхарт поменялся в лице, глядя в упор на Моргана.

Он не успел договорить. Ивэн схватил его за ворот плаща.

– Ты правда думал, что я прикажу оставить ее? – проревел он и побежал вперед.

Анна хотела было подхватить Моргана, но отец опередил ее, рассеянно сжав друга в крепких объятиях. А девушка в это время быстро юркнула за супругом, и скрылась за углом.

– Я жалел, что не запер тебя в своем доме, чтобы знать, чем все кончится. Прости, – проговорил он. – Я должен был это сделать. Рад видеть тебя живым.

– В ту ночь в твой дом пришел не я. Это была скверна, – голос Моргана не слушался, срывался, переходя в хрип, пока Стейн помогал ему идти.

– Я знаю, – он легко похлопал друга по спине. – Быть может, благодаря тебе, я никогда не чувствовал ее на своей шкуре.

Когда они вошли в часовню, Ивэн стоял на коленях перед алтарем, как в тот день, когда Морган застал его в этом месте в день коронации. Анна сидела рядом на молитвенной скамье и нервно заламывала пальцы.

Отпевальный алтарь был пуст. Саван лежал скомканным на полу.

– Я не безумец, – проговорил Ивэн, оглянувшись на них.

Он легко вскочил на ноги, обернулся.

– Мой свет, – он кивнул Анне, и в его взгляде было столько тепла, что им можно было согреться. – Прости меня за эти тайны.

Он обернул обе ладони вверх. Белый огонь заплясал, и больно ударил по глазам в полутьме часовни, движение – и к нему вернулась вода, серебристая в свете свечей.

– Я не безумец, – громко повторил он. – Пророк Юстас владел стихиями мира, не так ли? Если желаете, называйте меня Пророком, но я точно знаю – Мириам жива.

Побережье Дагмера

Мириам не понимала сама, зачем и для кого решила оставить свой медальон, и обозначить, что ее присутствие в этом мире не прервалось. Едва ли для Ивэна – она не сомневалась, что он чувствует правду. Быть может, она положила его на стол в голубятне для Моргана, на случай если он останется жив. Но ее надежды были хрупкими, как кромка первого льда.

Она не знала, сколько проспала, но едва открыв глаза ее поглотила оглушительная тишина. «Неопалимый» вечно шумел, гудел, жил своей громкой жизнью. Именно тишина оглушала ее больше, чем извечные перебранки моряков.

Она, силясь собрать себя по кусочкам, долго рассматривала резной потолок каюты капитана, раскинувшись на белых простынях. Она вспоминала, как очнулась, ощутив на губах горький вкус противоядия, как увидела лицо Райса, исполненное тревоги и отчаяния. Он выкрал ее из часовни вместе с моряком, заслужившим его доверие. И едва не начал проклинать Селму, когда Мириам, наконец, задышала. Губы плохо слушались, ее шатало из стороны в сторону, как пьяного моряка на суше, но она заставила Райса дать ей возможность оставить в Дагмере опостылевший медальон. Теперь, лежа в его каюте, она не могла объяснить себе почему это пришло в ее голову, как только она вернулась в привычный для себя мир. Но было ли это смертью?

Весь путь от замка до побережья Райс пронес Мириам на руках.

– Что ты видела там, по ту сторону? – спрашивал он ее.

– Лишь пустоту, – раз за разом отвечала она.

Писание обещает всем праведникам вечный Свет и прощение. Мириам не ждало ничего, кроме тьмы. Или же Создатель отвернулся от нее?

Мириам приподнялась на локтях в кровати, и увидела, что на ее краю лежала одежда – ее изумрудного цвета платье, некогда сшитое руками лучших дагмерских портных. Девушка содрогнулась, представив себя лежащей в королевской часовне, ожидающей последней ритуальной встречи с огнем. Или все же это была жизнь? Пустая и бездыханная.

Поддавшись внезапной злости, Мириам вскочила на ноги, едва не запнулась, подстраиваясь под ритм волн, качающих галеон, но всего в каких-то два прыжка оказалась у шкафа, распахнула дверцы и выудила оттуда рубаху, брюки, пояс пошире и кожаный камзол. Она не думала, что Райс не станет возражать.

