Текст книги "Ускоряющийся [СИ]"
Автор книги: Михаил Рашевский
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)
Тут, конечно, чутка посложнее. Тут осознание того, что если увеличишь скорость шага – то перейдёшь на бег. И ты знаешь, что есть бег, и чем он отличен от шага, и как от бега перейти вновь к шагу и что в этом случае произойдёт. Тут та же фигня. «Читать» и «с шага на бег» на уровне инстинктов. Пусть даже «шаг-бег» больше ассоциируется с переходом с одного уровня ускорения на другой, ибо тут даже ничего не делая, переходишь в это самое состояние ускорения, но… но вот так и есть. Сидишь – шаг. Щёлк! Перешёл на ускорение – бег. А сидишь. С шага на бег мысленно. Напряг, понимаешь, мысленные мышцы. Переключил скорость жизни.
А теперь обратно. Расслабиться и ни о чём не думать. Закрыть глаза? А по-другому? Например, так».
Дима сел на стул, оттолкнулся ногой – и полетел спиной на пол. Стул сначала нехотя, а потом по убыстренной завалился назад, ускоряемый Диминым телом. Рычащая музыка ускорилась, волной накрыл страх, что вот сейчас кааак грохнется спиной! Мысли о состоянии ускорения отшибло напрочь. Вместо них осталась только одна: ожидание удара и боли. Да, Дима знал, что во многом это обманка и грозит максимум что – лёгким ушибом спины или копчика, если грохаешься на землю на стуле без спинки. Стул же со спинкой во-первых, сам пружинит, а во-вторых, тело инстинктивно напрягается и нивелирует сотрясение при ударе. Не грохнешься ни головой, ни копчиком. Пальцы, вцепившиеся в сидушку, напряжённое тело – и удар сводится к минимуму. Основной отрицатель тут – страх. Он, хочешь ты того или не хочешь, овладевает сознанием. Ты ждёшь только одного: боли от соприкосновения тела с полом. Ушиба. Которого не последует, если контролируешь себя. Но сознание очищается хорошо. Результат – он с грохотом свалился на пол, ускорение напрочь исчезло, а по батарее «благодарные» соседи снова саданули чем-то железным.
– Прошу прощения! – Крикнул Дима в пол, а сам скривился от боли в голове. Нельзя ему сейчас сотрясать голову, ой, нельзя. – Где там анальгин? Экспериментатор хренов.
Но! Но!! Но!!! Получилось! И туда перешёл, как и планировал, и обратно. Ура? Не то слово… Зашибись!!!
Так. А теперь немного практики.
И Дима начал практиковаться. Он переходил из состояния в состояние при помощи мысли и самоконтроля. Конечно, получалось не всегда, более того – получалось лишь раз из пяти-шести попыток, но ведь получалось! Потом – чаще, когда он начал улавливать нюансы.
Устал. Сгонял на кухню за чаем и бутербродами. Родители, оставив в зале для маскировки включенный телевизор, судя по характерным скрипам, активно вырабатывали совместное общее мнение относительно Димы. Катька, коза драная, до сих пор где-то шляется. В общем, ничего существенного дома не происходит. Ок. Можно продолжать.
«Итак, входить и выходить («Входит и выходит», хехе) в состояние ускорения уже умеем. Теперь о другой стороне медали: а что мне это даёт? И как я этим могу воспользоваться?
Ну, первое, что на ум приходит: спорт. Установить новый мировой рекорд теперь – нечего делать! Установить такой рекорд, что никто и никогда не побьёт. Но… так нельзя. Так неправильно. Спорт – что? Спорт – соревнование, соперничество лучших, лучше всех физически развитых людей той страны, которую представляют. Физически развитых! А не с дефектами и выбрыками развития. Ведь у меня по сути – что? Суперспособность или уродство? Отличие от нормального во всяком случае существенное. С таким вот «дефектом» мне впору принимать участие в Паралимпийских играх. Да и там не к месту буду. Даже больше – там я буду откровенным подонком. Там люди перешагивают через собственные физические недостатки и доказывают всему миру, что они не сдались, а я тут, понимаешь, весь такой с «дефектом разума» буду отбирать у них «золото»? Нет, нет, категорическое нет! Да и вообще, плагиат, получается: эту возможность уже реализовали в «Суперсемейке». И вообще, что есть спортивная слава? Не только деньги, но и внимание к персоне со стороны папарацци и журналистов. Постоянный прессинг не только общественности, но и тренеров. Сборы, тренировки, режим, надзор. Ото оно мне надо? Нафиг, нафиг.
