Текст книги "Дар полночного святого"

Автор книги: Мила Бояджиева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

– В данный момент я не обнаруживаю настораживающих симптомов. Не исключено легкое сотрясение мозга, невроз. Совет один – покой, слабенькие транквилизаторы, витамины. И, конечно, положительные эмоции.

– Спасибо. Значит, мне можно лететь?

– Лететь? О, только не сейчас. Вам необходимо прийти в себя, а потом уж заняться делами, ради которых вы прибыли сюда. Приятными делами! – Он с лукавой улыбкой похлопал её по руке. Аня выпрямилась.

– Господин Джанкомо, произошло недоразумение. Боюсь, вы заблуждаетесь относительно меня.

– Ну что вы, дорогая! У меня колоссальный опыт. Все будет нормально. Сопроводивший вас господин объяснил ситуацию предельно ясно. Досадная случайность. К счастью, обошлось без серьезных последствий. Ваш друг в курсе случившегося и принимает все необходимые меры, что бы поскорее разрешить ситуацию. Но у него небольшие проблемы. Ах, не смотрите так испуганно! Вы гостья, дама, и вас это совершенно не должно касаться. Гуляйте, читайте, наслаждайтесь французской кухней – в общем, отдыхайте. Синяки и ссадины пройдут через неделю. Вначале удовольствия – потом дела. Первая заповедь человека, находящегося на отдыхе. Тем более, для такой юной и прелестной особы. Хоть я и смахиваю на дядюшку Ноэля, но в душе – дамский угодник. – Доктор развел руками и сделал смешное лицо. – Буду навещать вас ежедневно.

– А моя мать в курсе? В курсе изменения моих планов?

– Естественно. Об этом совершенно не стоит волноваться. Ваши друзья уладят все вопросы.

– Мои друзья? – Аня ткнула себя пальцем в грудь. – О, нет! Вы ничего не поняли. У меня здесь нет друзей!

– Ну, значит, они появятся. Разумеется, дружеская преданность понятие относительное. Вернее делать ставку на любовь.

– У меня её уже нет.

– Милая, милая моя! Ну что за пессимистическое настроение? Небольшие трудности – и сразу слезы. – Доктор достал из кейса флакон. – Чудесные капли. Просто эликсир для восстановления сил. И физических повреждений. Он строго посмотрел на Аню. – Красоту необходимо оберегать. Это я уж как француз и отчасти итальянец вам советую.

Доктор ушел. Аня в отчаянии огляделась. То ли с английским у неё появились проблемы, то ли, действительно, с головой. Совершенно не понятно, что имел в виду этот человек, говоря о том, что им уже все известно. Кому и что? В конце концов, Алина наверняка приняла меры. Но что она сказала Верочке? Последнее время мать и так не сводила с дочери испуганных глаз, беспокоясь за каждый её шаг. Она будет в панике, пока не услышит голос Ани.

Код Москвы ещё с времен свадебного путешествия Аня помнила отлично. Вот и телефон пригодился. Мать оказалась дома.

– Господи, детка, ты где? Звонки были похожи на междугородку.

Аня лихорадочно соображала, что же известно матери, и что можно ей сообщить.

– А где Алина?

– Ох, и не спрашивай... Ее с мужем вчера арестовали. Ну, это пока для какого-то выяснения. Ты-то когда придешь?

– Мам, меня пригласили отдохнуть. Хочу недельку провести на юге. Извини, так получилось – не смогла предупредить... Завтра позвоню и все объясню подробней. Целую. – Услышав, как приоткрывается дверь, Аня положила трубку.

Это была мадам Берта с тележкой, загруженной "легким" завтраком. Прелестный сервиз, белый с золотом, славной округло-приплюснутой формы. Чайники, молочник, сахарница играли в солнечных лучах пузатыми боками. В корзинке красовались аппетитного вида булочки и круассаны с фруктовой начинкой. Тарелки с сырами и ветчиной. Салфетки, маргаритки в вазочке. Чудесный завтрак!

– Мерси. Тре бьен. – Аня с улыбкой кивнула и, когда женщина вышла, погрузилась в свои мысли.

