Текст книги "Другая жизнь. Назад в СССР 4 (СИ)"

Автор книги: Михаил Шелест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Глава 16

На обед меня разбудили, попинав по пяткам.

– Пошли, Миха, поберляем, хе-хе, – сказал через ужимки, Федько. – Дай сигаретку.

– Х*й завёрнутый в газетку вам заменит сигаретку, – выдал на гора очередной эвфемизм Курьянов. – Что ты пристал к Мишане? У него не бездонная скатерть самобранка.

– Кхе! – выдавил я из себя вставая со спины на ноги рывком тела. – Мне не жалко. Только, не стучи меня больше по пяткам, Андрей. Могу нечаянно ногу сломать. Рефлекторно.

– Это, кхе, как это?

Андрей скривил в напряжённой улыбке лицо.

– А вот пробуй ещё пнуть.

Я снова завалился на спину на свой матрас и демонстративно накрыл глаза подушкой.

– Давай, – скомандовал Флибер, и я снова толкнулся головой и руками от плотного матраса.

Время двигалось медленно. Я толкался на вверх, а вперёд и попал Андрею, ткнувшему меня по пяткам носком кеда с приличного расстояния, чуть выше колена в бедро, выбив опускающуюся и ищущую опору ногу. Андрей упал на меня, выставив руки, локтями которых попал точно в мои ладони. Самортизировав, я мягко оттолкнул Федько и он снова встал на ноги.

– Пи*дец, – глубокомысленно выразился Курьянов, раскрыв рот. – Цирк – шапито, млять!

– Пи*дец, – согласился Федько. – Ты же мог мне ногу сломать!

– О том и был разговор.

– Ты же на видел, когда я…

– У меня рефлексы, – хмыкнул я и подумал, – и Флибер.

– Ну, самбист! – покрутил головой Андрюха. – А как тебя будить, если что?

– Я услышу, – пожал плечами я. – По пяткам неприятно.

– Нас так в интернате будили, – сказал Андрюха.

Ну, да, я помнил, как он рассказывал нам, что какое-то время обитал в детдоме, а потом жил у тётки.

– Пошли уже жрать! – воскликнул Курьянов. – Не останется ничего. Там гуляш с картофельным пюре. М-м-м-м… Люблю пюрешку с подливой.

– Ха-ха, – рассмеялся я. – Через месяц макаронам радоваться будешь.

Успели мы вовремя. Ещё не все двести человек выстроились перед раздачей и мы, довольно скоро сидели за столом и, как говорил Федько, «берляли». От слова «берло».

– А что такое «берло»? – спросил я.

– Так в интернате еду называли, – дёрнув плечами, ответил Федько.

– Это не еда, а любая выпивка: водка, вино… На уголовном жаргоне.

– Откуда знаешь? – удивился Курьянов.

Я улыбнулся.

– Школа жизни.

– Да ты, вроде, не похож на бывалого, – прошептал, склонившись к моему уху, Кура.

– Не претендую. Я далёк от культуры, – я взял это слово в кавычки, – синепёрых. И очень не люблю ни их самих, ни их жаргон, ни правила. Прямо до дрожи, как не люблю. И предлагаю не засерать другим ни мозги, ни уши. В приличном обществе находимся. Тем более, если кто не знает, если ты не блатной, то могут призвать к ответу даже за «гнилой базар» и за попытку казаться блатным. А оно вам надо? Да и мало ли тут бывших сидельцев, кто знает? Да и пошло это казаться не тем, кто ты есть на самом деле.

Капусты в щах было много, мяса в щах не было совсем, но бульон мясом пах. Гуляш был пресным и стало понятно, что туда и отправили уже вываренное и обжаренное мясо. Экономика должна быть экономной… А на ком ещёэкономить, как не на студентах, которые, по умолчанию, должны стерпеть всё, под угрозой отчисления из института. Особенно – запуганные напрочь абитуриенты.

Права качать смысла не было, но я попросил у поварихи меню, где прочитал, что щи должны быть с мясом. Потом подозвал взглядом Галчонка и ткнул пальцем в меню, сказал так, чтобы слышала повариха:

– Составьте акт, что в щах мяса не было. И дай подписать трём студентам. Я подпишу.

Галина раскрыла свои синие глаза ещё шире и они совсем стали анимешными. Я подмигнул. Галина заморгала.

– Так и сделаем.