Второе, что на ум приходит: секретный агент. С моей-то скоростью выкрасть какие-нибудь секретные документы у каких-нибудь вражеских шпионов – раз плюнуть. Жизнь, полная тайн и опасностей, приключений и риска. Джеймс Бонд отдыхает… Ага, дошло, да? Ну-ка, повтори. Полная опасностей? Риска? Ну и ответь самому себе: ты любишь риск и бушующий адреналин в крови? Да ты ненавидишь любые встряски! Съездить за город на природу – уже приключение. А как в Крым семьёй поехали, так и носу боялся вечером из пансионата высунуть! Да, да, боягуз. Мне эта способность даёт не храбрость и скорость гепарда, а готовность мышки всегда и быстро смотаться. Так что секретный агент – это не наше всё. Не, ну если родина поручит, тогда да… тогда конечно. Но она не поручит. Нельзя давать ей этого повода! Нельзя, чтобы о способности ускорения узнали в верхах. Захомутают. Или выкрадут какие-нибудь военные – и будут над телом опыты проводить до смерти. Ото оно мне надо? Нафиг, нафиг.
Третья, что на ум приходит: супермен. Да-да, супермен. Спасать попавших в беду, наказывать злых и вообще – грабителей. Насильников там и прочих лоботрясов. Оно конечно чем-то сродни всяким шпионам. Ну то есть риск, адреналин. Но тут, в отличие от Джеймса Бонда, не нужно входить в доверие, не нужно строить себе базу и обвешиваться супероружием. Подошёл сзади, долбанул по черепушке колотушкой – и пусть отдыхает. А благодарная бывшая жертва ещё и отпинает бесчувственное тело сколько ему вздумается. Пусть не Супермен или там Бэтмен какой-то. А, например, как тот же Пипец с известного фильма. Он, правда, просто лишился нервных окончаний и потому не чувствовал боли, а у меня нечто совсем иное. Но! Но и он, и я будем нести людям послабуху от всяческих бяк на районе. Дело? Дело!»
Дима тут же вспомнил, как недавно они с друзьями по клану в игре как раз зацепились за тему суперменов и прочих «менов», вспоминая всяких, встреченных в интернетах.
Тут тебе перечислили и канонических комиксовых героев типа человека-паука или Росомахи, а также всяких прочих Суперменов и Бэтменов. Тут и менее известные комиксовые, но более примечаемые Пипец, Хэлбой и всякое такое были упомянуты. Хлопцы разбирали себе суперменов как в магазине. А потом вообще понеслось! Веселье зашкалило, и начали вспоминать всяческих «суперменов-фриков». Чисто поржать.
Вспомнили «Человека-Соседа», у которого вместо ног – копыта, вместо головы – динамик, а вместо рук – дрели. Он всегда приходит по утрам в выходной. И спасает тебя от сна и покоя. Коварный такой «Человек».
В противовес этому «суперу» вспомнили Человека-Сна, которого все хотят.
Вспомнили «Человека-Завтра». Который всё делает завтра. И приходит на помощь тоже – завтра.
Вспомнили «Супер-дерево», которое, увидев, что недалеко от его ствола происходит преступление, решает, что пришла его, Супер-дерева, пора, наряжается в суперкостюм – и… стоит, конечно, на месте. Оно ж дерево! Хоть и супер. Но оно искренне стремится покончить с преступностью.
Вспомнили «Человека-человека», который, увидев несправедливость, пытается его пресечь, свершая, в сущности, самые обычные человеческие поступки. Как то не просто стоит и снимает на мобильный непотребство, а грозит вызвать полицию и вообще – грозным тоном спрашивает, мол, не стыдно ли вам, плохие люди, творить зло? Плохие люди, привыкшие к циничности и безразличию окружающих, страшатся проявления человечности – и тут же ретируются.