... Алина и Денис в тюрьме. Да что же случилось?.. – Она не глядя откусила круассан – внутри краснели свежие вишни. И кофе оказался таким ароматным... "Значит, аппетит все же есть", – удивилась Аня, поймав себя на том, что впервые после больницы без всякого нажима и уговоров поглощала сыры и булочки. Вероятно, новый стресс подавил последствия прежнего. Клин клином вышибают. Теперь хоть не тошнит при виде кулинарных изысков и не тянет покончить счеты с жизнью. – Кому же звонить? – соображала она. Но ответа не было.

– Войдите! – Крикнула Аня на осторожный стук в дверь.

Вошла элегантная дама её возраста с пикантной стрижкой блестящих смоляных волос и ярко-зелеными глазами. Аня не видала ещё такого интенсивно-травяного цвета радужки.

– Добрый день, мадемуазель. Меня зовут Клер. Я агент дома моды Живанши. К нам поступил заказ на повседневный гардероб для молодой дамы. Мне пришлось подобрать несколько вещей из последней коллекции на свой вкус. Кажется, я не ошиблась, – ведь это для вас?

Аня кивнула, завороженно глядя в зеленые глаза.

– У меня цветные линзы, – объяснила Клер. – И парик. Таков обязательный имидж всех наших агентов.

– Очень стильно, – согласилась Аня. – Мне необходимы свитер и брюки. Немного белья... Туфли... В общем, на два-три дня.

– Великолепно! – Клер вкатила высокий кофр на колесиках с серебряными эмблемами фирмы по синей поверхности и распахнула дверцу. – Пожалуйста, примерьте.

– О, нет. Не сейчас. Это слишком много. Оставьте что-нибудь попроще. Только... у меня здесь нет денег.

– Заказ оплачен. – Девушка начала доставать элегантные вещи.

Аня выбрала брючный костюм из серой фланели в черно-лиловую клетку, черные брюки и такой же тонкий свитер с высоким воротником. Пришлось взять туфли на низкой подошве, плащ и какие-то парфюмерно-косметические мелочи. Ей не доставляло никакого удовольствия копаться в очаровательных безделушках, хотелось лишь поскорее отделаться от продавщицы и остаться одной. Что-то надо было обдумать, но что?

Аня категорически отказалась взять остальные вещи, озадачив девушку. Та пообещала явиться по первому приглашению, оставив каталог с телефонами.

Одевшись во все черное, Аня села у окна. Она – вдова, не отметившая ещё и сорока дней. Она нездорова и попала в затруднительное положение. А вокруг – пустота, чужой город, дом. Совершенно непонятные, ненадежные люди.

– Одинока! Совсем одинока, – поняла Аня, и сердце защемило. Как же хорошо было рядом с Михаилом, сильным, внимательным, нежным. Что за легкокрылое чудо – любовь. Как наивно рассчитывать на её постоянство... Как весеннее солнце – осчастливило и спряталось за тяжелые, хмурые облака. Потемнел газон, погрустнели могучие деревья, уже разнежившиеся в весенней благодати.

Аня открыла дверь и вышла в коридор – тишина, гулкий шаг по блестящему паркету, картины, закрытые двери. А вот гостиная – большой зал с полукруглым строем колонн и цельными, до полу, окнами эркера. Кремовые и золотые тона, мозаичный пол, небольшие ковры, изящная старинная мебель, множество ваз и цветов. Роскошная вилла. Неспроста Алина выбрала загадочного Жанни – этот джентльмен умеет жить со вкусом. Аня обошла зал, чуть прикасаясь кончиками пальцев к деревянной резьбе, часам, статуэткам. Она окунала лицо в желтые цветы, стоящие в широких, низких серебряных вазах и погружалась в воспоминания. Ее дом... Дом, построенный Михаилом для долгой и счастливой жизни. Кто теперь будет хозяйничать в нем? – Аня остановилась в посередине комнаты, подняв лицо к потолку – там, в центре лепного купола, искрилась хрустальная люстра. Что-то неуловимое обитает в этих роскошных домах, роднит их, словно членов аристократического клуба. Люстра, картины, полукруг высоких окон... Разве не таким был дом Ани? Разве не таких вещиц – дорогих, изящных, – касались её пальцы? Да точно таких! Таких! – Она рухнула в кресло, закрыв ладонями лицо. – Натуральное сумасшествие. Но приятное... Доктор Джанкомо дал хорошие капли – прошлое возвращается, но без зияющих ран, ужасов, крови. Глянцевая открытка знакомой рекламы – нечто твое и чужое, придуманное и реальное одновременно.

