Текст книги "Новенькая для дикого (СИ)"

Автор книги: Милена Стори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

35

Но, когда решилась сказать, чтобы отпустил её, этого не понадобилось. Максим без напоминаний прекращает удерживать Алёну.

Да и сомневаюсь, что он применял силу и она взаправду не могла вырваться.

Скорее сам факт, что оказалась перед ним на коленях, подействовал лучше любых оков.

Мажор подносит телефон к уху, не забыв прежде чем начать разговор, подмигнуть в ярости находившейся Алёне.

– Слушаю, – отвлекает двоих от противостояния знакомый голос.

Под взглядом Колесниковой, нарезающим его на кусочки, Свиридов ставит для нас громкую связь.

– Раз слушаешь – слушай, – раздраженно фырчит, отбивая атаку.

Алёна хотела пнуть его снова в живот, но случилось практически повторение недавней истории.

Макс зажав плечом телефон, использовал вторую руку. И теперь держал поднявшуюся Алёну за оба запястья.

Рот открывши, лицезрю, как он импровизированно обводит её вокруг себя.

Не парень, а шкатулка с секретами: и танцевать успевает, и говорить.

Не странно ли прозвучало?

Ай. Фиг с ним. Мысли мои не слышат же. Прозвучало и прозвучало.

– Мне надоело быть ему нянькой. Он – твой друг, – шагает влево мажор и кружит Колесникову за собой. – Не мой! Приходи и разбирайся.

Мы с Алёной переглядываемся.

В её глазах: «думаешь с Ледовым балакает?»

В моих: «кто-ж может быть кроме него?!»

Макс даёт мне подержать телефон, чтобы закрутить подругу в следующем па.

– О чём ты? – надрывается динамик.

Свиридов пританцовывает ко мне. Алёна поневоле – тоже.

– Дикий собой коридор новенькой подметает. Фактически, свой коридор. Могу его само собой оставить... – избегает Макс удара тем что наклоняет Алёну назад.

Закряхтев, она вынужденно сжимает его шею и виснет на нём, как мартышка, а парень этому только рад.

Но, чтобы нормально договорить, ему приходиться с сожалением поставить её прямо. И забрав у меня айфон, отойти.

Колесникова пытается прийти в себя. Но попытки побить Максимилиана прекращает.

Этого он и добивался?

– Оставь, – велит Кирилл. – Завтра протрезвеет и...

– Не протрезвеет. Он вроде трезв.

– Чего тогда валяется? Поваляться захотелось? Или к Ва...

Макс организуя помехи, надсадно закашливается.

– Простите, – извиняется.

Хотя у самого на лице облегчение, что заглушил фразу Ледова.

– Кашель. Отойдите подальше. Микробы, все дела. Не хочу, чтобы вы заразились.

Вернув динамик на нормальную громкость, он, наверное, рассчитывал, что мы не услышим. Но громкость на телефоне Алёнки всё равно большая. И, если поднапрячься, ответы Ледова будут слышны.

Колесникова, что стояла рядом и я, и напрягались.

– С тобой кто-то есть, что ли?

– М-гм.

– Варя с Колесниковой?

– Ага.

Мы опять посмотрели друг на друга.

«Идиот, а? Думает «угу, ага» выглядят беспалевно? – играет бровями Алёна.

«Дай дослушать!» – не настроена «разговор» вести – я.

– Бл*. Ну, прекрасно. И они там. Сколько Артём в отключке? – бухтит Кирилл.

– Сколько он в отключке? – повторяет для нас кудряха.

Алёна презрительно морщит нос. Я же не настолько принципиальная, так что шепчу: «минут тридцать».

– Минут тридцать… – повторяет за мной парень.

– Хорошо. Понял. Иду, – слышим мы.

Макс отдаёт Алёне телефон.

Чего-то ждёт, но она толкнув его, чтобы дорогу освободил, подходит к моей комнате.

На смазливый мордашке Свиридова проступает явное удивление.

– Ты куда? – спрашиваю я.

– Спать, – толкает дверь – Колесникова.

– И тебе советую.

– Да. Можешь идти. Спасибо, что позвонили. Теперь мы с ним сами разберёмся, – Макс благодарно улыбается.

