Текст книги "Дар полночного святого"

Автор книги: Мила Бояджиева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

– Ты что, ну что, киска? У нас языческий праздник – ночь на Ивана Купалу. "Андрея Рублева" видела? – прошептал мужской голос. – Совокупление благословляется самой природой, – это надо понять! Придержи её, Вадька, киска совсем расслабилась.

– Я вас совсем не знаю, – томно протянул девичий голосок, в котором Ане послышались знакомые нотки.

– Так это ж как раз к лучшему. Ритуал. Разве я плохо целуюсь? Или, может, ты ещё барышня?

Девушка пьяно расхохоталась:

– Еще чего... Спроси у Дениса, если боишься. Сам дрожишь, мальчик, уже смелее заявила она.

– Ну, тогда начну я. А малыш пусть посмотрит, – решительно заявил тот, которого звали Вадиком, и, видимо, тут же перешел к действиям. Стоны, возня, нервный смешок...

Не разбирая дороги, Аня бросилась прочь. Она почти не сомневалась, что участницей "ритуала" была Алина, но не могла поверить. И само это сомнение противной тошнотой отзывалось в животе.

– Линка, ты здесь?.. – Запыхавшись, Аня вбежала в спальню и зажгла свет. Комната была пуста. Алины не оказалось ни в ванной, ни в саду.

Не раздеваясь, Аня бросилась на кровать, и лежала так очень долго, рассматривая точки комаров на потолке. Нет, это невозможно, Алина не такая. Она не могла, ни за что не могла остаться там, на берегу. Не могла отдаться двоим малознакомым парням и ссылаться на близость с Денисом... "Нет... нет... бред какой-то..." – Аня погасила свет и с головой нырнула под одеяло – пусть звенят неотвязные комары, пусть растают во мраке мерзкие, злобные мысли.

... Алина явилась почти под утро и, едва стянув влажное платье, рухнула в кровать. Посапывание и крепкий запах алкоголя не оставлял сомнения в том, что задавать вопросы бессмысленно. Разговор состоялся лишь на следующий день. Измученная бессонной ночью, Аня едва уснула, и была разбужена капризным хныканьем:

– Принеси холодного кваса бедной девочке. Хотя, лучше бы пивка. Эй, Нюша, слышишь, сбегай на кухню, не хочу глаза нашим церберам мозолить.

Аня уставилась на Алину, отыскивая на её лице следы раскаяния или смущения. Но кроме синяка на губе и шее ничто не изменилось в облике русокудрой девчушки.

– Ну что разглядываешь? Тоже мне, святая невинность! – приподнявшись на локтях, Алина икнула.

– Ты... ты... – Слезы уже невозможно было удержать. Рыдая, Аня рассказала о том, что видела на берегу и все твердила, что завтра же с мамой уедет в Москву. Алина слушала гневный монолог с выражением смертельной скуки.

– Ладно, раз уж тебе так приспичило, давай расставим все по местам, словно страдая от зубной боли процедила она. – Мы, действительно, не родня. И не ровня. Пойми, как бы ни была хороша твоя мордашка, Денис или ему подобный папенькин сынок с бурной карьерой в недалекой перспективе, выберет меня! Ему нужна жена из его круга. И ничего тут не поделаешь. Так лучше уж не заблуждаться. А то принесешь дитя в подоле, как твоя мамаша...

– Я?! Д-да я вчера поцеловалась-то впервые... А ты...

– Прекрати истерику. Не хватает, чтобы нас кто-нибудь услышал. Тоже мне – паинька! Собственными глазами видела, как рыжий Антон твои коленки в раздевалке лобызал – за просто так, что ли? И вообще я не знаю, с кем ты сегодня провела ночь.

– Алина... как ты можешь?..

– Могу. И вот, что тебе надо твердо запомнить: ты моя подружка по школе. Инга Фридриховна, благодетельница, вас, Венцовых, поддерживает. А следовательно – мое поведение тебя не касается. И если кто-то из родителей что-то пронюхает, – тебе же хуже.

Аня убежала к реке и просидела там до обеда.

Чуть позже разоткровенничавшаяся Алина призналась, что уже десять дней "крутит страстный роман с Денисом".