Аня вернулась в спальню и села возле телефона. Что же делать? Звонить в российское консульство не имело смысла. Как объяснить, что попала сюда по фальшивым бумагам в результате аферы, затеянной неким весьма влиятельным иностранным гражданином, чьей фамилии она даже не знала? Алину искать нельзя. Кто, кто поможет?

Раздался мелодичный звонок. Аня вздрогнула, отпрянув от телефона. Две, три, четыре призывные трели. Она медлила и, наконец, нерешительно подняла трубку, осторожно поднесла её к уху.

– Это ты? – прозвучало совсем близко.

– Я...

– Здравствуй, радость моя!

Аня захлебнулась воздухом, не в силах промолвить ни слова. Из прошлого, из её сказочного прошлого звучал чуть хриплый, бесконечно дорогой голос Михаила! Рука выронила трубку, поплыла вокруг зеленоватая карусель, Аня мягко упала на подушки, погружаясь в сладкое беспамятство.

2

Она проснулась бодрой и до вечера улыбалась. В просветленной задумчивости поглощала доставляемые Бертой блюда, послушно глотала капли доктора Этьена Джанкомо. Во сне видела сад и дом, рыжего пса и чьих-то галдящих детей. Но все это было томительно и приятно, как знакомая мелодия, звучащая в синих сумерках.

Утром у её постели вновь сидел доктор. На нем была нежно-голубая рубашка и цветной, изысканно-узорчатый галстук.

– Выглядите совсем неплохо, дорогая моя. Даже желтизна вокруг глаза вас не очень портит, – ласково присмотрелся он.

– Пустяки. Похоже на географическую карту южного острова.

– Или на мой галстук! – засмеялся доктор. – Голова болит?

– Нет... Но были галлюцинации...

– Кошмары?

– Скорее, наоборот. Я привыкну. Мне слышался голос дорогого, но умершего человека. Ведь это даже приятно? Правда, я, кажется, потеряла сознание. Или задремала.

– Этот голос звучал с небес? – Серьезно осведомился Джанкомо.

– По телефону! Без всякой мистики, уверяю вас... Я не испугалась. Скорее, была ошеломлена... Возможно, это был сон? Ах, сказочный сон...

– Нет, это не сон. Это галлюцинации. Современная медицина научилась дрессировать угрожающие фантомы сознания. Пейте капельки, и вам покажутся приятными даже видения из преисподней, – добродушно улыбнулся доктор и добавил, – шутка. Вообще-то я пришел вас порадовать... Обстоятельства вашего пребывания здесь, сами знаете, запутанные... Вашему другу приходится решать множество непростых задач. Но все постепенно утрясается... Бракосочетание состоится в субботу. Очень скромное, что вполне естественно при таких обстоятельствах.

– Через два дня!? Но ведь... Я же должна с ним увидеться до этого?

– С женихом? – Доктор пожал плечами. – Излишние хлопоты. Все будет оформлено, как следует.

– Послушайте, я прилетела из Москвы к своему другу три дня назад, и ещё ни разу с ним не встречалась. Это странно! – разгорячилась Аня, убедившись, что доктор все ещё принимает её за Алину. Но где же в конце концов этот чертов Жанни?

– Мой патрон прибыл в Ламюр лишь сегодня утром. И передал вам письмо. – Доктор положил на тумбочку запечатанный конверт. – Согласитесь, по телефону не выразишь всех теплых чувств... Мужчины, мадемуазель, чрезвычайно застенчивы и бывают неловки в изящных проявлениях...

Аня взяла конверт. Ни адреса, ни имени на нем не было.

– Позвольте откланяться. Не забывайте о лечении. До завтра. – Улыбка Джанкомо исчезла за дверью.

Аня достала листок. Вытянутые в линию строки с широкими, щедрыми интервалами между слов. Михаил любил масштабы, простор и не терпел никаких ограничительных рамок. Даже плотный лист благородно-серебристой бумаги торопился заполнить словами, как спешил застраивать заброшенные пустыри...

