Текст книги "История веры и религиозных идей. Том 3. От Магомета до Реформации"

Автор книги: Мирча Элиаде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

§ 295. Св. Франциск Ассизский

В XII–XIII вв. значительный отклик получила проповедь нищеты. Такие еретические течения, как гумилиаты,[507]507
  Гумилиаты (от лат. humilis, «униженный, ничтожный, смиренный») – религиозное движение, возникшее в Милане в 30-е гг. XII в. – стремились, не оставляя мира и семьи, вести углубленную религиозную жизнь в специальных общежитиях (См. Карсавин Л. Очерки религиозной жизни в Италии 12 и 13 в. СПб., 1912).


[Закрыть] вальденсы, катары, бегинки и бегарды полагали бедность необходимым условием следования идеалам, провозглашенным Христом и Апостолами. В ответ на подобные умонастроения верующих Папа в начале XIII в. признал два ордена нищенствующих монахов – францисканский и доминиканский. Однако, как мы увидим, мистика нищеты спровоцировала кризисы в ордене францисканцев, угрожавшие самому его существованию, так как основатель ордена, считавший себя мистически обрученным с Бедностью, требовал полного отказа от собственности.

Франциск родился в 1182 г. в Ассизи. Его отец был богатым купцом. В 1205 г. Франциск совершил свое первое паломничество в Рим, где просил милостыню перед собором Святого Петра. Однажды, оказавшись возле лепрозория, он поцеловал прокаженного. Вернувшись в Ассизи, Франциск в течение двух лет жил отшельником при одной из церквей. Его истинное призвание открылось Франциску, когда во время богослужения прозвучали знаменитые слова "Евангелия от Матфея": "Больных исцеляйте; прокаженных очищайте […] Не берите с собою ни золота, ни серебра…"[508]508
  Больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте; даром получили, даром давайте. Не берите с собой ни золота, ни серебра, ни меди в пояса свои, ни сумы в дорогу, ни двух одежд. Ибо трудящийся достоин пропитания. (Мф 10:8-10).


[Закрыть] С тех пор он буквально следовал этому призыву Христа, обращенному к Апостолам. Для нескольких своих последователей Франциск сочинил лаконичный и четкий «Устав». В 1210 г. он вновь посещает Рим, чтобы добиться утверждения «Устава» Папой. Иннокентий III дает согласие при условии, что Франциск лично возглавит малый орден (откуда и название минориты). После чего монахи проповедуют по всей Италии, собираясь вместе только раз в году, на Пятидесятницу. В 1217 г. Франциск познакомился с кардиналом Уголино, горячим сторонником его подвижничества, своим будущим другом и покровителем ордена. В следующем году Poverello встретился с Домиником, предложившим ему объединить ордена, от чего Франциск отказался.

На собрании 1219 г. Уголино, по инициативе наиболее просвещенных монахов, предложил внести изменения в «Устав», но его предложение не нашло поддержки. Тем временем францисканские миссионеры распространили свою деятельность за пределы Италии. Франциск в сопровождении одиннадцати братьев отправляется в Святую Землю, намереваясь проповедовать перед султаном. Франциску удается проникнуть в лагерь султана, который принял его доброжелательно. Вскоре, получив известие, что два назначенных им викария изменили «Устав» и добились от Папы привилегий, Франциск возвращается в Италию. Гам он узнает, что некоторые минориты объявлены еретиками во Франции, Германии и Венгрии. Это убедило Франциска принять официальное покровительство Папы, тем самым преобразовав вольную монашескую общину в регулярный орден согласно каноническому праву. Новый «Устав» был утвержден Гонорием III в 1223 г., после чего Франциск отказался от руководства орденом. В следующем году он удаляется в Верону, где и обретает стигматы. Тяжело больной, почти ослепший, он в уединении сочиняет "Laude al Sole", «Увещевания» братьям и свое «Завещание».

В этом трогательном сочинении Франциск в последний раз пытается напомнить монахам об истинном предназначении ордена. Влюбленный в физический труд, он призывает монахов трудиться. "А когда не дастся нам плата за труд, прибегнем к столу Господнему, просить у дверей милостыню". Он предостерегает братьев "оставаться в церквях, пристанищах и всех местах, для них устрояемых, не иначе как пришельцы, гости и странники, как подобает святой бедности, которую мы обещали в «Уставе»; строго приказывает "всем братьям, во имя послушания, где бы они ни были, не сметь добиваться никакой грамоты Римской курии ни самим, ни через третье лицо, ни для церкви, ни для другого какого места, ни оправдываясь проповедническим служением, ни телесными преследованиями…"[509]509
  Перевод В.Л. Задворного в кн.: Св. Франциск Ассизский. Сочинения, стр. 145. [прим. ред.].


