Текст книги "Два Гавроша"

Автор книги: Михаил Шмушкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

2. В пещере

Они шли вдоль леса. Перед ними расстилался пылающий от заходящего солнца луг. Далеко, на фоне туч, превратившихся в золотые горы с причудливыми обрывами, утесами, громоздились крутые крыши домой, зеленели кроны деревьев, сверкал крест на деревянной церкви.

Грасс, осторожно неся на руках Жаннетту, начал взбираться на крутой холм.

– Сними с меня автомат, – сказал он Павлику, – мешает.

Павлик снял с него оружие.

– Тяжелый? Выбрось его. Он мне не нужен. Бросай! – повторил Грасс серьезно.

Павлик стоял в нерешительности, озадаченно глядя на немца.

– Бросай! Чего задумался?

– Подарите его мне, – робко сказал Павлик.

– Тебе? – удивился немец и с оттенком недовольства спросил: – Разве хочешь, чтоб и тебя презирали, как. меня? Вооруженный человек – злодей.

– Автомат еще нам понадобится, – ответил Павлик. – А вдруг по нас стрелять будут, тогда что? Тот, кто защищается, господин Грасс, не злодей.

– Здорово, дружок, рассуждаешь! Как взрослый. Философ! Кто тебя этому учил? – спросил он.

Павлик смущенно пожал плечами:

– Я ведь ничего такого…

– Ладно, оставим автомат. Пусть будет с нами. Есть-то он не просит, правда? Значит, эта девочка из Парижа?

– Да, – подтвердил Павлик.

У самой пещеры Грасс остановился и заявил:

– Когда Жаннетта выздоровеет, мы отправимся в Париж к ее сестре. А пока вам надо подкрепиться.

Рядовой Рихард Грасс, дезертировавший из гитлеровской армии, оказался на диво чутким другом, и ребята привязались к нему всем сердцем. Он стал для них отцом и матерью, учителем и товарищем. С ним Павлик и Жаннетта забывали, что находятся глубоко под землей, в непроницаемой тьме, и даже не очень пугались, когда, бывало, сюда заползала змея.

Немец был мастер на все руки. Он прекрасно играл на губной гармонике, был отличным охотником, веселым рассказчиком, блестящим импровизатором. Он очень любил певчих птиц и научил ребят подражать их пению. Павлик и Жаннетта уже знали, что желтогрудая пищуха высвистывает: «хилю-хилю, хили-хили, тили-тили, чью-чью», пеночка-трещотка кричит: «вэд-вэд-вэд», серо-бурый лесной конек заливается трелью: «кле-кле-кле-кле». Они узнали, как птицы передвигаются по земле: черный дрозд прыгает, кланяется и задирает кверху хвост., воробьи скачут обеими лапками сразу, а трясогузка очень быстро бегает. Рихард Грасс рассказал детям, как действуют змеиные яды, сколько железа в человеческом организме и почему фасоль пляшет, когда ее варят,

– Жаннетта, с какой скоростью движется улитка? – спрашивал Грасс.

– Пять метров в час, – после минутного раздумья отвечала девочка.

– Правильно. Ставлю тебе пять с минусом.

– А за что минус?

– За то, что не сразу ответила. Надо отвечать быстро, четко, смело. Павлик, с какой быстротой летит человек?

– В среднем… Павлик на долю секунды умолкает. – Какой вы хитрый! Человек не летает!

В пещере раздается дружный смех. Летучие мыши срываются с мест, подымают крыльями ветер.