Я обернулся к поварихе и отдав меню строго сказал. Принесут меню – тоже подпишите.

– Да кто ты такой? – пренебрежительно скривилась дородная баба.

Я оглянулся по сторонам и, расстегнув нагрудный карман, как Остап Ибрагимович, показал её красную корочку на которой было написано чёрными буквами «КГБ СССР». Только у меня это была настоящая «корочка», а не зеркальце с красным тылом.

– Ты это что удумал, Мишка? – хлопая ресницами, как крыльями, спросила Галина.

– Надо с первого дня брать порядок в свои руки иначе удачи нам не видать. Если они с первого дня на нас экономить начали, то через месяц мы тут с голоду передохнем.

– Не передохнем. Картошки на полях много!

– Ну, только если это… Отопления в бараках нет, а нам тут до октября торчать. Переболеем все. А нам ещё учиться, учиться и учиться, как завещал великий и могучий…

– Великий и могучий – у нас русский язык, а вождь пролетариата просто великий. Ты, Мишка, осторожнее с высказываниями. А то у тебя и песни диссидентские и шуточки… А с комсомольским контролем – это ты правильно придумал. Мы тебя на собрании изберём контролёром.

– Правильно, собирай собрание. Кто у нас комсорг?

– Э-э-э… Так нет ещё комсорга. Старост групп деканат назначил.

– Тогда просто сообщите, что состоится комсомольское собрание. Сегодня ещё есть время поговорить. Потом никто не дат собраться.

– Правильно, Мишка! У тебя получится!

– Конечно получится, – сказал спокойно я и девушка удивилась ещё больше.

Уже через полчаса все стояли на той же поляне а я на импровизированной трибуне, собранной из деревянных палетт.

– Так, ребята, буду краток, – сказал я. – Вот мы приехали поднимать народное хозяйство и что мы видим? Мяса в борще нет, хотя в меню синим по белому написано, что присутствовать должно. Понятно! На гуляш ушло. Значит – экономия минимум десять килограммов мяса сегодня состоялась. На нашем, между прочим, здоровье экономия. Если так будет продолжаться каждый день, то мы к концу срока пребывания недополучим два миллион килокалорий. Это все вместе, а каждый, почти десять тысяч килокалорий. И с этим нужно кончать здесь и сейчас. Предлагаю включить «Комсомольский прожектор» и выпускать не только сводку с полей, как нам предложило руководство института, но и информировать о его же, то есть наших руководителей, о проблемах питания, быта и труда. Сам я готов стать редактором стенной газеты и его художником. От вас нужна только информация в любой форме: устной или письменной. Как вам такая идея?

– Всё правильно, Миха! – басом крикнул Курьянов. С такой жрачкой мы точно протянем ноги!

– Точно, Мишаня! – крикнул Григорий Мицура, которого поддержало ещё несколько парней.

– Мы даже акт составили про отсутствие мяса в супе, – крикнула Галинка.

– Вот этот акт мы и пришпандорим к нашей газете. Прямо сегодня. Ватман нужен! Ватман есть? – Спросил я резко у руководителя стройотряда.

– Кхэ-кхэ… Ватман найдём. А инициатива хорошая. Предлагаю Шелеста и выбрать руководителем «Комсомольского прожектора»!

– Правильно! – крикнули с разных сторон.

– Есть ещё предложения по кандидатуре руководителя «Прожектора»? Нет? Значит – выбран единогласно. Помощников я себе отберу самолично. А активные корреспонденты нашей студенческой газеты будут награждаться разными подарками.

Я оглядел студиозусов. Они смотрели на меня, словно заворожённые.

– Ещё какие-то темы для обсуждения имеются?

– Нет, вроде! – крикнул Курьянов.

– Тогда стихийный митинг предлагаю считать закрытым. Ура, товарищи!

– Ура-а-а-а, – заорали ребята и девчата и разбрелись по делам.

– Кхм-кхм! – проговорил руководитель. – Ловко у тебя, Михаил, получается с народом общаться.

– Так я ж комсоргом школы и членом крайкома ВЛКСМ больше года был. Да и тренирую ребят и взрослых. А там, если «сопли жевать» результата не добьёшься.

– Понятно. А про стенную газету… Ты и правда – художник?

– Член союза художников СССР.

Я протянул ему большую красную книжицу. Её рассмотрели.

– Нам повезло, значит? А какую корочку ты показал поварихе?