[Закрыть]

Франциск скончался в 1226 г., и уже через два года был канонизирован Папой Григорием IX, бывшим кардиналом Уголино. Это оказалось наилучшим способом сохранить орден в лоне католической церкви. Однако и в дальнейшем отношения францисканцев с Римским Престолом складывались непросто. Первые биографы св. Франциска изображали его посланцем Божьим, призванным возвестить необходимость церковных реформ. Некоторые францисканцы полагали, что их патрон принадлежит Третьему Царству, возвещенному Иоахимом Флорским[510]510
  См. блестящую работу: Steven Ozment. The Age of Reform, p. 110 sq. (с библиографией).


[Закрыть] (см. § 271). Народные предания, в которых св. Франциск и его ученики уподоблены Христу и Апостолам, собранные миноритами в XIII в., были обнародованы в XIV в. под названием «Fioretti».[511]511
  В русском переводе – «Цветочки» (см. репринтное издание: Цветочки Святого Франциска Ассизского. Пер. с латинского А.П. Печковского. Вступительная статья С.Н. Дурылина. М., 1990).


[Закрыть] Несмотря на искреннее восхищение Франциском, Григорий IX, вопреки «Завещанию», подтвердил «Устав» 1223 г., что вызвало противодействие «блюстителей», а позже – спиритуалов, которые настаивали на полном отказе от собственности. В нескольких буллах Григорий IX и его преемники пытались разъяснить, что речь идет не о «владении», а о «пользовании» строениями и прочим имуществом. Иоанн Пармский, генерал ордена с 1247 по 1257 г., пытался сберечь традиции св. Франциска, при этом избежав прямого конфликта с Римом, но ему помешала непримиримость спиритуалов. К счастью, Иоанну Пармскому преемствовал Бонавентура, которого можно назвать вторым основателем ордена. Тем не менее, полемика вокруг совершенной бедности продолжалась в течение всей жизни Бонавентуры и после его смерти (1274). Диспут был окончательно завершен лишь к 1320 году.

Разумеется, победа Рима умерила первоначальное рвение францисканцев и лишила их надежды на возврат церкви к апостольским идеалам, но благодаря этому компромиссу орден сумел выжить. Примером для подражания францисканцам продолжали служить лишь Христос, Апостолы и св. Франциск, т. е. монахам по-прежнему предписывались бедность, благотворительность и физический труд. Однако важнейшей – и труднейшей – обязанностью миноритов оставалась покорность церковным властям.

§ 296. Св. Бонавентура и мистическая теология

Бонавентура родился в 1217 г. в окрестностях Орвьето. До 1253 г. он сначала изучал, а потом преподавал теологию в Париже. В 1257 г., в период одного из наиболее глубоких кризисов францисканства, он возглавил орден. На посту генерала Бонавентура пытался примирить две крайние точки зрения, признавая наряду с бедностью и физическим трудом необходимость образования и созерцания. Он также составил наиболее компромиссную биографию св. Франциска («Legenda major», 1263), через три года официально признанную единственным достоверным житием святого,

Во время своего обучения в Париже Бонавентура написал "Комментарий к Сентенциям" Петра Ломбардского ["Breviloquium"] и «Спорные вопросы» ["Quaestiones Disputatae"]. Свое главное сочинение, «Путеводитель разума по Богу» ["Itinerarium Mentis in Deum"],[512]512
  «Когда я размышлял о восхождении души к Богу, я, наряду с другим вещами, вспомнил чудо, произошедшее с самим Святым Франциском: он узрел серафима, распростершего крылья наподобие креста. Я тотчас подумал, что это видение символизировало экстаз преподобного отца и одновременно указывало путь к его достижению» (Пролог).


[Закрыть] он написал в 1259 г. после краткого уединения в Берне. За год до своей кончины, последовавшей в 1274 г., Бонавентура был возведен в сан кардинала-епископа Альбанского. Канонизированный Сикстом IV в 1482 г., он был удостоен наименования Doctor Seraphicus Сикстом V в 1588 г.

Теперь уже несомненно, что из всех средневековых богословов одному Бонавентуре удалось осуществить наиболее полный теологический синтез. Он пытался совместить взгляды Платона и Аристотеля, Августина и восточных Отцов Церкви, Псевдо-Дионисия и Франциска Ассизского.[513]513
  См.: Ewert H. Cousens. Bonaventure and the Coincidence opposites, p. 4 sq. и библиографические ссылки, р. 229 sq.


