Текст книги "Ускоряющийся [СИ]"

Автор книги: Михаил Рашевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

– Да ладно, – не соглашается с ним оператор. – «Пара кварталов». Скажешь тоже.

– Она там такую дорожку из своего… эээ… сделала, – Дима чешет репу, краснея на глазах. – Я не думал, что… Не хотел, в общем, – он наклоняется к девушке, всё ещё сплёвывающей тугую слюну на мостовую. – Слышь, извини.

– Отвали! – машет та на него руками.

Оператор отходит от них, следуя по мокрому мерзко выглядящему следу. Пять метров, десять, пятнадцать. Всё дальше, дальше.

– Та ладно, – не верит снимающий. – Быть такого не может.

И тут съёмка обрывается.

Дима минут десять сидел без слов и движений, уткнувшись носом в экран. Думал. Матюкался. Фантазировал последствия.

Потом посмотрел ещё раз, и ещё. Повеселел.

«Ну и что? И что? Ничего же непонятно! Видюшку можно спокойно классифицировать как «пьяное быдло веселится». Висят в воздухе предметы? Это Дима знал, почему. А со стороны выглядело всё настолько размыто и нереально, что спокойно можно было бы принять за монтаж или дешёвенькие спецэффекты. Исчез с девушкой на закорках и через несколько секунд появился с противоположного боку улицы? Тоже проще простого сделать. Простым монтажом. И неважно, что в нижнем правом углу крутятся часы. Их можно и потом прилепить. В общем, всё это шито белыми нитками.

Не интересная, мало загадочная, а, скорее, просто обычная зарисовка из жизни пьяной молодёжи. Вон, и в немногочисленных комментариях в основном сетуют на падение нравов и загаженные улицы. На жонглирование предметами и исчезновение «жонглёра» вообще никто не обращает внимание. И это замечательно!

«Как вообще Инга нашла это видео? – думал Дима, заводя несколько новых аккаунтов на ю-тьюбе. – Я бы прошёл и не заметил. И вряд ли дальше первых пятнадцати секунд смотрел».

А потом Дима развил краткое, но бурное обсуждение. «Левые» его же аккаунты троллили автора и действующих лиц ролика, разводили в комментариях очень грязную склоку и через несколько комментариев уже перешли на личности, национальности и веры. Дима сделал всё от него зависящее, чтобы и ролик, и комментарии к нему прикрыли за нарушение всяческих законов страны.

А потом позвонил телефон. Инга сухо сказала, через сколько и где они сегодня встретятся.

Дима тихо выматерился.

Погулял, мать его.

* * *

Дима пришёл на место встречи раньше.

Поздний вечер, уже стемнело. Жара сменилась прохладой – и на улицу высыпало пожилыми, парочками и мамочек с колясками. В кафе рекой льётся холодное пиво, долетают звуки пьяного караоке.

Инга, как всегда, запаздывала. Дима сидел на лавочке, иногда отхлёбывал из пластиковой бутыли стремительно нагревающуюся воду и вспоминал сегодняшний мамин звонок…

– Сына?

– А, это ты, мам. А что это за номер?..

– Живой. Хорошо… Ты что натворил?

– ???

– Почему тобой полиция интересуется?

– Я… я не знаю, мам. Я ничего…

– Сегодня приходил один, интересовался, тебя спрашивал. Никаких корочек не показывал, сказал, что сотрудник по работе. Что ты натворил, сына? Молчи! А сам глазами: шнырк! Шнырк! И зайти, значит, хочет. Я его не пустила, конечно, мало ли. Я ему, мол, отселился ты, он такой: а адресок? А я: не знаю, мол, он на Дальний Восток уехал в эту самую… экспедицию. Он: какую? А я… молчи! И главное такой, мол, номер телефона можно его? А я ему: а кто вы вообще такой? Он опять про работу начал говорить, так я его осадила, мол, что ты давно не звонил, и что я волнуюсь, и что если он, то есть ты позвонишь ему, то чтобы он – мне. И дверь захлопнула. Я ментяр за сто тыщь километров вижу! А это вообще опер какой-то был или какой там кэгэбист, как их, чёрт возьми… фээсбэшник. А ну как на духу: что натворил? А? В какую такую кучу влез?

– Мам… ну не влезал я. Не знаю, чего это.

