Текст книги "Другая жизнь. Назад в СССР 4 (СИ)"

Автор книги: Михаил Шелест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Глава 12

Ребята оказались ненавязчивые. Никто не приставал с расспросами. Узнав, что мы с Григорием студенты-абитуриенты одного института, все как-то сразу потеряли ко мне интерес. Даже к моему карате острый интерес проявлял только Григорий.

«Прогулявшись» и проб*евавшись, я почувствовал себя хорошо, но пить перестал. Другие тоже, опохмелившись, канистрочку закрутили и отдали мне.

– Спрячь, – сказал Гришкин брат. – У нас есть на что купить. Мы люди трудящиеся. Скоро приедет Табакин, привезёт. Спасибо, что опохмелил. Как-то мы вчера не рассчитали. Да Петручо пролил литровую банку самогона. Вот и не хватило.

Петручо «висел на рее», как парни называли настоящий стальной пионерский флагшток. Ну, как висел? Привязан был к нему, как к столбу дерева.

– У нас за алкоголь суровые штрафы. Если пролил каплю и поймали, бьют веслом от резиновой лодки десять раз. Успел бежать повезло. Амнистия. Пролил много – на рею. Как у настоящих пиратов. У нас тут, вообще-то, пиратская шхуна. Поэтому и женщинам тут не место. Никто не может привести сюда какую-то соседскую отдыхающую. Хочешь снаш, э-э-э, общаться – общайся на стороне. Из-за женщин одни неприятности. Они сразу начинают устанавливать свои порядки. А если их несколько, то это вечная грызня. Женщины у нас бывают только свои. И то, приезжают в гости и не командуют. Сидят в сторонке и отдыхают.

– Хорошие правила. Мужские. А что это у вас такое?

Показала Татьяна на бревно, напоминающее идола, стоящее вкопанным у входа на пригорок, где стояли палатки.

– Это Сашок у нас, как приедет, так «бабу долбит», – несколько смущаясь, сообщил Геннадий. У нас тут у каждого своё занятие, кто-то на рыбалку ходит, кто-то ныряет, что-то обустраивает площадку. Сегодня, например пойдём за ещё одной катушкой деревянной для стола. Ребята на Шаморе нашли.

– Хрена себе, на Шаморе, – вырвалось у меня. – Не ближний свет.

– Зато – удобно. Состыкуем.

Они шутили, рассказывали анекдоты и, что самое главное, будучи во хмелю не задирались ни друг до друга, ни до меня. И не засматривались на Татьяну. Так что мы, в конце концов, расслабились.

– Классная лапша! – сказал Григорий. – Это откуда?

– Из Гонконга, наверное, или Тайваня, – сказал я пожимая плечами.

Я, заметив с каким вниманием Григорий рассматривает плёнку из-под лапши, вдруг вспомнил, что на продуктовых упаковках стоит год производства «две тысячи восемьдесят первый». Я же их брал не для кого-то, а для, кхм, «дома для семьи»…

– Беда-а-а… – подумал я.

– Могут же делать!

– Так это там самая дешёвая еда, – сказал я. – Для бедняков.

– Откуда знаешь? Был там?

– Был. И в Японии, и в Тайване.

– Тайвань, это же тот, который от Китая отделился? – спросил Григорий.

Я кивнул.

– И как там?

– Где?

– Ну… В Японии? В Тайване?

– Тайвань – бедный. Япония побогаче. Но все трудятся не как у нас, с выходными, и вот с таким отдыхом, а непрерывно, как муравьи.

– Ну, да… – Генка почесал затылок. – Чтобы муравьи бухали, как мы я не видел.

Окружающие дружно заржали.

– И на других консервах иероглифы.

Сказал парень, разглядывавший квадратную банку из под ветчины.

– Из валютника, что ли? – спросил Григорий. – Мы иногда закупаемся там, отец моряк, но чтобы вот так…

Григорий махнул рукой на круглый стол.