В общем, многих вспомнили. Наржались. А тут вот, понимаешь, и повод есть вновь всё то, о чём говорили, вспомнить.
Дима подошёл к шкафу, открыл дверцу. На внутренней её стороне было смонтировано зеркало. Он встал в героическую пафосную позу, нахмурил брови. Принял, так сказать, грозный вид. Получился толстяк с комически насупленным лицом. Аки «Иван Васильевич меняет профессию» в исполнении Вячеслава Невинного. Потом этот толстяк в зеркале прыснул со смеху, не сдержался – и заржал в голос.
«Вот, блин, умора! Супер-толстяк! Человек-жиропа спешит на помощь! Его тучные телеса завалят любого противника! Его супер-изрядный вес, помноженный на супер-объём, колеблет устои супер-злодеев! Они просто не могут найти выход из складок его тельца! А если он подпрыгнет, то может изменить траекторию планеты! Спешите видеть! «Приключения Супер-толстяка. Часть тринадцатая: появление Гипер-Жирдяя»!
Охохонюшки. Нельзя так ржать.
А если в самделе? Если действительно пойти по этой стезе? Ну да, да, я нифига не знаю, что значит быть «суперчеловеком» и что для этого нужно. Может, у них действительно есть Лига Выдающихся Джентльменов, может, у них есть кодекс и правила. Но я их не знаю! И может быть никогда не узнаю. Давай начистоту: как ты думаешь, сколько таких в мире, таких, как ты, подобных тебе, с такой же «проблемой»? А? Не слышу ответа! Потому как его нет! Даже если и есть кто-то из рода наделённых «психологическим или физическим недостатком, приводящим к появлению суперспособностей тела человека», то они, как и ты, об этом вряд ли распространяются. Удел супер-героя – удел одиночки. Ты одинок? Да. Ты готов к тому, чтобы использовать свою способность на благо человечеству?
Блин, ну до чего же пафосно звучит! Почему, почему сразу – во благо? Почему я для этого человечества должен хоть что-то совершать? Я что ему, должен, что ли? Я должен моим родным, моей семье. Они меня вырастили и воспитали, они мне дали всё. Все блага – да-да, тебя, человечества. Ты, человечество, предмет неодушевлённый. Большинство тебя – людишки мелкие, паразитные, никчёмные. Я таким был! Я такой и есть, фигли там… В каждом, блин, фильме с такой проблемой во главе угла ставят этот вопрос: что ты, человечество, и зачем тебя спасать? И каждый раз выезжают на слезе ребёнка. Да ладно! Прочь сантименты! И без всяких супергероев ты, человечество, выживешь. Как тараканы выживают. Как паразиты.
Планете четыре миллиарда с чем-то лет. Она пережила катаклизмы покруче всяческих ядерных войн. Так что не надо тут рамсы качать. Мы тут, может быть, далеко не первая цивилизация. А я – не супергерой, что там, и я не предназначен для великих дел. У меня просто уродство сознания, которым я собираюсь воспользоваться для ништяков.
Ага, удивлено?
Ведь если бы я тебе, человечество, был нужен, ты бы не сделало меня таким никчёмным! Что? Для того и сделало никчёмным, чтобы канонически захотел искоренить несправедливость? Да что за глупость! Нормальный человек после того, как всю жизнь прослужил объектом насмешек, разве после того, как получит возможность вершить всякое, что не мог раньше, сразу становится великодушным? Только в комиксах, только в кино. В жизни же что он сделает первым? Пра-а-авильно, подыщет возможность отомстить своим обидчикам, дать себе всё, чего он не мог себе позволить, а уж потом… Ладно, что-нибудь во благо.
Взрослей, блин, человечество!
А всё же… Всё же интересно было бы вести какую-нибудь игру в стиле «Чёрной кошки» из «Место встречи изменить нельзя». Или тысячи других случаев. Там, где злодеи или герои оставляют на «месте преступления» личный логотип, так сказать. У Бэтмена вот, например, летучая мышь. У других – другое. Знак какой-то. Опознавательный. Ну, это если я буду таки творить добро. По своей душевной порядочности, что ли.