"... Дорогая, тебе понравился наш дом? Я очень старался угодить. надеюсь, мне всегда удавалось это. Вилла называется "Двойник". Я здорово придумал? Теперь тебе не больно? Теперь ты поняла, как я люблю тебя? Умоляю, не поддавайся отчаянию. Все уладится. Обстоятельства непростые, но я с ними справлюсь. Ради нас, ради того, о чем мы мечтали..."

Аня пробежала письмо до конца и принялась читать вновь, роняя на листок тяжелые слезы. Откуда явилось это послание? Из тайников больного воображения, с того света, в котором обретают покой души? Неважно, – она слышала его голос, звучащий за редкими, летящими строчками. И она вновь любила!

"... Милая, у нас все будет отлично. Ни в чем не сомневайся, ничего не бойся. Я все время рядом. Я не оставлю тебя. Теперь мы, наконец, неразлучны.

Твой М."

Губы Ани прильнули к письму.

– Не волнуйся, любимый... Твоя девочка не разрушит иллюзию, не порвет эту тоненькую связь. А если ты позволишь, она сделает шаг навстречу. Подскажи, как, – шептала она. – Где ты, Мишенька?

Она снова оглядела комнату и окончательно прозрела: письмо не лжет, это её дом! Картины, вазы, даже флаконы на туалетном столике – все так же, как было, как будет теперь всегда!

Пораженная неясной догадкой, Аня выбежала в коридор, поднялась по лестнице – да, так! Все именно так. Вот круглый кабинет с камином и вишневым ковром, вот зимний сад под стеклянным куполом, а вот, – она толкнула дверь, – Белая комната!

Снежный атлас с выпуклыми виньетками на стенах, версальская мебель, высокое окно. В центре – овальный стол и белая коробка с лентами... Конечно, конечно же, – флердоранж! Подвенечное платье! То самое... почти, почти. Даже ещё лучше – струящееся, прохладное, как альпийский родник... И цветы! В вазе – высокой и искристой, – белые гладиолусы, которые дарил невесте в Москве Михаил. В букете карточка: "До встречи, любимая. Второе апреля – наш праздник". Второе апреля? Да это же суббота – день свадьбы, о которой говорил доктор! – сообразила Аня и прижала ладонь к замершему сердцу.

Теперь она знала точно, что сошла с ума. Но ни на что на свете не променяла бы свое безумие. Она станет хитрой, она постарается скрывать от доктора галлюцинации, чтобы сохранить их себе. В субботу на том или на этом свете они встретятся с Михаилом, чтобы никогда уже не расставаться с ним. Если таков дар безумия – избавляться от него она не намерена. А если встреча с любимым означает смерть, – да здравствует смерть!

3

Дни пролетали незаметно – теперь с Аней были мечты. Надев светлый костюм, она гуляла по саду, улыбалась цветам, шепча: "Это наши цветы". Она с наслаждением исследовала дом, узнавая в нем каждую мелочь, сделанную или попавшую сюда ради нее... "Двойник" – отражение прошлого в таинственном зазеркалье.

– Рад видеть вас в полном здравии. – Доктор, явившийся в пятницу позже обычного, внимательно осмотрел пациентку. – Совсем другое лицо, – как у рафаэлевской мадонны – прямо светится тайной радостью. И весенний туалет чрезвычайно идет вам!

– Естественно, ведь я – невеста, и живу в доме друзей, – осторожно объяснила Аня.

Доктор рассмеялся:

– Излишняя скромность, дорогая моя. Вы – хозяйка. Фактически – все здесь принадлежит вам. Юридические формальности будут улажены очень скоро... А уж завтрашний день – забавная игра, и не больше. Ваш жених джентльмен. Ему можно доверять... Он – ирландский барон, имеет родовой герб и земли. Не пугайтесь журналистов, которые могут появиться на церемонии. Улыбайтесь и молчите – вы же не знаете французского. Кстати, ознакомьтесь вот с этим. – Доктор протянул сложенную вчетверо газету. На Аню смотрело фото смеющейся молодой женщины. Надпись гласила: "Барон Ноэль Эккерман Роузи нашел невесту в России". Снимок был достаточно четким, и Аня готова была поклясться, что уже видела это фото – Алина фотографировалась на террасе Ильинского.

– Где же портрет жениха? – Развернула газету Аня.

