Текст книги "Наемник"

Автор книги: Михаил Сухоросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

ГЛАВА 21

Пойло Старого обладало одним замечательным, вернее – примечательным свойством: наутро после него тяжело просыпаться, а потом еще тяжелей вспомнить, где находишься. Мне все это удалось сравнительно быстро, но открывать глаза я не торопился, просто лежал, прислушивался и вдыхал запах какой-то готовящейся еды. Идиллию нарушил громкий голос Ларико:

– Эй, желудки, вставайте, а то жрать не дам!

Не открывая глаз, я пробормотал:

– Если сама все слопаешь, заворот кишок тут не лечат.

– А ты, говорилка, помалкивай, а то схлопочешь овсянкой по физиономии.

– Я тебя тоже люблю.

Малыш, приоткрыв один глаз, пробормотал:

– Разорались с утра пораньше… Итак тяжело.

Я сел, изобразил самую елейную улыбку и осведомился вкрадчиво:

– Малыш… Я давно спросить хотел, но вот никак собраться не мог… Ты, случайно, не знаешь, что такое отходняк?

В следующую секунду мне пришлось уворачиваться от подушки, пущенной могучей Малышовской рукой. Уклонился я успешно, но ветхая ткань лопнула, и мне на голову вывалилась целая куча перьев, сена и какой-то трухи. Я, матерясь, принялся стряхивать с себя эту дрянь, а Малыш пришел в веселое расположение духа и теперь оглашал хижину звуками случного стойла. Ларико уступала ему только в громкости, а Старый, выбравшись из своего закутка, ржал настолько неприлично, что я не выдержал и сунул ему за шиворот пригоршню перьев. Ларико тут же завопила, что заставит меня слопать каждое найденное в каше перо – в общем, всем почему-то стало очень весело. Когда ржание несколько улеглось, я направился к стоящему в углу бочонку с водой – слегка смочить глотку.

Я уже успел набрать воды в кружку, когда почувствовал что-то нездоровое – Малыш подозрительно притих. Значит, жди очередных проявлений тонкого юмора…

Я резко повернулся, расплескивая воду – и только в следующую секунду понял, что это спасло мне жизнь. Тонко звякнуло оконное стекло, пуля вышибла кружку у меня из руки и вошла, отбив щепку, в пол метрах в полутора от окна. Старый четким, отработанным движением сшиб Ларико за печку и метнулся под прикрытие стены слева от окна, Малыш моментально оказался справа, а я обнаружил, что скорчился в три погибели под самым окном и в руках у меня ствол. Значит, в подобных ситуациях мне уже бывать приходилось. Живучи рефлексы…

Малыш недовольно пробурчал:

– Интересно, какая там сволочь развлекается? Да еще с винтовкой…

– Выясним, – Старый перебросил Малышу кочергу. – Проверь выход.

Малыш кивнул и медленно пошел вдоль стены, сжимая в руках кочергу и стараясь не оказаться напротив окна, я тоже отодвинулся, чтоб не попасть в возможный сектор обстрела. А в следующий момент Малыш резким ударом распахнул дверь и отскочил, прижавшись к стене. По дверному проему звонко хлестнула автоматная очередь, сметая со стола глиняную посуду, а с востока, со стороны окна, щелкнул еще один винтовочный выстрел, пуля снова брякнула стеклом, срикошетила о печку и взвыв, как злой шершень, ушла в потолок.

На некоторое время повисло молчание, слышно было только как из прошитого очередью бочонка течет на пол вода. Наконец, Старый зло сплюнул:

– Значит, их там не меньше двух…

Малыш буркнул:

– Я, конечно, все понимаю, но зачем же посуду бить? Как насчет их вежливости поучить?

– Надо бы, – пропыхтел Старый, отодвигая в сторону какой-то сундук. – Сейчас схожу.

– Каким образом? – я показал глазами на окно и дверь. Старый усмехнулся:

– Когда на одном месте долго сидишь, поневоле окапываешься, – он уже разбирал какие-то доски, открывая узкий лаз в полу, потом спрыгнул в него, через минуту вынырнул и перебросил Малышу короткоствольный автомат:

– Прикроешь. Попробую с типом на выстоке разобраться. А ты, Ученик Чародея, со своей пукалкой не высовывайся, держи дверь. Малыш, ножичек!