О! Вспомнил. Пародийно и в тему, и даже ржачно. Помнится, был в «Утиных историях» эпизод про «Супер-пупса». Не помню, про что, но был. Вот и я буду «Супер-пупсом». И знак… знак… о! Точно! Наше «С» с глазками над буквой. Получится вроде как пузатой «С». Вот тебе и «супер», вот тебе и «толстый». Так и порешим».
Дима с наслаждением зевнул, потянулся и почесался. Устал, хотелось спатоньки. День вышел абсолютно сумасшедший, долгий и невероятно насыщенный.
С удивлением обнаружил, что находится в убыстренном состоянии. Он в процессе всяческих размышлений то входил в ускорение, то выходил, практикуя возможность входа в свою суперспособность на уровне инстинктов. Равно как и выходить.
Над ним висела ручка. Он время от времени её подкидывал и отрешённо смотрел, как она, вылетая от него с ускорением, через пару секунд замедляется и еле-еле крутится в воздухе. Потом он её из состояния заторможенности выхватывал – и снова подбрасывал. Развлекуха!
Потом он как бы даже несознательно, не отдавая себе в этом отчёт, начал с этой ручкой играть. Жонглировать ей, не прикасаясь. Приблизил руку – ручка начала двигаться быстрее. Отдалил – замедляется.
А теперь вот задумался. Почему так? Почему, когда он берёт в руки ту самую ручку, находясь в убыстренном состоянии, крутит её – всё в порядке. Никаких отличий от «нормала» не наблюдается. А стоит её отшвырнуть от себя подальше – и через несколько секунд она очень замедляется. Почему так? В чём подвох?
Он вспомнил случай с голубем, которого выхватил в полёте, и который «ожил» в его руках.
«То есть, получается, у меня в руках предметы и существа начинают двигаться и вообще – жить с такой же скоростью, как и я? Я их что, наделяю на время той самой способностью? Или такое вот явление суть отрыжки способности и есть? То есть, получается, у моих рук, а может и вокруг меня, существует некое пространство, поле, внутри которого я и существую в этом самом ускоренном состоянии? Не, ну а чо, это многое объясняет. Получается, что это состояние как бы вырезает меня из реальности, заключая в кокон, в котором действуют иные физические константы. Симпатично получается. Правдиво даже. Как это возможно – не моего ума дело. Не знаю. А вот то, что предметы ускоряются или замедляются – это забавно.
Предметы… А Я? Я сам могу замедлиться, отдалившись от материальных объектов? Иными словами, могу я так же, как и ручка, избавившись от поля, перейти в замедление… блин, да как это понятней-то понять и выразить? В общем, если я избавлю окружающие предметы от себя самого и этого вот поля ускорения, будучи сам в ускоренном состоянии – не получится ли так, что я сам замедлюсь? Пока сила притяжения, помноженная на моё замедленное ускорение, тихо и спокойно вернёт на бренную планету.
А? Ну-ка, попробуем».
Он забрался на стул и, глубоко вздохнув, подпрыгнул. Едва не прорвав обивку сидушки, он взлетел чуть ли не под потолок, чуть-чуть не врезался в люстру, и вдруг!.. Вдруг его полёт уже вниз начал замедляться. По пологой параболе (Гиперболе? Синусоиде?) он спускался вниз, и его полёт длился долго, много дольше обычного прыжка. Медленно, очень медленно по краям зрения проплывали шкаф и кровать, телевизор и дверь. И – оно! – ощущение полёта! Хотелось раскрыть ноги, руки – и воспарить! Хотелось лететь долго, наслаждаясь невесомостью и вседозволенностью. Хотелось просто лететь! Это было просто неописуемо! И донельзя желаемо.
То есть ему захотелось того же самого, только в десять раз больше и дольше!
Из мыслей его выбило приземление. Жёсткое, сильное, реальное. Грохнуло по пяткам бетоном через линолеум.
О да, бог любит троицу. В скором времени можно ожидать очередного «стука в батарею» от соседей.
Но главное – вот оно! Вот оно, наслаждение, вот он, бонус. Летать! Парить! В ускоренном состоянии насладиться планированием в полной мере. Не несколько секунд, а минуты, десятки минут – парить, лететь! Незримые крылья.
«Да, да, и ещё раз да!
Глупо не воспользоваться такой возможностью!