Схватив в охапку проклятое платье, благоухающее ароматами лилий и воска, Мириам осторожно приоткрыла дверь капитанской каюты, и, как ожидала, увидела пустующую палубу. Она почти побежала, чтобы с криком, звенящим от злости, вышвырнуть за борт память о полусмерти, подаренной Сердцем полуночи. Ей не хотелось терять свою жизнь в Дагмере, но оставаться теперь было опасно – Мириам совершенно точно знала, что Гален найдет способ добраться до нее, когда узнает. Она сбежала, оставив его в дураках. А гордость Галена такого не прощала. Будет спокойнее, пока он считает ее мертвой.

Было холодно. Вместе с криком с губ девушки сорвалось облачко пара. Море было спокойным, а звезды сияли как рассыпанные по небу алмазы. Мириам оглянулась. «Неопалимый» стоял не на привычном ему месте в гавани, а намного дальше, оставаясь невидимым для любого из жителей Дагмера. Его побережье было опасным, но Райс Локхарт не стал бы капитаном, не имея таланта провести галеон там, где пожелает.

В тишине не было слышно ничего, кроме плеска волн, и Мириам стало неуютно, но, едва бросив взгляд на капитанский мостик, она перестала чувствовать себя одинокой пленницей корабля-призрака.

– Райс! – крикнула она, и быстро взбежала по лестнице к штурвалу.

Капитан «Неопалимого» наслаждался редкой тишиной и морем, оттого стал нечаянным свидетелем ее прощания с прежней жизнью. Прежде чем он успел хоть что-то произнести, Мириам бросилась ему на грудь и стиснула его в объятиях. Он быстро обнял ее в ответ. Дыхание девушки сбилось, и Райс вмиг осознал, что она вот-вот заплачет.

– Тише, моя бесстрашная огненная дева, – произнес он, поглаживая ее по волосам. – Теперь с тобой все будет хорошо. Галену тут тебя не достать. На этой палубе я – король. А я скорее умру, чем позволю беде приключиться с тобой.

Мириам нестерпимо жаждала ощутить чужое тепло, чтобы почувствовать себя по-настоящему живой. И только прислонившись к груди капитана, она наконец поверила, что не осталась там, в пустоте. Под одеждой она расслышала живое, горячее сердце, не способное на предательство. Она прислушалась, пытливо затаив дыхание, и не услышала ничего – этот мужчина никогда не был отмечен скверной.

– Отчего здесь так тихо? – спросила она о чем-то обыденном, стараясь вынырнуть из пылающей бури собственных чувств.

– Так бывает в последний день на берегу, – произнес Райс, разомкнув свои объятия. – Тебе повезло, что я не ушел в Тирон раньше. Не беспокойся. Никто из моих парней не проболтается о тебе, даже упившись вусмерть. В моем королевстве, – он широко раскинул руки, приглашая ее восхититься галеоном, – нет места болтунам.

Мириам едва заметно улыбнулась ему, чувствуя себя виноватой.

– Прости, что испортила тебе последний день на суше, – извинилась она, и облокотилась на фальшборт, решив сделать вид, что залюбовалась волнами, ласкающими «Неопалимого».

Она все силилась понять, как ей говорить с Райсом. Он спас ее, он любил ее много зим, и когда-то даже отчаянно пытался забыть, но ничего не вышло. Он смотрел на нее глазами, полными огня, и ни на миг не усомнился, что рано или поздно она придет к нему.

– Ты знаешь, самое важное, что держало меня на суше, теперь здесь, передо мной, в моей одежде, – капитан подошел близко, и тоже впился пальцами в фальшборт. – А мне безумно нравилось то платье, Мириам.

– От него несло смертью, – шепотом отозвалась девушка.

– Но теперь ты жива. Жива, и, о проклятая Тьма, я все-таки выкрал тебя, – горько засмеялся Райс, усаживаясь подле нее на ящики, набитые грузом. – Я думал, все будет иначе. Думал, ты не станешь бежать из Дагмера под угрозой гибели. Думал, что ты по собственной воле ступишь на борт моего галеона. Я думал, что Морган Бранд будет жив, и ты, наконец, откажешься от него, отпустишь и вернешься туда, где всегда должна была быть – рядом со мной.

Мириам, не зная, что сказать, онемевшая и смущенная, молча присела рядом, уставившись в небо и не рискуя взглянуть в глаза Райсу. Чувство вины могло заставить ее потонуть в их искрящейся бездне.

– Но теперь ты свободная женщина, Мириам из Меццы. Отныне ни у кого нет над тобой власти. И я, король этого галеона, приказываю тебе изъявлять собственную волю. Если я противен тебе, скажи, и я больше никогда не взгляну в твою сторону. Я не брошу тебя в Тироне, клянусь. Ты не в долгу передо мной.

