Текст книги "Наперегонки с Саванной (ЛП)"
Автор книги: Миранда Кеннелли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Его глаза находят мои.
– Я тоже не хочу тебя потерять.
– Хорошо. Давай начнем все с начала, ладно?
Я встаю и повернулась к особняку, и секундой позже Джек тоже встал, чтобы идти рядом со мной. Три его охотничьи собаки кружились рядом с ним, гавкая и играя, не замечая ничего. Я натягиваю фальшивую улыбку на лицо, достаю вишневый леденец из кармана, снимаю с него обертку и засовываю его себе в рот, но это не приносит мне облегчения, в котором я так нуждаюсь.
Глава 13. Держись крепче
Вторник. Второй день моих тренировок жокея. Отныне они будут проходить на лошади. Наступил сентябрь, сырость исчезла, поэтому моя кожа больше не напоминает траву, покрытую утренней росой. Но, несмотря на это, мне все ещё жарко как в аду.
Я веду Эхос-оф-саммер к треку и пощелкиваю языком, заставляя ее разогнаться до рыси.
– Бабы не должны участвовать в гонках! Пойди, приготовь мне завтрак! С этим-то ты справишься гораздо лучше! – кричит мне тренер лошадей, работающий на другого владельца.
Этот мужлан глупо улыбается, а парни вокруг него начинают хохотать. Я игнорирую их и еду дальше. Придурки.
Когда я проехала 3/8 дистанции, на моем пути появился Брайант Тоунсенд, одаривший меня странным взглядом.
– Что? – выкрикиваю я, пытаясь перебить топот копыт. – Пришел сказать, что девушка не должна быть жокеем?
– Ты даже не подумала, что крадешь мое дело. Да, я знаю, Звезда еще не выигрывал, но сейчас только терять деньги от выигрыша в его гонке.
Я смотрю прямо перед собой, продолжая движение рысью. Слова Брайанта заставили меня испытать чувство вины. Жокеи получают деньги от выигрыша их лошади, а тут Джек попросил меня стать жокеем Звезды. Брайант потеряет кругленькую сумму, если выиграет Звезда.
– Мне нужен этот шанс, – говорю я Брайанту.
– Просто не соглашайся быть жокеем для других лошадей. Я по уши в долгах: кредит за машину и квартиру, – и тут Брайант увеличивает скорость и оставляет меня с мыслью о том, как хорошо, что мне есть, где жить.
После окончания тренировки с Эхос-оф-саммер, я смотрю на свое расписание: вторым в графике расположен Звезда.
Пот стекает тоненькими ручейками с моего лица, пока мы, разминаясь, ездим рысью вокруг трека.
Поравнявшись с тремя другими наездниками, мы натыкаемся на маленького енота, мирно сидящего на столбе забора. Жеребец начинает ржать и беспокойно дергать головой. Две кобылы делают то же самое. Все это, конечно, приводит к тому, что Звезда приходит в ярость и разгоняется до 65 км/ч.
Я крепко держусь, Звезда встает на дыбы. Вот дерьмо.
– Звезда, – говорю я успокаивающим тоном. – Все хорошо. Все хорошо. – Но я напугана, он это чувствует. Звезда возвращается на все четыре ноги, делает пару шажков, а затем снова останавливается, дергает головой и начинает тихо ржать. В попытках продолжить движение, я ударяю его ногами по бокам. Даже не шевельнулся.
В следующий раз он начинает дергаться в разы сильнее, и у меня не получается удержаться. Я оказываюсь сброшенной через бок. Освобождая ноги из стремян, решаюсь на экстренный прыжок, избегая копыт Звезды. Через долю секунды моя задница уже оказывается внизу, взбивая пыль. Звезда уносится от меня, стремя ритмично побрякивает у него сбоку под звуки противной сирены. Другие лошади проносятся мимо. Я сижу на трассе без машин. Конюхи начинают гнаться за Звездой, а я заставляю себя сесть, и именно в этот момент мимо проносится жеребец на полной скорости и сильно ударяет меня по лодыжке своим копытом и я, вскрикивая от боли, падаю в грязь.
– Нет, нет, нет! – Джек подбегает ко мне. – Ты в порядке?
Я молча протягиваю ему свою руку в перчатке.
Джек сжимает руку и, с трудом дыша, закрывает глаза.
– Никогда больше так не поступай со мной, – говорит он на выдохе. Это было адресовано мне или лошадиному богу?