– Фу, черт! – смеется Рихард Граде. – Тут без регулировщика не обойдешься. Мышонок чуть не задел мне нос крылом. – И, вглядываясь в темноту, добродушно говорит: – Пусть резвятся… От них человеку польза есть: они истребляют вредных насекомых. Я их знаю, все породы знаю. Ушан, большой нетопырь, кожан, большой вампир, летучая собака…

Лудильщик из Цвиккау в поисках счастья исколесил, до его словам, «весь земной шар, от полюса до полюса, все меридианы и радиусы». Где он только не побывал! В Нью-Йорке, Париже, Лиссабоне, Стокгольме… В Перу он добывал золото, в Шотландии ловил рыбу, во Французской Экваториальной Африке убирал хлопок. Долго прожил Грасс в Эфиопии…

– Немало мне пришлось повидать за свою жизнь, – рассказывал он. – У меня, друзья, просто болезнь такая: зуд в ногах, а в мозгу – пропеллер. Тянет меня все время куда-то, тянет и тянет. Каких только я не встречал на своем веку людей! Добрых и злых, белых, черных, красных. И вот что я думаю: дело не в цвете кожи, не в разрезе глаз – в душе. Дело в том, какое у тебя сердце, чем набиты твои мозги, человек ты или просто скотина. Возьмем, к примеру, африканцев. Черные они. Черные, как их ночи, а светлой души они люди.

Павлик и Жаннетта слушали Грасса как зачарованные, а он, с мечтательной улыбкой на лице, продолжал:

– Наступит такое время, когда простые люди поумнеют, разберутся, что к чему, и родными братьями станут, вот как мы с вами. Кто я? Немец. А ты, Павлик? Русский. Жаннетта француженка. А как живем? Дружно. Одной семьей. Почему? Потому что у нас одна мечта: хотим быть свободными. Что плохого сделал мне русский сталевар, голландский рыбак, французский докер, бедный американский фермер? Ничего. Все мы люди, под одним небом живем. – Рихард Грасс положил руку на плечо Павлика. – Помнишь, ты уговаривал меня не выбрасывать автомат? Зачем он мне? Зачем вам пистолет? Ну, убили фельдфебеля, собаку, а теперь зачем?

– Чтобы защищаться, – ответил Павлик.

– Чепуха! Старая песенка, – иронически заметил немец. – Все так говорят, а потом сами нападают, убивают…

Павлик не соглашался с таким мнением, но возражать не стал. Он только спросил:

– Вы никого не убили? Ни одного человека?

Грасс ответил не сразу.

В пещере долго царила тишина.

– Убил. Одного человека, – наконец признался немец, сделав над собой усилие. – Убил. Наповал. Но… это было в первый и последний раз в моей жизни.

– На фронте? – оживилась Жаннетта. – Русского, француза?

– Не русского, не француза и не на фронте, – повернулся к ней Рихард Грасс. – Американца, злодея одного.

– За что? – загорелась любопытством Жаннетта.

Немец снова погрузился в мрачное молчание. После долгой паузы он поднял голову и начал рассказ.

Один очень богатый американец, мистер Хеберт, отправился с дочерью на охоту в юго-восточную Колумбию.

Его, Рихарда Грасса, они взяли с собой в качестве повара. Путешествие было, надо сказать, интересное. Они передвигались самолетом, легковой машиной, верхом по узким горным тропам и пешком вдоль обрывов и головокружительных пропастей. Исполинские горы, джунгли, тропические ливни… Наконец прибыли на место. К маленькой группе, состоявшей из трех белых, примкнуло четверо чернокожих.

Американец был не только страстным охотником – он коллекционировал редкие экземпляры животных. У себя дома он устроил нечто вроде маленького зоопарка… Путешественникам повезло. На второй день охоты они поймали карликовую обезьянку размером с мышь, а спустя еще день вблизи реки наткнулись на целый клубок змей анаконд. Самая маленькая оказалась длиной метров в десять и толщиной с телеграфный столб… Потом болота… Невыносимый зной. Рядом река, а купаться в ней нельзя – она вся кишит крокодилами. Но еще страшнее хищные рыбы пираньи – людоеды. Рыбка эта небольшая, от пятнадцати до тридцати сантиметров. Зато зубы у нее – не надо бритвы! Треугольные, острые, крепкие, как штыки. Переплывать реку, в которой водятся пираньи, рискованно. Тем паче, если на теле есть хоть малейшая кровоточащая царапинка. Почуяв запах крови, хищники набрасываются на человека и в течение нескольких минут превращают его в обглоданный скелет.