– Не жалко? – спросил «старший» брат Григория – Генка. – Не погорячился?

Я посмотрел на него, улыбнулся и он, дёрнув левой бровью, отвёл глаза.

– Я свои картины в Японии продаю, – «скромно» пояснил я. – Оттуда и валюта, и машина с мотоциклом.

– Е*ать-копать, – выругался кто-то, восхитившись. – Что же там за картины такие?

– И здесь рисовать будешь? – перебил вопрошавшего Генка, остановив его рукой.

– Конечно. У меня задание от Союза Художников СССР нарисовать цикл картин про Приморский край. Я его назвал: «Отдыхающее Приморье». Цикл – «Лето». Буду делать наброски, да.

– И нас нарисуешь? – с недоверием и тревогой в голосе спросил Гришка.

– Ну, а кого ещё? – в свою очередь удивился я. – Всех запечатлею. Весь пляж.

Тут удивилась даже Татьяна.

– А мы что, отдыхать не будем? – спросила она.

– Будем, Танюша, будем. Как тут не отдыхать, когда такая вокруг красота? Я, так уже отдыхаю и душой и телом. А ты ещё нет?

Татьяна пожала плечами.

– Музыки не хватает.

– Так мы сейчас это исправим. Как вы ребята на счёт музыки?

– Положительно, но из музыки у нас только гитара и радиоприёмник ВЭФ.

– Гитара – это хорошо. Машину мы сюда не закатим, но есть выход.

Я сходил к машине и вытащил из гнезда магнитолу. Она у меня вставлялась прямо в разъёмы, подключенные к питанию и акустике. Имелись ещё небольшие выносные колонки и сзади. Их я тоже отсоединил. Потом достал провода из моего «набора путешественника», аккумулятор, солнечную батарею. Перенёс это всё на «катушечный стол, собрал-подключил, и музыка вырвалась из колонок. Manfred Mann’s Earth Band концерт 'Nightingales Bombers»[1].

Под него мы с Татьяной заканчивали утренний «забег в ширину».

– О, млять! Это же «Соловьи – бомбардировщики», – сказал Григорий. – Семьдесят пятый год. Бомбическая вещь. У меня есть.

– У меня есть диск, – скромно сказал я.

– А это что такое? – спросил Генка, показывая на солнечную батарею.

– Солнечная батарея, – сказал я небрежно. – Подзаряжает аккумулятор.

– Я, кхм, на Приморской ГРЭС работаю. Заканчивал, между прочим Политен Владивостокский. Такого электрического оборудования я ни на каких выставках не встречал. На ВДНХ точно нет.

– Хм. Так ВДНХ – выставка наших достижений, а это тайваньское производство. Видишь, – я перевернул панель, – написано: «Мэйд ин Тайвань».

– Ох*еть, – пришла очередь удивиться Геннадию. – Про солнечные батареи я слышал, но я думал они огромные. А тут… И она подзаряжает разряжающийся аккумулятор?

– Это не просто аккумулятор. Он стабилизирует и распределяет ток по потребителям, так сказать. Вот тут выходы на лампочки. Их четыре штуки. Есть преобразователь на двести двадцать. Без подзарядки хватает на шесть часов освещения. Лампы диодные. Вечером покажу.

– Е*ануться! – сильно задумавшись, произнёс старший брат Григория.

– Это я ему ещё пускач не показал. На две тысячи амперчасов, которым можно завести двадцать Камазов без подзарядки. В будущем много интересного…

– Какая мощность? – задал профессиональный вопрос Геннадий.

– Один киловатт, – «добил» я его, чтобы он не мучился. Но он решил продолжить «экзекуцию».

– То есть, днём заряжается и питает, допустим, холодильник, а потом ещё и всю ночь

– А вечером можно ещё и телевизор смотреть, – сделал я «контрольный выстрел» и Геннадий задумался «на всегда».