И нечего откладывать! Здесь и сейчас!»
Дима, воодушевлённый новой перспективой «ништяка» и в предвкушении новых ощущений сродни травки, решительно направился к окну. Распахнул, несмотря на ночной (было уже около полуночи) весенний холод, его настежь. По причине зимы москитной сетки, конечно, не было, так что ничего не мешало видеть искринки на не растаявшем сугробе и зажигающиеся и гаснущие фонари внутри двора. Тишина, никого не слышно. Только из окон соседей приглушённо доносится телевизионные звуки да от недалёкого шоссе пробивается сирена «скорой», спешащей на вызов.
Дима внимательно оглядел окрестности. Никого в пределах видимости.
Красота!
«Ну, готов? – Дима отошёл назад на пару шагов для разгона, зыркнул на телевизор, убедился, что находится в ускоренном состоянии, улыбнулся. – Кто не рискует, тот не пьёт…пива!»
И с криком «Банзааай!» с разбегу прыгнул в открытое настежь окно.
Глава 5
Рождённый ползать…
Все люди в мире делятся на две категории: те, кто даже не пробовал летать как птица и на жирные кляксы на асфальте. Дима не представлял, к какой категории относится. Просто не успел об этом подумать.
Страшно ли ему было? Наверное, да, но он этого чувства сейчас не ощущал. Страх нынче забивался чувством необычности, вседозволенности, счастья наяву! Эйфория! Словно в сказочный сон попал. Страх пасовал перед тем, что должно произойти.
А происходило просто волшебное действо!
Нырнул в окно он «рыбкой», но на вылете зацепился носками тапок о подоконник. Это, во-первых, изрядно сбило его восторженное состояние, в первые секунды кинув в пучину паники. Во-вторых, его немного развернуло, и теперь он летел не параллельно земле, а словно нырял в бассейн. В-третьих, с него слетели тапки.
Но уже через пару секунд все эти мелочи перестали существовать перед напором просто таки бешеной эйфории, возникшей у Димы где-то в груди и брызнувшей ручейками во все нервные окончания. Он летел! Он парил!
Скорость падения его уменьшилась до того, что он мог не напрягаясь пересчитать, сколько веток у ближайшего дерева и сколько на тех ветках – веточек, и сколько окон по горизонтали дома и по вертикали, и… И это непередаваемое чувство – полёт! Тело не размазывает по воздуху от скорости падения, как то показывают во всяких подборках экстрим-спорта. Возникающий ветер не рвёт рот, открывай его или нет. Чувство невесомости и ранее неизвестное чувство парения (в прыжке не успеваешь его почувствовать), радость от вседозволенности выкаблучивания, если вообще так можно сказать. Да и вообще: желание летать – одно из первейших в человеке и одно из самых стойких. До самых преклонных лет люди мечтают перебороть свой страх высоты и воспарить над землёй, будь то на парашюте, на дельтаплане или на воздушном шаре. А он вот сумел реализовать намного, намного раньше!