Маленькие людоеды приводили мистера Хеберта в неописуемый восторг. Он мог целыми часами простаивать у реки и любоваться их проделками. Хеберт скупал у местного населения уток, сдирал у них ножиком кожу с лапок и бросал в воду. Однажды американец заставил загнать поглубже в реку пришедшую на водопой корову и не успокоился до тех пор, пока животное не погибло.

Дочь мистера Хеберта стояла на берегу реки. Ветер сорвал с нее шляпу и унес в воду.

– Кто достанет шляпу? – обратился американец к неграм.

Те молча переглянулись и ничего не ответили.

– Кто? – повторил раздраженно мистер Хеберт и показал три пальца. – Даю три доллара.

Шляпа была уже на середине реки. Вода вокруг нее бурлила, как в кипящем котле. Не то крокодил, не то пираньи стали проявлять любопытство.

– Восемь, – объявил американец. – Восемь долларов!

– Сэр, – осторожно заметил Рихард Грасс, – вы посылаете человека на смерть.

Хеберт побледнел от гнева.

– Молчать! – метнул он на повара свирепый взгляд. – Еще одно слово, и я вас заставлю поплыть… Десять долларов! Ну? Больше ни одного цента. Повторяю: десять долларов!

В воду прыгнул негритенок, любимец Грасса. Его звали Артур. Одиннадцатилетний мальчик проплыл пол-пути. Вдруг он вздрогнул и отчаянно закричал. Он извивался всем телом, рвался вперед, назад, переворачивался на бок, на спину, но вырваться из зубов хищников не мог. С берега раздался выстрел. Пуля угодила негритенку в голову, и он камнем пошел ко дну.

Рихард Грасс резко обернулся к мистеру Хеберту.

– Что вы сделали? – не своим голосом вскрикнул немец.

Американец усмехнулся. Он невозмутимо глядел на воду, наблюдая за шляпой, которую ветер уносил все дальше и дальше.

– Жаль шляпы, – с досадой произнес он, почесывая себе затылок. – Я бы дал еще десять долларов.

Это были его последние слова. Рихард Грасс не помня себя порывистым движением сорвал с плеча винтовку и выстрелил американцу прямо в грудь…

– Вот видите, господин Грасс… Не было б у вас винтовки, Хеберт остался бы не наказанным, – осторожно заметил Павлик. – Если у фашистов – у Круппке, у Хеберта – будет оружие, а у нас нет, они нас всех до одного перебьют.

Жаннетте не по душе были такие серьезные разговоры. Она иронически улыбнулась, собралась что-то сказать, но Павлик ее остановил протестующим жестом: Разве не так, господин Грасс?

Грасс не откликнулся. «Если у фашистов – у Круппке, у Хеберта – будет оружие, а у нас нет, они нас всех до одного перебьют», – повторил он про себя слова Павлика.

Грасс склонил голову на плечо, быстро взглянул на Павлика.

– Ты по-своему прав, – сказал он со вздохом. – Во всяком случае… подставлять другую щеку этим злодеям я больше не намерен.

Обитатели пещеры не жаловались на скуку. Рихард Грасс развлекал ребят гармошкой. Он знал массу песен: немецких, французских, негритянских, мексиканских.

Жаннетта, здоровье которой быстро поправлялось, с каждым днем становилась веселее: она научила друзей французской шуточной песенке «Прочь, лгунишка», а Павлик, в свою очередь, разучил с ними две русские песни: песенку Паганеля из кинофильма «Дети капитана Гранта» и «Три танкиста».

Ночью, когда Павлик и Жаннетта засыпали, немец тихонько выбирался из пещеры и куда-то уходил. К утру он возвращался с едой и обычно приносил добрые вести.

– Советские войска так жмут на Гитлера, что скоро, пожалуй, и до Берлина доберутся, – весело сообщал он. – И союзники, можно сказать, молодцы. Тоже начали продвигаться.