Малыш перебросил ему длинный кинжал, висевший у пояса. Я попробовал вмешаться:

– Не порите горячку. Им нужен я.

– Сиди, сказано, – Старый исчез в дыре.

– У вас и автоматы, оказывается, есть, – подала голос Ларико. Малыш подмигнул:

– У нас много чего есть… – и передвинулся поближе к окну, я переместился к двери, сжав рукоятку пистолета обеими руками. Вот гадство, ладони вспотели… От волнения, что ли? А чего тут волноваться? Ну, убить пытаются, пора бы и привыкнуть.

– И часто вы тут так развлекаетесь? – полюбопытствовала Ларико.

– Обычно только по субботам, – Малыш высадил стволом остатки стекла, автомат заплясал, сплевывая стрелянные гильзы. – На сей раз фейерверк для тебя специально… – он пригнулся, снова ударила винтовка, пуля отколола щепку от перегородки в метре от моей головы. А вот автоматные очереди ближе звучат, гадом буду… Надо хоть посильный вклад внести, чтоб этому стрелку жизнь медом не казалась.

Бросаюсь на пол, перекатываюсь, в перекате выпускаю пулю в дверной проем. Винтовка и автомат откликаются одновременно, вижу, как Малыш перемещается на другую сторону окна, снова выставляет автомат, чуть завалив его влево, выпускает короткую очередь, пригибается. Снова автоматная очередь, потом – винтовочный выстрел, на сей раз не по нам, где-то выше – и тишина.

Малыш некоторое время недоверчиво прислушивался, потом протянул руку чуть не до середины комнаты, подобрал кочергу, пошарил глазами, надел на нее стоящий на полу кувшин и несколько раз быстро провел ей перед окном. Тишина. Я вопросительно глянул на него, он пробормотал:

– Сдается мне, этих орлов стало на два меньше. Сейчас проверю.

– Это как?

– Пойду прогуляюсь. Сколько у тебя еще патронов?

– Два.

– Да, не густо… Ладно, не скучайте, – Малыш подобрался к двери, выбросился наружу одним мощным прыжком, несколько раз перекатился и исчез из виду. Тишина. Я сглотнул слюну:

– Кажется, отбились. Ладно, сиди покуда где сидишь, – Ларико как раз попыталась подняться из того закутка, куда зашвырнул ее Старый. Несколько бледновато она выглядит, но спокойна. Помнится, и «там» у нее не было привычки в кризисных ситуациях психовать…

Где-то минуты через две напряженного молчания послышался голос Малыша:

– Эй, там! Не стреляйте, это мы.

Я осторожно опустил курок пистолета, запер предохранитель:

– Ну заходите, раз пришли.

Малыш ввалился первым и рухнул на топчан, бросив автомат рядом с собой:

– Ну вот и повеселились…

Старый был настроен более мрачно, хотя за плечами у него висел трофей – длинная винтовка с оптическим прицелом. Он бережно поставил ее в угол:

– В другой раз будешь развлекаться – смотри, куда палишь. Возьми ты сантиметров на пятнадцать пониже – и что бы вы тогда делали?

– Я бы извинился, – на голубом глазу ответил Малыш. Старый выложил на стол еще один трофей – помятую пачку сигарет:

– Тому снайперу они уже не понадобятся.

Сигарет оказалось как раз четыре.

После пары основательных затяжек я, наконец, заговорил:

– Ладно, в общем и целом дело сводится к следующему: меня засекли, и надо драпать, причем чем быстрей тем лучше. Сейчас соберусь и двину. Извините, что так вышло.

– Да не торопись, – прогудел Малыш, задрав бороду к потолку и пуская колечки. – Мы ж их исполнили…

– Ты так думаешь? – Старый щурился сквозь дым, лицо его выглядело очень сосредоточенным и даже более жестким, чем обычно, в углах рта залегли напряженные складки.

– А что? – Малыш повернул к нему голову. Надо внести ясность:

– Такие штучки, – я кивнул на винтовку, – только у институтских водятся, значит, они меня вычислили. После того, как я свалю, вас оставят в покое.

Старый резко мотнул головой:

– Сматываться надо всем.

– Как?! – Малыш спустил с топчана ноги и рывком сел.