[Закрыть] Если Фома Аквинский основывал свое учение исключительно на идеях Аристотеля, то Бонавентура унаследовал традиции Августина и средневекового неоплатонизма. Однако в средние века его учение осталось недооцененным, поскольку в теологии победило томистско-аристотелевское направление (столь же триумфально, как неотомизм в наше время).

Современный исследователь Эверт X. Казенз считает теорию coincidentia oppositorum основой учения Бонавентуры.[514]514
  Ор. cit., passim. См. также главы I, III, V, VII.


[Закрыть] Очевидно, что данная концепция, более или менее четко сформулированная, пронизывает всю историю религий. Она прослеживается и в библейском монотеизме: Бог одновременно бесконечен и персонален, трансцендентен миру и раскрывается в истории, вечен и существует во времени и т. д. Подобные противоречия еще более заострены в личности Христа. Однако Бонавентура разрешает их, приняв за образец Святую Троицу, в которой Третья Ипостась исполняет функцию посредника и объединителя.

"Itinerarium Mentis in Deum" – несомненно, наиболее выдающееся произведение Бонавентуры. В нем автор также использует широко распространенную символику, восходящую к истокам христианской мистики, в первую очередь – образ лестницы.[515]515
  О схожих представлениях см.: Eliade. Le Chamanisme (2-е éd.), p. 378 sq.; о символике «райской лестницы» в христианской традиции см.: Dom Anselme Stolz. Théologie de la mystique, pp. 117–145; о данной символике в мусульманской и иудейской мистике см.: Alexander Altmann. The Ladder of Ascension.


[Закрыть] "Мир – это лестница, – учит Бонавентура, – по которой мы восходим к Богу. В процессе восхождения нам встречаются различные приметы Бога. Иные из них – материальные, иные духовные, иные временные, иные вечные, иные внеположные нам, иные присущие. Сначала путь к постижению Первопричины, Бога, наидуховнейшего и вечного, который превыше нас, пролегает через материальные и временные Его приметы, внеположные нам. Так мы вступаем на путь, ведущий к Богу. Затем нам следует погрузиться внутрь себя, в свой собственный разум, где запечатлен Бог вечный и духовный. Здесь помещаются врата Божественной истины, сквозь которые мы должны ступить в то, что вечно, духовно и превыше нас".[516]516
  ltinerarium, ch. I, section 2. См. также eh. VI. См. комментарии Казенза. Ор. cit., pp. 69–97. Добавим, что каждый из трех этапов восхождения к Богу – внешний, внутренний и превышающий нас, – состоит из двух фаз, которые можно определить как имманентную и трансцендентную. Таким образом, речь идет о шести этапах, символизируемых шестью крылами серафима, объятию которого Св. Франциск обязан своими стигматами.


[Закрыть] Таким образом мы постигаем Бога в качестве Единства (т. е. Единственного, кто неподвластен времени) и Св. Троицу.

В первых четырех главах «Путеводителя» Бонавентура рассуждает об отражении Бога в материальном мире и человеческой душе, а также о восхождении к Богу. Следующие две главы посвящены созерцанию Бога в качестве Сущего (гл. V) и в качестве Блага (гл. VI). Наконец, в последней, седьмой главе описан мистический экстаз, воскресение души в слиянии с Иисусом Христом. Тут следует отметить исключительное значение, которое Бонавентура придавал экстазу. В отличие от мистического опыта Бернарда Клервосского, где доминировал символизм брачного союза, для Бонавентуры unio mystica осуществляется через успение вместе с Христом, с последующим совместным слиянием в Боге-Отце.

С другой стороны, как истинный францисканец, Бонавентура поощряет строгое и точное знание природы, поскольку Божественная мудрость открывается в космических объектах, а глубокое познание любого материального предмета способствует самопознанию, что, в свою очередь, помогает понять, что Божественный разум – причина каждого индивидуального существования ("Путеводитель", гл. II, 4). Некоторые авторы видели в интересе миноритов к изучению природы один из стимулов развития естественных наук; к примеру, источник открытий Роджера Бэкона (ок. 1214–1292) и последователей Оккама. Можно сравнить значение провозглашенного Бонавентурой принципа неразрывности мистического опыта и познания природы с решающей ролью даосизма в развитии естествознания в Китае (см. § 132).