Ближе к обеду все расползлись по палаткам. Спрятались в машине и мы с Татьяной. И от жары, и от людей. Работал от солнечной батареи кондиционер, звучала тихая музыка. Ребятам она, оказалось, была не нужна.

– Настоящие мужики, – подумал я, возвращая магнитофон и колонки на штатное место и размышляя, что это не дело всё время выдёргивать магнитолу при необходимости. Есть же уже в Японии переносные магнитолы. Почему я не привёз? Надо бы перенести.

– Хоть сейчас тебе перенесу, – услышал я Флибера. – Есть же на складе.

– А! Не надо! Ну её, эту музыку! В машине достаточно! Тут она в самый раз. Народ даже, как рассказал Григрий, увидев, что я обрадовался наличию гитары, на гитарный перезвон собирается, а тут, млин, – целая дискотека. Слетятся как бабочки. Ну их всех нахрен!

Дело в том, что Флибер переправлял предметы из будущего не напрямую в этот мир. Точки перехода между реальными мирами почему-то должны были совпадать по географическим координатам. А вот если предмет, или меня, например, переместить в созданный Флибером искусственный параллельный мир, то из него перемещаться можно было бы куда угодно. Виртуальный мир Флибер мог совмещать с реальными как ему или мне заблагорассудится.

Транзитный мир был абсолютно такой же, как мой настоящий, но совсем без людей. Животные, насекомые были, а людей не было. Поначалу меня напугало то, что на месте моего дома находился овраг, ручей и вековая тайга. Зато имела место прекрасная бухточка с огромной скалой, лежащей в море, образующей подводное плато на котором было столько живности, особенно моего любимого трепанга и не менее любимого гребешка, что у меня глаза разбежались, когда я первый раз нырнул в маске.

Этот мир существовал по законам Флибера, был полностью его выдумкой и им создан. По большому счёту этот мирр являлся, как называл его Флибер, – иллюзией. Материальной, как это не звучит парадоксально, иллюзией. Но там и я, тоже, будучи иллюзией, мог находиться и перемещаться, игнорируя физические законы.

Главным достоинством того мира, кроме возможности добычи дичи, рыбы, птицы и других даров «природы», было то, что там я мог поставить склады с имуществом и продуктами, до которых никому нет дела, потому, что нет никого, кого бы они могли заинтересовать. Склады не требовали дополнительного, например – холодильного оборудования. Температура в них задавалась по велению, так сказать. Однако процессы порчи продуктов, без соблюдения правил хранения, шли по общим биологическим законам.

Поэтому, подстреленных мной оленей, пришлось свежевать и перемещать в морозильный контейнер, а отходы производства перемещать в другое, хе-хе, место.

Самое забавное, что добытое там мной на охоте мясо оленя, оказалось вполне себе съедобным в нашем мире. Родителям, например, хе-хе, очень понравилось. Мне разбираться, в искусственности, или реальности миров было лениво и не по разуму, и я принял тот мир, как реальный. Да, потому, что он для меня реальным и был. Что для Флибера не иллюзия, он мне объяснить не смог, хотя и пытался.

Я обрадовался возможности пополнять рацион питания объектами охоты, но Флибер меня огорчил, сказав, что тот мир локальный и виртуальный, а поэтому массовый перенос его объектов в реальный мир может привести к схлопыванию обоих миров. К совмещению, так сказать. Из реальных миров переносить объекты безопасно, а наоборот – рискованно.

Мы с Татьяной закрыли шторки и отдались отдыху во время которого я размышлял, как бы сделать амортизаторы регулируемые. Слишком уж машина реагировала на всячкские наши движения. Даже на безобидные переворачивания. Я так и сказал:

– Всё равно они бог знает что уже думают. Так что мы теряемся?