– Иди поймай Звезду, – бормочу я, прижимая к себе ногу.
– Нет, – отвечает Джек.
Папа и Гил следуют за Джеком. Увидев испуганные глаза папы, мне захотелось плакать. Я очень давно не падала с лошади. Нога болит так, будто ее ударили ломом. Проклятье.
Потребовалось несколько минут, чтобы мое сердце перестало так сильно колотиться и чтобы тело перестало дрожать, но я думаю, что мои нога и задница в полном порядке.
Подбегает мистер Гудвин:
– Тебе нужно в больницу?
– Я в порядке, – говорю сквозь стиснутые зубы. – Просто ветер выбил меня из седла. Нет ни единой помехи, из-за которой я упущу шанс быть жокеем в субботу! – Все что вам нужно – это проклятый истребитель енотов! – говорю я мистеру Гудвину, заставляя его и Джека тихо смеяться.
– Я займусь этим, – говорит Джек.
– Может тебе стоит показаться врачу? – спрашивает папа, но я качаю головой.
– Я не ушибла голову, и ничего, кроме ноги и задницы, не болит, – шепчу я, смущенная. Конюхи по всему треку уставились на меня. Люди падают с лошадей все время, просто мой папа – король драмы. Я не хочу, чтобы он платил за визит к доктору только потому, что моя задница болит. Я бы почувствовала, если бы что-то сломала. На ноге завтра точно появится отвратительный синяк.
– Нам нужно убрать тебя с трека, – сказал мистер Гудвин, смотря на выходы из стойл. – Мы заставляем около двадцати наездников ждать.
Кедар Хилл в первую очередь это бизнес. Я иду шатаясь. Папа говорит всем, что сегодня оставит меня дома, чтобы убедиться, что у меня нет травмы головы.
– Папа, нет. Из-за этого я буду выглядеть полной слабачкой.
– Ты остаешься дома.
– Если ты оставляешь ее дома, то я принесу несколько дисков, чтобы мы посмотрели фильм, – сказал Гил, подмигивая мне. Он знает, что папа очень сильно отреагировал.
– Я отнесу ее назад, – сказал Джек, протискивая руки под мои колени и под плечи, поднимая меня с трека. Мистер Гудвин посматривает на своего сына, но Джек на это никак не реагирует.
– Поставь меня обратно, – говорю я Джеку сквозь стиснутые зубы. – Никто не будет воспринимать меня всерьез, если ты меня отсюда унесешь. – Он незамедлительно опускает меня на ноги, острая боль резко отзывается в моей лодыжке. Я подпрыгиваю на одной ноге, чтобы не пробудить эту боль снова.
Папа начал тереть глаза и смахивать пот с лица, напряженно поглядывая на мистера Гудвина и Джека. Я могу отсюда видеть биение пульса на папиной шее.
– Сынок, уведи ее с трека, – говорит мистер Гудвин. Джек берет меня под руку и ведет в сторону Хиллкрест.
– Могу я все еще участвовать в гонке в субботу? – спрашиваю я, прихрамывая.
– Пойдем проверим твою ногу. – Джек предусмотрительно избегает моего вопроса.
Он ведет меня обратно в Хиллкрест и сопровождает до моей спальни. Здесь он оглядывается вокруг, мельком осматривая на мою крохотную комнату. Она достаточна большая только для двуспальной кровати, шкафа и тумбочки. Фотография моей мамы в рамке висит на двери. Желтая краска местами отлупилась от стен и солнечный свет пробирался через малюсенькое прямоугольное окно рядом с потолком. Мое покрывало для кровати со мной с восьми лет: на нем изображены Клубничные Пирожки.
Джек тихо посмеивается над моим покрывалом, когда мы плюхаемся на него.
– Я знал, что ты пирожок.
Я захотела зарыться под одеяло и умереть от смущения. Мне срочно нужно новое покрывало. После того, как Джек помог мне снять перчатки и жилет, он снял мои ботинки и носки, поднял мою больную ногу к себе на бедро и осмотрел мою лодыжку. Он присвистывает, когда видит мой фиолетовый отек.
– Тебе стоит приложить лед, но не думаю, что здесь что-то очень серьезное…
– Сынок, – сказал мистер Гудвин, появляясь у меня в дверном проеме вместе с моим отцом. Оба они пристально смотрят на мою ногу, лежащую у Джека на бедре. – Тебе нужно вернуться на трек и сообщить всем причину двадцатиминутной задержки. Тебе нужно делать свою работу, ясно?