§ 297. Св. Фома Аквинский и схоластика

Обычно «схоластическими» называют богословские учения, стремящиеся совместить откровение с разумом, веру с познанием. Уже Ансельм Кентерберийский (1033–1109) следовал принципу св. Августина: «уверовать, чтобы понять», – утверждающему нетщетность разума, хотя и вторичность его по отношению к вере. Однако только Петр Ломбардский (1100–1160) в своем сочинении «Четыре книги сентенций» разработал структуру схоластического богословия. В форме рассуждений, вопросов и ответов, теологу-схоласту следует трактовать следующие темы; Бог, Творение, Боговоплощение, Искупление, Таинства.

В XII в. сочинения Аристотеля, а также великих иудейских и арабских философов (в первую очередь, Аверроэса, Авиценны, Маймонида) получают распространение в латинских переводах. Их воззрения открыли новые перспективы взаимодействия разума и веры. Согласно Аристотелю, область разума целиком автономна. Альберт Великий (Альберт Болыдтедтский, 1206 или 1207–1280), один из наиболее универсальных умов средневековья, требовал восстановить "попранные права разума".[517]517
  Etienne Gilson. La philosophie au moyen âge, p. 507. «Если полагать, что характеризующим свойством современного мышления является проводимое им различие между доказуемым и недоказуемым, то следует признать, что современная философия восходит к XIII в., и что в трудах Альберта Великого она. ограничив поле исследований, уже осознала свое назначение и свой предмет» (ibid., р. 508).


[Закрыть] Однако подобная точка зрения вызывала протест консервативных богословов, обвинявших схоластов в намерении превратить религию в философию, а Христа – в Аристотеля.

Взгляды Альберта Великого были развиты и систематизированы его учеником Фомой Аквинским (1224–1274).[518]518
  Относительно недолгая жизнь Фомы Аквинского была полна драматизма. Родившийся в окрестностях Акуино в конце 1224 г. или начале 1225 г., он в 1244 г. вступил в доминиканский орден и в следующем году отправился в Париж изучать богословие под руководством Альберта Великого. Получив в 1236 г. степень лиценциата, Фома преподает сначала в Париже (1256–1259), а потом в разных городах Италии. В 1269 г. он возвращается в Париж, но в 1272 г. вновь его покидает и с 1273 г. преподаст в Неаполе. Призванный Григорием X на II Лионский собор, Фома в январе 1274 г. отправился в Лион, но по дороге заболел и 7 марта скончался в Фоссануове. Из многочисленных сочинений Св. Фомы, наиболее известны «Сумма теологии» и «Сумма против язычников», явившие во всем блеске его религиозный гений.


[Закрыть] Для св. Фомы, одновременно богослова и философа, главной темой оставалось Бытие, которое и есть Бог. Он решительно разграничивал домены Благодати и Природы, разума и веры, что. однако, не исключало их гармонии. По Аквинату, существование Бога становится для человека очевидным, стоит ему задуматься об окружающем мире. К примеру: несомненно, что мир находится в движении; следовательно, движение должно иметь причину; но данная причина обусловлена своей причиной, та – своей; однако эта цепочка не может быть бесконечной, потому обязан существовать некий перводвигатель, который и есть Бог. Это доказательство бытия Божия стало первым из пяти. Все пять «путей», как их называл св. Фома, вели от мира к Богу, восходя по причинно-следственной цепочке.

Бесконечный и простой, Бог постижим человеческим разумом, однако невыразим словами. Бог есть чистое бытие (ipsum esse), следовательно, Он бесконечен, вечен и неизменен. Представленное св. Фомой доказательство бытия Божия одновременно доказывает, что Он – создатель вселенной, которую сотворил по собственному произволению, без каких-либо побудительных причин. Однако, согласно Аквинату, человеческий разум бессилен самостоятельно постичь, существует ли мир извечно или имел начало. Божественное откровение сообщает нам веру в то, что сотворение мира осуществилось во времени. Это одна из истин, дарованных откровением, наряду с другими (первородный грех, Св. Троица, Воплощение Сына Божия и т. д.). Соответственно, она может стать предметом теологии, но не философии. Изначальная проблема познания – вопрос о реальном существовании его предмета. Человек был создан, чтобы познать Бога во всей полноте, но, вследствие грехопадения, он способен Его постичь лишь через откровение. Божественная благодать позволяет верующему познать Бога в той мере, в какой Он обнаружил себя в священной истории.

"Несмотря на противодействие богословов, взгляды св. Фомы привлекли множество последователей, не только доминиканцев, но и представителей других философских и религиозных школ […] Томистская реформа затронула как богословие, так и философию, коснувшись всех коренных проблем каждой дисциплины, но, как нам видится, наиболее ощутимо затронув фундаментальные вопросы онтологии, определяющие разрешение и всех прочих".[519]519
  E. Gilson. La philosophie au moyen âge, p. 541.