Потом мы часа два поспали, а проснувшись Татьяна мне заявила, что ей тут не интересно. Ребята, де, не говорят о Байроне и не цитируют Флобера, а «долбят» каких-то деревянных баб и без умолку гогочат с плоских шуток. На что я ей сказал, что никто нас не заставляет ходить к ним в гости, и никто не мешает нам отдыхать по-своему.

Татьяна задумалась и узнала у меня, не буду ли я против, если она пойдёт познакомится с ближайшими соседями женского пола.

– Да хоть мужского, – сказал я и Татьяна нахмурилась.

– Значит, ты не будешь против, если я совсем уйду?

– Кхм!

Я посмотрел на неё. Понимая, что это чистой воды женская провокация, я отреагировал правильно.

– Ну, уж, нет! Я тебя привёз, а значит ты – моя. И я несу за тебя ответственность перед обществом. Поэтому потерпи мня, пожалуйста хотя бы ещё один денёк. Завтра мы с тобой поныряем, а вечером можем отправиться по домам.

– Но пообещай, что ты не будешь больше пить?

– Обещаю. Мне самому не понравилось.

– И пообещай, что ты меня не оставишь, если мне не захочется с ними сидеть и я уйду.

– Обещаю, Танюша.

Она грустно посмотрела на меня.

– Ты ни разу не сказал, что любишь меня.

Я мысленно вздохнул. Я, общаясь со своими «внутренними голосами», уже приучил себя очень многое делать мысленно, не выдавая эмоции «на гора». Это «предок» посоветовал избавиться от обезьяньих ужимок и дёрганий, чем я грешил с малолетства.

– Танюш, это такое ответственное слово, которой произносить нужно сильно подумавши. Мы с тобой знакомы совсем недолго и только присматриваемся друг к другу. Тем более, что я не уверен, что у тебя ко мне вдруг возникли такие глубокие чувства. Нас свело вместе опасные для жизни события и ты решила у меня переночевать, просто не захотев ехать домой и выслушивать нотации родителей. Сейчас мы имеем то, что имеем.

– А если у меня будет ребёнок? – спросила она, потупив взгляд.

Я вздохнул.

– Если будет ребёнок, будем пытаться воспитывать вместе.

– Значит, ты на мне женишься?

– Хм! – я улыбнулся. – А куда я денусь⁈

Она тоже улыбнулась.

– Значит, ты меня любишь?

– Любовь не возникает внезапно. Она созидается. То, что возникает внезапно – страсть, которая потом может перерасти в любовь, или не перерасти.

– Ты говоришь, как мой папа. Тому тоже нравится рассуждать на эту тему.

– Значит – он мудрый человек, – сказал я. – Вылазим? Хочу купаться!

Мы вылезли из машины и не оглядываясь на «пиратский лагерь» отправились в море. Солнце уже опустилось за сопки правого берега бухты и становилось прохладно. Зато вода оставалась тёплой и приняла нас благосклонно. Набегала совсем небольшая волна. Под ногами был мягкий песок, в который было приятно зарываться пальцами.

Мы поплавали в собственное удовольствие. Вылезли, обмылись пресной водой, переоделись и, переглянувшись, отправились ужинать. Ребята обещали накормить нас пловом из мидий, гребешками, крабами и какой-то «волшебной» ухой, но оказалось, что крабы куда-то уползли, а гребешок на глубинах до десяти метров весь выбрали. Поэтому на ужин была скоблянка из свинины и трепанга, которого здесь было «навалом».

Скоблянки наварили удивительно много – целый огромный котёл, поэтому насытились все. Пока мы спали, приехали «двое на мотоцикле». В одном я, благодаря своей феноменальной памяти в виде Флибера, «узнал» Диму Боковина, тоже сдававшего экзамены и поступившего на наш факультет. Оказалось, что он тоже жил на станции Угольная в посёлке Трудовом.