– Совершенно ни к чему! – Доктор смущенно фыркнул. – Ему совершенно противопоказана лишняя известность. Это понятно.

Аня кивнула. Пресса отражает лишь то, что угодно заказчику. Историю создают герои, а её версию для общественности – тот, кто сильнее, то есть тот, кто нанимает этих героев.

– Человек такого масштаба, как ваш покровитель, мадмуазель, сумеет "отредактировать" творческие изыски любого папарацци – на страницах светской хроники появится именно то, что ему будет необходимо.

– Выходит, своего жениха я увижу лишь завтра?

– Понимаю женское любопытство. Могу заверить – он вовсе недурен. На мой взгляд, правда, несколько молод.

Аня лишь шире распахивала глаза, но старалась молчать, не проявляя удивления. Безумие – странная вещь. Это как сон – в нем сплетаются самые неожиданные сюжеты. Стоит пренебречь бредом, чтобы выудить золотые слитки счастья.

– Понимаю, вы волнуетесь. В одиннадцать часов примите двойную дозу капель, вот эту капсулу, и к восьми утра будете выглядеть, как майская роза.

– В восемь?

– Да, в 8.30 явятся парикмахер и визажист. Туалет, насколько мне известно, одобрен вами.

– Платье выглядит чудесно. – Она сияющими глазами посмотрела на доктора, – конечно же симпатичный толстяк – добрый волшебник, руководящий всей чудесной игрой. – Я так благодарна вам, мсье Джанкомо.

– Этьен. – Дочь утверждает, что я далеко не старикашка.

– Вы очаровательны, Этьен.

– Вот и отлично. Думаю, когда-нибудь я буду врачевать ваших деток. Ведь вы доверите мне малыша?

– Только вам... Только вам, доктор, с мольбой посмотрела на него Аня. – Но вы не исчезните?

– Избави Бог. Имею прекрасный гороскоп и длинную линию жизни.

4

Аня поступила точно по инструкции Этьена: в одиннадцать, лежа в постели после ароматной ванны, проглотила необходимые лекарства и с удовольствием растянулась на широкой постели. – Завтра... Завтра случится нечто невероятно прекрасное, фантастическое... Она не волновалась, она предвкушала. Это немыслимо – все снова начнется со свадьбы! Впереди – целая жизнь... А если... – Аня села от страшной догадки. – Если таков неведомый смертным закон: все повторяется бесконечно, заново прокручивается один и тот же сюжет, завершаясь взрывом автомобиля... Очевидно, там, на московском заснеженном шоссе она умерла, а все последующее – жизнь после смерти. "И радость, и ужас будут повторяться до тех пор, пока ты не поймешь, где допустила ошибку и не сумеешь исправить ее", – шепнул зловещий собеседник, прячущийся в лабиринтах её воспаленного воображения.

"Совсем не страшно пережить беду, зная, что это лишь условие некой игры. Михаил гибнет, мы расстаемся, чтобы снова встретиться и пройти той же дорогой! – Спорил внутренний голос влюбленной женщины. – Я готова к испытаниям".

"Но каждый раз и боль, и ужас потери будут такими же. Ведь ты уже боишься потерять иллюзорного Михаила, а что будет потом? Каково ему – снова и снова пережить кошмар преждевременной смерти?" – пытал её вопросами неведомый злодей. – "Ты быстро поддалась чарам, дурману прекрасной лжи. Ты позволяешь фантомам заманить себя в ловушку и даже не пытаешься искать правильный выход. А ведь именно для этого даются человеку испытания".

Аня запуталась. Не было никого, кто мог бы помочь ей. Но ответ есть, он совсем близок, чувствовала она. Надо лишь сосредоточиться и ждать, прислушиваясь к себе.

Тикали часы, нанизывая на нить вечности бесконечную чреду минут, ровных, кругленьких, как жемчужины. Аня не спала – её сознание сконцентрировалось в крошечной ослепительной точке. Так фокусируется солнечный луч, пройдя через линзу: светящаяся искра блаженного ожидания.

Дверь тихо скрипнула, что-то прошуршало совсем рядом. Заслонив мягкий свет из окна, над Аней склонился темный силуэт. Она затаилась, слыша, как громко колотится сердце. Человек замер, прислушиваясь. Но, видимо, не услышал ничего, кроме ровного дыхания спящей. Щелкнула зажигалка, запахло воском, кожа ощущала язычок свечи, трепещущий у лица. И дыхание – такое знакомое, чуть присвистывающее дыхание...