Я расстегнул карман и продемонстрировал чёрные буквы.

– Я инструктор по физподготовке в краевом управлении.

– Понятно. Ну разве можно так пугать трудящихся?

– Меня спросили кто я такой, я и показал. А пугать можно и нужно. Чтобы не обирали бедных студентов. Мы ещё и ОБХСС вызовем, если надо будет.

– Тогда они просто уйдут. То готовить будет?

– У нас есть желающие занять их места. Донцов, например…

– Да-да… Они подходили… Ну, что же… Молодец.

Он протянул мне руку. Я пожал вспотевшую ладонь.

– Ватман дадите? И ещё бы место, где можно было бы разложиться…

– Пошли. Здесь в клубе есть комната художника-оформителя.

– Прекрасно.

Комната художника находилась на втором этаже, надстроенном в церкви уже в советское время, естественно. Это было очень просторное помещение, пригодное для написания транспарантов, разложенных на полу во всю длину.

– Очень удобная комната, – подумал я. – Тут и ночевать можно.

– Тогда я сюда свои краски перенесу и приступлю…

– Вот тебе ключ. За порядок отвечаешь! Не курить, не пить. Не дай, кхе-кхе, пожар. Со светом тут плохо. Света тут нет совсем. Электропроводка слабая отключили.

– У меня автономное освещение от аккумуляторов, заряжаемых от солнечных батарей.

– Что? Каких батарей?

– Солнечных. Я покажу. Газетой придётся после полей заниматься, поэтому придётся сидеть после отбоя. Но со светом я разбирусь.

– Покажешь, что это.

– Обязательно покажу.

Я сбегал в барак за красками и другими художественными принадлежностями. Курьянов бренчал на гитаре, Федько не было. Другие спали или лежали на спине, «завязывая жирок», то есть накапливая калории.

– Ну, ты, Миха и выдал! Ещё бы немного и пошли бы сельсовет брать, кхе-кхе…

– Сельсовет брать никто бы не пошёл, ибо сие – есть власть, наша, народная и я бы даже сказал, кхе, социалистическая.

Курьянов даже бренчать струнами перестал.

– Вот можешь ты, Миха, так сказать, что задумаешься о смысле жизни. Ты газету рисовать?

– Да, Андрюха. С тебя и начнём освещать нашу студенческую жизнь. Нарисую, как ты шваброй в поезде работал. И не обижайся. Так надо.

Курьянов посопел-посопел, потом спросил:

– Хоть похожа себя буду?

– Ещё как, – хмыкнул я, вспомнив его отвисшую нижнюю губу с кровавыми потёками, и опухшее лицо.

– Ну, тогда – ладно.

* * *

Пришлось сначала рисовать стенд с надписью «Комсомольский прожектор». Хорошо, что нашёлся хоть и старый, но уже загрунтованный. Я его отмыл и приколотив к «штатному месту возле двери 'клуба» под навесом, оставил сохнуть.

На ватмане я набросал картинки, которыми описал наш путь из Владивостока в Данильченково, на которых персонажи не безмолвствовали, а активно общались. Были там и мы втроём, сидящие на склоне, и Курьянов выкрикивал «лозунги». Правда целиком фразы не вмещались, а потому после первых двух слов, чаще всего, шло многоточие.

Курьянов был мной нарисован в виде огнедышащего дракона со шваброй. Очень, между прочим, похожий на настоящего Курьянова: с таким же большим красным носом алкоголика, ха-ха… Ну, ничего… Подписей под картинками не было. Критикуемый предупреждён.

Акт об «отсутствии присутствия» был приклеен мной к листу ватмана «намертво» имеющимся у меня каким-то супер японским клеем. Все картинки и акт я обработал лаком против сырости и вывесил ватман на стенд, прикрепив качественными японскими кнопками. Пришлось сгоняв Флибера несколько раз в параллельный, иллюзорный, хе-хе, мир. Самому идти туда было вредно. Мог там и задержаться на пару недель. А мне нужно было собраться и приготовиться к трудовым «подвигам». Может, через недельку-другую, я и устрою себе расслабон, но не раньше.

Уже было темно, когда я вывесил стенную газету на стенд, но ребят и особенно девчат не спало много и они тут же облепили стенд, освещая его фонариками. То, что тут беда со светом, меня сильно расстраивало. Ну не тащить же сюда дизель-генератор, на самом то деле? И не заниматься же освещением лагеря. А ведь действительно могут сгореть, нафиг от свечей и керосиновых ламп.

Главное, что на кухне какая-то лампочка, хоть и еле-еле, но светилась.

– Чёрте что и сбоку бантик! – выругался я и отправился в свой барак.

Там в кругу собутыльников горлопанил Кура. По кругу ходила бутылка, которую употребляли «с горла».

– О! Миха Шелест! – крикнул Курьянов. – Активист-комсомолец-прожекторист! Пить, наверное, откажешься?

– Откажусь, Андрей. Не обессудьте. Здоровье дороже.

– Хе-хе… Здоровье надо беречь, да… Особенно в таком коллективе как наш. А то… Света нет… Темно…

Я остановился и почесал затылок.

– Это ты так мне на тёмную намекаешь? – спросил я.

– Да, ну, какая тёмная, Миха? – хрипло рассмеялся Кура. – Ты же у нас самбист. Разве мы все с тобой сравимся?

Я подошёл к нему ближе и склонившись над его ухом прошептал:

– Я тебе пальцы сломаю на левой руке и ты не сможешь играть на гитаре. Веришь?

Я посмотрел ему в глаза. Он, прикрыв рот, кивнул.

– А на счёт тёмной, я вам ребята вот что скажу. Всех я вас вижу и потом переломаю руки по одному и каждому. А теперь, сдрыснули с моей постели. И чтобы я никого на ней никогда не видел.

– А то что? – спросил крепыш сидящий на моём матрасе укрытом одеялом.

Я посмотрел на него и, улыбнувшись, подошёл ближе.

– Вот ты сейчас своей грязной жопой сидишь на моём одеяле. Тебя, как зовут?

– Игорь. А почему это у меня жопа грязная?

– А ты её после сральни мыл? Не мыл. И ты ещё спрашиваешь?

– Да, ты оху*ел! Чо ты борзый такой⁈ Сабист? Так мы таких самбистов на раз-два.

Он тоже был явным борцом. Парень попытался встать, но я его усадил ударом пятки в лоб. Он как раз так удобно наклонился вперёд.

– Зря вы, ребята, это затеяли, – сказал я, отступая назад. – Тёмная, говоришь?

Такой истории в моей памяти я не читал, да-а-а…

– Тихо-тихо, пацаны. Вы чего? – заголосил Курьянов, видимо помня моё обещание. – Такого уговору не было.

Но ребята, одурманенные вином, уже встали и пошли на меня. И я понял, что это не студенты. В свете фонариков я увидел хитрое лицо Андрея Федько.

– А-а-а… Это ты, Брут? – хмыкнул я. – Ну что ж, так даже лучше. Своих бить, с кем потом пять лет учиться я не хотел, а этих бычков…

Тут, как раз, один из «бычков» качнулся ко мне и тут же получил ногой в челюсть. Не сильно, только, чтобы вырубить. Игорь кинулся на меня лбом вперёд, целя в живот, словно желая пройти в ноги, и был встречен моим любимым ударом – в таких случаях – локтем в подлопаточную болевую точку. Он взвыл и завалился лицом на дощатый пол. Добивать я его не стал, а лишь посильнее толкнул его в затылок, чтобы контакт его лица с полом был более ощутимым.

Третий получил апперкот из нижнего положения в печень и застонав скрутился калачиком. Четвёртый и пятый легли одновременно, получив двойной удар «рука-нога».

Оглядев место побоища и посмотрев на Курьянова с Федько, я произнёс сакраментальную фразу:

– Грустно, девицы. Кто прибирать-то будет?

На удивление, Федько не был ни напуган, ни растерян. А Курьянова всего трясло.

– Его, значит всё-таки инициатива была? – подумал я.

– Его-его, – сказал Флибер. – Я не стал тебя отвлекать от творческого процесса… Знал, что ты и сам справишься.

Демонстративно ни на кого не глядя, я сбросил на пол одеяло и завалился на свой матрас не раздеваясь и никого не опасаясь. Закрыл глаза и погрузился в сон.

Глава 17

Утром в шесть часов я встал, одел термо-бельё, костюм с капюшоном и пристёгивающимся накомарником из дышащей в одну сторону тонкой водоотталкивающей ткани. Надел берцы и побежал кросс. Костюм я испытал ещё на «Трёх Поросятах», когда иногда налетали комары. Он был хоть и тонким, но с сетчатой подкладкой. Комар его не прокусывал. Отлично себя показал костюм. К ему продавался баллон с жидкостью, которой можно обработать любую ткать, и она будет отталкивать воду, но пока костюм держал даже небольшой моросящий дождик.

Маршрут я знал. Он был «прописан» в моей памяти многократными походами «предка» к морю. Это была дорога вдоль речки которая связывала пограничные заставы с внешним миром.

Я бежал и думал о вчерашнем приключении. По сути, я первым развязал драку, ткнув «Игоря» пяткой берца в лоб. Что-то меня закусило, да, что чья-то немытая задница сидит на моей постели.

Ну, да, вроде сильных повреждений не нанёс. Так, потыкал по болевым точкам и всё. Благодаря торможению времени я мог бить сильно, но аккуратно. Что там для нокаута нужно-то. Правильно попасть и пятидесяти килограмм силы.

Здесь деревья уже желтели вовсю. И мне это нравилось. Было красиво. Моя память наполнялась сюжетами и «зарисовками». Воздух был чист и свеж. Уже через пять километров запахло преющими водорослями. Когда-то во всех этих бухтах китайцы собирали морскую капусту, выброшенную на берег во время шторма. Сейчас её никто не собирает, пограничная зона, вот и преет на берегу.

– Интересно, поднимется буча, после вчерашнего, или нет? – думал я. – мало ли что я решил про их повреждения. Как снимут побои и «гуляй Вася, не чешись» лет пяток. А из ВУЗа попрут – однозначно. С ВУЗом-то хер с ним. А вот под суд идти совсем не хочется.

– Ты сделал зарубку Флиб? – спросил я.

– Сделал. Сейчас две параллели движутся.

– Хорошо. Кстати, вчерашние ребята, как там?

– В милицию не ходили. Очухались вчера в течении получаса. Вокруд тебя прыгали,но я будить не стал. Их другие студенты утихомирили. Федько потом Куьянову выговаривал, когда чужаков отправили, что зря он шутить с тобой надумал, что ты, де, парень очень не простой. Они не собирались тебя бить. Только попугать их попросили. Так-то они мужики нормальные. Пятый курс из Политеха. Преддипломная практика у них тут.

– В сентябре? – удивился я.

– А когда? Они тут с электричеством мудрят. Пытаются из того, что есть конфету слепить. Подстанцию реанимировать.

– О! – я стукнул себя по лбу. – А ведь точно! Тут же ЛЭП пятьсот есть, а подстанция дохлая. Надо её модернизировать. Есть у нас в памяти, что импредложить?

– Можно к масляной системе охлаждения поставить вентиляторы. Это добавит тридцать процентов мощности в тёплый период. Что вполне хватит на ваш трудовой лагерь. Модернизация элементарная. Вентиляторы такие твоя компания выпускает. На супермагнитах. Управляющие блоки с автоматикой тоже есть. Можно предложить это, как эксперимент. Как раз для дипломников работа. Никаких демонтажей. Поставить на бетонной площадке элементарный стальной фундамент для вентиляторов и всё. На полдня работы. А эффект мгновенный.

– Нормально. Предложу в знак замирения. Лишь бы не посадили.

– Были бы местные, ещё бы вчера к «Аниськину» стучались. А они Владивостокские, вчера размышляют и обсуждают, кто их подставил. Хотят Курьянова наказать.

– О! Это было бы полезно!

– У них ничего не получится, – утвердительно высказался Флибер.

Я вздохнул и не стал противоречить.

– Соскочет, согласен…

Я бежал ускоренным темпом и уже через сорок минут был на берегу моря. Волны и песок намыли и надули огромную дюну, и чтобы увидеть воду мне пришлось забираться на крутизну высотой около трёх метров. Со стороны океана склон дюны скатывался под меньшим углом, но всё равно смотреть вниз было страшно. Казалось, что попав в воду оттуда уже не выберешься. Поэтому спускаться к кромке воды я не рискнул. Походив по самом верху дюны и подышав просоленным и пропахшим водорослями ветром, я сбежал с песка и отправился в обратный путь. У меня получился отличный пробег в двадцать три, примерно километра.

Не переодеваясь, а лишь умывшись, я отправился на завтрак и увидел толкотню возле стенда с моей «стенной» газетой. Там же светился улыбкой позируя для всех, кто желал убедиться в его сходстве с драконом, и громогласно вещал Курьянов.