Другим парнем был Табакин, которого по другому и не называли. Они привезли много водки, от которой я сразу отказался, а поэтому, сославшись на Татьяну, застолье покинул, включив им над столом электричество, в виде четырёх лампочек, повешенных на столб, волшебным образом появившийся во время нашего сна в дырке деревянной катушки. На него же был повешен и аккумулятор-распределитель. «Пиратский лагерь» заиграл огнями.

Мы же с Татьяной снова отправились в свою машину. Вернее, к своей машине, возле которой расстелили один большой и толстый надувной матрас на котором и расположились. Благодаря морю комаров почти не было и мы лежали блаженствуя и усваивая много-много съеденного белка.

– Говорят, хе-хе, трепанг – очень полезен для мужчин, – сказала Татьяна. – Стимулирует гормоны.

– Хм! Так то, для мужчин. Я-то ещё вьюнош. Могу и сам с кем хочешь поделиться гормонами. Хочешь, с тобой поделюсь?

– Э-э-э-э-э-э…

Татьянино э было таким долгим, что я приподнялся на матрасе.

– Начинаются, э-э-э, опасные дни. Не благоприятные, понимаешь?

– Так, э-э-э, мы же сегодня уже, э-э-э, того этого…

– А теперь нельзя, – прошептала Татьяна.

– Логика, ха-ха! – посмеялся я мысленно. – Женская логика! В обед можно, после ужина уже нельзя. Хотя… А вдруг они так всё тонко чувствуют?

Мы накрылись пледом и ночевали под открытым небом. Матрас был широкий и толстый, медведи с тиграми здесь не ходили, в отличии от того мира, который создал Флибер, а шум морского прибоя глушил практически все звуки побережья.

* * *

[1] Manfred Mann’s Earth Band «Nightingales Bombers» – https://rutube.ru/video/c237fd5b3afcc96abb1ec83da840fa27/?r=plwd

Глава 13

Утречком, мы, проснувшись и умывшись, нарядились в гидрокостюмы, надели маски, ласты и, сообщив о том нашим друзьям (мало ли что), и, взяв питомзы[1] и надев жилеты с аквалангами, ушли в море.

Татьяна с аквалангом не плавала, поэтому мы с ней сначала прошли краткий «курс молодого боевого пловца», но так как моя способность программировать чужие нейроны ускоряла процесс наработки моторики и запоминания очерёдности действий при том или ином случае, вскоре Татьяна расслабилась и, ведённая мной под руку, нырнула на десять метров.

Там я заставил её под моим присмотром, собирать гребешок, сам же я таскал за ней быстро наполняющуюся раковинами питомзу. У каждой сетки имелся небольшой резиновый буй, который я надувал из своего баллона и сетка слегка подвсплывала. Когда таскать за собой четыре мешка на лине стало затруднительным, мы, распределив груз, медленно погребли по направлению к берегу.

– Как красиво, – первое, что сказала Татьяна, вынув загубник. – Спасибо, Мишка! Давно мечтала, да отец у меня не очень морской. Ему бы в лес на охоту и на речку. А я море люблю. И не люблю комаров и мошек. Особенно мошек. Ой! И слепней с оводами! Бр-р-р… Ох, как хорошо в костюме. Как от приятно облегает… И в жилете. Можно регулировать плавучесть. Очень удобно.

Ребята, увидев полные питомзы ракушки, воодушевились, и тут же не отходя от берега, принялись его потрошить.

– Так, ребята, пятаки отдельно, языки отдельно, – сказал я.

– Да, кто их ест-то? – спросили меря.

– Я ем. А попробуете и вы языки проглотите.

Парни засмеялись.

Масло сливочное я для того и брал, чтобы пожарить гребешок и вскоре над «пиратским лагерем» стоял аромат жаренного в сливочном масле гребешка. С языками, как я и сказал, так и получилось. «Пираты» надолго потеряли дар речи, после распробования той части ракушки, которую, обычно, все выбрасывали.