3. Дневник Круппке

Однажды в полночь, покинув свое временное убежище, друзья двинулись в путь. Ночь стояла темная. Они выбрались на железную дорогу и зашагали по шпалам. Впереди шел Грасс. Изредка он останавливался, закуривал. Желтое пламя освещало его ладони. Пальцы просвечивались, делались рубиновыми. Глядя на это, Павлик недовольно качал головой: «Напрасно курит – увидит кто-нибудь, и мы попадемся». Однако сделать замечание старшему не осмеливался. Жаннетта, глядя на немца, улыбалась: «Грасса не узнать. В новом макинтоше, шляпа, чемодан… Щеки аккуратно выбриты, над верхней губой темнеет полоска усов. Усы, одежда придают ему солидный вид».

– Господа, прошу не отставать, – не замедляя шага, время от времени подтягивал Грасс ребят. – К утру мы должны сидеть в поезде. Итак, шире шаг!

Летняя ночь коротка. Она прошла незаметно. На горизонте рождался новый день. Небо за лесным массивом стало багроветь. Первый солнечный луч брызнул на землю, когда путники стояли у кассы железнодорожной станции. Вскоре прибыл поезд. Грасс, Павлик и Жаннетта не торопясь направились к одному из вагонов и заняли отдельное купе.

– Располагайтесь, господа, – весело произнес Грасс, снимая дорожный плащ.

С минуту ребята сидели робко, словно боясь шевельнуться. Но, едва поезд тронулся, Жаннетта порывисто бросилась к окну.

– Назад! – крикнул Грасс. – Не смей подходить к окну! – строго добавил он. – Погляди на Павлика, он знает, как себя вести. – Грасс обернулся. – Ну, дружок, напрасно я тебя похвалил. Ты почему нос повесил, почему вдруг раскис?

– Думаю, – ответил Павлик и отвел в сторону глаза.

– О чем же? – приготовился слушать Грасс.

– Что будем делать в Париже.

Немец скрестил руки на груди, опустил подбородок к шее.

– Пожалуй, об этом стоит подумать, – произнес он медленно, задумчиво. – Ив Париже сейчас невесело.

– Ерунда! – вмешалась Жаннетта. – Нам бы только добраться, а там, – она свистнула, – там заживем!

Павлик нахмурился.

– Чего? – блеснула она глазами.

– Ветрогонка ты, вот кто, – ответил ей Павлик.

– А ты тяжелодум, жалкий трусишка, – вскипела Жаннетта. – Всякого пустяка боишься и думаешь, думаешь!

Грасс взялся за локон-колечко, выбившийся из-под берета Жаннетты, и, потянув к себе девочку, обнял ее.

– Тсс, черномазая! Ты несправедлива, Павлик серьезный, понятливый… Давайте лучше споем: «Капэтан, ка-пэтан, улипнитесь…» Ну, подтягивайте! Чего молчите?

– Не хочу, – надула губы Жаннетта и протянула Грассу записную книжечку в синем коленкоровом переплете. – Вы лучше прочтите дневник Круппке. В пещере было темно, а тут…

Немец взял из рук девочки книжку и стал перелистывать странички, аккуратно исписанные крохотными готическими буквами.

– Хорошо, – согласился Грасс, – прочту вам мысли и рассуждения однорукого фельдфебеля Франца Круппке…

6/V 1936 г.

Познакомился с одним большим человеком. Я ему очень понравился. Он мне сказал: «Фюрер гордится такими людьми, как вы!»

– Конечно, – усмехнулся Грасс. – Почему бы Гитлеру не гордиться таким негодяем?

18/VI 1937 г.

Ридель прохвост. Он хочет подставить мне ножку – пожалеет! Я его уберу с дороги. Вчера уже говорил о нем с начальством…

3/III 1938 г.