Мы меняется местами и я тупо прохожу пару шагов, но у входа в сто пятую хочу обернуться.

Алёнка не даёт.

Намертво вцепившись в мою пижаму, втаскивает внутрь.

Прикрыв за нами дверь, выключает свет.

Забавная, конечно, ситуация.

Двусмысленная.

Но, к счастью, либо у Колесниковой сил нет меня домогаться, либо всё прозаичнее и она хочет...

– Алён, а…

...ты что делать собралась?

– Завтра обсудим, – светит экраном она.

– Я не дам тебе, как верной жене, стоять всю ночь у кровати «умирающего». Перебори раздвоение личности и ложись, будем спать.

Блокирует телефон, стоит нам сесть каждой на свою кровать.

– Закрывай глаза. Баю-бай. Подумаешь о придурках всяких завтра. Нам вставать через четыре часа.

Сопение утомлённой Алёны раздалось сразу.

Я же укрывшись одеялом, несколько минут таращилась на темноту перед собой. Но, видимо, за сегодня я устала сильнее чем думала.

Провалилась в сон и не заметила как.

А проснулась от истошного крика: – Иисус Христос и все архангелы вместе взятые. Дикой, ты вуайеристом заделался?

Распахнув глаза, перекатываюсь на другой бок и мгновенно зажмуриваюсь от света, бьющего из окна.

– Не шуми, – тянется голос Артём нугой.

– И вообще...выйди, Колесникова. Мне надо с новенькой поговорить, – хамеет он с каждым новом словом больше и больше.

Дикий сидел в кресле, которое стояло у двери.

Оцениваю его состояние.

Под глазами залегли синячища синие, но в целом он свеженько выглядел...для мертвеца.

Рубашка, брюки деловые. И на запястье часы.

Смог напялить их – значит не скоро концы отдаст.

Не знаю что за логика, но вот так у меня мозг работал, после всего четырёх часов сна.

– Ва-а-арь, – беспомощно смотрит на меня Алёна.

– Говори при ней. Зачем тебе её выгонять? – прищуриваюсь. – Убить меня хочешь?

– Начинается, – застонал вернувшийся из ада.

– Ты можешь хоть минуту не дурковать?! Извини, но сил на убийство сегодня нет. Мне нужно с тобой всего-то поговорить. Наедине.

– Не хочу. Иди отсюда. Я буду на учёбу собираться. Знаешь, что такое учёба? Или все мозги выбили вчера?

– Надо сцеживать яд иногда, новенькая, – ухмыляется Артём.

– А то будешь, как та змея, что захлебнулась им.

– Шёл бы ты в начальную школу на окружающий мир. Змея не может отравиться своим же ядом, – откидываю одеяло.

Еле слезла с кровати.

Чувствую себя разбитой старушкой.

Артём делает вид, что нос зачесался.

Но две секунды смеха ему скрыть от меня не удалось.

И над чем ржёт?

– Что смешного?

– Не привыкну к твоей пижаме, единорожка, – смеётся открыто, видя, что его раскрыли.

– Не называй меня единорожкой, – вспылив, подхожу к нему и упираю руки в подлокотники.

– А то что? – Артём лениво цепляет мои волосы кончиками пальцев.

Ё.

И вчера я за эту гадину вальяжную переживала?

– Не угрожай, если нечем, – даёт бесплатный совет парень.

– Почему я должен отказывать себе в удовольствии?! Мне нравится называть тебя единорожкой. Единорожка! – не прекращает играться с моими волосами.

Надо было его вчера добить, или хотя бы мимо пройти, думаю, увязнув в шоколадно-карамельном взгляде.

Эх. Упущен момент. Упущен.

36

Для него мои волосы – лучшее в мире развлечение?

Пристал.

Хлопаю по наглой лапе.

– Ай-щ, новенькая, – обиженно надувает щёки Артём, ведя себя по-детски. – Больно.

Гроза из-за близкого к ней нахождения начинает опять заполнять собой всё вокруг. Но тем не менее я остаюсь на одном уровне с «ней».

Нависаю над парнем, чувствуя в этом положении превосходство.