– У нас жуткая любовь, и все по-настоящему – и страсть, и ревность. Ты же вчера специально, чтобы меня позлить, Дениса охмуряла. Тсс! Не оправдывайся – Линочка все понимает. Только ему на тебя плевать. – Алина томно потянулась. – Ох, Анька, ты не представляешь, какое нынче волшебное лето...

3

Черноволосого смугляка, гибкого и ловкого, как цирковой наездник звали Карлосом. Он был настоящим, но давно обрусевшим испанцем, и являлся при Денисе кем-то вроде Меркуцио при Ромео – наперсником и шутом. Карлос считался классным бас-гитаристом в популярной рок-группе и одним из первых в Москве стал связывать на затылке в "хвост" блестящие вьющиеся волосы. Как-то он окликнул Аню, собиравшую шишки в сосняке:

– Эй, Красная Шапочка, я тебя съем. – Карлос ощерился и щелкнул крупными ослепительно-белыми зубами.

Аня сдернула с волос оранжевую панаму с надписью "Coca-Cola" – подарок Инги Фридриховны из поездки в Калифорнию.

– Угости пирожком. Ого, полная корзинка!

– Это шишки. Для самовара. Пирожки будут вечером.

– Так я могу считать себя приглашенным? Нет, избави Бог! Я не навязчив. Если леди стеснена в домашних обстоятельствах, джентльмен ждет её у себя. Когда изволите оказать честь? – Он живописно встал на тропинке, весь в подвижных бликах от пробивающегося сквозь сосновые кроны солнце. Было в нем что-то нездешнее, огненное, испанское. Прищуренный взгляд лохматых от длинных ресниц глаз, насмешливо изогнутые губы, гибкие пальцы, необычно, с вывертом подносящие к губам сигарету.

– Послушай, я занята.

– И сегодня и завтра?

– И вчера, и сегодня, и завтра, и – всегда. – Аня обошла парня.

– Понял... – Карлос щелчком отбросил бычок. Аня заметила, что крупный рот парня изысканно и четко очерченный, призывно улыбается. У Карлоса Гарсиа Ромейры недостатка в поклонницах не было. И тем не менее, с того самого вечера у Дениса он не упускал случая заговорить с Аней. Получив отказ в свидании на долгую перспективу, он пригласил её на концерт в клуб фабрики "Дукат", где выступала его группа с "обвальной программой". Услышав, что там непременно будут Южный с Алиной, Аня решительно отказалась.

– Послушай, ты неправильно живешь. Вся в напряге. Надо расслабиться, покайфовать. Посмотри на меня. – Карлос отступил на пару шагов и распростер руки ладонями вверх. Его глаза в смоляных ресницах устремились к верхушке высоченной, роняющей иголки сосны. – С пяти утра сегодня общаюсь с природой и космосом. Обостряет чувство прекрасного. – Карлос шагнул к Ане, едва покачиваясь, как по канату. – Ты восхитительна, малышка...

– Знаю. – Аня увернулась за шершавый, золотистый ствол. – Знаю, с чем ты тут общаешься.

– Подумаешь, выкурил один косячок! Это ж не "колеса". Это всего лишь приправа к удовольствию жить. Ведь ты не станешь, к примеру, трескать мясо без соли или танцевать без музыки? Ну,.. или... – Он прищурился. Заниматься любовью без страсти?

Аня присела, подгребая к себе шишки:

– Я бы не стала употреблять наркотики. Это уж точно.

Присев рядом, Карлос поймал её руку:

– Только раз бывают в жизни встречи, детка. Только раз судьбою рвется нить. Когда-нибудь, в осенний хмурый вечер ты поймешь, что время ушло, что ты состарилась, упустив то, что жизнь преподносила тебе на блюдечке... Допустим, это лето...

Они поднялись, столкнулись, оказавшись чуть ли не в обнимку. Глаза встретились, и Аню качнуло от легкого головокружения.

– Мне надо идти. Спасибо за советы про нить. Я подумаю.

– Эй! – Окликнул Карлос удаляющуюся по тропинке девушку. – Концерт послезавтра. Заеду за тобой в шесть. На тот случай, если ты все же решишься пропустить в монастыре вечернюю мессу...

... – Завтра на концерт рок-группы в Москву еду. Там вся здешняя компания будет... И Алина тоже. – Объявила Аня матери.