«В следующий раз надо будет на крышу залезть и оттуда сигануть! – строил планы Дима. Он медленно пролетал окна второго этажа и видел, что его соседка снизу идёт как раз к окну, зажав в руках молоток. Ну конечно, как он мог забыть о своём прыжке, грохоте падения и ожидания «бог любит троицу». – Она же идёт лупить по батарее! Ты смотри, какая грозная! Однако что-то меня гложет. Червячок какой-то. Вот только что возник. Что я думал? А важно ли это? Важно, раз не отпускает. Ну-ка, ну-ка, чего боишься? Что соседка совсем осерчает? Да ну её в пень, летом так замучила своим ремонтом, что думал даже её затопить! Не, видишь, не она внушает опасения. А что? О чём думал? Полёт, парение, прыжок… Прыжок! Ну, прыгнул со стула… Про обивку переживаешь? Нет. Стул старый, в этом году менять надо. Не жалко. Прыгнул, приземлился. Так что за дело? А! Вот оно. Приземлился. Что-то с «приземлился»… что? Ну, ударился пятками, подумаешь. Ага! Пятками ударился! Ударился. Ударился. А что с этим не так? Так всегда бывает, это вполне привычно, при моём-то весе… мать моя женщина! Мать-перемать моя женщина! «Вполне привычно», «так всегда бывает»! Да! Так всегда бывает! Никакого отличия, паришь ты в замедленном-ускоренном состоянии или просто прыгаешь. Результат один – ноги приземлились, приняли на себя вес тела, мышцы и кости спружинили. Получается, что в ускоренном состоянии вес никуда не девается, парение замедленное, ну так то фигня, то понятно. Разве в «моём мире» меняется ускорение свободного падения? Нет. Физические константы, кроме времени, остаются на своих местах. Ну, насколько заметил. А это значит, что и кинетическая, и потенциальная мои энергии и в «нормальном» мире, и в моём «ускоренном» – равны. Всё из той же школы помню, что тело, поднятое над землёй, приобретает потенциальную энергию, пропорциональную высоте над землёй! А при падении, полёте вниз, эта потенциальная энергия переходит в кинетическую, при этом ускорение свободного падения переходит в ускорение, блин, свободного падения, блин, забыл в что, но ведь в именно это! В ускорение! Свободного! Падения, блин! Я, блин, падаю! Я просто блин падаю! И когда плавно и неспешно приземлюсь, то моё ускорение свободного падения тела размажет это тело по земле! Ааааа! Что я натворил! Что я наделал!!! Я же выбросился из окна! Тупо выбросился из окна! Хахаха, блин, убить себя не смог – так глупостью добил! Думать! Думать надо прежде! Мать, мать, мать, думай! Уже почти второй этаж пролетел! Тут осталось метров пять до земли. Половина пути уже позади. Думай!!! А то навернёшь… За стену уцепиться? А?! А?! Приобщить силу трения, так сказать? Ыть! Ыть!!! Твою мать, не достать, так далеко отлетел уже! Я что, ускоряюсь?! Почему лететь стал быстрее??! Не паниковать! Думай! Руками если помахать? Аки птыц?! Может, это замедлит падение? Ыть! Ыть!!! Нет толку, нету его! У меня же не крылья, я же не меняю геометрическое положение и парусность «крыльев» рук! Будь у меня плащ или зонтик! Дерево! Да! Дерево! За ветки ухватиться! Ветки! Спружинят! Давааай! Далеко, далеко, чёрт, до веток не дотянуться! Ну же! Подгребсти, что ли. Как лягуха, блин! Ну же! Есть!»
Дима выгнулся в полёте так, что потянул половину мышц на правом боку и руке, но сумел-таки едва уцепиться за тонкие, но живые, не сухие ветки дерева. Пальцы сжались клещами, пытаясь сдержать его тело. Мало того – сдержать, а и вообще – зацепиться за ветку, подтянуться ближе к ветвям и попытаться с помощью них и дерева спастись.
Но Дима уже приобрёл достаточно большую скорость падения, весил он изрядно… В общем, идея эта изначально была проигрышной. И всё же! Пальцы вцепились в тонкие ветки намертво. И может благодаря им горизонтально расположенное тело стало изменять угол падения, разворачивая Диму головой вверх, а ногами – вниз.
Воодушевлённый, он рывком изогнул тело, пытаясь и второй рукой дотянуться до веток. Результат получился обратным: не выдержала ветка и поломалась. Дима взвыл, замахал руками, пытаясь дотянуться, но тщетно, тщетно уж.
Паника нарастала посекундно, он суматошно оглядывался вокруг, выискивая в темноте хоть какую-то зацепку, хоть что-то, за что можно уцепиться и приостановить падение. До земли уже оставалось метра четыре. Немного, если лететь со второго этажа, но уже очень много, если – с третьего.
Калечиться не хотелось неимоверно!
Тут его взгляд выцепил из отражений и бликов ещё одну ветку, ранее им не очень замечаемую. Уже несколько выше его, ненамного. Руками уже не достать. И не дотянуться, блин! Но она приличной толщины и если попытаться чем-то помочь себе… чем?
«Одеждой! Во что я одет? Футболка, спортивные штаны, носки. Связать по бырому носки, футболку?.. Чушь! Штаны! Быстро стягивай штаны! Неприлично, и хер с ним, никого и так нет, но если штаны зацепить за ту ветку, то можно уменьшить скорость падения. Быстро!!!»