– Не помнишь? Я тебя предупреждала.

– О чём? – сдувая чёлку, любопытствует, прекратив притворяться, что ему больно.

– Не надо протягивать руки и не протянешь ноги.

Артём шкодливо усмехаясь, уводит глаза в сторону. Но надолго его не хватает, возвращается к моему лицу.

– Прости, – возобновляет свою игру. – Думал ты нарочно приблизилась, чтобы я тебя потрогал...

– Бу-а.

Смотрим влево.

– Затошнило что-то, – правдоподобно оправдывается Алёна.

– Наверняка от дикого. Пойду. Если что, я в ванне, – выразительно смотрит на меня.

Поддерживает.

На душе потеплело в два счёта.

Легко качнув головой, показываю, что поняла скрытый смысл.

Колесникова уходит.

По зашумевшей воде становится ясно – она нас вряд ли слышит.

– Что тебе нужно? – предпринимаю неизвестно какую по счёту попытку, докопаться до истины.

Артём приподнимается.

Пришлось отойти от кресла, чтобы позволить ему выпрямиться.

Вероятно, не очень ему стало сидеть и терпеть, что я возвышаюсь над ним.

– Как необдуманно с твоей стороны спрашивать, – качает головой, лукаво смотря за сменой моих эмоций.

Испытала целый спектор. От гнева до радости.

Гнев – потому что надоел мне.

Радость – потому что это чучело мне НЕкровный родственник.

Был бы им – убилась бы об косяк.

Таким геномом обладать. Тяжкая ноша, должно быть.

Дикий оставляет между нами шагов пять.

Всё же странная у него тяга к сближению.

Ну, держись ты в метре, ё-моё.

Чего в моё личное пространство врываться?

– У тебя нервный срыв? – складываю руки на груди.

– Ты сам заявил, что хочешь поговорить наедине. Говори. Алёна нас не слышит.

– Уверена? – загадочно сверкнув глазючками, он бесшумно подходит к ванне.

И клацнув кольцами по дверной ручке, быстро проворачивает её.

«Та-дах». Вывалилась Колесникова к нам.

Со всей дури упала на колени...бедная.

– Тебя серёжка в правом ухе не напрягает? – отвлекаю дикого от подруги.

– Не напрягает. Знаешь...

Шаг ко мне.

Я шажочек от него.

Артём видя мой жалкий побег, снова скрывает улыбку.

–...то в одном, то в другом ношу. Развлекаюсь, как могу. А тебя? Напрягает? – приблизившись, опять бьёт рекорды по неуместности.

Но можно и потерпеть его рядом.

Зато Алёна уползает обратно в ванну.

И как её угораздило?!

– В правом ухе носить – своего рода каминг-аут. Заявлешь о нетрадиционной ориентации? – упираюсь ладонью в его грудь, не давая приблизится сильнее.

Руки разводят в стороны.

– Мог бы я тебе, новенькая, доказать ошибочность этого предположения...

Зажмуриваюсь от обжигающего шёпота рядом с щёкой.

–...но я всего-то близко стою, а ты уже трясёшься.

Распахнув веки, ибо врага надо видеть, врага надо контролировать, судорожно выдыхаю от пламени бушующего в карих глазах.

– Боюсь, мой пугливый мышонок...– красноречивая пауза, во время которой, щеке достаётся невесомый поцелуй. —...доказательств не выдержит.

Зачем-то вспомнилось, что я творила на стадионе. И, что дикий творил на нём с моими губами – тоже.

И фигли я на них посмотрела?

А-у. Варя.

Приди в себя, взываю к адекватной части себя.

Бесполезно.

Она ушла в спячку, попав под влияние Артёма.

– Твой мышонок? Окстись. С каких пор я твоя? – дёргаю подбородком и влетаю виском в циферблат часов, украшающих руку мажора.

– Больно, больно, – хватаюсь за голову.

– Что за привычка упираться в стену? – не понимаю, промакивая выступившее от боли слезы.

– Тоже могу и про тебя сказать. Что за привычка дёргаться? Скажи спасибо, что успел вовремя пальцы разжать и твоя голова в них не осталась

– Спасибо большое, – ехидничаю.