– Ты не дрейфь, я тебе с телефона-автомата звоню. И нашим всем сказала, чтобы тебе не звонили, а твой номер стёрли с мобильных. Так что с нашей стороны им шиш что перепадёт. Но мы же не одни у тебя? А? Что натворил, гад ты эдакий?! Ты представляешь, что я тут понапридумывала уже?! А?! Представляешь?

– Мам, ну что ты. Ну не надо. Не плачь. Я понятия не имею, кто это, что это и зачем. Может, с военкомата? В армию будут тянуть? Или хотят меня инструктором нанять, чтобы виндсьюту обучил. Ну, прыжки эти мои…

– Вот говорила я тебе, что не доведут они тебя до добра! Говорила? Никто не хочет маму слушать.

– Ма-ам. Всё будет хорошо!

– Выключи телефон! А то они тебя как Басаева…

– Мам, ну в самом деле, не городи чушь.

– А лучше номер смени! Значит, так, запоминай. Связь держим через Светлану Ильиничну. Помнишь, кто это? Ай-яй-яй! Соседка снизу. Да-да, та, которая всё время жалуется, то есть жаловалась на твои прыжки у неё над головой и перед которой мне постоянно приходилось извиняться. Хороший она, между прочим, человек, не надо мне вот это так вот вздыхать! Не надо. Она, между прочим, всякий раз о тебе спрашивает, мол, и как ты поживаешь, и всё ли у тебя в порядке. Волнуется, да. Сопереживает.

«А может, она давно завербована ментами. Вот и интересуется, чтобы стучать», – хотел было сказать Дима, да не смог ввернуть эту фразу в монолог мамы. Впрочем, мама и так имела свою голову на плечах.

– Я даже подумала сегодня, а чего это она так тобой интересуется, не шпионит ли за тобой? Но вспомнила её историю… Ты вообще о ней много знаешь? У-у-у, дубина! Ладно, не буду тебя надолго задерживать, скажу только, что полицию она ненавидит люто: ППС-ники как-то заставили машину мужа развернуть поперёк дороги якобы для создания препятствия угонщикам, за которыми велась погоня. А те взяли – и не остановились. Врезались аккурат в машину её мужа. А там не только муж, – мама вновь захлюпала носом, – а и дочка их. В общем, ненавидит она их. И когда я её спросила, мол, контактом послужить, согласилась со всем удовольствием. Так что вот так. Номер есть? Ах да, откуда тебе… записывай… И чтобы не реже раза в день звонил. Светлана Ильинична, запомнил? Ну давай, сына. А свидимся – ухи тебе оторву! Так и знай.

Тут она положила трубку, а Дима тут же вошёл в ускорение и как мог путая следы, бросился в подворотни.

«Добрались! – билась в голове мысль. – Всё, амба!»

Теперь в каждой тени он видел мужчину в форменной одежде, а за каждым поворотом – засаду. Думал было разбить телефон, но вовремя опомнился. Выключил. Украл новый стартовый пакет какого-то левого оператора, быстро сменил «симку», настрочил смс-ку любимой, что теперь общаться по этому номеру будут и «подробности при встрече».

Через некоторое время благоразумие взяло над ним верх. Он вспомнил, что нынче многое может, на многое способен и в случае опасности сумеет сбежать от любого нормального человека и от любого человеческого прибора.

«Но место жительства придётся сменить, – размышлял он, уже сидя на лавочке и прихлёбывая воду. – Его могут выпытать у мамы, например. Выпытать??? Пусть только притронутся к маме! Всех, суки, покоцаю! Хоть пылинка с моих родных упадёт!..»

– Ты что творишь? – вдруг его думы прервали самым бесцеремонным образом: пребольно ущипнули за ягодицу.

Дима подпрыгнул от неожиданности, матюгнулся. Но тут же увидел обидчика: Инга рассерженной фурией стояла рядом с ним, уперев руки в бока.

– Любимая, я, – он потянулся к ней поцеловать, но та его осадила:

– Ты совсем сбрендил, раз в ускорении сидишь на одном месте? Тебя же видно!

Упс. А он и не заметил, как ускорился.