Вы когда-нибудь в невесомости снимали штаны? Ну ладно, не в невесомости, а, скажем, в бассейне. Озере, море, речке… Это забавное зрелище. Да и не надо. Не пытайтесь даже. Это нелепо и глупо, неудобно. Тело крутит по всякому, материя липнет к телу. Бррр. Что до Димы, так он умудрился стащить с себя спортивные штаны за секунду. Жить захочешь – и не так выкрутишься. Чуть с трусами не снял. Тело, конечно, извернуло в полёте, но не настолько, чтобы он потерял из виду желанную ветку. Подвывая от ужаса и зная, что второго шанса может и не быть, он прицелился. А потом, зажав в руке одну штанину, сильно выбросил вторую в направлении ветки, пытаясь захлестнуть штаниной ветвь. Спортивки чуть не вылетели из руки, едва удержал. Бессильно и с подвыванием выматерился, наблюдая, как замедляется штанина, отдаляясь от его «поля». И вновь, зная, что рвёт себе всё, что может порвать, выкинул вторую руку по направлению к медленно, очень медленно приближающейся второй штанине. Она захлестнулась за ветвь, а Дима поймал-таки материю! Тут же намотал обе штанины на кисти и что было сил напряг руки.
Масса тела и ускорение свободного падения стали медленно, но неотвратимо сказываться на напрягшемся теле. На мышцы рук стало всё больше и больше влиять давление. Импульс тела стал гаситься сцепкой рук и ветви. Приобретенная кинетическая энергия стала работать на разрыв элементов и их связей. Руки и спина налились тяжестью, мышцы горели, ветка и штанины затрещали. От напряжения Дима взвыл. Было больно, было неимоверно больно!
Наконец, всему настал конец. Одновременно не выдержали ветка и левая рука. Ветка захрустела и пошла трещинами, являя миру белёсые волокна. А пальцы руки не выдержали – разжались.
Он всё ещё падал, но хотел надеяться, что этот рывок рук-материи-дерева снизил импульс тела и передал часть кинетической энергии в ствол. То есть теперь он не так смачно грохнется о землю.
А о последствиях падения думать уже не пришлось. Просто не успел.
Ума хватило не прямыми ногами опереться в почву, иначе могла бы сработать концентрация напряжений в коленках – и он поломал бы себе ноги! Нет, сейчас у него была возможность поставить ноги так, чтобы весь тела шёл не на колени и вперёд, а на икры – и назад. Удар! Несильный, но пусть это не вводит в заблуждение. Это тот же удар, как и при падении на землю, только растянутый по времени. У Димы просто больше времени, чтобы выгоднее распределить по телу отдачу от земли. То есть время, чтобы спрогнозировать, какая часть пострадает хуже других.
Вот не выдерживают ноги, он их медленно подкашивает и валится со всё возрастающей скоростью – сказывается соприкосновение с телом и ослабление собственного «поля» – назад, на ягодицы и спину. Бам! Приземлилась попа. Сотрясение от удара набатом бьёт в голову на радость местной болячке. Плавный, но очень жёсткий перекат на спину. Главное – не навернуться ещё и головой. Хорошо, спиной не чувствуется ни камней, ни осколков.
Гух! – по всему телу. Вышибло дух. Медленно, но ощутимо.
И тишина. И только после этого Дима закрыл глаза и позволил сознанию вернуться в нормальный мир.
Звуки накатили на него семимильными шагами.
А Дима не засмеялся. Он был спасён, он не разбился, но ему не было радостно. Он только что понял, что из-за собственной безрассудности только что чуть не лишился жизни.
Саданув по лбу, на него хлопнулась ветка-спасительница. Хоть таким образом дерево отомстило за свою поломанную руку. Одну из.
– Я тебя тоже люблю, – хрипло прошептал Дима.
Он с трудом перевернулся на бок, изгваздываясь в хоть и подмёрзшей и не липкой, но всё же маркой земле. Сдёрнул застрявшие на обрывке ветки штаны. Стал их напяливать на себя, постанывая от боли и увидел, что на него в упор смотрит девчушка лет эдак десяти-одиннадцати. Небось, вышла в туалет ночью, а тут за окном что-то грохнулось. Вот и стало любопытно, что.