– Дай посмотрю. Тише, – удержав за плечи, парень поворачивает к себе.

– Нормально. Крови нет.

Нахожусь в грозовом облаке, как в дурмане.

Но непонятно откуда беру силы, чтобы тихо попросить: – Отпусти тогда.

– Не хочу, – так же тихо упрямится он.

– Ты – ребёнок.

– Знаю, – без тени улыбки говорит, наклоняется с прозрачными намерениями.

Закрываю глаза, подаюсь к нему и…замечание Алёны портит всю малину.

– Варь, пойдём. Опаздываем на английский. Потом целоваться будете.

Портит «кому-то», застонавшему и глухо вдарившему по стене.

Я же счастлива и готова Колесникову расцеловать за то, что помешала.

Поднырнув под руку дикого, иду в её сторону.

Алёна складывает учебники, оставшиеся с вечера, по нашим рюкзакам.

– Пять минут могу потратить на сборы?

– Можешь и десять. Успеваем, – подмигивает подруга.

Захлопнувшая дверь оповещает, что кое-кто обидевшись, ушёл.

С Алёны тут же слетает вся раслабленность.

– Он тебя поцеловать хотел? Или ты его? Что случилось? Ты собой владеешь? А, если я не вышла? Ты бы с ним… – зажимаю рот разбушевавшейся ей.

– Не знаю я, что он хотел. Кажется, из него не вытянуть и под пытками правды.

Алёна щёлкает около меня пальцами, показывая, чтобы отпустила.

Отпускаю.

Размяв рот упражнением «фыркающая лошадка», она даёт «бесценный» совет: – Попробуй его попытать.

– Абсурд. Чем я его буду пытать?

– А чем можешь?

– А чем надо? – не остаюсь в долгу.

Колесникова призадумавшись, думала долго.

Ждать надоело, пришлось идти в душ.

37

Мне нужно лишь причесаться и сменить пижаму на форму.

Я и Алёна встали за полчаса до прихода дикого. И могли бы заранее пойти на учёбу, избежав встречи с ним.

Было бы прекрасно, если бы он поцеловал дверь и ушёл ни с чем.

Но сами того не зная, мы сыграли ему на руку.

Решили, что десять минуточек сна не помешает.

Не помешали.

До сих пор его хриплое – мой мышонок в голове стоит.

Едва не вырвав сместитель, удалось его включить.

Задержав дыхание, умылась холодной водной.

Не помогло. Руки так же тряслись, а сердце стучало в висках.

Когда же я успела нагрешить, что судьба подослала ко мне демона, второго ранга.

Один день. Всего лишь один день с диким лишил спокойствия.

Жизнь, как бы банально это не прозвучало, разделилась на до и после.

До – было беззаботно и спокойно. Теперь – нервно и драйвово.

Хочу обратно. Хочу к спокойствию.

Для него мне нужно убить бешенного парня?

Сам он не останет?

Глубоко вдохнув, прикрываю веки.

Зачем терзаюсь вопросами?

Надеюсь, что найду ответы на потолке?

Глупость. Будто мне его прилипучести в жизни не хватает.

Надо прекращать думать о нём. Надо.

А как?

***

С прискорбием зашла в комнату. И сразу вынесла на повестку дня насущный вопрос.

– Ты будешь меня навещать, когда я уеду в дурку, из-за неизвестности, и поэтапно сводящего меня с ума дикого?

Алёна, восседающая на моей кровати, в полном обмундирование, закатила глаза.

– Я буду на соседней койке валяться из-за Свиридова. До сих пор спина болит, – жалуется, сводя брови к переносице.

– Он же тебя несильно нагнул… – зажимаю рот.

Я это ляпнула?

И смогла же.

Что со мной?

– Прости. Прости. Наклонил.

– Да-а чего извиняешься? – отдаёт мне на удивление спокойная Колесникова рюкзак.

Отходит к столу.

– Он реально меня нагнул, – порывшись в пакете, выуживает, на свет божий, два стаканчика холодного кофе.

Подумав немного, подзывает к себе и добавляет почему-то в мой рюкзак крендельков.