– Быстро, – любезно растолковал Старый.

– Но Ученик Чародея…

– Только одна из мишеней. – Старый чуть повысил голос. – Охоться они только за тобой – какой им смысл хижину обстреливать? Ты что – до ветру не ходишь? А с такой оптикой тебя снять – делать нечего.

– Логично, – сквозь зубы согласился я. Старый продолжал спокойно, будто речь вообще о чем-то постороннем:

– Далее, этот твой Магистр Даэл, или как его там, планирует охоту на Пришлых, но неизвестно, когда он планировал ее начать, так что сейчас вполне может наступить этот гипотетический «час икс», и он со своих орлов намордники снял. Сам он Пришлый, так что огнестрельное оружие у него может быть. А о нашей базе он знает, так что мы в списке мишеней.

Теперь нахмурился и Малыш, переложил автомат на колено:

– Допустим.

– Даэл – вряд ли, – вмешался я. – С Чародеями вы бы хрен справились, даже с одним бы поплюхаться пришлось. В Ордене, знаете, тоже не кисейные барышни, и уж Чародеев-киллеров вполне можно найти.

– Пусть так, – миролюбиво согласился Старый. – А теперь, малыш, подумай вот о чем: после Ученика Чародея сколько у нас было учеников? Только тот дикий десантник, в первые полгода. Потом – тишина, потом присылают Ларико, женщину. А под занавес появляются у нашего шалаша два придурка и без лишних слов принимаются палить во все, что шевелится. Что из этого следует?

– И что же?

– Вариантов, опять-таки, два: либо кто-то решил, что использовать смертников нерентабельно, и соответственно, инструктора, которые их обучают, лишние на этом празднике жизни, либо произошел передел сфер влияния, и теперь кто-то очищает плацдарм для своих кандидатур. Выбирай, какой больше нравится.

Малыш выругался, по-бычьи наклонил лохматую голову:

– Да, похоже, все об одном… Таких как мы в почетную отставку не увольняют.

Старый вздохнул, потом встряхнулся:

– И уматывать надо быстро, времени у нас не навалом.

– Это еще почему?

– По одной простой причине, – веско растолковал Старый. – Если б ты, Малыш, к примеру, планировал налет на базу, где обитают два инструктора по выживанию и по всем видам убийства – ты б мог на то понадеяться, что два сопляка, пусть и с оружием, смогут их распатронить?

– Да еще если известно, что я здесь – так их не меньше двух десятков отправить должны, – я с уважением поглядел на Старого. Нет, ребята, я б так не смог… Спустя пять минут после перестрелки просчитать все со скоростью компьютера и оставаться при этом спокойным, как дохлый лев…

Малыш, сосредоточенно хмурясь, что-то поприкидывал в уме:

– Пусть так. В этом случае они тут все законопатить должны, им здешние тропы не хуже нашего известны.

– Резонно, – кивнул Старый. – Но есть одно место, куда они не полезут.

– А именно?

– А ты подумай своей оранжевой тыквой. На всякий случай даю подсказку: они там могут утонуть.

– Болота, что ли?

– Догадливый растет… Далеко пойдешь, глаза стальные.

Малыш продолжал хмуриться:

– Так и мы с тем же успехом там потонуть можем.

Старый осклабился:

– Пока тут некоторые по окрестным хуторам пиво сосали да за девками бегали, один скромный труженик в топях тропу разведал. Шоссе там, правда, проложить не успели, так что придется попотеть.

– Ладно, – Малыш поднялся, с хрустом потянулся. – С собой ничего, кроме припасов, полагаю, не берем?

– Угадал. Драпаем быстро и налегке. У нас, кажется, лошадь есть?

– Ага. Хорошо, хоть я о ней позаботился – напоил, накормил, вычистил… – Малыш повернулся ко мне:

– Твоя лошадка?

– Н-ну… Почти.

– Конокрад, – беззлобно проворчал он и выкатился.

– Лошадь, думаю, Ларико и мешки повезет? – предположил я, Старый повернулся к Ларико:

– Нет, в этом месте гении так и роятся! Оказывается, и у Чародеев мозги есть. Ладно, собирайся.