[Закрыть] Гильсон считал, что главная заслуга св. Фомы состоит в том, что ему удалось успешно избежать как «теологизма», признающего самодостаточность веры, так и «рационализма». Тот же автор полагает, что закат схоластики начался с осуждения некоторых взглядов Аристотеля (а в еще большей степени его арабских комментаторов) Парижским епископом Этьеном Тампьером в 1270 и 1277 гг.[520]520
  См. анализ этого осуждения: ibid., р. 58 sq. Большинство пунктов относилось к комментариям Аверроэса, некоторые – к учению Фомы.


[Закрыть] С этого момента сотрудничество богословия с философией было во многом скомпрометировано. Критические выступления таких схоластов, как Дуне Скот (ок. 1265–1308) и Уильям Оккам (ок. 1285–1347) также стремились разрушить томистский синтез. В результате размежевание богословия и философии предвосхитило явственный в современных обществах разрыв между священным и профанным.[521]521
  См.: Steven Ozment. The Age of Reform, p. 16.


[Закрыть]

Уточним, что со взглядами Гильсона в целом в наши дни трудно согласиться. Фома Аквинский не был единственным великим схоластом средневековья. В ХШ-XIV вв. другие мыслители – в первую очередь, Дуне Скот и Оккам – пользовались не меньшим, если не большим авторитетом. Однако престиж томизма значительно вырос после того, как в XIX в. он был объявлен официальной доктриной католической церкви. Возрождение неотомизма в первой четверти XX в. вообще явилось важной вехой в истории западной цивилизации.

Дуне Скот, именуемый doctor subtilis, подверг критике самые основы теологии св. Фомы, т. е. отрицал необходимость согласовывать веру с разумом. Он полагал, что за исключением постижимого посредством логики доказательства бытия Божия в качестве перводвигателя, религиозному познанию следует руководствоваться единственно верой.

Оккам, doctor plusquam subtilis,[522]522
  Выдающиеся средневековые учителя – доктора – удостаивались почетных наименований: Дунс Скот именовался «утонченным доктором» (doctor subtilis), Оккам – «сверхутонченным» (plusquam subtilis).


[Закрыть] в своей критике богословского рационализма пошел еще дальше. Он считал, что поскольку человек способен познать лишь непосредственно наблюдаемые явления, законы логики и божественное откровение, метафизика вообще невозможна. Оккам категорически отрицал реальное существование «универсалий», считая их лишь порождением человеческого разума. Поскольку человек ни умом, ни интуицией неспособен познать Бога, он вынужден довольствоваться свидетельствами веры и откровения.[523]523
  По утверждению Гильсона, «наследие Оккама позволяет прийти к историческому открытию исключительной важности, до сих пор прямо не сформулированному: критика „изнутри“ явления, именуемого достаточно расплывчатым термином „схоластическая философия“, сокрушила ее задолго до того, как сформировалась так называемая современная философия».


[Закрыть]

Новаторство и глубина религиозной мысли Оккама в наибольшей степени выразились в его понимании Бога. Поскольку Бог абсолютно свободен и всемогущ, Ему доступно все, даже нарушение собственных установлений. Он способен, к примеру, избавить от наказания преступника и покарать святого. Божественная свобода превосходит и разум, и воображение, и языковые возможности человека. Религия учит, что Бог подобен человеку, однако Он способен принять любое обличие: осла, камня, дерева.[524]524
  Est articulus fidei quod Deus assumpsit naturam humanum. Non includit contradictionem, Deus assumere naturam asinam. Pari ratione potest assumere lapidem aut lignum.
  Анализ данного тезиса см. в кн.: Eliade. Traité d'Histoire des religions, § 9.


[Закрыть]

Подобные представления о Божественной свободе были слишком парадоксальны для средневекового сознания. Но когда в XVIII в. были открыты «примитивные народы», теология Оккама позволила вникнуть в феномен так называемого «идолопоклонства дикарей», когда священное может предстать в самом подчас неожиданном облике. Учение Оккама способно объяснить иерофании, распространенные в архаических и традиционных религиях, поскольку уже не вызывает сомнений, что предметом почитания служили не сами природные объекты (камень, дерево, источник), а сверхъестественные силы, в них «воплотившиеся».