Все эмоции исчезли с лица Джека, он опускает мою ногу и неожиданно встает.
– Да, сэр.
– Надеюсь, что ты чувствуешь себя лучше, Саванна, – серьезным тоном говорит Джек, а потом уходит и закрывает за собой дверь.
Папа смотрит, как Джек уходит, а потом садится на мою кровать.
– Что там произошло? Как ты потеряла контроль?
– Звезда сильный, он испугался.
Папа качает головой.
– Я не хочу, чтобы ты продолжала ездить на этой лошади.
– Нет.
– Не спорь…
– Единственная причина, по которой Гудвины тренируют меня в качестве жокея, – Звезда…
– И ты думаешь, они позволят тебе это после твоего падения?
– Такое может случиться с каждым! И в этом вина енотов! Такое случалось с наездником на третий день нашего пребывания здесь!
Папа сжимает в кулаке мое покрывало с Клубничными Пирожками и закрывает глаза. Я не могу упустить шанс сделать себе имя и лучшую жизнь в будущем. Факт того, что я до сих пор пользуюсь своим детским одеялом, хорошо показывает, что мне нужна эта возможность. Иногда нужно рискнуть, чтобы получить что-то стоящее.
– Пожалуйста, – говорю я. – Я ничего не испорчу. Пожалуйста, позволь мне продолжить тренировки.
– Мне нужно работать, – говорит он. – Оставайся в постели.
– Пап! – кричу я, но он уходит, не сказав больше ни слова.
Боже, неужели все это произошло меньше чем за неделю? Я зарываюсь лицом в подушку. Случившееся утром испугало меня. Но отсутствие будущего, связанного с гонками, пугает меня больше.
В полдень, когда я прикладывала лед уже в четвертый раз, Гил принес для меня фильм, и я передвинулась в общую комнату, потому что у меня нет телевизора. Меня порадовало, что Гил не уволил меня из-за падения.
– Когда я был жокеем, – сказал Гил, – я падал как минимум раз в месяц. И там не было никаких енотов, которых можно было бы обвинить.
Позже в этот же день, папа сел на мою кровать и начал разговор.
– Мне жаль, что я накричал на тебя утром, – говорит он. – Но тебе нужно привести свое тело в лучшую форму, чтобы ездить на лошади на высокой скорости, если хочешь сохранить свою работу.
– Я могу продолжать работать? – восклицаю я.
Папа запустил руку себе в волосы.
– То, что произошло утром, не твоя вина.
– Да, эти чертовы еноты.
Папа похлопывает меня по колену.
– Эй, следи за выражениями, пирожок.
– Могу я участвовать в гонке на этих выходных?
– Что ж, посмотрим… но тебе нужно взять больше тренировок с Гилом. И не думай, что я буду сомневаться в отмене твоих тренировок, если сочту, что ты не справляешься, ясно?
Я обнимаю его за шею, обещая себе быть бдительной с этого момента. Он прав – эта работа может заставить меня оказаться между жизнью и смертью.
Папа передает мне кучу бумаги.
– Приходил Джек. Он передал тебе твое задание на дом.
– Фу, – произношу я. – Он, наверное, не знает меня совсем, если думает, что я хочу делать домашнюю работу.
Сверху, на этой груде бумаги, лежит записка с выгравированным именем Джека золотыми чернилами. Джон Конрад Гудвин IV. У какого парня есть собственная почтовая бумага? Даже она пахнет, как его одеколон. Господь всемогущий.
Записка гласит:
Звезда извиняется. В качестве его наказания, я перестал давать ему морковку и не позволяю гулять на пастбище с кобылами неделю. Это преподаст ему урок. Я бы сошел с ума, если бы у меня забрали мою любимую еду и доступ к девчонкам. Скорее поправляйся.
ДГ
Я тихо посмеиваюсь над запиской. Но не мог он сказать это вживую?
– Что происходит между вами? – спрашивает папа.
Я подношу записку ко рту, надкусывая уголок.
– Мы вместе работаем со Звездой. Это все, – лгу я, желая стереть из памяти прошлые выходные.
– Убедись, что это все, – говорит папа с суровым взглядом. – Мне было трудно держать его подальше от тебя днем. Я сказал ему, что он не сможет увидеть тебя, потому что я не хочу тебя нервировать, вдруг у тебя все-таки сотрясение мозга.