Как завороженная, девушка, ни слова не говоря, коснулась руки капитана «Неопалимого». Ей послышалось, что Райс с облегчением выдохнул, прижав ее пальцы в своей груди, а затем – поцеловал их.

Покои Моргана. Королевский замок, Дагмер

Наступление ночи заставило всех прекратить поиски девушки. Не было ничего – ни следов, ни людей, видевших ее, пропал и слуга, заставивший Стейна покинуть часовню. Все, что от нее осталось – заговоренный медальон с тиронскими грантами, брошенный на столе в голубятне. Никто не знал, почему и как она исчезла, бежала ли от того, что случилось в лагере отступников, либо же от своей прежней судьбы.

– Она не хотела оставлять Дагмер, – тихо рассуждал Ивэн, наблюдая за спящим городом в окно из покоев Моргана. – Она верила, что ты вернешься. И простила бы тебя. Мы молчали об этом, но мне и не нужны были слова.

Морган глядел на него, все еще взвинченного и нервного, и удивлялся, как быстро он успел крепко пустить корни в этот замок. Он пришел в Дагмер испуганным и извечно удивленным. Эти стены помогли ему окрепнуть, быть может, он и сам не осознавал насколько. У него, как и у Аарона, все получилось одинаково стремительно и верно. Это дар, которым сам Морган наделен не был. Исчезни он прямо сейчас, Ивэн не стал бы метаться по углам в поисках опоры. Он был горд за племянника, если бы опустошение не поглотило его.

Морган думал об этом, теребя в руках заговоренный медальон. Ему все чудилось, что он до сих пор хранил тепло Мириам. Перед ним на столе лежала гроздь рябины, предназначенная ей, вода и краюшка свежеиспеченного хлеба – и эти вещи кричали ему о том, как он слаб.

– Каково жить, когда тобой правит скверна, дядя? – неожиданно спросил Ивэн, раздраженно расстегивая дублет. Он, оставшись в одной рубахе, бросил его на стул, схватился за кочергу, и принялся ревностно разметать угли в камине, считая, что те недостаточно ярки.

– Я хотел бы не знать этого, – тихо ответил Морган, заставив себя отломить кусок хлеба. – Гаудана отняла у меня жизнь. И даже больше.

– Думаю, ее смерть – дело рук моего брата. Как часто выживают те, кто привязан к ведьме?

Морган только покачал головой, давая понять, что это случайность.

– И как же ты выжил?

Грозные северные лорды так редко говорят о чувствах, что Морган замялся, пережевывая очередной кусок хлеба. Слова встали поперек горла. Но Ивэн обернулся к нему в твердом намерении дождаться ответа на вопрос.

– Думал о той, кого любил все это время, – вынужденно признался он. – Скверна заставляла не замечать этого.

Он увидел, как юноша улыбнулся, грея пальцы над встрепенувшимся огнем. Они оба были изнурены до предела, но никто не решался отправиться ко сну. Стейн, чувствуя вину, все еще искал Мириам. Они ждали, что она вот-вот откроет дверь, ворвется в покои, и, словно огненным вихрем разгонит полумрак.

– Как давно с тобой ее дар? – спросил Морган, не решаясь дальше насаждать тишину.

– С самого начала, – Ивэн выпрямился в полный рост, признаваясь небрежно в том, чего Морган не видел никогда. Устало потянулся, словно говорил о какой-то безделице.

– И вы решили молчать?

– Мы не знали, кто я, и чем это обернется. А теперь мне плевать, – выдохнул он, усаживаясь напротив Моргана.

– Скажи, что ты знаешь о Блуждающих-во-снах, дядя?

– Это россказни перепуганных старух.

– Одна из них пришла в мой сон, – Ивэн горько усмехнулся, с вызовом вскинув подбородок. – Убила моего отца моей рукой. А я хочу думать, что она не выжила после встречи со мной. Будь она хоть последней в мире Блуждающей. Потому в моей крови вы расслышали скверну. Мы с тобой – оба жертвы отступников, оба едва не погибли. Тебе ли не знать, что значит быть их рабом? Как тебе такие перепуганные россказни? – его глаза ярко блеснули в свете каминного огня. – Сам не знаю, как тогда выжил. Не знаю, сколько ночей не спал потом, опасаясь, что она снова придет за мной. Кто я, по-твоему, теперь?