– Ага... – Верочка задумалась, не решаясь задавать вопросы. Она уже поняла, что в отношениях "сестричек" что-то изменилось и, по всей вероятности, у Алины появился ухажер. Он теперь часто здесь показывается красивый парень, образованный, и родители какие-то шишки. Только вот Аньке, по всему видать, не очень весело.

– Вот и хорошо, что на концерт пойдешь. Говоришь, там все будут? Ну, тогда так... – Верочка исчезла и через минуту вернулась с журналом. Это был роскошный французский журнал с глянцевыми листами, обалденными фотографиями и рекламой такой красивой жизни, что закачаешься.

– Смотри. Как тебе картинка? – Полистав, Верочка развернула страницу и передала дочери.

Аня засмеялась:

– Я бы не отказалась. Это реклама "Кампари". Его пьют со льдом и апельсиновым соком.

– Да ты на девицу смотри. Я как увидела, сразу про тебя подумала. Волосы такие же и спинка. А парень на здешнего Карлоса похож. Только одет, как миллионер.

Большая фотография изображала пару, сидящую за белым столиком у края террасы. Внизу светился огнями ночной океан, над темным затылком мужчины трепетало крыло пальмы. Черная бабочка и мятый шелковый костюм цвета топленого молока подчеркивали смуглость гордого латиноамериканского лица и руки, протягивающей девушке запотевший бокал. Изящная блондинка с копной выгоревших кудрей, разметанных ветром, улыбалась счастливо и призывно. Но, главное, она была одета именно так, как должна была одеться Аня для вечера в клубе "Дукат". Белая короткая юбка в обтяжку и черный кружевной топ, сквозь который просвечивало загорелое тело.

– Одобряешь модель?

– Вообще-то... – Аня пожала плечами. – Конечно, здорово. Но ведь мне надо завтра, мамочка...

– А я сейчас и начну. У меня все равно бессонница.

Ане тоже не спалось и мысли все время крутились вокруг предстоящего вечера. Самым заманчивым казалось то, что Алина и не подозревала о планах Ани. Еще два дня назад она сообщила всем, что уезжает в Москву готовиться к встрече родителей, отдыхавших в Сочи. Аня поняла что к чему. Парочка уединилась в Москве, пользуясь свободной квартирой. Завтра они явятся в клуб и произойдет нечто невероятное.

Допустим, кончится выступление группы, зал застонет от восторга и герой вечера Карлос, – в светлом пиджаке, как миллионер с рекламы, ринется прямо к Ане в зал, неся перед собой охапку подаренных зрителями цветов. Она возьмет букет, покраснев от неожиданности, и услышит за спиной ядовитый шепот Алины, предназначенный Южному: "Мне никто таких цветов не дарит".

Но ещё интереснее будет, если прямо перед началом концерта Денис увидит входящую в нарядное фойе под руку с Карлосом Аню и откроет рот, а в голубых глазах застынут тоска и удивление. Пусть даже ничего не говорит, пусть не отталкивает повисшую на его локте Алину, – просто восхищенно разинет рот. Этого вполне достаточно. Хотя нет... лучше все же ему сказать что-то типа: "Я был дураком. Я навсегда потерял свое счастье..."

4

... У ворот дачи Лаури сигналил "Рафик". Выряженная точно по картинке Аня осторожно забралась в салон автомобиля. Там, тесно прижавшись и громко галдя, сидели патлатые и вроде давно не мытые молодые люди с трудно угадываемыми половыми признаками. По рядам гуляла бутылка вермута, в проходе громоздились ящики с аппаратурой и инструментами.

Карлос вырядился для выступления в черные кожаные брюки, потертые, усеянные самодельными металлическими деталями – цепочками, кнопками, молниями, и маечку с изображением символики, имеющейся на высоковольтных столбах и трансформаторных будках – перекрещенные кости под зубастым черепом. Остальные постарались не уступить лидеру по части прикида.

– Осторожно, шагай сюда. – Король "металлистов" протянул Ане руку и усадил её рядом с собой. – Это наша рок-банда с подружками. Мы должны явиться пораньше, подготовить все тип-топ. А это Блоха. – Представил он сидящую по другую сторону девушку, по причине стрижки "под тиф" принятую Аней за парня.

– Очень приятно, – растерянно пробормотала Аня, жалея, что не успела сразу же выскочить из машины. "Рафик" уже выехал на дорогу, ведущую на шоссе.