Так вот почему он прислал записку.
– Джек просто хочет забраться в твои трусики, – говорит папа.
Мои руки взлетают и накрывают глаза.
– Боже, пап! Замолчи!
– Мистер Гудвин никогда не позволит своему сыну встречаться с тобой.
Больно было слышать это от папы. Потому что я знаю, что это правда. Я слышала это от самого мистера Гудвина.
– Ты знаешь истории горничных обо всех девушках, побывавших в его комнате. И Синди говорила, что ты слишком хороша для него.
Может, такая мысль была бы у меня неделю назад. Но неделю назад он не прислал мне записку и не собрал домашнее задание. Я снова нюхаю этот кусочек бумаги, наслаждаясь запахом его одеколона и раздумывая о его забавных словах. Мне он действительно нравится.
Не смотря ни на чьи пересуды, я дам ему еще один шанс, если он захочет, чтобы у нас что-то получилось. Но какой из Джеков настоящий? Владелец фермы дома или милый нелепый тип, который появляется только тогда, когда мы одни?
Глава 14. Моя первая гонка
Несмотря на то, что я сильно упала и пылала от стыда во вторник утром на трассе, Джек все еще хочет, чтобы я участвовал в субботних гонках в Кентукки Даунс. Кроме него, это единственное, о чем я могу думать в течение дня. Гил заставляет меня кататься часами напролет, и мои руки и ноги чувствуют себя, как лапша, после его силовой тренировки.
Но поздно ночью, когда я остаюсь наедине со своими мыслями, пока папа и Синди прижимаются друг к другу на диване, а Рори погружается в свою писанину или проводит время с Ванессой, я думаю о Джеке. Мне следовало быть умнее и не целоваться с ним, но все казалось правильным, и я всегда думала, что нужно жить сегодняшним днем. Когда мама была в моем возрасте, сомневаюсь, что она думала, что умрет в тридцать.
В четверг вечером после того, как все уснули, я вылезаю из постели в пижаме и иду в общую комнату. Я включаю свет и сажусь за компьютер.
Я вбиваю «колледжи в Теннесси» в поисковик. Школа под названием Белмонт всплывает в качестве первого результата. Я нажимаю на ссылку и изображение кирпичного здания, окруженного пышной зеленью деревьев, заполняет экран. Перехожу на главную страницу приемной комиссии и прокручиваю список требований. Похоже, они требуют минимальный средний балл 3.5. Мой же 3.2. Школа никогда не была моей сильной стороной. Я лучше навоз лопатой разгребу, чем буду заниматься алгеброй.
Охренеть… один только вступительный взнос в Белмонт составляет $50. Неужели так дорого в каждой школе? Разве Рори не говорил, что некоторые стоимостью $35? Подать заявление в пять школ будет стоить 250 долларов. Кроме таких людей, как Джек, кто может себе это позволить?
Никто. Изображения комнат общежития, двора университета и веселящихся студентов, играющих в баскетбол, заставляют биение моего сердца немного ускориться.
– Почему ты не в кровати?
Я быстро выхожу из браузера и поворачиваюсь лицом к папе, который стоит, держа в руках стакан воды.
– Не могла уснуть, – говорю я. – Что ты здесь делаешь?
– Синди захотела попить. Что ты искала в интернете?
– Эм, ничего особенного.
Папа садиться на подлокотник дивана.
– Было похоже, что ты изучала вебсайт колледжа.
Я медленно поднимаю плечо, хрустя костяшками пальцев.
– Просто бродила по сайтам.
– Я не знал, что ты интересуешься колледжем. Я думал, ты собираешься работать в качестве тренера.
– Так и есть, – быстро говорю я.
Долгая тишина, папины глаза покидают мои и сосредотачиваются на стакане воды.
– Ты сильно изменилась за те несколько недель, что мы здесь, пирожок… с тех пор, как мы переехали, я едва узнаю тебя. Никогда не думал, что ты захочешь быть жокеем или пойти в колледж.
Я вздыхаю и нажимаю кнопку, чтобы выключить монитор.