Увидев меня, он хрипло заорал, отпугнув, ближайших девчонок:

– Миха! Ну ты и удружил! Вот спасибо тебе! Я эту газету себе заберу!

– А хрена лысого не хочешь? – спросил я удивлённо. – Всё в архив факультета ляжет, а через пять лет на выпускном развесим и снова посмеёмся.

– Я её стырю ночью, – уверенно провозгласил Кура.

– Вот это вряд ли, – сказал я тоном и голосом «товарища Сухова».

Курьянов опешил, но не надолго.

– Ну вот как у него так получается? – спросил он, всплеснув руками. – Артист малых и больших театров.

Я вздохнул и отвернулся от него. Тут же мне в спину задышали.

– Миха-Миха… Пошутить хотели… Ничего серьёзного… А ты не понял. Не разобрался. А у Игорька всё лицо в кашу.

– Так он пьяный был, споткнулся. Все видели…

– А другие?

– Других я бил очень аккуратно. И тебе сейчас, что-нибудь аккуратно откручу, например твой нос.

– Мой нос это моё единственное богатство, э-э-э, кроме хера. Тот тоже такой же большой.

– Ты мне зачем, сука, это говоришь? – повернулся я к Куре.

Тот прижал руки в груди, как заяц.

– С большим носом и большим хером, – подумал я и рассмеялся.

– Ну, извини! Бесы попутали!

– Эх, дать бы тебе в рыло, да Заратустра не позволяет, – сказал я, снова становясь серьёзным. – Но, думаю, повод ещё найдётся и не раз. И не жди снисхождения. Бить буду аккуратно, но сильно. И возможно, ногами.

– Нах*й-нах*уй под твои копыта попадать. Я, честное слово, больше не буду.

Он подал мне руку. Я посмотрел на неё и покрутил головой.

– Не-е-е, Андрюша… Косяк за тобой. Хороший, жирный косяк. Пока не пойму, что ты отработал, таю на тебя злобу. Так и знай… Прощение выстрадать нужно.

– Ты, как батюшка наш в церкви…

– Крещёный, что ли? – удивился я.

– А как же! – горделиво ответил Кура.

– Тогда… Кайся-кайся, грешник.

– По машинам! – закричали бригадиры, в которые назначили наших старших, отслуживших армию, товарищей.

Начались наши картофельные будни.

Крепкие ребята, и я с ними, пошли в грузчики. МЫ ездили на машине по полю и закидывали сетки с картошкой в кузов, наполняли машину, ехали на склад, там машину выгружали, складывая сетки с картофелем в штабеля. Погода стояла сухая, а потому картошку сушить не требовалось. Работа мне понравилась. Ветерок обдувал. Капюшон не давал сыпаться за шиворот мусору. Можно было нарабатывать и бросок через грудь, и через спину и ещё много чего полезного для организма. Главное – не порвать себе ничего, но за этим Флибер следил чётко. Да и связки, суставы, кости у меня были укреплены дай бог каждому.

Чужие ребята пришли виниться сами тем же вечером. Покумекав, они рассудили правильно, что если хотел бы, то я поотрывал бы им и руки и ноги и головы. Да и не знал я, пугают ни меня, или шутят. Я воспринял их угрозы как реальные и защитился, как мог, просто остановив их агрессивные. Был среди них, как оказалось, будущий юрист из нашего университета. Занесло его сюда вместе с другом – энергетиком по пьяне. Сел в поезд проводить друга во Владивостоке и проснулся в Сергеевке. Хе-хе… Вот он и разъяснил, что впятером на одного, это чистая уголовка. Тем более, другие ребята стали на мою сторону и пояснят, что угрозы были.

– Припишут нам ещё и этих… Курьянова с Федько, как организаторов нападения и будет вам организованная преступное сообщество, в просторечье называемое «банда». Пять лет – по минимуму. А он ещё теранётся лицом о дерево и снимет побои. Как говорят студенты, они его ударов не видели. Видели, как мы просто валились, как кули с… Не важно… Не видели, они, как он бил руками и ногами. Как Игоря он толкнул ногой видели и всё. Вон и Игорь, говорит, что не понял как он на полу оказался. Может споткнулся? Так, что… Нет у нас против него ничего, а у него – воз и маленькая тележка. Надо идти извиняться.