Ларико ушла за перегородку. За последние десять минут она ни слова не проронила, хотя и выглядит достаточно спокойно. Ну вот и боевое крещение для нее…

Я обернулся к Старому:

– Слушай, дай рубаху какую-нибудь, пуп прикрыть. А то от моей ничего не осталось, кикиморы засмеют.

– Ладно, грабитель, – Старый, сосредоточенно перекладывавший из сундука в мешок какую-то мелочь, перебросил мне что-то среднее между рубашкой и камзолом, застегивающееся массивными медными пряжками. – Доспехов не предлагаю, у нас только одна кольчуга, да и ту Малыш прибрал.

– Кто меня звал? – Малыш, возникший в дверях, великолепен, как сказочный богатырь – огненно-рыжая борода лопатой грозно встопорщена, кольчуга блестит, за поясом – внушительная секира… Только автомат несколько не из той оперы. Некоторое время он наблюдал, как я, тихонько ругаясь, вожусь с застежками, потом осведомился:

– И долго вы собираетесь копаться?

– Готовы уже, – Старый поправил пояс с короткими мечами, опустил за голенище кинжал. – Ларико?

– Готова, – она появилась уже в высоких ботинках и сером плаще, Малыш одобрительно хмыкнул, окинул взглядом хижину и деловито осведомился:

– Может поджечь?

Старый покачал головой:

– Дым нас сразу выдаст. Они просекут, что у них сорвалось, а мы сваливаем.

Малыш с сожалением вздохнул:

– Жаль этим крокодилам оставлять… Ладно, пусть подавятся, – и вышел. Старый передал мне мешок – небольшой, но увесистый:

– Это ты потащишь.

– Годится, – я засунул в мешок свернутый плащ, поправил перевязь с Хельмбертом и поволокся наружу.

Малыш уже стоял перед хижиной, успокаивая лошадь:

– Хорошая скотинка, умница, умница… Только на ноги мне не наступай, пожалуйста… Да где там эти уроды со своими мешками?

Я вернулся за мешком Старого, Малыш навьючил их на лошадь. Старый вышел из хижины, глянул на небо, подсадил в седло Ларико и встал у правого стремени, я уцепился за левое. Малыш широко улыбнулся:

– А я, значит, впереди побегу? Я ж загоню бедное животное… Только скажите, куда теперь?

– Тропу к Беломшанникам знаешь?

– Ну.

– Так вот, не доходя сотни метров до развилка, сворачиваешь направо. Все, пошел.

Так я еще никогда не бегал. Первые несколько минут все это еще напоминало утреннюю пробежку трусцой, потом дыхалка начала засекаться. Да еще и солнце палило нещадно, так что вскоре я перестал обращать внимание на все окружающее и сосредоточился на своем дыхании, стараясь удержать его хоть в каком-то ритме, а потом мне и на это стало наплевать. Я уже ничего не видел, кроме земли под ногами, несущейся навстречу, правая рука, которой я вцепился в стремя, онемела, пот стекал по спине ручьями, и, кажется, даже попал в ботинки – в них что-то противно хлюпало. Но что еще гаже – он попал и в рану, которая сразу начала дико саднить. Мыслей не осталось никаких, я просто переставлял ноги, чтоб не упасть – левая-правая, левая-правая…

Наконец, когда мне уже казалось, что у меня сейчас лопнут легкие или еще что-нибудь, и я свалюсь замертво, Старый хрипло выдохнул:

– Пришли!

Я не без усилия разжал затекшие пальцы и мешком повалился в траву. Сквозь частящие в ушах молоточки я расслышал, как рядом на землю плюхнулись еще два тела и шумно задышали. Вот это гоночка…

Когда дыхание стало более ровным, хотя и таким же частым, я рискнул открыть глаза и повернуться на бок. Да, зрелище мы представляем еще то! Малыш – тот ладно, тот хоть в сидячем положении удерживается, Старый раскинулся крестом, закинув ноги на какую-то корягу, а Ларико стоит чуть поодаль, упершись руками в колени, и лицо ее, словно ради контраста с нашими багровыми и потными рожами, бледное до зелени. Перехватив мой взгляд, она вымученно улыбнулась:

– Морская болезнь… В жизни больше на такую животину не сяду.

– Не зарекайся, – не открывая глаз, предостерег Старый. – Может, еще амазонкой стать придется.

– Ага. И правую грудь отрезать. Сейчас, уже спешу.