– Не пойми меня неправильно, я горжусь тобой, но я ничего не знаю о колледже, – продолжает папа. – Думаю, мы могли бы спросить мистера Гудвина, что он знает, но я не знаю, как бы мы заплатили за…
– Нет, нет, – говорю я. – Не разговаривай с мистером Гудвином. – Я не могу смириться с мыслью, что мы окажемся в бóльших долгах, чем сейчас. Что мне нужно сделать, так это продолжать зарабатывать. Этого не случится, если я поступлю в колледж.
– Папа? – Я спрашиваю. – Ты собираешься жениться на Синди?
Он грустно улыбается и держит стакан в руках.
– Я собираюсь спросить ее, когда у меня будет достаточно денег, чтобы купить ей кольцо.
Воспоминания о мистере Винчестере, щелкающем пальцами, чтобы ему наполнили бокал вина, приходит мне в голову. У него на пальце было кольцо с большим рубином, окруженном бриллиантами. Он даже не сказал «пожалуйста» или «спасибо». Вероятно, его не волнует, что он причиняет кому-то боль, точно так же, как и мистер Кейтс. Ему было все равно, что он продал Муншадоу плохому человеку, который ее избил кнутом и выставил на гонку, хотя она была не в форме. Я кусаю себя за щеку, чтобы не заплакать, так что боль меня не поглотит.
– Тебе лучше лечь спать, пирожок. Утром у тебя тренировка.
Я забираюсь обратно в постель и мысленно пробегаю по своим планам на субботнюю гонку, но, как я начинаю засыпать, пышные изображения с сайта Белмонт заполняют мою голову, наполняя мои мечты цветом.
* * *
В пятницу после того, как я сходила к Звезде на пастбище, я встречаюсь с Гилом в его кабинете в главном доме, чтобы посмотреть фильм про гонки.
Я никогда раньше не был на втором этаже поместья, но я знаю от Синди, что офис мистера Гудвина здесь. Она пылесосит и вытирает пыль здесь каждый день.
Я сглатываю, проходя мимо больших, закрытых, двойных деревянных дверей. Я заглядываю внутрь кабинета менеджера, находя его усердно работающим за своим компьютером. Стеклянная люстра, которая выглядит, будто она из Франции, ослепляет меня своим блеском. Секретарша мистера Гудвина печатает на компьютере и говорит по телефону. Она указывает мне в холл. В поисках Гила я обнаружила, что у Джека тоже есть свой кабинет.
У какого семнадцатилетнего ребенка есть свой офис?
Я заглянула внутрь и увидела его говорящим по телефону о случке и листающим одновременно большую книгу. Его офис очень… чистый. И обставлен со вкусом. У Джека есть телевизор с плоским экраном, звук которого отключен, и включен канал со скачками. Фотографии его семьи и друзей покрывают стены, вместе с известными лошадьми и наездниками, включая фотографию с автографом Рона Туркотта, жокея, который ездил верхом на Секретариате и имел более трех тысяч побед… пока он не получил травму во время гонки. Сейчас он в инвалидном кресле.
Я оставляю Джека за работой и стучу в дверь кабинета Гила. Его офис полная… противоположность офису Джека. Как будто огромный снежный шар взорвался здесь. Бумага повсюду. Банки Ред Булла и Колы заняли все имеющееся поверхности.
Гил вскакивает на ноги, как будто кузнечик.
– Бэрроу! Садись сюда.
Он расчищает мне место на своем диване и плюхается рядом со мной с пультом дистанционного управления в руке.
Гил потирает щеку, глядя на меня.
– Ты готова к завтрашнему дню?
– Думаю, да. – Я сжимаю свои колени.
– Ты великолепна на лошади и великолепна во время тренировок, но езда в гонке – это совершенно новая игра. Ты должна уважать это. Если ты не будешь осторожна, не будешь знать, что делать на трассе, ты можешь умереть.
Мой желудок прыгает мне в горло, когда я думаю о том, что могло произойти на днях. Что если копыто лошади ударило бы меня по голове, а не по голени? Езда на 1200-килограммовом животном на скорости 72 км/час. Опасная ситуация.
– Эти кадры помогут тебе узнать, чего ожидать и знать, как бороться с любыми непредвиденными обстоятельствами, которые могут прийти на ум, – говорит Гил.
Он включает запись, и я провожу следующие два часа, смотря скачки. Элитные скачки, обычные скачки, действительно забавные скачки, действительно ужасные скачки. Я хочу закрыть глаза, когда всадники падают и получают травму, но это покажет мою слабость, поэтому я смотрю прямо вперед, стараясь не спускать глаз с объекта.