– Прости. Впредь буду осторожен, – и вновь потянулся к ней. Ему так не хватало её! Столько сразу плохого навалилось, хотелось поддержки, участия, а от кого её можно ждать больше всего? От любимого человека. Но Инга не настроена была на ласки. Оттолкнула его резким толчком в грудь, да так, что он сел с размаху на пятую точку опоры.

– Целуй своих поклонниц, которых на себе катаешь!

Вот так и тон разговора она задала!

– Любимая! Ну в самом деле! Это же такая мелочь! Это просто забавы.

– Я для тебя тоже мелочь? Тоже забава?! Поматросил – и бросил?

– С чего ты взяла, что…

Она его не слышала. Не слушала. Накрутила себя. Видно было, что злобы в ней скопилось больше, чем нужно. Обиды, страха, недопонимания. Мрачного всякого. Выход нужен, выпустить пар. Вот она и спускала пар. На нём. Когда Дима это увидел, то понял, как себя вести и чего в принципе ожидать от разговора. Он выставил перед собой руки в примиряющем жесте:

– Инга. Успокойся, хорошо? Ты никогда для меня не была забавой. Даже обидно от тебя это слышать.

– А мне, думаешь, не обидно? Не обидно видеть, как ты лижешься с какими-то подвыпившими шалавами, а потом садишь их к себе на закорки – и убегаешь чёрт-те куда. Что вы там делали, а? Что ты там с ней делал в ускоренном состоянии?

«Лижешься»? О чём она? Я же не один раз видео смотрел. Не целуемся мы там. Или… или это не первая съёмка того вечера?» – Дима от стыда взвыл.

– Да ничего мы не делали. Я даже не знаю, кто это. Просто тащил её на спине. А она сначала визжала от восторга, потом от страха, а потом её стошнило чуть ли не мне на спину! Я её приволок, извинился, а потом… ушёл?

– «Ушёл». Он ещё у меня спрашивает! – всё возмущалась Инга. – Лижется, трахается там с…

– Инга! Прошу тебя! – Диме уже начала надоедать её ревность. Как рассказывать про своих многочисленных бывших – так ничего, получается, а он и не упрекает ничем и не устраивает сцены ревности. А как тут «зажёг по пьяни» с кем-то левым, да и то – просто веселился, без всякого «этого» – так тут же воплей выше крыши. Его начала злить её ревность на пустом месте. – Разве я когда-нибудь давал тебе повод усомниться в моей любви к тебе?

– Сегодня! Когда вчера лизался с этой…

– Да не лизался я! А просто веселился. Веселился! Как ты веселилась всегда и везде где можешь с кем хочешь и можешь!

– Ага, я ждала, что ты станешь меня попрекать моими бывшими.

– Боже, да я не попрекаю! – ох и сложно говорить с бабой «на взводе». Словно по минному полю несёшься. Остановиться нельзя, но каждый шаг – угроза взрыва. – Я всего лишь провожу параллель. Когда человеку весело – он шалит. Когда ты веселишься, или любой другой ускоренный, то вытворяет всякое, что поможет компании быть «в нужном градусе» и дальше. Алкоголь снижает ответственность и самоконтроль, а я тогда – каюсь! – нажрался как свинья. Это тебе хорошо: ты девушка красивая и видная, тебе в любой стране, в любой компании найти соратников по шутихе легко. А я до недавнего времени – вспомни, вспомни, я же тебе фотки показывал, каким я был! – был изгоем. Одиночкой. Я никому никогда нафиг не нужен был. Это, знаешь ли, обидно. Я из-за этого, знаешь ли, чуть не помер. Дурной был, ага. Тебе не понять, как это классно, когда на тебя внимание обращают, как тебя просто не отталкивают, не гонят прочь!

Инга уже не пылала злостью, но стояла, непреклонная, сцепив руки на груди, закрывшись от Димы. Смотрела всё так же с укоризной, но теперь больше из упрямства.