§ 298. Мейстер Экхарт: Бог и божество

Экхарт родился в 1260 г., образование получил у доминиканцев в Кельне и Париже. Затем исполнял обязанности преподавателя;, проповедника и администратора в Париже (1311–1313), Страсбурге (1313–1323), Кельне (1323–1327). В двух последних городах его проповедь нашла отклик как у католических монахинь, так и среди бегинок. К сожалению, наиболее значительные из многочисленных сочинений Экхарта – "Комментарий к Сентенциям" Петра Ломбардскою и фундаментальный теологический свод «Opus Tripartitum», – сохранились только в отрывках. Зато уцелели произведения Экхарта, сочиненные на немецком языке, включая «Духовные наставления»,[525]525
  См. русское репринтное издание 1912 г.: Мейстер Экхарт. Духовные проповеди и рассуждения. Перевод со средне-верхненемецкого и вступительная статья М.В. Сабашниковой. М., Политиздат, 1991.


[Закрыть] большую часть трактатов и множество проповедей.

Мейстер Экхарт – своеобразный, глубокий и «темный» теолог.[526]526
  Впрочем, научные издания его сочинений на латыни и живых языках начали тщательно подготавливаться только в последнее время


[Закрыть] Недаром его считают крупнейшим европейским мистиком. Экхарт не только продолжил традицию, но и положил начало новой эпохе в истории христианской мистики. Напомним, что с IV до XII вв. мистическая практика предполагала уход от мира, т. е. монашеский образ жизни. Считалось, что приблизиться к Богу, ощутить Его присутствие, возможно лишь в пустыне или монастырской келье. Устремляясь к Богу, мистик почти обретал потерянный Рай, возвращался в состояние, в котором пребывал Адам до грехопадения.

Истоком христианской мистики можно считать описание Апостолом Павлом экстатического восхождения, видимо, собственного, на третье небо: "И знаю о таком человеке, – только не знаю – в теле или вне тела: Бог знает, – что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать" (2Кор 12: 3–4). Таким образом, ностальгию по потерянному Раю испытывали уже основоположники христианства. Верующие молились на восток, где помещался Эдем. Устроение церквей и монастырских садов символизирует Рай. Основатели монашества (как позже и Франциск Ассизский) приручали диких зверей; а ведь главная примета райской жизни – власть человека над животными.[527]527
  Ср.: Eliade. Mythes, rêves el mystères, p. 90 sq.; Dom Anselme Stolz. Théologie de la mystique, p. 18 sq. et passim.


[Закрыть]

Мистическому богослову Евагрию Понтийскому (IV в.) идеалом христианина представлялся монах – как личность, сумевшая возвратиться в райское состояние. Конечная цель молитвенного уединения – слияние с Богом. Ибо, – отмечает св. Бернард, – "Бог и человек разделены. Каждый располагает собственной волей и субстанцией. Их слиянием будет воссоединение воль и единение в любви".[528]528
  Sermones in Cantica Canticorum, nr. 70, in Pat. Lat., t. 183, p. 1126.


[Закрыть]

Понимание unio mystica как почти что брачного союза – не редкость в истории мистики, причем не только христианской. Сразу отметим, что оно целиком чуждо учению Мейстера Экхарта. Еще больше отличает Экхарта от ранних мистических богословов то, что его проповедь обращена не только к монахам и монахиням, но и к мирянам. В XIII в. стремление к духовному совершенству уже не требовало непременного монастырского уединения. Можно говорить о «демократизации» и «секуляризации» мистического опыта, характерных для периода с 1200 по 1600 гг. Мейстер Экхарт был провозвестником этого нового этапа в истории христианской мистики; он провозгласил и теологически обосновал возможность восстановить онтологическое единство с Богом, оставаясь в миру.[529]529
  Можно сравнить данную концепцию с той, что содержится в «Бхагават-Гите» (ср. §§ 193–194).


[Закрыть] И для него также мистический опыт означал «возврат к истокам» – но к состоянию, предшествующему Адаму и сотворению мира.

Мейстер Экхарт основывает свою новаторскую теологию на различении Бога и божества. Словом «Бог» (Gott) он называл Бога-Творца, а понятием «божество» (Gottheit) определял божественную сущность. В «божестве» он видел Grund, основание и «матрицу» Бога. Конечно, речь не шла о предшествовании во времени или об онтологической модификации, осуществившейся во времени, вслед за актом творения. Однако по причине нечеткости и ограниченности человеческого языка подобное различение могло повлечь досадные недоразумения. В одной из своих проповедей Экхарт утверждает: «Бог и божество столь же различны, как небо и земля […]. Бог творит, божество не творит, поскольку не имеет объекта […]. Бога и божество различают деятельность и бездействие».[530]530
  Maître Eckkart (перев. Jeanne Ancelet-Hustache), p. 55. Однако многие его тексты подчеркивают полное тождество триединого Бога и Gottheit. См. ссылки в: Bernard McGinn. Theological Summary (in: Meister Eckhart. The Essential Sermons, Commentaries, Treatises and Defence, trad. Edmund Colledge, Bernard McGinn), p. 36, n. 71–72. Ср.: ibid., p. 38, n. 81, относительно воззрения Экхарта, опирающегося на учение св. Августина, согласно которому Бог-Отец как unum, рождающий Сына как verum, совместно с ним порождает Святой Дух как bonum.


[Закрыть] Дионисий Ареопагит (см. § 257) определял Бога как «чистое ничто». Экхарт развил и заострил эту отрицательную теологию: «Бог не имеет имени, поскольку никто не может Его понять или сказать о Нем что-либо […] Значит, если я скажу, что Бог хорош, это будет неправдой; я хорош, а Бог не хорош […] Если я даже скажу, что Бог мудр, и это будет неправдой; я мудрее, чем он. Если я к тому же скажу, что Бог есть сущее, и это не будет правдой; он есть сущее превыше сущего и отрицание всего».[531]531
  Maître Eckhart (перев. Jeanne Ancelet-Hustache), p. 55. Однако в другой проповеди Экхарт уточняет: «Когда я говорил, что Бог не есть сущее, а превыше сущего, я тем самым не отрицал Его существования, а наоборот, полагал Его наивысшим из всего сущего».


[Закрыть]

С другой стороны, Экхарт настаивает на том, что человек – «порождение Бога», и призывает верующих устремляться к божеству (Gottheit), минуя Св. Троицу, поскольку человеческая душа в своем основании (Grund) единосущна божеству и способна непосредственно познать Бога во всей Его полноте, не нуждаясь в посредниках. В отличие от св. Бернарда и других великих мистиков, Экхарт видит в опыте созерцания не unio mystica, а возврат человека к первичному единству с неявленным божеством (Gottheit) посредством осознания своего онтологического тождества с божественной основой (Grund). «В моем изначале я не ведал Бога, а был только самим собой […] Я был чистым бытием, и я познавал себя в божественной истине […] Я был собственной первопричиной – как своего вечного существования, так и временного […] Поскольку я вечно рождаюсь, я бессмертен […] Я был причиной самого себя и всего остального».[532]532
  Цит. по: The Age of Reform (перев. S. Ozment), p. 128.


[Закрыть]

По Экхарту, этому первичному состоянию, предшествующему акту творения, будет идентично конечное, а цель мистического опыта – полное растворение человеческой души в едином божестве. Однако его учение отлично от пантеизма или монизма ведантийского образца. Экхарт уподоблял единение с Богом капле, упавшей в океан: она сливается с океаном, но океан не становится каплей. "Так же и человеческая душа отождествляется с божеством, но Бог не отождествляется с душой". Достигнув мистического единства, "душа бытийствует в Боге, подобно тому, как Бог бытийствует в самом себе".[533]533
  Цит. по: The Age of Reform (перев. S. Ozment), p. 131 (текст приведен в: Deutshe Predigten und Traktate, nr. 55, p. 410, J. Quint, ed.); см. также цитаты, приведенные в: McGinn. Ор. cit., р. 45 sq.


[Закрыть]

Вполне признавая различие Бога и человеческой души, Экхарт стремился доказать, что оно преодолимо. Для Экхарта долг и предназначение человека – бытие в Боге, а не существование в мире в качестве Божьей твари. Поскольку истинный человек – т. е. его душа – вечен, то единственный путь к спасению – победа над временем.[534]534
  Время, согласно учению Экхарта, – главное препятствие на пути человека к Богу; и не только время, «но также и временные существования, привязанности к временному, как и все, отдающее духом Времени» (Meister Eckhart, I, 237).


[Закрыть] Экхарт постоянно призывает к «отрешению» (Abgescheidenheit) как необходимому условию обретения Бога.[535]535
  В своем трактате, посвященном «отрешению», Экхарт утверждает, что данная практика более важна, чем смирение и милосердие; см.: On detachment, pp. 285–287. Однако он уточняет, что милосердие – один из путей, приводящих к «отрешению» (ibid р. 292).


[Закрыть] Согласно его учению, спасение – это процесс познания истины. Человек близок к спасению в той мере, в какой он познал свое истинное бытие, что прежде требует познания Бога, причины всего сущего.[536]536
  В подобной взаимозависимости онтологии и познания (intelligere) заключается некий парадокс, если не противоречие теологии Мейстера Экхарта. Действительно, он начинает свое систематизирующее сочинение «Opus propositionum» анализом формулы Esse Deus est, тогда как в своих «Парижских вопросах» утверждает, что Бог тождествен intelligere; следовательно, акт понимания предшествует существованию. Ср.: Bernard McGinn. Theological Summary в кн.: Meister Eckhart (trad. Edmund Colledge, Bernard McGinn), p. 32 et n. 42. Во многих других высказываниях Экхарта Бог предстает, прежде всего, чистым интеллектом или пониманием. См. ссылки: ibid., р. 300, п. 45.