Малыш перевел дыхание и усмехнулся:

– А недурной мы темп, однако, взяли. Так нас нескоро догонят.

– Дальше-то хоть так бежать не придется? – мне кое-как удалось сесть.

– Так – не придется, – успокоил Старый. – Зато будет куда неприятней. И рассиживаться не стоит, в болотах лучше без погони за плечами топать, а то и потонуть недолго.

Малыш недоверчиво нахмурился:

– Ты ж говорил – дорогу знаешь.

Старый усмехнулся:

– Вот чем мне эти болота нравятся – никто в них толком дороги не знает. Ладно, еще три минуты – и вперед.

– Ага… – пробормотал я и поднялся, чтобы развьючить лошадь. Может, и расседлать? Хотя нет, если барону посчастливится ее найти, я коня брал вместе с седлом. А вот подальше ее отогнать нехило было б, а то еще внимание привлечет. И лучше это с подключением Силы проделать.

На сей раз все прошло без проблем – лошади звери понятливые, с ними работать – одно удовольствие. Я просто напросто передал в лошадиные мозги образ а-Смига и острое желание быть с хозяином, она послушно повернулась и затрусила прочь.

– Ого! – Малыш выкатил глаза. – Как это у тебя получилось?

– Могу показать, – ухмыльнулся я. – Правда, эта кобыла поумней некоторых…

– Не знаю, не знаю… Вы с ней, вроде, на равных общались.

– Ладно, орлы, – Старый рывком поднялся. – Пора.

Мы ответили дружным стоном, он усмехнулся, вскидывая на плечи мешок:

– Работайте, негры, солнце еще высоко.

– И далеко топать? – поинтересовалась Ларико. Еще не совсем оправилась после всех сегодняшних приключений… Старый не ответил – он ушился в заросли кустарника, через пару минут оттуда вылетела пара длинных, метра по два, жердей, а потом он и сам появился – задним ходом, волоча за собой еще две.

– Значит, каждый хватайте по этой палочке. Идти четко за мной, след в след. Шаг вправо, шаг влево…

– Считаю за попытку к бегству, – усмехнулась Ларико. Старый не был расположен шутить:

– И сообразить ничего не успеешь, в глубине окажешься. Малыш, идешь замыкающим, страхуешь Ларико. Ученик Чародея, тебя хоть страховать не надо?

– Не бойся, – усмехнулся Малыш. – Оно не тонет.

– И не горит, – я знаком поджег траву у его ног, Малыш подпрыгнул чуть не на метр.

– Ну вы, водоогнеупорные, долго прохлаждаться собираетесь? Последняя инструкция: будете проваливаться – кладите шест поперек груди.

– Ладно, не учи ученого, – проворчал я, двинувшись вслед за Старым.

Не знаю, может, это и в самом деле была тропа – в таком случае она оказалась чересчур искусно замаскированной. Шли мы с интервалом шагов шесть, почва под ногами начала пружинить уже через пять минут, а потом из нее начала потихоньку выступать вода. Осока в человеческий рост, скрывающая с головой даже Малыша, только на вид казалась ломкой и чахлой, на самом деле резала она не хуже бритвы, и руки я себе тут же исполосовал в кровь. Очевидно, под переплетением корней и скрывалась трясина – земля под ногами ощутимо погуливала, полное ощущение, что по батуту идешь…

Потом осока и камыши поредели, зато пошли мшистые ходуны, а потом – водяные окна, заросшие ряской. Некоторые из них пришлось пересекать вброд – там вода поднималась почти до пояса, при каждом шаге на поверхности шоколадно-бурой жижи появлялись радужные пузыри, маслянистая пленка прилипала к одежде, каждый раз все трудней было выдирать ноги из сплетения корней.