– И может ничего бы и не было вчера, но вчера я сначала получил массу внимания от тех, кто меня пол жизни знал и в той вот, прежней жизни, в которой они меня знали – они меня презирали! Они мне этого внимания не давали, не давали того, чего я жуть как хотел. Из-за того, каким я был. Не принимали меня. А вчера приняли. Но я их – нет. Я их оттолкнул так же, как когда они – меня. Потому что внезапное внимание их – фальшивое. Потерял веру в людей, что ли. А в том кабаке совершенно чужая компания меня приняла как родного. Они меня не знали – а приняли. Дали внимание. Не фальшивое, живое. То, что я так хотел от одноклассников давным-давно. Я не знаю и не хочу знать, так же отнеслись бы они ко мне, будь я прежним забитым жирдяем, или нет. Не хочу знать! Главное то, что они приняли меня, и мне стало весело. И мы все веселились. Я им благодарен, но не более того.

– Так благодарен, что начал на себе девок таскать, – буркнула Инга.

– Ну, веселье же. Я и не думал с ними зажигать, что ты. Для любви и ласк у меня есть только ты, только для тебя они предназначены, – потянулся к ней, ухватил за руку, мягко прижал, поцеловал в макушку. Она вздрогнула всем телом, обмякла. Всё, конфликт исчерпан?

– Врёшь ты всё! – вдруг отшатнулась она, оттолкнула. – Если бы любил меня, то давно уже сделал, что я прошу!

– Что? – не понял Дима. Обидно, только, казалось, уладил недоразумение, а Инга по виду ни разу не довольная.

– Моя семья в лапах этого ублюдка Саввы! Я не могу их сама вытащить, я тебя просила о помощи! А ты что говорил? Что тебе время нужно настроиться и решиться? Что дела уладить надо, прежде чем? Вижу я, как ты настраиваешься! Вижу, куда время деваешь! На развлечения! На других баб! А ты меня обманывал! И сейчас обманываешь!

– Инга!

– Да пошёл ты! Без тебя справлюсь!

Она резко развернулась и пошла прочь. Оказывается, они были в ускорении, а Дима и не заметил. Застывшие в движении фигуры людей, куда-то неспешно прогуливающиеся. И Инга сквозь них, как нож сквозь масло идёт. Кто на пути – отталкивает, отшвыривает с дороги.

– Инга! Стой! – Бросился за ней.

– Помощник хренов! Не иди за мной! – тут Инга одним быстрым движением подскочила к коляске, вытащила запелёнанную крошку и подбросила её вверх. Сама же кинулась прочь.

«Твою мать, что ж ты творишь?!» – Дима бросился к застывшему на пике взлёта младенцу, потом аккуратно поймал его и так же аккуратно положил в коляску. Мамаша только начала оборачиваться на резкие движения в полумраке. Вряд ли он что-то разглядела. Главное – ничего плохого не случилось.

Инги, правда, след уже простыл. Куда она пошла? Нельзя её в таком состоянии отпускать! Да и потом: он ведь даже не успел ей рассказать о визите полиции, о смене номера телефона и возможной смене квартиры.

– Инга! – крикнул он что было сил. – Инга!!!

– Не услышит она тебя, парень, – вдруг послышалось рядом. – Далеко уже, поди.

Дима резко обернулся, увидел лишь тень человека. Тот курил, и когда затянулся, сигарета осветила резкие и ужасные черты. Но испугали не они, не шрамы на лице, а взгляд. В нём затаилась не боль, не угроза даже – сама смерть! Дима задохнулся от паники и швырнул своё тело вперёд и в сторону. Бежать! Немедленно бежать!

Да некуда.

Впереди, преградив дорогу, оскалившись, застыла собака, готовая к прыжку. Из её горла глухим рокотом раздавался предупредительный рык, пасть ощерилась желтоватыми, но какими же крупными клыками!

И она тоже была ускорена.

– Не рыпайся, парень, – плечо сжала словно тисками громадная ладонь. – С тобой просто хотят поговорить.

Глава 19
В логове врага

Чего сейчас в нём было больше?

Страха? Вот это уж вряд ли. К своему удивлению Дима отметил, что в нём сейчас напрочь отсутствует это чувство. Как-то в одно мгновение вдруг – хлоп! – и страх исчез. То ли сменился на обречённость, то ли ему, этому чувству, попросту надоело жить в его теле. Ну в самом деле, сколько можно? Здоровый мужик, наделённый недюжинными способностями, и до сих пор шарахается от всего неожиданного и неизвестного. Как двенадцатилетний пацан, шкодящий исподтишка: лишь только застанут его за написанием очередных «вечных трёхбуквий» на заборе или подглядывающим в щелку кабинки переодеваний на пляже, гаркнут на него – тут же бросается наутёк. Так и Дима. Всегда, всего и всех боится. Не чувствует в себе и толики внутренней силы, мужика в себе не чувствует! Сильную, мать его так, половину человечества!