Она подняла веки и оцепенела. Серые глаза Михаила смотрели на нее. В огромных черных зрачках плясало отражение пламени, и было в них нечто тревожное, опасное, пугающее... Не так-то легка встреча с потусторонним. Аня охнула и зажмурилась. Дуновение – свеча померкла. Скрипнул паркет, затем дверь – мягкие, едва слышные шаги затихли вдали.

– Постой! Я больше не боюсь. Не уходи! – Аня рванулась вдогонку. Перед ней во тьме коридора, слабо колебалось золотистое свечение, исчезающее за поворотом.

– Михаил! – Только тишина в ответ – мирный сон пустого дома.

"Я не остановила его! Ни о чем не спросила и ничего не сказала... Ведь он приходил неспроста. Он подал мне знак! Господи! – Сев на кровати, Аня сжала голову. – Что же я должна понять, как поступить, чтобы не допустить прежних ошибок? Ну подскажите мне, силы небесные!" – Она механически схватилась за медальон, висящий в вырезе ночной сорочки. На задней стенке овального золотого брелка, в хитросплетении гравировки были различимы крестик и мелкая вязь – "Спаси и сохрани". Может быть, все-таки нужна вера? Причастия, исповеди, венчание в церкви? – Если так, то теперь я верю! – Аня неумело перекрестилась.

Верочка в церковь не ходила, а молилась потихоньку на доставшуюся от тетки иконку Богоматери. Михаил с усмешкой называл себя атеистом. И как-то сказал: "Это не так уж страшно. Атеизм отрицает не только Бога, но и сатану. Ничего нет, кроме человека. Но человек может стать всем!".

"Господи! Михаил поймет, или понял уже, что ошибался! Он исправит ошибку, он щедрый и добрый. Не надо больше мучить нас..." – взмолилась она и прислушалась, ожидая ответа. Все так же с легкими ударами отскакивали жемчужины минут и где-то далеко в спящем городе, выли сирены торопящихся машин – пожарных или скорой помощи. Они то удалялись, то возникали вновь с другой стороны: кружили где-то рядом, и казалось, круги сужаются!

Может, это и есть ответ? В Москве, на месте происшествия, сколько стояло их – в копоти и в гари, – среди испуганно-любопытной толпы. Аня пробивалась сквозь оцепление, крича: "Я жена, жена!" И повисла на руках милиционеров, не подпускавших никого к удушливо дымящим останкам "мерседеса".

"Вдова, деточка ты моя...", – прижала её к себе подоспевшая мать, стараясь заслонить копающихся среди искореженного металла людей в одежде пожарных.. Острая боль пронзила живот, Аня скорчилась и погрузилась в темноту...

"А замужем тебе не бывать..." – вспомнила она, придя в себя на больничной койке, пророчество уличной нищей. Это случилось в разгар её романа с Михаилом, – выпрыгнув из автобуса, Аня нечаянно толкнула старуху, и пока собирала вывалившееся из её кошелки на мокрый асфальт тряпье, краем уха слышала злобное карканье: "Не жди счастья, бедовая. Не жди. Ни счастья, ни мужа тебе не видать"...

Может, это не досадная случайность, а самое что ни на есть пророчество? Она не послушалась, стала женой. А потом – вдовой.

"Выходит, ошибка в свадьбе? В самом начале рокового пути?! Так вот в чем все дело! – Вдруг осенило Аню. – Я должна уйти с его дороги. Принести жертву. И тогда – все будет по-другому! Я должна разорвать замкнутый круг. Михаил явился и ушел, подавая знак свечей. Он показывал, что должна уйти из этого дома и я! Он приходил тайно – значит, не хозяин тут. А хозяин, затеявший жуткую игру – сатана!""