Пекло немилосердно, раскаляло голову, солнце слепило глаза, отражаясь от поверхности воды, мешок, вроде бы довольно легкий вначале, с каждым шагом тяжелел, кожа под лямками зудела, болотная жижа, высыхая на одежде, делала ее жесткой, как накрахмаленная. Но все б ничего, если б в этой паскудной болотине не водилось такого количества всевозможных насекомых – от почти незаметных, забивающихся в нос, в уши, в глаза, под одежду, особенно в рукава, до здоровенных, чуть ли не с большой палец, рыжих и нахальных слепней. Воздух вокруг нас гудел, как высоковольтный трансформатор, разок, пробиваясь через переплетение осоки, мы вспугнули целую тучу глянцевито-коричневых мелких стрекоз и на какое-то время ослепли в живом пронзительно стрекочущем облаке…

За временем я не следил, просто у меня уже вошло в привычку отмечать его по Камню, так что с момента нашего выхода прошло часа четыре, когда мы выбрались на относительно сухое место, где росли даже какие-то чахлые ивы, и Старый объявил привал, после чего первым растянулся на земле, сбросив с плеч мешок. Мы с радостью последовали его примеру и тут же принялись ожесточенно чесаться – мошкара в покое не оставляла ни на минуту. Не знаю уж как у меня, но у остальных вид был достаточно жалкий – мокрые, исцарапанные…

Мы выпили по глотку воды из фляжек и тут же, не сговариваясь, принялись набивать трубки. Дым помог мало – жужжащая туча продолжала колыхаться над нами. Малыш, ожесточенно, с каким-то мазохистским наслаждением, хлопая себя по шее, высказался:

– Гомосекомые, – а потом прибавил еще парочку словечек покрепче, мы ржанули. Старый, яростно расчесывая предплечье. оскалился:

– Черт бы этот Институт подрал! Шлют сюда все, от шнапса и презервативов до автоматов, а простого репеллента прислать не додумались.

– Тут, наверно, и змеи водятся? – Ларико с тревогой поглядывала на покрытую ряской гладь и островки камыша.

– Водятся, – успокоил Старый, потом рассмеялся, заметив, как у нас вытянулись рожи. – Да нет, сейчас их только дальше к западу встретить можно. А вот в августе…

Малыш встрепенулся:

– Ты что – хочешь сказать, мы тут до августа проторчим?

– Можно вообще подождать, пока все замерзнет, – предложил я. – А что – и дальше такая же дрянь? В смысле, болота эти далеко тянутся?

– Не расстраивайся, – поддел Старый. – Это еще цветочки были, а дальше-то и начнется самое интересное.

И есть еще одно обстоятельство, которое меня несколько нервирует:

– Ночевать хоть здесь не придется?

– Боюсь, придется. А что?

– А тебе уже приходилось в болотах ночевать?

– Да нет как-то. Говорят, всякое случиться может.

– Точно подмечено, – мрачно подтвердил я. Уж с болотной-то нежитью я с свое время столкнулся – мало не показалось… Так что я на некоторое время ушел в себя, соображая, как в случае чего отбиваться. Из раздумий меня вывел голос Старого:

– Досюда нас проследить – элементарно. Вот дальше им посложней будет – мы отсюда в любую сторону двинуться можем.

– И в какую двинемся? – Малыш, кряхтя, поднялся, забросил на спину мешок.

– Есть одно место… Авось подумают, что мы потерялись.

– Как бы и в самом деле не потеряться… – вздохнул я.

– Тоже может быть, – на полном серьезе кивнул Старый.

Да, что и говорить, первый этап нашего перехода через топи по сравнению со вторым был просто веселенькой прогулкой, а теперь от нас потребовалось напряжение всех сил. Ноги то увязали в чем-то густом и вязком, то скользили на переплетении корней, когда мы продирались через заросли сизоватых, жестких, как проволока, хвощей, вода периодически поднималась по грудь, воздух стал сырым и тяжелым от испарений. Кое-где мелькали ярко-зеленые островки травы – по словам Старого, одна из главных ловушек.

Раза четыре мы сбивались с направления, один из них чуть не стоил мне жизни – зыбун, по которому прошел Старый, не выдержал моего веса и резко ушел из-под ног, я окунулся с головой и от неожиданности вдосталь нахлебался болотной воды – смрадной и теплой. После этого меня долго и мучительно рвало, а Малыш, явно претендуя на остроумие, советовал мне отфильтровывать головастиков.

Ларико пришлось тяжелей нашего – насколько я помню, она никогда не была любительницей долгих пеших переходов, особенно по трясине. Разок она оступилась, соскользнула с тропы и плашмя повалилась в маслянистую жижу, если б Малыш не подоспел и не обрезал лямки рюкзака – все, поминай как звали… Помнится, то же было и на Югране – Роберт утопил рюкзак с пеленгатором и потом дико матерился. Только там, на Югране, еще и стреляли… Еще Германа зацепило, Раковски пер его на себе…

Стоп, Мик. Югран… Где же это? Болота. Знаю, что там были болота. Но припомнить ничего не могу, кроме этого внезапно всплывшего названия. И еще – того, что там, на Югране, я был в составе группы из пяти человек, и командовал этой группой Дэн. А вот что я там делал? Не помню. Только название – Югран…

Солнце уже садилось, когда мы добрались до места, где нам предстояло заночевать – островка твердой земли. Правда, и там было порядком сыро, но зато вместо хвощей и осоки наше пристанище поросло густым слоем мха, там даже торчало десятка два преждевременно состарившихся узловатых сосенок. На сушу мы вылезали в буквальном смысле на четвереньках, а вылезши – растянулись на земле, не в силах даже пальцем пошевелить. У меня все тело болело, ноги, кажется, разбухли вдвое от этой воды… Зато стало попрохладней, над болотом потянулся туман с явным запахом чего-то наподобие тропической лихорадки – болото отдавало накопленное за день тепло.

Прошло не меньше получаса, прежде чем мы снова обрели способность двигаться. Не слишком-то мы сейчас похожи на Пришлых – да и на людей, если уж на то пошло: четыре чучела, насквозь провонявшие болотиной, грязные, как неизвестно что, искусанные насекомыми… Даже огненная шевелюра Малыша приобрела цвет какой-то подозрительной ржавчины.

Больше всего на свете всем нам хотелось обсушиться, но Старый категорически возражал против костра, уверяя, что он выдаст нас. От липкого тумана промокло и то немногое, что еще оставалось сухим. Мы молча перекусили размокшими в болотной воде сухарями, сыром с привкусом болота и пахнущим болотом вяленым мясом. Хорошо, хоть фляжки оказались плотно закрыты, так что болотную воду пить не пришлось. К тому же во фляжке Старого оказалась не вода, а остатки вчерашней самогонки, и мы пустили ее по кругу. В желудке сразу потеплело, рана стала болеть куда меньше и мне, наконец, перестало казаться, что я сейчас сдохну.

Ларико скорчилась, привалившись к сосне и обхватив себя за плечи обеими руками. Старый глянул на нее, усмехнулся углом рта:

– Вот тебе и целая куча романтики. Можешь наслаждаться.

Я длинно выругался в том смысле, что от такой романтики надо бы подальше держаться, Малыш никак не отреагировал – он был слишком занят. Расстелив на земле какую-то тряпицу, он пытался просушить на ней бесценное сокровище – пригоршню табаку. Ларико тоже явно хотела сказать что-то ругательное, но передумала и вместо этого спросила:

– И долго нам еще по этим болотам переть?

Старый пожал плечами:

– А это зависит от того, куда мы пойдем.

Теперь интерес к разговору проявил и Малыш:

– А куда мы пойдем?

– А сейчас сообразим. Можно свернуть к северо-западу, в Ториан, а можно и к северо-востоку, в Империю.

– Не знаю как вы, а мне надо в Столицу попасть, – сообщил я. – Желательно не позднее, чем через четыре дня.

– Что значит – «не знаю как вы»? – вскинула голову Ларико. Старый нахмурился:

– Ты что – отделиться хочешь?

– Да нет, не в том дело… Просто учтите, я волк-одиночка, если Орден или Институт вас в компании со мной застукает – вам не жить.

– Если Институт до нас доберется, нам так и так не жить.

– Ну, вас покуда оттуда никто не увольнял.

– Просто не попали, – усмехнулся Малыш. Старый почесал бровь:

– Вообще-то в Столицу – это мысль. Вряд ли кто допрет, что мы настолько обнаглели. А дальше что?

Я пожал плечами:

– Я, например, буду думать, как мне добраться до Дэна.

– Я б с ним тоже поговорил… – мечтательно протянул Малыш.

– И все равно, после болот имеет смысл разделиться. За мной большая охота.

Ларико приподнялась:

– Слушай, Ордынцев, или как там тебя сейчас – Меченосец, да? – я понять не могу – ты что, нам не доверяешь?