А ведь все предпосылки для победы над страхом и паникой у него уже были. Да и есть постоянно, только он их не замечает! Победил он страх перед огнём? Победил. Нет, он, конечно, не бросается бесстрашно в огонь спасать людей. Он ведь не дурак. Но он идёт в пылающие квартиры, идёт, ибо считает это своим долгом! Нужно ли для этого поступка быть храбрым? Конечно! Осознаёт ли это Дима? Нет. Он играет. Он играет в Суперпупса. Он отдаёт долг человечеству, оправдывая то, что владеет столь редким даром. И страх всё равно живёт в нём, хотя из этой борьбы с огнём он легко мог вытащить и напялить на себя шкурку бесстрашного человека.

А вдруг начавшаяся его борьба с наркоторговцами? Да он до жути боится, когда идёт на очередное «дело»! Но ведь идёт! Неважно, что ускорение даёт практически безнаказанность, но всегда, всегда до жути страшно причинять боль другому человеку. Пусть даже не человек это, а тварь.

А залезть в карман чужому человеку, зная, что в любое мгновение он может вывалиться из ускорения, на что-то вдруг переключившись и потеряв контроль (хотя вероятность такого практически равна нулю)? Это до сих пор требовало немалой смелости – и вновь Дима этого не осознавал. Ему комфортнее было чувствовать себя в собственной ракушке, куда всегда можно было спрятаться, сбежать и как можно скорее! Как те подводные растения, к которым если притронешься – они тут же закрываются.

Просто у него не было никогда опоры, защитника. От поддержки отца он давно отказался сам, старшего брата у него не было, сильных друзей – тоже. Да блин, у него вообще друзей не было! Сослуживцы? Увы, и тут не повезло. Разве что в компьютерной игре: а вот там стояли друг за друга горой.

В общем, рос Димочка забитым человеком, и даже супер-способности не смогли вытащить его из этого состояния. На развилке, где ему можно было свернуть или в сторону «крутой мачо с супер-способностями» или в сторону «супер-скорость для прятанья в ракушку» он выбрал то, что ему более привычно. Он просто не знал, как быть мачо, и никто ему не рассказал. Лишь с появлением Инги ситуация стала меняться. Она-то знала, как жить на полную катушку, знала, что там, за стенками ракушки. Она методично разрушала эти стены, они вместе разрушали, но… но им просто не хватило времени.

И вот теперь, когда привычное состояние «Бойся!» паникой накатило на Диму, и он привычно окунулся в это состояние, вдруг… вдруг кто-то выдернул пробку – и страх ушёл. Просто ушёл, сгинул неизвестно куда. Сгорел, сам себя пожрал. Или перешёл на пока неизвестный ранее уровень. Вместо него образовалась пустая, ничем не занятая каверна. И что сумеет или успеет раньше занять эту пустоту: бесстрашие или жестокость – не ведал никто, а более всего – сам Дима.

Так чего же больше нынче было в Суперпупсе? Не страха, нет, его не было вовсе. Паники? И этого тоже не было, вместо неё внутри поселилась обречённость. Слишком долго ему удавалось скрываться от всех, кто хотел бы от него выгоды. И раз не сумел скрыться окончательно, то… так и будет. В один день навалилось: полиция (или кто там из власти?) – и мафия. Он не успел подготовить новый схрон, не успел соорудить новую ракушку. Он попался. И обречённо сложил лапки.

Он, как ни странно, почти и не думал о том, кто его сопровождает. О человеке со смертью в глазах. Он думал… об Инге. В нём билась обида и чувство вины. Он подвёл свою любимую, цепляясь за всё тот же страх, оттягивая момент инерции, движения к тому, чтобы начинать обещанное. Он понимал, что если начнёт, то Инга в него вцепится – и начавшееся движение уже не остановить. Снежок наберёт вес и превратится в лавину. Вот этого и боялся Дима, вот это и оттягивал. А она устала его по этому поводу теребить. И что же, всё? Э-э-э, нет. Вдруг Дима понял, что это не конец – это как раз начало. Начало обещанного Инге движения. Как говорят, «не счастье – так несчастье помогло». Ах, Инга, Инга, знала бы ты, любимая, как начнётся месть за тебя и твою семью!