Сегодня на заседании общества «В защиту собак» председательствовал сам Герман Геринг. Он произнес блестящую речь. Между прочим, во время своего выступления он все время поглядывал на меня. Сперва я крепко струсил: не подозревает ли он меня в чем-нибудь плохом? (Кто из нас не грешен!) Слава богу, ошибся. Закончив речь, Геринг посмотрел на меня и сказал: «Я предлагаю вместо отозванного в армию Хобека избрать секретарем нашего общества господина…» Я подскочил: «Круппке». «Круппке, – повторил Геринг за мной и добавил: – Человек он энергичный, принципиальный»

21/VI 1942 г.

В моем правом рукаве – обрубок. Я стал левшой. Не страшно! Левая рука у меня молодец. Стреляю ею без промаха, мастерски вяжу петли. Сколько русских болталось в моих петлях! Не счесть! В Москве, я уверен, это количество удесятерится. Красная площадь велика. На ней можно разместить сотни виселиц».

Самая длинная запись была сделана 2/VIII 1942 года. Она занимала целых три странички:

«Война с Россией поглощает миллионы наших людей. Некому работать на заводах, некому возделывать поля. Военнопленные саботируют, невзирая ни на какие репрессии, даже расстрелы. Приходится ввозить в Германию детей, так как с малышами легче справиться. Вот уже несколько месяцев, как командование перебросило меня из карательной экспедиции на этот не менее важный для рейха участок.

С детьми все же много возни! Всю дорогу ревут, мрут, как осенние мухи. Пока их доставишь к месту назначения, добрую половину потеряешь. Каждый раз приходится останавливать эшелон где-нибудь, чтобы вышвырнуть разлагающиеся трупы. На такой работе нужна крепкая башка, смекалка, находчивость!

Приходит ко мне дежурный, докладывает: «Господин фельдфебель, в вагоне номер два бунт!» Смеюсь: «Бунт?» – «Так точно», – отвечает. Не верю: гниды – еще не вши, особой силы не имеют. Оказывается, ошибся. Гниды всполошились. И как! Разобрали нары и досками выбивают решетки. Я категорически запретил применять оружие: зачем стрелять, когда можно в вагон пустить пару овчарок!

Вчера доставил три вагона детей, предназначенных для бауэров [5]5
  Крестьян (нем.).


[Закрыть] . По дороге у меня возникла блестящая идея: «А что, если часть товара отдать профессору Ленгарду? У него как раз большая нужда в подопытных двуногих, и он не поскупится на благодарность».

Сделка состоялась. Правда, профессор был очень, очень придирчив: «Эта девочка не подходит. Она слишком худенькая… А эти – сколько их? Раз, два, три… восемь… тем более! Через час они подохнут».

Приходят бауэры. У одного наряд на пять детей, у другого – на десять, у третьего – на шесть. Хохочу. Держусь за живот и хохочу. «Дорогие мои, – говорю им, – у меня едва сорок штук наберется». Те возмущены: как, мол, три вагона детей?! Отвечаю: «По дороге их не кормили, поэтому так мало осталось».

Грасс прекратил чтение.

– Какое зверство! История не знала еще таких злодеяний!

Помолчав, он с «горечью продолжал:

– И триста лет назад детей похищали, продавали. Они тогда служили забавой для дворцов, из них делали шутов – косоглазых, горбунов» карликов, уродов. А теперь, в двадцатом веке, нашлись немцы, которые поступают с детьми еще более безжалостно: похищают и продают ребят для испытывания на них крепости ядов, действия газов, для прививки чумы…

Грасс дрожащими руками достал зажигалку и поднес огонек к дневнику Франца Круппке. Книжечка запылала,

– Пусть больше никто не узнает, на что был способен немец, – сказал он и виновато взглянул на Павлика, потому что снова ему вспомнились слова мальчика об оружии.

«В моем чемодане вместе с формой унтера лежит разобранный автомат. Может быть, в самом деле он еще пригодится!» – решил Грасс.

Часть вторая. В Париже

Глава первая

1. Два брата

Покачиваясь в старом отцовском кресле, Клод Пети вел мирную беседу с младшим братом Люсьеном, которого не видел более шести лет.