Трудно дышать после просмотра гонки Прикнес Стейкс, где Барбаро резко затормозил, сломал заднюю правую ногу и должен был быть усыплен.
.
* * *
В субботу утром, как обычно, я встаю до рассвета.
Но сегодня все по-другому. Сегодня ежегодная гонка Кентукки-Даунс. Обычно люди тренируются в течение многих лет перед своей первой гонкой, но Джек настоял на быстрой подготовке. Надеюсь, я справлюсь сегодня со всем… я чувствую себя выпендрежницей.
Гил сказал мне спать и отдыхать, потому что моя гонка позже – в полдень. Но я не могу спать благодаря предгоночному мандражу. Я такая нервная, как будто я уже выпила кофе, хотя я не пила ни капли. Кентукки Даунс находится примерно в тридцати милях к северу от Кедар Хилл. За прошлую неделю Кентукки Даунс провели восемь гонок. Более $1 млн призового фонда в качестве выигрыша уже выданы, но сегодняшние три гонки самые крупные.
Звезда соревнуется в Джувель Даунс, гонке для двухлетних скакунов. Призовой фонд составляет $75,000, а победитель заберет 70 процентов от этого, остальные проценты идут на второе и третье места. Это означает, что, если Звезда выиграет, я получу 5 % от $52,500 – $ 2,625. Это больше денег, чем я видела за всю свою жизнь.
Джек также записывает на участие Лакки Страйк в Кубок Кентукки, призовой фонд которого 200 000 долларов. В мире Гудвина эти гонки – пустяки, но Звезде нужна победа. И я надеюсь, что смогу помочь ему с этим. У меня нет иллюзий, что я выиграю свою первую гонку, но я молюсь, чтобы мы не пришли последними. Мне нужно доказать, что я могу, что во мне есть что-то особенное.
Пока идет гонка Лэдис Марафон, я сижу на табуретке в сарае, вдыхаю и выдыхаю, тихо разговариваю со Звездой, который занят поеданием зерна.
Затем должно быть марафон внезапно заканчивается, потому что Джек появляется в стойле, потирая руки и держа дистанцию от звезды. Он одет в гладкий серый костюм, белую рубашку, без галстука и ковбойские сапоги. Вид его без галстука заставляет меня чувствовать мурашки по всему телу. Я хочу поцеловать треугольник загорелой кожи на шее. Господи Иисусе, вся эта тревога по поводу заезда делает меня извращенкой.
– Эй. – Джек снимает шляпу, встряхивает волосы и смотрит куда угодно, только не на меня. – Ты хорошо себя чувствуешь?
– Довольно хорошо. Немного устала. Я никогда раньше не была в парилке. – Утром перед гонкой большинство жокеев идут в эту супергорячую комнату, называемую парилкой, их тела выделяют всю лишнюю жидкость, чтобы они меньше весили для гонки. – Это так меня расслабило, я чувствовала, что я была где-то на пляже.
Джек тихо смеется. Когда он, наконец, встречает мой взгляд, его голубые глаза проникают в мои, и мне жаль, что мы не можем повторить поцелуи прошлых выходных. Это помогло бы мне расслабиться. Взгляд на его губы затрудняет определение того, где заканчивается мой стресс от гонки и начинается сексуальное напряжение.
– Ты прочитала все заметки, которые тебе дал Гил? Ты знаешь все о других лошадях, их жокеях и их дрессировщиках?
– Ага. – Я выпрямляю спину, стараясь выглядеть впечатляюще, что трудно, когда Джек стоит на целых 30 см выше меня. – Я готова.
Джек протяжно выдыхает и снова потирает руки.
– Спасибо, что делаешь это.
– Спасибо, что позволил мне это сделать, – говорю я мягко.
– Ты хорошо выглядишь в цветах Гудвинов, – говорит он, сканируя мою черно-зеленую форму наездника.
– Я выгляжу, как студент тупого Слизерина.
Он смеется, оглядывается и делает шаг ближе, облизывая губы. Он нежно целует меня в щеку, от чего у меня идет дрожь вверх по ногам, вниз по рукам и между бедер.
– У меня есть кое-что на удачу, – шепчет он мне на ухо. Он залезает в карман и достает фиолетовый леденец.
– Ва-а-ау! – беру леденец, и прежде чем я понимаю, что я делаю, я обхватываю его за талию. Он втягивает воздух в рот. Становится зажатым.