Вот они и пришли. Прямо к нам на ужин пришли. Слух о вчерашней стычке уже расползся по нашему лагенрю и приход крепких старше нас на четыре года, парней, смутил многих. Они дождались, пока я поем и только потом подошли.

– Извини нас. Мы, честное слово, не хотели тебя, э-э-э, бить.

– Хм! А руками махали от удовольствия меня видеть? – спросил я, хмыкнув.

– Так и ты нас…

– Не правда. Я вас не бил. Защищался да, но ставил только блоки.

– Да, как? У меня челюсть болит.

– А у меня печень.

– Ну… Это не ко мне… У Андрюхи нашего Курьянова, тоже печень болит, да Андрюха?

Курьянов кивнул. Он стоял рядом и что-то показывал чужакам лицом, но я ткнул его локтем и он, действительно, схватился за печёнку.

– А что это у тебя на лице? – спросил крепыш Игорь.

– Так это кто-то из вас вчера меня зацепил, – сказал я. – Голова всю ночь болела, весь день и до сих пор болит. Пойду к лекарю сейчас.

– Пи*дец, – сказал юрист. – Что я вам говорил. Грамотный парень.

– А что, все подтвердят. Я на завтрак пришёл такой. А вчера даже вырубился при вас. Все докажут. Мне сказали, как вы отели меня добить.

– Да, кто? Да мы?

– Хотели-хотели, – сказал Мишка Черторинский. – Мы подтвердим.

– Млять! Ну что нам теперь перед тобой на колени встать?

– А хрен его знает? – пожал я плечами. – Пойду в больничку.

И пошёл. И снял побои. А что? Если бы не моё каратэ и Флибер, они юы меня вчера ухойдокали. Там такие кабаны были, что мама не горюй. Да и хрен их знает, что у них на уме, или на уме того же хитроделанного Куры…

Врачиха сказала, что отправит сообщение в отделение в Лазо. И отправила. Утром меня опросил участковый милиционер прискакавший не свет, ни заря на советском «джипе» горьковского авто-завода. Меня опросил, Мишку Черторинского, Чихачёва Олега и Толика Ильина. С которым мы, оказывается, когда-то учились в четвёртом классе. Вот встреча, так встреча, ага!

Участковый, опросив, спросил, как я себя сейчас чувствую и собираюсь ли писать заявление о нападении?

Я сказал, что чувствую себя более менее и голова уже не болит.

– Значит, сотрясения сильного нет, – вздохнул с облегчением пожилой капитан, действительно чем-то похожий на Аниськина. А заявление?

– А надо? Спросил я. Им один курс остался до выпуска, а после возбуждения уголовного дела и условным сроком в полтора года, их из ВУЗа всё равно выпрут. И кому это надо? Страна учила-учила, надеялась на них… Как вы посоветуете, так и поступлю, – сказал я и милиционер выдохнул ещё раз.

– Вот это правильно. Они нормальные ребята. Для деревни и для района большое дело делают. А…

Он не договорил, но я знал, что условно называемый мной «юристом» молодой человек был сыном начальника Приморского УВД. Почему он и торчит здесь, а не на своей практике.

– И… Кхе-кхе… Мы знаем, что ты, кхе-кхе, некоторым образом, кхе-кхе,относишься к структуре, кхе-кхе, э-э-э, параллельной УВД, да. Там проверили по учётам. Ии по событию, имевшему место чуть ранее, поняли, что парень ты не простой. Поэтому от начальника нашего краевого управления тебе будет отдельное спасибо. Он сегодня уже приедет, заберёт своего оболтуса. Спасибо тебе.

– Тогда я пошёл позавтракаю?

– Ступай-ступай… Э-э-э… А справочку?

– Справочку? – я удивился и усмехнулся. – Справочку я у себя пока оставлю. Мало ли что…

– Да-а-а… Чувствуется, кто учителя… Ты бы сегодня не уезжал на поле.

– Да, как же? Ребята рассчитывают на меня. Тут же рядом… пять минут на машине. Мы пешком даже решили ходить.

– Ну, ладно, – вздохнул капитан. – Иди завтракай.