Он вновь ощутил на плече тяжёлую руку своего конвоира. Тот его о чём-то спросил. Дима с трудом вынырнул в реальность из тяжких дум и с удивлением осмотрелся. Суперпупс никогда здесь не был. Они стояли на бетонной дорожке, невысокий – по пояс – парапет защищал пешеходов от того, чтобы они не сверзились в глубочайший овраг. Дима невольно прикинул расстояние. «Лететь метров тридцать. Не повезёт тому, кто отсюда сиганёт», – беспечно подумал он. Тут он осознал, что конвоир его о чём-то спрашивал.

– Что? – переспросил он.

– Веруешь ли ты в Господа, отрок?

Неожиданный вопрос, но Дима не классифицировал его как неуместный или идиотский. Возможно, в другое время и при других обстоятельствах он и задумался бы, а почему вообще его об этом спрашивают? В чём сенс? Где тут подвох? Его просто спросили – он просто и ответит.

– Верую, – и он не врал. В его семье преобладали агностики и атеисты. Разве что сестра на Пасху ходила с компанией в храм – и святила там куличи и колбасу. Ловила капли «святой воды», снимая с себя грехи за год и напитываясь индульгенцией на год следующий. Вряд ли, конечно, это можно назвать настоящей Верой… А вот он верил. Верил в Высшую Силу, которая устроила весь этот мир. И неважно, как его называли там или здесь: Яхве, Иисус, Аллах или Вишну, или как-то ещё. Неважно. Важно то, что наука до сих пор пасует перед объяснением фундаментальных законов бытия и никак не может объяснить: откуда всё появилось и как и почему всё это действует. Дима читал Стивена Хокинга, читал труды Ньютона, читал современных философов. И все они признают наличие этой Высшей Силы. Дима много об этом думал, и согласился. Да, она есть, эта сила. И пусть её называют Бог. Да, я для него – ничто, но как ни странно, всё равно важен, как важна любая составляющая всего этого гипер-сложного мира. Пусть винтик, но может из-за этого винтика многое зависит. Так что – и Дима повторил: – Да, верую.

Его конвоир долгим взглядом посмотрел своему подконвойному в глаза.

Смотрел, удивлялся, что Дима не отводит взгляд – и видел, что он не врёт. А потом он убрал руку и молча кивнул головой, мол, пошли дальше.

Дима так и не понял, что жизнь его сейчас буквально висела на волоске.

* * *

В следующий раз Дима очнулся от металлического скрежета. С удивлением оглянулся. Вот ведь! Так задумался, что не заметил, как сюда пришли.

Лифт. Но не пассажирский. По габаритам, скорее, грузовой, но с дополнениями и изменениями. Например, помимо обычных створок дверей здесь смонтировали ещё одну защиту или преграду (тут с чьей точки зрения посмотреть): секционную раздвижную сетку на электронном замке. Это она скрежетала, когда Асассин затворял её. Закрыл – загорелась цифровая панель управления. Раньше тут было полтора десятка этажных кнопок. Нынче их демонтировали, причём аккуратно. Не вырвали и оставили дыры с обрывками проводов; не выжгли, обрамив спёкшиеся пеньки горелой пластмассы чёрными подпалинами. Демонтировали, зашили вырезанной по мерке панелькой. Осталось, помимо кнопок управления, лишь две с цифрами «0» и «-1». «Их логово что, под землёй?» – успел подумать Дима, но тут пискнуло, щёлкнуло – и лифт, хоть и мягче привычного, но всё же толкнул днищем в пятки. Значит, всё же вверх.

В одном из углов вверху блымала красным миниатюрная камера. Глазок, казалось, смотрел Диме прямо в душу.

Вот тут к Суперпупсу и вернулось чувство страха. Но это была не боязнь будущего или ситуации, это был плотский, животный страх тела. Паника пудовым молотом ударила по черепушке: «Куда они меня притащили? В какой-то подвал, а может и частную тюрьму, как в «Олд Бое»? А может, они меня пытать будут? Я… я не выдержу! Я сдохну!!! Не хочу!!!»