– Ну, сейчас мне кому-то доверять трудно. Но дело не в том…

– А в чем тогда? Тебе ж человеческим языком говорят – надо кучей держаться, а он еще брыкается: «волк-одиночка, волк-одиночка»… Койот нашелся. А будешь еще тявкать – в рожу вцеплюсь.

– Убедили, – махнул я рукой. – Только потом не говорите, что я вас не предупреждал.

– Не скажем, – пообещал Малыш. – Да и тебе в компании двух, если без ложной скромности, лучших мечей Империи и всей остальной планеты в Столицу добираться спокойней будет.

– А нам будет проще, если с нами в компании будет Чародей, – поддержал Старый. – А насчет охоты – так в Империи из-за Смуты бардак такой, что никому ни до чего дела нет.

– Слушайте, я с самого Ториана про эту Смуту слышу, только никто пока внятно и вразумительно не растолковал, кто там кого бьет.

– Да все как обычно. Корону поделить не могут.

– Игра такая, – растолковал Малыш. – В царя горы. Продолжается с перерывами уже лет, наверно, тридцать, этапы различаются количеством и наименованием претендентов.

– Нашли время, уроды!

– А чем хуже другого?

– Тем, что на подходе что-то вроде второй Великой напасти. Серое Братство пробудилось.

– А что – эти Серые такие страшные? – полюбопытствовала Ларико. Я сграбастал бороду в горсть:

– Вот ты меня давно знаешь… Скажи, принципы у меня когда-нибудь были?

– Ты всегда спрашивал: «А что это такое?»

– Ну так теперь врубился. Это то, что мне к Братству присоединиться не позволяет.

– М-да, – протянул Старый. – Хоть это им можно в заслугу поставить. Вообще, я смотрю, ты ни с кем ужиться не можешь. Ну Институт – еще ладно, они сами с собой разобраться не могут, где уж нам, простым смертным, их постичь… От Ордена бегаешь, от Братства этого…

– Бегаю – это еще что… Самое похабное во всей ситуации – то, что я слишком популярен. Куда ни сунься – везде меня знают, да еще при этом на раз выкупают, что я Пришлый.

– Повезло, – неожиданно ответил Старый. – Самое гнусное – то, что привыкаешь ко всему, становишься частью этого мира, таким же, как и все остальные, если не хуже. И глотки готов рвать за те же ценности.

– А именно?

– Деньги, власть, убеждения… Или просто за собственную глупость.

– Последнее – как раз про меня.

Малыш хмыкнул, повернулся к нам:

– Красиво излагаете, век бы слушал… Только я – человек грубый и деловой, и вопросы у меня соответственные. Например, такой: а до Столицы мы как добираться будем? Пешком несколько далековато – километров триста-четыреста.

– А лошадей достать? – поинтересовался я.

– Наших капиталов и на одну не хватит.

Ларико находилась в настроении кусачем – она ехидно осведомилась:

– Институт жалованья не платит?

Я игнорировал ее выпад:

– А задерживаться нам вот уж никак нельзя. У меня в Столице уже стрелки забиты. И осталось в нашем распоряжении четыре дня.

– Ладно, – усмехнулся Старый, – что по тракту мало народу ездит?

– Резонно, – кивнул я. – Только своих лошадей они вряд ли отдать согласятся. Я имею в виду, сами.

– Тем хуже для них.

– Ребята, – голос Ларико прозвучал удивительно тихо и отчетливо, – вы хоть соображаете, что несете? Вам же этих… у которых вы лошадей забрать собрались… убить придется. Вы что – ради быстроты передвижения на убийство пойдете?

– Если понадобится. И вообще, по местным законам конокрадство считается более серьезным преступлением, чем то же убийство.

– А ты сам как считаешь?

– Я считаю, – голос Старого тоже стал тих и жесток, – что нам надо выжить. Любой ценой. А ты чего хотела? Здесь законы волчьи.

– Волчьи законы… – Ларико словно пробовала эти слова на вкус. – С волками, значит, жить…

– Ну да, – Старый теперь чеканил слова, – я убийца. Хладнокровный. И руки у меня по локоть в крови. Только, извини, напоминаю: именно благодаря этому мы еще живы.

Нет, я понять не могу, что это со Старым творится? Сколько я его знаю, а таких эмоциональных вспышек за ним не замечалось.