– А ты думала, я попсой болею? – понял по-своему Карлос растерянный взгляд Ани. – Увы. Гонимые, нищие, преследуемые властями, мы первопроходцы будущего. Бунт, взрыв, отпад! Увы, я не Лещенко или Кобзон, крошка. – Он вздохнул, осмотрев Анин туалет. – Клуб "Дукат" – не театр эстрады и даже не ресторан "Метрополь".

– А Южный и Алина от этого балдеют.

– У них нынче иные увлечения. Сказали, придти не смогут. А у нас и без них весело. После триумфа устроим могучую тусню. Не знаю еще, куда завалимся.

Аня вспыхнула, проклиная собственную наивность – надо же было так влипнуть! Вырядилась, как на бал, дура! Что бы жаться в дыму где-нибудь на кухне с пьяненькой кодлой и терпеть домогательства Карлоса!

Музыканты имели грандиозный успех. Зрители выли и пританцовывали, вокруг Дома культуры патрулировали усиленные наряды милиции. Сидящая в первом ряду Аня одурела от грохота усилителей. Она видела, как в свете прожекторов по смуглым вискам Карлоса скатывались блестящие капли. Его волосы, словно наэлектризованные, стояли дыбом, обтянутое черным тело слилось с бас-гитарой в остервенелой схватке. Еще немного – и все взорвется, лопнет, взлетит на воздух! Зал ревел от восторга.

Пригнувшись, Аня деликатно выскользнула из зала, в котором не оказалось ни Дениса, ни Алины. Давно ясно, – загаданное не случается. Потревоженное будущее избегает уже проторенные воображением удобные тропинки, и выбирает свой, обязательно трудный, мучительный для тебя.

На улице бушевал ливень. Аня понимала, что выглядит крайне нелепо без зонта в такую дождину, практически голая в своих сетчатых кружевах и облепившей бедра мокрой юбке. Она успела на девятичасовую электричку и поздравила себя с маленькой победой: сделала ошибку, но успела её исправить, не позволила обстоятельствам подчинить себя. Зря торжествовал Карлос. Ничего ему тут не обломится.

На платформе Ильинского блестели в свете фонаря лужи, с мокрых деревьев сыпались капли. После влажной духоты электрички здесь было свежо и зябко. Ждать автобуса – только злиться. Идти пешком – всего два километра, и то не по лесу, а по деревне. То есть, почти безопасно, да и в движении не замерзнешь. Сняв туфли, Аня решительно шагнула в лужу на пристанционной площади. Оказалось противно и глубоко. Мимо, с гоготом, обдав грязью и оглушительно тарахтя, промчались мальчишки на мопедах.

– "Только бы пьянь какая-нибудь не привязалась", – подумала Аня, выходя на улицу деревенского поселка, и тут же увидела тепленькую компанию, вывалившуюся из столовой в поисках приключений.

"На околице в пруду громко утки крякают, мою милую е...т – только серьги звякают", – с вызовом пропел приятный баритон.

– Уймись, холера. Профессоры из дач услышат. Давай по-хорошему, интеллигентно, как по радио: "Смотри, какое небо звездное...", – затянул другой, тоже громкий голос, подражая Магомаеву.

– Ни хера, никаких звезд нет. Брешет твой Муслим. – Возразил тот, что пел про уток. – Девка голая прямо по борту! На абордаж!

Аня не раздумывая, нырнула в кусты и выбежала на проселочную дорогу. Здесь с одной стороны спускались окраины деревенских огородов, а с другой чернел совершенно безобидный днем и такой страшный в дождливых потемках лесок. Фонарей не было, и от этого темнота казалась прозрачной, полной притаившихся опасностей. То хрустела в темноте ветка, то мерещился среди кустов огонек сигареты и чье-то дыхание раздавалось совсем рядом...

Аня застыла и крепко зажмурилась – откуда-то из-за поворота вынырнула машина, в лицо ударил яркий свет фар. Она отступила на обочину, машина подкатила вплотную, остановилась. Дверца распахнулась и знакомый голос крикнул:

– Ты чего здесь делаешь?! Ну, даешь...

– Денис?..

– Он самый. Садись живее! Да не стой ты! Засосет. Я ж из этой грязюки потом до утра не вылезу...

Аня села в автомобиль и осторожно подобрала ноги:

– Все тебе здесь испачкаю...

– М-м-да... – покосился Денис на босые ступни. Натужно ревя и буксуя, "Жигули", наконец, рванули с места.

– Странно... У тебя, вроде, ни в одном глазу, – принюхался Денис. Имею в виду, что в употреблении алкоголя ты не подозреваешься. Отчего же тогда подобные катаклизмы? Ночью, одна под дождем, в лесу, полуголая... Сбежала от разбойников?

– От твоего Карлоса. Оказывается, я не тащусь от "металла".

– Доверю страшный секрет, – я тоже... – шепнул Денис, быстро наклонившись к её щеке. – Не тащусь от "хеви металл" и тоже сбежал с "концерта".

Автомобиль, раскачиваясь, словно катер на штормовой волне, переваливался по ухабам.

– Извини. – Аню бросило на Дениса и она поторопилась отстраниться, пытаясь натянуть на колени мокрую узкую юбку.

– Да чего уж там, – на войне, как на войне...

– А что тебя занесло в этакую глушь? Есть же хороший въезд прямо на нашу улицу, – с нарочитым равнодушием спросила Анна. От близости этого парня у неё колотилось сердце и даже случайные прикосновения к его плечу и сжимающей руль руке вызывали головокружение. А запах одеколона и пота, его голос, злой блеск глаз, темных и загадочных во мраке, – все казалось необыкновенным, сводящим с ума, незабываемым.

– Б-р-р, шид! Приехали! – Машина остановилась, мотор заглох, Денис вылез на дорогу. Через пару минут вернулся, плюхнулся на сидение и доложил: – Мне придется ночевать здесь, а тебе, уж извини, чапать пехарем. Весь проезд перекрыла настоящая уездная лужа, вероятно, ещё с гоголевских времен. Объект исторического значения. Вероятно, охраняется государством. Тебе будет по колено. В сентябре напишешь сочинение: "...во время каникул я многое повидала...".

– Так мне выходить? – Аня взялась за ручку.

– Замри. Дай подумать... Э-эх! Я все же хоть и плохонький, но джентльмен. Рискну...

– Будешь переплывать?

– Ни в коем разе. Слева скошенный лужок. Всего метров двести – и мы на объездном пути. Заедем в Ильинское с другой стороны – километров пять по асфальту.

– Хорошая идея. Только... только мне холодно.

– Фу, кретин! Любуюсь твоей сексапильной блузочкой, можно сказать, балдею при виде такой роскоши, и даже, не скрою, смелости...

– От воды нитки растянулись. – Аня скрестила на груди руки, – в прорехах узора, действительно, проглядывало значительно больше, чем на "модели Кампари", очевидно, не рассчитанной на московский дождь.

– Набрось-ка вот это. – Денис набросил на плечи девушки джинсовую куртку. Его руки немного задержались, застегивая на её шее пуговку. Заметь, – героически лишаю себя радости лицезреть девичьи прелести. Ну, а теперь держись, – выруливаю на взлетную полосу.

"Жигуленок" ревел, пытаясь взобраться на обочину, скатывался назад и вновь рвался вперед. Наконец, взобрался на косогор и затих...

– Победа! Мы в чистом поле... "Смотри, какое небо звездное!" Откинулся на спинку кресла Денис, выключив мотор.

Они стояли, казалось, посреди поля, под огромным шатром посветлевшего неба, в котором среди темных пятен облаков и вправду заблестели яркие звезды.

– Вот это планетарий! И тишина... Волшебная тишина. Может, сегодня какой-то особый парад планет или "Праздник возвышенных душ"?

– Сегодня точно какой-то важный день. Только пока я не знаю, какой. Пойму, когда буду старухой.

– Тогда послушай, что я скажу. – Денис повернулся к ней, заглядывая в глаза. – Я везучий, благополучный, легкомысленный. Наверно, сноб, может быть, циник. И уж точно – эгоист.

Аня засмеялась:

– Теперь понятно. Сегодня 14 июля – День взятия Бастилии и покаянных признаний Южного. Так ты признаешь свои недостатки и хочешь исправиться?

– Ах, в том-то и дело, что не хочу! Послушай... – Горячая ладонь Дениса легла на Анино колено. Едва касаясь, он медленно провел рукой по её ногам. – Если бы ты знала, как это здорово... Как я балдею от тебя. Всегда балдел...

Аня отпрянула:

– Не надо. Я же все знаю... К несчастью.

– Про Алину? Нет, ты знаешь далеко не все... Что бы ни случилось потом, ты должна знать... И не спорь – я сейчас говорю правду. – Денис смотрел прямо перед собой и его профиль выглядел очень мужественно. Такое выражение бывает в кино у летчиков или танкистов перед тем, как они бросятся в атаку. Ане не хотелось прерывать признания.

– Вы очень похожи. Внешне. Но я сразу отметил и выбрал тебя. Наверно, чувствовал, что ты тоже учила те самые сцены Шекспира. Это примета. Не современности, романтичности что ли... То есть... Ну, как тебе объяснить знак способности человека к глубоким чувствам... Как всякий молодой пижон, я стремился к легким, необременительным интрижкам, но, видимо, остался какой-то атавизм, унаследованный от интеллигентных предков. Засели в печенке все эти Тургеневы, Тютчевы, Бунины... черт их дери... В общем, Ромео дремал во мне и готов был проснуться. Я трепался Карлосу и Алине, что мне нравится девчонка с глазами строгой монашки. Есть в ней что-то притягивающее воображение... Ну, на этом все и кончилось. Ты не приходила на корт, хотя Алина много раз обещала привести тебя. Потом ты разозлилась на меня за тот ночной разгул у реки. Алина рассказала, что ты стала свидетельницей какой-то вакханалии и заподозрила меня во всех грехах. Кроткая девочка, моя Романтическая Джульетта пропала... Алина же была рядом и она здорово похожа на тебя... Вот, собственно, и все... Комедия ошибок. Но – трагедия запоздалого раскаяния.

– Разве ты не влюблен в Алину? Разве у вас не было "сумасшедшего романа" ещё в начале июля?

– Все по существу началось неделю назад. А сегодня закончилось. Я оставил её в Москве и уехал навсегда. Так мне казалось. Я ужасно разозлился, когда узнал, что у Алины было с Карлосом и Павлом. Да ладно... Ревность – странная штука. Она бывает даже без любви. Но возбуждает любовь или что-то похожее... В общем, я гнал сюда, как сумасшедший, чтобы не развернуться и не поехать обратно. Так хотелось броситься к ней и сказать: "Прощаю, май лав. Мир". Когда я увидел тебя на дороге, то чуть не умер от радости...

– Ты принял меня за нее? Бедняжка...

– Я подумал, она вернулась ко мне, все поняла, стала другой. А сейчас... А сейчас, думаю: сегодня, действительно, праздник. Хитрющая судьба вернуло мне тебя. – Крепко взяв Алину за плечи, Денис посмотрел ей в глаза. – Вернула, правда?

Она не хотела задумываться над рассказом Дениса. Ясно одно – он здесь, с ней и всегда предпочитал её другой! Он выбрал Аню именно за то, чего не было у Алины за целомудрие и глубину чувств! И вовсе не считал её старомодной ханжой. Господи, ведь ещё сегодня утром она сомневалась, стать ли подружкой Карлоса, назло этому самодовольному ловеласу.

– Это правда, правда? Тебе нужна я? – Понимая, что лепечет глупости, спросила Аня. Она упиралась ладонями в грудь Дениса, удерживая дистанцию.

– Дурочка... Да я влюблен, как пылкий Монтекки! Иди ко мне, Нюта.

Они, как сумасшедшие, целовались в машине, потеряв голову, бормоча какие-то признания...

– Стоп. Брр! – Денис отпрянул. – Едем ко мне. В доме никого нет.

– Мама с ума сойдет. Это невозможно.

– Я сбегаю к вам и скажу, что видел тебя в клубе, концерт закончился поздно и ты решила переночевать в Москве. Логично?

– Да... – Аня смотрела перед собой, будто приговоренная к казни. И не соображала ничего. Никаких доводов здравого смысла, никаких сомнений, колебаний "за" и "против". Вперед – в самое пламя, на счастье, на смерть... Как рвутся к свету безумные бабочки.

... – Господи, как же мне было хорошо... – Поднявшись с постели, Денис закурил у раскрытого окна. В рассветном тумане, где-то далеко, кричали петухи. – Хочешь есть?

– Нет. – Сев среди раскиданных простыней, Аня пыталась осмыслить случившееся, но в голове и теле обосновалась глухая, ватная пустота.