– Король Дагмера, – проговорил тот, и промочил пересохшее горло водой. – И это все, что имеет сейчас значение. Теперь я многое понял.

– Я думал, что потерял вас, – Ивэн перешел на шепот, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. – Но, скажи, может ли король приказывать регенту?

– Тебе больше не нужен регент.

Губ Ивэна коснулась мимолетная усмешка. Он молчал долго, и Морган было подумал, что тот позволил себе задремать. Но юноша заявил о принятом решении, нарушив тишину.

– Я хочу, чтобы ты ушел, – говорил он и улыбался. – Я приказываю тебе отыскать Мириам, как только сможешь съесть что-то сытнее куска хлеба. Уходи. Пусть Гален считает, что расправился с тобой.

– Хочешь спрятать меня подальше, пока я не стану прежним? – губы Моргана скривились в ухмылке. – Что ты будешь делать, если Гален нападет на город? Ты никогда не был в бою.

– Что бы я делал, окажись ты мертв? Как бы справился с братом, будь ты за тысячи верст от дома в поисках справедливости для нового мага? Я никогда не был в бою, но я не один. Как долго Гален заявляет о правах на трон? Сколько он угрожает нам? А как часто ты признавался Мириам, что она дорога тебе?

Морган ничего не ответил, только крепче сжал в ладони серебряный медальон.

– Ты расслышал мой приказ, дядя, – проговорил Ивэн, наблюдая, как в камине потрескивая пляшут языки огня.

Глава 29. Грани свободы

Лагерь отступников

Ловцы так и не ушли из-под стен лагеря с тех пор, как Эрлоис оказался в плену, позже к ним присоединились стражи короля, и знамя рода Бранд играло на ветру который день. Гален приказал запереть лагерь со всех сторон на магические печати впервые с тех времен, как вокруг него появился частокол. Это было молчаливое противостояние, но, когда оно стало раздражать главу отступников, тот решил говорить. Голосом Эрло.

Прямо под сердцем, за пазухой потрепанной охотничьей крутки, Птицелов хранил два письма. Одно предназначалось ловцам, другое – королю Ивэну. Он думал над ними всю ночь, пока окончательно не сложил оба слово к слову. Права на ошибку у него не было – в лагере не так много чернил и пергамента. В том письме, что было предназначено братьям по клинку, он сообщал, что не желает возвращаться к своему ремеслу, вверяет дело южанину Кловису и требует от того приступить к нему в кратчайшие сроки.

…Я не стою того, чтобы кто-то из вас терял в достатке. И желание мое остаться в лагере отступников истинно, без принуждения, по собственной воле, – заключал он.

От второго письма ему становилось дурно. Оно было объято ложью, как огнем – вот-вот прожжет рубашку и станет плавить кожу.

– Боишься, храбрый сын медведицы? – шепнула Селма, сидящая с ним рядом на ящике из-под тренировочных мечей. – Не забывай вопить на этих ослов, иначе подумают, что тебе плевать.

Девушка не отходила от него ни на шаг, если только того не требовал Гален. Она сопровождала его на поле с мерзлой землей, где он делал вид, что способен превратить в армию несколько десятков оборванцев, очевидно не блещущих умом. Он же – ходил отстреливать с ней дичь. И последнее ему нравилось куда больше, чем выполнение желаний Галена.

– Эй, ты! Да, ты! – Эрло решил немедля воспользоваться советом девушки. – Не ты ли просил выдать вам всем боевые мечи? Теперь ты понял, что вы бы покрошили друг друга в капусту даже прежде, чем успели бы взять их в руки? Драться с врагом – это вам не срезать побрякушки с девиц в переулке. Ты! Сделай выпад, как я говорил! Это бой, а не танцы с хмельной подружкой у костра!

Эрлоис позволял себе время от времени безучастно сидеть рядом с Селмой, ведь она начинала шипеть на каждого, кто требовал к себе излишнего внимания. Она объявляла, что его раны недостаточно затянулись, чтобы плясать по полю, и что он делает великое дело, даже подмечая слабые места. Изредка хватаясь за меч, Эрло понимал, что не стоит показывать ничего из того, чему он научился в Корсии. Ведь каждый ученик Стейна должен был справиться с любым из этого сброда преступников.

– Я обману друга, Селма, – теперь он склонился над горянкой и прошептал. – Это мне не по душе. Я вовсе не боюсь. Мне лишь ненавистна эта ложь.