Черт. Он не хочет этого. Я сделала шаг назад, злясь на себя. Не могу поверить, что поддалась инстинкту.
– Прости. – Мои щеки пылают.
Он отводит взгляд.
– Мне нужно тебе кое-что сказать. Сегодня здесь будет давление. Особенно давление на тебя.
– На меня? – выпаливаю я.
– Да, на тебя. – Его губы расползаются в улыбку. – Ты очень важная персона. Эта гонка ничто по сравнению с некоторыми из больших гонок Кентукки, но все же. Нечасто можно встретить девушек-жокеев. Особенно таких юных.
Я уже и так была на взводе. Я опускаю руку на свою красную косу и подношу ее ко рту. Я делаю глубокий вдох.
– Спасибо, что сказал мне, – говорю я. – Я надеялась, что ты расскажешь мне что-нибудь другое.
– Да? Что?
– Ничего, – говорю я, быстро качая головой.
Он осторожно вытаскивает косу из моего рта, схватив меня за руку на секунду. Жар от его кожи успокаивает мои нервы и заставляет меня нырнуть обратно в его объятия. Иисус. Когда я стала такой озабоченной?
И туи Рори приводит Эхос-оф-Саммер со своей гонки, а Джек исчезает. Рори смотрит туда, куда пошел Джек, и начинает битбоксить, создавая музыку, как вы слышали в его видеоигре «Прыгая в Хучивилле». – Боучикавау.
Я показываю ему средний палец.
Я делаю паузу и глубоко дышу, когда разворачиваю леденец и беру его в рот.
– Как она? – спрашиваю я, когда Рори заводит Эхос-оф-Саммер в стойло.
– Третье место, – говорит он, ухмыляясь. – Неплохо для старушки.
Я похлопываю ее по морде.
– Ей всего лишь семь лет. Не хотелось бы слышать, как ты меня называешь, когда меня нет рядом.
Рори вытаскивает сложенную брошюру из заднего кармана.
– Эй, у меня гоночная программа. Там написано твое имя!
Я бросаюсь к нему, кладу в рот леденец, который Джек дал мне, и листаю программу. А вот и я.
ЛОШАДЬ Звезда Теннесси
ЖОКЕЙ С. Барроу*[23]23
23 В данном случае символ «*» выступает как обозначение ученика жокея.
[Закрыть]
ТРЕНЕР Г. Солана
ВЛАДЕЛЕЦ Д. Гудвин/Ферма Кедар Хилл
Я закрываю программу и прижимаю ее к груди.
И прежде чем я смогу осознать это, прежде чем я смогу контролировать свое сердцебиение, Рори ведет Звезду, и мы направляемся к загону, проходя мимо других амбаров и павильона для тестирования на наркотики. Мой леденец заканчивается во время нашей прогулки, я выбрасываю палочку.
Папа, Гил, Джек и мистер Гудвин встречают нас, пока мы надеваем седло жеребцу.
Папа сжимает мое плечо.
– Ты же знаешь, что не должна этого делать, правда? Мы всегда можем послать Таунсенда.
Я натягиваю перчатки, оглядываясь на других жокеев. Все они выглядят расслабленными, болтают и шутят со своими тренерами и владельцами. Я выдуваю воздух через рот и подпрыгиваю на пальцах ног.
– Я справлюсь, – говорю я папе. Джек и Рори улыбаются моим словам.
Я сажусь на Звезду, мы направляемся на трассу. Гонка Кентуки-Даунс стара, и трибуны маленькие, как те, что на софтбольном поле школы Ста Дубов; большинство зрителей находятся вокруг забора и на приусадебном участке. Или они в казино.
Аплодисменты начинаются с минуты, когда Звезда начинает бегать по траве. Кучка репортеров фотографирует меня. Из-за вспышек я вижу пятна. Надеюсь, Звезда не боится камер. Я стону, молясь, чтобы моя фотография не сопровождала статью на первой полосе о том, как я облажалась в Кентукки-Даунс.
Папа появляется справа от меня, верхом на пони Аппалуза. Звезда нюхает пони и таранит его голову в сторону отца, ведя себя своевольно.
– Не стесняйтесь затормозить, если что-то пойдет не так, – говорит папа, я киваю, жуя свою косу. – Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю, – отвечаю я.