– И ты, Клод, все время торчал в Америке? Безвыездно? – спросил младший брат.

– Да, безвыездно. В стране золота и свободы, – подтвердил Клод, пуская сизые кольца дыма. – Недавно я выразил желание пойти в армию. Меня зачислили в саперный батальон и одним из первых высадили в Нормандии. Но мне не повезло: я попал в плен к немцам… Помучился у них немного и, как видишь, удрал. Прямо к тебе.

– Удрал? Каким образом?

Клод уловил в голосе младшего брата нотку недоверия.

– Каким образом? – переспросил он покачиваясь. – О, друг мой, это длинная история! Буду краток, расскажу в двух словах. – Кресло-качалка остановилась. Клод принял надменный, самодовольный вид. – Одним, словом, боши [6]6
  Так презрительно французы называли немцев.


[Закрыть]взяли меня в плен, отправили в лагерь. Мы решили бежать с дружком. Раздобыли острогубцы, после вечерней проверки спрятались в уборной и ночью разрезали проволоку. Сначала все шло гладко. Незаметно выбрались из городка, пересекли шумное шоссе, но у самого леса наткнулись на эсэсовцев. Они открыли по нас стрельбу. Моего спутника уложили на месте, а за меня, видно, сам бог заступился: удалось ускользнуть… Первую ночь провел в доме одного гостеприимного крестьянина. Славный человек. Он накормил меня, снабдил одеждой. Вот и весь рассказ, – закончил Клод и сразу переменил тему: – Люсьен, ты уже женился?

– Нет, – ответил младший брат,

– Работаешь?

– Работаю. В театре. Шофером у одной певицы. Жизель Ансар. Слыхал?

– Не слыхал, – покачал головой Клод. – К нам за океан доносился голос другой француженки… Лиан Дени. У нее замечательный голос. Она и сейчас выступает?

– Нет,

– Почему? О, догадываюсь! – воскликнул старший брат. – Она не желает петь перед нахально развалившимися в ложах оккупантами. Разве я не прав?

– Кто ее знает. Каждый делает то, что ему заблагорассудится, – уклончиво ответил Люсьен.

– Она сейчас в Париже?

– Не знаю.

Внимательный Клод уловил во взгляде брата еле заметную растерянность. «Люсьен, подумал он, лжет. Ему, вероятно, известно, где она сейчас».

Война научила бесхитростного, доверчивого Люсьена осторожно относиться к людям. Сколько его знакомых, прежде кричавших о верности Франции, перешло на сторону врага! Когда разбойничья армия Гитлера вошла в Париж, ее встретили запертыми дверьми и опущенными шторами. Но спустя несколько дней нашлись такие, которые открыли двери, подняли шторы. Жизель Ансар – одна из первых. Экспедиционные силы союзных армий уже высадились в Европе, американцы заняли Рим, советские войска успешно продвигаются к границам фашистской Германии, а она по-прежнему захлебывается песенками нацистских композиторов. При всяком удобном случае вставляет в свою речь немецкие словечки.

Люсьен уже давно устроил бы ей «автомобильную катастрофу»– товарищи удерживают. Они говорят: «Терпи, парень. Ты должен возить эту дуру и пользоваться ее доверием. Надо!» Она действительно дура. Не подозревает, что в то время, когда она кривляется перед пьяными оккупантами, он развозит подпольную литературу, свежие номера «Юма» [7]7
  «Юма» – сокращенное название газеты «Юманите», органа Французской коммунистической партии.


[Закрыть]. А теперь, вот брат… Клоду верить нельзя. Этот человек с надменным выражением лица – подозрительный субъект. Что-то слишком быстро он попал в плен и еще быстрее выбрался оттуда. Карманы его набиты деньгами. Откуда у бежавшего из плена столько денег?

– На могиле у старика бываешь? – снова переменил тему Клод и начал расспрашивать брата о последних днях отца, выставившего его из дому за пьянство и подозрительную дружбу с полицией.