– А я жутко проголодался... Да ты что, Энн? – Он присел рядом и обнял её. – Не бойся, я предохранялся... Если честно, не думал, что я у тебя первый.

Она подняла на него глаза и почувствовала, как они наполняются горячими слезами. Он не понял, что она принесла ему себя в дар – первому, единственному. Все хорошо, очень хорошо, но не так...

– Ну не плачь, девочка... – Губы Дениса быстро осушали катящиеся по щекам слезы, опускались все ниже и ниже...

– Погоди... не надо больше сегодня, ладно?

– Не бойся, все нормально. Завтра мы начнем основательно осваивать "науку страсти нежной".

– "Которую воспел Назон, за что скитальцем кончил он свой век блестящий, безмятежный..." – механически продолжила Аня строки из "Евгения Онегина", думая совсем о другом.

– ... "В Молдавии, в глуши степей, в дали Италии своей..." – завершил Денис, и с наслаждением потянулся. – В Италию хочется! Жить хочется, жрать хочется! Тебя любить хочется... Ух, – какой я жадный...

5

Весь день Аня светилась от своей тайны. Началась новая, загадочная, полная неизведанных блаженств жизнь. Денис был рядом – вон за теми соснами. Он думал о ней и ждал вечера. Скоро они останутся вдвоем в сумраке пустого дома. Все будет по-другому – свободней, раскованней, бесстрашней. Ведь теперь Аня знала – пришло её лето, свершилось предначертание судьбы...

Наступил вечер, сгустились сумерки, по телевизору кончилась программа "Время".

– Я пройдусь по улице, – не выдержала Аня, выскользнув за калитку. В окнах дома Южных было темно. Рамы закрыты и на гараже большой замок. Если он уехал, то почему не предупредил? Раз не предупредил, значит, скоро вернется.

Еще два дня прошли в полной неизвестности. Радужное настроение сменилось полной растерянностью. Ане хотелось то ли кричать, то ли плакать. Рассказать все матери, умчаться в Москву искать Дениса... Вероятно, случилось что-то страшное. Авария? Драка? А если... если все было лишь хитрой игрой опытного соблазнителя, ложью? За что...

Вечером во вторник прибыла Инга с дочерью – загорелая, похожая на икусительницу Кармен, с алым цветком-заколкой в скрученных на затылке волосах. Алина жалась к матери и выглядела совершенно невинно.

– Что тут новенького? Огурчики солите? – Она пристально взглянула на Аню.

– Какие огурчики? Цветут только. За три дня прямо сразу малосольные огурчики... – Возмутилась Муся. – Ничего у нас тут нового не случилось. Не в Америке. У них там негра какого-то важного застрелили...

– Верочка, – Инга ласково обняла Веру за плечи. – Крепись, мне надо сообщить тебе неприятную новость. Вчера твоя соседка звонила, там телеграмма из Тулы пришла...

– Тетя Фима?.. – Ахнула Вера, отправившая жившую с ними в Москве тетю на лето к сестре.

– Инсульт. Завтра вам с Анютой надо выезжать, – кивнула, глубоко вздохнув, Инга.

Аня зарыдала, дав волю накопившемуся отчаянию.

Вернулись они через неделю. Сестры пристально посмотрели друг на дружку, оценивая произошедшие изменения. В облике Ани, одетой в знак траура в школьное темно-синее шерстяное платье, появилось что-то вдовье: опущенные глаза, бледные потрескавшиеся губы, собранный на затылке "кукиш".

– Скучно было? – посочувствовала Лина.

– Тяжело... А здесь что? Какие новости?

– Да что... – пожала плечами Алина. – Ну, у Федосеевых сарай с каким-то ценным архивом спалили. Зинку Жулька укусила вот здесь, за пятку. Денис три сета подряд у Карлоса выиграл. Поздравляли, чествовали.

– Он здесь? – оторопела Аня. – То есть, – спохватилась она, – я хотела спросить, что это он вдруг выиграл?

– Прилив сил, душевный подъем. – Алина многозначительно улыбнулась. Купаться пойдем? Там сегодня с утра все жарятся. Я ждала, когда ты приедешь.

– Спасибо. Не жди. Мне вещи разобрать надо. И вообще, сегодня у меня некупальные дни.