А вот не стоит его осуждать за малодушие. Пыток, ожидаемой боли боятся все! Кроме мазохистов, само собой. Страх перед болью, долгое нагнетание этого страха, да ещё и если знаешь, где именно ожидать эту боль – всё это многократно усиливает сам эффект. Дима ещё застал то время, когда не было современных бор-машин, а зубы у него были преотвратные. Часто приходилось ставить пломбы. Сверлили зубы тогда без какой бы то ни было анестезии, без этих волшебных укольчиков. Бур в зажиме вращался через систему блоков и ремней. Ремни на машине по причине старости последней растянулись, и потому скорость вращения этих ужасных толстых и тупых свёрл была невелика. Порой они вообще увязали в зубе, застревая прямо на обнажённом нерве. Сами пломбы – цементные – держались скверно и часто выпадали. Каждый такой поход к стоматологу был неимоверной пыткой. Ожидание боли усиливали саму боль многократно. Казалось, вот именно тот самый больной зуб превращался в сплошной нерв, и любое прикосновение к нему било током. Вот она – пытка. В том кабинете не было тех, кто сдержал бы крик страдания.

И вот сейчас перед глазами Димы стало то самое кресло с мерзко жужжащим буром. Ожидание пытки. Ожидание боли. Да вот ставки сейчас повыше! Сейчас он не маленький мальчик, и его будут не полчаса мучить. А через полчаса не отправят, счастливо смеющегося от того, что пытке конец, домой.

Почему-то вовсе не рассматривалось других вариантов. Может, с ним действительно просто хотят поговорить? Может, пригласят войти в клуб ускоренных? Может, поделятся интересными связями, возможностями? Просто забухают с ними до чёртиков хотят?! Нет, блин, накрутил себя до нервных колик.

Бежать? Бежать!

Мысль лихорадочно подстегнула к действиям, Дима тут же прикрыл глаза, чтобы только вырвать из подсознания нужный цвет, а дальше – ускорение, и он имеет преимущество, так как всё происходит внезапно, и как только откроются двери, то он… Не успел додумать – в живот ударило рельсом («откуда тут рельс»???), а в ухо рыкнуло: «Не шали!» Дима вымученно откашлялся, с ненавистью между приступами глядя на ничего не выражающую рожу Асассина. Как он увидел, как догадался? Да ещё и успел за микросекунду до ускорения впечатать свой кулачище в живот, вот же урод!

Тут кабина почти неощутимо качнулась, тормозя. Кровь привычно ухнула вниз-вверх. Свет мигнул. Асассин не торопясь отворил решётку, совершенно беспечно повернувшись к Диме спиной. Впрочем, чего ему волноваться: овчарка надёжно прикрывала его тыл, безотрывно следя за каждым движением Суперпупса. Двери раздвинулись, Асассин с явным облегчением выскользнул наружу. В самом деле, с его габаритами даже такой большой лифт кажется неуютным. Собака зарычала, подстёгивая «подконвойного». Пришлось поторопиться. Псина Диму пугала не меньше её хозяина. Два сапога пара. Лютые звери. Разорвут – не заметят.

В предбаннике было две двери. Одна явно вела на пожарный выход. Мощный засов, цифровой замок, глазок на сейфовой двери. Вторая угадывалась лишь контуром. Правда, отворилась не она (обманка!), а что-то вовсе незаметное. Съехало неслышно в сторону, слегка ударив по ушам воздушным потоком. Асассин приглашающим жестом указал на образовавшийся проём, мол, только после вас. Дима на ватных ногах шагнул внутрь.

Он сейчас очень странно ощущал себя. Страх, да, страх плоти, но и – обречённость. Словно влепили тебе двойку по поведению, сообщили об этом родителям по телефону – и ты идёшь домой, зная, что дома ждёт не просто нагоняй – а трёпка. И может не купят теперь так желаемый велосипед. И откажутся от путёвки в пионерский лагерь. И будешь ты как дурак сидеть дома всё лето, когда все твои друзья разъедутся на каникулы кто куда. А всё из-за того, что наступил классухе на её любимый туфель, и вовремя не извинился. И не сбежишь по дороге, и не задержишься до вечера во дворе. Домой! Получать тумаков! Жалко себя – нет слов, злой на всех – хоть плачь, а плакать-то и нельзя: мужик-с!