Когда наступает время, я встречаю две руки у стартовых ворот, они провожают Звезду в бокс четвертой позиции, запирая ворота позади нас. Папа исчезает с трассы.
Семь фарлонгов. Чуть больше 1,4 км. Я могу это сделать. Я вдыхаю и выдыхаю. Вдох и выдох. Вдох и выдох. Толпа ликует. Впечатление, будто ты прижал морскую раковину к уху и слышишь глухой рев океана.
Раздается звонок, ворота распахиваются.
Звезда взрывается. Это чистый выход из ворот. Мы разгоняемся вместе с двумя другими лошадьми.
– Давай! – Я кричу, держась крепче, чем когда-либо прежде. Девять наборов копыт, втаптывающих траву, звучат, как поезд, уносящийся с моим сердцем.
Я смотрю направо и налево. Сержант-Мэджор, скоростная лошадь, рядом со мной. Он скоро потеряет свою энергию, я уже слышу, как жеребец пыхтит и пыхтит. Слева от меня Лэйзи Мандэй, у которого хорошая выносливость. Я должна убедиться, что Звезда не слишком быстро несется, так что я немного сбавляю обороты.
Беспрепятственно я двигаюсь вперед по внешней стороне. На секунду мы лидируем. Затем в мгновение ока мы возвращаемся на третью позицию. Но когда я вхожу в последний поворот, жеребец по имени Вининг Вэйвс пробирается вперед. Он пробегает мимо меня. Грязь из ямы брызжет мне на лицо и грудь.
– Давай, – призываю Звезду. Он постепенно увеличивает скорость, но теряет дыхание. Начинаем обходить Вининг Вэйвс. Лошади идут ноздря в ноздрю.
На финишной прямой мы боремся с Вининг Вэйвс. Перед нами еще две лошади. Толпа сходит с ума. Рев. Аплодисменты. Мне нравится эта скорость.
– Давай, Звезда! Быстрее!
Мы пересекаем финишную черту прямо перед Вининг Вэйвс. Победителем объявляется лошадь по имени Джина Джордж.
Мы проиграли две позиции! Черт.
Но мы заняли третье место. Звезда никогда не делал этого раньше.
Я обнимаю его за шею.
– Хороший мальчик, Звезда. Хороший мальчик. – Он ржет и вздыхает.
Я пробираюсь к табло, чтобы проверить время. Репортеры фотографируют меня, я ухмыляюсь, когда поднимаю очки на шлем. Третье место – не плохо для моей первой гонки. Затем я вижу свое официальное время на табло. Моя утренняя тренировка была быстрее на три секунды. Я протираю глаза и делаю глубокий вдох, стараясь проглотить разочарование. Третье место это хорошо, напоминаю себе. Но будет ли Джек сердиться?
В загоне Рори улыбается, протягивая руку, чтобы взять поводья и вести лошадь и следующее, что я знаю, Джек тянет меня вниз и крепко обнимает, когда все больше фотографов делают снимки.
– Я так горжусь тобой, – бормочет он. – Спасибо тебе.
Я зарываюсь лицом ему в грудь, смеюсь, пачкая его костюм грязью. Мы кружимся, и я никогда не чувствовала себя так близко к другому человеку, даже когда мы целовались.
Мне нравится, что мы работали вместе, чтобы это произошло. Я никогда не чувствовала себя такой сильной, как будто я могу поднять камень. Будто я могу колдовать.
– Я хочу, чтобы ты была моим жокеем в Диксана Дерби.
– Правда? – восклицаю я. Осталось всего три недели. Это огромная гонка в Парадайс Парк с полумиллионным призовым фондом!
– Да, – говорит Джек. Я прыгаю в его объятия, и мы прыгаем, как дети во время перемены.
– Джек, – громко говорит мистер Гудвин. – Мы все хотим поговорить с Саванной.
Джек освобождает меня и ухмыляется. Краем глаза я вижу, что наши отцы улыбаются. Стоп. Мы просто обнимались, как сумасшедшие, они разве не должны психовать?
– Пойдем найдем твою мать, сынок. – Мистер Гудвин ведет Джека к трибунам. Мы с ним оглядываемся друг на друга, сияя.
– Ты молодец, пирожок, – говорит папа, прижимая меня к себе. – Если бы только твоя мама могла это видеть.
Я обхватываю папу рукой за талию, встаю на цыпочки и целую его щеку.
Я заняла третье чертово место.
Черт возьми. Да.