– Вспомни, – проворковала она. – Он уже знает, что ты будешь врать.

Селма вдруг прильнула к нему, обвила пальцами его шею и одарила поцелуем, неуклюжим до стука зубов. Не ожидая того, Эрло было дернулся, но рука хрупкой северянки была нежданно крепка.

– Что это было? – спросил он, как только смог собрать воедино распуганные ее поступком мысли.

– Ты забыл, что я без ума от тебя, растяпа? Гален идет за тобой. Он должен был увидеть.

Она предупредила его, что станет играть влюбленную деву. Но в той лжи, что касалась любовного трепета, она едва ли была хороша.

– Ты никогда не делала этого раньше. Ведь так? – взгляд Эрло невольно скользнул к ее тонким губам.

– Заткнись, – она погладила его по руке, и никто бы со стороны не подумал, что причиной тому была не нежность, а обман. – Надумаешь учить меня, в миг выпущу твои паршивые кишки.

Эрлоис ухмыльнулся, разглядев как Селма залилась девичьим невинным румянцем. За время, что они провели бок о бок, было ясно, что девушка не растрачивала свои таланты понапрасну. Прирожденный шпион и безусловный лидер, она вела свою тихую игру, обладая удивительным чутьем. Она была сильна во всем, кроме человеческих привязанностей и нежности. Ее грубость придавала ей даже некий шарм, но труса могла напугать. Эрло лишний раз уверился, что был первым мужчиной, рядом с которым Селма проводила столько времени. Она была везучей и смекалистой, и он без раздумий прислушивался к ней. Так было безопаснее, ведь он сам был силен в применении других методов, а они отнюдь не продлили бы ему жизнь в этом месте.

– Приветствую тебя, Великая Тень, – Эрло продолжал говорить с Галеном с пренебрежением и усмешкой, но тот и не ждал от наемника иного.

– Сделал, что я просил? – устало поинтересовался он, глядя на возню и вскрики на поле, отдаленно напоминающие бой.

Эрлоис молча протянул ему проклятые письма.

…Прошу тебя отвести своих стражей от лагеря брата. Я остаюсь среди его людей по своему желанию, надеясь на твое понимание. Быть может, Гален во многом прав? Верю, что однажды и ты поймешь его.

С надеждой на прощение

Твой друг Птицелов

– Неплохо, – объявил Гален, улыбнувшись лишь уголками темных губ. – Отнесешь эти письма тоже сам. Пусть твои воинственные дружки убедятся, что ты жив. И тут же вернешься, ведь ты мне должен. А если надумаешь бежать, я убью ее.

Голос Галена звучал так небрежно, будто подобные слова были неизменной частью его будней.

Эрло заметил, как его смелая подруга вдруг отвела взгляд. Она не испугалась, нет. Но Гален должен был разглядеть именно это.

– Что скажешь, Птицелов? Ты ведь умеешь быть благодарным?

Под стенами лагеря

Мерзлая земля заставляла спотыкаться на ходу и выглядела особенно мрачно в лучах солнца, сползающего за горизонт. Эрло хотел пройти этот путь легкой походкой с улыбкой на губах, но это было непростой задачей. Спиной он чувствовал, как на него нацелены стрелы лучников Галена, и стоит только ему побежать, они нагонят его. Соблазн был очень велик. Он был головокружительно близок к свободе. Но Селма осталась за частоколом, ее игра еще не была близка к финалу, Дагмеру по-прежнему грозила опасность, а Эрлоис всегда помнил добро.

Он неуклюже поскользнулся, упал, захохотал, сгреб в ладонь горсть снега, обтер лицо, надеясь, что холод поможет прогнать прочь мысли о несвоевременной свободе.

Заметившие его стражники короля и ловцы были взбудоражены прерванным ожиданием. Но никто не сдвинулся с места, пока тот не остановился на полпути, и не вскинул руки в примирительном жесте.

– Мне нужен Кловис южанин! – прокричал он, силясь приметить ловца среди осаждающих лагерь людей.

Но вскоре тот сам почти выбежал к нему навстречу.

– Я польщен вашей верностью, друг! – крикнул Эрло ему, остановив того жестом. Попробуй Кловис приблизиться еще на несколько шагов, его тоже могли бы нагнать стрелы, если вдруг Гален приказал бы отправить их в полет.

– Ты обещал мне бутылку лучшего вина с королевского стола. Сам я не добуду такого добра, – посмеиваясь ответил руалиец. – Где Лотар?