Шаг, ещё шаг, и вот он внутри. Коридор, комнаты, большой холл, за столом в углу сидит почти незаметный мужик. На столе – мониторы, горят лампочки, но его ведут дальше. Отворяется ещё одна дверь, оттуда бьёт сноп света, доносятся несколько голосов. Из проёма выходит крепко сбитый высокий мужчина в пятнистой армейской одежде. Берцы звонко бьют по ламинированному покрытию пола, словно гвозди впечатывают. Он, нахмурив брови, смотрит оценивающе на Диму, медленно указывает на дверной проём, мол, проходи.

Ну, делать нечего, нужно входить.

Он переступил порог, и гул голосов исчез. Все, кто был в комнате, уставились на вновь вошедшего.

* * *

Первое, что бросалось в глаза: противоположная стена этой большой комнаты, а, скорее, зала совещаний, была полностью стеклянной. Сквозь прозрачные явно пуленепробиваемые панели был виден вечерний город: цепочки огней улиц, чёрные проплешины домов, россыпь разноцветных огоньков-окон. А вот звука города слышно не было. Судя по прохладе, работал кондиционер, и, может, не один.

Комната большая, очень светлая и открытая. Большой прямоугольный с закруглёнными углами стол для совещаний, кресла рядом с ним, одно выделяется VIP-овостью. Стол поменьше в глубине комнаты, на нём – плоский монитор, на самом столе – дорогие канцелярские побрякушки. Громадная плазменная панель, напольные динамики: Савва явно меломан. Натяжной потолок, ламинированный паркет. Шикарно, что тут скажешь.

За столом сидело несколько человек. Точнее, четверо: три мужчины и одна дама. Одного мужчину, а, скорее, парня, Дима уже видел. Потом он пару раз приходил в страшных снах. Потрясая бейсбольной битой, этот парень кричал «Она моя-а-а!!!» И замахивался на Суперпупса. После чего Дима с криком просыпался. Сейчас при нём биты не было, но в глазах читался нездоровый блеск. Увидев вошедшего, он сначала нахмурил брови, потом, размахнувшись, саданул ладонью по столешнице, широко улыбнулся и указал пальцем на Диму.

– А я тебя знаю! – воскликнул он. – Ты этот, – он щёлкнул в воздухе пальцами, припоминая, – бывший Кошки. Точно! Экс-бойфренд. Он ещё это, – парень локтем поддел сидящего через кресло от него мужчину с полуседой шевелюрой, – в пожарника вырядился. А что, горим, да? Горим?! – в притворном ужасе оглянулся по сторонам, рассмеялся громко.

– Валера, – негромко, но весомо осадил распоясавшегося молодчика мужчина, сидящий во главе стола в VIP-кресле. Валера-Псих тут же подавился своим смехом, разительно преобразился. Застыл со строгой миной на лице. Резкая смена настроений – ещё один и очень явный признак сумасшествия. Не зря Инга его помешанным называла.

Не было никаких сомнений, что осадивший Валеру был сам Савва. Глава этой… банды? Шайки? Тайного общества?

Одет Савва был в костюм из лёгкой ткани, рубашка на верхнюю пуговицу расстегнута, галстука нет и в помине. Короткая причёска тщательно уложена. Загар ровный и явно не местный. Никаких тебе мешков под глазами, усталых взглядов, небрежности и неухоженности в одежде. Да даже, видать, маникюр в наличии! Ты смотри какой пижон! Мачо-мэн. Улыбнулся – и хоть бы одна пломба, хоть на микрон искривление! Голливудская – дорогая! – улыбка. Открытая. А вот глаза – зверя! Совсем не улыбаются, нет. Подозревают, ждут чего-то и почему-то заранее ненавидят.

– Ну, здравствуй, здравствуй, Дима! – Савва поспешно, но не суетясь, с вышколенным достоинством поднялся с кресла и подошёл к Суперпупсу. Взял его руки в свои (мягкие и тёплые), несильно сжал их, потом, не отпуская, увлекая за собой, провёл опешившего от такого поворота Диму к столу. – Не скрою, давно ждал этой встречи. Позволь познакомить тебя с другими членами нашей Организации (он так и сказал, с большой буквы).