– Прювет, – лениво махнул ей рукой Дима. – Спокойной ночи!
Он, осмотрев окрестности и найдя один лишь тапок, напялил его – и пошёл.
Куда пошёл, зачем? Он как-то не задумывался. В голове, кроме боли, ничего не осталось. Ничего не хотелось, никуда не хотелось. Только одного – в кровать и спать. Пустота внутри. Откат.
Как он домой попадёт? Каким образом? Когда прыгал в окно, как-то об этом совсем не задумывался. «В следующий раз, – хмуро пообещал себе, – когда захочу полетать, возьму с собой парашют и ключи от квартиры, где деньги лежат».
Он не отдавал себе отчёт, что из себя сейчас представляет. Грязная футболка, порванные по шву спортивки, сквозь которые видны волосатые ноги и трусы, одна нога в тапочке, вторая – просто в носке. По замёрзшей земле, не разбирая дороги, обхватив себя руками, дрожа от холода и пережитого ужаса. И пустота в глазах.
Он минуты две стоял у запертой двери в подъезд, думая, нажать кнопки вызова или всё же не будить никого? Ничего не решив, набрал код на замке – и вошёл в такой тёплый, такой родной подъезд.
Вахтёр мирно дрых у себя в каморке, а Дима, постояв напротив лифта и услышав, что кто-то вызвал кабинку, решил не дожидаться её спуска. При всём потрясении, что испытал недавно, он понимал, какое из себя зрелище представляет. Свернул на лестницу, пошлёпал на свой этаж.
Каждый шаг отдавал болью. Каждая мышца тела кричала, каждая косточка казалась, по крайней мере, ушибленной. Дима даже и не знал, что у него вообще столько мышц и костей. «Надо, что ли, в анатомическом атласе посмотреть, со своими болячками сравнить. Раз, два, три», – считал Дима ступеньки. Было донельзя обидно. Очередная мечта рассыпалась в прах и чуть не привела его как минимум к увечью. Да и вообще день какой-то… богатый на все эти вещи. Хорошее, плохое, неимоверные открытия и жестокие разочарования сильно расшатали его привычный мирок. А сам большой мир вдруг показал, что у него есть к нему дело и подарил просто невозможную способность. Конечно, Дима слишком поторопился обуздать новинку и научиться ею пользоваться. Он был похож на тинейджера, которому подарили машину. Авто, о котором он давно мечтал. И вот тинейджер садится за руль, заводит, срывается в первую поездку и чуть в первой же поездке не разбивает подарок напрочь. О да, этот урок надолго остудит тинейджера, но что делать с выбитым лобовым стеклом и помятым бампером? Отец говорит, чтобы восстанавливал на свои, а где их взять? Вот это вдруг новое чувство: за всё нужно платить из собственного кармана – сильно бьёт по сложившемуся положению вещей. Эдак взрослит.
И вот сейчас Дима шёл, отчаянно оттягивая этот момент, чтобы положить ещё один камень на чашу собственного взросления: он шёл сдаваться. «Ну а как ему ещё проникнуть домой? Входная дверь закрыта, родители спят, а сестра неизвестно где. Можно, конечно, подождать Катюху и наплести ей что-то несуразное. Типа лунатизма. Мол, страдаю лунатизмом, помоги, сеструха, спаси. Проявилось после сотрясения головы. Не готов к этому и не знаю, что с этим делать… А что, вариант. Более того, эту штукенцию можно нагородить и родителям. Хорошо, что выветрился алкоголь, а то они подумали, что это пьяный бред. А так вынуждены будут признать мою правду. Мою неправду. Опять неправду. Да ну блин! А что тут скажешь? «Ой, мама, папа, представляете, я могу бегать в сто раз быстрее любого человека! А тут я подумал, что может быть могу летать – и выбросился из окна» Они посмотрят на меня по-разному: мама сочувствующе, а папа разочаровано. Отведут в спальню. Закроют окно. И мама останется на ночь на нижней кровати. А на следующую ночь – папа. И успокаивающее пропишут. И от работы оградят. И врача вызовут домашнего… Блин, бред какой. Не надо мне всё это».