Попутно я рассказал, что можно готовить плов из мидий, используя всё её тело целиком. Они не поверили и я к гребешку, которого сколько не приготовь, а всё равно будет мало, приготовил плов из мидий, которых насобирали «пираты». Мидии были в основном большие, а не как я собираю мелочь. Поэтому, пришлось их резать на кусочки. Но, всё равно, получилось очень вкусно.

– Так, мы живём братва! – воскликнул кто-то. – Уж этого добра тут навалом. Главное рису прикупить. И продавать можно. Надо угостить соседей, а потом продавать им мидии.

– Да, на хрен кому-то говорить⁈ – сказал Геннадий. – Все распробуют и начнут выгребать ракушку. А мы, что сами есть будем? Не-не-не… Никому и ничего говорить не будем. И не вздумайте просто похвастаться. Плов и плов. И неважно из чего.

Мы с Татьяной после обеда снова поспали и вечером всё-таки поехали в Город. Татьяна вдруг прониклась любовью к родителям, чувством раскаяния и запросилась домой. Я не возражал. Отдыхать нужно только с друзьями. С женщинами – это не отдых, а обязанность. Потому, что когда мужчина с женщиной, он должен всё внимание посвящать её отдыху. Так сказал Геннадий, когда я сказал, что мы уже наотдыхались.

– Это то, о чём я тебе и говорил, – сказал он, вдобавок. – Ты сам приезжай. С тобой интересно и полезно, ха-ха.

Мы пожали руки, попрощались со всеми и уехали. А я сам себе сказал, что обязательно сюда вернусь в ближайшее время, ведь я не сделал ни одной зарисовки. А как было мной замечено не раз, если зарисовки делались с натуры, то картинка словно оживала, даже если там не было людей или животных. А люди, нарисованные с натуры, становились совсем «живее всех живых» натуральным образом, а не в переносном смысле.

* * *

Вернувшись домой, родителей дома я не застал, а они были. Ну, так, естественно, я же знал, что они собираются приехать, поэтому и увёз Татьяну от греха подальше. И знал, когда они уехали. Флибер у меня теперь контролировал всех и каждого, кто как-то пересекался со мной в прошлом, настоящем и будущем. Ещё я знал, что появился Валерка Гребенников, который остался в Москве после выигранного турнира «Золотая шайба», где его пробовали в клубе ЦСК, и пробовали успешно.

Флибер мне сообщил, что Валерка сегодня забегал несколько раз, и я был рад, что Татьяна захотела домой. Как только я включил в квартире свет, так через пять минут в дверь зазвонили.

– Привет! – поздоровался Грек. – Где тебя носит? Весь день бьюсь как рыба о дверь.

– Рыба об лёд. О ворота другие басенные персонажи бьются, кхе-кхе, рогами.

Валерка осклабился во все свои тридцать молодецких, и я заметил, что на месте просветов в рядах зубов появились металлокерамические фиксы. Валерка заметил мой заинтересованный взгляд и сказал:

– Это чтобы я на фото получался хорошо. В один день поставили. Я же лучший бомбардир турнира!

Он смотрел на меня с внимательным и хитрым прищуром, вероятно ожидая от меня чего-нибудь, типа: «скажи спасибо тому, кто тебя вывел в свет божий». Однако я помолчал и сказал:

– Молодец! Поздравляю!

Валерка похлопал-похлопал «глазами» и нахмурившись, не внятно пробормотал:

– Не пойму я тебя, Шелест. Ведь на моём месте должен был быть ты. Почему ты не продолжил командовать?

Я хмыкнул и улыбнулся.

– Потому, Валера, что мне этот хоккей, на дух не впёрся. А для тебя он – смысл жизни. Ведь так?

– Ну, так. Но ведь мы с тобой вечно срались. И я тебе до сих пор диск должен.