Теперь я понял, почему участковый прискакал на «козлике» с утра пораньше. Начальственный пендель ускоряет процессы. Но я не называл фамилии. И назвал я ребят «незнакомцами». А папа-полковник сразу понял, что это его сынок. Значит, что? А значит то, что кто-то ещё вчера здесь в Данильченкове провёл оперативную проверку и доложил наверх. И этот кто-то мог быть только местным оперативником-контрразведчиком, ибо – «пограничная зона». И я, свалившийся в эту «зону», как снег ему на голову. Тоже та ещё заноза у комитетчиков. Пасут меня, ага… Вдруг я за кордон уйду? На подводной лодке, ага…

Вот милиционеры и забегали. После звонка из соседнего здания. Да-а-а… Кино и немцы. Как муха под колпаком… Я вдруг вспомнил ощущение, что кто-то смотрит мне в спину, там на дюне. Побежал бы я в море, они бы меня… Бр-р-р-р… Даже мороз по коже… Наверное катер в море стоит. Меня пасёт…

– Катер стоит, да, – сказал Флибер. – Сразу за мысом Хитрово.

– А обычно стоит?

– Да кто ж его знает,– отбоярился Флибер.

– А кто должен знать? Я что ли Флибер?

– У меня нет возможности контролировать все уголки планеты. Я аккумулирую свою силу вокруг тебя на относительно небольшом расстоянии и вокруг тех объектов, с которыми ты когда-то пересёкся в прошлом, настоящем и будущем. И таких объектов за тысячи предыдущих твоих жизней, накопилось достаточно. Плюс параллельные миры… Ресурсов недостаточно. Ресурсов недостаточно…

– Ладно-ладно, – успокоил я возбудившегося Флибера. – Что ты заладил, как поломанный робот. Ты не пугай меня. Береги здоровье. Кстати, про параллельные миры я тебе уже сказал, отставить контроль. Оставить минимум для переходов и только те, в которых мои двойники играют существенную роль. Ну, ты понимаешь⁉

– Я понимаю. Уже сделано. Всё равно, ресурсов хватает на минимальный контроль. Слишком много энергии уходит на поддержку иллюзорных объектов в параллельных мирах и отработку дополнительных производственных процессов в их прошлом. По окончании выпуска продукции, энергия снова высвободится и возможности контроля твоего мира увеличатся.

– Понятно-понятно…

Мне удалось спокойно отработать в поле до вечера и уже после ужина, когда я помылся под подвешенным на турнике переносным душем, представляющем собой складывающуюся гармошкой канистру и вставленную в него пластмассовую лейку с краником, приехал начальник Приморского УВД. Он вошёл в наш барак, где я отдыхал в уголке. После того случая от Курьянова и Федько я ушёл к Черторинскому со товарищи. Просто с Мишкиного конца все передвинули свои матрасы на один и мне освободился уголок. Мишка пожертвовал.

Так вот, начальник милиции зашёл в барак хозяйской поступью. Мы его ждали, поэтому все, заслышав голоса и топот милицейских сапог и ботинок, притворились спящими. Я тоже лежал с закрытыми глазами. Ко мне подошли, посопели.

– Разбуди его, капитан! – приказал начальник не очень громко.

– Уморился парень.

– Хорош. Времени нет. Ещё назад ехать. Хоть и до Лазо, но всё-таки…

Сапоги вошли в проход между нашими с Мишкой матрасами.

– Эй, Михаил! – прошептали мне почти на ухо.

– Как он умудрился так склониться? – подумал я. – Привычка? Ха-ха…

– Чего надо? – спросил я «спросонок».

– Поговорит надо, – громко сказал начальник. – Вставай. Пошли на улицу.

Я спал без одеяла – не поменял кладовщик, зараза – в двух комплектах термобелья, а потому открыл глаза, встал, всунул ноги в сланцы, которые здесь тоже произвели фурор, взял свой фонарь и вышел вслед за милицейским начальством.

– Что у тебя за фонарь такой? – спросил полковник. – Китайский?

– Японский! – сказал я. – Доброй ночи!

– И тебе не хворать. Знаешь кто я? – спросил начальник.

– Откуда? – удивился я.

– А по форме, по погонам догадаться не можешь? – усмехнулся он.

– Догадаться я о многом могу, даже о том, зачем вы сюда та пятьсот вёрст примчались. И это не только ваш сын, говнюк, который меня пытался покалечить. Могу догадаться, да. И догадываюсь, но мало ли… Это же не значит – знать.

– Да-а-а… Ты прав капитан. Чувствуется комитетская школа. Они там что с малолетства себе воспитывают кадры? Ведь щегол ещё, а как полковника милиции к стенке пришпилил, как жука, млять!