[Закрыть] Высший религиозный опыт, обеспечивающий спасение, – это рождение Логоса в душе верующего. Поскольку Бог-Отец рождает Сына в вечности, а основание (Grund) Отца и человеческая душа единосущны, Бог рождает Сына в самом основании человеческой души. Более того: «он рождает меня, своего сына, [который есть] тот же Сын». «Он не просто рождает меня, своего Сына, но рождает, как Самого Себя [Отца], а самого себя, как меня».[537]537
  Meister Eckhart. Sermon 6, p. 187. См. другие высказывания, процитированные МакДжинном в изд. Theological Summary, p. 51 sq., а также Келли в кн.: G.J. Kelley. Meister Eckhart on Divine Knowledge, p. 126 sq. Данный тезис был осужден в Авиньоне, но в качестве не еретического, а «подозрительного».


[Закрыть]

Наибольшее возмущение противников Экхарта вызывал именно его тезис о рождении Сына в душе верующего, предполагающий тождество «добродетельного и благочестивого» христианина с Христом. Надо признать, что Экхарт подчас использовал довольно рискованные метафоры. Проповедь 6 он заканчивает рассуждением о человеке, полностью воплотившемся в Христа, подобно тому, как хлеб пресуществляется в тело Господне. «Я столь глубоко изменился в Нем, что он породил Свое бытие во мне, притом то же самое бытие, а не его подобие».[538]538
  Colledge. Ор. cit., р. 180. См. также: In agro dominico, article 10, ibid., p. 78.


[Закрыть] Однако в своем «Защитительном слове» Экхарт утверждает, что говорил лишь об «аналогии» (in quantum), а не о действительном телесном воплощении.[539]539
  См. тексты, процитированные МакДжинном, р. 53 sq. В Проповеди 55 Экхарт объясняет, что речь идет о слиянии с Gottheit, а не с Богом-Творцом.


[Закрыть]

Некоторые богословы полагали, что решающее значение, которое Экхарт в религиозной практике придавал отрешению (Abgescheidenheit) от всего, что не есть божество (Gottheit), т. е. недооценка человеческой активности во времени, снижает актуальность и действенность его мистического учения. Экхарта несправедливо обвиняли в равнодушии к церковным обрядам и к истории Спасения. Действительно, учение Экхарта оставляло в стороне деятельность Бога в истории и Воплощение Спасителя. Однако он приветствовал тех, кто прерывает созерцание, чтобы накормить болящего, и не устает повторять, что встреча с Богом одинаково вероятна как в храме, так и вне его. С другой стороны, согласно учению Экхарта, конечная цель созерцания, т. е. полное слияние с божеством, достигнутая вне личного духовного опыта, не может удовлетворить верующего. Истинное блаженство, по Экхарту, – не raptus [прорыв экзальтации], а интеллектуальное единение с Богом, обретенное в созерцании.

В 1321 г. Мейстера Экхарта обвинили в ереси, и в последние годы жизни он был вынужден защищать свои взгляды. В 1329 г. (через год или два после его смерти) папа Иоанн XXII объявил 17 из 28 положений учения Экхарта еретическими, а остальные "пристрастными, весьма дерзкими и граничащими с ересью".[540]540
  О расследовании и приговоре см.: Jeanne Ancelet-Hustache. Meister Eckhart, p. 120 sq.; В. McGinn. Ор. cit., p. 13 sq.


[Закрыть] Возможно, осуждению учения Экхарта способствовали сложность его изложения и личная зависть некоторых теологов, однако оно повлекло за собой роковые последствия. Несмотря на усилия Генриха Сузо и Иоганна Таулера, учеников Экхарта (см. § 300), а также популярность учения среди доминиканцев, сочинения Мейстера Экхарта были на несколько веков изъяты из обихода. Западные христианские теология и метафизика прошли мимо его гениальных прозрений и толкований. Влияние идей Экхарта ограничивалось немецкоязычными странами. Запрет на его сочинения способствовал возникновению апокрифов. В то же время дерзкая мысль Мейстера Экхарта продолжала вдохновлять некоторое творческие умы, в числе наиболее выдающихся из которых – Николай Кузанский.