– Ну, так и будешь должен. Правда, я себе купил такой уже. Просто будешь должен по жизни, ха-ха…

– По жизни? Звучит как-то жутковато. Словно ты у меня душу выкупаешь.

Я вскинул левую брось и посмотрел на него с интересом. Он не понимал, насколько он был прав. Ведь я прописал в него свою матрицу и он стал прообразом меня. Потому он и взял на себя лидерство в команде и смог «раскрутить» ребят на спортивный подвиг. Он как и я мог давать им силу.

– Не надо меня демонизировать, Валера. Ты достоин места в ЦСК и сборной Союза. Ведь ты и без меня играл хорошо, только заигрывался. А со мной ты стал командным игроком.

– Мне же в ноябре будет восемнадцать. Меня сразу в ЦСК заберут. Представляешь, Мишка? Сразу!

У Грека даже глаза «загорелись». Он задышал глубоко и возбуждённо.

– Я не знал куда меня… А тут… Благодаря тебе я буду и в армии играть в хоккей.

– Обязательно поступай в институт физкультуры и продолжай играть. Травм берегись. А так у тебя задатков на десятерых. Ты ещё чемпионом мира станешь и отличным тренером. Может даже – сборной СССР.

Он посмотрел на меня очень серьёзными глазами и протянул руку.

– Я не забуду этого. Спасибо!

– Да, Бога ради! Пожалуйста!

Валерка ушёл, а я лёг спать, обняв не податливую девушку, а своего белого плюшевого медведя.

* * *

Итак, «переведя стрелку» на Валерку, я от Тихоновских поползновений открестился и отдался полностью подготовке спецназеров, больше даже готовя себя, чем их. Сейчас, правда у меня были каникулы, потому что бойцы уехали на Кавказ для прохождения горной подготовки, и я был совершенно свободен. Каникулы я использовал по максимуму и уже на следующий день, снова загрузившись продуктами и нужными приспособлениями, типа: миниатюрной, но мощной бензопилы, большого, но маломощного холодильника, компрессора для набивки баллонов и бензинового электрогенератора, я уехал на море, в бухту «Три поросёнка». О чём и сообщил в очередной записке родителям, с которыми не виделся уже почти месяц. То они уедут, то я, хе-хе-хе…

Я взял краски, этюдник, загрунтованные листы оргалита и принялся рисовать сразу, как приехал. Замахнув, правда, прежде чем рисовать, штрафную рюмку водки. Так у пиратов было заведено. Пираты! Что с них возьмёшь? Ну и выгрузив продукты. Тут всё, что привозили, исчезало сразу. Компания-то большая, а в магазинах не очень и разгуляешься. Рис, пшёнка, супы в пакетах, каши в брикетах… Я же снова привёз копчёной и полу-копчёной колбасы, которая может долго не портиться.

Выгрузили морозильный ящик и генератор в шумо и погодозащищённом корпусе, и всё запустили.

Поляна у пиратов была большая, а палаток немного. Оставалось ещё прилично места, куда встала моя большая надувная палатку-глэмпинг. Там установили сколоченный мной быстро из заготовок, привезённых в багажнике на крыше, длинный пятиметровый стол. В угол поставили небольшой телевизор.

– Тут показывать не будет, – покрутил головой Геннадий. – Сопки.

– Мой будет показывать Японию, – улыбнулся я. – У нас всё равно смотреть нечего. Не спокойной же ночи малыши смотреть?

«Пираты», слушавшие наш с Геннадием разговор, заржали.

Достав из рюкзака две соты, я сложил их, и получил спутниковую тарелку диаметром шестьдесят сантиметров. Сложил опору, подключил к рупору приёмник, усилитель, аккумулятор. Взял по компасу направление и выровнял антенну относительно горизонта. Контрольная лампа показала, что приём присутствует, и я включил телевизор.

Экран засветился мгновенно, и мы увидели очень чёткое изображение котёнка Тома, гоняющегося за мышонком Джерри. Палатка, как только Тому «прилетело» от Джерри, тут же взорвалась от хохота.