Она схватилась за стакан – зубы лязгнули о стекло, тело сотрясала дрожь. Быстрее... Успокоительные капли, еще... Накинула плащ, выскользнула в коридор, сбежала по лестнице в холл – яркий и пустой. Берта не сможет удержать её – она всего лишь прислуга. Но пожилая дама не появилась, а в стеклянных дверях вообще не было замка. Однако, толстые дверцы не открывались, словно намертво вросли в золоченую раму. Тогда Аня свернула в арку, за которой начинался полумрак тихих комнат. Миновала коридоры, кухню, даже в свете фонарей, падающем из окон, показавшуюся знакомой. Прошла через сумрачное полуподвальное помещение с мигающими глазками отопительной установки, толкнула едва заметную дверь – и оказалась в свежести весенней ночи, омытой мелким, сетчатым дождиком.

Это было так неожиданно и приятно, словно кто-то одобрительно погладил беглянку по голове. Теперь она и вовсе не сомневалась – размашисто шагала по дорожке, ведущей в глубь едва одетого зеленого сада. Услышала стук каблучков – и только тут поняла, что выскочила в белых туфлях на тонких высоких шпильках, приготовленных к свадебному платью. Подсвеченный фонарями сад был похож на Парк культуры, приготовленный к массовому гулянью, – даже струи в искрящемся сквозь кусты фонтане наливались попеременно рубиновым, изумрудным и сапфировым сиянием. С веток капала и, кажется даже, приятно звенела вода.

Аня мысленно заготавливала английскую фразу, обращенную к сторожу или охране, но никто не преградил ей путь. В воротах, очевидно, предназначенных для хозяйственных нужд, оказалась калитка, замок которой имел удобнейший шпингалет. Открыв его, хозяйка виллы или пленница беспрепятственно оказалась на улице. Значит, она верно истолковала знаки, поданные Михаилом – его зовущую, удаляющуюся по коридору свечу.

Переулок, освещенный фонарями и окнами вилл, был безлюден и мокр. Проехал мимо и нырнул в ворота своего дома автомобиль, полный музыки и комфортабельного благополучия. Аня отступила в тень кирпичной ограды и поняла – её прогулка никого не беспокоит – ни редких автомобилистов, ни группу подростков, в обнимку, с улюлюканьем пронесшихся на роликах посередине улицы. Аня двигалась в сторону какой-то магистрали – оттуда доносился шум машин и в небо поднималось яркое свечение от вывесок и реклам.

Она увидела не слишком многолюдную улицу. По водостокам небольших трех-четырехэтажных, вплотную друг к другу прижатых домов, стекала вода. В блестящем тротуаре отражались пестрые огни витрин. Откуда-то пахло вареными креветками, где-то за окном ухали басы джаза, обнимающиеся пары прикрывались зонтиками. Аня попыталась прочесть названия улиц на белых табличках, но они ни о чем ей не говорили, ничего не подсказывали. Указатели над магистралью отсылали водителей стрелками в разные стороны. Она постояла на перекрестке, следя, как разбегаются в известном им направлении машины, словно в игре, правила которой ей никто не объяснил. Странный, чужой мир, не имеющий никаких ориентиров, ни одного указателя, ведущего к покою и пониманию.

Французские слова "Морской променад" вдруг привлекли Аню. Да ведь здесь и правда должны быть гавань, порт, набережная... Море... Всегда казалось, что оно дружелюбно, приветливо. Могучий, мудрый покровитель. Это, конечно, синие просторы Адриатики или Эгейского моря. А здесь? Аня напрягла память. Северное море, пролив? Какое это имеет значение – в лицо повеяло солоноватой свежестью – и она пошла прямо к ней, к неизвестному великану, ворчливо ворочающемуся в темноте.

Вот оно! – Смоляная, взъерошенная ветром равнина. Остро пронизывают ночной мрак прожектора, у причалов покачиваются на черных волнах яхты и катера в полной оснастке. По набережной под зонтами прогуливаются люди, проносятся на роликах все те же оголтелые от переизбытка сил подростки. Чья-то собака без любопытства обнюхала подол нового плаща одинокой девушки и, дернувшись на поводке, последовала за хозяевами.

Аня подставила под дождь лицо, чувствуя, как стекают по щекам за воротник прохладные струйки. Так бы стоять и стоять, принюхиваясь к запаху мазута и водорослей, позволяя мокрому ветру трепать волосы. А дальше что? Ждать, пока разверзнутся небеса и глас Всевышнего даст мудрые распоряжения? Да не сон ли это? Она ущипнула запястье – больно. Потрогала разбитое колено – корочки на ссадине ещё не отпали. Но почему же тогда не страшно? Почему не охватывает паника, не кидается беглянка, очертя голову, к первому же полицейскому, чтобы перебросить на других, более здравомыслящих, груз непосильной головоломки?