Оставшись одна, Аня лихорадочно пыталась осмыслить случившееся. Так что же все-таки стряслось, что? Была ли вообще та ночь на даче Южного? – в отчаянии размышляла она, сидя в шезлонге на веранде. Солнце жгло нестерпимо. Это лишь усиливало переполнявшую её боль. Вот так бы и расплавиться здесь на месте, сгореть, кануть в небытие... Исчезнуть...

– Мать моя, неужто в платье теперь загорают? – удивилась Муся. Скидывай его и жарься.

– Муся, тебе Денис Южный нравится? От него здесь все без ума, растравляя рану, спросила Нюта.

– Тьфу... И говорить не хочется... Бабку свою – Веронику Карповну до инсульта довел – все пьянки, гулянки... С виду-то он представительный. Вон, все девки как очумели. Хорошо, ты у нас девушка серьезная, ничего такого не допустишь.

– А он мне вовсе не нравится. Вот ни капельки, – хихикнула Аня. Надменный, лживый гад... И противный, правда, Муся, противный... – Она истерически хохотала, роняя на синюю шерсть ливень горючих слез.

Весь следующий день, не снимая траурного платья, Аня провела дома. Она никуда не выходила и о запропастившейся Алине ничего не расспрашивала. "На пляже", "В поселок поехали", "У Нины собрались", – по собственной инициативе сообщала Верочка.

А потом произошло ужасающее событие.

Подслеповатая Муся забралась на чердак в поисках какой-то старинной мороженицы и стала свидетельницей жуткой сцены: на старом дерматиновом диване, списанном сюда ещё в хрущевские времена, лежали в обнимку двое соседский Денис прижал к себе совершенно обнаженную девицу. Длинные светлые волосы свешивались до полу с запрокинутой головы. Взвизгнув, Муся перекрестилась и опрометью бросилась вниз.

Прибывшая на следующий день Инга выслушала покаянный доклад дочери о происшествии. Алина умоляла мать не сердиться на Аню, которая давно влюблена в Дениса.

– Я не знала, мамочка, что у них так далеко зашло. Но ведь Ане скоро семнадцать. Сейчас все девушки уже...

– Что значит уже?! – Взвизгнула Инга, с отвращением отвернувшись от пунцовой, опустившей глаза Ани. – И какие это девушки "уже"? Из хороших семей? Что-то не слышала... Эх, Анна, ведь ты за сестру Линочке была... Что теперь-то про нас скажут... И Денис хорош – смазливый, развратный подонок...

Алине удалось замять скандал. Никто не проговорился Верочке о предосудительном поведении её дочери. Даже Муся молча вздыхала, лишенная возможности покритиковать нравы молодежи.

– Дрянь ты, Лина, – без злобы констатировала Аня. В тот день она сбежала на пляж, не желая попадать на глаза домашним.

– Тебе-то что: твоя маманя кроткая. А мне шею свернули бы. Муська все равно от страха ничего не разглядела – она нас с двух шагов путает. Уж я-то тебя при случае постараюсь выгородить, Анечка. На всю жизнь твоей должницей буду.

– Не надо мне ничего. У меня свое счастье будет, получше твоего, лживого, – заявила Аня, и вдруг с необычайной силой почувствовала, как хочет этого самого счастья – яркого, роскошного, шумного, от которого только одна у всех болезнь – зависть.

Пути "сестричек" окончательно разошлись. Инга демонстративно давала понять окружающим, что игры в близняшек окончены. Она стала покупать дочери фирменные вещи, решительно отказавшись от изделий Веры, и как-то мимоходом, но вполне определенно заметила, что времена "самострока" миновали и не стоит портнихе копировать для своей дочери туалеты Алины.

В августе Ане исполнилось семнадцать – она была на целых три месяца старше Алины. Но вместо заранее обещанного праздника с молодежной вечеринкой на даче дело ограничилось приглашением Верочки и Ани в московскую квартиру Лаури и торжество прошло более чем скромно. Аня получила в подарок коробку шоколадных конфет и английские колготки.

– Ну вот, ты теперь совсем взрослая девочка, с собственными планами на будущее, – сказала Инга, выразительно глядя на Аню. – У Алины впереди напряженный год – надо готовиться с преподавателями к поступлению в институт. Я уже договорилась с репетиторами по истории театра и русского языка... Ужасные расходы... Так что, дорогие мои, пора браться за голову... Каждый сам хозяин своей судьбы.