– Это у них тестовый спутниковый телевизионный канал, на котором японцы крутят одни мультики. Без перерыва круглые сутки.

– Ха-ха! Ну ты и выдал, Мишка! – прокричал Григорий мне в ухо, так как от хохота десяти лужёных глоток расслышать ничего было невозможно.

– Ты, Михаил, не перестаёшь удивлять, – настороженно проговорил Геннадий. – Это разрешено? Смотреть Японию?

– Но ведь не запрещено? Ты такой указ или закон читал? Нет! Значит можно.

– Такая техника должна быть сертифицирована.

– Гена, какой ты нудный, – сказал Гришка. – Сейчас Мишаня соберёт всё и уедет. Боишься, иди, звони «куда надо». Но, думаю, если его спокойно отпускают в Японию и разрешают привозить машины и такое оборудование, то у него там всё схвачено. Так ведь?

– Ну, не всё схвачено, но многое.

Я, и правда, продемонстрировал комитетчикам такой приёмник, привезённый из будущего, как будто Японский, привезённый из настоящего. Григорьев, поблагодарив за содействие и пожав руку, отправил приёмник в Москву, негласно разрешил пользоваться для приёма телепередач. Вот я и пользуюсь.

– Ты, Гена, не переживай. У меня есть на её эксплуатацию устное разрешение самого начальника управления Григорьева. Техника не секретная, но лучше в эту тему глубоко не лезть. Если что, я тренирую его сотрудников. У меня даже есть специальная корочка, но тебе я её не покажу. Потому, что нельзя. Указание начальника, кто засветит, у того она изымается. Это я так, к слову.

– Ладно, закончили, – буркнул Геннадий.

– Сразу видно взрослого человека, – заржал Гришка. – Прежде чем пукнет, пять раз обернётся.

– А что в этом плохого? – спросил старший брат у Гришки.

– А то, что нам пох*й, да Мишель?

– Пох*й бывает больно, – снова буркнул Геннадий.

– Давай его по отчеству называть? – предложил Гришка.

Он был немного навеселе. Да и все были навеселе. Я же, выпив штрафную рюмку, водку больше не пил.

– А как его по отчеству?

– Максимович, как и меня.

Со светом и с телевизором было веселее. Застолье переместилось в палатку и оттуда то и дело доносились новые и новые вулканические выбросы хохота.

Нужно ли это было мне? Наверное, да. Мне, почему-то, было приятно, что им было приятно. Лето было в самом разгаре, а холодильника у ребят не было. Да и с телевизором и мультиками стало намного веселее. Тоже, то ещё удовольствие просто бухать на природе. А так, глядишь, и меньше выпьют, засмотревшись в беготню животных. Здоровье сберегут. Гришка рано должен умереть. Да-а-а… А был он мне, или будет, самым верным другом.

Ржач раздавался до утра и продолжался весь день и снова всю ночь. Некоторые, и правда, прекратили пить. Кроме Тома и Джерри японцы крутили и Микки Мауса и другие мультфильмы Уолта Диснея. Я тестировал у себя дома эту антенну неделю и знал, что мультфильму станут повторяться на третьи сутки.

Поэтому я рисовал и нырял, путешествуя по пляжу, народ развлекался мультфильмами и бухал. Кто-то уезжал, кто-то приезжал. Неизменными оставались Гришка с братом и я. Потом уехали и они, а у меня закончились краски и оргалит. Поэтому уехал и я, забрав только телевизор с антенной. Генератор с морозилкой и палатку ребята обещали увезти после закрытия сезона к бабушке Григория в Трудовой.

– Пусть Гришкина бабуля пользуется морозилкой. Да и генератор может пригодиться. Мало ли? – сказал я Табакину, и уехал.

* * *

[1] Питомза – сетки-сумки для добычи.