– Но ничего. Новый день и новая возможность отомстить, – Алёна воинственно присасывается к трубочке, отдавая второй стакан мне.

Принимаю его.

☕Миндально-ванильный капучино, читаю название.

– Не стой столбом, – окликает недовольно у двери подруга.

– Не хочу бежать по коридорам. Хочу, как королева, пройти, – поясняет, видя мою заинтересованность её спешкой.

– Будешь задерживать мою воображаемую процессию, я тебя стукну.

– Хорошо. Не буду, ваше величество, не буду, – забрасываю лямку на плечо.

И следую за настроенной на победы королевишной.

Мне бы её уверенности.

Щепотки хватит. Моя чё-то высыпалась вся давным-давно.

Вышли. Я прокрутила ключ. Алёна ушла чуть вперёд и я хотела пойти за ней.

Но вслушиваюсь в аккорды и не могу пройти мимо знакомой мелодии, воспроизведённой на гитаре, не смогла.

Прирастаю к полу и впитываю в себя глубокий тягучий, как патока, голос.

Я, как мальчик, попадаю в плен твоих флюидов. Но не замечаю перемен, горечь и обида. Что случилось, сам не свой, не могу поверить. Ты играешь мою роль. Ты так красива, невыносимо... 

Не знала, что он СТОЛЬ прекрасно и завораживающее поёт.

– Что с тобой? – оборачивается Алёна, заметив, что я за ней не иду.

– У меня галлюцинации или...

– А, – проглатывая кофе, беспечно машет стаканчиком она.

– Не галлюцинации, если ты имеешь ввиду, что я имею ввиду.

– Дикий поёт. Да?

– Ага. Вы же соседи, поэтому мы и слышим. Забыла?

Оцениваю дверь идентичную моей, но с цифрой 111.

Почему мы с ним очутились близко друг от друга?

Знак судьбы?

– Не... – сглатываю ком в горле. —...забыла.

– Ему нередко нравиться побесить с утреца. Постоянно играет. Мания. Представляешь, – подойдя ко мне, шепчет Алёна.

– Тебе придётся под его бренчание каждый божий день просыпаться. Свихнуться можно.

Не знаю. Мне нравится. Я не против просыпаться под звуки его гитары...

Тьфу ты.

Врезать бы себе оплеуху, но Алёнка неправильно понять может.

– Клянусь. У Дикого хобби – раздражать людей, – крутит глазами та, выражая крайнюю степень осуждения.

– Сегодня вторник…х-м, – тасует факты в памяти и найдя нужный, рассказывает: – Репетиция через двадцать минут у него. Хоть забренчись, – укоряющее качает головой.

Но я не могу никак уяснить одно: – То есть он не пойдёт на английский?

Алёна заторможенно моргает.

– А зачем? – искренне не вдупляет она.

– Он его лучше нашей англичанки знает. Как никак его второй родной язык. Семья Дикого в Америке лет десять жила. Потом отцу стукнуло в голову что-то. Вернулся в Москву.

– Дикий вообще на английский не ходит?

– Почему?! Приходит на часик в неделю к Таисии Фёдоровне. Напишет ей для отчётности контрольных и нормалёк. Он больше кружок Филиппа Викторовича посещает.

С Таисией Фёдоровной я догадалась. Учительница английского. Но... – Кто такой Филипп Викторович?

– Учитель танцев. Ленка, кстати, партнёрша Дикого. Знала?

Качаю головой. Я и в общем не знаю кто эта Ленка.

Разве я видела её?

– Два в одном. И танцует с ней, и её танцует.

Шевелю извилинами, пытаясь сложить пазл.

– М-м. Ты про «Барби»?

– Ты её Барби зовёшь? – Алёна звонко рассмеялась и лишь, по случайном везению, не захлебнулась кофе.

– Она похожа на куклу. Светлые волосы, аккуратные черты лица. Ходила бы во всём розовом – не отличить было бы. Но, слушай, Алён, неловко. Я, как забияка. Даю клички людям.

– Её Лена Адамцева зовут. Но не уговоривай я её теперь не иначе, как Барби, называть не буду.

– Алё-ё-ён.

– Барби и точка, – потешается Колесникова.

– Ладно. Зови. Я найду что-то, чем смогу тебя шантажировать, – наставляю палец на неё.

– И наставлю тебя на путь истинный.

– Угу. Удачки, – сжимает кулачок подруга.

– Мне и самой интересно чем меня можно шантажировать.

– Откуда ты про дикого столько знаешь? – быстро меняю тему, чтобы она не надумала усилить оборону и начать конспирироваться.

Обязательно отыщу что-нибудь эдакое. Прямо заразилась энтузиазмом.

– За достоверность не отвечаю. Всего лишь слухи. Опоздаем, Варька. Пошли.

Смотрю на сто одиннадцатую и еле-еле поспеваю за вцепившуюся в меня девушку.

Но, периферийным зрением, удаётся подметить, что дверь внезапно распахивается настежь.

Дикий, успевший переодеться во всё чёрное, закрывает её. Не на ключ. Позволяет захлопнуться самой.

И, молчаливой устрашающей фигурой, надвигается на нас.

Ну, и какого чёрта опять начинается?

38

– Алён, он идёт, да? Идёт за нами? Не жалей меня. Скажи как есть, – вполголоса упрашиваю.

Подруга застопорившись, огорошенно озирается.

– Ты про дикого? Конечно, про него. Он же один в коридоре, – сама себе отвечает.

– Не волнуйся, – вселяет в меня уверенность.

– Кабинет английского рядом с его классом. Ну… – взяв паузу, прерывается на попить.

– Не сказать, чтобы прямо рядом. Но идти примерно в одну сторону нам. Не переживай. Он не по твою душу мчится.

Только хотела выдохнуть, как уверенность Колесниковой сменилась на сомнение.

– Или по твою, – доводит она этим высказыванием до грани.

Смотрит рассеяно вникуда и при этом попивает «фрапучино».

Я вот, вот улечу вниз, разобьюсь о камни и вряд ли соберусь обратно. А она вместо поддержки, потягивает себе «инлёдовский» кофе и ждёт, что будет.

Может с криками убежать?

Нужно решаться поскорее. Он всё ближе. И аура вокруг дикого устрашающая.

С другой стороны, может, я надумываю и в подавляющей энергетике чёрный цвет одежды виноват? Берцы*?

Вот кто, находясь в здравом уме, напялил бы их в школе?

Никто. Кроме дикого.

И почему он меня настолько сильно...пугает.

Да.

Именно пугает.

Интересно, я имею право попросить поменять мне комнату? Сменяет одна мысль другую.

Таким способом встречи с ним же сократятся?

Артём останавливается.

Возводит глаза к потолку, не дождавшись от меня чего-то.

И впившись мне в локоть, вынуждает подбежать к нему.

Удобно расположив ладони на моей талии, парень склоняется.

Между нашими телами даже воздух наэлектризовывается.

Боюсь лишний раз вдохнуть, не то, что пошевелиться.

Спросить, что ему нужно – не мо-гу!

Но дикий и без моего вопроса объясняет, зачем все эти действия проделал.

– Я буду ждать тебя после уроков около ворот, – глухо говорит.

Алёна бдит поблизости, но помешаться бешенному дикому не рискует.

– Надумаешь глупости всякие делать и, богом клянусь, мышонок, тебе не понравятся последствия.

– Тебе скорее сатаной клясться нужно, – мямлю храбро.

– Хорошо, – хмыкает мне в макушку.

– Клянусь им, не поступишь разумно. Продинамишь меня. И наказания тебе тогда будет не избежать.

Втянув в себя мой запах и напоследок снова коснувшись волос, кончиками пальцев, Артём, с затаённым теплом, улыбается.

Обескураживает резкой сменой настроение и нехотя отпускает...

Он уходит по коридору, как ни в чём не бывало.

Я же в трансе находясь, слежу за его удаляющейся спиной.

– Варь! – щелчок выбивает из оцепенения.

– Да? – поворачиваюсь к Колесниковой, у которой на лице, одна обеспокоенность и волнение написаны.

– Что он сделал? Оскорбил? Гадостей наговорил? – мельтешит передо мной.

В прострации обхожу её и иду по пути дикого.

Английский рядом с классом хореографии?

Получается, пойдя за мажором, я выйду к нужному кабинету?

– Гадостей наговорил. Эх, – сокрушается догнавшая меня Колесникова.

– Вот урод, – сжимает она кулачки и смешно трясёт ими в воздухе.

НЕ улыбнуться просто невозможно.

– Не расстраивайся. Мы придумаем как его приструнить, – улыбается вместе со мной моя единственная поддержка в эдеме.

– Что он тебе сказал?

Утаскивает она меня влево, чтобы не столкнутся с толпой.

– Попросил после уроков ждать его у ворот. Твои предположения?

– С какой целью попросил?

– Да.

– Надо думать. Но, знаешь, что скажу, Дикой непредсказуем. Всё наши предположения, сколько бы мы не ломали голову, могут пролететь мимо.

– Давай подключим дедуктивный метод, – прокашливаюсь.

Мы расцепились, чтобы без проблем подняться по лестнице.

И вроде неплохо с этим справлялись.

– Я знаю его два дня, – держусь за перила, чтобы и смотреть на Алёнку, и не опасаться упасть.

– Что может понадобиться от того, кого знаешь два дня? КРОМЕ ЭТОГО, – вскрикиваю, отследив чертовщину в глазах пошлячки-Колесниковой.

– Извини. Другое в голову не лезет, – ускоряется она.

И спустя стремительно пролетевший момент уже ждёт в конце лестницы.

Отпустив понуро перила, упёрто плетусь, немного поддав газку.

– Хочешь я с тобой пойду? – когда осталось ступенек пять, жалеет меня потухшую Алёна.

– К дикому?

– Нет, на аудиенцию к королеве Елизавете.

– На аудиенцию можно. Всегда мечтала посетить двор…ой-ё-ёй, – оступившись, под испуганный вскрик Алёны, заваливаюсь назад.

Зажмуриваюсь, смиренно ожидая удара.

Но влетаю в крепкие объятья, что не дают случиться трагичному происшествию, на которое съезжается полиция, скорая и катафалк.

– Ты ходячее бедствие, Варя.

Осторожно приоткрываю один глаз.

– Кирилл, – поражённо выдыхаю.

– Жалко не успела заснять, – сокрушается на фоне Колесникова.

Прядь волос выбилась из укладки Ледова.

Поза – он удерживает меня за талию, как принцессу «Дисней», я цепляюсь за его плечи – располагала, чтобы протянув руку, поправила светлые волосы.

Я и поправила.

Мешается же. На глаза падают.

– Спасибо, – не отводит от меня их синих мажор.

– П-пожалуйста.

И...ироничный голос Алёны опять уместно вклинивается между нами.

– Вы перепутали. Надо наоборот. Варя благодари, Ледов – «пожалуйста» говори.

Ойкнув, хочу прекратить находится во внезапно свалившихся на меня обнимашках.

Парень наблюдательно подметив мои тараканьи барахтанья, помогает принять вертикальное положение.

– Цела? – фигурально ощупывает меня всю.

– Да. Да. Цела. Спасибо, если бы не ты, моя голова размозжилась об пол.

– На английский идёте?

– Да. А ты?

– У меня английский закрыт в этом триместре. Пятёрка автоматом. Таисия Федоровна так и сказала – мне нет нужды появляться, – пожимает плечами Кирилл.

– Хвастун, – обзывает его Алёна, спускаясь к нам и щупая меня буквально.

– Угомонись. Я в порядке, – останавливаю юркие ручонки.

– Кто знает, кто знает, – подозрительно посмотрев на Ледова, пришуривает сумасшедшая подружайка.

Мы с ней вместе поднялись. Но теперь Алёна крепко держала меня под руку.

– Ты что за нами идёшь? – не выдерживает она.

– Сегодня решил для разнообразия сходить, – легко говорит Ледов.

– Почему? – тоненький задаю наводящий вопрос.

– Появилась одна...причина, – усмехается Кирилл, пленяя меня сверкающими льдинками.

Но какими бы красивыми не были глаза Ледова, стеснительно отвожу свои.

Причина? Он про меня?

Берцы – вид обуви