Аня поняла, что давно уже смотрит на неоновую рекламу – голубой пингвин держит рожок с трехцветными шариками. Да это же "Фарцетти" – столь любимое Алиной мороженое! Знакомый, милый пингвин!

5

Она распахнула стеклянную дверь – узкая лестница круто спускалась вниз. Там оказалась полная дыма, грохочущая рэпом комната со стенами из красного кирпича и огромными плакатами экологического содержания на них. Молодежь панкового вида толпилась у стойки, танцевала тесным стадом в центре зальчика, курила и распивала нечто за маленькими пластиковыми столиками. Странное место указал заблудшей душе перст судьбы. Пить! Конечно же, в горле давно пересохло от жажды. Как восхитительно пенится "Пепси" в высоких стаканах! Приблизившись к стойке, Аня механически обшарила карманы плаща и растеряно присела на табурет. Если это и сон, то противный. Новый плащ и ни единой монеты. Нет даже носового платка, чтобы промокнуть лицо и, естественно, никаких документов. Закрыв глаза, она тихо застонала.

– Мадемуазель плохо? – осведомился кто-то за спиной.

– Я не говорю по-французски, – чуть слышно отозвалась она.

– Английский?

– Да. – Аня страдальчески посмотрела на собеседника. Он был тоже мокр, с почерневшими от воды плечами куртки и падающими на лоб темными завитками. По мокрой пряди сползла капля, упала на крупный горбатый нос и повисла на кончике. Незнакомец смахнул её тыльной стороной ладони. Все это Аня видела подробно и обстоятельно, будто снятое рапидом.

– Вы потеряли кошелек? Позвольте заказать что-нибудь?

– Я случайно надела новый плащ... "Пепси", пожалуйста.

– Не советую. Вы сильно озябли. Простуда обеспечена. Не стоит так легко одеваться – вечера здесь ещё прохладные.

Аня проследила выразительный взгляд незнакомца и торопливо запахнула полы плаща. Только сейчас она заметила, что одета лишь в коротенькую ночную сорочку.

– Я вышла второпях.

– Бывает. Недавно я сел за руль, вы не поверите, в одном банном полотенце на бедрах. Здесь это, увы, не принято – ведь вы приезжая? Незнакомец что-то сказал бармену и перед ними появились два стакана с соломинкой.

– Угадали. – Аня потянула напиток. – Приятный.

– Главное, – безвредный и согревает. Здесь, в основном, собираются "зеленые". Все коктейли – экологически чистые и слабоалкогольные.

– Приятно слышать. Оказывается, ещё существует на этом свете что-то безопасное.

– Жить вообще вредно. Что бы мы не предпринимали, это будет лишь шажок к финалу. Фокус в том, что бы двигаться энергично, но не торопиться. Сядем за столик? Может, взять тебе что-нибудь еще, – бисквит, печенье? Предложил парень.

– Я не голодна. И уже согреваюсь, спасибо. Пришлось очень кстати.

Они сели за столик возле плаката, изображающего ядерный гриб в виде цветной капусты. Или наоборот.

– Ты – полька, я угадал? – мужчина откинул пятерней мокрые волосы. Ему было не больше тридцати – тридцати пяти.

– Русская. Ты местный?

– Хм... У меня здесь гастроли... Тони. Тони Фокс.

– Энн. Путешественница. – Аня засмеялась: все, оказывается потрясающе просто. Она – обыкновенная путешественница! Познакомилась в баре с молодым человеком, рассчитывающим на интимное продолжение вечера. А он совсем не противный, даже, можно сказать, милый. Не лезет с пошлостями, и этот интеллектуальный иудейский нос... Опустив веки, она совершила несколько круговых движений головой – популярное упражнение для разминки шейных позвонков. Как приятно поплыло в голове... И подвальная комната оказалась не такой уж убогой, а в сигаретном дыму появилось нечто загадочное. Вроде театрального тумана, окутывающего поэтические декорации. "Тает луч пурпурного заката, сединой окутаны кусты..." – нараспев продекламировала Аня и предложила: